Но, оставшись одна в комнате, Мария погрузилась в состояние волнения. Предвкушение завтрашнего долго не давало уснуть. Платье, выбранное Еленой, светлым пятном бередило глаза.

…Его широкие рукава поднялись как птичьи крылья, и платье взмыло к небесам, превратившись в огромную голубицу. Она кружила над домиком у моря, поднимаясь всё выше и выше к звёздам. И вот она сама стала звездой, падающей в руки Кочевнице. Она ослепила глаза и проникла в самое сердце. Как горячо и светло вокруг! Нещадно палит солнце, а от реки — лёгкое дуновение влажной прохлады. Пахнет свежескошенной травой и «вжик-вжик» — коса со скрипом срезает сочную луговую зелень.

Это было давно в безоблачном детстве. Радуга над лугом и тихая узенькая речушка, которую можно перейти вброд. Дедушка, так похожий на графа Толстого в исполнении Ильинского, в длинной рубахе, твёрдо стоит на земле и, широко захватывая, косит траву. Роста он невысокого, коренастый, а руки непропорционально длинные. Она лежит на берегу. Перед нею хлеб и молоко, сало и варёная картошка. И голубка, лукаво наклоняя головку, склёвывает крошки с широкого рушника…

…Как темно. И нет никакого сияния. Открыть глаза, и оно появится. Светлое пятно платья на спинке кровати. Где же рушник? Куда она его задевала? Эти книги… Целые баррикады из книг. И свитки… Целый ворох свитков. Она пробиралась к комоду у стены. Там бельё и её рушник. На полке. Где же? Вот. Он сияет! Он просто светится в темноте. От него в разные стороны отходят лучи как от пера жар-птицы.

Мария схватила рушник и развернула его перед собой наподобие транспаранта. Комната словно осветилась сотней электрических ламп. Потом свет стал гаснуть и постепенно превратился в уже привычное для Марии сияние. Она стала всматриваться в узор на рушнике, прикасаясь к нему пальцами, перебирая крестики, как слепая. Что она хотела увидеть? Может узнать узор, вышиваемый когда-то мамой или ею самой в детстве?

Крестики стали медленно перемещаться по грубому домотканому полотну, исчезая в одном месте и появляясь в другом, сталкиваясь друг с другом, пересекаясь на своих тайных тропинках. В следующее мгновение догадка осенила Кочевницу: это текст! На самом прекрасном и великом в мире языке — на русском. Крестики складываются в слова, слова в предложения…

«Мой далёкий потомок, милый человечек!

Я могу никогда не увидеть тебя при жизни, но люблю всем сердцем и хочу помочь справиться с бременем, что несёт каждый из нас, рождаясь на свет. Ты неминуемо вернёшься в этот зачарованный мир после меня. Я не сумел завершить начатое, и многое предстоит сделать тебе. Главное, помни — чародеи нашего рода никогда не вставали на сторону тёмных сил. Мы могли противостоять их завораживающей безнаказанности. Твоя сила краше и могущественнее силы Тёмного Лорда. Никто, кроме тебя, не сумеет одолеть его.

Есть закон, по которому кочевник, связав себя узами любви с одним из магов, свежей кровью дарует его роду всесилие и неистребимость. Любовь, ожидающая тебя в этом мире, спасёт или уничтожит его. Ты сделаешь выбор, который будет единственно верным. Я знаю это. Не бойся ничего: голос внутри тебя — верный советчик, данный нам — Кочевникам. Он пока единственный, на кого ты можешь положиться всецело. Рассчитывай только на себя, помощь воспринимай как сюрприз. И не забывай благодарить Бога за всё, что он дарует тебе. Люди вокруг молятся своим богам. Источник твоих сил — в нашей вере.

Так не хочется завершать последний в нашей жизни разговор. Но сделать его бесконечным не в силах даже наша несокрушимая магия. Я всегда буду с тобой: в твоих жилах течёт и моя кровь.

Прощай и не сетуй на судьбу. Она выбирает лучших, чтобы сделать их Кочевниками».

«Рассчитывай только на себя»…

Никто больше не увидит её растерянности. Никому она не позволит обращаться с собой как с ребёнком. Пусть этот мир, новый и пугающий, стал её страшным сном. Но он нуждается в ней, и она сумеет исполнить свой долг, «спасёт или уничтожит его».

Забрезжил рассвет. До похода в правительственный дом оставалась какая-то пара часов. Она подошла к зеркалу, оттуда смотрела незнакомая женщина: спокойный, решительный взгляд припухших уставших глаз, сжатые губы и бледные впалые щёки. Надо немного отдохнуть. Она решительно вернулась к кровати и упала лицом на подушку… Рядом лежал обычный украинский рушник с самым обычным узором, вышитым крестом.

Её разбудил оглушительный стук в дверь. За дверью — множество голосов. Они спорят. Эд, Елена, громче всех — Элизабет. И рассудительный тон старца — сэра Мэтью. Орландо нет. Мария встала, провела обряд очищения, причесалась, оделась и только потом распечатала комнату. За открытой дверью картинно замерли четверо волшебников. Они уже не спорили, а испуганно с каким-то отчаянием и любопытством на лицах вглядывались внутрь комнаты, будто ожидая там увидеть тайного любовника или самого Лорда Берингрифа. Эта гоголевская немая сцена немного развеселила Марию, но она не улыбнулась:

― Мы опаздываем?

― Нет, — вышел из оцепенения сэр Мэтью. — Но если не поторопимся, то не успеем позавтракать. — Он вошёл в комнату, огляделся. Остальные оставались за дверью. — Что вы желаете на завтрак, мадам?

― Хотелось бы кофе с молоком и бутерброд с сыром, но, думаю, обойдёмся яйцами и молоком со свежим хлебом. Тётушка Молли, надеюсь, испекла свежий хлеб?

― Да, мадам.

― А что такое кофе? — шёпотом допрашивала Элизабет Елену, когда все спускались к завтраку.

Орландо сидел за столом и раскачивался на стуле. Он осмотрел вошедших волшебников, слегка задержав взгляд на Марии. Та и глазом не повела.