В темноте раздался плач ребенка.
Витька открыл глаза.
Прямо перед ним, шагах в двадцати, стояла молодая женщина и покачивала коляску, в которой плакал ребенок.
Витька огляделся по сторонам. Он сидел на залитой солнцем лужайке. В левой руке у него был кибернетический трансформатор. Остальные ребята сидели рядом так же, как и раньше, и бессмысленно таращили глаза.
Витька посмотрел наверх. Над ним было такое же точно голубое небо, как и несколько секунд назад. Рядом стояла рябина, под которой они уселись, когда собрались испытывать трансформатор.
Витька отметил про себя, что рябина стала как будто ниже — ее верхушка была начисто срезана. Витька потрогал траву. Трава была самая обыкновенная. На лужайке росли мелкие ромашки.
— Здорово! — сказал Яшка. — Я даже ничего и не почувствовал, только в глазах потемнело. Это что же, мы уже в Норвегии?
— Должно быть…
По лужайке пробежал маленький мальчик в голубеньком костюмчике. Он закричал:
— Мама! Мама!
— Какая же это Норвегия, когда он по-русски говорит? — недоверчиво спросил Яшка.
Мальчик подбежал к матери и стал что-то быстро лопотать, поглядывая на ребят, но слов нельзя было разобрать. Женщина посмотрела внимательно и удивленно, встретилась взглядом с Витькой, потом быстро развернула коляску и, ведя за руку голубого мальчика, пошла прочь.
— Наверное, нас испугалась, — сказал Яшка. — Ну, что будем делать?
— Пойдем искать «Кон-Тики»!
— Витька, а ты уверен, что мы действительно в Осло? — спросил Яшка. — Мне что-то не верится. Уж очень все обыкновенное — и трава и деревья совсем такие же, как на Гоголевском бульваре в Москве! И говорят они по-русски… Что-то не похоже на Норвегию.
— А ты был в Норвегии?
— Я-то не был, но все-таки за границей все должно быть заграничное, а тут все совсем обыкновенное, никакой разницы. Наверное, мы перенеслись не в Осло, а куда-нибудь поближе, в Кунцево или Сокольники…
Витька поднялся:
— Пошли, ребята! Нечего тут сидеть. Посмотрим, какие это Сокольники!
Он решительно перекинул через плечо ремень трансформатора и двинулся в ту сторону, куда пошла женщина с детьми.
За деревьями оказалась посыпанная песком дорожка, точно такая же, как в любом из московских парков. Витька посмотрел налево и увидел удаляющуюся женщину с коляской. Направо шли две старушки в старомодных шляпках.
— Пошли направо, — сказал подошедший Алек. — Эта мамаша мне что-то не нравится, как бы она не нажаловалась!
— А за что жаловаться? Разве мы что-нибудь плохое сделали?
— Не плохое, а все-таки… Вдруг появились неизвестно откуда, еще начнет спрашивать: кто такие, зачем да почему? Что ты ответишь?
— Так и отвечу. Все, как было.
— Так тебе и поверили! Такого на свете не бывает!
— Значит, бывает, раз мы здесь.
— Все равно, пошли лучше направо, — сказал Яшка.
— Направо так направо!
Ребята двинулись по дорожке. Впереди шел Витька с трансформатором через плечо, за ним Серега с Яшкой и последним Алек.
Поравнявшись со старушками, Витька хотел прислушаться к их разговору, чтобы узнать, на каком языке они говорят, но старушки замолчали и подозрительно посмотрели на ребят.
Витька с независимым видом прошел мимо.
На этой боковой аллейке, кроме ребят и старушек, никого не было.
Впереди, за поворотом, слышался неясный шум и вдруг резко ударила барабанная дробь.
«Пионерский отряд идет, — подумал Витька. — Может быть, и в самом деле мы вовсе не в Осло, а где-нибудь под Москвой?»
Ребята ускорили шаг. За поворотом тропинка вливалась в широкую аллею, на которой было много народу — взрослые и дети, молодые и старые, мужчины и женщины.
И сразу ребята поняли, что они не дома. Со всех сторон слышалась незнакомая речь. Все были одеты, хотя и совсем просто, но не так, как в Москве. Все было какое-то незнакомое, чужое.
Впереди, по середине аллеи, под барабанную дробь маршировал отряд солдат. Они были одеты в странную форму: черные мундиры, черные брюки навыпуск, черные фетровые шляпы с большими меховыми кистями, которые свисали набок. Солдаты четко печатали шаг и больше всего были похожи на сказочных гвардейцев, которых рисуют в детских книжках.
Ребята растерянно смотрели на проходящих. Только сейчас каждый из них начал сознавать всю нелепость и необычность их приключения. Когда они строили планы поездки на «Кон-Тики», все казалось им таким простым: перенесемся в Осло, сядем на «Кон-Тики», перенесемся в Тихий океан, а там посмотрим. Сейчас, почувствовав себя в чужом городе, в чужой стране, ребята несколько оробели и вся их затея представилась им несколько в ином свете.
— Ну, чего стоять-то? Пошли спросим! — сказал Яшка.
— А как ты спросишь? На каком языке?
— Так и спрошу. По-русски. «Кон-Тики, Тор Хейердал». Это все знают!
Яшка пошел вперед, присматриваясь и выбирая, у кого бы спросить дорогу.
Людей было много, но, после того как прошли солдаты, все заспешили по своим делам и никто не обращал на ребят внимания.
Набравшись смелости, Яшка остановил двух молодых людей, похожих на студентов:
— Скажите, пожалуйста…
Когда хотел, Яшка мог быть таким вежливым, какими бывают мальчики только в книгах. Но он редко хотел.
Студенты сразу остановились и что-то ответили, но Яшка не понял.
— Скажите, пожалуйста, как нам пройти к музею «Кон-Тики», где Тор Хейердал и его товарищи?
Студенты переглянулись, пожали плечами и опять заговорили оба сразу, но все непонятно.
— «Кон-Тики», Тор Хейердал, — опять повторил Яшка.
Студенты приветливо улыбались, пожимали плечами и что-то говорили, но Яшка ничего не мог понять.
— Тор Хейердал, «Кон-Тики»! Не понимаете?.. Ну и плохо, если не понимаете! — Яшка рассердился, и всю его вежливость как ветром сдуло.
— Ладно, ребята, эти не понимают, других найдем! Выйдем на настоящую улицу, посмотрим, что там делается, не пропадем!
Студенты с виноватым видом вежливо попрощались и пошли своей дорогой. Ребята дошли до конца аллеи и остановились на шумном перекрестке.
Улицы были совсем непохожи на наши, хотя вдоль них так же стояли дома, пестрели вывески магазинов, по гладкому асфальту катили машины, по тротуарам шли прохожие — это все было такое же, как и в Москве, и все-таки совсем другое. Автомобили — сплошь иностранные. Ни одной знакомой марки. Особенно много было маленьких горбатых машин, похожих на жуков. Витька припомнил, что он видел такие машины в Москве, но не знал, как они называются. Дома были тоже не такие, как московские. Прежде всего обращали на себя внимание высокие черепичные крыши. Да и весь облик города был какой-то незнакомый. Магазинов много, но все маленькие. У каждого магазина своя вывеска, непохожая на другие, все очень яркие и все написаны латинскими буквами. Пожалуй, меньше всего отличались от москвичей прохожие, но и они были совсем другими, если присмотреться внимательнее.
Ребята стояли на краю тротуара и с интересом разглядывали все это незнакомое разнообразие.
— Ребята! Ура! «Москвич»! — вдруг закричал Яшка во весь голос, пугая прохожих.
— Ты чего орешь? Какой «Москвич»?
— Вон «Москвич» стоит, на той стороне! Честное слово, наш «Москвич»!
На другой стороне улицы у тротуара остановился самый обыкновенный «Москвич» кремового цвета.
Увидев «Москвича», ребята обрадовались ему, как родному, и кинулись перебегать улицу. Движение было не очень сильное, но все же улица была полна машин. Яшка и Витька успели проскочить перед самыми колесами большого желтого автобуса и остановились, пережидая, когда можно будет двигаться дальше. Автобус скрипнул тормозами и проехал мимо, но все другие машины, шедшие в обе стороны, как по команде остановились. Витька и Яшка, не понимая, что случилось, растерянно стояли на улице. Алек и Серега, не решаясь перебегать, стояли сзади. Все движение застопорилось.
Из ближней машины — маленького открытого автомобиля — высунулся водитель и что-то сказал, обращаясь к ребятам. Витька не понял и хотел переспросить.
Сидевшая за рулем другой машины пожилая женщина жестами приглашала ребят переходить. Одна из машин нетерпеливо тронулась и остановилась. Сзади подпирали другие. Прохожие на улице останавливались, заинтересованные происшествием.
— Пошли, ребята, это они нам дорогу уступают! — сказал Яшка и важно, не торопясь пошел через улицу.
Алек, Серега и Витька побежали за ним.
Машины тронулись. Кто-то, смеясь, помахал рукой.
— Ну, где «Москвич»? — спросил Алек.
— Вон стоит…
Неподалеку стоял кремовый «Москвич».
Из подъезда дома вышел пожилой мужчина с портфелем, открыл дверцу машины, сел за руль и сразу поехал, раньше чем ребята успели до него добежать.
— Ну вот… упустили!.. Это все ты, Алек, не мог сразу перебежать улицу!
— Почему я? Ты сам чуть не час на улице простоял.
— Да-а, жаль, что упустили. Мы бы у него узнали…
— Интересно, что бы ты узнал у «Москвича». Он что же по-русски говорит?
— А может быть, там наши, советские ехали.
— Ну да, советские. Видал, кто ехал? Типичный иностранец. И номер на машине не наш. Я заметил.
Ребята шли по улице, разглядывая дома, витрины, прохожих и автомобили. Каждый втайне надеялся опять встретить кремового «Москвича». Все же это была какая-то связь с Родиной.
Когда пришлось опять переходить улицу на перекрестке, ребята уже не стали первыми соваться, а подождали, пока начнут переходить другие и вместе со всеми чинно перешли на противоположную сторону. Они шли просто «куда глаза глядят», забыв на время и о «Кон-Тики», и о Тихом океане, и о кибернетическом трансформаторе. Все было таким необычным и интересным: то проедет автомобиль самой последней марки, такой обтекаемый, как самолет, то, наоборот, какой-нибудь допотопный рыдван с высоким кузовом и большими колесами, то пройдут моряки или солдаты в незнакомой форме, но уже не такой парадной, как у тех, которые шли в парке под барабан. То встретится женщина, ведущая на поводках двух ребят, совсем как домашних собачек…
Витька застрял у витрины радиомагазина. Там были выставлены радиоприемники, магнитофоны, проигрыватели, телевизоры и всякая радиолюбительская мелочь.
— Хороши приемнички! — сказал Алек.
— Подумаешь, ничего особенного. То же самое, что у нас. Только лампы другие, не наша цоколевка.
На следующей витрине была выставлена жилая комната. За стеклом стоял диван с очень красивой обивкой вишневого цвета, такие же кресла, шкафы, стулья. В кресле сидела девушка-манекен с золотым лицом и мочальными волосами. На ней было платье, подобранное по цвету к обивке мебели. В общем получалось довольно красиво, но непонятно было, почему волосы сделаны из мочала.
Дальше один за другим пошли магазины со всякими носильными вещами: костюмами, кофточками, башмаками, шляпами, опять кофточками, опять башмаками. Это все было неинтересно. «Как в Мосторге», — сказал Серега.
Зато у спортивного магазина, где были выставлены рыболовные снасти, ребята остановились надолго. Спиннинги, катушки, блесны, удилища, разборная лодка были такими заманчивыми, что ребята никак не могли от них оторваться.
Скоро улица кончилась, и ребята вышли на небольшой сквер. Здесь, прямо на траве, стояли удобные кресла, в которых сидели разные люди. Кто читал газету, кто занимался рукоделием, а кто просто сидел, ничего не делая. Одна женщина кормила орешками ручную белку. Белка брала орешки передними лапками прямо из рук и деловито их разгрызала. Серега, любитель всякой живности, порылся в карманах, но не нашел ничего, чем бы можно было подманить белку.
— Ребята, давайте посидим, — сказал Алек. — Я устал, нога болят.
Все ребята устали и рады были бы посидеть, но рядом не было свободных кресел.
— Вон там есть свободные! — воскликнул Яшка и вместе с Алеком направился туда, где стояли в ряд пустые кресла.
Серега и Витька ждали, посматривая то на белку, то на ребят, отправившихся добывать кресла. Издали они видели, как Яшка поднял сразу два кресла, но его остановил какой-то старичок. Они о чем-то спорили. Яшка что-то доказывал, а старичок возражал. Наконец он просто вырвал у Яшки кресла и поставил их на место. Яшка и Алек вернулись к ребятам.
— Ну что? — спросил Витька.
— Не дает. За них, оказывается, платить надо. Тоже мне порядочек — человек не может бесплатно на сквере посидеть!
— Не может быть! — возмутился Серега.
— А я тебе говорю — может! Он нам показывал монету, только я не понял сколько.
— Это ж капитализм! — сказал Алек. — Здесь даже свежий воздух продается за деньги!
Ребята, недовольные и расстроенные, пошли дальше. Скоро они очутились на просторной площади перед большим зданием странной архитектуры. Оно было сложено из темно-красного блестящего кирпича. По бокам высились две башни этажей в двадцать. Средняя часть фасада несколько отступала вглубь, и там был высокий портал с большими дверями. Над порталом висел красный флаг с синим крестом. К порталу вела широкая красивая лестница.
— Должно быть, какое-то учреждение.
— Конечно, раз флаг висит.
Ребята прошлись перед зданием и завернули за угол.
И сразу перед ними открылась панорама порта. Вдали синели холмистые берега залива и покрытые лесом острова. Яхты с белыми парусами, казалось, неподвижно застыли на воде. Ближе, у самого берега, был сплошной лес мачт. Суда стояли у причалов, тянувшихся вдоль всей набережной. Большие черные лесовозы, танкеры, просто грузовые пароходы, красивые белые пассажирские лайнеры и даже один военный корабль на рейде.
Воздух был пропитан особым портовым ароматом — сложной смесью запахов мазута и гнилых водорослей, рыбы и смолистого леса.
Ребята спустились на набережную и медленно шли, разглядывая суда и читая названия на бортах. Кое-где работали подъемные краны. Один доставал из трюма большие деревянные ящики и складывал их на набережной. Другой кран был занят погрузкой леса. Специальные автомобили-лесовозы подвозили к причалу пакеты свежих, пахнущих смолой брусьев и досок.
— Вот он! Вот он! — вдруг закричал Алек.
— Кто — он? — спросил Яшка.
— Он, «Москвич», тот самый, кремовый!
Направо, из-за штабелей досок, виднелся такой родной и привычный капот «Москвича».
Ребята бегом обогнули штабеля. И перед ними открылась площадка, сплошь уставленная «Москвичами», — кремовыми, бежевыми, зелеными, красными, синими и серыми, цвета морской воды и цвета семги, темно-вишневыми и цвета раздавленной земляники с молоком. Все они стояли ровными рядами и ждали отправки в магазины.
Ребята были обрадованы и огорчены. Приятно в чужой стране встретить свое родное и привычное, но их смутные надежды на то, что через «Москвича» им удастся узнать дорогу в музей «Кон-Тики», оказывались пустой фантазией. Все эти машины были доставлены сюда просто для продажи.
— Ребята, я есть хочу, — мрачно сказал Яшка.
— Все хочем, — ответил Серега.
— Не «хочем», а хотим. Седьмой год русский язык изучаем, — заметил Алек.
— Ребята, пора кончать разговоры! Надо скорее плот находить и отправляться, а то поздно будет, скоро вечер… — сказал Витька. — Серега, ты точно знаешь, что на плоту все есть: и хлеб и консервы?
— Насчет хлеба не знаю, а консервы — точно. Сам в кино банки видел.
— Ну, тогда пошли скорее, надо все же у кого-нибудь спросить дорогу, не может быть, чтобы никто не знал. Серега, давай теперь ты спрашивай!
Ребята повернули обратно и пошли опять в сторону той главной улицы, по которой они пришли в порт. Здесь, на набережной, прохожих было мало, и Серега все не мог решить, у кого бы спросить дорогу.
Навстречу шли два матроса. Их черная форма была похожа на нашу, не было только привычных голубых воротников с полосками, да на головах у них вместо бескозырок с ленточками были смешные белые шапочки.
Серега решил, что уж норвежские моряки обязательно должны знать имя Тора Хейердала и где находится плот «Кон-Тики».
Морячки шли вразвалку и что-то энергично жевали.
Серега сказал:
— Будьте добры, пожалуйста, скажите нам, как пройти к плоту «Кон-Тики»! Где «Кон-Тики»? Тор Хейердал?
Морячок переложил жвачку за другую щеку и ответил:
— I don't understand, please?
— «Кон-Тики», «Кон-Тики»!.. — повторил Серега.
— I don't understend, norvegian, we are american sailors. May speak english, please?
— Сережка, он же говорит по-английски! Я его понял! — закричал Алек.
Серега и сам начал улавливать что-то знакомое в словах морячка, но английский он знал так же, как и большинство учеников средней школы, то есть почти совсем не знал. Но Алек по английскому языку был первый ученик — этим он обязан своей бабушке, которая с ним занималась. Он даже мог разговаривать по-английски.
Морячки стояли молча и продолжали жевать свою жвачку, вопросительно глядя на ребят.
— Давай, Алек, давай! Объясни им, что нам надо! — обрадовались ребята.
Алек солидно вышел вперед и стал говорить по-английски так невнятно, словно у него полон рот каши.
— Ну что? Ну, что они говорят? — приставали ребята.
— Он говорит, что они американские моряки с того военного корабля, который стоит на рейде. Они только первый день в городе и еще ничего не знают. Они думают, что мы норвежцы, и сами спрашивают, где бы тут поблизости выпить.
Американец вытащил из кармана несколько пакетиков с яркими этикетками и протянул их ребятам.
Ребята отказались.
Американец засмеялся, похлопал Серегу по плечу и стал что-то быстро говорить, опять протягивая пакетик.
— Алек, чего ему надо? — недовольно спросил Витька.
— Он хочет угостить нас этой штукой. Я не могу понять, как она называется, что-то вроде чуингэм. Он говорит, что это очень вкусно и все мальчишки во всех портах, где они бывали, всегда просят эту штуку. Ее надо взять в рот и жевать, только не глотать.
— Пускай сам жует, если не знает, где «Кон-Тики»!
Американский морячок — совсем молодой парень — развернул один пакетик и показал, как надо обращаться с жевательной резинкой. Он энергично двигал челюстями и старался изобразить на своем простецком лице предельное удовольствие.
— Пойдем, ребята, нечего время терять! — заторопился Витька.
Алек сказал американцу какую-то вежливую фразу, тот ответил, и все разошлись. Последним шел Яшка.
— Ребята, а это хорошая идея, — сказал Витька. — Если Алек может говорить по-английски так хорошо, что его американцы понимают, то мы сумеем объясниться. Надо просто говорить по-английски. Русский язык здесь, наверное, никто не знает, а английский могут знать. В крайнем случае найдем какого-нибудь школьника. Не может быть, чтобы у них в школах не изучали английский!
Ребята шли по улице, приглядываясь к прохожим и выбирая человека посимпатичнее, который мог бы знать английский язык. Но все выглядели занятыми, и было как-то неудобно их останавливать.
— Алек, иди вперед, тебе спрашивать!.. А где Яшка? — Витька обернулся. — Яшка, ты чего отстаешь?
— Я… и-ду… — произнес Яшка, с трудом раздирая челюсти.
— Яшка, ты что как-то странно говоришь, точно у тебя рот полон? Или ты по-английски тренируешься?
— Я… жу-ю…
— Что жуешь? — Витька остановился и строго посмотрел на Яшку. — Говори, что жуешь!
— Жвачку. Матрос дал.
— Покажи.
Яшка запустил пальцы за щеку и с трудом вытянул длинную липкую резинку.
— Ну и что ж, она вкусная?
— Ни-че-го. Мятой… пахнет.
— Сам жует, а с нами не поделился, — капризно заметил Алек.
— Я же не всю сразу зажевал, я и вам по кусочку оставил.
Яшка остановился и полез в карман за остатком жвачки. При этом он так неловко развернулся, что нечаянно толкнул какого-то мальчишку, который шел навстречу.
— Sorry, — сказал мальчишка.
— Чего-о? — переспросил Яшка.
— I am sorry, — опять повторил мальчишка по-английски, видя, что имеет дело с иностранцем.
— Сам ты «соря»! — проворчал Яшка. — Катись, пока не попало! — И Яшка слегка двинул плечом, что могло означать только то, что если мальчишка не уберется немедленно, ему действительно может попасть.
Это мальчишка понял, но и не подумал убраться. Наоборот, он опять сказал что-то непонятное, но уже совсем не таким любезным тоном, как вначале, пригнул голову, как это делают боксеры в кино, и пошел на Яшку.
Яшка развернулся боком и приготовился стукнуть.
Двое дерутся — третий не лезь. Этот неписаный закон одинаково строго соблюдается среди мальчишек на всех континентах мира. И в Советском Союзе, и в Норвегии, и в Америке, и на диких Соломоновых островах. Но здесь Витька его нарушил: он моментально очутился между Яшкой и незнакомым мальчишкой и так дал Яшке правой в бок, что он только охнул.
— Ты что, совсем сдурел?! — зашипел Витька на Яшку. — Тоже нашел время драку затевать!.. Проходи! — кивнул он норвежскому мальчишке.
Норвежец удовлетворенно улыбнулся, презрительно отряхнул руки и с видом победителя зашагал дальше.
— Как же ты, Яшка, не понимаешь! Всегда нужно соблюдать свое достоинство, достоинство советского пионера, а ты в драку полез!
— А чего же он меня обозвал?
— А ты знаешь, что это значит?
— А ты?
— Я — нет.
— И я не знаю.
— Так чего же драться?
— Он сам…
— Брось, я видел, как «он сам»! Ты же его первый толкнул.
— Я нечаянно.
В это время Алек, стоявший в стороне и не принимавший участия в ссоре, заговорил с одним из прохожих на самом лучшем английском языке, на который он только был способен. Алек спросил, как найти музей Тора Хейердала.
Норвежец развел руками и отрицательно покачал головой в знак того, что он ничего не понял.
Алек повторил свой вопрос как можно медленнее.
Прохожий ответил что-то по-норвежски и опять покачал головой. Вслед за этим он сам обратился к другому прохожему, очевидно спрашивая, не поймет ли он язык, на котором говорит Алек. Второй прохожий, в свою очередь, обратился к проходившей женщине. Постепенно вокруг Сереги и Алека стала собираться небольшая толпа, и каждый давал советы. Тогда Алек постарался возможно яснее сказать фразу:
— Does anybody here speak english or russian? (Говорит ли здесь кто-нибудь по-английски или по-русски?)
Как только Алек произнес слово «russian» («по-русски»), так сейчас же первый прохожий, к которому он обратился раньше всех, радостно воскликнул:
— Русски? Я говорю русски! Я быль концентрационс лагер с русски сольдат! Я училь русски: Хитлер капут! За родину!
Алек опешил. Он готовился к мучительному объяснению по-английски, а оказалось, что первый же встречный норвежец говорит по-русски. Алек стал объяснять, что он и его товарищи приехали сюда из Москвы, для того чтобы побывать в музее Тора Хейердала, где установлен плот «Кон-Тики», на котором Хейердал и его товарищи переплыли Тихий океан.
Норвежец, слушал его очень внимательно и все время утвердительно кивал головой. Когда Алек кончил, норвежец ответил:
— Не понимай.
Алек снова стал рассказывать длинную историю о том, как норвежские этнографы плыли через океан на плоту из бальcовых бревен, как они высадились на острове и что теперь этот всемирно известный плот «Кон-Тики» находится где-то здесь, в Осло, но они не знают, как его найти.
Норвежец опять все выслушал и опять с искренним сожалением повторил:
— Не понимай.
— Да ты объясни ему, что там рядом стоит памятник Нансену. Может быть, он его знает? — вмешался в разговор Серега. — Фритьоф Нансен! Фритьоф Нансен! — громко, как для глухого, повторил Серега, обращаясь уже непосредственно к норвежцу.
— Нансен? Я знай Нансен плассен! Это близко… Как сказать русски? Я знай мало русски слова… Война, хлеб, охрана… Я знай мало русски, мало…
Норвежец при всем его желании помочь ребятам слишком плохо знал русский язык — только то, чему его успел научить неизвестный русский солдат, сидевший с ним вместе в концлагере во время войны. Да и много лет прошло с той поры. Норвежец ничего не понял из пространных объяснений Алека, но имя знаменитого норвежского путешественника и большого друга Советской страны Нансена звучит одинаково и по-русски, и по-норвежски, и на всех языках мира. Услышав это имя, норвежец подумал, что ребята ищут площадь Нансена, а это было совсем недалеко — это была та площадь, на которой стояло большое красное здание ратуши и где ребята уже были.
Норвежец, путая русские и норвежские слова, стал подробно объяснять ребятам дорогу на площадь Нансена. Однако из его объяснений они поняли только, что это не очень далеко и надо идти в обратном направлении.