Мягкое ложе, покой и умиротворение. И душа, и тело не испытывают боли. Вокруг тишина, какой давно ей не доводилось слышать. Очень похоже на предрассветный час в той, прошлой жизни, когда тепло простыней держит тебя в состоянии послесонной неги. Мария натягивает повыше пуховое одеяло, пахнущее фиалками, и лениво поворачивается на бок. В сугробах белоснежной пастели сквозь занавес ресниц она улавливает слабое шевеление, протягивает руку и нащупывает тёплое, шелковистое, живое. Приподнявшись на локте, пытается заглянуть в складки одеяла.

Там, запутавшись в бархатистом покрывальце, отчаянно бьёт ножками младенец. Пухлые и пушистые щёчки, носик-пуговка и глазки чёрные, как угольки. Увидев мать, малыш урчит и растягивает беззубый ротик сладким хрюкающим зевком. Глазки подёргиваются влагой, моргают, и плотно сжатые кулачки неумело их растирают, соскальзывая, упираясь то в пуховички щёчек, то в бугорок сморщенного носика. Мордашка розовеет и, кажется, улыбается.

Входит Орландо. Он приподнимает Мэри за плечи, обнимает и прижимает к себе, как младенца, завёрнутого в пелёнки. Она обхватывает его за шею и замирает. Потом оборачивается, тянет на себя покрывальце и наконец-то впервые в жизни берёт в руки своё дитя. Маленький Флориан, а она не сомневается, что это именно он, сначала теряется у неё на груди, а потом, живо орудуя голенькой головкой и кулачками, погружается в поиски пищи. Орландо широко улыбается. Убедившись в тщетности поисков, отец решает помочь сыну, и потом ещё долго наблюдает за ним, пока Флориан не насыщается и не засыпает.

Мария не может отпустить малыша. Так и укладывается на подушку с едва различимым на фоне перин и одеял, розовым комочком в руках.

― Почему я ничего не слышу? Как обычный человек. Я перестала быть волшебницей?

― Нет. Это Эд с Еленой придумали одну штуку. В этой комнате ты не будешь ничего слышать?

― А это не опасно?.. Эд?.. Ты сказал: «Эд»?

― Да. Он поправился. И теперь ничего не опасно. Ничего.

― Совсем?

― Совсем. — Орландо замолкает, любуясь Марией.

…Она рожала прямо на поле боя. И маленького Флориана принимала Елена. Мария тогда не осознавала, что делала, но делала. И с этим делом справилась безукоризненно.

Совершённое ею в кузнице Берингрифа потушило весь магический огонь в Стране Северных и Южных Народов, на поле боя недвижимо замерли файрбонинги, погасла и покрылась льдом чаша Тёмного Лорда и все факелы в его замке. Да и сам замок превратился в огромную зловещую гору. Правда, ещё довольно долго из её недр доносились стоны погребённых заживо рабов. Но их уже нельзя было спасти, лишь облегчить страдания. Чародеи сделали для этого всё, что могли…

Алые облака над Чёрной горой растворились, небосвод очистился, давая место долгожданному животворящему светилу.

…Прошло чуть больше недели. Малыш был здоров, чего не скажешь о его матери. Но теперь это не страшно. Теперь всё позади…

― Очень хочется на воздух. Ты поможешь нам?

Орландо выносит Мэри на поляну у норы. Здесь, как обычно, дежурят феи. Прозрачный осенний день. Из-за деревянной двери показываются Елена и Эдуард, Элизабет, Нэнси и Оливия с детьми, выезжает на своём кресле Сэм. Он тихонько шепчет Мэри:

― Не спрашивай, где Рол? Они ничего не знают.

Мария тоже ничего не понимает, но слушается и вопросов не задаёт.

Орландо выносит Флориана, аккуратно упеленанного. Он жмурится на солнце. От этого напрягает всё мизерное личико, вытягивает шейку и кряхтит.

Сын Кочевницы был центром этой маленькой вселенной. Даже Нэнси и Оливия — тоже матери были озабочены состоянием маленького произведения такой любимой ими Мэри. Оказывается Нэнси кормила своим молоком всех детей: и Рози, и Альфреда, и теперь новорожденного Флориана. Ведь Мария была всё это время без сознания, а молоко Оливии перегорело, пока её сын путешествовал на Север. Рози, конечно, стала уже довольно самостоятельной: не могла и минуты усидеть на месте. Спасибо лесным феям. Они опекали красивую девочку как родную, всюду следовали за ней, учили разным магическим премудростям, и Нэнси уже не возражала. Но ужинать малышка всегда приходила к материнской груди: укладывалась под боком у Нэнси, сама расстёгивала рубаху, брала грудь руками и сосала, пока сон не приходил в её утомлённое бесконечными забавами тельце.

Земля ещё тёплая. Мария кладёт голову на колени Орландо. Флориан резво колотит пяточками ей по лицу. И всё хорошо. Мерно журчит разговор, хихикают феи, благоухает парчовый лес.

Её душа поднимается над поляной и сверху смотрит на близких и родных людей и не может наглядеться. Орландо… Флориан… Состояние невесомой души чем-то напоминает то, как она узнавала дорогу в пути. Только теперь она видит ещё и себя: бледное счастливое лицо, пушистые волосы на траве и тонкие кисти рук на ещё пышной груди… Она вдруг впервые обнаруживает, что лицо и тело стали другими. Очень похожими на неё прежнюю, но другими. Такими разными бывают близнецы. Она никогда не говорила Орландо, что должна умереть, хотя знала об этом давно. Кочующая рыба лосось преодолевает огромные расстояния, чтобы дать новую жизнь, но сама погибает в конце пути, не снеся его тягот и отдав последние силы потомству.

…Её похоронили в степи неподалёку от рыбацкой деревни на берегу Южного моря. Там росли маки, точно такие, какими пахли её волосы и тело. Однажды она сама попросила Орландо похоронить её там. В шутку, конечно… Этот уголок первозданной природы Кочевница нашла для себя, когда пыталась убежать от одиночества и тоски, проводив любимого в Хайхилл на встречу с Хранителем Ключа.

После смерти Кочевницы озеро в Форест Феори снова стало Жемчужным, а феи сложили о ней песню. Теперь в Пещере Слёз лесные красавицы оплакивают и сестру Мэри:

Телесный плен не стал тебе преградой.

Пусть тело бренно, зато дух крылат.

Нам подарив его, как вечную отраду,

Ушла, умножив сердце во стократ.

Века пройдут, следов не оставляя,

Исчезнут города, народы, их цари.

Твой странствующий дух мы охраняем,

И встретимся с тобою впереди!

17 августа 2006 г. — 13 ноября 2007 г.