Покорение сердец

[5]

Было это в деревне, в большой усадьбе, зимой. Да, и даже, насколько я припоминаю, в самый Новый год.

Дети играли в зале возле елки, но игры у них не ладились, и они вздыхали, потому что их нянька, большая, кроткая Эльжбета, уходила. Эльжбета была вдовой, но вот теперь она опять выходила замуж, и завтра уже ее не будет. К детям должна была прийти новая нянька, дочь батрака с фольварка, Юлька Качмарек. Новой няньки они совсем не хотели.

— Уж мы ей такое сделаем, что она сразу уйдет, — говорили они, ожесточась от тоски.

А в это время Юлька уже брела по сугробам к незнакомой усадьбе. Она не пошла по дороге. Сначала она пролезла в сад через дыру в живой изгороди из крыжовника, затем пошла тропкой в занесенном снегом малиннике и наконец добрела до кухни.

Дверь из кухни в комнату тотчас приоткрылась.

— Пришла, — сказали детям и Эльжбете.

Дети сразу же забились в угол и, рассевшись на полу, разложили громадную книгу с картинками.

Только младший братец, Тадзик, продолжал играть в лошадки, так как то, что должно было произойти, не укладывалось в его голове.

Тадзик ходил по комнате, ухватившись за подол Эльжбеты. Он не верил, что его Эльжбета могла уйти ради каких-то своих дел и никогда больше не вернуться. Разве не была она его лошадкой? Могучий конь этот величаво выступал, а кучер, едва доходивший ему головой до колен, трусил рысцой за своим громадным конем.

Вдобавок ко всему лошадь преспокойно распевала старую коляду:

Так что бедный кучер должен был ржать за нее. Ржать и бить копытом, потому что и этого лошадь никак не хотела делать. Именно в ту минуту, когда Тадзик, дергая юбку-вожжи, громко ржал за свою лошадь, вошла Юлька.

Дети увидели девочку, которой было, так им говорили, пятнадцать лет. Но ей нельзя было дать столько. Она была совсем маленькая и глупо-преглупо улыбалась.

— Чулки-то у нее зеленые, а на ногах коты, — сказала угрюмо Ганя.

Дети смотрели с неприязненным любопытством.

— Коты можешь снять, платок тоже. Здесь тепло, — посоветовала Юльке Эльжбета и приостановилась, несмотря на то, что кучер кричал: «Н-но!»

— Подожди, детонька, не видишь, что пришла новая няня? — успокаивала кучера лошадка.

Но тот требовал, размахивая белым кнутиком:

— Ты не говори со мной! Кричи и-го-го!

Юлька положила платок на стул, сунула под него коты, а после минутного раздумья сдернула чулки и быстро засунула их в коты.

Она не была уверена, мокрый ли пол. Так он блестел.

Потом новая нянька, осторожно ступая, подошла к Эльжбете и поцеловала ей руку. Возвращаясь, она приподняла ногу и оглядела ее с подошвы. Нет — сухо. Она нагнулась, желая понять, отчего пол так блестит. Поднимая голову, Юлька вдруг обратила внимание на окна. Из них видно было не по кусочку, как у них в халупе, а сразу все вокруг. Деревья видать снизу доверху, от земли до самого неба.

Юлька охотно побежала бы домой рассказать, какие здесь большие окна и как блестит пол.

Но она вовремя вспомнила, что нанята к детям. Поэтому она подошла и, приветливо улыбнувшись, присела вместе с ними над большой книгой с картинками.

Когда она подсела, дети сразу же отбежали к печке и зашептались.

Юлька мужественно сидела одна и глядела в книжку, пока не подошел Чесь и не отобрал книжку.

Тогда она вздохнула и стала рассматривать игрушечное ружье. В угрюмом молчании дети вырвали у нее из рук и ружье.

Напуганная, она села в уголок и не знала, что делать дальше.

Увидев это, Эльжбета прекратила свое хожденье по комнате и сказала с упреком:

— Дети, играйте с Юлькой. Это ваша новая нянька, — и, обернувшись к погонявшему кучеру, добавила:

— Ну, Тадзик, пошли к Юльке, — и хотела отцепить его от подола.

Но тот в ответ заорал, а дети, вооружившись саблями и куклами, отвечали из своего угла:

— Мы не хотим играть с этой Юлькой! Она не такая, как ты, она противная.

Услышав это, Юлька залилась слезами.

— Ох, уж эти дети! Не слушай их. Ну, ну, не плачь, — гладя ее по голове, утешала Эльжбета.

Юлька всхлипнула:

— Я не о том плачу. Но коли они меня не хотят, так мне здесь не быть, а мамка с папкой так радовались, что у меня место и нам будет не так тяжко.

Тут кто-то выглянул из кухни и сказал, что пришел жених Эльжбеты.

Большая нянька выбежала, посадив Тадзика на диван.

Кучер, с которым так обошлась его лошадь, пустился в рев.

Ничего не поделаешь — Юлька должна была утереть слезы. Не станет же она реветь вместе с трехлетним. Быстро успокоившись, она подбежала к мальчику.

— Не плачь, — крикнула она. — Гляди, видишь, — и, вытащив из кармана глиняного петушка, звонко свистнула.

Петушка этого она взяла поиграть у деревенских ребят, и, оказалось, очень кстати.

Тадзик мигом замолчал, глядя сквозь слезы на Юльку серыми вопрошающими глазами.

Дети постарше сочли, что пора выяснить положение.

Чесь выступил вперед и спросил:

— Ты можешь так сделать, чтобы стать такой, как Эльжбета?

Юлька взглянула с недоумением и смиренно ответила:

— Не могу.

Чесь признал ответ удовлетворительным и, как бы забывая свою роль, поспешно спросил:

— Это твой петушок?

Юлька всегда все говорила так, как есть, но тут решила сразу не отвечать.

— Может, мой, а может, и не мой, — сказала она загадочно.

Дети теснее сбились в кучу возле удивительного петушка, который был то ли ее, то ли не ее.

Однако они не сдавались.

— А такая у тебя есть? А такая у тебя есть? — спрашивали они, принося одну за другой свои игрушки. — А такой зверинец ты видела?

— Мамка у меня больная, — неожиданно ответила Юлька. — Как с ней что-то такое сделается, так у нее все из рук валится: тарелки и все, все.

Наступило молчание.

— А елка у тебя есть? — спросили вдруг дети с загоревшимися глазами.

Юлька лениво оглянулась на сверкавшее высокое деревцо.

— Раньше завсегда была, — ответила она печально. — Но с той поры, как Зузя попала в соломорезку и сломала ребро, мы больше не делаем.

— Какая Зузя? — спросили они.

— Ну, Зузя, моя сестра.

Дети придвинулись к Юльке близко-близко. Теперь уж они знали, что она такая, как никто.

— Тогда засвисти еще, — попросили они, побежденные.

А потом, когда засвистела:

— А нам дашь посвистеть?

Юлька оглянулась и вполголоса заговорила:

— Подождите. Сидите тихо, я только схожу посмотреть, не стряслось ли дома чего. Мама больна, Зузя с отцом к обедне пошли, а маленький Юзя в хате один. Как приду, тогда дам посвистеть — ладно?

— Ладно, — отвечали они шепотом, очень довольные таким заговором.

И побежали посмотреть, как Юлька станет надевать коты, зеленые чулки и красный платок.

Юлька незаметно вышла. Дети сидели тихонечко, как мышки.

— Только не слишком тихо, а то кто-нибудь пронюхает и придет посмотреть, — наставительно сказала под конец Ганя.

Дети стали откашливаться, громко говорить и топать.

Но очень скоро они вновь притихли, терзаемые печальными мыслями. А ну как Юлька убежала от них оттого, что они вначале были такие скверные? Подбежав к окну, они стали всматриваться, не покажется ли где на снегу среди огромных деревьев Юлька. Нет, боже мой, Юлька не показывалась.

Скрипнула дверь. Глядите-ка! Пришла! Но какой же дорогой?

— Мы все время глядели, а ты так пришла, что никто не видал! — вскричали дети, приятно ошеломленные.

— Потому что я прошла через дыру в крыжовнике, — отвечала она с улыбкой.

— Через нашу дыру, там, около парников? — Дети просто с ума посходили.

Вот так Юлька — ах, какая она славная!

— Она что-то принесла! Ты что принесла, Юля?

Юлька опустила на пол какой-то сверток и принялась раскутывать. То был Юзик, такой же маленький, как наш Тадзик.

— Это твой брат? Ах, какой хорошенький братец!

— Маме я дала чаю, и она заснула. Папки не видать. Зузи тоже не видать. Пришлось его взять с собой, чтобы не плакал.

Дети ничего не имели против. Она не только вернулась, но пролезла через «их» дыру в крыжовнике и вдобавок принесла малыша. Ах, что за девчонка эта Юлька!

Ганя еще колебалась, но другие дети, не раздумывая, срывали с елки сласти и давали малышу.

Юзик пыхтел, сопел и молча складывал их в карманы.

— Смотрите, у него карманы, — крикнул Фелек, едва держась на ногах от удивления. — И штаны! У него уже штаны, а Тадзик ходит в платье.

Тадзик затопал ножонками, пища:

— Я коцу станы!

— Не говори так, — одернула Фелюся Юлька, — потому что малышка будет плакать. Тадзик — нака, Юзик — бяка. Юзику мама тоже купит платьице, когда выздоровеет.

— Купит пласисе, — зашептал Юзик, мечтательно поднимая глаза вверх.

— Во что будем играть? — приступил к делу Чесь. — Теперь, когда нас так много... — добавил он.

— Возьмитесь за руки. Заведем хоровод и что-нибудь споем, — посоветовала Юлька.

— Ну, хорошо.

Тут Юлька прервала песню, и они молча мерно кружились. Но когда это чересчур затянулось, дети в ожидании уставились на нее блестящими глазами.

— А дальше? — восклицали они.

— Дальше так:

— Ну и что? — вскричали они, когда она снова замолкла. Отроду не слыхивали они такой песни!

И уж если что детям понравится, так они любят в это играть без конца, и песенку эту надо было пропеть сорок семь раз.

— А петушок? — вспомнил Фелюсь. — Ты обещала дать нам посвистеть.

— Кто же первый?

Каждый хотел быть первым.

— Тогда надо жребий тянуть.

Встали в круг, Юлька вышла на середину.

Юзик и Тадзик припрыгивали от гордости и удовольствия.

Теперь, тыча в каждого из ребят по очереди концами пальцев, Юлька низким голосом заговорила:

— Ани бани, что под нами, под железными столбами, шишел вышел вон пошел.

«Пошел» пало на Фелька. Немного погодя все так рассвистелись, что прибежали родители.

— Что тут происходит? Новая нянька уже пришла? Где Эльжбета? А мне почему никто не сказал?

— Мы так чудесно играем! — подбежал Чесь к маме.

— Мама, — кричал он, — это совсем не нянька! Это Юлька. Это наша Юлька! У нее есть петушок! У нее есть петушок!

А другие за ним:

— Мама, ты знаешь, как она говорит? Она говорит: «шишел вышел вон пошел». Правда, какая она милая?

— Знаешь, как она прошла? Через дыру в крыжовнике.

Дети подтащили ее к маме.

— Юлечка! Засвисти нашей мамусе! Пусть она посмотрит!

Юлька смело свистнула, а потом, отерев губы, поцеловала руку госпоже.

— Ну, вот видишь? — восхищалась Ганя, махая куклой. — Это совсем не нянька! Это девочка!

— Но откуда взялся здесь ребенок? — спросила мама, пораженная таким странным поведением детей.

— Да это же Юзик. Ну, видишь? Зузя пошла к обедне, вот Юлька и должна была его сюда принести.

Мама несколько поморщилась и, машинально гладя по головке маленького Юзика, сказала в сторону кухни:

— Бригида, отведи, пожалуйста, ребенка домой.

— Я сама его сейчас отнесу, с вашего позволенья, — скромно произнесла Юлька. — Они, наверное, уже вернулись из костела.

— Но ведь ты не можешь оставить детей, — ответила мама.

Дети повскакали как ошпаренные.

— Тогда мы тоже пойдем вместе с ней! Мы все отведем Юзика. — И дети подняли неописуемый шум.

— Где гамаши? Где моя шуба? Мама, помоги нам одеться.

Они совсем не обращались с этим к Юльке, к своей няньке. Наоборот, они сами готовы были подать ей чулки, коты и платок.

— Но, дети, сейчас будет обед. Куда вы побежали?

— К Юльке! Мама, можно нам взять с елки все пряники для этой Зузи, которая попала в соломорезку? Только все, мама!

— И для Юлькиной мамы чего-нибудь дай!

Мама села и внимательно смотрела на этот взрыв неожиданной дружбы.

— Возьмите все пряники, — медленно сказала она, — и возьмите, что хотите, для Юлькиной мамы. Только сейчас же возвращайтесь и не заходите по дороге на лед.

— Как, и Тадзик? — добавила она, с удивлением видя, что и самый маленький, Тадзик, тоже собирается.

— Я его понесу, а Юзик сам побежит, он сильный, — весело сказала Юлька. — Наши халупы недалеко.

— Не отходите от няньки! — крикнула вдогонку мать.

Уже из-за дверей дети ответили:

— Это совсем не нянька! Это Юлька! Ее мама больна!

Юлька на минуточку вернулась.

— Вы, пани, ничего не бойтесь, — сказала она с улыбкой. — Раз они со мной, с ними ничего не случится. И я вернусь вместе с ними, уж, конечно, вернусь.

Госпожа хотела сказать: «Разумеется, вернешься, ведь ты сюда нанялась в няньки».

Но она не сказала этого. Сдерживая улыбку, с изумлением глядела она на щупленькую девчонку, которая пришла сюда и так покорила детские сердца.

— Благодарю тебя, дитя, — сказала она негромко. — Ну, конечно, если ты хочешь, обязательно приходи.