Раскаленная стужа

Домнинг Дениз

В отрочестве леди Ровену обучили многому, но не тому, как стать женой могущественного лорда. Они встретились лишь в день свадьбы, и она поклялась никогда не подчиняться этому мрачному и загадочному рыцарю, внешне изысканная галантность манер которого лишь немного уступала его надменной заносчивой грубости. Его богатейшие поместья и его постель нуждались в хозяйке, и лорд Грэстан знал, что эта воспитанная в монастыре красавица принесет ему приданое, от которого нельзя отказываться. Но тепло, принесенное ее прикосновением, заставило его вспомнить, что он уже раз был обманут женщиной, и остерегаться повторения одурачивания. Он решил после первой пылкой брачной ночи отправиться на войну, подавляя в себе пламя желания и горечь страсти, бушевавшей в его крови. Но омут предательства затягивал молодоженов, смертельная опасность маячила на горизонте.

 

ПРОЛОГ

Сетования монахинь эхом отдавались от высоких каменных стен монастыря, тронутых розовым заревом рассвета. Эти привычные звуки плыли в холодном февральском воздухе, обвевая все, к чему они прикасались, словно сладким дымом. Это действовало умиротворяюще на вооруженных мужчин, сидящих на боевых конях и ожидающих во внутреннем дворе.

Вдруг страшный крик потряс уединенную обитель.

– Нет, вы не смеете! – пронзительно кричала женщина. – Помогите! На помощь!

Двери церкви распахнулись, и лошади нервно затанцевали, заставляя своих хозяев изрыгать проклятья и прилагать немало усилий, чтобы сдерживать их. Перепуганные монахини и полумертвые от страха служители заполнили двор.

Рыцарь в доспехах пробился через толпу, таща за собой невысокую женщину в монашеском облачении, которая руками и ногами пыталась освободиться от него. Настоятельница монастыря бросилась к рыцарю.

– Вы не можете так поступить с ней. Не забирайте ее от меня! Не сейчас! Умоляю…

Нимало не смущаясь, рыцарь продолжал тащить свою пленницу, не обращая внимания на мольбы. Обитатели монастыря полукругом выстроились позади матери-настоятельницы. Пленница сопротивлялась, несмотря на безнадежность своего положения. Ее глаза расширились, а лицо посерело от страха.

– Вы должны остановить их, моя госпожа, – наконец взмолилась она. – Сделайте что-нибудь!

При этих словах рыцарь ударил ее. Она безвольно повисла на его руках, он обернулся к аббатисе.

– Вещи, принадлежащие моей дочери, должны быть высланы ко мне в Бенфилд сегодня же. Я не буду их дожидаться.

– Что я могу сделать? – Слезы оставили светлые дорожки на смуглых щеках матери-настоятельницы. – Кто-нибудь, помогите же, – с отчаянием бросила она стоящим позади нее.

Несколько мужчин из служителей отважились было ступить на полшага вперед, но остановились, когда рыцарь схватился за рукоятку меча. Это был монастырь, а не крепость. Здесь некому было бросить вызов готовому к схватке воину.

Девушка застонала, когда рыцарь передал ее одному из своих всадников. Пленница слабо ударила его, но он даже не заметил этого.

– Заплатишь жизнью, если отпустишь ее, – предупредил рыцарь молодого воина, и мгновение спустя он уже сидел верхом на своем скакуне.

Мать-настоятельница опустилась на колени в холодную грязь.

– Да пребудет Бог с тобою, моя маленькая Рен. Не дай им погубить себя. Никогда не забывай…

Все, что говорила дальше аббатиса, никто уже не слышал: рыцарь пришпорил коня и остальные последовали за ним. Под мощными копытами лошадей взметнулись черные комья земли, рассыпавшись грязной неровной дорожкой вдоль каменной ограды монастыря.

 

Глава первая

Ровена из Бенфилда безучастно смотрела прямо перед собой. Девушка, казалось, не обращала внимания ни на неровные скачки бегущей рысью лошади, ни на боль от сжимающих ее словно тиски рук всадника. Жгучий ветер вырывал темные пряди волос из-под ее белого платка и проникал даже через толстую серую шерсть монашеской одежды. Он щипал ее лицо, пока бледная кожа не покраснела и не стала гореть.

Отец забрал у Ровены накидку, чтобы та из-за холода даже не могла и подумать о побеге. Но не холод мучил ее. Глубоко под своим ледяным безразличием она старалась унять свои терзания. Отец лишил ее больше, чем накидки, он разрушил все ее надежды и мечты.

Хотя дом в Бенфилде находился всего в десяти милях от аббатства, их разделяла целая пропасть. Как можно сравнивать зажиточную, упорядоченную безмятежность монастыря с ужасающей бедностью места, где она родилась!

Всадники промчались мимо деревенских лачуг, распугивая крестьян, кур и гусей. Древние ворота в разрушающейся оборонительной стене вокруг главной башни были отворены, и они, не сбавляя скорости, буквально влетели в них.

Помещичий дом представлял собой простое деревянное строение, поблекшее от времени и неухоженности, примыкавшее к приземистой каменной башне, поросшей мхом. Усадьба, хлев, сараи, конюшня, даже голубятня – все они были покрыты одинаковыми соломенными крышами, местами тронутыми плесенью. Во всем чувствовалась страшная запущенность, а в воздухе стоял отвратительный запах давно не чищенных отхожих мест. Во дворе копошились слуги. Они не знали языка своих хозяев-норманнов, а говорили на своем гортанном английском, занимаясь торопливыми приготовлениями к свадьбе дочери лорда Бенфилда.

К ее свадьбе! Ровена взглянула на открытое всем ветрам ледяное синее небо. Одинокий ястреб, выслеживающий добычу, парил высоко над землей. Она не могла позавидовать этой свободной птице. Ей никто не мог помочь, ей уже не на что было надеяться.

Лорд Бенфилд спешился и, твердо сжав руку дочери, рывками потащил в дом.

Может быть, ей и не на что надеяться, но нет такого человека, который заставил бы ее идти на заклание. Она старалась оторвать от себя цепкие пальцы отца и отчаянно сопротивлялась, при этом ее туфли скользили по свежему тростнику, разостланному на твердом земляном полу. Когда лорд Бенфилд силой тянул ее мимо столов с льняными скатертями, стоявших вокруг большого открытого очага, девушка хваталась за скамьи, корзины, чаши – за все, что попадалось ей на пути. Собаки лаяли и рычали, а слуги разбегались в поисках укромных местечек, откуда они могли бы без помех наблюдать за происходящим. Лорд Бенфилд неотвратимо приближал Ровену к двери в черной стене.

– Остановитесь! – наконец воскликнула она, нарушая молчание. – Я не двинусь дальше, пока не узнаю, что вы хотите от меня.

Лорд Бенфилд, обернувшись, грозно посмотрел на свою дочь.

– Замолчи, девчонка, – прорычал он, – а не то снова попробуешь моего кулака.

Она машинально подняла руку к лицу и потерла уже проступивший синяк на скуле. Ее глаза сузились. Твердым голосом Ровена спросила:

– Почему?

– Почему, почему, – передразнил он. – Тебе мало того, что я нашел тебе в мужья могущественного, богатого лорда с владениями? Ему все равно, что ты переросла, главное – ты еще можешь иметь детей!

– Как приятно, – огрызнулась Ровена. – Ему известно, что я бесприданница? Или вы еще не сообщили ему эту новость?

– Девочка, ты унаследовала все имущество своего деда по материнской линии.

– Все? Я? – в величайшем изумлении воскликнула она. – А как же Филиппа?

– Филиппа? – Смех отца был странным и неожиданно визгливым. – Ее муж может оставить себе то, что она взяла с собой, когда они поженились. Тебе отходит все остальное.

– Если у моей матери было наследство, то она позаботилась бы о том, чтобы я ничего не получила, а все отошло бы ее любимице. Как вы можете отдать мне то, что принадлежит Филиппе?

– Твоя мать не может ничего наследовать, воля отца запрещает ей прикасаться к чему бы то ни было из его имущества.

Лорд Бенфилд замолчал, по-видимому смакуя мысль о таком унижении своей жены.

– Есть еще кое-что, – сказала она твердо, в ее голосе прозвучали повелительные нотки. – Расскажите мне, почему эти владения не разделены между мной и моей сестрой? И почему я не могу взять то, что мне принадлежит, чтобы купить себе место в монастыре? Почему я должна выходить замуж?

– Не говори со мной таким тоном, дрянная девчонка.

Отец снова поднял кулак.

Ровена только отмахнулась от него.

– Да бросьте вы ваши угрозы! Я не ребенок, чтобы меня пугать. Мне уже двадцать один год! Если вы изобьете меня до бесчувствия, то не причините большего вреда, чем уже сделали.

– Как ты смеешь? – выдохнул он.

Ровена оборвала его, прежде чем он смог продолжать.

– Да, смею, потому что я уже мертва. Отец, эта свадьба непременно убьет меня, как летний зной иссушает весенний цветок. А теперь, – продолжала она, – вы скажете мне, почему я оказалась единственной наследницей?

– Подумать только, и я пожалел тебя, – с трудом выговорил лорд Бенфилд.

– Пожалел меня? – Она задохнулась от гнева. – Если такова ваша жалость, да смилуется Бог над моей душой. Отец, выдержит ли ваша гордость такой удар, если мой будущий муж проклянет вас за то, что вы сделали с ним?

– Как так? О чем ты говоришь? – ухмыльнулся он. – Передо мной стоит девица, которая, даже облаченная в грубую монастырскую одежду, достаточно миловидна и хорошо сложена, чтобы вскружить голову любому мужчине. В чем твой недостаток?

– В этом, отец, – ответила она, дотронувшись до виска тонким пальцем. – Здесь. Я не смела мечтать о браке, потому что Филиппа была старшей дочерью. Разве сейчас, в год 1194 от рождения Господа нашего, вторая дочь не обязана постричься в монахини? Но я не отчаивалась! Я научилась читать, писать и подсчитывать колонки цифр, предвидя, что когда монастырь станет моей жизнью, я буду занимать более высокое положение, чем простая монахиня. Гордость – мой грех потому, что я жаждала власти, которую церковь могла дать мне. В конце концов я смирилась и прикусывала себе язык, когда монахини насмехались надо мной, потому что вы все равно не позволили бы мне дать обет. Я терпеливо ждала своего времени, потому что знала… – Она сглотнула, а потом разом потеряла все свое притворное спокойствие. – А сейчас, – крикнула она, – вы отрываете меня от всего того, о чем я мечтала, и заявляете, что это из жалости ко мне! Я говорю, что вы лжете. Почему вы так поступаете? Я хочу знать, почему?

– О, избавь меня от своей злобы. – Отец улыбнулся жесткой улыбкой. – Что бы ты ни говорила, это не помешает твоей свадьбе.

Ровена не могла больше сдерживать себя.

– Будьте вы прокляты! – Она ударила его, но руки Ровены натолкнулись на металлические доспехи. – Убейте, убейте меня теперь же – и покончим с этим! Лучше мне умереть, чем стать женой нелюбимого мужчины. Лучше умереть, чем быть вашей наследницей. Будьте вы прокляты, прокляты! – бушевала она, схватив за плащ, как будто могла принудить отца изменить свое решение. – Скажите мне, почему?

Лорд Бенфилд отступил от дочери на расстояние вытянутой руки.

– Потому что, – сказал он искаженным от ярости голосом, – потому что Филиппа – незаконная дочь твоей матери. Ха!.. – Он откинул голову и расхохотался. – В конце концов тайное становится явным. Старик умер, и больше нет причин, чтобы скрывать правду.

Его улыбка была холодной и жестокой.

– Филиппа – чужое отродье, и я не признавал ее, когда женился на твоей матери. Она не имеет права наследования. Ты, – сказал он с изменившемся выражением на лице, – мой единственный законный ребенок.

Он повернулся на каблуках и потащил Ровену к дальней стене зала. В этой стене была дверь, единственная дверь с замком. Это была собственная спальня лорда Бенфилда. Он втолкнул дочь туда, будто она была для него не больше, чем сноп пшеницы, и захлопнул дверь. Ключ заскрипел в заржавленном замке.

Оглушенная, Ровена несколько мгновений лежала на сухом пыльном тростнике, потом резко вскочила на ноги. Не веря словам отца, она бросилась, на тяжелую дверь, но разбила лишь руки в кровь, и вдруг ярость ее исчезла. В полной безнадежности она опустилась на пол и дала волю своим чувствам.

Ровена не помнила, часы или минуты прошли с тех пор, как она здесь очутилась. Снаружи раздались стук копыт, позвякивание упряжи и хриплые голоса мужчин. Она с тревогой прислушалась. Кто-то приехал, наверняка ее жених. Глаза защипало, но девушка не стала плакать. Слезы не сделают ее свободной и не помешают свадьбе. Она все-таки всхлипнула и тяжело вздохнула.

– Довольно! – сказала она себе. – Нельзя потакать своим слабостям и жалеть себя. Это истощает энергию, но не может решить проблему.

В стене было узкое окно, прикрытое простым деревянным ставнем. Ровена оттолкнула доску, чтобы открыть тонкую полоску неба и позволить дневному свету пробраться мимо нее и изгнать тяжелые тени из пыльных углов. Ровена поняла, что было уже добрых три часа пополудни.

Значит, прошло уже несколько часов, как она была заперта здесь, не получив ни кружки эля, ни ломтя хлеба. Она глубоко вздохнула. Февраль в этом году выдался суровый, и неподвижный леденящий воздух остудил ее горячую голову.

Она еще раз оглядела комнату. Личная комната хозяина с камином в углу была немногим больше, чем кладовая. Ни соломенные циновки, ни вышитые драпировки не могли удержать проникающий в комнату зимний холод. Единственный сундук притулился рядом с одиноким креслом. Одна только деталь указывала, что это была не монашеская келья, – большая кровать, занимавшая значительную часть комнаты.

Толстые, завивающиеся спиралью столбы поднимались от четырех углов, чтобы поддерживать деревянный навес с тяжелым пологом. Отдернутый к углам кровати, полог приоткрывал мягкие тюфяки и толстые одеяла, заполнявшие его темное нутро, похожее на пещеру.

Застонал замок. Ровена обернулась. Вошла женщина с корзиной. Ростом посетительница была не выше ее, с каштановыми волосами, заплетенными в толстую косу, скрытую домотканым платком. Простая одежда зеленого и серого цветов облегала ее по-девичьи стройную фигуру. Черты лица женщины были красивы, но печаль оставила глубокий след возле рта, а взгляд зеленых глаз казался унылым и безжизненным. Прошли секунды, прежде чем Ровена, вздрогнув от изумления, узнала свою мать.

…Ей было тогда пять лет. Она прижалась к стене, испуганная, со спутанными волосами, боясь, чтобы ее не заметили и не отослали отсюда, за дверь этой самой комнаты. Внутри находились ее мать и Филиппа.

Филиппу, золотоволосого ребенка, холили и лелеяли. В ее детских воспоминаниях сестра всегда была одета в чистое и красивое платье и часто напевала игривую, веселую мелодию. Иногда сладкий голос матери переплетался с нежным голоском сестры, и в эти мгновения маленькая Ровена представляла, как поют ангелы на небесах.

Сколько раз она, босоногая и нечесаная, убегала из этой комнаты, видя, как мать и сестра нежно любят друг друга. Воспоминание за воспоминанием, одно мучительней другого, проносились перед ее мысленным взором…

Ровена повернулась и захлопнула створку окна. Комната погрузилась в полумрак.

– Почему ты сделала это?

Голос леди Эдит из Бенфилда был невыразительным и вялым, голос старой женщины, а не той, что разменяла свой третий десяток. Она закрыла за собой дверь, грациозно подошла к очагу и зажгла в нем огонь. Комната лишь слегка осветилась.

Руки Ровены сжались от боли в сердце.

– Тебе нечего сказать мне? Не поздороваешься? Даже не спросишь: «Как поживаешь?».

– А что тебе хотелось бы услышать? Мы обе прекрасно знаем, как и любая другая душа в доме, что ты чувствуешь.

Мать смахнула паутину с кресла у стеньг, потом села.

– Я должна наблюдать за служанками, пока они будут готовить тебя к свадьбе. На баню нет времени, но я приказала согреть воды, чтобы ты могла умыться.

Из корзины, которую она принесла с собой, леди Эдит вынула рукоделие и сняла с него воображаемую пушинку. Она спокойно вонзила иглу в льняное полотно, натянутое на деревянную рамку.

Наблюдая за тем, как летала игла в руках матери, Ровену стал охватывать гнев.

– Я внезапно вспомнила все, что так старалась забыть. Для меня в твоем сердце никогда не было места. Пожалуйста, извини меня, но прошло четырнадцать лет.

– Оставь меня в покое, Ровена, – слова были короткими и отрывистыми.

– Оставить тебя в покое? Я сама хочу этого больше всего, но, кажется, я здесь, как в ловушке. Шла бы ты сама отсюда. – В ее тоне отчетливо слышался сарказм.

Леди Эдит бросила на дочь выразительный взгляд.

– А я думала, что монашки научат тебя сдерживать свое упрямство и дерзкий язык. Только что прибыл лорд Грэстан, и твоему отцу осталось напоследок обсудить с ним несколько деталей. Я потому здесь, что меня прислали сюда.

– Благодарение небесам, – огрызнулась Ровена. – Я уж начала волноваться, как бы ты и в самом деле не собралась провести со мной время.

– Ты бесишься, точно избалованный ребенок. – Леди Бенфилд сделала еще один стежок.

– Ну, это как раз не про меня. Можно доказать все, что угодно, кроме этого, тем, каким бесстыдным образом меня выдают замуж. – Ровена стала загибать пальцы по пунктам, пока говорила. – Без предупреждения меня оторвали от жизни, которую я любила – раз, держали пленницей в родном доме – два и принуждали к браку против моей воли – три. Не ошибусь ли я, высказав догадку, что ни один дворянин, кроме отца и моего будущего мужа, не преломит хлеба на этом свадебном пиру? И, если я права, ни одна женщина благородного рода, кроме моей матери, не будет свидетельницей нашего венчания. Могло ли так случиться, что деревенский священник – единственный, кто сквозь пальцы посмотрит на это ужасное дело?

Она устремила взгляд на свою мать, которая отвела глаза в сторону.

– Вижу, что угадала. Ну, что же, я всегда знала, что любимица – не я.

– Ты закончила? – Эдит подняла свои каштановые брови.

– Ты, должно быть, окаменела до сердцевины. Скажите мне, мадам, неужели в вас нет ни капли любви к младшей дочери?

Женщина холодно созерцала Ровену некоторое время. Потом снова вернулась к своей работе. Девушка увидела, что пальцы матери так сильно дрожат, что не в состоянии ухватить уголку.

– Ты не мой ребенок, – наконец сказала она дрожащим голосом, – ты отродье своего отца. Вы двое похожи друг на друга, как характером, так и внешностью. Теперь еще ты требуешь от меня того, что тебе не принадлежит.

Ровена отмахнулась от ее слов нетерпеливой рукой.

– Тогда назови это простым любопытством, мама. Ты презрительно оттолкнула меня. Я узнаю, почему.

– Узнаешь, – прошипела леди Эдит и отшвырнула прочь рукоделие.

Деревянные пяльцы раскололись и упали на пол. Безжалостный пинок отбросил льняную ткань через комнату, спутанное вышивание и деревянные щепки легли рядом с единственным сундуком в комнате.

– Узнаешь! – повторила леди Эдит гневным шепотом. – Сегодня ты и твой родитель победили. Думаешь, ты однажды явишься сюда и услышишь «миледи, миледи» из моих уст? Не рассчитывай на это, потому что я еще доведу тебя до нищеты. Ты не получишь ни гроша из того, принадлежит мне и будет принадлежать Филиппе после меня.

– Как страшно я должна была тебя обидеть до того, как мне исполнилось семь лет, чтобы вызвать такую злобу? – Ровена опустилась в кресло, которое освободила ее мать, и положила голову на руки.

– Почему ты ненавидишь меня, а не Филиппу, если она незаконный ребенок, как говорит отец.

Ее голос был спокойным, но внутри росла холодная пустота. Мать прищурившись смотрела на нее.

– Если он думает, что люди поверят его словам теперь, когда прошло столько лет, он ошибается. Я назову это подлой ложью. Да, я назову весь ваш брачный контракт ложью, придуманной твоим отцом, чтобы не дать мне возможности вернуть Филиппе состояние, которое украл у меня мой отец. Мой отец, – продолжила она, лицо исказилось злобой, – да гниет душа его в аду, смотрел, как я выхожу замуж за Оуфа Бенфилдского, чтобы унизить меня после смерти матери. Меня, – рассмеялась она, все еще не веря несмотря на прошедшие годы, – которую когда-то предназначали в жены не ниже, чем герцогу! Но мой отец не предвидел того, что переживет всех своих сыновей и дети его дочери станут единственными наследниками. А теперь твой родитель грязно называет мое возлюбленное чадо ублюдком, чтобы оставить ее с теми жалкими полями, которые она взяла, когда выходила замуж.

– Посмотри, как любит тебя отец, – продолжала леди Эдит с кривой улыбкой. – Он хочет для тебя могущественного мужа, который не отдал бы эти украденные земли их законным владельцам. Для него не имеет значения, что это за человек. Сейчас я предостерегаю тебя, Ровена. Это жестокий, холодный человек, который ищет только богатства, как результат вашего брака. Если ты попытаешься стать ему поперек дороги, то он сломает тебя между пальцами, как хворостинку.

Ровена упала на спинку кресла. Уставшая от событий дня, девушка вконец обессилила. Она спрятала свои глаза, когда слова шепотом слетали с ее губ:

– Помоги мне, святая Мария, матерь Божья, я боюсь, я так боюсь!

– Ты? – с усмешкой спросила леди Эдит. – Ты, высокомерная, властная эгоистка, боишься?

Ровена пожала плечами. Это движение одновременно выражало и презрительную надменность, и ранимость.

– Жизнь учила меня горьким урокам, мадам. Я, как уже было сказано вами, властная. Я еще горда и одинока по природе. Монастырский священник увещевал меня быть более мягкой и смиренной. – Ровена судорожно вздохнула. – Клянусь святой Девой, я старалась, в самом деле старалась. Я не могу измениться. Не в моей природе быть ниже, чем я есть. Теперь скажи мне, мама, я понравлюсь моему мужу?

Мать улыбнулась с мрачным удовлетворением.

– Бедная богатая наследница. Ты совсем ему не понравишься, но ведь тебя купили за твои земли и утробу. Не имеет значения, родишь ли ты ему сыновей, я не думаю, что ты проживешь долго после того, как Филиппа получит права на мое наследство, и ты снова станешь бедной. Знаешь, он уже убил двух жен до тебя.

Леди Эдит приподняла мягкую ткань своей юбки, подошла к окну и раскрыла ставни. Свет снова наполнил комнату. Мать долго смотрела на небо и, вздохнув, снова заговорила.

– Божье проклятие на тех женщинах, которые мечтают о любви или надеются на уважение. Заносчивая девчонка, ты думала, что улетишь свободной от всего этого со своими монастырскими амбициями? Ну, так добро пожаловать на землю к нам, грешникам.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказала она.

Несколько служанок принесли кувшин с водой и одежду. Когда женщина отвернулась от окна, ее ненависть снова скрыла маска печали.

– Встань, дочь. Тебе нужно одеваться.

Сопротивляться было бессмысленно. Ровена надела тонкую льняную рубашку, потом нижнее платье синего цвета. Высокий воротник был жестким из-за тяжелой вышивки серебряной нитью, без сомнения, работы ее матери. Этот орнамент был повторен с изысканной роскошью по запястьям плотно прилегающих рукавов. Верхнее платье не имело рукавов и было сшито из тяжелого блестящего розово-красного шелка. Тот же самый серебряный узор вышивки тянулся по его укороченному подолу. Все это пышное убранство было схвачено у талии шелковым поясом, обшитым серебром. Последним штрихом являлся тонкой работы обруч из серебра и жемчуга, который увенчал ее распущенные черные волосы.

Ровена провела рукой по роскошной ткани одежды, потом дотронулась до богатого обруча.

– Состояние, потраченное на невесту по принуждению, – прошептала она.

Эдит усмехнулась.

– Мой муж хочет купить уважение лорда Грэстана. Этот наряд почти опустошил кошелек твоего отца и входит в приданое.

– К чему все это? – Раздавшийся смех Ровены звучал неприятным диссонансом. – Ни я сама, ни моя внешность не имеют никакого значения для этого моего мужа.

Она взяла богатую, подбитую мехом накидку, накинула на плечи и застегнула. Темный плащ затмил яркость свадебного наряда своими тяжелыми складками.

– Я готова.

Мать толкнула дверь и отступила в сторону. Ровена прошла мимо нее в зал. Девушку ничто не связывало больше с прошлым. Все, что у нее оставалось, – это будущее.

 

Глава вторая

Ровена остановилась, увидев двух мужчин, стоявших в круге света у огромного очага. Они были поглощены спором. Любая информация, которую она могла сейчас получить, прежде чем ее заметят, могла оказаться полезной. Мать прошла мимо, но Ровена схватила ее за руку. Беззвучным жестом она попросила несколько минут на то, чтобы подслушать разговор. Леди Эдит бросила на дочь жесткий взгляд, потом, пожав плечами, уступила.

Ровена напрягла слух и зрение, наблюдая за лордами.

Лорд Бенфилд, одетый в кричащий костюм красного и синего цветов, шагнул немного в сторону, и тогда Ровена отчетливо увидела другого человека – это был лорд Грэстан, ее будущий муж. Он на целую голову был выше ее отца.

Когда лорд Грэстан слегка наклонил свою голову, Ровена заметила, что его подбородок был чисто выбрит вопреки моде, заведенной королем Ричардом Львиное Сердце. Густые блестящие каштановые волосы волнами ниспадали на воротник плаща. Когда он поднял руку, отблеск огня сверкнул на драгоценном камне его перстня. В своей простой красно-коричневой тунике под темным плащом, он едва ли походил на жениха. Со стороны могло показаться, что лорд Грэстан просто стоит перед очагом, в небрежной позе, в которой сквозила гордость во всей его осанке и линии вздернутого вверх подбородка. Осторожно Ровена придвинулась немного вперед, чтобы расслышать, о чем они говорили. В эту минуту лорд Бенфилд перестал гневно мерить шагами комнату и в раздражении развел руками.

– К чему теперь вы изображаете из себя человека, которого принуждают жениться? Я выслушал от многих, что вы хотите отложить свадьбу, а теперь прямо спрашиваю вас: вы собираетесь жениться на моей дочери?

Эти слова эхом прокатились по тихому залу. Ровена вздрогнула. Несомненно, слуги находили зрелище этой, не желающей венчаться парочки, более интересным развлечением, чем глазеть на какого-нибудь уличного музыканта, жонглера или фигляра.

Когда дрожащее эхо смолкло, лорд Бенфилд продолжил несколько более тихим голосом.

– Я был уверен, что вы находите наше соглашение удовлетворительным. Разве я уже не отдал вашему кузену-церковнику готовый контракт и все остальное, что вы посчитали желательным оставить у него для вас? Тогда давайте покончим с этим делом. Или вы хотите найти какой-нибудь новый предлог для отсрочки?

– Разве я неохотно иду на это, Бенфилд? – спросил лорд Грэстан неторопливо. – Я просто подумал, что вы, может быть, захотите устроить более изысканную свадьбу для вашей дочери и наследницы.

– Вы просто подумали! – передразнил отец. – Это не больше, чем уловка, чтобы откладывать венчание до тех пор, пока не наступит великий пост, и свадьбы будут запрещены.

– Я едва ли назвал бы уловкой попытку принца Джона украсть трон у своего брата. Не просил я и того, чтобы меня призвали к оружию ради службы моему королю.

Ровена подняла брови, невольно восхищаясь находчивостью лорда Грэстана, но отца эти доводы не убедили.

– Вы перевираете мои слова против меня же, – возразил он. – Вы собираетесь тянуть несколько месяцев, чтобы избавиться от своих обязательств, с которыми можно было бы разобраться за одни сутки. Вы знали, что я хотел бы побыстрее закончить с этим делом. Если вы честь по чести решили жениться на моей дочери, то заплатили бы за то, чтобы не отправляться на военную службу самому.

– Слишком многие в эти дни желают уклониться от своих рыцарских обязанностей таким способом. – Слова лорда Грэстана звучали чистейшим упреком. – Кроме того, к чему спешить? Наш контракт остается в силе. Давайте отпразднуем сегодня помолвку, а свадьбу сыграем летом, когда погода будет получше, а я освобожусь от службы. Мой кузен совершит богослужение, на котором смогут присутствовать мои и ваши новые вассалы. Хотя все мои люди и одобрили наш контракт, они почувствуют себя ущемленными, если я обвенчаюсь тайком.

– Помолвки недостаточно. – Лорд Бенфилд сжал кулаки в бессильной ярости. – Что будет с моей дочерью, если вы потеряете жизнь на поле Ноттингема? Мне придется снова искать для нее мужа?

– Ваша забота обо мне трогательна, – сухо ответил лорд Грэстан, – только несколько не по назначению. Взятие Ноттингема, вероятнее всего, окажется утомительным и грязным делом, но не особенно опасным. Кроме того, в моей семье мужчины не умирают молодыми.

Горечь, прозвучавшая в его словах, показалась Ровене свидетельством того, что он искренне оплакивал своих жен, которых потерял.

– Я желаю, чтобы свадьба состоялась сейчас же, – потребовал лорд Бенфилд. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Может быть, вы не собираетесь пасть у Ноттингема, но у меня не хватит высокомерия бросать вызов смерти. Я не могу позволить себе оставить свою дочь незамужней, когда ее права на эти земли будут оспариваться. Я пришел к вам потому, что меня заверили, что вы будете сильным и справедливым защитником. Нашел ли я его в вас?

– Нашли, но что если я буду настаивать на помолвке? – Лорд Грэстан пожал плечами, как будто сам не ожидал, что его просьба будет принята всерьез.

Бенфилд уставился на него.

– Я буду считать наш контракт не имеющим силы. Она должна обвенчаться так скоро, как только возможно. Неужели вы позволите ее приданому так просто выскользнуть у вас из рук?

Лорд Грэстан неспеша кивнул. Он не ожидал другого ответа.

– Ну, так где же моя невеста?

При этих словах леди Эдит ступила вперед. Лорд Бенфилд, заметив движение своей жены, поспешил привлечь внимание лорда Грэстана к дочери.

– Вот она. Ровена! – повелительно позвал он.

Девушка подошла к мужчинам и в низком реверансе опустилась перед своим женихом. Выпрямившись, она устремила на него гордый взгляд. Глаза у лорда Грэстана были серыми и такими же твердыми и холодными, как камни, составлявшие стены замка. На его лице, с резкими чертами, лежало выражение горечи. Даже пряди темных волос, легко касавшиеся скул, не придавали этому лицу мягкости. Он мог бы запросто переломить ее надвое, подумала она, снова вспоминая жуткое предостережение своей матери.

Он пристально изучал свою невесту – от жемчужин в волосах, до кончиков простых туфель. На его лице появилось выражение некоторого удивления, когда он снова встретился с девушкой взглядом.

Вы шутите – наконец сказал лорд Грэстан не отрывая глаз от Ровены. – Она действительно похожа на вас, Бенфилд, но она не может быть вашей дочерью.

Тревожный взгляд ее отца метался от девушки к стоящему рядом собеседнику, когда он начал говорить, нервно запинаясь:

– Что?! Теперь вы обвиняете меня в попытке выдать кого-то за свою дочь? Что за вздор, Грэстан? Ровена! – Он сердито дернул ее за руку, – не смотри на тех, кто стоит выше тебя. Если ты хочешь своей дерзостью разрушить то, что я так тщательно подготовил, то клянусь, что с тебя сдерут кожу заживо.

Она бросила на отца уничтожающий взгляд, но тотчас склонила голову вниз и принялась изучать тростник, толстым слоем лежавший на полу.

– Нет, Бенфилд, – перебил лорд Грэстан. – Вы часами говорили о ее добродетели, взращенной в монастырских стенах, но ни словом не обмолвились о ее наружности.

– Какое дело до наружности девушки при составлении брачного контракта? – фыркнул отец. – Если б вы высказали свое желание посмотреть на нее, я устроил бы это.

– Я думал, что вы заключили свою дочь в монастырь из-за того, что она была дурнушкой. Что я должен был ожидать?

Даже Ровена улыбнулась, когда ее отец, рассмеявшись, спросил:

– Неужели, вы хотели, чтобы моя дочь была безобразной?

Девушка не могла удержаться чтобы не взглянуть на жениха, по-прежнему оставаясь в своей смиренной позе. На его лице сохранилось раздражение, пока он не поймал ее веселый взгляд. Лорд Грэстан не отводил своих глаз от Ровены, и соболиные дуги его бровей медленно поднялись. Видимо, против воли улыбка коснулась его губ. В это мгновение он изменился. Исчез суровый, непреклонный лорд, вместо которого стоял привлекательный человек, обладающий теплой и обаятельной улыбкой, мужчина не пытался скрыть охватившее его веселье.

– Не просите меня объяснять, – сказал он со смехом, – потому что я не стану делать это.

Ровена не была готова к такому. Перед ней стоял могущественный человек в расцвете своих сил, в то время, как она была измученной, перезрелой девушкой, к тому же не имеющей никакого опыта общения с мужчинами.

– Что это? – он согнул палец и приподнял ее подбородок. – Она в синяках, Бенфилд.

Отец что-то буркнул.

– Она плохо восприняла кое-что сегодня утром.

– Понимаю, – это все, что смог выговорить лорд Грэстан. После непродолжительной паузы он сказал: – Кажется, больше препятствий к браку нет. Могу ли я проводить вас к часовне, миледи?

Он склонил голову в приглашении и предложил руку Ровене.

– Как прикажете, милорд.

Она приняла его руку, хотя ей и не хотелось этого делать.

Лорд Грэстан повел ее мимо длинных столов, Мимо слуг, которые развешивали на стене дополнительные факелы. Выйдя из зала, они осторожно направились по двору замка, к воротам.

Там они остановились, не дойдя дюжины шагов до деревенской часовни.

– Теперь ваш отец задерживается, – сказал лорд Грэстан.

Ровена глянула мимо его плеча на дом. Ее родители еще не вышли из дверей. В интонации жениха появился слабый оттенок насмешки, когда он заговорил:

– Скажите мне, миледи, вы, несомненно, жаждали более изысканной церемонии. Вся эта спешка кажется мне неестественной.

Ровена не чувствовала потребности быть откровенной.

– Для меня это не имеет значения, милорд.

Холодный ветер трепал ее богатые одежды. Дрожащими руками она плотнее закуталась в плащ. Почему на него не действует холод? Она снова вздрогнула.

Заметив это, он ступил ближе и своим массивным корпусом заслонил ее от ветра.

– Тогда вы самая необычная из женщин, если эта бедность не трогает вас. Или, может быть, – он взял ее за руку, его пальцы показались ей горячими, – я не пришелся вам по вкусу?

Ровена быстро взглянула на него.

– Вы дразните меня, милорд. Я видела вас в течение лишь нескольких минут, а говорила и того меньше. Как вы можете ждать от меня ответа на вопрос, пришлись вы мне по вкусу или нет? – Она бросала резкие, будто отточенные слова.

Улыбка лорда Грэстана тронула его губы, но настороженные серые глаза оставались серьезными.

– Я рад узнать, что вы еще не вынесли мне приговор, миледи. Я очень тщеславен и не мог бы с легкостью перенести, если бы он оказался суров. Как вы относитесь к разочарованию слуг, что мы не разыгрываем из себя возлюбленных?

Она с удивлением взглянула на него.

– Возлюбленных? Мы едва знакомы. Слугам об этом известно.

– О, но даже слабейший намек на привязанность доставит им удовольствие.

Лорд Грэстан показал на слуг и крестьян, которые наблюдали за ними с почтительного расстояния.

Ровена посмотрела на него сузившимися глазами.

– Моя жизнь – это не чье-то развлечение.

Он играл с ней так же, как кот забавляется с мышью перед тем, как ее съесть. Доказательством тому была его тонкая насмешливая улыбка. Наступило неловкое молчание, но Ровена не смогла дольше сопротивляться желанию задать вопрос.

– Могу ли я спросить у вас кое-что?

Когда он наклонил голову, она продолжила:

– Вас не заботит, что я против своей воли выхожу замуж?

Это заявление заставило его громко рассмеяться. Веселость лорда Грэстана была неподдельной. Потом, все еще широко ухмыляясь, он сказал:

– Милая моя, все женщины нехотя идут замуж. Такова их природа. Пойдем, пора.

Ее родители присоединились к ним, и скоро, слишком скоро, Ровена стояла с женихом у дверей крохотной деревенской церквушки.

Священник нервно откашлялся. Для такого простого человека, как он, это был момент, внушающий благоговейный ужас. Дворянские свадьбы всегда происходили в аббатстве. Он был сыном крестьянина, который лучше разбирался в стадах и полях, чем в католических ритуалах. Сейчас же перед ним стояли его теперешний лорд и еще один рыцарь, более могущественный, который в один прекрасный день станет хозяином этого владения. Священник повернулся к невесте и спросил, добровольно ли она вступает в священный союз.

– Разумеется, добровольно, – проворчал лорд Бенфилд. – Ближе к делу.

Священник откашлялся. Его руки задрожали сильнее, когда он спросил:

– Нет ли препятствий к этому браку? Вы не близкие родственники?

– Дурак! – заорал на него господин, – начинай перечисление собственности и обетов.

Священник подскочил, чуть не столкнул невесту, потом расправил свой запачканный и заштопанный стихарь и снова откашлялся.

– Милорд, вы не дали мне списка, чтобы перечислять, – запинаясь, проговорил он.

– Божьи зубы, – выругался лорд Бенфилд. – Я сам сделаю это!

Ровена внимательно слушала своего отца, когда тот перечислял земли, составлявшие ее приданое.

– Замок в Провей с прилегающей землей до самой церкви. Четыре фарлонга пахотных земель и лес в Оксбоу…

Ровена была поражена. Она не подозревала, что семья ее матери так богата. Когда отец закончил, ее жених начал перечень того, что будет принадлежать ей в продолжение их брака.

– Я, Рэннольф Фиц-Генри, господин Грэстана, Эшби, Блэкли и Апвуда, даю моей жене в собственность поместье в Апвуде с тремя овинами, двумя мельницами и голубятней. Четыре надела пахотной земли, как и поместье, будут в ее распоряжении, как и право на обычный сбор всех штрафов и выплат. Это принадлежит ей до самой смерти. – Здесь он сделал паузу. – Только, если она согласится принять опеку над моим побочным сыном Джорданом, поместьем и всеми землями, относящимися к нему, в Блэкли. Если она не поклянется в этом, церемония не будет продолжена.

Единственным ответом на это были протестующие возгласы ее отца и свист ветра сквозь раскрытые церковные двери. Изумленная девушка уставилась на лорда Грэстана. В этом ее мать не солгала, он воспитывал своего незаконного сына.

– Мы никогда не говорили об этом, – закричал отец, когда, наконец, обрел дар речи, – я не потерплю ничего подобного!

Ровену распирало желание рассмеяться. Это была отличная кульминация свадебной сделки, выдержанной в лучших традициях торговых отношений. Осталось только разобраться, кто кого обманул. Но если она откажется от этого человека, отец быстро найдет кого-нибудь другого.

Пальцы лорда Грэстана слегка сжали ее руку. Ровена подняла лицо. Он ждал, его глаза были серыми и холодными, но в том, как он держал голову, была какая-то надежда. Неуловимая теплая волна окатила ее, и девушка слабо улыбнулась. Углы его рта дернулись вверх, и глаза повлажнели.

– Я клянусь, – спокойный, твердый голос Ровены заглушил причитания отца. – Я даю обет в том, что принимаю опеку над поместьем Блэкли, – она замолчала, ища поддержки в глазах новообретенного мужа, – до совершеннолетия побочного сына моего господина. Я принимаю условия этого брака, как обязательные и законные. Я, Ровена Бенфилдская, беру тебя в мужья.

– И я, Рэннольф Фиц-Генри Грэстанский, беру тебя в жены. Я даю тебе этот залог нашей клятвы, – сказал он, не дожидаясь слов священника.

Из небольшого кожаного кошеля, висевшего на поясе, лорд Грэстан достал серебряное кольцо, потускневшее от времени, с глубоко выгравированным причудливым рисунком. В кольцо был вставлен крупный камень, который имел бледно-лиловый цвет, с одной стороны, и пурпурно-красный, – с другой. Новобрачный передал кольцо священнику, тот быстро благословил его и вернул хозяину.

Затем лорд Грэстан поочередно примеривал его на первые три пальца правой руки невесты, чтобы благословить клятву, потом – на средний палец левой руки.

– Прими это и помни о словах, произнесенных тобой сегодня.

– Остановитесь! – воскликнул лорд Бенфилд. – Сегодня не будет свадьбы!

Жених и невеста обернулись. Внезапно стена угрюмых людей выросла у самых ступеней церкви. Хотя они и не были вооружены, но выглядели достаточно убедительно, чтобы остановить одного дворянина. Отец плюнул в бессильной ярости.

– К чему столько жалоб по поводу одного незначительного поместья, отданного моему сыну? – Пальцы лорда Грэстана переплелись с пальцами жены, и он слегка загородил ее собой. – Почему бы нам теперь не закончить службу и не вернуться в дом, чтобы за пиром возвратить себе хорошее настроение?

При этих словах он достал пригоршню монет из кошеля и бросил их в толпу. Пока слуги и крестьяне сгрудились в кучу, стараясь подобрать столько, сколько возможно, лорд Грэстан повернулся на каблуках и ввел жену в церковь. Они шли по проходу между рядами, поднимая облако пыли. Священник не позаботился о том, чтобы неф был подметен, потому что был занят пашней.

– Ладно, давайте скорее покончим с этим, – проворчал лорд Бенфилд, – потому что мне не терпится выпить, чтобы избавиться от мерзкого привкуса этого мошенничества. Я рад, что у меня только одна дочь на выданье.

Он гордо прошествовал мимо людей лорда Грэстана и последовал в церковь за своим новым зятем.

Взволнованный случившимся, священник, запинаясь, отслужил положенное, потом велел чете скрепить свой союз. Ровена подняла лицо, готовясь принять краткий обязательный поцелуй, принятый в ритуалах, подобных этому. Она вряд ли была готова к потрясению, когда ее губ коснулись теплые губы мужа. Они были мягкими и подействовали на нее самым волнующим образом. Ровена тихо вздохнула и невольно отпрянула. Лорд Грэстан нахмурился, словно она сделала что-то неправильно. На одно мгновение новобрачные застыли в молчании, потом покинули церковь.

Слуги и крестьяне последовали за ними по дороге к дому, громко разговаривая и смеясь в предвкушении праздника. Собак быстро, на время трапезы, посадили на цепь в дальнем углу комнаты. Под каждым столом находились корзины, в которые гости должны были кидать объедки для нищих. С помощью множества факелов на стенах обычно мрачный зал выглядел празднично.

Муж подвел Ровену к высокому столу во главе зала. В этот вечер они занимали почетные места, где стояли резные кубки для вина. У новобрачных не было отдельных кресел, но они расположились на скамье у высокой солонки. Как и у слуг, перед ними вместо тарелок лежали толстые ломти хлеба для всех блюд, которые будут подаваться – по три ломтя у невесты, и по три – у жениха.

В зал вошел человек, который нес большую корзину. В воздухе поплыл кисловатый запах свежей выпечки, вскоре его перебил аромат жаркого. Слуги двигались вдоль столов, наполняя вином кубки благородных рыцарей и пивом кубки низкорожденных.

За нижним столом музыканты настраивали свои инструменты. Вдруг нестройные печальные нотки влились в шум возрожденного веселья дома.

Ровена вздрогнула. Всю свою оставшуюся жизнь она будет возвышаться над залом, подобным этому. Каждый день она будет отдавать одни и те же приказания своим прислужницам и слышать от них одни и те же ответы. Если ей позволит муж, она сможет от случая к случаю ездить на ярмарку или рынок в ближайшем городе. Но скорее всего дом станет ее тюрьмой. Такова была судьба той, что могла бы стать могущественной и влиятельной священнослужительницей.

С того момента, как они вымыли руки в одной чаше в начале трапезы, она постоянно чувствовала вежливое внимание своего нового господина. Ровена слишком отчетливо улавливала насмешку в его манере ухаживать.

Когда кончилась не слишком изобильная трапеза, жонглеры удалились, и центр комнаты заняли музыканты. Хотя играли они чересчур громко, нежели слаженно, это помогло Ровене отвлечь свои мысли от человека, сидевшего рядом с ней. Позже она совершенно забылась, наблюдая за пантомимой клоунов, последовавших за музыкантами.

– Разве ты никогда не говоришь, пока к тебе не обратятся? – Слова лорда Грэстана были едва слышны из-за шума, царящего в зале.

Она искоса глянула на него. Каким бы непрочным не был покой, которым она наслаждалась после окончания трапезы, он исчез.

– У меня нет никаких знаний о том, как положено вести себя жене. Тем не менее, я всегда думала, что мужчины предпочитают молчаливых женщин.

– Ты только стремишься угодить мне? Миледи, вы мне льстите.

Она глотнула вина, тщательно обдумывая ответ.

– Я бы не подумала, что вы из тех людей, которым так легко польстить, – медленно проговорила она.

Лорд Грэстан удивленно поднял бровь.

– Итак, у тебя было время, чтобы составить мнение обо мне? И что ты теперь думаешь по поводу нашего брака?

Ровена вздохнула и поставила кубок. Что же он ожидал от нее услышать?

– Вы должны быть довольны, зная, что у меня совсем немного впечатлений. Пожалуйста, не сочтите за неуважение, но если вы найдете меня настороженной, это от того, что я осмотрительна по природе.

– Настороженной из-за меня? Кое-кто мог бы посмеяться над этим. – Внезапно он снова ушел в себя и отвернулся.

Ровена переключила свое внимание на актеров и была немало удивлена, когда минутой позже он сказал, приблизив свои губы к ее уху:

– Я уверяю тебя, ты не то, чего я ждал. Ты привлекательная женщина.

Когда Ровена повернулась, чтобы взглянуть на него, то встретила мягкий внимательный взгляд.

– Я не приучена думать о себе так, – прошептала она.

Его рука обвилась вокруг ее талии, и он привлек ее к себе. Прежде, чем она смогла возразить, лорд Грэстан поцеловал ее в губы. Ровена вздохнула, потрясенная. Этого легкого поцелуя было достаточно, чтобы по ее телу пробежала волна дрожи. У нее захватило дух.

В странной сокровенной ласке его рука скользнула вверх по рукаву ее платья, плотно прилегавшему к телу. В душе неопытной женщины разгоралось пламя, пробуждая жизнь там, где раньше была пустота. Он засыпал ее губы легкими, дразнящими поцелуями, его пальцы рисовали маленькие круги на сгибе ее локтя. Мурашки покалывали руку. Лорд Грэстан снова приблизил свои губы к ее уху.

– Разве я не говорил тебе, что им хочется, чтобы мы вели себя, как любовники? – прошептал он.

– Что? – губы Ровены едва шевелились.

Под действием сверкающей теплоты, которую он пробудил, она не смогла найти смысла в его вопросе.

– Послушай!

Он поцеловал мочку ее уха, потом освободил Ровену из своих объятий. Зал гремел приветственными криками. Даже клоуны развеселились. Они начали непристойную пантомиму, намекая на события предстоящей ночи.

Глаза Ровены сузились, на лице появилась ледяная маска пренебрежения.

– Вас развлекает, когда вы унижаете меня. Вы уже закончили, или мне ожидать другие ловушки, прежде чем кончится вечер? Ах, ведь тогда, – она холодно улыбнулась, – вы испортите себе удовольствие, если предупредите меня.

– Унижаю? – Голос мужа был лишен выразительности. – Я не унижаю. Я ничего не могу поделать с тем, что твоя прелесть искушает меня до пределов приличия.

Она только холодно посмотрела на него.

– Как странно слышать такие сладкие речи из уст того, кто раньше делал все возможное, чтобы избежать этой свадьбы. Осмелюсь заметить, что именно я должна чувствовать себя польщенной. Не следует ли мне поверить, что вы неожиданно открыли во мне свою единственную настоящую любовь? – Ровена одарила его насмешливой улыбкой. – К сожалению, в ваших словах нет даже привкуса правды.

– Твой язычок задел меня за живое, – с улыбкой сказал лорд Грэстан, ни в малейшей степени не уязвленный.

– Да, мой язычок может быть острым. Было бы нелишним лучше изучить этот товар, прежде чем приобрести его, милорд.

– Жена, ты выступаешь против меня, как крепость со своими оборонительными укреплениями и наглухо закрытыми воротами. Я отваживаюсь на осаду. Будь осторожной. Ты слишком неопытна в способах ведения подобной войны. Я не оставлю камня на камне от твоих стен. – Он все еще смеялся над ней.

Ровена нахмурилась. Она хотела заговорить, но он слегка прижал свой палец к ее губам и улыбнулся своей ленивой, самоуверенной улыбкой, потом произнес:

– Зимние ночи длинны и холодны. – Он провел пальцами по ее руке. – Я с распростертыми объятиями приму тебя в своей постели.

Лорд Грэстан подозвал ближайшего слугу.

– Сообщите милорду Бенфилду, – он замолчал, чтобы посмотреть на тестя, который осыпал пьяными проклятиями своего слугу, слишком медленно наполнявшего его кубок, – нет, миледи Бенфилд о том, что ее дочь готова, удалиться.

Потом снова повернулся к жене.

– Думаю, что сейчас пришло время внимательно, очень внимательно изучить товар, который я приобрел сегодня.

 

Глава третья

Ровена поднялась, не споря, и надменно уставилась вниз, на своего мужа.

– Как это верно. Этот день длится уже достаточно долго. Кроме того, я смертельно устала.

Он только улыбнулся ей в ответ.

Ровена последовала вслед за матерью в спальню, которая недавно служила ей тюрьмой. Когда дверь захлопнулась, она закрыла глаза. Спасения не было…

Повзрослев в монастыре, Ровена все же не была полностью укрыта от земной действительности. Будучи девственницей, она вполне ясно представляла себе, чего от нее ожидают. Но каких действий она должна ждать от мужа? Не сделает ли он ее своей жертвой, может быть, даже объектом оскорблений? Кое-кто из монахинь, которые прежде были замужем, рассказывали о таких вещах. Она чуть не задохнулась от страха. Стоя с закрытыми глазами, Ровена нарисовала в своем воображении себя избитую и поруганную на брачном ложе. Когда она, наконец, открыла глаза, комната приобрела новое значение.

Дрожащее пламя ночной свечи у двери придавало всему зловещий оттенок. Сундук у стены, казалось, выдвинулся вперед, в то время как кресло будто бы отползло в темноту. Но самым страшным представлялась кровать. Витые столбы по углам ложа отбрасывали зловещие тени, и темное, подобное пещере, ложе выглядело чудовищной пастью. Она снова закрыла глаза.

Леди Эдит заметила ее взгляд.

– Это была кровать моей матери, – сказала она. Интонация ее голоса была необычно тоскливой. – Это все, что осталось у меня от нее, но больше она не принадлежит мне. Твой отец отдал ее лорду Грэстану в качестве приданого.

Ровена покачнулась. Если бы только в ее распоряжении было убогое ложе с соломенным тюфяком, которое осталось в монастыре. По крайней мере, оно никогда не выглядело пастью чудовища.

– Она мне не нужна, – сказала Ровена. Страх сделал ее голос резким. – Оставь кровать у себя.

Леди Эдит бросила на дочь суровый взгляд.

– Не делай мне одолжений. Я не нуждаюсь в твоей жалости.

Она отвернулась к камину, когда вошли служанки и проворно приступили к своей работе. Драгоценные свечи были зажжены в богато украшенных металлических подсвечниках, и комнату наполнил нежный свет. Служанки освободили Ровену от свадебного убранства, а волосы снова расчесали. Когда все было сделано, новобрачную облачили в мягкую шерстяную рубашку, чтобы уберечь от прохлады.

Они едва успели закончить, как напряженную тишину комнаты нарушил тяжелый стук. Ровена со страхом схватилась за ворот своей рубашки. Леди Эдит с раздражением взглянула на закрытую дверь.

– Ему так не терпится попасть к тебе? Он так мало оставил нам времени на приготовления.

Дверь отперли, и первым в комнату вошел священник, за ним ввалился ее отец, тяжело опираясь на руку зятя. Лорд Бенфилд заметно покачивался и затуманенными глазами шарил по комнате, пока не отыскал дочь.

– Дерзкая девчонка, – промямлил он. – Она скорее умрет, чем ляжет в постель с мужчиной. Ладно, сегодня ночью все выяснится.

С этими словами он накренился набок и повалился на стену, потом неуклюже сполз на пол, громко рыгнул и захрапел.

Выражение лица лорда Грэстана оставалось безучастным, когда он наблюдал за уходом ее отца из мира сознания. Наконец, издав короткий смешок, он передал служанке свой плащ и повернулся к священнику, указывая кивком головы на новоявленного тестя.

– Когда вы благословите наше брачное ложе, отец, вы не поможете вынести его отсюда?

Одним движением лорд Грэстан стянул с себя тогу. Мгновение спустя были сняты сапоги. Он освободился от рубашки и остался обнаженным по пояс. Ровена украдкой бросила на него быстрый взгляд.

Огонь ложился красноватыми отблесками на мускулистое тело. Торс лорда Грэстана, закаленный войнами, излучал силу каждым своим изгибом. Несколько синевато-багровых шрамов на груди указывали на то, что средства к жизни он добывал с помощью меча. Темные волосы спускались по груди и исчезали за поясом брюк.

Лорд Грэстан усмехнулся, и Ровена поняла, что он заметил ее взгляд. Она вздохнула и отвернулась, но было слишком поздно.

– Имей терпение, жена, – поддразнивая, сказал он. – Эта бедная девица еще должна распутать узлы моих подвязок, чтобы я смог снять брюки.

Женщина встала на колени и, хихикая, развязала тесемки, которые обхватывали ноги рыцаря, от лодыжек до коленей и не давали сползать чулкам вниз.

Раньше Ровена ничего не имела против обычая, который сопутствовал первой брачной ночи. Он имел практический смысл. Намного лучше убедиться до осуществления брачных отношений при стольких свидетелях, что ни у одного из супругов нет скрытых физических недостатков. Теперь, когда служанка потянула за рукава ее рубашку, она почувствовала горький привкус действительности.

Как сама только что высказалась Ровена, она являлась приобретенным товаром, который нужно было осмотреть перед тем, как окончательно передать от продавца покупателю. Обнаженная и уязвимая, молодая леди обернулась, чтобы открыть себя мужу. От стыда, а не от холода ее кожа покрылась мурашками.

Лорд Грэстан перестал раздеваться, и одежда бесформенным комком повисла в его пальцах. На короткий беззвучный момент показалось, что в комнате не осталось никого, кроме их двоих. Его взгляд задержался на ее теле, на ее полной груди, стройной талии и мягком изгибе бедер.

Ровена посмотрела на своего господина. Длинные ноги, узкие бедра, широкая грудь, сильные руки – надменный человек. Если бы он захотел взять девушку против ее воли, она была бы бессильна остановить его. Ровена Бенфилд, когда-то уверенная, что не будет принадлежать ни одному мужчине, отчетливо осознавала потерю свободы. Он встретился с ней взглядом и сделал полшага вперед. Это движение развеяло чары, охватившие ее на мгновение.

– Итак, милорд, – язвительно спросила она, – достойна ли я своей цены?

Даже ее мать от изумления открыла рот от такой грубости.

– Пока я доволен, – ответил муж голосом мягким и глубоким, – однако ночь только началась, и осталась еще пара испытаний.

Женщины, все еще стоявшие кучкой позади Ровены, захихикали и громким шепотом стали делать непристойные замечания. Лорд Грэстан рассмеялся, а леди Эдит шагнула ближе к своей дочери. Ровена отшатнулась прочь с удивленным испугом при виде, казалось, покровительственного движения матери.

– Теперь мы можем удалиться, милорд? – спросила леди Эдит.

Он взглянул на нее, потом снова обратил свое внимание на жену.

– Но она еще не ответила. Ты находишь изъян? – спросил он интимным тоном.

– Нет, – огрызнулась она, потом сразу же бросилась на большую кровать, скользнув между холодными простынями.

Служанки засмеялись над ее трусостью, но лорд Грэстан велел им молчать.

– Будьте к нам милосердны, – издевательски взмолился он. – Здесь за пару минут человек может обратиться в кусок льда. Разве это не будет огорчительной потерей?

Женщины сдавленно засмеялись.

Он подтолкнул своего тестя босой ногой, когда священник тащил лорда Бенфилда через порог.

– Не волнуйтесь слишком сильно, отец, я сомневаюсь, что он заметит, каким образом удалился отсюда.

Лорд Грэстан скрестил руки на груди и терпеливо ждал, когда все выйдут из комнаты. Потом тихо закрыл за ними дверь.

Ровена закуталась в груду мягких одеял, но все еще не согрелась. Настороженно и вместе с тем зачарованно она смотрела, как муж задувает все свечи, кроме одной. В воздухе запахло горелыми фитилями, а в углах снова задвигались глубокие тени. Треугольный язычок пламени свечи слегка дрожал, а угольки в камине потрескивали и шипели. Мгновение спустя лорд Грэстан уже был в постели.

Ровена напряженно откинулась на подушки и ждала. Тюфяк прогнулся под его тяжестью. Ровена сжала зубы. Лён шелестел о лён, пока он устраивал подушки поудобнее. Она все еще ждала.

Каждая проходящая минута умирала долгой и мучительной смертью. Лишь низкие стенания ветра нарушали тишину комнаты. Почему он колеблется? Она хотела, чтобы все быстрее кончилось.

Время шло, она снова вспомнила его разговор с отцом. Может быть, ее муж все еще хотел освободиться от этого контракта? Если они не осуществят свои брачные отношения, не нужно будет тратить деньги на дорогую петицию к папе, а только обратиться с просьбой о расторжении брака к его кузену-церковнику. Но тогда он потеряет ее приданое.

Чистые простыни зашелестели, когда Ровена пошевелилась, чтобы взглянуть на мужа, который оставил полог кровати незадернутым и лежал, накрытый одеялом по пояс. Он положил голову на руки и закрыл глаза. Ровена не могла представить себе более расслабленной позы. Золотые отблески огня светились на его обнаженном теле, и тени очерчивали мужественную выпуклость груди.

Ровена изучала великолепную линию лба, изящные крылья носа, красивые губы. Не идеальный красавец, подумала она, но очень привлекательный, особенно, когда улыбается. В уголках его глаз появились тонкие веселые морщинки.

– Тебе нравится то, что ты видишь?

Он медленно открыл глаза. Насмешливая теплота слов отражалась в его мягких серых зрачках.

Ровена сразу же отвернулась в сторону, а щеки ее запылали от смущения, как у ребенка, застигнутого в запретном месте. Она неловко попыталась скрыть досаду:

– Это едва ли имеет значение, не так ли, милорд?

Ровена немедленно пожалела о сказанном. Что за глупая девчонка! Вдруг эти слова побудят его к жестокости?

Муж только рассмеялся.

– Это имеет значение разве что для моего тщеславия. Меня зовут Рэннольф. Я предпочитаю такую форму обращения с близкими людьми.

Итак, у него не было намерения оставлять ее девственницей. Еще раз он затеял с ней игру и победил.

– Как вам угодно, милорд, – она откинулась на подушки.

– Рэннольф, – подсказал он.

– Рэннольф, – с трудом пытаясь сохранить спокойствие, ответила Ровена.

– Итак, госпожа жена, – сказал он, потом вздохнул, – сегодня мы должны стать семьей. Что ты скажешь, если мы приступим к выполнению нашей задачи сейчас?

Она приготовилась к его прикосновению. По крайней мере, темнота поможет ей скрыть свой страх. Ровена напряженно лежала рядом с ним и ждала.

Он перевернулся на бок, его глаза бледно мерцали в ночи. Когда Рэннольф отвел прядь волос с ее лица, его прикосновение было нежным.

– Если ты постараешься меньше бояться, я сделаю это так безболезненно для тебя, как только возможно. Конечно, если допустить, что ты еще девственница.

Ровена вскочила, задохнувшись от ярости.

– Что?! Вы слишком много себе позволяете. Вспомните, пожалуйста, что я четырнадцать лет провела в монастыре.

Он только тихо засмеялся.

– Какая связь между девственностью и монастырем?

– Будьте уверены, то, что хранила, как драгоценность, для Господа Бога, теперь я отдаю вам, – язвительно выпалила она и ударила кулаком по постели.

– Оставайся сердитой, жена Ровена, так ты мне еще больше нравишься. Брачные отношения не так ужасны, как ты думаешь.

– Вы намеренно усомнились в моей чести? – выкрикнула она.

Она собиралась сказать еще что-то, но он закрыл ее рот поцелуем. В ярости она попыталась оттолкнуть его, но страстные ласки остудили ее гнев и смешали чувства.

Попав в паутину внезапных и таких новых ощущений, Ровена закрыла глаза. Его волосы и кожа источали чистый и свежий запах. Она смаковала вкус его губ на своих губах, ощущала твердый изгиб прижавшегося к ней плеча.

В ней возникло какое-то томление – теплое, глубокое и скрытое. Рэннольф поцеловал ее чуть пониже уха. Ровена затаила дыхание. Он снова прижал свои губы к ее шее, теперь немного ниже, потом еще ниже. Она чувствовала какое-то странное возбуждение. Их пальцы переплелись. Ровена нежно погладила его волосы и затрепетала от того, что они были такими шелковистыми.

Рэннольф издал низкий, горловой стон. Ровена отдернула руку. Она попыталась отодвинуться от мужа, но он поймал ее обеими руками и жадно поцеловал в губы. Она лежала неподвижная и холодная под ним, сгорая от стыда.

– Не убегай! – прошептал он.

– Как я могу? Ведь ты меня держишь, – прошептала она в ответ, ее руки все еще были плотно прижаты к бокам.

– А ты убежала бы, если бы я не держал тебя? Думаю, что нет, – выдохнул он ей в ухо.

Ровена задрожала.

– Я надеюсь, – он замолчал, чтобы поцеловать ее в шею, – ты сделаешь то, что доставит удовольствие нам обоим, а не только мне.

– Ты смеешься надо мной.

С огромной решимостью она прижала руки к простыням и оставалась внешне совершенно спокойной, хотя под его ласками, казалось, тает ее тело.

Рэннольф остановился и поднялся на одном локте.

– Я обещаю, что больше не буду дразнить тебя, по крайней мере, не словами.

Руки мужа скользнули вверх от талии и принялись ласкать грудь.

Ровена тяжело дышала и извивалась. Ярость перемешалась с наслаждением в этом нечестивом союзе, когда он склонил голову, чтобы снова поцеловать жену. Чувства, которые он пробуждал в ней, были непереносимыми, и все же она жаждала их. Ровена сделала последнюю попытку оттолкнуть его, но добилась только того, что муж прижал ее к постели.

Все разумные мысли отступили перед ее главной потребностью чувствовать. Ровена ощущала жар его губ у своей груди и упивалась лаской огрубелой ладони, которой он гладил ее живот. Когда его рука скользнула ниже, она задрожала под ним.

Дразнящие пальцы мужа заставили Ровену закричать и попытаться повернуться, хотя, на самом деле, она не хотела делать этого. Губы женщины отыскали его шею, когда он опустился на нее всем телом. В эти мгновения нельзя было разобрать хриплого шепота Рэннольфа. Жар между бедер почти обжигал ее.

Боль, раздирающая боль. Ровена закричала и выгнулась под ним, когда полилась ее девственная кровь. Она впилась ногтями в его спину и закусила губу, чтобы сдержать крик. Новые ощущения в этот невероятный миг были чужды ей, но желанны.

Муж все еще был сверху. Нежной рукой он погладил ее волосы и щеку.

– Прости меня, – сказал он задыхающимся голосом. – Потерпи, твоя боль пройдет через несколько секунд.

Глаза Ровены оставались полузакрытыми. Жгучая боль медленно утихала. Она сопротивлялась желанию повернуться. Рэннольф гладил ее щеки кончиками пальцев. Потом они стали ласкать ее шею. Ровена вздрогнула, когда внутри нее, казалось, взорвалась крохотная огненная комета.

Новое сильное чувство полноты пробудилось внутри нее, изгоняя всякую память о боли. Она ощутила в себе какое-то скрытое предназначение, которое ее тело жаждало исполнить, но, как ни пыталась, не могла сообразить, что это такое. Ровена беспокойно задвигалась под ним, не зная, почему делает это. Она двигалась, и двигался он. Женщина вздохнула.

– Я обещаю, это не всегда будет приносить тебе боль, – выдохнул Рэннольф между поцелуями.

В ней начало пульсировать слабое удовольствие, которое быстро превратилось в огромную потребность. Ровена двигалась, приспосабливаясь к нему, находя в этом еще большее удовольствие. Рэннольф уткнул голову в ее шею, дыхание его стало прерывистым. Но когда движения мужа стали быстрее, а потом прекратились, Ровена чуть не закричала от разочарования. Должно было произойти нечто большее, что-то, не имевшее определения. А что еще может быть между мужчиной и женщиной?

Некоторое время он лежал, тяжело дыша от усталости. Потом перевернулся на бок. Глаза Рэннольфа были затуманены затихающей страстью, а улыбка была теплой и безмятежной. Женщина улыбнулась в ответ.

Он поцеловал ее в щеку, потом в кончик носа. Когда, наконец, их губы встретились, Ровена приникла к ним, словно пила нектар.

Потом он отодвинулся, на лицо мужа медленно набежало облако. Она видела, как угасает его теплая улыбка и превращается в резкое и холодное выражение. Он отодвинулся дальше от нее в постели.

– Тебе следует хорошо выспаться сегодня. Завтра мы уезжаем в Грэстан. Я должен быть там по делам.

Он сел в кровати и нетерпеливо задернул полог кровати. Потом лег, повернувшись спиной к жене.

– Завтра?

Это слово с горечью сорвалось с ее губ, но не завтрашний отъезд не давал Ровене покоя. Внезапная холодность глубоко ранила женщину, разрушив всю теплоту и радость, которые они только что разделили вместе. Чем она заслужила такое отношение?

Он приподнялся на одном локте, и взглянул через плечо на жену. Перед ней снова был суровый лорд.

– Мои люди и вассалы ожидают моего прибытия в Ноттингем. Будь довольна, что Грэстан не так далеко, и короткое путешествие не доставит тебе много волнений.

Он улегся поудобнее и натянул на себя одеяло.

Ровена содрогнулась. Она уставилась на его спину, но вскоре дыхание мужа стало глубоким и ровным. Отодвинувшись на другую сторону кровати и спрятавшись в самые глубокие тени, Ровена пыталась справиться со своими мучительными мыслями. Благоразумие и порядок исчезли, безмятежность была нарушена.

Она поняла, что будет для мужа не больше, чем простым инструментом, арфой, которую оставляют после того, как песня окончена. Ровена только не знала, что это так мучительно, она почувствовала, как внутри нее растет холод. Наконец, женщина устроилась глубоко под одеялами, стараясь быть как можно дальше от мужа. Прошло много времени, прежде чем она смогла уснуть.

Рэннольф лежал неподвижно и заставлял себя дышать ровно и расслабленно. Его новая жена лежала на дальней стороне кровати. Жестокость не так легко давалась ему, как некоторым другим людям. И все же он напомнил себе о том, как это необходимо.

Если бы только Ровена была безобразной покорной девушкой, которую Рэннольф ожидал увидеть, тогда он смог бы оставаться добрым и ничего не чувствовать к ней. Но она оказалась огненной, страстной красавицей. Губы лорда шевелились в молчаливом проклятии. Он снова был женат, попав в ловушку собственной алчности.

Когда его кузен Освальд, который служил новому сюзерену Бенфилда, епископу Хирфордскому, послал ее отца к нему с этим контрактом, то первым, порывом лорда Грэстана было желание отказаться. В конце концов у него были наследники в лице его сводного брата Гилльяма и незаконного сына Джордана. Но размеры владений приданого были ошеломляющими. Рэннольф не мог позволить себе потерять такое богатство.

Лорд Грэстан повернулся и посмотрел на жену. Она лежала на боку, повернувшись к нему спиной. Когда Рэннольф убедился, что она спит, то подвинулся к ней поближе. Даже теперь он жаждал протянуть руки и привлечь ее к себе, чтобы почувствовать мягкость кожи, волнующую прелесть волос.

Она хотела его. Даже в своей невинности эта женщина продемонстрировала ему безумную страсть. Рэннольф вспомнил, что он только прикоснулся к ней, как в ее глазах взвился огонь неопытного желания. Ни один другой мужчина не пробуждал в ней страсть, она даже не знала, что способна испытывать это. Боже, лорд Грэстан не хотел ничего другого, лишь бы лежать в постели с этой женщиной и обучать ее секретам наслаждения. Рэннольф мучительно хотел поцеловать Ровену и еще раз пробудить в ней женщину.

Но он не останется в Грэстане с ней. Да, он разбудил в жене страсть, и кого же она найдет, чтобы удовлетворять ее, пока муж будет в отъезде? Рэннольф сжал кулаки в ярости от этих мыслей, загоняя их в дальние уголки сознания. И все же, несмотря на все свои усилия, лорд Грэстан не мог избавиться от ощущения предстоящей сердечной боли.

На его жизни лежало проклятие. Когда-то, давным давно, когда он был моложе и менее пресыщен, Рэннольф мечтал о браке, подобном тому, что был у отца с его второй женой – Эрмирой. Это была истинная любовь, исполненная страсти и заботы. Но, если его собственный первый брак оказался унылым и бесплодным, то второй брак оказался почти катастрофой, чуть не погубившей всю семью. Тогда Рэннольф решил никогда больше не жениться.

Он вздохнул. Было бы лучше оставаться к Ровене равнодушным. Если она станет ненавидеть его за это, что ж, пусть будет так. Только не эта боль!

Лорд Грэстан закутался в одеяла и стал ждать, когда к нему придет сон. Ожидание было темным и пустым, а рядом вскрикивала во сне жена. Он с трудом удержался от того, чтобы заключить ее в объятия и утешить. И только через долгое время Рэннольф задремал.

Супругов разбудила барабанная дробь дождя. Ровена тяжело вздохнула и повернулась на бок. Снаружи завывал ветер и просовывал свои ледяные пальцы в каждую щель. Сквозняк зашевелил полог кровати.

Рэннольф разглядывал ее спутанные черные волосы на фоне бледной щеки. Контраст был таким же разительным, как и она сама. Без усилий он вспомнил пьяную сочность ее тела и бессознательный отзыв жены на его любовь. Прежде, чем он смог остановить себя, Рэннольф протянул руку и погладил мягкий изгиб ее спины. Ровена отодвинулась.

– Я думала, вы еще спите, – сказала она нелюбезно.

– Как может человек найти покой, если его жена всю ночь постоянно ворочается? – Лорд Грэстан по-прежнему говорил непринужденным тоном. – Твои сны не были приятными.

– Я не помню, милорд.

Она солгала. Он знал это.

– Как быстро ты забыла мое имя!

Она лишь пожала плечами.

Его жестокость сделала то, что ему было нужно. Пройдет много времени, прежде чем Ровена снова станет уязвимой. Но все оборачивалось теперь против него.

– Проклятье, – пробормотал он.

Ровена раздвинула полог кровати. Водянистый серый рассвет скользнул мимо новобрачных, но не прогнал темноту.

– Наша сегодняшняя поездка не обещает быть приятной. – Голос Рэннольфа был невыразительным.

Она взглянула на него.

– Вы все еще собираетесь ехать? Снаружи все замерзло. Дороги будут едва проходимыми.

– Мне это прекрасно известно и без тебя, – раздраженно сказал он. – Я связан честным словом и обязан отправиться в Ноттингем, чтобы присоединиться к людям, оставшимся верными королю Ричарду, который теперь осаждает эту грозную крепость. Но сначала я должен отвезти тебя в Грэстан.

Рэннольф спрыгнул с постели и собрал свою одежду. С сердитым вздохом он просунул сначала одну ногу в штанину, затем другую и дернул за шнурок у пояса.

Ровена потерла лицо усталым жестом.

– А что скажут ваши слуги, если вы покинете меня, едва попрощавшись?

Она завернулась в простыню и, к удивлению мужа, соскользнула с кровати, чтобы завязать его подвязки.

Рэннольф смотрел, как она проворно обернула тесемки вокруг икр и завязала их. Не упрашивая и не умоляя, чтобы он не покидал ее. Никаких слез или неуемной ярости. Это намного превосходило все его ожидания. Отныне Ровену будут заботить сила и богатство, которое мог предоставить ей Грэстанский замок. По какой-то причине это не успокоило, а разозлило Рэннольфа.

– Грэстан слишком долго обходился без должного присмотра. Если ты способна управиться с хозяйством, мои слуги легко примут тебя. Но если ты станешь вмешиваться в дела, в которых ничего не смыслишь, они тебя сразу осадят и правильно сделают. Помни это и не приходи ко мне жаловаться, потому что я не помогу тебе.

– Мой дорогой господин муж, – огрызнулась она, все еще стоя на коленях у его ног и глядя вверх, – разрешите мне вас заверить, что мне еще никогда не доводилось «приходить жаловаться» к кому бы то ни было по поводу управления слугами.

Закончив свое небольшое дело, она вернулась на кровать и заносчиво проговорила:

– Заботьтесь о своих обязанностях, а я позабочусь о своих.

Сердитым рывком он натянул на себя рубашку. Рэннольф не мог удержаться, чтобы не нанести ответный удар.

– А, теперь мне все ясно! Ты будешь держаться на расстоянии, но не ступишь ни шагу дальше. Ты хочешь быть женой, сознающей свой долг.

В его устах слово «долг» прозвучало, как ругательство.

Она недобро улыбнулась.

– Это правда. Я немногое могу привнести в этот контракт, разве только свою преданность долгу.

Рэннольф резко натянул тунику через голову и туго затянул ремень у пояса. По его скулам ходили желваки, когда он справлялся со своим гневом. Наконец, он сказал:

– Запомни только, Ровена, что долг не согреет сердца.

Ее глаза недоверчиво расширились при этом предупреждении.

– В ответ я могу сказать, что горечь не может быть самым надежным из спутников.

Он уставился на жену в изумлении. Она пронзила его сердце своими словами, разрушила все баррикады и штурмовала укрепления. По пятам за удивлением пришла ярость.

– Я терпеливый человек. Некоторые говорят, что даже слишком терпеливый, но ты переходишь все границы.

Вместо того, чтобы кротко подчиниться, она метнула на него твердый взгляд. Рэннольф никогда не встречал такой смелой женщины.

– Кто сказал вам, что вы можете говорить мне все, что вам угодно, не предлагая в ответ такой же любезности?

– Ты слишком много себе позволяешь, – пробормотал лорд Грэстан. Слова мужа были резкими и опасными по мере того, как гнев постепенно выходил за границы его самообладания. – Ты желаешь, чтобы я применил насилие?

– Нет, милорд. Может быть, я позволяю себе слишком много, но ведь мне нечего терять. В течение всего одних суток у меня забрали все, что я привыкла считать дорогим. Теперь я должна, без жалоб и комментариев, принять жизнь, которая мне совершенно чужда. Я не знаю, что такое быть женой, но я многое узнала о том, как управляться с поместьем. Может быть, вы сочтете мою манеру чересчур прямолинейной, но, милорд, это просто моя манера. Может быть, я скорее умру, чем откажусь от этой части себя.

Снаружи завывал ветер, и в окно стучал дождь со снегом. Неожиданно Рэннольф почувствовал некоторое уважение к своей жене. Может быть, если бы он не был женат на Изотте, у них все могло бы пойти по-другому. Плечи Рэннольфа ссутулились под бременем вновь навалившейся на него боли.

– Я не стану спорить с тобой. – Он повернулся к жене спиной и сунул ноги в сапоги. – Грэстанский замок – в твоем распоряжении, даже если там не будет твоего господина. Будь готова к отъезду через час.

– Как пожелаете, милорд, – сказала она спокойно, почти кротко.

Лорд Грэстан направился к выходу и рывком открыл дверь. В комнату чуть не ввалилась служанка. Незадачливая женщина вскрикнула от неожиданности, увертываясь от удара, но Рэннольф не обратил на нее внимания, торопясь уйти поскорее.

Ровена прислушалась к его шагам, пока не убедилась, что он ушел. Тогда она потянулась за рубашкой.

– Миледи, – закричала служанка, – не вставайте пока. Простыни! Я должна позвать вашу матушку в свидетельницы.

– Святая Мария, в моей чистоте не может быть сомнений, останусь я в постели или нет. Принеси мне воды, чтобы умыться, и чистую теплую одежду. Я не хочу снова надевать свой свадебный наряд. – Она замолчала и шепотом прибавила: – сегодня или когда-нибудь. – Потом громче продолжила. – Нужно многое сделать. Сообщите леди Эдит, что мой муж выразил желание уехать через час.

– Что? – пискнула женщина.

Ровена надела рубашку и туго затянула пояс.

– У меня нет времени, чтобы терять его, слышишь? Шевелись!

Бедная женщина подскочила и бросилась выполнять приказание, не позаботившись даже о том, чтобы закрыть за собой дверь. Здесь Ровена по крайней мере, внесла некоторую ясность в условия их брака.

Она плотнее закуталась в плащ. Руки, даже защищенные толстыми кожаными перчатками как будто онемели, а волосы под платком и капюшоном, подбитым мехом, были влажны от ледяного дождя.

Рэннольф заставил своего гнедого бежать рядом с ее небольшой кобылой. Ровена посмотрела на кольчугу мужа, которая блестела от сырости.

– Сколько еще нам ехать, милорд? – ее голос был резким.

– Долго, – коротко отозвался он. Обремененные повозками, волы тащились черепашьим шагом. После минутного сердитого молчания Рэннольф обратился к одному из своих людей, который ехал немного позади него.

– Нельзя ли двигаться побыстрее?

В этих повозках находились новый гардероб Ровены и массивная кровать, которая когда-то принадлежала ее матери. Лорд Бенфилд пригрозил сбросить все, что они не возьмут с собой, со стены замка. Хотя лорд Грэстан уверял, что ему нужно спешить, он не смог отказаться: кровать была слишком роскошным предметом, чтобы рисковать. Он согласился.

Ровена немного повернулась в седле, чтобы рассмотреть Темрика, человека ее мужа. Выражение его лица под капюшоном скромного шерстяного плаща сохраняло каменную бесстрастность. Этот неразговорчивый человек был облачен в простейшее, без единого украшения, платье. Бородатый, среднего роста, он, судя по всему, не принадлежал к знатному роду. Однако лорд Грэстан обращался с ним уважительно, как если бы он был рыцарем, даже отдавая под его команду людей благородного рождения.

На короткий миг, ничуть не изменив своего выражения, карие глаза Темрика встретились с ее взглядом.

– Милорд, если мы погоним волов еще быстрее, повозки будут увязать в грязи при каждом повороте колес.

– Кровь Господня! – Это ругательство Рэннольф произнес низким голосом, прозвучавшим как крик.

Темрик немного выпрямился, и в его глазах блеснуло что-то, похожее на нетерпение.

– Разве вам не надоело еще трепать себе нервы? А если не надоело, то умоляю вас избавить от этого остальных.

Ровена затаила дыхание. Лорд не оставит столь дерзкие слова без наказания. Она никогда бы не вынесла подобную наглость от человека из низшего сословия. К ее изумлению, муж только заворчал.

– Разве было когда-нибудь столь же нудное путешествие? – спросил Рэннольф.

– Я согласна, – ответила Ровена, – что наша свадьба не была тем, чего я хотела, но не проклинайте Бога и не называйте путешествие столь нудным.

– Неправильный выбор слов, – сказал он, будто извиняясь. – Темрик, я больше не могу позволить себе терять время. Если меня не обманывает память, то поблизости должна находиться маленькая деревушка. Давайте заплатим какому-нибудь землепашцу за сохранность повозок и поедем своей дорогой. Пусть Гилльям потом пошлет за ними кого-нибудь.

– Следует ли вам так утруждать госпожу?

Этот простолюдин снова осмелился критиковать своего господина. Может быть, все слуги в Грэстане привыкли к такой свободе? Она нахмурилась. Если это так, она быстро вернет их на землю.

– У меня нет выбора, – ответил муж. – Если только… – Он помолчал, раздумывая, – если только… это не самый лучший выход, но он должен помочь. Если мы смогли бы отыскать там жилье, которое будет пригодно для моей жены, ты и еще четверо людей могли бы остаться с повозками на ночь. Рано утром по замерзшим дорогам вы с повозками легко доберетесь до Грэстана. Да, – продолжал он с возрастающим энтузиазмом в голосе, – тогда я буду свободен, чтобы продолжить путь в Ноттингем.

Рэннольф откинулся назад в седле, очевидно довольный своим планом.

Ровена поняла, что пригодное жилье будет найдено, будь то дом или сарай.

– А как насчет меня? – спросила она. – Как я предстану перед вашими слугами, не имея хозяина рядом с собой, чтобы подтвердить мои права, как их госпожи?

Взгляд мужа был равнодушным.

– Нужды моего короля важнее нужд моей жены. Мой единокровный брат Гилльям, который является управляющим и распоряжается в Грэстане в мое отсутствие, сделает это вместо меня.

Он больше не раздумывал, его проблемы были решены. После этих слов он погнал лошадь вперед.

– Надейтесь на мою благодарность, – проговорила Ровена язвительным шепотом.

Темрик безучастно переводил взгляд с одного супруга на другого, потом на английском языке повторил приказ своего господина. Вся группа повернула на узкую дорогу.

Кипя от злости, Ровена последовала за остальными. Она проклинала своего надменного мужа, как и своего отца. Ни один мужчина никогда не делал ей одолжений, поэтому она не предвидела этого и впредь.

Наконец они прибыли на место. В абсолютно спокойном зимнем лесу мрачным эхом отдавалось мычание скота. Деревенька была небольшой и состояла всего лишь из нескольких крошечных строений, вокруг которых возвышалась беспорядочная стена из низкорослых деревьев. Дым поднимался от крыш и пропадал в тяжелом, свинцовом небе.

На зов Темрика из ближайшего домика вышел человек. Хотя он и поклонился перед ними, его узкие глаза глядели на них с подозрительностью, пока он не понял, чего от него требуют и что за это собираются заплатить деньгами. После нескольких минут переговоров Темрик повернулся к лорду Грэстану.

– Он сказал, что здесь позаботятся о повозках, а люди расположатся в сарае, – он показал на пристройку, – что касается вашей госпожи, то она может остановиться в его доме.

Рэннольф перебил:

– За какую цену?

– Вы не считаете благоразумным спросить у меня, собираюсь ли я остаться в этом месте, прежде чем открывать кошель и попусту тратить свои деньги? – резко спросила Ровена. – Как далеко мы от Грэстана?

Муж бросил на нее оценивающий взгляд.

– Может быть, в четырех часах, если ехать без повозок.

– Тогда я намереваюсь продолжить путь. – Она подтянула перчатки и плотнее завязала платок. – Если вы не заботитесь о моих нуждах, тогда мне придется позаботиться о них самой. Кроме того, я имела возможность посещать подобные места. Ночью скотина разделяет жилье со своими хозяевами. Зимой тепло может пригодиться, но вони от них достаточно. Темрик, вы едете со мной?

На какой-то миг Ровена могла бы поклясться, что изумила этого человека, но даже, если это было и так, на его лице немедленно появилось обычное бесстрастное выражение.

Рэннольф гневно обернулся к жене.

– Ты хочешь унизить меня перед моими людьми? Я думаю, что ты неправильно оценила как их самих, так и их преданность своему господину. Избавь меня от твоих когтей.

– Мой дорогой господин муж, – огрызнулась она, – я отказываюсь оставаться в грязном хлеву, когда через несколько часов могу быть в том месте, где можно с удобствами помыться, поесть и поспать.

На миг показалось, что Рэннольф хочет что-то сказать, но его рот превратился в твердую и узкую линию.

– Как тебе угодно. – Он повернулся к Темрику. – Если миледи хочет ехать, пусть едет.

– Как скажете, милорд, но пусть леди узнает, что между Грэстаном и этой деревенькой нет ни одного места, более подходящего для нее. Должен заверить, что поездка будет не из легких.

Ровена улыбнулась. Монастырская жизнь, если на самом деле следовать принципам католической церкви, воспитывает выносливость и внутреннюю силу. Но были и такие, кому монашество представлялось прежде всего, как покой и убежище, но она была не из таких.

– Вы можете сказать вашему помощнику, что я не обременю его.

Темрик любезно кивнул, больше не соблюдая обычного этикета и обращаясь прямо к своей хозяйке.

– Тогда дайте мне одну минуту, миледи, чтобы разобраться с повозками. Милорд, чтобы оставить здесь повозки, накормить людей и волов, вам придется заплатить не больше двух пенсов. Еще за два пенса этот человек со своими сыновьями поможет отвезти их завтра в Грэстан, если мы дадим людей, которые охраняли бы их по дороге.

– Пусть будет так, – кивнул Рэннольф.

Темрик извлек несколько монет из кошелька, который носил у пояса, и кинул их крестьянину.

Крестьянин позвал из хижины своих сыновей, чтобы помочь отвести волов и поставить повозки в огороженное место.

Рэннольф засунул кожаный мешочек в рукавицу.

– Гилльям знает, что мне нужно, все должно быть готово в ожидании твоего приезда. Передохни день, если хочешь. У Эшби будет достаточно припасов, чтобы позаботиться о наших людях.

Лорд Грэстан рассмеялся, и Темрик почти улыбнулся какой-то их тайной шутке, потом муж повернулся к Ровене.

– Передай Гилльяму мои слова, что ты можешь поступать со слугами, как тебе захочется, и они должны слушаться тебя, как слушаются меня. Нет, не говори этого. – Он поднял вверх руку и на миг закрыл глаза. – Скажи ему, что тебя должны слушаться во всем, как слушались бы его мать. Темрик, – он оглянулся, – будь свидетелем для всех, кто усомнится в том, что я так сказал.

На мгновение ними воцарилось молчание, и Рэннольф устремил свой взгляд куда-то в сторону. Потом он снова повернулся к ней и добавил:

– Твои земли слишком близко соседствуют с моими, и я не мог позволить им ускользнуть в другие руки. Ты не будешь одна в Грэстане. Гилльям позаботится о том, чтобы к тебе там хорошо относились.

Это было извинением? Лучше посчитать так. Ровена откашлялась, потом, наконец, сказала:

– Пусть Господь Бог сохранит вас целым и невредимым в ваших делах.

Она произнесла эту фразу, как и подобает говорить жене.

– И тебя в твоих, – отозвался он.

Но Рэннольф ни словом, ни жестом не попрощался с ней, только резко послал своего гнедого по заледеневшему полю.

Вскоре кавалькада всадников исчезла в лесу, а тех, кто остался позади, окружила тишина.

 

Глава четвертая

Как и утверждала Ровена, ее присутствие никак не задержало их в пути, хотя она чувствовала, что Темрик этого ожидал. Но гордость за себя не согрела ее онемевшие пальцы и не заставила забыть свои невзгоды. Только когда день превратился в ледяные синие сумерки, широкая наезженная дорога привела их в Грэстан.

Взорам Ровены предстал большой каменный замок, стоявший на высоком холме, который был отделен от остального мира речной излучиной. Большую квадратную башню окружала массивная стена с оборонительными башнями. Доказательством силы и видного положения ее мужа служил не только этот мощный замок, но и городок внизу. Он безопасно устроился между родовым поместьем лорда и своими собственными стенами. При виде этого сердце Ровены воспарило – где была торговля, там было богатство.

Они проскакали мимо поселений фермеров, лугов, садов, потом миновали городские ворота. Здесь лошади замедлили свой бег, петляя по узким улочкам. Приближалась ночь, и на улицах встречались только лишь одинокие прохожие.

Тоскливые завывания бродячих котов нарушали застывшую тишину.

Высокие дома из темных толстых бревен стояли по обеим сторонам улиц. Одни из них находились на отшибе, а другие тесно жались друг к другу. Хотя в сумерках цвета выглядели блеклыми, на каждом доме можно было заметить затейливые фигурки из крашеного дерева, некоторые фасады были отделаны причудливой резьбой. Дома купцов и ремесленников имели собственные эмблемы, висевшие на дверях и указывавшие на род занятий своих владельцев, будь то плотник, гончар или виноторговец. Мясники дубильщики, торговцы рыбой занимали дома, которые сразу можно было определить по их терпкому запаху, как и жилища пекарей, кондитеров и торговцев свечами.

Всадники свернули за угол, и Ровена увидела ювелирную лавку. Мысли о богатстве развлекли ее. Усталость сменилась возбуждением. Она пришпорила лошадь и въехала в открытые ворота Грэстанской крепости, охраняемые вооруженными людьми, проехала мимо сараев, хлевов, амбаров и конюшен внешнего двора, которые не привлекли ее внимания. То, о чем она мечтала, находилось за внутренней стеной. Стать госпожой огромного замка и города – это был вызов, и Ровена с радостью его приняла.

Проехав через внутренние ворота, Темрик пронзительно свистнул, тотчас же из конюшен высыпала конюхи. Мальчишки из прислуги, сопровождаемые сворой рычащих собак, выбежали на двор.

Светловолосый великан, даже более высокий, чем ее муж, и немногим старше ее пробирался к приезжим сквозь толпу мальчишек и собак. Волнение сморщило его лоб и ясно отразилось в простодушных голубых глазах.

– Темрик, где Рэннольф? – крикнул он. Голос юноши эхом прокатился по нависающим стенам замка.

Ровена вгляделась в молодого человека. Тонкая вышивка по вороту ярко-красной туники и богато украшенный кожаный пояс указывали на то, что он был родственником лорда Рэннольфа. Темрик спешился, отогнав от себя собак.

– Он поехал в Ноттингем. Сэр Гилльям, подайте руку вашей новой леди.

– Новой леди? – в удивлении выпалил юноша. – Но я думал…

Ровена закусила губу, чтобы удержаться от улыбки при виде его испуга. Гилльям рассеянно провел рукой по копне курчавых золотистых волос и одернул свою тунику, чтобы скрыть свою неловкость, потом подошел и встал рядом с ней. Он был так высок, что Ровена, даже сидя верхом, могла заглянуть в его глаза.

– Сэр Гилльям, еще до вчерашнего дня я была леди Ровеной Бенфилд. – Она решила представиться сама, поскольку рядом не было никого из лиц, занимающих достаточно высокое положение, чтобы сделать это. – Вы брат моего мужа?

Не сумев ничего выговорить от смущения, он кивнул и помог женщине соскочить с лошади. Внезапное ощущение покалывания в ногах заставило Ровену сжать зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Не в первый раз гордость завела ее туда, куда здравый смысл запрещал ступать. Она попыталась шагнуть, но споткнулась. Только сильная рука сэра Гилльяма удержала ее падения лицом в грязь.

– Такова цена моей заносчивости, – сказала она ему. – Отныне мне придется стать более кроткой.

Простолюдин издал звук, который можно было принять и за кашель, и за смех. Его карие глаза стали почти золотыми, лицо потеплело, и он улыбнулся ей.

– Добро пожаловать в Грэстан, миледи!

Ровена только успела удивиться такому проявлению дружелюбия с его стороны, как черты лица Темрика снова приобрели свое обычное бесстрастное выражение.

Он повернулся к брату своего господина.

– Телеги с припасами готовы?

Юный рыцарь открыл рот от изумления.

– Так, – проворчал Темрик, – у вас хотя бы есть телеги?

Эти резкие слова не оставляли сомнений в том, что молодой дворянин располагал здесь небольшим авторитетом. Значит, каприз мужа, или любовь к младшему брату, а вовсе не личные качества сделали юношу управляющим в Грэстане. В таком случае, было сомнительно, что Гилльям окажет какую-либо помощь в приручении грэстанской прислуги. Ровене придется действовать здесь на свой страх и риск.

– Нет, – наконец проговорил юный рыцарь. – Генри и его люди уехали с ним вчера вечером, надеясь встретить Рэннольфа по дороге из Бенфилда. Он взял телеги с собой.

Темрик хмыкнул.

– Тогда они не встретятся до Ноттингема. Мне лучше уехать на заре и посмотреть, не удастся ли перехватить его. – Он шагнул в сторону, потом оглянулся. – Ваш лорд велел передать, что слуги должны уважать желания своей новой госпожи, как если бы это были желания госпожи вашей матери. Миледи, – он отвесил поклон в сторону Ровены, – желаю вам удачи. Я уверен, что Грэстан снова окажется в хороших и умелых руках.

С окончательным кратким поклоном Темрик повернулся на каблуках и зашагал к ступеням, ведущим в дом.

Странный человек, странный день. Ровена покачала головой, потом посмотрела на своего деверя. Он стоял с отрешенным видом. Наконец Ровена спросила:

– Что-то не так?

– Нет, нет, совсем нет, – запинаясь, сказал он, – нет, просто… просто Темрик не из тех… э-э… кто тратит много слов. – Гилльям замолчал, откашлялся, потом снова заговорил: – Пойдемте в дом, миледи. Будьте внимательны, ступеньки обледенели, поэтому такие скользкие. Позвольте извиниться за такой скудный прием, – сказал он с нервным смешком, – мы не ожидали вас.

– Я это отлично понимаю.

Ровена была рада опереться на стальную руку Гилльяма, так как ее ноги все еще подгибались из-за долгой езды. Они вместе взошли по ступеням, миновали обитые железом наружные двери.

Привратник склонился в поклоне, потом широко раскрыл створки дверей, пропуская их. Собаки ринулись вслед за ними и разбрелись по комнате.

Деверь провел ее мимо высокого портала и занавесей, которые предохраняли зал от сквозняка. Там он остановился.

– Мне вас представить?

– Дайте мне немного времени, чтобы оглядеться, – ответила Ровена, снимая перчатки и распутывая кожаные завязки плаща.

Зал был таким же квадратным, как и сама башня, разделен надвое рядом колонн. Эти массивные каменные арки поддерживали второй этаж, который простирался только над половиной главного зала. С открытой стороны в подставках пылали факелы под огромными поперечными балками, а два очага распространяли свое веселое тепло и свет по залу. Разноцветные льняные драпировки покрывали толстые каменные стены, служа одновременно и украшением, и защитой от холода.

Однако камины были забиты золой, а когда-то ярко раскрашенные балки почернели от сажи. Столы, которые следовало бы убирать после вечерней трапезы, все еще стояли в комнате, на скатертях виднелись дыры и пятна. Под ногами тростник был стерт в пыль. На всем лежала печать запустения, несмотря на то, что в этом зале собралось столько слуг, сколько, по-видимому, не было во всем аббатстве.

Ровена сжала губы, раздумывая. Сколько времени пройдет, прежде чем вернется ее муж? Решимость охватила Ровену. Ждать его, чтобы пожаловаться? Какая нелепость! Она сама вернет замку былой блеск и сделает все как можно быстрее. Это было не так уж трудно. Ровена вспомнила первый урок настоятельницы: «Чтобы тебя признали госпожой, нужно первым дедом создать у всех впечатление, что ты уже и есть признанная госпожа».

Ровена забыла о своих физических страданиях так же легко, как сняла свой обледеневший плащ. Она посмотрела на юного дворянина, который терпеливо ждал ее распоряжений.

– Теперь можно, сэр Гилльям, – сказала она, пытаясь вытянуться во весь свой небольшой рост.

– Придите, люди, и поприветствуйте нашу новую леди Грэстан.

Ему не было нужды кричать, низкий голос юноши гремел по залу. Он отступил на шаг, чтобы склониться перед ней.

– Прошу, войдите в этот зал, моя госпожа, – сказал он, – как управляющий моего брата, я с радостью приветствую вас в Грэстанском замке. Входите и будьте как дома в этих стенах.

Большинство слуг поклонились или встали на колени, но некоторые с нарочитым безразличием застыли на месте. Ровена пристально смотрела на них. Под ее холодным взглядом все, кроме одного, не выдержали и склонились в приветствии. Глаза новой госпожи сузились. Не подчинившийся ей человек был полным мужчиной с блестящей лысой макушкой.

Он встретил ее взгляд с презрительно поднятыми бровями. Тонкая шерстяная туника и затейливо отделанный пояс скорее всего должны были указывать, по замыслу их владельца, на его высокое положение. Но, все-таки, это был лишь слуга, который, по-видимому, забыл об этом.

Ровена подавила улыбку. Господь Бог не преминул послать ей объект для первого примера.

– Я от всего сердца ценю ваше радушие, – произнесла она, повышая голос, чтобы ее отчетливо слышали, потом согнутым пальцем указала на выбранную жертву.

– Ты, там, подойди и возьми мой плащ, – сказала она.

Гилльям, удивленный ее неожиданному приказанию, резко повернулся.

– Это наш кастелян – Хьюго, – выпалил он, ужасаясь тому, что она потребовала от человека, ведающего сокровищницей Грэстана, выполнения такой лакейской работы.

– Спасибо, сэр Гилльям, – сказала она, сопровождая это сообщение изящным кивком. – Кастелян, мой плащ должен быть вычищен до завтрашнего утра, потому что завтра он мне понадобится.

Хьюго презрительно сморщил нос.

– Я не женщина, чтобы выполнять ваши приказы. Найдите прачку. Я отвечаю только перед лордом Рэннольфом.

Выпятив грудь и расправив плечи, он сложил руки и засунул ладони в свои широкие, окаймленные мехом рукава.

– Действительно? – вкрадчиво отозвалась она.

Уголком глаза она заметила, как кто-то из слуг смеется. Значит, его здесь не очень любят.

– Через мой брак с лордом Грэстаном я стала с ним одной плотью. Его слуги, от последнего конюха до тебя, стали и моими. Мой господин и муж приказал мне поступать так, как я сочту нужным. И я сочла нужным, чтобы ты позаботился о моем плаще.

Хьюго только презрительно осклабился.

– А если я откажусь?

– Тогда я позабочусь о том, чтобы с твоей спины сегодня содрали пару дюймов кожи.

Она проговорила это с абсолютным спокойствием. Прошло несколько мгновений, прежде чем слова, сказанные Ровеной, дошли до создания окружающих. Кое-кто из прислуги засмеялся, другие, включая лорда Гилльяма, открыли рты от изумления.

– Если будет нужда, – добавила она мягко, – я сделаю это сама.

Плащ висел на ее протянутой руке.

Хьюго напрягся. На мгновение, когда их взгляды встретились, Ровене показалось, что он откажется, но ему не хватило смелости. Хьюго убедился, что ее угроза не была шуткой. Надменность воевала с унижением, когда он сгреб ее одеяние и вышел из зала.

Тихий смех сопровождал его уход. Но Ровена слишком хорошо разбиралась в людях и знала, что это только начало. Она подняла руку, призывая к тишине.

– Пусть знают все, что так я буду поступать с каждым. Я редко буду просить вас выполнять приказания, не входящие в ваши повседневные обязанности, но высоко ценю и хорошо оплачиваю преданную службу, выполняемую умело и без проволочек. И, наоборот, за неумелой службой и непочтительным поведением последует незамедлительное наказание. Некоторые говорят, что я сурово наказываю, но никто никогда не жаловался, что я наказываю незаслуженно. Горе тому, кто с первого раза не поймет, чего ждут от него, – Ровена переводила взгляд с лица на лицо. – Сегодня вечером я жду только, чтобы кто-нибудь приготовил для меня спальню милорда.

Прошла секунда, прежде чем в ответ на ее слова зал пришел в движение.

– Да, миледи…

Мужчины и женщины бросились исполнять ее распоряжения, многие старались поскорее убраться на безопасное расстояние.

Итак, это было начало. Слуги были достаточно напуганы, чтобы не испытывать судьбу.

Ровена повернулась к сэру Гилльяму.

Он смотрел на нее с таким ужасом, что она нахмурилась.

– Я не собираюсь занимать вашу постель, не правда ли? Я претендую лишь на спальню моего мужа.

– Нет. А вы бы смогли? – его голос был неестественным, а голубые глаза посерели.

– Что, простите?

– Высечь Хьюго?

Она пожала плечами.

– Я приехала сюда в отсутствие милорда и должна была заставить слуг подчиняться мне. Если я хочу не только называться госпожой, то не имею права оставлять без ответа проявления заносчивости ни от кого из них, независимо от положения. Да, я высекла бы его на глазах у всех обитателей замка. Больше того, каждый из них стал бы уважать меня за это. Его поведение было оскорбительным и нетерпимым.

Юноша хотел ответить, потом глянул с интересом на переднюю часть второго этажа. Судя по числу служанок, бегущих по узким ступеням, ведущим туда, Ровена догадалась, что именно там находилась хозяйская спальня.

На антресолях появилась женщина, одетая в богатое голубое платье, что указывало на ее благородное происхождение. Волосы цвета осеннего полнолуния были заплетены в косу и перекинуты через плечо. У нее был такой вид, как будто она собиралась ложиться в постель.

– Гилльям, мой дорогой мальчик, почему ты не послал за мной, когда прибыл наш гость? – упрекнула она. Голос женщины был удивительно сладким. – А, женщина! Как интересно.

Спускаясь, она приподнимала платье, под которым виднелись туфли из мягкой кожи и тонкие щиколотки. Изящные серебряные браслеты на ее запястьях весело позванивали при движении.

Чем ближе она подходила, тем сильнее проступало раздражение в чертах юного рыцаря. Ровена подняла в удивлении брови. Теперь она увидела, как сэр Гилльям похож на своего брата; но по меньшей мере, эта холодность была направлена не на нее. Ровена обернулась, чтобы разглядеть приближающуюся женщину, и отпрянула с удивлением.

Из-за густых темных ресниц на нее смотрели пугающие бесцветные глаза. Нежный оттенок румянца окрасил ее овальное лицо с тонкими чертами, алые губы были совершенной формы. Эта женщина была сама красота.

Но когда Ровена пригляделась, то заметила тонкие морщинки возле чувственного рта и глаз. Девический румянец и темные ресницы теперь выглядели не совсем естественно. О, эта женщина была лет на двадцать старше, чем казалось вначале.

– Сколько же времени прошло с тех пор, как здесь были посетители, достойные замка Грэстан. Гилльям, ты должен представить нас другу.

Она непринужденно положила на его плечо ладонь с длинными пальцами.

Юный рыцарь дернулся прочь от ее прикосновения, его лицо исказилось мрачной гримасой.

– С удовольствием. Леди Мэв, – слова почтения у него звучали, как проклятие, – познакомьтесь с новой женой моего брата.

После этих слов он неожиданно удалился. Леди Мэв, как ни в чем не бывало, улыбнулась своей знатной собеседнице.

– О, небо, я думала, что церемония отложена. Возможно ли, чтобы это были вы – старая монашка с бородавчатым носом и волосатым подбородком, на которой мой брат поклялся жениться? Но вы не старая и не безобразная, хотя я вижу следы монастыря на вашем лице.

– Я Ровена, леди Грэстан, – сдержанно ответила она.

Что она имела в виду под следами монастыря на ее лице?

– О, я как всегда невпопад со своим легкомысленным языком. Вы должны простить меня. Иногда я бываю такой глупой.

Сухой смех выдал неискренность ее слов.

– Мой муж говорил о своем брате, сэре Гилльяме, но… – Вздох легкого раздражения прервал ее.

– Как это на него похоже – забывать о тех, кто о нем так заботится. Но он мужчина, а вы знаете, каковы эти мужчины. – Леди Мэв грациозно взмахнула рукой. – Ах, вы же не знаете, не так ли? Вы должны были постричься. Бедное дитя, оторванное от своего призвания. Как вам повезло, что рядом с вами будет опытная женщина, которая разделит с вами тяготы земной юдоли.

На лице Ровены появилась маска вежливого интереса. Может быть, эта женщина намеревалась по-прежнему управлять поместьем, ущемляя тем самым ее законные права? Если так, то она ошибалась. Возможно, леди Мэв просто испытывала ее.

– Благодарю вас, – ответила Ровена вежливо, но не могла удержаться, чтобы не добавить. – Судя по тому, что я вижу здесь, нам обеим придется скоблить стены несколько недель.

Леди Мэв широко раскрыла глаза от удивления. Ровена повернулась к служанке, которая изо всех сил старалась поймать взгляд своей новой госпожи. Присев в поспешном реверансе, она сказала:

– Миледи, Ильза послала меня справиться, не готовы ли вы к тому, чтобы уединиться. Должна ли я проводить вас в вашу комнату?

– Если тебе не трудно, – ответила леди Грэстан с искренним облегчением. – Простите меня, леди Мэв, но я смертельно устала. Может быть, нам удастся лучше познакомиться утром. Разрешите пожелать вам доброй ночи.

– О, я пойду с вами на женскую половину. Давайте пойдем вместе. – Она протянула свою руку, но Ровена быстро отступила в сторону.

– Вы ошибаетесь. Я собираюсь идти в комнату милорда.

В светлых глазах женщины вспыхнуло раздражение.

– Пожалуйста, милая, не переступайте своих границ и ведите себя пристойно на заре вашего брака. Рэннольф не делил свою спальню даже со своей прежней женой. Как же, даже моя сестра, которую он любил, как саму жизнь, всегда знала свое место на женской половине.

Сестра? Значит, это не кровная родственница мужа.

– Как бы то ни было, если мой муж пожелает, чтобы я спала на женской половине, он сам скажет мне об этом. А теперь я действительно должна пожелать вам доброй ночи.

Ровена повернулась и, не оглядываясь, последовала за служанкой по лестнице.

Прислужница открыла дверь и показала через крошечную прихожую на освещенную комнату внутри.

– Туда, миледи. Старая Ильза сейчас придет с вашим ужином.

Когда Ровена направилась через маленькую комнатушку, ее сердце сжалось от разочарования. Такой богатый замок давал основание надеяться, что здесь имеются роскошные комнаты. Разве может этот шкаф быть господской спальней? Через четыре шага она вошла в освещенную комнату, где остановилась и раскрыла рот от изумления.

Несколько больших сундуков стояли в дальнем углу. Они были выкрашены в темно-зеленый цвет, украшены вырезанными в виде виноградной лозы красного цвета металлическими обручами и обтянуты деревянными ободами. Рядом с ними стояли два мягких кресла, обтянутых зеленой тканью, и небольшой стол с единственной колеблющейся свечой в серебряном подсвечнике.

Слабый огонь в очаге был зажжен лишь недавно, но в комнате царило тепло. Она быстро поняла почему. Стены были сплошь покрыты драпировками. Славные красные и голубые цвета вышитых панелей блестели в свете огня. Хотя она и не была вышивальщицей, однако могла оценить тонкую работу. Ровена подошла ближе, чтобы рассмотреть один из фрагментов, и чуть не споткнулась.

Ее грязная обувь погрузилась в толстый блестящий ковер с причудливым рисунком. Она отступила назад и нахмурилась. Конечно, такая прекрасная вещь явно использовалась не по назначению. Какой-то слуга ошибся. Пройдя на цыпочках вдоль стены, чтобы не наступать на него, Ровена опасливо села в одно из кресел. Каждая мышца ныла из-за долгой езды. Было трудно даже наклониться, чтобы снять обувь и чулки.

Леди Грэстан быстро глянула на дверь и погрузила босые ноги в пушистый ковер на полу, блаженно улыбаясь. Он был толстый и мягкий. Наслаждаясь охватившим ее новым ощущением, Ровена развязала свой тяжелый шерстяной платок и повесила его на спинку кресла, потом распустила косу. Достав гребень, она стала расчесывать свои волосы.

Когда Ровена снова подняла лицо, в комнате уже находилась невысокая сухощавая женщина, которая с любопытством смотрела на нее, стоя на пороге и держа в руках поднос, где лежали ломти хлеба и сыр.

– Добрый вечер, миледи, – сказала она старческим голосом, потом поклонилась. – Меня зовут Ильза. Мне будет очень приятно служить вам, если вы не привезли с собой служанку. Я надеюсь, вы простите Грэстану такой скудный прием.

Слова одно за другим быстро слетали с ее губ вместе со свистом из-за отсутствия нескольких зубов. Она проворно двигалась по комнате.

Поднятая рука госпожи остановила ее.

– Эта вещь предназначена для того, чтобы ходить по ней? – спросила Ровена, показывая на пол.

– О, да.

Служанка сняла промокший платок со спинки кресла и резко встряхнула его. Водяные капельки брызнули на зашипевшие угли.

– Это сарацины, – сказала она, вешая платок на крючок у дверей, – привезено из Святой Земли. Лорд Генри, отец вашего мужа, говорил, что там это обычная вещь.

Ровена прикрыла зевок рукой.

– Постелите мне лучше простую соломенную циновку, по которой я смогу ходить после работы в саду.

Смех старухи был похож на кудахтанье.

– Темрик верно говорил, – загадочно промолвила она, разбирая постель. – Вы поужинаете?

– Мне ничего не хочется, только бы добраться до кровати и заснуть.

Еще один зевок. Ровена потерла лицо ладонями.

– Но мне нужно подняться до рассвета и выспаться. Вода должна быть очень теплой, потому что я не хочу заболеть.

– Позвольте мне помочь вам.

Служанка немедленно оказалась рядом с ней, ее толстые пальцы проворно принялись расшнуровывать верхнее платье. Освободившись от обоих платьев и рубашки, Ровена благодарно прошлась по комнате, еле передвигая ноги, и забралась в постель.

– О, бедняжка, эти вещи все насквозь промокли, – заботливо кудахтала старуха. – И что говорит мне этот Темрик? Что у вас ничего не будет, пока завтра не притащатся повозки? Тогда это придется вычистить и высушить за ночь.

Внезапно, но только на краткий миг, Ровена захотела дождаться повозок. Изящной леди нужна изящная одежда. Все, что у нее было сейчас, – это поношенное дорожное платье, которое она взяла взаймы в Бенфилде.

– Ильза, я передала свой плащ кастеляну в зале.

– Да, это известно каждому в замке. – Служанка прыснула от смеха. – Вы не могли выбрать никого лучше этого осла.

– От скромности он не умрет, – сказала Ровена кисло, натягивая на себя одеяло. – Однако я должна убедиться, что работа, порученная ему, выполнена.

Служанка склонила голову и, подняв брови, стала очень похожей на курицу, высматривающую червяка.

– В этом доме человека могут заставить расплачиваться за незаконно занятое им чужое место.

Ровена подняла глаза, и взор ее был ясен и тверд.

– Ильза, никто, кроме меня, не имеет права наказывать тебя, если ты действуешь по моему приказу. Ни тебя, ни кого-либо другого.

Женщина широко улыбнулась в ответ.

– Тогда, миледи, я пожелаю вам доброй ночи. Ночная ваза стоит вон там, за прикроватной занавесью. И, если вам что-нибудь понадобится этой ночью, то просто позовите. Я сегодня положу свой тюфяк у вас в прихожей.

– А что, помещения остальных женщин находятся так далеко?

– Ужас, как далеко, миледи. – Служанка поспешила выйти, унося с собой платья госпожи, и закрыла за собой дверь.

Ровена лежала в постели, наслаждаясь мягкой периной. Постепенно ее закоченевшие от холода руки и ноги начали понемногу отогреваться. Глаза закрылись, она глубоко дышала. Было в этой постели что-то неуловимо знакомое, но она никак не могла определить, что же именно. Затем, как раз в тот момент, как она погрузилась в сладкую дремоту, Ровена, наконец, поняла, что постельное белье своим ароматом напоминало ей о муже.

 

Глава пятая

На рассвете Ильза разбудила Ровену, и она смогла принять теплую ванну. Когда после этого она насухо вытерлась грубым льняным полотенцем, ее одежды, вычищенные и совершенно сухие, уже были разложены на только что застеленной кровати. Ровена подняла свой плащ, осматривая его.

– Хьюго? – поинтересовалась она.

– Сегодня утром прачка с подбитым глазом…

– Понятно. – Она оделась, как всегда тщательно, но ее новая горничная обладала умением так стянуть шнурки на верхнем платье, что старое одеяние, как влитое, прилегло к каждому изгибу ее тела. После этого Ильза расчесала ее волосы и уложила их в косы. Странно было слушать, как этим таким интимным делом занимается не она сама, а кто-то другой. Когда же последняя прядь черных волос была укрощена, тонкий платок типа апостольника лег вокруг ее лица и головы. Изящная золотая лента, усыпанная сверкающими голубыми камнями, помогала удерживать платок на месте.

– Ну, вот, – сказала Ильза, удовлетворенно вздохнув. – Как же славно, что я припрятала тут кое-что из вещичек моей милой Эрмины. Как только наш добрый мастер Хьюго добирается до чего-нибудь своими грязными лапами, все исчезает в его сундуках и редко возвращается на свое место. О, посмотрите, как эти камни подчеркивают цвет ваших глаз!

Ровена не могла припомнить точный цвет своих глаз. Последний раз она думала о том, как она выглядит, когда была еще девочкой, худенькой и костлявой, с глазами, которые казались слишком большими для ее лица, и непослушными черными волосами, норовившими выскользнуть из-под скромного белого платка. Но сейчас, когда она приняла из рук старой женщины отполированное металлическое зеркальце, она даже удивленно подняла руку, как бы желая потрогать свое отражение.

Темно-синие глаза устремились прямо на нее из-под густых черных ресниц. Тонкое полотно платка и богато расшитая блестящая лента заставляли ее черные, как воронье крыло, волосы, переливаться, словно от скрытого огня. Гладкая бледная кожа порозовела, когда она внезапно осознала свою привлекательность.

– Как же быстро можно испортить прилежную монахиню, – пробормотала Ровена, отдавая служанке зеркало. – Забери-ка это прежде, чем я поверю собственным глазам.

Она встала, разглаживая платье.

– Ильза, в ближайшие несколько дней я бы хотела встретиться со всеми слугами, всеми до единого. Здесь нет никакого будуара или кабинета?

– Есть будуар, миледи, но он заперт с тех пор, как почти пять лет назад скончалась леди Изотта.

Только сжав руки, Ровене удалось сдержать свой порыв нетерпения. Должно быть, будуар может сравниться по роскоши с этой комнатой! Хотя она и сгорала от желания сразу же увидеть его, но дело это придется отложить – предстояла еще месса.

– Хорошо. Первым делом, как только окончится трапеза, следует открыть эту комнату. Мы ведь еще не опоздали на мессу, верно? – Она накинула на плечи плащ, а затем подпоясалась так, что виднелся только краешек ее платья.

– Так вы пойдете на мессу, миледи?

Ровена посмотрела через плечо на горничную, удивляясь ее изумлению.

– Ну, конечно же. Все и везде ходят на мессу по утрам, разве не так?

– Конечно, миледи, конечно. – Морщинистые щеки Ильзы расплылись от довольной улыбки, когда она выходила из комнаты впереди своей хозяйки.

Вход в часовню находился на другом конце холла. Ровена привыкла к огромному собору аббатства, и этот маленький неф показался ей еще меньше из-за толстых колонн, что поддерживали потолок. Очевидно, для слуг замка было не обязательно посещать мессу, так как она увидела только нескольких стариков, что стояли в ожидании службы. Ну, что же, это скоро переменится. С завтрашнего утра каждый должен будет присутствовать здесь – ради спасения их же душ.

Однако не все в часовне было отмечено печатью запустения. Вдоль стен висели дорогие свечи в золоченых канделябрах. Лучи восходящего солнца пробивались в узенькое окошко за алтарем и освещали расшитый золотом алтарный покров. Манера вышивки на этой ткани сильно напоминала узор на драпировках в спальне мужа.

Капеллан замка оказался совершенно глухим и сгорбленным от старости сухощавым человечком, но он очень тепло приветствовал свою новую хозяйку прежде, чем пройти к алтарю. Мощным голосом, который совершенно не соответствовал хрупкому телу, поразительно глубоким и красивым, он запел псалом, начиная службу.

Ровена позволила себе полностью отдаться величию знакомого ритуала. Воспаряющие к самым небесам латинские фразы передавали ей свою силу и уверенность, одновременно поднимая настроение. Она снова почувствовала себя собранной и уверенной. Когда последняя нота замерла в звенящей тишине, Ровена еще какое-то время постояла на коленях, не желая столь быстро расставаться с такой драгоценной для нее безмятежностью.

Преодолев несколько ступеней, что отделяли часовню от холла, она снова спустилась с небес на грешную землю. Грязь и темнота, окружавшие ее, выглядели еще более удручающе, чем она могла предполагать. Узкие и больше похожие на бойницы окна пропускали сквозь клубящийся мрак лишь тонкие лучи света. Точно так же как и дымящиеся факелы, и ревущее в каминах пламя не помогали избавиться от пугающих мечущихся по стенам теней. Она с отвращением увидела, как собаки роются в лежащем на полу тростнике в поисках объедков, которые, несомненно, там валялись.

Казалось, трапезе в Грэстане придается совсем небольшое значение. Хотя в аббатстве монахини и постились по утрам, но зато слуги могли вволю потчевать себя теплым овощным супом, свежими хлебами, твердыми сырами и творогом. Здесь же, кроме хозяйского, стоял всего один стол, да и хозяевам подали только лишь два маленьких круга сыра и черствые булочки. Ничего горячего не было, и спеша к столу, никто не церемонился, торопясь занять свободное место.

Леди Мэв уже сидела за столом, стоявшим на возвышении. Богато расшитая мантилья была приоткрыта, позволяя увидеть ярко-розовую сорочку под светло-голубым платьем, отделанным беличьим мехом. Драгоценные камни сверкали на запястьях платья и на его воротнике. Ровена впала в отчаянье, не желая тратить время на вежливые разговоры, когда предстояло так много дел. Она перешла комнату и выбрала скамью неподалеку от другой благородной дамы.

– Доброе утро, милая Ровена, – промурлыкала леди Мэв, приветствуя леди Грэстан с неожиданной фамильярностью. – Как хорошо ты выглядишь сегодня утром. Вчера вечером твое лицо показалось мне бледным и изможденным. Я даже была просто уверена, что ты свалишься в горячке. Откуда эта лента? Ты должна дать мне адрес твоего ювелира. Лента просто прелестна, но вот костюм едва ли достоин твоего высокого положения.

Она наклонилась вперед и добавила приглушенным голосом.

– Только не говори мне, что тебе нечего надеть, кроме этого старья. Монахини не принадлежат к тем женщинам, которые заботятся о внешнем виде, так что, возможно, ты и не догадываешься об этом. Твое положение госпожи требует более дорогого наряда, чем этот.

– Примите мою благодарность за вашу заботу, – выдавила из себя улыбку Ровена, ножом отрезая себе кусок сыра и хлеба. Откусив ломтик, она оттолкнула его прочь. Сыр оказался соленым и слишком жестким, а у хлеба был кисловатый привкус. Она осторожно попробовала разбавленное водой вино: уксус… Ровена отставила бокал.

– Я не ослышалась вчера – ведь вы сказали, что ваша сестра приходилась женой лорду Грэстану?

– О, какая ты умница, что запомнила это, – искренне отозвалась женщина. – Да, Изотта, упокой, Господь, ее душу, была женой Рэннольфа. Когда два года назад скончался мой муж, его дети от первого брака вышвырнули меня из моего же единственного дома и выплатили лишь жалкие гроши из вдовьей доли наследства. Я ни к кому не могла обратиться за помощью, кроме Рэннольфа. Нежная любовь к незабвенной Изотте подсказала ему благую мысль распахнуть двери своего дома и для меня. Я пыталась отблагодарить его, действуя в качестве домоправительницы, но, как ты уже намекнула мне, это у меня плохо получается. – На лице леди появилась маска полного отчаяния. – Это такой огромный дом, здесь многое приходится поддерживать в порядке.

– Возможно, если бы вы пошевелили хотя бы пальцем, вам бы это удалось, – проворчал сэр Гилльям, заставив внезапностью своего появления вздрогнуть обеих женщин, – но для вас это было бы слишком непосильным делом. Доброе утро, миледи! – сказал он Ровене, усаживаясь за стол. Его простой костюм и тяжелые сапоги были все заляпаны грязью. Лицо юноши покраснело. Было видно, что он уже несколько часов провел на улице. – Прибыли ваши повозки.

– Это хорошая новость, – ответила Ровена с улыбкой, а затем решилась.

– Известна ли вам какая-нибудь причина, из-за которой я не могла бы пользоваться будуаром?

Леди Мэв громко ахнула.

– Не может быть, чтобы Рэннольф предоставил тебе такую свободу. Он никогда не позволял мне… – Тут она резко замолчала.

Молодой рыцарь злорадно усмехнулся, глядя на нее, а затем повернулся к миледи.

– Поскольку комната предназначалась для моей матери, а Рэннольф говорил, что к вам следует относиться так же, как и к ней, то вы должны открыть будуар. Несомненно, он был заперт для того, чтобы помешать другим пользоваться этой комнатой.

Гилльям гневно посмотрел через стол на блондинку, но леди Мэв лишь мило улыбнулась в ответ.

– Разве вам не следует быть сейчас где-нибудь еще? – поинтересовался он.

– Еще нет, мой милый, – ответила она, а затем лениво потянулась, демонстрируя все пышные округлости своего тела, четко обрисованные плотно прилегающим платьем.

Он заворчал и отвернулся.

– Темрик уже уехал? – спросила Ровена, глядя на обоих.

Гилльям отрезал себе большой кусок сыра и запихнул его в рот.

– На рассвете, – ответил он, рассыпая крошки по столу. Вслед за сыром он проглотил целый ломоть хлеба и запил все это вином прямо из горлышка стоявшего поблизости графина.

– Вы хотели послать с ним письмо для моего брата? – спросил он, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Нет, – пробормотала Ровена, шокированная его грубыми манерами.

– Свинья, – тихо произнесла леди Мэв.

Но Гилльям словно не замечал ее, обращая все свое внимание на миледи.

– Выглядите вы отдохнувший. Полагаю, спальня моего брата хорошо вам подходит. – Говоря это, он лукаво посмотрел на леди Мэв, словно ожидая от нее какой-нибудь реакции.

Но леди Мэв просто повернулась к леди Грэстан и добавила:

– Да, милая, ведь та постель просто восхитительно удобна, не правда ли?

– А вам откуда известно? Ведь ваша костлявая спина никогда не касалась ее! – воскликнул Гилльям. В его взгляде светилась настоящая ненависть.

– А ты так уверен в этом или просто дразнишь меня? – ответила она ему. И леди Мэв залилась серебристым смехом. – Лучше ты был бы поосторожнее, а не то в один прекрасный день услышишь нечто такое, что тебе не так уж сильно захочется узнать. А сейчас мне следует идти. Кушачник в городе закончил мой новый пояс. – Она поднялась и нарочито размеренно направилась к лестнице.

– Будьте осторожны и постарайтесь не переутомиться в столь обременительном путешествии, – предупредил сэр Гилльям ей вслед. – Мне бы не хотелось, чтобы вам пришлось разыскивать еще одну пустующую постель так далеко от дома.

Ее прекрасные черты исказились от ярости, когда она круто повернулась к нему, но тотчас же взяла себя в руки, изобразив на лице терпеливую покорность.

– Ах ты, глупый мальчишка, – пожурила она его. – Ты такой насмешник. – Ее веселый смех прозвучал, когда она уже вышла из залы. Когда же леди Мэв скрылась на верхних ступенях лестницы, молодой рыцарь вскочил и быстро вышел из комнаты, не сказав ни слова и даже не взглянув на миледи.

Ровена несколько секунд смотрела ему вслед, а потом глубоко вздохнула.

– Ну, что же, – обратилась она сама к себе, – добро пожаловать в имение Грэстана. – С этими словами она встала и оглядела комнату, думая, с чего же лучше начать.

– Эй, ты, – позвала она парня, который небрежно выметал золу из очага. Мальчишка вскрикнул и в страхе попытался спрятаться за метлой. – Созови мне всех кухонных мальчиков. – Парень не двинулся с места, пока она не хлопнула в ладоши и не прикрикнула на него: – Ну, давай же. – Он тут же бросился выполнять ее приказ.

– А ты, – поманила она женщину, – проследи, чтобы мальчики вычистили эти столы. – Затем, боясь, что слово «вычистили» может быть неправильно понято, Ровена добавила: – Я хочу сказать, что столы надо скрести до тех пор, пока на них не останется ничего, кроме гладкого дерева. Остальные пусть соберут этот мерзкий тростник и сожгут его. Но прежде, чем настелить другой, пол необходимо вымыть, причем, дважды. Есть в замке пекарь?

– Я здесь, миледи, – вперед вышел мужчина.

– У хлеба кислый вкус. Твоя мука плохая.

– Но, миледи, – мужчина просто сжался от страха, – это все, что у нас есть. Я не могу ничего поделать.

Ровена подняла глаза к небу.

– Я не обвиняю тебя, так что не трать мое время и не заставляй выслушивать твои извинения. Сейчас я хочу, чтобы ты занялся лестницей вон за той дверью. Если на ступеньках намерз лед, посыпь их солью. А ты, – тут она повернулась к следующему слуге, – пойди и скажи главному конюху, что я хочу, чтобы по всему двору настелили свежей соломы, и сделать это надо раньше, чем наступит день. Ильза, – Ровена жестом подозвала свою горничную, ожидавшую неподалеку, – собери женщин, которые тебе будут нужны, и жди меня в моих комнатах. – Она повернулась и принялась подниматься по лестнице, довольная тем, как быстро исполняются ее приказания.

Женщины ожидали ее в коридоре, и Ровена перевела взгляд на Ильзу.

– А где находится будуар…

– Вот здесь, миледи. – Старая женщина провела ее в спальню хозяина и пересекла комнату, направляясь к стене, в которой находился очаг. Там она приподняла тяжелую вышитую драпировку, за которой показалась дверь. – Когда я впервые приехала сюда с моей Эрминой, а она была матерью лорда Гилльяма, никакой двери тут не было. Все это составляло одну комнату с женской половиной.

Драпировка выскользнула у нее из рук, окутав женщину пыльными складками. Ильза снова откинула занавесь и всем своим тщедушным телом налегла на дверь, которая даже не пошевелилась.

– В те дни использовались только занавеси, чтобы отделить будуар-светлицу от спальни и женской половины. Лорд Генри велел возвести эту стену, чтобы у Эрмины была ее собственная, отдельная комната.

– А другого входа туда нет?

– Есть, да только он заперт изнутри.

Ровена шагнула вперед и сорвала драпировку со стены, подняв целое облако пыли. Теперь руки ее были черны от грязи. Возможно, даже хорошо, что она не надела более нарядного платья прежде, чем кончится этот хлопотливый день.

Ильза посмотрела на пыльную материю, а затем снова на миледи.

– У вас будет много работы в этой башне.

– Да, я уже заметила, но я справлюсь с этим. – Ровена вытерла руки и попыталась подергать щеколду.

– Дверь не заперта, ее просто заклинило. Толкай вместе со мной.

Они налегли на дверь со всей силой. Наконец дверь со скрипом подалась и отворилась. Ровена шагнула вперед и ахнула от удовольствия.

Хотя воздух был сырым и застоявшимся, сквозь ряд окон проникали лучи нарождающегося дня, в которых танцевали пылинки. Ровена быстро подошла к стене и откинула деревянные панели, а затем медленно осмотрелась, стараясь внимательно запомнить каждую деталь отделки этой комнаты, все еще не смея поверить собственным глазам.

Украшенные драгоценными камнями панно на стенах, казалось, оживали при свете слабого зимнего солнца. Начиная от веселой кладки кирпича «в елочку» над камином и кончая небольшими стульями, что стояли сдвинутые на одну сторону, – все показывало, что главное предназначение этой комнаты – доставить удовольствие любимой жене. Быстро стерев слой пыли и паутины со стен, Ровена увидела на оштукатуренной стене тщательно выписанный узор из красных и зеленых крестиков. С каждого крестика, словно испуганная, взмывала вверх синяя птица.

– Как это прекрасно, – вздохнула она, наконец. – И почему только забросили такую замечательную комнату?

Ильза пожала плечами.

– Вторая жена лорда Рэннольфа, леди Изотта, говорила, что через окна влетают злые духи, и она заболевала всякий раз, как входила сюда. Я-то думаю, что болезнь уже сидела в ней. – Женщина тихо вздохнула. – Ну, и пока она недолго жила тут, комната редко открывалась. После ее смерти лорд Рэннольф приказал ставить в будуаре только ее вещи и запереть комнату, – Старуха прошла дальше, открыла другую дверь в дальней стене и улыбнулась, увидев, как испуганно уставились на нее служанки. – А тут находится женская половина.

Ровена открыла дверь напротив окон. Леди Мэв замерла в коридоре с криком притворного испуга.

– О, Боже, – воскликнула она. – Ну и напугала же ты меня!

Леди Мэв вошла в светлицу, с любопытством оглядываясь. Все служанки, включая Ильзу, попятились от нее, но она, похоже, этого даже не заметила.

Леди Грэстан не обратила внимания на высокородную даму, продолжала отдавать распоряжения горничным.

– Я хочу, чтобы эта комната была готова сегодня же, так что уборка должна быть одновременно и быстрой, и тщательной. И смотрите, не оставляйте ни одной паутинки, ни одной пылинки. Перенесите длинный стол вот сюда и поставьте эти два стула перед камином. – Она указала на изъеденные молью подушки, что лежали на сиденьях. – Это необходимо заменить.

– Мы подыщем что-нибудь, – ответила Ильза, принимаясь вытирать пыль со стола. – И комната будет готова еще до полудня.

– Так тому и быть, – с удовлетворением откликнулась Ровена. – Да, внизу, в повозках, находится кровать. Я хочу, чтобы ее установили в моих покоях, так как она более искусной работы. Эту необходимо убрать. – Она указала на кровать своего мужа.

– Но она же принадлежала еще матери Рэннольфа. – Шелковый голос леди Мэв заставил всех присутствующих посмотреть на нее. – Да, ведь он сам рассказывал мне про эту кровать исключительно тонкой работы. – Она показала рукой в соседнюю спальню.

Ровена оглянулась на эту женщину с накрашенным лицом. Вряд ли ее удивило бы сейчас известие о том, что муж спал с этой знойной сучкой. Если эта тварь думает, что прошлое дает ей какие-либо права, то она сильно ошибается.

– Если вы так восхищаетесь этой кроватью, возможно, мы могли бы передать ее вам в пользование.

Служанки захихикали, но подобный ответ не заставил леди Мэв изменить свой тон.

– Ну, большое спасибо за такое предложение, дорогая, однако на женской половине едва ли найдется для нее место.

– Тогда ее необходимо убрать на хранение. Между прочим, ваше предложение помочь все еще остается в силе? Сегодня у нас так много работы! – Ровена помолчала, отлично зная, какой получит ответ.

– Мне бы очень хотелось. – Высокородная дама вздохнула, что должно было, видимо, означать сожаление. – Но, право же, я обещала кушачнику, что буду в его лавке сегодня утром. Может быть, потом, когда я вернусь? – Ее вопрос повис в воздухе, она кивнула, прощаясь, и покинула комнату.

Ровена коротко и злорадно рассмеялась, а потом повернулась к женщинам.

– Теперь, когда вам известно, чем нужно заниматься, я отправляюсь на кухню и посмотрю, что можно сделать с едой в этом доме.

Она вошла в спальню и сняла плащ. Практичность победила желание выглядеть изящно; сегодня будет длинный день, и пыли будет немало, так что неплохо было бы надеть что-нибудь, что не жалко испачкать. Медленно направляясь из спальни в холл, она обдумывала, что предстоит еще сделать и кто будет этим заниматься. Как странно, Ровена решила заменить одну-единственную кровать, а это уже помогает ей чувствовать себя так, словно это место – родной дом.

Много часов спустя Ровена начала подниматься по ступеням крутой лестницы, спиралью уходившей вверх, в северо-западной башне замка. Высоко над ней, на третьем этаже башни, находилась крохотная каморка, куда она и направлялась. Она раздумывала.

Если Рэннольф так любил своего незаконнорожденного сына, зачем же он держал его, словно в клетке, в этой комнатушке, так далеко от кухни, от тепла каминов? Ну, так этого больше не будет! Ребенок, тем более сын, пусть и незаконнорожденный, – это надежда на будущее, и его надо тщательно оберегать.

Ровена осмотрела свой наряд и вытерла грязные руки о юбку. Грязь в Грэстане скопилась просто чудовищная и, похоже, всю эту пыль и паутину она собирала своей одеждой. После полуденной трапезы Ровена накинула грубый передник служанки, чтобы защитить свой наряд. Теперь она мечтала залезть в ванну с теплой водой. Что же, как только она покончит с этим делом, можно будет и отдохнуть.

Леди Грэстан продолжала подниматься по лестнице. Мысли ее обратились к делам, которые предстояло сделать завтра. В башне царила почти полная темнота; только в две бойницы, что выходили на запад, врывались оранжевые лучи заходящего солнца. И в этот момент что-то свалилось на нее.

На мгновение она покачнулась и чуть не упала. Каменная стена была совершенно гладкой, на ней не было ничего, за что можно было бы ухватиться. Выгнувшись, Ровена смогла, наконец, удержать равновесие. Сердце у нее быстро колотилось, она прислонилась к стене, чувствуя, что дрожат руки при мысли о том, как близко она была к гибели.

– Я тебя не видел, – прошептал детский голос, когда чья-то маленькая рука прикоснулась к ней. – Я тебя ушиб?

Она глубоко вздохнула, успокаиваясь.

– Нет, хвала Господу. А ты не ушибся?

– Нет.

– Неужели никто не говорил тебе, что нельзя бегать по этой лестнице? Мы оба могли бы свернуть себе шею. – Голос Ровены прозвучал резко от пережитого страха.

Его голос тоже задрожал.

– Прости меня. – Затем, словно что-то внезапно вспомнив, он продолжил гораздо тверже. – Но ты не имеешь права так говорить со мной. Алэис говорит, что все горничные должны относиться ко мне с уважением. Ты была не почтительна.

Сколько, говорили, ему лет? Пять? Наверняка, не больше пяти! Ровена возмущенно фыркнула.

– Мне нет нужды быть почтительной с маленькими отпрысками лордов, которые угрожают моей жизни. Мне следует перекинуть тебя через колено и показать тебе, как я тебя уважаю, при помощи ладони. Идем, лучше я отведу тебя к твоей Алэис и расскажу ей, что ты натворил.

– Нет, пожалуйста. Извини, прошу тебя! Мне очень жаль, что я так поступил. Не отводи меня назад. Я ведь убегал.

Ровена вглядывалась в темноту, стараясь получше рассмотреть его черты.

– Убегал? Но куда и зачем?

– На кухню. Я так голоден, но Алэис говорит что нам ничего нельзя есть до самого вечера, пока новая леди не уляжется спать.

Мальчик тихо всхлипнул.

– И зачем только моему папе нужна жена? Теперь Алэис говорит, что мы должны прятаться от дракона, пока не вернется мой папа.

Ее брови поднялись вверх от удивления.

– От дракона?

– Так Алэис называет новую леди, потому что она выгонит меня прочь, чтобы я сделался нищим, если только найдет меня.

– Нищим? Нет, ты ошибаешься.

Может быть она необдуманно сказала что-то, что приняли как угрозу мальчику?

Наступило непродолжительное молчание.

– Ты так думаешь?

– О, я в этом совершенно уверена. Ты никогда не будешь нищим. Когда-нибудь ты станешь лордом Блэкли.

– Но, – проговорил он уже более уверенно, – так говорит Алэис.

– Алэис ошибается, – возразила она.

– Джордан, – позвал сверху женский голос, одновременно сердито и встревоженно. – Джордан! – Послышались медленные, тяжелые шаги.

– Ой, нет, – прошептал Джордан, хватая ее за руку. – Не позволяй ей забрать меня. Я ненавижу эту каморку. Я хочу назад, в мою кроватку. Мой папа щедро наградит тебя, если ты позаботишься обо мне, – великодушно пообещал он. Нетерпеливые пальчики сжали ее ладонь.

– Я могу помочь тебе, но только при условии, что ты не будешь трусом и не станешь убегать прочь.

– Я не хочу быть трусом, – сказал он. – Я хочу есть.

Ровена громко рассмеялась.

– Джордан здесь, – крикнула она, подняв голову. – Мы уже поднимаемся.

Шаги замерли.

– Кто тут? – голос женщины прозвучал грубо, почти угрожающе.

– Всего лишь дракон, – откликнулась Ровена. Кто-то громко ахнул и поспешил вверх по лестнице. Леди Грэстан взяла руку мальчика в свою.

– Идем со мной.

Они поднялись на несколько ступенек, прежде чем Джордан спросил:

– Почему ты сказала Алэис, что ты дракон?

Ровена помолчала, остановившись перед вторым поворотом. Сумеречный свет заходящего солнца позолотил волосы мальчика, придавая им такой же каштановый отблеск, как и у отца. Все еще держа мальчика за руку, она продолжала разглядывать его, а затем удивленно покачала головой.

Джордан был точной копией своего отца. Даже глаза были такие же серые и чистые, даже очертание рта было таким же.

– Так почему? – требовал он. Потом глаза его прищурились. – Я никогда раньше тебя не видел. Ты служанка новой леди?

– Хуже, – ответила ему с улыбкой Ровена. – Я и есть новая леди.

Глаза его расширились, затем он улыбнулся, словно она сказала что-то забавное. Дыхание ее замерло. Точь-в-точь как ее собственный муж усмехался, слыша ее возмущенно-сердитые протесты насчет невинности.

– Я вижу, ты любишь мальчиков. Ты мне поможешь справиться с Алэис. – Он крепче сжал руку своей мачехи и поспешил вверх по лестнице.

Еще несколько поворотов – и они вошли в крохотную комнатку. В ней было холодно и очень сыро, так как комната была вырублена прямо в толще каменной стены. Два соломенных тюфяка были брошены на пол, и только несколько тонких одеял превращали их в некое подобие постелей. В углу на боку лежала маленькая лошадка, вытесанная из дерева, а рядом валялись разбросанные фигурки деревянных человечков – шахматных фигур.

Алэис сидела на табурете, и ее массивные бедра, казалось, свешивались с краев. Тонкие светлые волосы выбивались из-под неопрятного, в пятнах, платка. Простое платье на ней тоже было грязным. Это неряшливое создание едва ли подходило на роль главной няни дворянина.

– Посмотри, Алэис, – позвал Джордан. – Я нашел новую леди, и ты была не права. Ей нравятся мальчики. И теперь мы можем вернуться и поесть.

Энтузиазм мальчика был так велик, что он даже запрыгал.

– Скажи ей, мы можем поесть, – обратился Джордан к своей мачехе.

– Я ничего не могу сказать, пока ты должным образом не представишь меня своей няне, Джордан, – нежно пожурила его Ровена. – Ты должен узнать сначала, как меня зовут, а затем сказать об этом своей няне, чтобы она поняла, кто я. Когда-нибудь придет день, и ты станешь рыцарем, а рыцарь всегда заботится о соблюдении приличий, даже со слугами.

При этих словах женщина нахмурилась, скрестив мясистые руки на обвисшей груди. Было совершенно очевидно, что она не относит себя к слугам.

– Я Джордан Фиц-Рэннольф, – ответил он, пытаясь отвесить поклон своей гостье. – А тебя как зовут?

Она была рада видеть, что кто-то уже учил его хорошим манерам.

– А я леди Ровена Грэстанская и твоя новая мачеха. Мне очень приятно, что ты член моей семьи. А теперь представь меня своей Алэис, – подсказала она.

Джордан кивнул:

– Алэис, я привел леди Реннену… Роннен-ну… – Он круто повернулся к мачехе и прошептал: – Как тебя зовут?

Она засмеялась.

– Это английское имя, и некоторым трудно бывает его выговорить. Мои друзья просто зовут меня Рен-Иволга. Ты тоже можешь так меня звать, если хочешь.

Он облегченно вздохнул.

– Алэис, это леди Иволга. А теперь мы можем пойти поесть. – Он схватил няню за руку и потянул, словно его слабое усилие могло сдвинуть массивную женщину с места.

– Алэис, – проговорила Ровена голосом, в котором уже не было никакой теплоты, – немедленно отнеси вещи Джордана назад на женскую половину. Пойдем, мальчик, я найду тебе что-нибудь поесть. – Она протянула ребенку руку. – У твоей няни сейчас есть чем заняться.

Грузная женщина с удивительной быстротой вскочила с табурета.

– Убирайтесь отсюда, – завопила она, пытаясь схватить мальчика и промахиваясь. – Он находится на моем попечении до тех пор, пока не вернется лорд Рэннольф. Не вмешивайтесь! Леди Мэв рассказала мне, откуда вы взялись, и поклялась, что будет помогать мне защищать его от вас.

Ровена прищурила глаза.

– Так, теперь я вижу, как ты его защищаешь! Едва ли это можно назвать защитой. Напротив, я сказала бы, что твое поведение угрожает жизни этого мальчика. Я нахожу, что ты плохо выполняешь свои обязанности, а потому освобождаю тебя от них. Беги к леди Мэв, если хочешь, но вряд ли она сможет помочь тебе. А теперь отправляйся и подыщи себе место где-нибудь еще.

Алэис запричитала от возмущения, и слезы брызнули у нее из глаз.

– Не отнимайте у меня моего ягненочка, – всхлипывала она. – Нет, вы не можете заставить меня покинуть его! Он нуждается во мне.

Джордан переводил взгляд с Ровены на няню.

– Алэис должна будет уйти? – спросил он тихо.

Мачеха кивнула.

– Она слишком плохо заботилась о тебе.

– Но кто же тогда будет заботиться обо мне, пока мой папа в отъезде? – Глаза Джордана расширились от страха.

– Я, – твердо ответила она. – Ты знаешь Ильзу, мою горничную? – Мальчик кивнул, и она продолжила: – Ильза поможет мне.

– Но, если мне нужно будет повидать Алэис? – Теперь и в его глазах показались слезы.

– А она тебе очень нужна? – со вздохом спросила Ровена.

– О да, ведь она – моя Алэис, – ответил мальчик.

Леди Грэстан повернулась к толстухе.

– По его просьбе и ради него ты остаешься. Однако все, что ты будешь делать для его воспитания, с этого дня будет делаться по моему приказу. Только ослушайся меня, и ты будешь уволена.

– Благодарю вас, миледи, – прохныкала она. – Благодарю вас.

– Алэис остается с тобой потому, что ты любишь его. – Она протянула мальчику руку, и Джордан без колебаний вложил в нее свою ладошку. Пальчики ребенка были такими теплыми, что она улыбнулась.

– А теперь, малыш, не поискать ли нам что-нибудь поесть?

– Есть, есть, есть, – радостно запел он, притоптывая ногами, когда они выходили из каморки и начали спускаться вниз по лестнице.

Давно уже окончилось вечерня, когда Ровена, наконец, забралась под одеяло. Грэстан еще не раскрыл ей все свои секреты и тайны, однако, она уже догадывалась о том, что в замке что-то было не так. Действительно, совсем недавно каждый замок, каждое аббатство, каждый город были обобраны буквально до нитки, чтобы заплатить выкуп германскому императору за короля Англии Ричарда. Но все же это не могло объяснить, почему в поместье не было даже запасов для того, чтобы выдержать хотя бы самую короткую осаду. А то немногое, что хранилось в кладовых, было зачастую самого низкого качества. С завтрашнего дня Ровена решила приобретать все необходимое у местных купцов с обещанием заплатить, когда вернется лорд Рэннольф Она должна узнать больше о Грэстане и его запасах, прежде чем она начнет проверять счета и книги, которые вел казначей Хьюго.

Зевая, Ровена поудобнее устроилась под одеялами. Улыбка задрожала на ее губах, когда она прикоснулась к резному столбику, что поддерживал балдахин кровати. Как же странно! Всего лишь два дня назад она презирала эту постель. Теперь она служила знаком, что комната принадлежит именно ей, и она ни с кем, кроме мужа, не собирается делить ее. Все вокруг в Грэстане будет носить отпечаток ее заботы. Удовлетворенная, она быстро уснула.

 

Глава шестая

Рэннольф помедлил, проверяя звенья своей доходившей до колен кольчуги. Последние два года он не держал оруженосца, а потому привык выполнять эту работу сам. За дверью шатра моросил мелкий дождь – все такой же, как и предыдущие два дня подряд. Дождь на время приглушил ужасающий скрежет осадных машин и позволял людям спокойно собираться у себя в палатках или вокруг костров. Сейчас поле боя превратилось в тихое место, напоенное только ароматами и истомой пробуждающейся весны.

Прежде чем снова приняться за дело, лорд Грэстан вытянул руки над тлеющими в плоской сковороде-жаровне углями. Потягиваясь, он растревожил крохотных мерзких созданий, что нашли себе приют на его теле. Кожа его зудела.

Он так устал – устал от своего шатра, от того, что он такой грязный, и больше всего от того, что приходилось снова и снова бросать людей, машины на неприступные стены. Осада продолжалась уже почти месяц, пока без какого-либо результата. Однако приходили известия, что Ричард покинул Нидерланды, направляясь в Англию. Как только король опять окажется в своих владениях, у Ноттингемской твердыни не будет иного выбора, кроме как сдаться.

– Милорд, вы позволите нам войти? – спросил Темрик у входа в палатку.

Подняв голову, Рэннольф тут же узнал забрызганного грязью человека, что стоял позади его адъютанта.

– Клянусь зубами Господа, что там еще? – раздраженным жестом он пригласил обоих мужчин к себе в шатер.

С веселой усмешкой и коротким поклоном посланец из Грэстана выступил вперед и передал своему господину кожаный мешочек, что был у него при себе.

– Здесь находятся письма от мастера Хьюго и от миледи. Есть еще также послание от лорда Гилльяма. Вот что он просил передать: «Надеюсь, что с тобой все в порядке, но знаю, что ты не можешь быть счастлив без хорошей ванны. Миледи трудится вовсю, но она вызвала гнев Хьюго, когда отправила меня узнавать, что и как у твоих управляющих бейлифов. Мы обнаружили, что в Грэстане должно быть больше запасов, чем у нас имеется в настоящий момент, и не можем пока понять, в чем причина такого недостатка. Что же касается ее просьбы к тебе, то я нахожу, что она человек крайне разумный и уравновешенный и трудится изо всех сил на благо всего, что принадлежит тебе. Вот и все, милорд».

Лорд Грэстан потер небритый подбородок, обдумывая только что услышанные слова своего брата. Да уж, она трудится вовсю, если довела его ризничего и казначея до такой ярости своими переменами.

– Скажи-ка мне, Бодвин, а что ты сам думаешь о положении дел в Грэстане?

– Мне кажется, милорд, что все в порядке. Особенно еда – теперь она гораздо лучше, чем была раньше.

Темрик коротко и резко расхохотался.

– Ну, тогда ты вряд ли будешь доволен тем, что найдешь вон в том котелке, но все равно, иди и ешь свою долю. Я позову тебя, если у милорда будет ответное письмо.

Посланец весело и небрежно отсалютовал и вышел, присоединяясь к кружку воинов, что сидели вокруг костра у самого входа в шатер. Рэннольф, жестом пригласил Темрика присесть на табурет с другой стороны жаровни.

– Задержись на минуту. Мне требуется твоя стойкость, чтобы ознакомиться с еще одной пышной речью нашего достопочтенного казначея. Темрик, что она там делает с моим домом?

Его адъютант только по-волчьи усмехнулся.

– Убирается в доме, в этом нет сомнений.

– Убирается или разрушает? – резко возразил лорд Грэстан, а затем открыл кожаный мешочек. Он взял из него сложенный пергамент, скрепленный печатью Хьюго, и начал читать вслух:

«Приветствия моему высокочтимому лорду и хозяину от его смиренного слуги сегодня, в одиннадцатый день марта года тысяча сто девяносто четвертого от Рождества Господа нашего. Ваша новая миледи, Господь, да благословит ваш с ней союз, проявляет крайнее искусство и рассудительность, управляя вашими покорными слугами. Я желал бы смиренно доложить вам о ее делах на тот случай, если угодно будет вам просветить госпожу лучом мудрости в ее стараниях. Вам, должно быть, также известно о тех случаях, когда она замахивается на недоступное ей.

Как раз сегодня я узнал, что всю последнюю неделю ваша миледи, Господь, да хранит и защищает ее, заставляли лорда Гилльяма обещать от вашего имени заплатить городским купцам и торговцам за покупки, сделанные сверх того, что хранится в настоящий момент в подвалах вашего замка. Все это было сделано без моего одобрения и даже без уведомления меня о том.

А потому я смиренно молю вас соблаговолить объяснить ей, почему подобные приобретения невозможны без совета со мной. Она же вместо того, чтобы внять моим словам, потребовала от меня показать ей счета и книги».

Рэннольф откинулся, смеясь, и посмотрел на Темрика.

– Можешь себе представить, какой у него в эту минуту был вид? – спросил он, а затем продолжил чтение.

«Довольно уже того извращения, что она умеет читать и писать. Не разрешайте ей гневить Господа, вмешиваясь в то, что всегда было мужским делом. Два десятка и еще почти десять лет я был верным слугой вашего семейства, и вы знаете меня, как аккуратного человека, умом и сердцем своем заботящегося о ваших лучших интересах. Никогда ни вы, ни ваш отец не считали необходимым сомневаться в моих способностях вести книги и записи в Грэстане.

Смиренно буду ожидать вашего ответа и решения по поводу этого дела. Ваш преданный слуга Хьюго, сын Вальтера, казначей и ризничий Рэннольфа Фиц-Генри, лорда Грэстана».

Лорд Рэннольф взял другое послание. На восковой печати не было никакого изображения, так как у Ровены не было ни доступа к его печати, ни времени заказать свою. Он подержал лезвие ножа над жаровней. Разогретая сталь быстро пронзила воск. Это простое движение снова разбудило преследовавшее его воспоминание о той ночи любви с молодой женой.

Он вспыхнул, охваченный неожиданным жаром. Словно это было прошлым вечером, а не месяц назад, он снова почувствовал прелесть ее тела. Затем вспомнил выражение глубокой обиды в ее глазах, когда он уходил. Нож выскользнул из его рук.

– Рэннольф?

– Я глупец, брат, – ответил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на своего старшего брата. – Мне не следовало снова жениться.

– Ты уже говорил это, – мягко откликнулся Темрик и добавил, немного помолчав. – Она хорошая женщина.

– И ты знаешь об этой добродетели только потому, что один единственный раз проехался с ней? – Сарказм Рэннольфа был просто Убийственным.

– Так же, как и ты знаешь об этом после твоей «проездки» с ней.

Он вздрогнул, словно от удара.

– Черт, – прошептал он. Как обычно, его брат попал прямо в точку, как ни была горька эта правда. На мгновение повисло тяжелое молчание, после чего он произнес: – Темрик, не покидай меня, ты мне нужен. Что такого предлагает тебе твоя мать, что не предложил тебе я за эти прошедшие годы?

В смехе его брата прозвенела горькая ирония.

– Уж, конечно, не сердечную боль и не работу, которые были бы связаны с теми владениями, что ты пытаешься навязать мне. Возможно, я не успел бы еще осесть по-настоящему, а ты бы уже искал мне жену. Но кто знает, – добавил он, пожимая плечами, – может быть, жизнь возле моей матери окажется мне не по вкусу, и я снова приду клянчить у тебя под дверью.

– Подумай об этом еще раз. Эти владения находятся в Нормандии. Там ты мог бы начать все заново, если тебе хочется, чтобы соседи не знали твое прошлое.

– Нет, Рэннольф. Мой ответ на это предложение не изменился за последние семнадцать лет. Оставь все, как есть.

– Я не могу. Ты же не купец, не торговец – ты воспитан, как рыцарь – так же, как и я. Наш отец хотел, чтобы эти земли принадлежали тебе – точно так же, как хотел, чтобы часть наследства принадлежала Гилльяму.

– Ты пытаешься говорить устами умершего человека.

– Да, пусть он мертв, но ведь я жив. Почему ты не хочешь принять то, что тебе предлагаю я?

Гневные золотистые огоньки загорелись в глазах его брата, от чего их обычный карий цвет, казалось, запылал.

– Если бы наш отец хотел, чтобы я был не только непризнанным ублюдком-сыном, то вспомнил бы обо мне. – Он вскочил на ноги и бросился вон из шатра.

Рэннольф уставился на кусочек пергамента, который все еще держал в руках. Как ни нуждался он в Темрике, однако не мог больше заставлять его принять свое предложение, как не мог забыть про обиду, которую нанес своей жене в ту ночь. Наконец, лорд Грэстан открыл письмо и принялся читать.

«Мой высокочтимый лорд и муж! С сердцем, полным трепета, в день одиннадцатый марта года тысяча сто девяноста четвертого от Рождества Господа нашего, спешу написать вам. Весь последний месяц я была очень занята, продолжая знакомиться с Грэстаном. Ваши люди оказывали мне в этом деле всяческую помощь. Мы смиренно надеемся, что вы будете довольны увидеть все, что мы сделали, когда, милостью Господа нашего, вы сможете, наконец, вернуться к нам.

Вскоре после моего приезда сюда я узнала, что имеется большая нехватка съестных припасов. И потому просила сэра Гилльяма приобрести у местных купцов все, что было для того необходимо…»

Он быстро пробежал список покупок с указанной ценой. Все приобретения казались разумными, цены – умеренными. Он был просто поражен, что в замке не хватало стольких необходимых запасов.

Рэннольф нахмурился. Возможно ли, что истерические письма Хьюго – всего лишь попытка скрыть свою халатность, а вовсе не его обычная помпезная ревность? С одной стороны, трудно было представить, что так может поступать верный и преданный человек, но с другой, что плохого может выйти, если за его работой проследит новый глаз? Вот только вопрос, по силам ли окажется жене подобная работа?

Он снова взглянул на ее письмо. Почерк у Ровены был мелкий, очень аккуратный, без каких-либо завитушек или приукрашений. Покупки были тщательно перечислены, с подробным указанием веса и цен. Несомненно, она где-то училась вести учет расходов.

«…Когда я спросила сэра Гилльяма о причине такого положения, он мне сказал, что является вашим управляющим совсем недолго и поэтому ничего не знает об этом. Затем он посетил ваши многочисленные владения, дабы узнать, платили ли они подати и контрибуции за прошлый год, чтобы можно было вести точный учет. В то же время он просил ваших управляющих-бейлиров прикинуть, какова будет ваша доля в будущем урожае, ибо посевы выросли уже настолько, что подобные подсчеты уже можно сделать…»

Как странно. Судя по тому, что сообщал Гилльям, именно она просила его отправиться за точными сведениями. Ее же слова звучали так, будто это была идея самого мальчика. В чем же дело: Ровена просто добра или скромничает?

«…Вот почему крайне смиренно молю вас позволить мне входить в ваши кладовые и сокровищницы, чтобы произвести необходимые подсчеты. Если же вы сомневаетесь в моей способности сделать это, то я рада буду сообщить вам, что мать-настоятельница монастыря нередко поручала мне работать вместе с ее келаршей, и я находила в подобном занятии величайшее удовлетворение. Здесь, в Грэстане, все мы желаем вам удачи и Божьей помощи в ваших предприятиях и молимся, чтобы вы возвратились к нам так скоро, как захочет этого Господь Бог… Остаюсь Ваша покорнейшая служанка и жена Ровена, леди Грэстан».

Его глаза остановились и задержались на слове «покорнейшая». Она использовала это слово, чтобы посмеяться над ним и напомнить ему о том, как он отверг ее. Пальцы лорда Грэстана вонзились в овчинный мех, а в животе, казалось, что-то перевернулось при мысли о надменности этой женщины. Но пониже подписи находилась еще приписка, сделанная ее рукой:

«Я должна благодарить вас за сэра Гилльяма, за то, что он оказывает помощь во всех моих трудах. Он всемерно поддерживает мои начинания и всячески заботится о процветании и приумножении всего, что принадлежит вам. Хотя нам здесь и не угрожают опасности, которые могли бы потребовать помощи его сильной руки, но те вызовы судьбы и столкновения, с которыми ему пришлось повстречаться, всегда заканчивались в нашу пользу. Также все ваши бейлиоры просят передать вам, что суждения его разумны и принимаются с одобрением».

Ярость снова охватила его. Эти так тщательно подобранные слова не могли скрыть ее истинных намерений. Она поддразнивала его, притворяясь будто любит его брата, чтобы отомстить ему за грубое обращение с ней в их первую брачную ночь. Рэннольф швырнул письмо в жаровню. Пергамент вспыхнул, распространяя вонючий дым.

Потребовались три меха с вином и целая неделя времени, чтобы забылся горький привкус ее слов. Когда же он достаточно пришел в себя, чтобы написать ответ, то составил письмо сэру Гилльяму и отправил Темрика в Грэстан, дабы тот был там его глазами и ушами.

К последней неделе марта замок и прилегающие к нему постройки были старательно вычищены и отремонтированы. Даже конюшни и амбары были тщательно выметены и вычищены скребками, на них настелили новые крыши из соломы и побелили стены. Кладовые, когда-то недоступные, были чисто подметены и наполнены только что приобретенными съестными припасами.

Редко проглядывающее днем солнце освещало будуар-светлицу, согревая комнату; казалось, под его лучами нарисованные птички становились живыми, как бы собираясь взлететь. Ровена смотрела во двор, ожидая появления Хьюго. Около конюшен бродили, разгребая землю, куры, громкое гоготанье гусей доносилось от внутренних ворот. С нарастающим нетерпением Ровена прошлась по комнате. Минуло уже полчаса тех пор, как она послала за Хьюго. Сэр Гилльям и Темрик были поглощены разбором, обсуждая осаду Ноттингема. Брат ее мужа сидел, развалившись, на одном из маленьких стульев, вытянув перед собой длинные ноги. Его любимая охотничья собака-волкодав лежала, свернувшись в клубок у ног рыцаря, и хвостом своим размеренно ударяла по полу от удовольствия, что она была рядом с хозяином, адъютант Рэннольфа неподвижно застыл около камина. На нем все еще были кольчуга, плащ и высокие сапоги, словно он не собирался долго задерживаться в замке.

– Миледи, вы звали меня? – Облаченный в свой лучший наряд и подпоясанный дорогим, украшенным драгоценными камнями поясом, Хьюго картинно замер у самой двери. На его лице застыла нетерпеливая усмешка, лысая голова была высоко поднята, и весь его вид не оставлял никакого сомнения в том, что он постарался оттянуть свой приход как можно дольше. Хьюго заглянул в комнату и увидел Темрика. – А, так вы получили ответ!

– Входите, – коротко ответила Ровена и, не ожидая, последует он ее приглашению или нет, уселась напротив молодого рыцаря.

Адъютант вынул сложенный кусочек пергамента.

– Это послание написано милордом к его управляющему…

– Ха, так он даже не написал вам миледи – прервал его казначей.

– Достаточно, – стальная нотка в голосе сэра Гилльяма тут же заставила Хьюго замолчать.

– Однако, – продолжал Темрик, – милорд просил первую часть письма, в которой речь идет о ваших просьбах к нему, зачитать в присутствии казначея Хьюго, чтобы избежать возможных недоразумений. Вторая часть письма – это личное послание к сэру Гилльяму. – Он вручил юноше запечатанный пергамент, а затем отступил и встал за стулом молодого рыцаря. Выражение его лица оставалось, как всегда, непроницаемым.

– Прочитайте мне, миледи, – неграмотный управляющий Грэстана передал письмо Ровене. Она все еще не могла понять, почему муж поручил такой важный пост, который несомненно, требовал по крайней мере грамотности, человеку, не умеющему ни читать, ни писать. Молодой рыцарь чувствовал бы себя гораздо более уверенно в роли кастеляна какого-нибудь маленького имения.

Ровена приняла письмо, открыла и расправила пергамент, потом принялась читать:

«Мой брат и управляющий, Гилльям Фиц-Генри, приветствую тебя…» – Крупный и ровный почерк читался очень легко, даже несмотря на то, что слова круто загибались вниз. Интересно, он сам это написал или же это рука писаря? «Я надеюсь, что послание мое найдет тебя в добром здравии – так же, как нашло меня твое письмо. До моего сведения дошло, что миледи вела разговоры с местными купцами и торговцами, дабы закупать некоторые припасы для нашего замка. Некоторым лицам угодно заставить меня поверить, что ты позволил ей подобную свободу без всякой на то надобности. Если же, по твоему мнению, покупки эти разумны, миледи имеет на то полное право.

Если миледи, моя жена, желает проверять счета и книги, да будет так. Для исполнения этого я приказываю моему казначею и хранителю платья дозволить миледи свободный доступ к его записям».

Хьюго ахнул.

– Нет, вы исказили текст письма в свою пользу. – Он выхватил пергамент из ее пальцев и быстро пробежал письмо глазами. – Нет, милорд, не может этого быть! – возмущенно воскликнул он, словно его лорд и хозяин действительно сидел перед ним в комнате, а не был так далеко от них на севере. Затем, понимая тщетность своих усилий, он сунул письмо обратно в руки миледи. – Никогда, – заикаясь и брызгая слюной, с трудом выговорил он, – никогда ни лорд Генри, ни лорд Рэннольф не подвергали сомнению мою работу. А теперь вы, всего лишь женщина…

– Тем не менее, Хьюго, – прервал его ворчливый голос Гилльяма, – ты слышал приказ моего брата.

Все еще возмущенно заикаясь, казначей обвел их яростным взглядом.

– Я сделаю, как вы требуете, только потому что милорд приказывает мне, но на определенных условиях. Вы войдете в сокровищницу только в моем присутствии, так чтобы я был уверен, что вы не испортите мои многолетние труды. Я не допущу никаких клякс, не позволю вам из-за вашей неуклюжести оторвать ни один обтрепанный уголок страницы. Точно так же я не разрешаю вам менять ни единой цифры или делать какие-либо иные записи. Никакая другая рука, кроме моей, не будет писать в конторских книгах. – Он выскочил из комнаты, бормоча себе под нос, что, должно быть, наступает конец света, если муж разрешает жене заглядывать в его книги.

Молодой рыцарь, глядя вслед удаляющемуся казначею, коротко и удивленно рассмеялся.

– Никогда не знал, что у него может быть столько страсти. В письме есть еще что-нибудь?

– Да.

Она открыла пергамент и вновь принялась читать:

«…Осада здесь продолжается так, как мы и ожидали. Ноттингем – такая же неприступная твердыня, как и любой замок в Англии. Сюда прибыли машины из Лестера и Виндзора, и люди со всех концов королевства. Несмотря на это, мы все еще сидим и ждем, ибо не в силах разгрызть этот твердый орех и выцарапать из него прогнившую и ядовитую сердцевину.

Король наш, да хранит его Господь, вновь вернулся к нашим берегам. Мы надеемся, что скоро он будет в Ноттингеме, чтобы привести наши усилия к желаемой цели. Пали и Мальборо, и Ланкастер. Говорят, что коннетабль замка горы Святого Михаила умер от страха, узнав, что возвратился его король. Ни Тикхэм, ни Ноттингем так просто не возьмешь.

Надеюсь также, что брак мой не оказался для тебя чрезмерным бременем. Пожалуйста, прости меня за то, что я так неожиданно прислал к тебе такую сварливую мегеру…»

Она остановилась, лицо ее пылало.

– Возможно, ты хотел бы сам закончить чтение… – Ровена протянула ему письмо.

Гилльям отмахнулся.

– Читать? Только не я! Вы же знаете, у меня на это нет никаких способностей – мои глаза начинают косить, стоит только мне увидеть буквы. Заканчивайте письмо, миледи.

Глаза его вовсе не косили – напротив, они горели лукавым весельем. Она покашляла.

– М-м… – Ровена заколебалась, пробегая глазами жалобы мужа на то, что его принудили к браку с ворчливой спорщицей.

– Я не совсем хорошо могу разобрать слова – чернила расплылись… – сказала она с лицом, все еще пылающим от смущения. – Он кончает письмо: «Твой брат и лорд, Рэннольф Фитц-Генри, лорд Грэстан».

Ровена положила пергамент на стол и внимательно посмотрела на Гилльяма. Его улыбка ясно говорила ей, что тот не поверил ее словам. Она перевела взгляд на Темрика, который привез это письмо. Как обычно, черты его лица казались высеченными из камня.

– А ты, Темрик, как ты поживаешь?

– Я, миледи? – От этого вопроса брови его взлетели на лоб чуть ли не до самых волос.

Молодой человек расхохотался.

– Да у него просто треснет лицо, если он заговорит!

Темрик что-то тихо пробормотал и устремил на молодого рыцаря выразительный взгляд:

– У меня все хорошо, миледи, благодарю вас за заботу. Вы совершили здесь настоящее чудо. Даже запах, что доносится с кухни, и тот кажется восхитительным. И я даже не могу вспомнить, видел ли я когда-нибудь этот дом таким чистым.

Гилльям резко выпрямился на стуле.

– Потрясающе! Да ведь это просто целый водопад слов!

– Ба, – моментально отпарировал адъютант, что был старше его. – Твоя младенческая глупость больше не идет тебе, мальчик. Я предупреждал Рэннольфа, что назначение тебя управляющим было заблуждением – ты никогда не повзрослеешь.

– Разве я совершил ошибку? – Рыцарь вскочил на ноги, и лицо его вспыхнуло от подобного упрека. – Разве Рэннольф посчитал необходимым сделать мне такой строгий выговор? Спроси миледи, раз ты так высоко ее ценишь! Она знает, что я вовсе не увиливаю от той работы, которую мне поручают! Да и меч мой не остается в ножнах праздно! Он встретился в этом году не меньше, чем с целой дюжиной воров, что уже никогда не потревожат наши владения!

Темрик, уступая, поднял обе руки.

– Хватит! Прими мои извинения, брат! сказал, не подумав. Говорю тебе правду, понятия не имею, что и как ты тут делаешь, и говорил Рэннольфу, что не имею подобного желания. Это все твое настроение, вечно мои шутки выводят тебя из себя. Я прошу извинения и тебя, и у миледи.

Он поклонился ей, затем широким шагом вышел из светлицы, пока Ровена удивленно смотрела ему вслед.

– Он назвал тебя «брат», ведь так? – перепросила она, не в силах поверить только что услышанным словам.

– Да, – горько выдавил Гилльям, продолжая смотреть на дверь, словно все еще видел своего старшего брата. – Да, он мой брат, только незаконнорожденный. – Рыцарь повернулся к ней, и взор его затуманился от боли.

– Я и не понимал, как тяжко ему будет снова вернуться домой. Я не знаю, кто из них двоих хуже – Темрик ли со своей идеей о том, что одна-единственная ошибка делает человека проклятым, или же Рэннольф, который все терпеливо прощает, но не может ничего забыть. – Голос его звучал хрипло и был совсем тихим от грусти.

Прежде чем Ровена успела вымолвить слово, он уже вышел. Она посмотрела ему вслед, затем поднялась на ноги. Волкодав, принадлежавший Гилльяму, встал и потянулся, помахивая узким длинным хвостом в знак ленивого приглашения. Ровена уловила просьбу собаки и почесала ей за ухом, пока та не заворчала от удовольствия.

– А вот я не считаю моего мужа настолько способным прощать, – сообщила она собаке. Волкодав, высунув язык, внимательно посмотрел на нее и лениво потрусил из комнаты, пустившись на поиски своего хозяина.

 

Глава седьмая

Ровена сидела на высоком табурете за столом Хьюго в сокровищнице. Высоко над ее головой сквозь узкое, похожее на щель, оконце пробивался узкий луч дневного света, и так уже затуманенного дождем. На высокий письменный стол, за которым она работала, свет почти не попадал. Здесь, надежно укрытые в этой низкой, маленькой комнате, высеченной в самих стенах башни, хранились сокровища Грэстана. Комната была заставлена сундуками, наполненными материями и мехами, шкатулками с монетами и драгоценными камнями.

– Четыре пенса за бочку угрей от Альфреда-Рыбника, – тихо пробормотала Ровена. Прищуриваясь при скудном свете сальной лампы, она проверяла расходы за прошлый год, сверяясь со своими записями. Перо ее царапало по обрывку пергамента, который она использовала для подсчета. Хотя леди Грэстан и не решалась пока еще закрыть книгу, работа ее была почти завершена.

– Я сейчас вернусь, – объявил Хьюго со своего места на сундуке, наступил час его ежедневного визита в гардеробную.

Она пробормотала что-то, соглашаясь, но не поднимала головы, пока он не прикрыл за собой дверь. И только тогда она вскочила на ноги, собрала листы пергамента в аккуратную стопку и перевязала их шнуром. Его не будет достаточно долго, чтобы перепрятать записи и позвать сэра Гилльяма. Она быстро спрятала счета Грэстана под свитком шерстяной ткани в сундуке, заперла его и забрала с собой ключ.

Высокомерие Хьюго было просто невероятным. Но еще больше Ровену поражали записи этого человека, в которых с невероятной тщательностью велся учет всех украденных им же припасов и монет. Это было бессмысленно! И почему сейчас, когда она бросила ему вызов, он не уничтожил эти записи? Нет, правда, должно быть, состояла в том, что он не мог поверить в ее способность разобраться в содеянном. И именно в этом он сильно недооценил ее.

Ровена надела ключ на кольцо, накрыла жаровню крышкой, чтобы погасить угли, а затем притворила и заперла за собой дверь. Два пролета лестницы, – и женщина оказалась уже в холле.

– Уилл, – позвала она. – Найди сэра Гилльяма и передай ему, что миледи хотела бы переговорить с ним у себя в будуаре. Сегодня днем он собирался посетить конюшни.

– Слушаюсь, леди, – с готовностью ответил слуга и поспешил выполнять поручение. Она улыбнулась ему вслед, довольная таким быстрым послушанием. Как много изменилось со времени ее прибытия!

– Я слышала, ты звала Гилльяма, дорогая. Может быть, я могла бы тебе помочь?

Ровена круто обернулась и увидела, что около одного из каминов с рукоделием на коленях сидит леди Мэв. Бог ты мой, что же она тут делает? Обычно эта женщина все дни разъезжала верхом с соколом на рукавице.

– Должно быть, ты сегодня уже закончила работу и очень устала. Да, я понимаю, какое это для тебя тяжкое бремя. Я просто удивляюсь твоему желанию попробовать управлять таким домом. Ну и как же у тебя идут дела? – Она отложила рукоделье и поднялась.

Ровена сумела скрыть свое удивление такому вопросу, рассматривая свои испачканные чернилами пальцы. И вдруг ее осенила догадка, куда девались богатства Грэстана, и кто получил от этого выгоду. Сохраняя внешнее спокойствие, Ровена с новым интересом стала разглядывать эту женщину.

Странные бесцветные глаза ничего не говорили, так же не выдавал ничего и великолепно очерченный рот, изображавший теперь приветливую улыбку. Высокородная дама подняла прекрасной формы брови и заправила выбившиеся пряди волос под свой яркий платок.

Так и не дождавшись ответа на свой вопрос леди Мэв сделала жест в сторону владений Хьюго.

– Мне кажется, хранителю платья не хотелось бы, чтобы его комната оставалась открытой, без всякого присмотра. Не следует ли тебе подождать его возвращения, чтобы он смог запереть дверь?

В этих словах не чувствовалось никакой тревоги за Грэстана или его казначея, здесь скорее чувствовалась попытка тщательно скрыть источник своего собственного дохода.

– Я не оставляла ее открытой, – спокойно ответила Ровена, ожидая дальнейшей реакции женщины.

– Так у тебя есть ключ от сокровищницы? – В голосе леди Мэв послышались тревожные нотки. Затем, пытаясь исправить свою ошибку, она добавила как можно беззаботнее: – Не могу поверить, что наш ревнивый хранитель платья отдал тебе ключ. Это так не похоже на него, Думаю, даже у Рэннольфа нет ключа от этой комнаты, и я уверена, что его нет и у Гилльяма.

– Я приказала кузнецу сделать мне ключ, – ровным голосом ответила Ровена, – и не потерплю, чтобы в моем замке мне не было доступа в какую-либо из комнат.

В зал вбежал Хьюго, широкие рукава его темного платья болтались на худощавых запястьях.

– У вас есть ключ от моей комнаты? – прокаркал он, в эту минуту казначей и в самом деле выглядел, точно гигантская ворона.

– Да, это так, – подтвердила она, словно ничего не случилось. – На сегодня я закончила работу и убрала все на место.

Хьюго оттолкнул ее в сторону, держа в руке свой ключ.

– Невероятно, что у вас есть ключ от сокровищницы! – возмущался он. – И откуда мне знать, что вы все убрали на место как следует?

Он побежал вниз по лестнице, и Ровена услышала, как ударилась о стену дверь сокровищницы, когда он ворвался внутрь ее.

Леди Грэстан слышала, как он откинул крышку шкатулки, где обыкновенно хранились счета, затем раздались его взволнованные крики и торопливые шаги.

– Вы же сказали, что убрали счета на место? – проскрипел он, снова появившись перед ней, его руки тщетно пытались ухватиться за воздух.

– Так и есть, – мягко ответила она.

– Ну, тогда, где же они? – выкрикнул Хьюго, брызгая слюной. От беспокойства он даже привстал на цыпочки.

– Они надежно заперты там, где только я могу их найти. – Ровена стояла спокойно, созерцая эту бурю возмущения.

Он пристально посмотрел на нее, и глаза его округлились от ужаса.

– Я так и знал! – воскликнул он. – Я знал, что если я хоть на минуту вам поверю, то вы непременно сделаете что-нибудь бесчестное, что-то… похожее на женщину! Если вы думаете уволить меня, так подумайте еще разок и хорошенько! Я следил за вами всю эту неделю! Вы ничего не смыслите в том, как следует вести записи и книги!

– Ты видишь лишь то, что тебе угодно видеть, Хьюго, – резко сказала она и направилась из зала.

– Глупая женщина! – взвизгнул он, хватая ее за рукав.

Она вырвала руку из повернулась к нему. Ее синие глаза казались холодными, как сталь.

– Ты, кажется, осмелился коснуться меня, смерд?

Хьюго отпустил ее, но продолжал следовать за ней.

– Глупая женщина, вы думаете избавиться от меня, но такого человека, как я, не так-то легко заменить. Я один из тех, кто следит, чтобы в поместье люди были накормлены и одеты. Лорд Рэннольф скоро узнает, что вы натворили. Он запрет вас в вашем будуаре и поставит на место. Я пережил уже двух лордов. И я все еще буду здесь, когда вас здесь не будет!

– Казначей Хьюго! – Казалось, даже стропила задрожали от низкого разгневанного голоса сэра Гилльяма. – Что я слышу! Я не могу поверить, что ты поучаешь своих благодетелей!

От ярости у казначея зарделись щеки.

– Она забрала мои документы и не желает отдавать их! Я многие годы служил вашей семье, сэр Гилльям. И никто, никогда не жаловался на мою службу, пока эта… эта… эта женщина… вы должны приказать ей отдать документы!

С видом праведника он скрестил руки на жирной груди и принялся ждать падения своей противницы.

– Леди Ровена? – Длинные ноги рыцаря быстро преодолели расстояние, которое отделяло дверь зала от миледи.

– Я закончила то, что было начато, – ответила она.

– И что же?

– Подходящее ли сейчас время? – Кивком головы Ровена указала на леди Мэв.

– Я не могу придумать более подходящего времени. И что же?

– А то, что отсутствуют четыре записи в книгах. – Она говорила спокойно и ровно. – Я могу догадаться, что припасы, которые были нам посланы, но так и не появились в наших кладовых, были с выгодой проданы. Об этом он не сделал никаких записей.

Казначей ахнул. Руки его опустились, он нервно сжимал пальцы, в ужасе глядя на своих хозяев.

– Это же невозможно, – вымолвил он изменившимся голосом. – Невозможно, – шепотом повторил Хьюго, и они увидели, как кровь отхлынула от его лица.

– Боюсь, что это очень даже возможно, – сказала Ровена. – Я полагаю, нам следует найти надежное место для Хьюго в наших кладовых, где бы он смог оставаться взаперти до приезда моего милорда и мужа. Нам также следует приготовить и вторую комнату. Видишь ли, он передал наше достояние леди Мэв.

Высокородная дама вскрикнула с отлично разыгранным возмущением.

– Да как ты смеешь обвинять меня? – закричала она. – То малое, что принадлежит мне, было выдано в обмен на мою жалкую вдовью долю наследства, когда я покидала свой дом!

Ровена повернулась к ней.

– Ты говоришь «то малое» о своих бесчисленных платьях и драгоценных безделушках? А как же тогда твои частые поездки к городским купцам, чтобы купить то да се? До сих пор я не догадывалась, откуда у тебя такие богатства.

Все еще продолжая изображать полнейшую невинность, леди Мэв уперла руки в бока.

– Прошу тебя, объясни, каким образом я заставила этого скрягу дать мне хоть что-нибудь? В конце концов даже твоему мужу приходится приказывать ему открыть для тебя дверь! Как ты смеешь обвинять меня!

– А я-то верил, что это Рэннольф покупает вам все это, – почти с радостью откликнулся сэр Гилльям. – Что же касается способа, которым вы заставили Хьюго воровать ради вас, так тут я не сомневаюсь – вы достаточно широко расставляли ноги, причем для многих, и за цену, более дорогую, чем красивая лента.

Лицо леди Мэв исказилось от ненависти. Но бурные протесты хранителя платья не давали ей возможности говорить.

– Я… с ней? – пальцы Хьюго вцепились в рукава платья. – Невозможно, нет, только не я! – Он страстно повторял одно и то же, беспрестанно покачивая головой. – Я бы никогда не смог отплатить черной неблагодарностью за то доверие, которое оказывали мне лорды Грэстана. Я работал здесь многие, многие годы, и никто не сомневался во мне. – Его голос набирал силу. – Почему вы ей верите? Ведь она же всего лишь женщина! Как смеет она обвинять меня в нечестности? Да это же только предлог, чтобы оправдать ее скверные подсчеты и желание избавиться другой высокородной дамы в этом замке!

Ровена повернулась к нему с презрительно-покойным выражением:

– Я была бы рада пригласить сюда и нанять любого клерка, которого ты порекомендуешь, чтобы проверить все твои счета. Я нисколько не сомневаюсь, что и он подтвердит то, в чем я убедилась сама.

Губы Хьюго зашевелились, словно он отвечал ей, снова и снова губы его шептали слова, но ничего не было слышно. Глаза казначея расширились, и он схватился за грудь.

– Гилльям, – закричала Ровена. – Он не дышит! Помоги мне! – Она попыталась поддержать хранителя платья, но успела поймать только краешек его рукава, и тот тяжело рухнул на пол.

Молодой рыцарь опустился возле Хьюго на колени и потрогал его за шею.

– Сердце все еще бьется, – проговорил он, поднимая казначея на руки, словно он весил не больше Джордана. – Я как-то раз видел, как один человек умер, когда точно так же схватился за грудь.

Гилльям опустил Хьюго на скамью. Тот застонал, веки его задрожали.

– Эй, ты! – позвала Ровена горничную. – Принеси воды и полотенце.

– Нет, постойте, – произнес казначей приглушенным шепотом. Лицо Хьюго напряглось, он поморщился от боли.

– Мне нужен только священник. Я не хочу умирать без покаяния.

– Позовите святого отца, – приказала Ровена, не глядя, к кому обращается. Затем подошла и опустилась на колени рядом со скамьей. – Это означает, что ты должен покаяться в грехах перед смертью. Что толку говорить что-нибудь глухому священнику?

Гилльям замахал рукой, прося ее отойти. Ровена не обращала на него внимания:

– Правду! Ты же брал деньги из сокровищницы и передавал их леди Мэв?

– Да, – неровно вздохнул Хьюго, – они у нее. – Еще один приступ боли заставил его скорчиться. – О, Господь Всемогущий, как же я согрешил! Похоть и вожделение заставили меня домогаться этой женщины, но лишь для того чтобы превратиться в ее раба. И теперь жизнь моя кончается из-за моих грехов!

– Где она? – пронзительно выкрикнул Гилльям.

Ровена огляделась: леди Мэв рядом не было.

– Убежала, – прошептала она, чувствуя, как тяжело становится на душе. Неужели они упустили ее?

– Сначала все было так прекрасно, – продолжал Хьюго. – Благодаря ей я чувствовал себя, точно на небесах. Она была такой милой и доброй, и я даже думал, что мы поженимся. Я дарил ей много всего, прекрасные вещи – дары любви.

– Прикажите стражникам задержать леди Мэв. Пусть перевернут весь город, если это окажется нужным, – загремел голос молодого рыцаря. – Оставайся с ним. Я пойду и приведу ее, – Гилльям вскочил на ноги и бросился из комнаты. Ровена заняла его место, поддерживая лежавшего на скамье казначея.

– Но ей все казалось мало. Она говорила, что все это только тряпки и безделушки, а разве она не стоит большего? – Слеза покатилась, заблестев, из-под его полузакрытых век. – А когда я сказал ей, что на большее я просто не способен, то она принялась угрожать мне… Она грозилась, что все расскажет лорду Рэннольфу. А ведь я прослужил здесь без малого тридцать лет.

– Я знаю, – ответила она и положила прохладную ладонь на его влажный лоб. – Ты отличный казначей. Я еще с никогда не видела такой твердой руки и такого прекрасного почерка. За тебя многое говорит тот факт, что ты даже не пытался сокрыть свои преступления. Как будто хотел, чтобы тебя кто-то разоблачил.

– Наверное, так оно и было. – Хьюго закрыл глаза, и послышались всхлипывания, больше похожие на кашель, и слезы одна за другой покатились по его лицу.

Ровена держала его за руку, пока рядом с ними не преклонил колени священник. Затем, желая дать умирающему и святому отцу возможность остаться наедине, она жестом отозвала слуг.

– Мы нашли ее, миледи! – К ней приближались два стражника, ведя леди Мэв. Высокородная дама выкрикивала проклятия и яростно сопротивлялась, пытаясь ударить их ногами. – Она хотела убежать через задние ворота.

– Хорошо. Держите ее крепче. А ты, – Ровена приказала одному из слуг, – пойди и сообщи обо всем сэру Гилльяму.

– Ах, конечно, дорогая, зови его, – прошипела женщина, внезапно успокоившись, – и что же ты тогда сделаешь? Силой тебе со мной не справиться! Ты думаешь, твои слуги послушают тебя, если я прикажу им этого не делать? Я ведь только позволяла тебе играть роль леди Грэстан, хозяйки. – Она сплюнула, выкрикивая ругательства. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что здесь у тебя есть хоть какое-нибудь положение. Слуги боятся меня, они знают, что такое перечить настоящей леди. – Эй, ты! – окликнула она служанку, которая стояла среди других, наблюдая за ходом этой драмы. – Ты помнишь, что с тобой было, когда ты ослушалась моего приказания?

Горничная ахнула и прижала руки к груди. Она начала испуганно пятиться, стараясь спрятаться за спины других и отчаянно озираясь вокруг.

Смех леди Мэв прозвучал холодно и отчетливо.

– Да, твои слуги отлично запомнили меня.

– Попробуй угрожать хоть одному из них, – это будет означать, что ты угрожаешь мне, – отрывисто бросила Ровена.

– Ой, тра-ля-ля, вы только послушайте, как эта пава пытается меня лягнуть! И что же дальше? Кроме того, ты ведь захочешь вернуть свое состояние, – беззаботно добавила она таким тоном, словно по бокам ее не стояли два дюжих охранника.

– Шлюха! – По залу к ним широким шагом приближался Гилльям, с откровенной ненавистью глядя на свою сладострастную свояченицу. – А ну, говори леди Ровене, что ты сделала с деньгами!

Ярость отпечаталась на ее бледных гладких щеках двумя пунцовыми пятнами.

– Мальчишка, который еще не бреет бороды, и какая-то монашка не отнимут у меня то, что я нажила таким трудом. Неужели вы хоть на минуту могли подумать, что Рэннольф поверит вашим обвинениям? Так подумайте еще разок. Когда этот простолюдин окажется в могиле, кто сможет свидетельствовать против меня? Я выиграю эту войну! Рэннольф любит меня, и вы не посмеете ничего сделать!

Гилльям отшатнулся, словно от удара.

– Ты лжешь!

– Ах, любимый, да ты ревнуешь! – нежно проворковала она.

Ровена заговорила раздраженным тоном.

– Можешь дразнить его, сколько хочешь, но мне кажется, я знаю сэра Гилльяма лучше. Как бы ты ни пыталась выглядеть прекрасной, он даже не посмотрит в твою сторону. Да и тот, кого ты так желала заполучить в любовники, держал свою спальню на запоре от тебя. Может, правда заключается в том, что мой муж сделал это, чтобы помешать тебе заползти в свою постель? Он оказался достаточно мудр и не попал под твою власть.

Гилльям громко расхохотался.

– Ты встретилась с достойной соперницей, шлюха!

– Ты думаешь подразнить меня, правда, мальчик? Так не трудись, ведь я-то хорошо знаю, кто я и что делаю. Это ты должен быть осторожнее и смотреть, куда идешь, ведь мы с тобой так похожи!

Он резко побледнел.

– О чем вы говорите?

– Это так, любимый, – она нежно улыбнулась. – Два сапога – пара. Если я домогалась богатого мужа моей сестрицы, то, по крайней мере, не сделала ничего иного, кроме этих домогательств, как только что догадалась эта пава. А разве о тебе мы могли бы сказать то же самое?

– Миледи, – прошептал священник на ухо Ровене, – все кончено.

– Он умер? – спросила она, повернувшись к святому отцу, чтобы он мог видеть ее губы.

– Да, душа его только что отлетела.

– Я благодарю Господа за то, что вы были с ним, святой отец, – ответила она. – Прикажите слугам помочь вам и перенесите тело, чтобы можно было готовиться к похоронам. – Ровена снова переключила свое внимание на высокородную даму.

– Что будем делать с ней? – спросила она у сэра Гилльяма, но молодой человек, казалось, застыл на месте.

– Может быть, ты сможешь заставить ее рассказать нам, куда она спрятала богатства? – предложила она, надеясь вывести его из оцепенения.

– Давай, любимый, попробуй-ка заставить меня. Но ведь если я расскажу, где мои богатства, то не стану молчать и обо всем другом, что мне известно.

– Нет, – дико выкрикнул он в отчаянии, а затем закрыл лицо руками. – Нет, я не могу, – прошептал рыцарь и выбежал из комнаты.

Леди Мэв злобно рассмеялась. Она обратила бесцветные глаза на Ровену.

– А теперь, леди Пава, что ты собираешься со мной делать?

Она выпрямилась, снисходительно глядя сверху вниз на леди Грэстан.

– Мерзкое создание! – вырвалось у Ровены.

– Очень даже может быть, – ответила та, словно обдумывая, похожи ли эти слова на комплимент. – Я всегда чувствовала в себе некоторое сходство с пауком, который затягивает невинных, ничего не подозревающих, жертв в свои липкие сети. Здесь, в Грэстане, я нашла множество секретов и тайн, чтобы расставить сети и удовлетворить свои желания. И ты думаешь, что оказалась выше моей власти? Подумай хорошенько. Запри меня – и слуга, который знает, чего стоят мои монеты, откроет мне двери. Или, может быть, ты отрубишь мне голову, ты ведь у нас так любишь всем угрожать. Даже мертвая, я все равно разрушу все, что ты создала здесь. Ведь как бы ты ни пыталась объяснить своему мужу, он ни за что не поверит в то, что я сделала. Он просто не посмеет – иначе ему придется заглянуть в свое прошлое…

Ровена пристально посмотрела на женщину, чувствуя, что в ее словах есть доля зловещей правды. Затем она презрительно вскинула брови.

– Ох, ты так все запутала, что тебе и самой из этой путаницы не выбраться. Ты права: здесь я вряд ли могу с тобой что-нибудь сделать. Но ты призналась в кое-каких грехах, и мой долг, как твоей госпожи, обязывает меня заботиться прежде всего о твоей душе. Тебе нужно время для молитвы… Неподалеку отсюда находится небольшой монастырь, и, если я правильно помню, орден их отличается обетом молчания, а устав – крайней строгостью. Несомненно, у аббатисы найдется для тебя тихая келья с замком на двери, где ты сможешь проводить время в размышлениях и молитвах, чтобы замолить свои грехи перед Господом. Мне придется потратить совсем немного денег за беспокойство, которое я им доставлю. Когда же вернется милорд, он поступит с тобой так, как сочтет необходимым.

– Нет, – закричала леди Мэв, пытаясь вырваться из рук своих стражей. – Ты, глупая ворона! Дура! Только попробуй так сделать, и ты дорого за все заплатишь! Никто не смеет мне перечить! – Ярость придала ей силы, и она почти вырвалась от удерживающих ее стражников. – Тебе никогда не получить от меня эти деньги!

Леди Грэстан только рассмеялась.

– Поверь мне, сестра, я уж найду способ получить от тебя все обратно. Свяжите ее и смотрите, сделайте это надежно! Она хитрая ведьма, и мы не можем позволить ей убежать. Я поеду с вами засвидетельствовать мое почтение аббатисе и прослежу, чтобы для леди Мэв подыскали подходящую келью.

– Когда милорд узнает, что ты бросила меня гнить в вонючем монастыре, он приедет за мной! И тогда смотри, держись покрепче за свой драгоценный будуар – только он у тебя и останется, когда я покончу с тобой!

Эти слова прозвучали, как проклятие. Они пробудили в душе Ровены непонятную ей тревогу. Тем временем леди Мэв выступила вперед, сжав руки, и глаза ее пылали, как у одержимой.

– Твоя власть здесь кончена. То, что ты видишь здесь, создано моим трудом и моей любовью. Все в этом замке принадлежит мне. И никто – уж, конечно, не ты, – у меня этого не отнимет. Я клянусь в этом.

Леди Мэв откинула голову назад и расхохоталась. И смех ее был полон злобной угрозы.

– Так и будет, – кричала она, пока мужчины связывали ее. – Если мне придется убить тебя, чтобы все вернуть, я так и сделаю. Ты ничем не отличаешься от слуг. Ты пошла против меня, теперь ты узнаешь мою месть!

По толпе слуг, словно рябь по воде, побежали испуганные восклицания:

– Ведьма, ведьма!

Ровена услышала это и поняла, что страх может заставить их сделать как раз то, что обещала ей леди Мэв. Ровена повысила голос, чтобы все в зале отчетливо ее слышали.

– Глупое создание, если слова, которыми ты пугаешь, – это все, что у тебя осталось, тогда ты действительно побеждена. Так знай, что с этого дня у тебя нет здесь никакой власти. Ступай, твое место в монастыре! Именем Пресвятой Девы, Матери Божьей, я заклинаю тебя исповедаться в грехах и очистить свою душу.

Она повернулась к стражникам, которые заканчивали связывать пленницу веревками.

– Заткните ей рот, чтобы она ничего больше не могла сказать.

Ровена наблюдала за ними, но вопреки всей логике страх преследовал ее. Конечно, как только Рэннольф узнает правду, то будет рад тому, что она сделала сегодня. Даже, если он и любит леди Мэв так, как та об этом заявляет, ради благосостояния своего замка и своих людей ему придется держать ее подальше от Грэстана.

 

Глава восьмая

Легкий ветерок, напоенный густым ароматом весенних цветов, трепал аметистовый шелк платка Ровены, касаясь ее щеки. Она нетерпеливо заправила концы головного убора под тяжелую серебряную цепь, обнимавшую ее шею. Это простое украшение превосходно подходило к ее наряду: верхнее платье из серебристого шелка цвета лаванды поверх серой сорочки, шитой серебром и аметистами. Величие должно было компенсировать отсутствие ее мужа.

По традиции лорд и леди Грэстан должны были возглавлять празднества по случаю Первого Мая – Дня весны. К сожалению, в последнем письме Рэннольф сообщал, что все еще ожидает, когда ему будет разрешено оставить службу при королевском дворе. Конечно, она предпочла бы одеться более скромно и удобно, чтобы присутствовать на празднике рядом с ним. Ровена вздохнула – сейчас не было времени на сожаления. Сегодня ей предстояло договариваться о приобретении тех продуктов, что не производились на ее землях, так же как и заключать сделки о продаже шерсти и пшеницы, в избытке произведенных в Грэстане. Все это нужно было сделать прежде, чем она сможет присоединиться к городскому совету для полуденной трапезы.

Когда Ровена вышла на двор, из дверей конюшен показался Гилльям, серебро его кольчуги сверкало под голубым плащом.

– Ты готова отправляться? – спросил он.

– Если готовы мои горничные, то готова и я, – откликнулась она. – Ну как, ты не забыл, о чем я тебе говорила?

Рыцарь рассмеялся, слыша, каким тоном она это сказала.

– Нет, мамочка. Если ты крутишь цепь в правой руке, то мне следует сбивать цену еще больше. Если крутишь в левой, – цена нам подходит. Но почему ты не хочешь говорить об этом сама?

Она фыркнула от негодования.

– Потому, что я всего лишь жена, а ты управляющий доброго лорда Грэстана. Полагается, что торговаться о припасах для лорда должен управляющий.

– Если мне придется работать целый день, я пропущу все веселье, – проворчал он.

– Какой ты еще ребенок, – рассмеялась она, и от смеха слова ее вовсе не показались ему обидными. Ровена отлично знала, как невысоко он ценит должность управляющего, но знала так же и о том, как решительно он настроен показать себя с лучшей стороны, чтобы доставить удовольствие своему брату. – А теперь, если я только смогу отыскать этих ленивых горничных, мы сможем, наконец, отправляться.

– Мы идем, миледи, – прокричала в ответ Ильза от дверей холла. Она выглядела просто великолепно в шерстяном платье зеленого цвета с золотом. Наряды двух ее дочерей были коричневого цвета. Девушки следовали за ней, спускаясь по ступеням.

Голубые глаза Гилльяма заискрились лукавством.

– Вы только посмотрите, – старая свинья превращается в шелковый кошелек!

– Ах ты, сорванец! – возмутилась Ильза.

– Да успокойтесь же вы оба! – воскликнула Ровена в притворном гневе. – Ну, отправляемся?

– Я к вашим услугам, миледи, – ответил Гилльям, подавая сигнал своему отряду, который должен был сопровождать их. И они выехали за крепостные ворота.

Хотя рассвет наступил всего лишь час назад, рыночная площадь города была полна торговцев со всех краев, которые были готовы начать продавать любые товары – от ранних овощей до подлинных щепочек от истинного креста Господня. Те, чей карман мог это позволить, устанавливали передвижную лавку, украшенную лентами, цветами. Другие же просто раскладывали свой товар на грубой подстилке. Но и богатые, и бедные, – все пытались привлечь внимание покупателей, во весь голос расхваливая свой товар.

Запахи жареного лука, терпкого эля и подгорающего мяса смешивались в воздухе с экзотическими ароматами корицы, гвоздики и чеснока. После долгих недель Великого поста такое разнообразие еды легко подталкивало покупателей к обжорству.

Повсюду толпились люди, они кричали и смеялись. Дудочники дудели изо всех сил, барабанщики громко стучали в барабаны, а вокруг в ожидании переминались с ноги на ногу зеваки. Нищие попрошайки сновали среди торговцев, карманники разрезали кошельки, совершенствуя свое искусство, горожане, облаченные в свои лучшие наряды, оказывались бок о бок с обовшивевшимися бедняками в домотканой одежде.

Но Ровене было не до развлечений. Она внимательно рассматривала предлагаемые ей товары. Большей частью хозяйка Грэстана оказывалась довольна покупками. И хотя торговцы были рады, что замок Грэстан снова приобретает товары, им пришлось убедиться, что с новым управляющим нелегко будет им сторговаться.

К полудню дела Ровены, к немалому облегчению Гилльяма, были закончены, и они присоединились к городскому совету для участия в празднике. Городские старейшины – самые состоятельные цеховые мастера и старшины гильдий – пришли на праздник в сопровождении жен и дочерей и вместе с ними восседали на затененном помосте для важных гостей. Шелк наряда Ровены казался только чуть ярче нарядной парчи и роскошных шелковых платьев этих женщин. Но многие из них смотрели на одеяние леди Грэстан с откровенной завистью.

После трапезы, состоявшей из множества блюд и разнообразных вин, Ровена могла уже отдохнуть от дел, наслаждаясь праздничным днем. Здесь, в центре города, выступали со своими пьесами лучшие актеры, подпрыгивали, балансировали и виртуозно изгибали свои тела акробаты. Музыканты в поисках покровителей и серебряных монет играли на различных инструментах, а певцы распевали песни перед платформой. И, конечно, звучали пронзительные голоса кукольников, которые устраивали свои представления прямо напротив ступеней помоста.

Очень скоро Ровена разговорилась с молодой женой одного из цеховых мастеров. Как и она сама, женщина была замужем недавно и оказалась родом не из этих краев. Они приятно провели время, обсуждая ведение домашнего хозяйства и управление слугами.

Рэннольф помедлил перед городскими стенами, в то время как его гнедой конь так и танцевал от желания продолжать путь.

– Подожди минутку, Роланд, – пробормотал он, обращаясь к лошади и рассматривая родной город. Наружные стены Грэстана резкой серой линией прорезали самое сердце города, основанного еще его прадедом. Вид возвышающейся посреди них башни успокоил его душу, как ничто другое. Это место казалось олицетворением самой вечности.

Он улыбнулся. Там, внутри замка, его ожидал Джордан. И вдруг улыбка исчезла. Ведь там же была его новая жена. Удовольствие от возвращения домой оказалось испорченным. Ему и так уже немало стоила женитьба на ней. Король потребовал двойной штраф за венчание без королевского согласия. Его тесть оплатит половину, но вторую половину придется платить ему самому. Да еще плюс прежний долг короне за освобождение его лесов и обитающей в них дичи от королевской опеки. Да, этот Плантагенет оказался дорогостоящим королем. Сначала Крестовый поход, потом выкуп, который страна уплатила императору, а теперь еще и новый налог на владения – и все, чтобы финансировать новый поход с целью отбить у Филиппа Французского владения Ричарда в Нормандии и в самой Франции. Во всей Англии было недостаточно денег, чтобы удовлетворить требования короля.

Он отогнал от себя мрачные мысли и поднял руку, приближаясь к часовому. Городской стражник громко приветствовал его, а затем прокричал, обращаясь к собравшимся на улицах, чтобы дали дорогу лорду.

Рэннольф проехал через ворота и попал в раскрытые объятия своего мирного и процветающего города. Улицы были заполнены народом. Он сначала удивился, а затем внезапно его осенило:

– Темрик, что же ты мне не напомнил, что сегодня День весны? – обернулся он к своему брату. – Мы могли бы приехать вчера вечером и принять участие в празднике.

Брат его пожал плечами.

– Я и не подумал об этом.

– А что скажешь, если мы сейчас проедем на городскую площадь и посмотрим, что и как?

Темрик лишь усмехнулся в ответ, Рэннольф повернул гнедого коня и направился к городской площади, осторожно пробираясь сквозь толпу.

Горожане, стояли вдоль улиц и приветствовали лорда Грэстана, и вот уже образовалась широкая дорога, по которой мог проехать вооруженный отряд. Те, кого он знал, махали ему руками и выкрикивали приветствия. Рэннольф отвечал им тем же.

Как всегда, городской совет установил высокий помост перед церковными дверями, в тени двух высоких старых каштанов. И там, на том самом месте, которое занимал обычно лорд Грэстан, восседал сейчас сэр Гилльям. Рядом с братом находилась женщина, ослепительно прекрасная, в одеянии лилового цвета с серебром. Она сидела, отвернувшись от рыцаря, вся поглощенная разговором с женщиной, сидящей рядом с ней.

Кто же это? Он нахмурился. Неужели его брат принялся ухаживать за дочерью какого-нибудь купца, не получив на это его одобрения? Но кто же тогда стоит позади этой девушки? Как, да ведь это старая Ильза! Он еще никогда не видел, чтобы горничная его мачехи была одета во что-нибудь более роскошное. И тут он все понял, и у него перехватило дыхание. Его жена!

Прикрыв на короткое мгновение глаза, Рэннольф снова вспомнил ее образ, когда она стояла перед ним без всяких покровов, скрытая лишь водопадом сияющих черных волос. Господи Иисусе! Он постарался освободиться от видения и открыл глаза.

Теперь взгляд женщины был устремлен прямо на него, и приветливая улыбка пряталась в уголках ее губ и играла в глубине темно-синих глаз. Любая другая женщина казалась бы поблекшей в таком богатом наряде, однако яркость одеяния его жены только подчеркивала ее необыкновенную красоту. Он внимательно рассматривал ее, вспоминая нежный овал ее щек и такие прелестные полные губы. Взгляд его устремился ниже. Хотя верхнее ее платье было зашнуровано не так туго, как этого требовала мода, нельзя было ошибиться, угадывая под одеждой пикантную округлость ее груди.

Рэннольф с трудом сглотнул. Хотя она и пыталась это скрыть, в ней пылало пламя такой соблазнительной и манящей страсти, что у любого мужчины начинала кружиться голова. Он отвел было глаза, но понял, что его внимание все время устремляется к Ровене. Рэннольф снова взглянул на жену, и тут их взгляды встретились. Она долго, не отрываясь, смотрела на него, а затем улыбка ее медленно исчезла, а на лице застыло выражение странной неопределенности: не то опасения, не то вины…

Лорд Грэстан прищурился. Они с Гилльямом составляли прекрасную пару – оба были молоды и одинаково привлекательны. Он перевел взгляд на своего брата и снова вступил в схватку с демонами, которые, как ему казалось, давно ушли в прошлое. И тут Гилльям тоже поднял глаза и на мгновение улыбнулся, прежде чем черты его лица приобрели выражение знакомого ему вызова.

Рэннольф был готов уже ответить «нет», но в это время толпа подалась назад. Ну что же, если горожане снова хотят увидеть эту старую игру… Он быстро кивнул и спрыгнул с коня, а брат его вскочил на ноги.

Его жена потянулась, дергая за рукав Гилльяма, и это движение намекало на фамильярные отношения между ними. Ровена что-то торопливо говорила. Лицо женщины исказилось от страха. Гилльям либо не обратил на это внимания, либо не слышал. Он уже соскочил с помоста и принялся кружить вокруг своего брата с комически-притворной осторожностью.

Рэннольф пристально посмотрел на них. Хотя он и предполагал, что это невозможно, но не мог отогнать от себя снова пробудившиеся мысли о предательстве. Однако в тот же момент он запретил себе думать о подобных вещах, сам придя в ужас от того, что такие страшные подозрения могли прийти ему в голову. Лорд Грэстан постарался сосредоточить все свое внимание на игре, которую предстояло изобразить. Зрители вокруг затаили дыхание.

Послышался скрежет металла, когда Рэннольф и его брат достали из ножен оружие. И через секунду с громким звоном сталь встретилась со сталью.

Ровена вскочила на ноги и что-то закричала. Слова ее были заглушены воплями толпы, принявшейся подбадривать своих давних любимцев. Однако у Рэннольфа не было времени на раздумья, за кого же боялась его жена, так как Гилльям с легкостью избежал ловушки, которую он только что ему расставил.

Они не разыгрывали это представление с тех пор, как Гилльям отправился в крестовый поход к Святой земле. В те времена его младший брат из всех приемов предпочитал очертя голову бросаться вперед, доверяя в наступлении только своей превосходящей силе и большему весу. Рэннольфу не составляло труда очень просто преградить ему дорогу и загнать в угол при помощи одного или двух обводных ударов. Теперь этого не получилось. Мальчик по праву носил свои шпоры.

Со времени начала схватки протекали минуты, одна за другой. Гордость лорда Грэстана росла, помогая ему справляться с усталостью. И только удача, а вовсе не мастерство, предоставила ему миг, когда Рэннольф увидел свой шанс и выбил меч у молодого рыцаря.

– Сдавайся, – потребовал он, приставляя меч к горлу брата.

– Ты превзошел меня на этот раз, – рассмеялся Гилльям, глядя на него чистыми голубыми глазами, искрящимися счастьем.

Рэннольф внимательно вглядывался в его лицо, словно надеясь и боясь найти то, о чем ревниво думал перед поединком, но перед ним стоял только беззаботный мальчишка. Внутреннее напряжение куда-то ушло, и он сам устыдился своих собственных сомнений.

– Да, но и погонял же ты меня, – возразил он, убирая в ножны меч и снимая с головы шлем.

– Добро пожаловать домой, – прежде чем убрать свой меч, молодой рыцарь, по-медвежьи, обнял своего старшего брата, чуть не переломав тому ребра.

– Знаешь, старина, в годы твоих скитаний за границей мне больше всего не хватало именно этой нашей игры.

– Не так уж я и стар, – Рэннольф широко усмехнулся. – Вот когда ты одолеешь меня, тогда я точно состарюсь!

– А откуда тебе знать, что я не позволил тебе выиграть на этот раз? – с лукавым выражением поинтересовался Гилльям.

Лорд Грэстан откинул голову и расхохотался. К черту все проблемы! Сейчас он свободен от службы при дворе и своих обязанностей. Он вернулся домой и рад этому. Но особенно важно, что Гилльям тоже стоит рядом с ним.

– Это не ты позволил мне выиграть, а я позволил тебе быть милостиво побежденным. – Рэннольф повернулся к помосту, дабы официально приветствовать свою жену.

Ровена с трудом перевела дыхание, пытаясь подавить в себе ярость, когда муж ее начал приближаться к помосту. Так это была игра! Мальчишеское бахвальство! У нее чуть сердце не разорвалось от беспокойства, что они поубивают друг друга. А они, оказывается, всего лишь забавлялись. Ее пальцы вцепились в складки платья.

– Милорд, мой муж! – Несмотря на все ее старания, голос Ровены прозвучал резко и немного сердито.

Улыбка на лице мужа исчезла, а с ней, казалось, ушла и вся жизнерадостность из его глаз. Лицо Рэннольфа окаменело в горькой гримасе, которую она так хорошо запомнила со дня их венчания.

– Миледи, – только и произнес он.

Итак, он все еще не примирился с этим браком. Ну, ему придется примириться, как только он увидит все, что она проделала в его владениях. А сейчас лорду Грэстану надлежало встать рядом с ней. Но вместо того, чтобы подняться на платформу, Рэннольф отвернулся и снова вскочил на коня. Ровена, не веря своим глазам, уставилась на мужа. Он не может быть так жесток. Унижение ее было полным.

– Разве тебе не хочется остаться и посмотреть, как пройдет остаток праздника? – спросил Гилльям.

– Нет, – ответил с высоты своего коня лорд Грэстан. – Как ты говоришь, я уже старик. Мне хочется удалиться и как следует отдохнуть после долгого путешествия.

– Тогда езжай, мы тоже не задержимся. – Спустя мгновение ее муж уже скакал по направлению к замку.

Ровена едва могла дышать – уже не гнев, а обида душила ее. Он продемонстрировал всему городу, что вовсе не ценит свою жену, не уважает ее. Она сидела, застыв от стыда, пока Гилльям выслушивал радостные поздравления от членов городского совета за показанное мастерство.

Однако когда же она смогла, наконец, говорить, голос ее прозвучал спокойно.

– Ильза, я готова уйти.

Старая горничная повернулась к ней с широкой улыбкой.

– Конечно, миледи. – Кажется, она поверила, что молодой жене не терпится поскорее присоединиться к мужу. – Лорд Гилльям, миледи хотела бы немедленно удалиться.

Как только молодой рыцарь повернулся к ним, Ровена яростно покачала головой. Ей вовсе не хотелось говорить с ним, – она просто желала бы незаметно ускользнуть.

– Нет, нет, я вовсе не желаю, чтобы ты уходил со мной, – коротко сказала она. – Останься и развлекайся. У меня страшно разболелась голова, а теперь, когда вернулся милорд, мне многое предстоит сделать.

Гилльям только пожал плечами, словно отметая ее возражения.

– Я ведь могу вернуться позже, но сначала я прослежу, чтобы ты в безопасности вернулась в замок.

– Как хочешь, – ответила она. Ровена встала, заставляя себя высоко держать голову. Никто не должен даже догадаться, что радость жизни снова покинула леди Грэстан, опять же по вине ее мужа.

 

Глава девятая

Рэннольф был вне себя от ярости и ничего не замечал вокруг, пока не миновал ворота Грэстана и не въехал во внешний двор. Даже все ее богатое приданое не стоит того, чтобы жить и мучиться с такой мегерой! Да, он хотел завладеть ее землями, и красота девушки обманула его, но он совсем выпустил из виду, что неплохо бы узнать ее характер, прежде чем предпринять такой шаг. Но истрепанные нервы и подавленное настроение – не слишком ли высокая цена за такую ошибку?

Посреди двора к нему вернулась, наконец, способность реагировать на происходящее вокруг, и лорд Грэстан вдруг заметил, что располагавшиеся вокруг стен коровники и амбары изменились. Въехав через вторые ворота и очутившись во внутреннем дворе, Рэннольф резко натянул поводья своего гнедого жеребца.

Боже милостивый! Она побелила главную башню! Побелила то, что получило свое название именно из-за этих серых камней! Да какое право у нее было так поступить!

Несмотря на потрясение, Рэннольф не мог не обратить внимания на идеальный порядок во дворе. Перила лестницы, ведущей в дом, были начищены. Все стены сверкали чистотой. В первый раз на его памяти запахи конюшни не примешивались к ароматам, доносившимся из кухни.

– Мой господин, – приветствовал его главный конюх, приказывая своим помощникам заняться лошадьми – Добро пожаловать! Рад видеть вас снова в родных стенах!

– Побелка, – единственное, что смог выговорить Рэннольф.

– О, да, – на лице главного конюха появилась идиотская ухмылка. – Госпожа тут кое-что изменила. Она хорошая хозяйка, господин.

Лорд Грэстан ничего не сказал в ответ, спешился и прошел по ступенькам в дом. То, что он увидел, заставило его застыть в дверях. Огромная комната просто сияла ослепительной чистотой. Как, и здесь тоже?

Ну, здесь новая краска смотрелась не так уж плохо. Белизна вдохнула новую жизнь в драпировку на стенах. Или она тоже была вычищена? А на фоне побеленного потолка было видно, что стропила в свое время тоже были покрашены. Хотя нет, похоже, что их покрасили заново, – они никогда не были зелеными.

Лорд Грэстан вошел в комнату, и ему в нос сразу же ударил пряный аромат розмарина и ноготков. К нему тут же кинулись слуги, которые наперебой стали поздравлять милорда с победой в шутливой схватке с Гилльямом.

Рэннольф с трудом заставил себя любезно ответить на приветствия. Замок Грэстан так изменился. Он не ожидал, что когда-нибудь будет себя чувствовать чужим в собственном доме. И во всем была видна ее рука. Рэннольф немного помешкал в ожидании Джордана, но мальчик так и не появился. Ну, ничего, до женской половины путь не слишком длинный.

Подойдя к большой комнате, он остановился в дверях, потому что это была единственная часть его владений, где ему не были рады. В комнате, уставленной всякими шкафчиками и тумбочками, находились две пожилые женщины, работавшие за ткацкими станками у дальней стены.

– Где мой сын? – спросил он у одной из них, но она лишь пожала плечами и покачала седой головой.

– Где его нянька? – Он огляделся. В этой комнате тоже все было вычищено и выскоблено. Определенно, его жена знала толк в наведении чистоты.

– Я не знаю, господин, – ответила самая старшая из них, отвлекаясь от своего челнока. – Ее не видно с тех пор, как появилась новая госпожа.

– Она ушла? – резко спросил Рэннольф. – Если это так, то где же тогда Джордан?

– Не знаю, – повторила женщина нервно, смущенная его сердитым тоном.

Лорд Грэстан сжал кулаки. Она же обещала, она поклялась перед самим Господом тогда, в день свадьбы, что примет его сына. Однако Ровена не обещала, что позволит мальчику жить вместе с ней. Душившая его ярость смешалась со страхом за сына. Что она с ним сделала? Он повернулся на каблуках и влетел в зал.

– Я хочу видеть моего сына, – прорычал Рэннольф, привлекая всеобщее внимание.

– Рэннольф, – входя в комнату, обратился к нему Гилльям. – Что случилось?

– Что она с ним сделала? – заревел Рэннольф.

– Что вы имеете в виду? – резким голосом осведомилась его жена, появляясь в комнате. – Что я с ним сделала? Я не сделала ничего, кроме того, что нужно было сделать с самого начала. – Ровена уткнула руки в бока и сердито посмотрела на него.

– И ты позволил ей это сделать? – обратился лорд Грэстан к молодому рыцарю.

– Позволил ей? – Гилльям растерянно переводил взгляд с Ровены на старшего брата.

– Папа! – закричал Джордан, выбегая из коридора, ведущего в часовню. – Папа, ты вернулся домой! – Мальчик бегом пересек комнату и очутился в объятиях своего отца. – Ты что-нибудь мне привез?

– Вот видите, – продолжала Ровена. – Наконец он хорошо одет, о нем заботятся, он посещает уроки, соответствующие его положению.

Рэннольф с облегчением прижал к себе мальчика.

– Разве так нужно приветствовать своего отца: спрашивать, что он тебе привез? – Лорд Грэстан посмотрел на сына, держа его на вытянутых руках. – Почему-то мне кажется, что ты вырос, пока меня не было. Это твоя нянька одела тебя в новое платье?

– Нет, это не Алэис, – сказал Джордан, болтая в воздухе ногами. – Это леди Рен. Знаешь, пап, а она оказалась совсем не дьяволом. Она меня любит. – Он улыбнулся своей мачехе. – Теперь брат Мэтью приходит учить меня читать и писать, чтобы я мог, когда вырасту, стать таким же, как ты, умным и сильным. Она сказала, что ты найдешь мне учителя и у меня будет свой меч. Ты так и сделаешь, правда?

Рэннольф поставил мальчика на пол.

– Я не думал об этом, – сказал он и, заметив поникшую голову сына, добавил: – Но я посмотрю, что можно сделать.

– О! – воскликнул Джордан и, подождав немного, спросил: – Так ты привез мне что-нибудь?

– Иди и спроси Темрика, может быть, он найдет кое-что для тебя, – ответил отец, засмеявшись. Мальчик бросился к выходу, но мачеха задержала его.

– Джордан, – произнесла она укоризненно. Он тут же остановился и, глубоко вздохнув, повернулся к отцу.

– Простите, я забыл, – сказал он просто. – Большое спасибо, папа. И еще, – добавил он с улыбкой, – я рад, что ты вернулся домой.

Он поспешил из комнаты.

Рэннольф проводил мальчика взглядом, чувствуя, что его сердце разрывается от ревности. Джордан всегда принадлежал только ему одному, Он не собирался ни с кем делить привязанность ребенка, и уж, во всяком случае, не со своей женой.

Он метнул на нее свирепый взгляд.

– Как вы посмели подумать, что я могу причинить вред этому ребенку? – прошипела она. – Было не очень вежливо с вашей стороны повернуться сегодня спиной к горожанам. – Казалось, она хотела добавить что-то еще, но сдержалась.

– Если горожане будут недовольны, я принесу им свои извинения, – отрезал он. – Вы злитесь совсем по другому поводу. Вы не можете мне простить того, что я уязвил вашу гордость.

Глаза женщины метнули в него молнии, и кровь прилила к ее бледным щекам. Она повернулась и с высоко поднятой головой вышла из зала.

Гилльям расхохотался.

– Что тебя так развеселило, брат? – резко спросил Рэннольф.

– Вы двое, – улыбнувшись, ответил тот и удалился, не дожидаясь реакции брата.

Рэннольф сжал кулаки в бессильной злобе. Его дом уже не такой, каким был прежде, сына у него забрали, а теперь еще и младший брат над ним насмехался.

– Чтоб вам всем пусто было, – пробормотал он и скомандовал громким голосом: – Мне нужна ванна в моей комнате и что-нибудь поесть. Виночерпий, принесите мне большой кувшин вина.

– Госпожа уже распорядилась о вине для вас, мой господин, – отозвался не виночерпий, а его молодой помощник.

– Тогда, – заскрипел зубами Рэннольф, – я хочу эля, а не вино.

Ровена, не помня себя от ярости, ворвалась на кухню, схватила деревянную ложку и со всего размаху швырнула ее на разделочный стол. Черпак отломился от ручки и полетел в дальний угол. Она со злости снова ударила остатками ложки об стол. Ручка раскололась надвое, и женщина отшвырнула от себя обломки.

– Госпожа, – воскликнул повар, когда она потянулась за второй ложкой. – Чем я провинился? Подождите, не надо! Они мне еще понадобятся.

Сквозь пелену своего гнева Ровена смутно слышала его крики. Прошло не меньше минуты, прежде чем она разжала стиснутую ладонь и выпустила из руки ложку.

– Извините, – с трудом проговорила она сквозь стиснутые зубы.

– Вы пришли внести какие-то изменения в меню, которое мы составили по поводу возвращения нашего господина? – дородный повар почти вдвое толще ее низко склонился перед ней. – Если вы желаете, то еще не поздно.

Она с трудом справилась со своими эмоциями.

– Нет, это ни к чему, пусть все остается так, как мы запланировали. Не обращайте на меня внимания. – С этими словами она вышла из кухни и направилась в сад.

Под сад был отведен небольшой участок внутреннего двора за высокой оградой. Когда она приехала, этот участок ничем не отличался от других мест в Грэстане – такой же забытый и неухоженный, где не росло ничего, за исключением зелени для кухни. И хотя даже сейчас сад оставался на ее взгляд слишком диким, он все же начал принимать благопристойный вид. Ровена присела на скамейку посреди гвоздик и тимьяна и невидящим взглядом уставилась на цветущие фруктовые деревца, образующие живую изгородь вдоль стен.

Невыносимый, ужасный, невоспитанный человек! Солнце уже почти совсем скрылось за горизонтом, окрасив край неба в кроваво-красный цвет. Сгущающиеся сумеречные тени украдкой подползли к ней, превращая цветы розмарина в толпу нелепо корчащихся странных существ. Каждое следующее мгновение наступающей ночи неотвратимо приближало ее к тому моменту, когда ей придется лечь с ним в постель. Ничего не изменилось, все будет так же, как и в первую ночь. При воспоминании о том, как он ее отверг, она почувствовала спазмы в желудке.

– Вы здесь, леди Рен? А, вот вы где! Вы так спрятались, что вас почти не видно. – Джордан вошел в сад и остановился перед ней с выражением плохо скрываемой надежды на лице. – Папа привез мне в подарок пони. Настоящего пони, который будет только моим! Темрик сказал, что я могу завтра на нем покататься. Повар сказал, что я должен спросить вашего разрешения дать ему что-нибудь вкусненькое.

Она заставила себя оторваться от горьких размышлений и улыбнулась своему пасынку.

– Как хорошо, что у тебя такой щедрый папа.

Как может кто-то, даже этот ужасный человек, вообразить, что она в состоянии причинить вред мальчику?

– Скажи повару, что я разрешаю тебе взять все, что хочешь, хотя я не знаю, что может сгодиться, кроме пары яблок в тесте.

– Благодарю. – Он быстро поцеловал ее в щеку и снова убежал на кухню.

Она вздохнула, поднялась со скамейки и медленно пошла к дому. Как можно быть послушной женой этому ненавистному человеку? И какую следующую гадость теперь от него ждать? Скорее всего, он разрушит все то, что она построила, – просто потому, что это в его власти.

Внутри слуги веселились, отдыхая в свободные вечерние часы, собаки возились друг с другом, беззаботно носясь по комнате. Это было так несправедливо. В ней снова вспыхнула ярость.

Ровена сделала глубокий вздох. Нет, так нельзя – злость ни к чему хорошему не приведет. Она должна быть спокойной и рассудительной. И, что самое важное, не испытывать неловкости и неудобства. Но для того, чтобы скинуть свой пышный наряд, ей придется удалиться в их спальню, а она еще не была готова к новой встрече с мужем.

Ровена остановилась в нерешительности. Однако все же следует освободиться от этого тяжелого наряда. Ровена распорядилась установить для мужа ванну в отдельной комнате наверху. Поэтому не было никаких причин, по которым он мог бы сейчас находиться в их спальне.

Женщина поднялась по лестнице и осторожно заглянула внутрь комнаты. Она была пуста. Ровена грустным взглядом обвела спальню. Что, если она ночует здесь в последний раз? Как легко привыкнуть к роскоши, и как сильно ей будет всего этого не хватать. Она быстро проскользнула в комнату.

– И ты позволила ей? – Ровена застыла на месте, когда эти слова вдруг громыхнули в тишине. – Есть ли в замке хоть кто-нибудь, кто может сказать нет моей жене? – Рэннольф разговаривал с кем-то в соседней комнате. Она обернулась и увидела приоткрытую дверь.

– Кто я такая, чтобы ей перечить?

Ровена услышала голос Алэис:

– Она забрала у меня Джордана. Если бы мальчик не встал на мою защиту, она вообще отослала бы меня из замка. Я не могу с ним свободно общаться, не могу сказать ничего против того, что она ему говорит. Она считает, что я плохо влияю на мальчика. Я только и слышу от него: «Леди сказала мне то, леди сказала мне это». – Голос няньки звучал все громче и громче. Ровена поспешно сняла серебряную цепь и убрала ее в ларец, продолжая подслушивать их разговор. Она, конечно, должна была закрыть дверь, но этим бы выдала свое присутствие. И потом, через секунду ее здесь уже не будет. Она сняла с головы накидку, распустила волосы, намереваясь снова заплести их, когда переоденется.

– Вы говорите, что я должна была ее остановить? – продолжала Алэис. – Я всего лишь простая служанка, по крайней мере, так сказала мне она. Вы думаете, я шучу, когда говорю, что она меня выгнала бы? Это ведь она прогнала вашего виночерпия – выкинула его на улицу, без единого пенса в кармане.

– Что она сделала?

Его бурная реакция удивила Ровену, но потом она вспомнила, что муж не был свидетелем пьяных загулов слуги. Он бы наверняка с ней согласился. Она уселась на стул, выскользнула из чулок и скинула туфли.

– Да-да, – продолжала нянька, получая истинное удовольствие от своего рассказа, после того, как поняла, что ее причитания воспринимаются благосклонно. – Она сказала, что он выпивает лучшее вино и подает на стол разбавленное, но кто скажет наверняка, ведь мы, слуги, пьем только пиво и эль.

– Но этот человек провел здесь всю свою жизнь. Куда он пошел?

Ровена сняла праздничное платье и, аккуратно сложив, убрала его. Оставшись в одной тонкой льняной сорочке, она потянулась к своему повседневному платью, висевшему на вешалке за кроватью.

– Я не знаю. Но вам также следовало бы знать, что это было ее рук дело, когда с мастером Хьюго случился странный припадок и он скончался. И еще она поместила леди Мэв в монастырь.

– Что она сделала с Мэв? – задохнулся от негодования Рэннольф. – Все! С меня хватит! – закричал он. – Пусть кто-нибудь найдет мою жену и приведет ее ко мне!

Скрипнул стул, и шаги приблизились к двери. Он собирается войти в спальню! Если Рэннольф ее обнаружит, то решит, что она специально подслушивала их разговор. В панике Ровена бросила платье. Времени на переодевание уже не было, а в таком виде бежать она не могла. Женщина, скользнула в постель и спряталась за пологом кровати.

В спальню стремительно вошел ее муж. На нем были халат, распахнутый на широкой груди, и штаны, влажно прилипавшие к его мощным бедрам. Темные волосы мокрыми прядями обрамляли его лицо. При виде зловещего выражения его лица Ровена еще глубже забилась в тень. Судя по всему, он был не в том настроении, чтобы выслушивать какие-либо объяснения.

Он схватил чашу, стоявшую на подносе, и поднес к губам. Обнаружив, что чаша пуста, он взял кувшин и перевернул его вверх дном. Вина не осталось ни капли.

– Черт, – прорычал он и швырнул кувшин об стену. Кувшин ударился об украшенную вышивкой драпировку и рассыпался осколками по ковру.

У нее перехватило дыхание. Не успела она опомниться, как Рэннольф подскочил к кровати и схватил ее за плечи.

– Вы подслушивали у двери? – его слова падали, как тяжелые булыжники.

Ровена попыталась высвободиться.

– Ничего подобного, – возразила она. – Эта пока еще и моя спальня тоже. И потом, вы не слишком заботились о конфиденциальности разговора. – Ровена перестала сопротивляться и позволила ему стащить себя с кровати. К ее удивлению, он тут же ее отпустил.

– Вы выгнали моего виночерпия?

– Да. От этого пьяницы пользы было меньше, чем вреда. – Она гордо подняла голову и с холодной невозмутимостью встретила его тяжелый взгляд. – Лучше было сделать так, чем разжаловать его в свинопасы.

– А его брат?

– Он по-прежнему ваш главный сокольничий. Я не такая дура, – она с вызывающим видом скрестила руки на груди, – чтобы из-за одного урода наказывать всю семью.

– А что произошло с моим казначеем? – Лорд Рэннольф угрожающе шагнул вперед, однако, она не сдавалась.

– Собственная вина свела его в могилу. Он растратил казну ради леди Мэв.

У лорда перехватило дыхание, словно от резкого приступа боли, и он, повернувшись к ней спиной, нетвердо оперся о стену камина.

– Много он взял? – проговорил Рэннольф сдавленным голосом.

– Четыре марки золотом. Все ли драгоценности на месте, не могу сказать, потому что не знаю, что там было. Не знаю я также, сколько он выручил от продажи наших припасов. – Ровена снова села на кровати. – Он сказал, что украл из-за любви к леди Мэв, а она использовала его, чтобы заставить брать еще и еще. Я понимаю, что вы можете сердиться на меня, мой господин, если будете прислушиваться ко всем россказням завистливой служанки. Но вы слушайте не только ее одну. Поговорите с вашими людьми. Они все очень довольны. Я старалась быть вам хорошей женой.

Он чуть не подпрыгнул на месте и впился в нее злым взглядом.

– Хорошей женой! – воскликнул он. – Я возвращаюсь, и что я вижу? Вы встречаете меня, увешанная драгоценностями, в то время как говорите, что мой замок обеднел. Я вижу, что вы ничего не сделали для процветания замка, а король требует провести очередной рыцарский сбор. О, Боже! Мне пришлось заплатить вдвойне за сомнительное удовольствие женитьбы на вас.

Ровена вскочила на ноги.

– Да уж, сомнительное! Я хочу, чтобы вы не забывали, что мой отец заплатит вашу половину сбора. Эти наряды принадлежат мне, и только цепь была позаимствована из вашей сокровищницы. Реставрация замка не стоила вам ни гроша – все было сделано за счет моего тяжкого труда и усилий ваших верных слуг. Единственные наши расходы пошли на пополнение запасов провизии, которую я закупила, чтобы мы не умерли с голоду. Или мы должны были голодать?

– Но вам мало просто разорить меня, – перебил ее Рэннольф. – Вам еще нужно перессорить всю мою семью. Вы не оставили в моей жизни ничего, что принадлежало бы только мне!

– На следующий день после нашей свадьбы вы сами позволили мне стать частью вашей жизни. Я предложила вам все мое умение и усердие. В свою очередь, вы сказали мне, что ваши слуги поступают в мое распоряжение. Я все сделала в соответствии с вашими указаниями.

– Вы украли у меня моего сына, – тяжело обронил он.

– Украла у вас сына? – возмутилась она. – Какой вздор! Он сейчас в конюшне, кормит пони, которого вы ему привезли.

– И с чего это вы решили, что я плохо о нем забочусь? – В голосе отца зазвучали саркастические нотки. – Кто лучше знает, когда ребенок готов для занятий с книжкой или для уроков фехтования – его отец или девчонка, воспитанная в монастыре и не умеющая обращаться с мужчиной, не говоря уже о ребенке.

Она метнула на него свирепый взгляд.

– Может быть, у меня и нет опыта воспитания детей, но когда ребенок в чем-то нуждается, я могу это заметить. Вы хоть знали, что леди Мэв убедила Алэис, будто я собираюсь убить мальчика? Эта глупая корова была готова держать его в заточении в глухой каморке в башне, чтобы защитить его от меня. Или возможно я ошибаюсь, думая, что это влияние леди Мэв? Может быть, это вы считаете, что с ним так следует обращаться? Если так, то какой же вы отец? Я бы последнего мойщика посуды не стала бы заставлять жить в таких условиях.

Она вскрикнула от боли, когда он снова схватил ее за плечи. На этот раз ей было по-настоящему больно.

– Злобная стерва, – произнес он тихим голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Отпустите меня, – потребовала она.

– Может быть, так вы поймете быстрее, если слова не помогают. – Его губы скривились в зловещей усмешке. – Наш брак – это самая ужасная ошибка в моей жизни. Ну что ж, этому недолго осталось длиться. Я не собираюсь всю жизнь мучиться с мегерой, у которой язычок острее моего меча. Этой ночью прощайтесь с Грэстаном, потому что завтра я верну вас обратно в Бенфилд.

Ровена насмешливо улыбнулась.

– На каких основаниях? Вы всем дали понять, что наш брак заключен и обратного пути нет. А как же сыновья, в которых вы так нуждаетесь? Я вряд ли смогу родить вам сына, если буду находиться в Бенфилде.

– Да, мы женаты, – холодно сказал он. – К сожалению, тут ничего не поделаешь. Я не буду с этим спорить. Что же касается сына, то один у меня уже есть. Оставайтесь первой леди Бенфилда, выкидывайте там какие хотите номера, но здесь больше ноги вашей не будет.

Она растерянно уставилась на него: Рэннольф говорил это всерьез. Муж хочет лишить ее всего, к чему она уже так привыкла. Ее сердце словно бы припустилось паническим галопом.

– Грязный негодяй! – закричала она, пытаясь ударить своего мужа. – Я тут изо всех сил пыталась привести замок в божеский вид, боролась с ленивыми слугами и этой жестокой женщиной, одна, без вашей помощи. Вам мало было заставить меня пойти на этот брак, но вам еще нужно унизить меня перед всем Грэстаном!

Вы говорите, что я вмешалась во все стороны вашей жизни! Что же говорить о моей жизни? Вы лишили меня всех надежд, всего, к чему я стремилась. Вам не удастся теперь лишить меня остального. Я никуда не поеду!

Она отпрянула от него. Тонкая ткань рукава ее сорочки не выдержала и разорвалась. Но он продолжал держать ее за другое плечо железной хваткой. Лицо Рэннольфа почернело от ярости. Он занес руку над ее головой.

– Нет! – вскрикнула она и дернулась назад. Если он ударит ее сейчас, скорее всего, просто убьет. В отчаянии она бросилась на мужа. Если он не сможет размахнуться, то удара не получится. Она обхватила его свободной рукой. Он издал удивленный возглас и от неожиданности отпустил ее. Ровена немедленно обняла его двумя руками.

Только тут Ровена поняла свою ошибку. Он схватил ее за плечи. Сколько секунд ему потребуется, чтобы оторвать ее от себя?

– Не убивайте меня, мой господин, – воскликнула она, уткнувшись лицом в его грудь. Своей щекой она чувствовала, как часто колотится его сердце. – Мария, Матерь Божья, помоги мне, – взмолилась женщина.

– Пожалуйста, – прошептала она, хотела добавить еще что-то, но нервный комок застрял в горле: ее губы не привыкли молить о пощаде. Муж отнял руки от ее плеч. Они упали на бедра Ровены.

– Отпусти меня, – сказал он, но мышцы его груди были по-прежнему напряжены, словно он собирался драться.

Она лишь еще крепче вцепилась в него.

– Вы ударите меня, – только и смогла прошептать женщина кляня себя за трусость.

– Отпустите меня, – повторил он над ее ухом. – Я уже успокоился. Я не сделаю вам больно.

Прошла одна мучительно длинная секунда, потом еще одна. Она не шевелилась.

Он мягко погладил ее волосы, затем взял в ладони лицо жены и, несмотря на сопротивление, поднял его от своей груди.

С закрытыми глазами она вся напряглась, ожидая неминуемого удара. Ровена закусила предательски дрожащую губу. Услышав его вздох, она осмелилась слегка приоткрыть глаза.

Безумное выражение исчезло с его лица, но следы гнева еще оставались, – она видела это по нервным желвакам на скулах Рэннольфа. Он провел большим пальцем по ее щеке. Затем его серые глаза затуманились, и резкие, напряженные контуры лица расслабились и приобрели более мягкие очертания.

Она медленно опустила руки и отступила на шаг назад. У нее дрожали ноги.

– Вы порвали мою сорочку, – сказала она тихим голосом, потрясенная силой его гнева.

– И потерял рассудок к тому же, – ответил он с кривой усмешкой.

Она часто заморгала, борясь с неожиданными слезами. Ее ноги подкосились, и она начала падать. Он успел подхватить ее.

– Я очень испугалась, – тихо заплакала Ровена, положив голову ему на плечо, мягко касаясь пальцами его сильной груди. – Я думала, вы меня убьете.

Он коснулся губами ее лба.

– Никогда не дразните разъяренного мужчину, – тихо произнес он и медленно склонился над ней. Ровена чувствовала, как под ее ладонью ровно бьется его сердце.

Он нежно поцеловал ее в щеку, затем отпустил и отступил назад. Ровена подняла голову и посмотрела на него, чувствуя разочарование из-за того, что он отошел и разрушил момент их близости. У нее отпечатались в памяти надменная линия его носа, изгиб рта, мужественный подбородок. Темно-каштановые волосы мелкими завитками обрамляли могучую колонну его шеи. Под пристальным взглядом Ровены серые глаза мужа потемнели и в них появилась странная грусть, так что ей даже показалось, что он умоляет ее прикоснуться к нему.

Она робко подняла руку и провела кончиками пальцев по его щеке, вдоль линии рта. Рэннольф закрыл глаза и полностью отдался ее ласке. Когда она коснулась его губ, муж поцеловал пальцы Ровены. Она затаила дыхание и отдернула б руку, если бы он не взял ее в свою ладонь, переплетя их пальцы.

– О, Господи, я никогда не был так зол, – выдохнул он, медленно притягивая ее к себе. – Вы будите во мне неведомые страсти. – Он коснулся ее губ нежным поцелуем.

Ровена прижалась к нему и растворилась в сладком тумане поцелуя. Он хотел ее. Безусловно, это означало, что муж ее не отошлет. Однако, если она хочет закрепить для себя место рядом с ним, то надо сделать так, чтобы он принадлежал ей, так как его дом стал теперь ее домом. Ровена страстно ответила на поцелуй и обняла мужа за шею. Она потянулась к нему, и когда ее грудь коснулась его груди, женщина почувствовала обжигающую волну, захлестнувшую ее тело. Из кружащейся головы тут же вылетели мысли о всяких стенах и башнях, залах и слугах. Вместо этого она с жадностью еще теснее прильнула к мужу.

Рука Рэннольфа скользнула под обрывки ее сорочки и нашла грудь. Он покрыл поцелуями ее щеки, шею, впадинку на груди. Охваченная восхитительной, ужасной истомой, Ровена провела ладонями по его груди, затем опустила руки ниже. Он тихо застонал от удовольствия, когда ее пальцы нащупали завязки его штанов.

И тут раздался осторожный стук в дверь.

– Господин, – донесся из-за двери голос слуги. – Мы никак не можем найти госпожу. Должны ли мы обыскать весь дом?

Рэннольф выпрямился. Глядя на Ровену горящими глазами, он медленно-медленно улыбнулся.

– Все в порядке, – ответил он, высвобождая се плечи от порванной сорочки. Тонкая ткань бесформенным облаком опала к ее ногам. Больше на ней ничего не было. Рэннольф прерывисто вздохнул. – Я уже нашел ее…

Ровена давно погрузилась в безмятежный сон, а Рэннольф все еще никак не мог заснуть. Она лежала на его согнутой руке, дыхание женщины было тихим и ровным, длинные пряди волос рассыпались по его груди. За всю жизнь он ни разу не поднял руку на женщину, даже на Изотту. До сегодняшнего вечера он считал, что не способен на такое насилие. Но эта девчонка вывела его из себя. Он чуть было не уничтожил ее в приступе ярости.

Ярость Ровены по силе не уступала его чувствам: и в гневе, и в страсти. Он невольно закрыл глаза, и его тело приятной дрожью ответило на эту мысль. Но вместе со сладостью воспоминания пришли сомнения.

Если она так же невинна, как в их первую брачную ночь, то должна была бояться его после того, как он буквально угрожал ее жизни. Она же, напротив, ответила ему с готовностью, почти со сладострастием, как будто по-настоящему желала его. Что это было – просто чувственная непосредственность или нечто более рассчитанное? А если это так, то какую цель она преследовала? Может быть, она уже ждет ребенка и хочет потом заявить, что ребенок от него, но «родился слишком рано».

Он попытался выкинуть из головы эти болезненные мысли и осторожно высвободил свою руку. В глубине души ему очень хотелось поверить тому, что говорили его чувства, – что она действительно желала его без всякой задней мысли. Однако опыт прошлого показал, как легко он может обманывать себя. Как ему выяснить правду? Рэннольф повернулся на бок и еще долго лежал, не смыкая глаз.

 

Глава десятая

Ровена села в постели и откинула с лица прядь спутанных волос. Сквозь открытую дверь в маленькую комнату лился яркий солнечный свет. Она быстро огляделась. Спальня была пустой – он ушел, пока она спала. Почему? Решил, не теряя времени, подготовить ее отъезд?

Встревоженная, она быстро вскочила с кровати, накинула халат и поспешила в соседнюю комнату. Ее личные вещи лежали на своих прежних местах. Она выглянула из окна, придерживая распахивающиеся полы халата.

Двор купался в ленивой полуденной жаре. Не было видно никаких повозок, ожидающих ее багаж, никаких слуг и эскорта, готового сопровождать изгнанницу в Бенфилд. Она облегченно вздохнула, затем, присмотревшись, заметила толпу людей, столпившихся у внутренних ворот. Все они с увлечением смотрели на что-то. Ровена перевела взгляд, чтобы выяснить, что же так привлекло их внимание. Там был Джордан, который сидел верхом на своем новом пони. Издав восхищенный возглас, который был слышен даже ей, мальчик пустил свою лошадку во весь опор, и они влетели прямо в стайку неосторожных гусей. В воздух полетели перья, и слуги бросились собирать перепуганных птиц. В дальнем углу двора стоял Гилльям, который от хохота согнулся пополам, а рядом с ним возвышался Рэннольф.

Странное ощущение овладело Ровеной при виде широкоплечей фигуры мужа. Солнце покрыло медным блеском его темные волосы и позолотило мягкий камзол. Как ни пыталась, она не смогла разглядеть выражение его лица. Словно почувствовав ее взгляд, муж повернулся в ее сторону. Она отпрянула от окна и тут же удивилась, что так поступила. Конечно же, он не мог ее видеть.

– Хватит этих глупостей, – отругала она себя и распахнула дверь в женскую половину.

– Ильза! Ильза, ты где?

Не дождавшись ответа, Ровена вернулась в комнатку. По крайней мере, служанка догадалась приготовить кувшин с водой и свежую мочалку. Она взяла ее и принялась тереть лицо.

– Я здесь, госпожа, – сказала старая женщина, поспешно входя в комнату.

– Принеси мою одежду, – приказала Ровена, скидывая халат. – Почему ты меня не разбудила?

– Лорд Рэннольф сказал мне, чтобы вас не беспокоили, – ответила служанка, протягивая ей сорочку.

– Но уже столько времени, а мне предстоит еще много сделать для сегодняшнего пира. И потом, – добавила Ровена, через голову надевая сорочку, – я ведь пропустила мессу.

Она натянула чулки и обулась.

– Ну, разок можно и пропустить, – нервно хохотнув, сказала Ильза. – Зато вы выглядите отдохнувшей. Может быть, вам следует почаще поздно вставать.

– Ты знаешь, как я привыкла поступать. Почему ты послушала его, когда я велела тебе совсем другое?

– Но ведь он мой господин. Не могу же я метаться между вами, как меж двух огней.

Старая служанка подала ей голубой шерстяной балахон.

Ровена уже было открыла рот, чтобы отчитать Ильзу как следует, но вовремя сдержалась. Если она будет распространяться по поводу своих опасений и недовольства своим браком, то очень скоро подорвет у окружающих веру в нее, которую она с таким трудом добилась.

– Прошу прощения, – сказала она после паузы. – Я не в настроении сегодня.

Ильза помогла ей надеть балахон и зашнуровала его сзади, пока Ровена затягивала пояс. Наконец она подвесила на пояс кольцо с ключами, которые весело зазвенели, очутившись возле талии.

– Сядьте, госпожа, я причешу вас.

– Сегодня я сама сделаю это.

– Но это моя обязанность и…

– Ступай.

Это было сказано таким тоном, что старая служанка быстро ретировалась. Ровена села на стул и провела гребнем по своим длинным волосам. У служанки процедура причесывания заняла бы не меньше получаса, сама же она управится за несколько минут.

Неожиданно дверь комнатки распахнулась.

– Леди Рен, Леди Рен! – с криком вбежал в комнату Джордан. – Вы должны были меня видеть! – Он буквально приплясывал на месте от восторженного возбуждения. Волосы торчком стояли у него на голове, одежда была перемазана грязью. – Вы должны были увидеть Ветерка. Я назвал его Ветерком, потому что он самый быстрый конь.

– А я видела, – прервала она его. – Ух ты! – воскликнула она, когда он плюхнулся ей на колени. – Поосторожнее со мной, дорогой. Я ведь все-таки не здоровенный мужчина вроде твоего отца или дядей.

– Простите, – сказал он и тут же произнес на одном дыхании. – Вы видели? Правда, я самый быстрый наездник, которого вы когда-либо знали? – Он с нетерпением ждал ее кивка и, дождавшись, издал торжествующий вопль. – Я так и знал!

– Мне кажется, у нас гусей стало на одного-двух меньше.

Мальчик посмотрел на нее невинными глазами.

– Папа сказал, что если я помогу повару ощипать того гуся, которого задавил Ветерок, то это научит меня быть осторожнее. Мне действительно надо идти помогать? – спросил он, глядя на нее с затаенной надеждой на помилование.

– Джордан!

Голос прозвучал неожиданно и жестко, и Ровена с мальчиком чуть не подпрыгнули на месте: в дверях стоял лорд Рэннольф. Его руки были жаты в кулаки, лицо было чернее тучи.

– Почему ты пришел сюда, ведь я послал тебя на кухню?

Он говорил негромко, но в интонации явно звучала угроза.

– Но, папа, – жалобно захныкал мальчик, – это будет так тяжело. Может быть, не надо? – умоляющим тоном обратился он к мачехе. Она инстинктивно обняла его хрупкие плечи.

– Поставьте его на пол. – Это не было просьбой. Тяжелый взгляд серых глаз упал на нее. – Я не позволю вам стоять между мной и моим сыном.

Ровену покоробил его командный тон, но она понимала, что тут он был прав. Хотя она уже не обнимала мальчика, но отпускать его не собиралась.

– Джордан, – сказала она, переключив внимание целиком на этого дорогого ее сердцу ребенка. – Наступит день, когда в твоих руках будут судьбы людей. Если ты не научишься отвечать за свои поступки, то как они смогут быть тебе преданы?

– Но я не могу, – сквозь слезы произнес Джордан. – Я еще маленький.

– Не могу или не буду?

Голос Рэннольфа прозвучал неожиданно мягко, и Ровена подняла на него взгляд. Муж стоял в дверях, привалившись к косяку и скрестив руки на груди. Он вопросительно вскинул брови в ответ на ее взгляд и снова обратился к сыну:

– Если ты достаточно большой, чтобы ездить верхом на пони, то ты уже достаточно взрослый и для этого дела. Больше непослушания я не потерплю! Иди. Делай то, что я тебе сказал. И еще, – добавил он. – Плоды своей неосторожности ты будешь поедать завтра. Сегодня, похоже, у нас праздник. Как я понимаю, будут даже актеры.

– Артисты! – обрадовался мальчик. – А можно на них сейчас посмотреть?

– У тебя есть чем заняться, – ответил отец. – Марш на кухню. Я хочу поговорить с твоей мачехой.

Джордан слез с ее колен и неохотно поплелся к двери.

– Я буду осторожнее с Ветерком, я обещаю, правда, – умоляющим голосом произнес он, все еще на что-то надеясь.

– Не сомневаюсь, – ответил отец, оставшийся глухим ко всем мольбам.

Ровена ничего не сказала, но ей пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться, глядя на повесившего голову мальчика, выходящего из комнаты с таким видом, словно он отправлялся на эшафот. Каким образом отец с сыном, внешне так похожие друг на друга, обладали такими различными характерами? Если настроение ее мужа было переменчиво и непредсказуемо, то у его сына был спокойный, ровный характер. Неужели Рэннольф когда-то давно тоже был таким, как Джордан?

Ее муж, войдя в комнату, закрыл дверь и повернулся к ней.

– Прикройте волосы, – сказал он резко. – Сейчас здесь появятся мои братья.

У нее упало сердце, когда она услышала, каким суровым тоном это было сказано. Значит, между ними ничего не изменилось. Он смягчился только по отношению к сыну. Она встала и, перекинув волосы через плечо, быстрыми движениями пальцев заплела косу. Подняв на него глаза, она обнаружила, что он внимательно на нее смотрит. Чувствуя, что краснеет под его пристальным взглядом, Ровена отвернулась, чтобы завязать ремешком кончик косы. После этого она покрыла голову простой льняной накидкой, которую приготовила ей Ильза.

– Некоторое время назад я видел вас в окне. Вы были еще не одеты.

Это заявление поразило Ровену, и она быстро повернулась к нему.

– Вы видели меня? – выдохнула она. Если он ее видел, то и другие могли ее заметить. Опять кровь прилила к ее щекам. Глаза мужа сузились и снова стали суровыми и колючими.

– Я надеюсь, это не является вашей привычкой, потому что подобного я не потерплю.

Его надменный тон вновь пробудил в ней ярость и заставил забыть о стыде.

– Разумеется, это не является моей привычкой, – резко сказала она. – Я только хотела убедиться, что вы… – Она уже почти добавила: «не грузите мои вещи», но вовремя остановилась.

– В чем убедиться? Что я еще нахожусь в стенах этого замка?

О чем он говорит? А где же ему еще быть? Расстроено вздохнув, Ровена попыталась сдержать свои эмоции. Она не хотела снова раздражать мужа.

– Это была всего лишь женская глупость, – сказала она со слабой улыбкой. В глубине души она благодарила Бога за то, что сейчас говорила чистую правду. Она была так глупа, что поверила, будто он может ее отослать.

Муж смотрел на нее молча еще несколько секунд, затем вдруг расслабился и усмехнулся.

– Итак, вы признаете, что подвержены периодическим приступам глупости?

Этот вопрос застал Ровену врасплох, и она молча уставилась на него, не зная, что сказать. Заметив ее состояние, он рассмеялся и уселся на стул, с которого она только что поднялась.

– Вы хорошо поговорили с Джорданом, – сказал он, помолчав. – Я лишь сказал ему, что он должен сделать. Вы же объяснили ему, почему он должен это делать.

Голос звучал немного сдавленно, словно ему стоило большого труда произнести эти слова. Что это было – комплимент?

– Он хороший мальчик, – только и нашла, что сказать, Ровена.

– А что это за имя, которым мой сын зовет вас? – спросил он, глядя на нее с выражением, которое нельзя было назвать ни дружеским, ни враждебным.

– Ах, это? – Она смущенно засмеялась. – Когда я пришла в монастырь, одна монахиня так исковеркала мое имя, что получилось «Рен», и так оно прилипло ко мне на долгие годы. Глупо, конечно, но я к нему привыкла, да и Джордану так проще.

Ее голос затих.

– Рен, – мягко произнес он, как бы пробуя слово на язык. – Мне это имя кажется слишком легкомысленным. Оно вам не подходит.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказали они хором.

– Добрый день, моя госпожа, – приветствовал ее Гилльям, входя в комнату и останавливаясь у камина. – Я привел с собой Темрика, брат. Что ты хотел обсудить?

Темрик молча последовал за своим молодым благородным братом и занял свое место рядом со стулом Рэннольфа.

– Я хочу знать, – начал лорд Грэстан, – почему леди Мэв была отослана, и вы даже не сказали мне ни слова о ваших намерениях. Она находится под моей опекой, и я несу за нее ответственность. Если только вы не приведете мне убедительных доводов против, я должен буду вернуть ее домой.

Гилльям побледнел.

– Нет, – сказал он слабым голосом.

– О ней хорошо заботятся, как о гостье Хейзельбрукского монастыря. Почему бы ей там и не оставаться дальше? – спросила с замиранием сердца Ровена. – Мой господин, не надо ее возвращать обратно. Она принесла сюда опустошение.

Рэннольф с раздражением переводил недовольный взгляд с одного на другого собеседника.

– Скажет ли кто-нибудь из вас, что заставило вас послать ее туда?

– Мы обнаружили, что Хьюго растратил вашу казну именно ради нее, – быстро ответила Ровена.

– У вас есть доказательства? – мягко спросил ее муж.

– Хьюго признался… – начала она, но он жестом остановил ее.

– Вы не священник. Без сомнений, он хотел облегчить свою вину и потянул за собой невинного человека.

– Если бы вы видели, как ему было тяжело, – ответила она, – то не говорили бы так. Кроме того, что бы он стал делать с деньгами, если бы не отдавал их ей?

– Это уже другой вопрос, – Рэннольф слегка повысил голос. – Я допускаю, что вы сочли ее виновной в этом воровстве, но это не снимает вопроса, почему не было письма, испрашивающего моего разрешения на ее высылку из замка.

Ровена пожала плечами, но за этим жестом скрывалась правда. Каждый раз, когда она садилась писать ему, буквы отказывались складываться в слова. Ведь леди Мэв была так уверена, что он вернет ее в Грэстан. Поэтому Ровена дотянула до тех пор, когда стало уже слишком поздно.

– Мы получили ваше сообщение о том, что вы скоро будете дома, поэтому ждали вас, – сказала она.

– Не возвращайте ее обратно, – тихо произнес его младший брат. – Она постоянно ищет, как бы сделать побольнее тем, кто ее окружает. От нее здесь будет только вред.

– Безусловно, вы ошибаетесь, – сказал Рэннольф с растущим раздражением. – Она прожила здесь два года, и я никогда не замечал, что она ведет себя как-то не так. Конечно, у нее есть свои недостатки, но у кого их нет. Я не считаю, что она принесла кому-то хоть какой-нибудь вред.

– Вред? – возмущенно фыркнула Ровена. – Спросите своих слуг, что она творила. Поговорите с помощником повара, который потерял палец по приказанию леди Мэв. Спросите мать девочки, которой на голову вылили кипяток в наказание за неповоротливость.

Рэннольф недоверчиво покачал головой.

– Если это правда, если все эти ужасы происходили под крышей моего дома, почему эти люди ни разу не пришли ко мне?

Ровена могла только отрешенно пожать плечами. Она сама часто задавала себе этот вопрос.

– Потому, что ты был слишком поглощен своим горем, чтобы выслушать жалобы слуг. – Слова Темрика прозвучали неожиданно для всех. Его обычно резкий голос звучал мягко и тихо. – Ты позволил прошлому ослепить тебя.

– Как ты можешь говорить, что я не обращаю на них внимания? Разве я не провел все утро, разговаривая со своими людьми, я делаю это всегда после моего отсутствия? Вас послушать, так я просто принял злую гадину за беспомощную вдову и разрешил ей мучить моих людей.

Его брата не смутила такая пылкая речь.

– Теперь у тебя есть жена. Здесь нет места для леди Мэв. Должен ли я объяснять тебе, почему леди Мэв вышвырнули из ее дома с несколькими грошами в качестве наследства? Я думаю, ты сам все прекрасно понимаешь, хотя и не хочешь этого признать.

– Не возвращай ее, – просящим голосом сказал Гилльям, и его лицо скривилось как от боли. – Если ты это сделаешь, то освободи меня от моей клятвы, чтобы я мог искать счастья где-нибудь в другом месте. Ты не можешь от меня требовать, чтобы я находился под одной крышей с этой женщиной.

– Что? – Лорд Грэстан от удивления даже вскочил на ноги. – Но ты только вернулся домой. Куда ты отправишься?

– К королю Ричарду во Францию. Тебе придется платить на один рыцарский сбор меньше.

Его брат попытался выжать из себя улыбку, но у него это не получилось.

– Я не могу в это поверить, – воскликнул Рэннольф расстроенным голосом. – Мой старший из братьев читает нотации, а младший угрожает уйти из дома, и все это из-за беспомощной женщины! Что с вами? О, Боже, моя жена близка к тому, чтобы поверить, что эта женщина – ведьма!

Он прошел к двери и с досады ударил по ней кулаком.

– Значит, чтобы вы были счастливы, ее здесь быть не должно, – продолжал он. – А как быть мне? Разве мне будет кто-нибудь доверять, если я нарушу слово и вышлю такое беззащитное существо из своего замка? Скажите, что же я должен с ней сделать, по-вашему?

Ровена издала нервный саркастический смешок.

– Мне кажется, вам следовало бы найти для нее мужа, – сказала она.

Рэннольф удивленно уставился на нее.

– Пожалуй, – задумчиво сказал он. – И я даже знаю, кто будет этим счастливчиком. Разве не говорил мне Джон Эшби, что он уже отчаялся найти жену, которую ему было бы по средствам содержать? Я предложу ему в жены леди Мэв.

– Подождите, – вмешалась Ровена, шокированная тем, что ее предложение восприняли серьезно. – Подождите, я ведь только пошутила. Она не подходит для того, чтобы на ней жениться. Ей гораздо лучше остаться в монастыре.

Но Рэннольф не обращал на нее никакого внимания и продолжал размышлять вслух:

– Ну конечно, как же я раньше не сообразил. Безусловно, это то, что ей нужно. Я не могу дать ей никакого приданого, но Джон примет ее и так, если я до самой ее смерти снижу объемы его поставок провизии и товаров в Грэстан. Да, и еще я увеличу его долю в сборе за пользование мостами.

– Нет! – воскликнула она. – Это уж слишком!

– Разве это не слишком низкая плата за то, что вы все избавитесь от леди Мэв, – резко сказал он. – Вы такая жадная?

Ровена посмотрела ему в глаза и поняла, что бы она ни сказала, муж все равно не отступит от своего решения.

– Нет, мой господин, я сказала это сгоряча.

Темрик задумчиво прищурился.

– Но согласится ли Эшби? Эта женщина далеко не подарок. – В этот момент его лицо потеряло свое обычное сдержанное выражение, и он сразу же показался Ровене очень похожим на своего брата – те же сильные, резко выступающие скулы и упрямая линия подбородка.

– Что ты говоришь? – произнес Рэннольф. – Она красивая женщина с отличными манерами.

Темрик только пожал плечами в ответ.

– Как будет угодно. Должен ли я в таком случае отправить к Эшби посланца с твоим предложением?

– Да, но я хочу получить королевское согласие на этот брак. – Лорд Грэстан криво улыбнулся. – Подготовь своего самого быстрого гонца, чтобы сегодня вечером он отправился к Эшби. К середине мая у меня будет его согласие, и Освальд подготовит их контракт. К концу месяца у нас будет и согласие короны. Запомните мои слова, на этот раз не будет такой тягомотины, как было у меня. Этот брак мы заключим быстро и легко.

– Запомним, – коротко рассмеялся Темрик.

Рэннольф нахмурился, продолжая свои размышления.

– Это будет отличная возможность представить вассалам мою жену. – Он поднял голову, и его лицо прояснилось. – Мы устроим Эшби самую роскошную свадебную церемонию, на какую только способны, и пригласим всех. Пышный праздник будет утешением для тех, кто не был на моей свадьбе.

Ровена была поражена.

– Но, мой господин, мы едва сводим концы с концами и ждем следующего урожая. Да и весь урожай пойдет на пополнение наших собственных запасов. Где же я найду еду для гостей?

Улыбка ее мужа несколько увяла.

– Вы поступите так, как поступали раньше и купите все необходимое.

– Но у нас очень мало… – начала она.

– Если вы хотите распоряжаться моим кошельком, – перебил он ее, – то вы найдете резервы. Грэстан никогда не был скупым, не будет и на этот раз.

Она уже раскрыла рот, чтобы попытаться его образумить, но тут вмешался Темрик.

– Мне кажется, лучше отложить наши планы до тех пор, пока Эшби не скажет «да» или «нет». Тебе еще нужно что-нибудь от меня? Нет? В таком случае я удалюсь. Всего хорошего, моя госпожа.

Он коротко поклонился в ее сторону и вышел из комнаты, столкнувшись в дверях со служанкой.

– Моя госпожа, – сказала вошедшая женщина, – повар хотел поговорить с вами, прежде чем вы прикажете подавать на стол. В остальном, все готово, – добавила она и вышла.

– Отлично, а то я уже совсем проголодался, – обрадовался Гилльям несколько наигранно и стремительно выбежал из комнаты.

– Гилльям, – позвал Рэннольф, но было уже поздно. – Что с ним? – недовольно произнес он, вставая со стула. – А с вами что происходит? Почему вы вздумали перечить мне, да еще на глазах у моей семьи? Если я говорю, что мы будем есть на золотых тарелках, значит, так тому и быть, и мне плевать, сколько это будет стоить.

– Тогда вам лучше найти алхимика, мой господин, потому что золотые тарелки для вас придется делать из свинца.

– Будь проклят ваш язычок! – заревел он. – Не смейте говорить мне «нет»!

Ровена бросила на него сердитый взгляд, хотела достойно ответить, но сдержалась. Его лицо было перекошено от гнева, губы сжались в тонкую ниточку.

– Вы правы, – сказала она, наконец, тихим, спокойным голосом. – Мне не следовало так говорить при ваших братьях. Простите меня. Роль жены еще слишком непривычна для меня, мой господин, но я стараюсь учиться. – Она робко улыбнулась ему. – Я не только время от времени совершаю глупые поступки, но и мой язык иногда опережает мои мысли.

Ярость в его глазах сменилась удивлением. Его плечи расслабились, а кулаки разжались.

– Да, – сказал он. – Это похоже на правду.

– Не обязательно так быстро соглашаться, – заметила Ровена.

Ее муж рассмеялся.

– Я вас прощаю. Мне кажется, нам надо обсудить некоторые вопросы, касающиеся моей казны. Я должен знать, что произошло на самом деле.

Ровена почувствовала укол собственнической ревности. Не его казна, а ее. Женщина не хотела, чтобы кто-то вмешивался в ее планы относительно Грэстана, но тут же взяла себя в руки. Чем тогда она лучше Хьюго?

– Я в вашем распоряжении, мой господин.

– Из-за пиршества мы будем заняты весь день, поэтому нам придется позже найти время для этого разговора.

Она согласно кивнула.

– Пожалуйста, мой господин, не забывайте, как все трудились, готовясь к сегодняшнему торжеству. Они гордятся тем, что им удалось сделать за последние несколько месяцев, и они ждут от вас теплых слов.

– Не нужно мне читать нотаций о том, что я должен делать, – недовольно произнес лорд. – Я правлю здесь уже давно и успел за это время научиться некоторым вещам.

Ровена вздрогнула, неприятно удивленная его резким тоном.

– Я не имела в виду ничего такого. Я только хотела… – Ровена запнулась. Она хотела напомнить мужу о том, чтобы он представил ее во время трапезы. Таким образом будет официально подтвержден ее статус хозяйки Грэстана. Но если Рэннольф просто забудет это сделать, то это можно простить. Другое дело, если он сейчас ей откажет. Лучше подождать и посмотреть, что будет дальше.

– Не сердитесь на меня, мой господин. Если вы не возражаете, то я увижу вас за столом.

Он утвердительно кивнул, и Ровена поспешно вышла из комнаты.

Убедившись, что повар в точности выполнил все ее распоряжения, Ровена вернулась в свои комнаты и надела темно-зеленый балахон. Он был достаточно прост и скромен, но тем не менее выполнен из венецианской парчи, что являлось значительным шагом вперед по сравнению с повседневным платьем, и вполне подходил для семейного торжества. Добавив к своему наряду тонкую накидку и гранатовое ожерелье (по настоянию Ильзы), Ровена решила, что готова появиться за столом.

Войдя в зал, она обвела все критическим взглядом. Залитая ярким светом комната выглядела достаточно празднично. Свежевыкрашенные стены блестели и казались еще белоснежнее на фоне ярких цветов драпировки и стропил. Многочисленные столы, покрытые беглыми скатертями, были украшены гирляндами, сплетенными из цветов и ивовых прутьев. На каждом шагу ее ноздри приятно щекотал сладковатый аромат трав. С гордостью она прошла к высокому столу, за которым восседал ее муж с сэром Гилльямом по левую руку.

Молодой рыцарь, судя по всему, успешно преодолел свою депрессию и теперь приветствовал Ровену, держа в вытянутой руке чашу с вином.

– Сестра! – воскликнул он, поддевая ножом копченого угря и приподнимая его, чтобы всем было видно. – Вы не забыли! Благодарю вас, моя дорогая, обожаемая госпожа!

Однако не покидавшая его лицо идиотская ухмылка говорила скорее о том, что он все еще борется с собой, пытаясь скрыть свою неловкость.

Когда Ровена проходила мимо него, юный рыцарь потянулся и попытался схватить ее за руку, но она, смеясь, увернулась.

– Не ведите себя глупо, – мягко сказала ему Ровена, желая, чтобы Гилльям успокоился. Она заняла свое место справа от мужа и, наклонившись вперед, продолжила разговор с Гилльямом:

– Вы не дали мне забыть. Целыми неделями вы только и твердили о том, как любите копченых угрей.

– Как тебе повезло, брат, что у тебя такая хорошая, заботливая жена.

Рэннольф только бросил на него короткий взгляд, но промолчал. Пир начался.

Им подали оленину, вымоченную в вине, и барашка в пряном соусе. Сезон фруктов еще не наступил, но весенние ранние овощи были представлены в изобилии – как в супе, так и в тушеном виде. Каждый раз, когда новое блюдо давали пробовать Рэннольфу, Ровена исподтишка наблюдала за мужем, ожидая его реакции. Однако лицо лорда оставалось непроницаемым, а к жене он обращался только для того, чтобы предложить что-нибудь из еды – вежливо, но отчужденно.

Уже наступил вечер, когда повар внес скульптурную композицию из сахара, сигнализирующую об окончании трапезы. Он медленно обнес кушанье вокруг комнаты, чтобы все могли хорошенько его рассмотреть. Это был Грэстан в миниатюре, изображенный во всем своем блеске: от подкрашенной зеленью глазури в качестве травы, до высоких белоснежных стен. Затем вперед выступил новый виночерпий, который после смерти Хьюго стал старшим по рангу среди слуг. От всех обитателей замка он снова поздравил их господина с возвращением домой.

Рэннольф встал и в своей ответной речи не забыл упомянуть никого при выражении благодарности за усилия в преобразовании замка. Муж упомянул всех, кроме Ровены. Ни разу не произнес он имя хозяйки, как будто ее просто не существовало.

По окончании трапезы началась развлекательная программа. Проходил час за часом, а Ровена ничего не слышала и не видела вокруг – так сильно она была подавлена. Хорошо еще, если он просто забыл. Подумать только, муж совсем ни во что ее не ставит.

– Моя госпожа?

Она оторвалась от своих горьких мыслей. Музыканты устроили небольшую передышку. Может быть, он и сделает это сейчас?

– Я плохо спал прошлой ночью и смертельно устал. Я собираюсь уйти и хочу, чтобы вы меня сопровождали.

Жестокое разочарование тисками сжало ей сердце, но Ровена, всячески сдерживая себя, лишь кивнула в знак согласия. Он встал из-за стола и подал ей руку. Когда женщина положила свою ладонь поверх его руки, то почувствовала, как длинные изящные пальцы мужа сомкнулись на ее руке, и невольно вздрогнула в ответ на это прикосновение. Ровена подняла на него глаза. Рэннольф, улыбнувшись, внимательно посмотрел на жену. Сердце гулко и часто стучало у нее в груди.

– Приятного всем вечера! – милорд попрощался со всеми, уводя ее из зала. Она не сопротивлялась. – Благодарю вас за теплую встречу и желаю хорошо провести время.

Супруги поднялись по лестнице и заперлись в спальне. После шумной залы тишина комнаты была оглушающей. Когда они остались вдвоем, Ровена почувствовала себя еще хуже. Ее чувства были притуплены, и поэтому она никак не отреагировала, когда муж привлек ее к себе и поцеловал. Но стоило ему ее отпустить, как Ровена почувствовала, что ей очень не хватает его объятий.

– Так, значит, вот как обстоят дела? – Серые глаза Рэннольфа были холодны, как лед. – Неужели вы так наивны, что считаете, будто одна ночь может меня обмануть?

Ровена отвернулась, смущенная как одолевавшими ее противоречивыми чувствами к нему, так и его словами. Она нервно поправила пояс на платье, и резкий звон висящей на нем связки ключей вернул женщину в чувство. Она ведь собиралась сделать так, чтобы Грэстан принадлежал ей. Вряд ли она этого добьется, если будет отталкивать мужа.

– Снимите с себя эти чертовы ключи, – сказал раздраженно Рэннольф. – И прикажите слуге, чтобы принесли вина.

Он уселся в кресло и уставился на пляшущее пламя очага.

Ровена сделала все так, как велел муж, мысленно ругая себя за дурацкое поведение. Когда принесли вино, женщина уже переоделась в халат. Она налила вино в чашу и подошла сзади к его креслу.

– Мой господин?

Рэннольф, не оборачиваясь, взял протянутую ему чашу.

Было что-то волнующее в том, что она стояла так близко к нему, а муж ее при этом не видел. Темное золото камзола туго обтягивало его спину. Ровена опустила руки на его плечи, которые еле заметно вздрогнули. Она чувствовала, как напряжены под одеждой его мышцы.

От прикосновения к нему у нее закололо в кончиках пальцев.

Взгляд Ровены упал на локоны волос, лежащие на воротнике камзола. Как странно, в свете очага они выглядели темно-каштановыми и, в то же время, как будто светились медным огнем. Она задумчиво провела рукой, поправляя выбившуюся прядь. Он поймал ее руку и быстрым рывком усадил Ровену к себе на колени.

– Ну, так что, да или нет? – спросил он и тут же удивленно приподнял брови, заметив, что на ней всего лишь легкий халат.

Да или нет? Она в замешательстве смотрела на него, не в силах отделаться от противоречивых чувств.

– Если вы не скажете «да», то я сам возьму все, что мне нужно, – сказал Рэннольф несколько грубовато и закрыл ей рот поцелуем. На этот раз тело женщины бурно отреагировало на ласку. Она обвила руками его шею и прижалась к мужу всем телом. В его сильных объятиях совсем нетрудно было забыть боль и обиду и полностью отдаться тому, что происходило в эту минуту.

Рэннольф отбросил все свои сомнения, и дал волю охватившему его чувству. Реакция жены снова его озадачила. Когда перед этим Ровена не ответила на его ласку, он подумал, что она покинула спальню, чтобы найти убежище на женской половине, куда он за ней не пошел бы. В тот момент он уже был уверен, что его ждет: недели холодности, после чего она заявит, что ждет ребенка. Все вокруг будут обсуждать, как быстро его семя пустило корни. Некоторые даже смогут в это поверить.

Однако Ровена осталась и даже ухаживала за ним, подала вино. Когда она прикоснулась к нему, холодок желания пробежал по его спине. Каковы бы ни были побуждения этой женщины, тело ее предлагало много, очень много наслаждения. Рэннольф забыл про осторожность и отдался тем невероятным ощущениям, которые жена пробуждала в нем.

 

Глава одиннадцатая

Когда на следующее утро Рэннольф проснулся, было еще слишком рано, жена спала безмятежным сном. Она свернулась калачиком под простынями, волосы вороновым крылом разметались по подушкам. О, Боже, он снова хочет ее. Лорд Грэстан поспешно оделся и вышел из спальни. До рассвета еще оставался целый час, когда он выехал из замка вместе со своими лесничими. В серой предрассветной мгле они ехали по молчаливому лесу, вдыхая ароматы влажной земли. Не желая нарушать царящий вокруг покой, Рэннольф только кивал в ответ, когда его сопровождающие указывали на произведенные изменения на полянах и в молодом лесу.

Вскоре небо у горизонта окрасилось розовым цветом. Подул ветерок, и тут же запели птицы – сначала одна, за ней другая, пока вскоре весь лес не наполнился веселым щебетом. Вдалеке призывно прокричал олень, и, словно отвечая ему, где-то проревел другой.

Рэннольф глубоко вздохнул. В такой день хорошо отправиться на охоту. Кстати, на псарне ему сообщили, что щенки уже настолько подросли, что их можно брать на охоту. Он повернул коня обратно.

Собаки радостным лаем встретили его возвращение. Двор был полон жизни – блеяли овцы, кудахтали куры. Слуги на конюшне, насвистывая себе под нос, вычищали стойла.

Лорд Грэстан спешился и, отдав поводья подбежавшему конюху, приказал охотникам готовиться к выступлению. Теперь дело оставалось только за Гилльямом.

Из трапезной разносился аромат стряпни, готовящейся на день. На очаге в большом железном чане булькала густая овощная похлебка. На подносах были разложены свежий хлеб, ломти сыра и круто сваренные яйца. Рэннольф поморщился – ему уже до смерти надоели яйца, которых он съел предостаточно во время Пасхи.

– Гилльям! – крикнул он.

– Он отправился на мессу, мой господин, – сообщил ему слуга.

Рэннольф кивнул в ответ, немного удивившись. Перед походом брату обычно было достаточно посещать мессу только один раз в неделю, по воскресеньям.

Он уселся за высокий стол и обвел взглядом комнату, с удовлетворением отмечая, что она приняла тот вид, который имела во времена его мачехи.

Служанка подала ему чашу с разбавленным вином. Рэннольф взял кусок хлеба и сыр, чтобы позавтракать, но бросив взгляд в дальний угол комнаты, он нахмурился.

Его жена и брат стояли, о чем-то беседуя, у входа в часовню. Даже в простом платье она показалась ему очень красивой. Ровена вся словно светилась каким-то внутренним светом. Она что-то говорила Гилльяму, а тот в ответ только смеялся. Очевидно, это ее раздражало, потому что когда рыцарь подал ей руку, она отстранилась и направилась в трапезную. Встретившись взглядом с Рэннольфом, женщина сникла еще больше.

Если она каждый раз при виде мужа выглядит такой несчастной, то почему тогда с готовностью предлагает себя ему? Какие цели преследует этим? Он отвел взгляд, раздираемый противоречивыми чувствами.

– Доброе утро, мой господин, – просто сказала она.

– Доброе утро, – таким же бесстрастным тоном ответил Рэннольф и повернулся к юному рыцарю. – Гилльям, я собираюсь сегодня на охоту. Поедешь со мной?

– На охоту? Я? В любой момент, но не раньше, чем мы позавтракаем.

Он сел за стол и тут же накинулся на еду. Лорд Грэстан с изумлением наблюдал, как юноша в один присест разделался с несколькими мисками похлебки, умял целый каравай хлеба и потом приступил к сыру.

– Не удивительно, что мы разоряемся, – воскликнул Рэннольф. – Ты один можешь довести нас до нищеты с таким аппетитом.

– По крайней мере, сейчас он хоть прилично ведет себя за столом, – рассмеялась жена. – Я никогда не забуду свое первое утро в Грэстане.

Гилльям покраснел.

– Я уже давно забыл об этом, – смущенно произнес он. – Представляю, что вы могли тогда подумать обо мне.

Она покачала головой и опять рассмеялась.

– Я уже простила тебя.

– О чем это вы? – подозрительно спросил Рэннольф, почувствовав укол ревности из-за их личных воспоминаний.

– Он решил сделать так, чтобы леди Мэв вышла из-за стола, – ответила Ровена. – Он ел, как крестьянин, – отхлебывал из кувшина и говорил с набитым ртом, так что крошки летели во все стороны. – Она испугалась и посмотрела на юношу. – Я отплатила тебе за твои дурацкие шуточки.

– Ах! – воскликнул Гилльям. – Я смертельно ранен!

Рэннольф заставил себя улыбнуться, наблюдая за их дружеской перепалкой.

– Почему ты хотел, чтобы леди Мэв вышла из-за стола?

Улыбка брата немного потускнела.

– Все, что я хотел сказать о ней, я сказал вчера.

– Как ты можешь говорить с такой уверенностью? В конце концов, ты знал ее очень короткое время.

– Я уверен, – в его глазах от былого оживления не осталось и следа.

– Другой причины не было?

Рэннольфу не требовалось ничего добавлять.

Гилльям тоже прекрасно это знал.

– Не было. – Юноша энергично покачал головой.

– О, Господи, я уже жалею, что вообще об этом вспомнила, – вмешалась Ровена. – Лучше об этом забыть раз и навсегда.

Рэннольф поднял руки, желая показать, что он сдастся.

– И, все-таки, я не могу поверить, что она повинна в тех ужасах, которые вы описывали. Как бы то ни было, вопрос решен, и я больше не хочу слышать о твоем отъезде из Грэстана, брат.

Юноша, опустив голову, уставился на свои руки, потом посмотрел на Рэннольфа глазами, полными отчаяния.

– Почему ты хочешь, чтобы я остался? Из меня в лучшем случае получится посредственный управляющий. Мне кажется, из-за меня только одни проблемы.

Он поднялся из-за стола, но Рэннольф схватил его за руку.

– Это не так. Долгое время ты был моей единственной радостью. Не уезжай!

Как он мог поверить, что боль в душе Гилльяма пройдет так быстро? Ведь столько времени потребовалось, чтобы у него самого перестала ныть сердечная рана.

Гилльям только покачал головой и отвел взгляд. Когда Рэннольф, наконец, отпустил его руку, юноша покинул комнату. Рэннольф задумчиво посмотрел ему вслед, не зная, как залатать прореху, возникшую в их отношениях. Он вздрогнул от неожиданности, почувствовав легкое прикосновение руки жены.

– Я не думаю, что он покинет вас, – сказала Ровена. – Он горячо любит Грэстан, но вас он любит еще сильнее.

Он повернулся к жене.

– Вам нравится мой брат.

– Наверное, вы правы, – сказала она задумчиво. – Он многое сделал для меня за эти месяцы, хотя вначале я не могла понять, как вы могли назначить управляющим человека, не умеющего ни писать, ни читать. Теперь я знаю, что вы цените в нем его любовь и верность. Но он не подходит на роль управляющего. Гилльяму больше подошло бы быть хозяином замка, пусть даже в качестве вашего кастеляна.

– Понятно, почему вы так считаете, – резким тоном заметил он. – Кастелян не так часто бывает в отъездах, как управляющий.

Ровена бросила на него удивленный взгляд, словно не понимая, что он хотел этим сказать.

– Вы думаете, что я так люблю считать деньги и завидую должности управляющего? – спросила она.

Как она легко ходит вокруг истины, не отрицая своей привязанности к его брату. Рэннольф больше не мог выносить разговор на эту тему и снова переключился на хлеб с сыром.

– Мне сегодня не хватало вас на мессе, мой господин. Вы уехали, ничего не сказав. Я попросила капеллана продлить службу, но вы так и не появились. Придете ли вы завтра?

– Это мое дело, приду я или нет, – грубо ответил он.

Он не любил копаться в своей душе и уж, тем более, не хотел позволять это делать священнику. Заметив, что лицо Ровены приняло испуганное выражение, он чуть не рассмеялся.

– Вы никогда не посещаете службу? – спросила она взволнованно.

– Я был на службе во время нашей свадьбы?

– Да, – почти шепотом произнесла она.

– Позвольте мне самому побеспокоиться о моей душе…

– Мой господин, мы готовы выступить как только вы скажете, – сообщил вошедший в комнату главный егерь.

– Хорошо, – с облегчением произнес Рэннольф, обрадовавшись возможности прекратить разговор с женой. – Найдите сэра Гилльяма и передайте ему, что я приношу свои извинения и очень прошу сопровождать меня. Если он станет отказываться, скажите, что если понадобится, я готов привязать его к лошади.

– Как будет угодно, мой господин. – Егерь рассмеялся и вышел.

Рэннольф поднялся из-за стола, но жена придержала его за рукав.

– Мой господин, вы по-прежнему хотите устроить большой праздник по случаю этой свадьбы? Мы собирались это обсудить.

– Позже. Я устал от планов, схем и договоров. Мы вернемся к этой теме, как только я узнаю ответ сэра Джона.

– Пожалуйста, уделите мне еще пару минут. Клянусь, что долго вас не задержу.

Она тоже поднялась и стояла перед ним, закусив нижнюю губу, словно оцепенев от страха.

– Будь по-вашему, – ответил он и отвел ее к очагу, подальше от слуг, убирающих столы. – Говорите, я вас слушаю.

– Я знаю, что вы вряд ли прислушаетесь к моим словам, но я не могу молчать. Эта свадьба, которую вы планируете, – большая ошибка. Ей просто нельзя выходить замуж…

– Если вы снова собираетесь говорить мне о том, какая она плохая, то я слушать не буду, – перебил ее Рэннольф. – Я уже все решил.

Она посмотрела ему в глаза долгим изучающим взглядом.

– Да, я вижу, что вы не перемените своего решения, – сказала Ровена, тяжело вздохнув, и взяла в руки кочергу. – Сэр Гилльям говорит, что Эшби – всего лишь деревянный дом с одной деревенькой поблизости.

Говоря это, она рассеянно ковырнула кочергой тлеющие угли.

– Что вы делаете? Перестаньте, пока мы не задохнулись от дыма.

Ровена оставила очаг в покое и снова повернулась к мужу.

– У этого человека, которого вы выбрали ей в мужья, хватит сил с ней справиться? И что еще более важно – что, если она откажется принять его в качестве мужа? Можете ли вы ее заставить?

– Она согласится, – уверенно сказал Рэннольф. – Я ее опекун и могу выбрать для нее того, кого сочту нужным. Джон – хороший человек.

– Леди Мэв привыкла к достаточно роскошной жизни. Эшби не даст ей того, в чем она нуждается.

Ровена говорила ровным, бесстрастным голосом.

– В любом случае, это лучше, чем монастырь, – отрезал он.

– Это вы так думаете. Сделайте мне одно одолжение.

Рэннольф пристально посмотрел на нее. Ничего в ясных синих глазах и мягком контуре губ не говорило о капризе, который мог прийти ей в голову. Наконец он кивнул.

– Ради ваших людей, мой господин, не забирайте ее из монастыря до самого дня свадьбы. Я знаю, что вы не верите нашим рассказам, но слуги чувствуют себя с ней очень неуютно.

Рэннольф задумался.

– Я считаю все это глупостями, но не могу утверждать, что у остальных другое мнение. Поэтому я выполню вашу просьбу.

С явным облегчением Ровена взяла его руку и быстро поднесла к своим губам.

– Благодарю вас, мой господин.

Прикосновение Ровены заставило его вздрогнуть, и в нем тут же проснулось желание. Он уже собирался заключить ее в свои объятия, но она заговорила снова, и момент был упущен.

– А что вы будете делать с деньгами, которые леди Мэв у вас украла? Как собираетесь их вернуть?

Рэннольф застыл. Так вот в чем была причина ее нежности! Нет, жена не добьется открытого признания перед всеми, что он был таким дураком и бездумно доверял своему слуге. Таким образом, Ровена унизила бы его достоинство и получила над ним некоторую власть.

– У вас нет доказательств ее вины.

– А как тогда объяснить все ее дорогие наряды и украшения? Если это только не вы сами выдали ей вдовье наследство. – В ее голосе звучало нечто большее, чем простое любопытство.

– Я? Мне не нужно было ей ничего покупать, у нее было все, когда она пришла.

– Если вы не покупали, то тогда кто же? Без сомнения, многое она купила уже здесь. Когда ее отослали в монастырь, некоторые купцы даже приезжали осведомиться, почему она больше к ним не заходит. Если не верите мне, то спросите у них. И где, как не в сундуках Грэстана, она могла взять деньги?

Рэннольф долго смотрел на нее, припоминая, как часто он расточал комплименты по поводу нарядов леди Мэв. Ему нравилось, что она так заботливо относится к своей внешности, потому что это очень поднимало престиж Грэстана. Поэтому ему никогда не приходило в голову поинтересоваться, откуда брались ее богатые туалеты. Он полагал, что свояченица шьет их из тканей, взятых в его кладовых. Несмотря на усиливающиеся в нем сомнения, лорд Грэстан не мог позволить, чтобы они отразились на его лице. Если обвинения жены справедливы, то он становится дураком втройне.

– А что вы хотите, чтобы я сделал? Сорвать с нее платье? – спросил Рэннольф жестким тоном. – Когда она выйдет замуж, то не будет больше вас беспокоить.

– И это все? – возразила она. – Но она ведь обокрала вас!

– Если я не согласен с таким утверждением, то это значит, что леди Мэв меня не обкрадывала, – ответил он с яростью в голосе. Почему Ровена не может оставить все, как есть? Она намеренно бьет по больному месту. – Я думаю, что разговор на эту тему закончен.

– Я не могу понять вашего отношения, – сказала жена раздраженно. – Вы говорите мне, что король потребовал двойную дань за честь, – она произнесла это слово с сарказмом, – жениться на мне. Это доход за два года. Он также повысил другие сборы. И тем не менее, словно желая наградить эту женщину за все ее многочисленные проступки, вы устраиваете ей дорогую свадебную церемонию и прощаете ей воровство.

Рэннольф с трудом сдерживал свой гнев. Мало того, что она унижает его, она еще делает это на глазах у всего замка.

– Вы ревнуете?

– Нет, – резко ответила Ровена. – Я просто очень раздосадована. То, что она взяла, принадлежит моим детям. Я не хочу, чтобы их наследство разворовывалось.

– Как трогательно, – сказал он холодно, – вместо того, чтобы нападать на беззащитную вдову, почему бы вам не сэкономить на дорогих приправах, на ненужных пирах. Если вы таким образом заботитесь о моих деньгах, то недолго будете распоряжаться моим кошельком.

Она впилась в него пронзительным взглядом.

– Стыдитесь! Этот праздник действительно был необходим, потому что слуги должны были поздравить вас с возвращением, хотя бы для того, чтобы вспомнить, кто их господин. Что касается дорогих приправ, то у нас их нет, за исключением перца. Все остальное – заслуга вашего повара и ваших людей, вырастивших необходимые травы у нас в саду. Ваш кошелек от этого не пострадал.

Как она смеет отчитывать его, словно ребенка?! Он схватил ее за плечи.

– Не так громко, миледи, а еще лучше – вообще замолчите!

Ровена резким движением вырвалась из его рук.

– Вы большой осел, – произнесла она, прерывисто дыша. Он невольно отпрянул он жены, пораженный силой ее гнева. – Я стерла все пальцы до крови, превращая этот свинарник в дом для вас, а вы, вы…

С этими словами она повернулась и бросилась вверх по лестнице.

Рэннольф тупо смотрел ей вслед, не в силах сдвинуться с места. Затем оцепенение сменил гнев. Какое имеет право эта маленькая стерва называть его ослом?

– Рэннольф, – позвал его Гилльям. – Они уже больше не могут сдерживать собак.

Выругавшись, лорд Грэстан стремительно вышел из комнаты. Никогда еще он не встречал такого сочетания красоты и гадкого языка, как у этой женщины. Если ее тело неодолимо влекло его к себе, то каждое слово приводило в бешенство.

Рэннольф вскочил в седло. Гилльям, глядя на него, усмехнулся.

– Семейные проблемы, брат? – спросил он. – Тебе сейчас нужно спустить немного крови, чтобы прочистить мозги. – Заметив, что Рэннольф нахмурился, Гилльям улыбнулся еще шире. – Твоя неудача – мое приобретение. Теперь я уверен, что настроение у меня улучшится.

Он пришпорил своего жеребца и выехал за ворота. Лорд Грэстан не мог удержаться от смеха и пустил коня во весь опор, чтобы догнать брата.

Рэннольф сидел, глядя на огонь, в маленькой комнатке, примыкающей к спальне. Час был поздний, но стояли долгие июньские дни, и солнце еще не скрылось за горизонтом. Все дневные заботы остались позади. Темрик с Гилльямом были заняты на конюшне, Джордан, несмотря на то, что было еще светло, уже спал. Лорд Грэстан подумал, не пригласить ли жену составить ему компанию у очага, но тут же отогнал эту мысль.

Избегать ссор с ней оказалось очень просто. Когда они не разговаривали, то и не ругались. Он думал, что это продлится лишь несколько дней, пока его уязвленное самолюбие не успокоится, однако прошла неделя, потом еще одна, а после того как было получено согласие Эшби, эти две недели без конфликтов переросли в шесть. К этому времени желание избегать жены в течение дня превратилось в привычку, от которой ему отказываться уже не хотелось.

Однако ночью все было по-другому. В интимной обстановке он не видел причин сопротивляться своему влечению к ней. Поэтому Рэннольф заключал Ровену в объятия и позволял их телам жить своей жизнью.

Дверь в комнату открылась, он с надеждой повернулся, но увидев, что это лишь жена, разочарованно кивнул. Однако в се глазах было столько грусти, что лорд Грэстан не выдержал и спросил:

– Что-то не так?

Жена промолчала и подошла к окну. В свете предзакатного солнца ясно были видны пролегшие под ее глазами тени. Он-то знал, насколько тревожной стала Ровена в последние несколько ночей.

– Вам что-то нужно? – настаивал Рэннольф, полагая, что должна быть какая-то причина, по которой она сюда заглянула. В конце концов Ровена сама быстро приняла их молчаливое сосуществование и даже сама заботилась о том, чтобы их пути днем пересекались как можно реже. Было очевидно, что она тоже с облегчением восприняла их холодное перемирие.

– Что-нибудь слышно от Освальда? – наконец спросила она, не глядя на мужа. Рэннольф ждал королевского благословения на предстоящий брак леди Мэв.

– Нет. Я предупрежу вас, когда что-нибудь будет известно, – ответил Рэннольф и снова уставился на пляшущие язычки пламени.

Она тяжело вздохнула и повернулась к нему с мрачным выражением лица.

– Вы по-прежнему собираетесь устроить этот праздник? Вы как-то сказали, что хотели ознакомиться с записями, чтобы лучше представлять свое финансовое положение. Если вы только взглянете на них, то не будете меня сильно ругать, если я не смогу все подготовить к свадьбе как следует.

Он нахмурился. Ее лицо было таким же серым, как набежавшие на небе тучи.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил Рэннольф, ища на ее лице признаки недомогания.

Удивление на мгновение прояснило ее глаза, но они тут же снова безжизненно потухли.

– Да, все нормально, мой господин.

Он пожал плечами. Если Ровена не хочет об этом говорить, то и настаивать бесполезно.

– Вы как-то на себя не похожи сегодня.

– На себя? – тихим голосом спросила жена и добавила: – Так вы посмотрите записи?

Он кивнул и медленно поднялся.

– Сейчас мне делать нечего, поэтому давайте взглянем.

В кладовой было темно и сыро. Мерцающие угли жаровни давали тепло только в непосредственной близости. Ровена разложила записи на столе и присела на стоявший рядом с ним сундук.

Когда Рэннольф пролистал страницы, его сердце заныло. Все было так, как она сказала. Хьюго даже не пытался скрыть то, чем занимался. Но эта сумма была сущим пустяком по сравнению с сокращением доходов от его владений. В то время, как его жена была уверена в том, что Хьюго продал запасы для собственной выгоды, Рэннольф видел за всем этим гораздо более зловещие симптомы.

Он посмотрел на нее поверх листа с записями.

– Вы спрашивали моих управляющих, что они присылали в Грэстан в течение последних двух лет?

– Да, Гилльям собрал для меня все сведения. Как вы видите, цифры, указанные Хьюго, гораздо меньше тех, о которых сообщается.

– А почему вы так уверены, что именно Хьюго, а не они обкрадывали нас? Может быть, эти люди, зная о махинациях Хьюго, использовали его вину, чтобы скрыть свое воровство?

Вопрос озадачил се, и Ровена нахмурилась.

– Я не думала об этом, мой господин. Но мне кажется, они вряд ли пошли бы на это.

Рэннольф опять взял в руки записи. Воры могли на это решиться, если были уверены, что никто не станет их проверять. Неужели Темрик был прав? Может быть, он действительно позволил прошлому ослепить себя? Если это так, то под угрозу поставлено само существование Грэстана.

– Похоже, что не слишком разумно затевать сейчас пышные праздники. – Рэннольф встал и придвинул стул поближе к столу. Как ни странно, при этих словах он испытал скорее облегчение, чем разочарование. – Я думаю, что Эшби не станет возражать. Он никогда не был сторонником роскошных церемоний.

– Благодарю вас, мой господин, – сказала она тихим голосом, собирая бумаги в шкатулку. Повернувшись к нему, Ровена слабо улыбнулась и добавила: – Вот видите, не так уж плохо, что я распоряжаюсь вашим кошельком. На самом деле я всем сердцем желаю добра Грэстану.

Рэннольф задумчиво посмотрел на жену. Она же такая красавица! Почему Ровена все время одевается в простые платья и скромные накидки? Она должна носить яркие платья из дорогих тканей, соответствующие ее положению. Хотя, даже такая простая одежда не могла скрыть ее красоты. Но куда делся живой огонь, наполнявший раньше глубину ее синих глаз?

Лорд Грэстан провел рукой по ее щеке, ожидая, что в глазах жены вспыхнут искры, которые были ему уже так хорошо знакомы. Но она отстранилась от него.

– Я очень признательна вам, мой господин, – произнесла Ровена тихим, чуть хрипловатым голосом, – но у меня есть еще некоторые дела.

Она попыталась уйти, но муж взял ее за руку.

– Сегодня уже поздно для каких-либо дел.

Ровена попыталась высвободиться, но он ее не отпускал.

– На самом деле, мой господин, – продолжала стоять на своем Ровена и потом добавила более решительно: – Я должна идти.

– Для чего нам тогда столько слуг, если вы делаете за них всю работу? Разве вы не сказали, что от всего сердца желаете Грэстану добра? И разве я – это не Грэстан? Мне нечего делать, и я с удовольствием проведу в вашем обществе свободное время.

– В моем обществе? – ее глаза сверкнули, обретая былой блеск, губы сжались в упрямую линию. – Не смешите меня!

Она запнулась, словно сама испугалась своих слов, потом закрыла лицо ладонями и долго стояла молча, поглощенная какой-то внутренней борьбой. Когда Ровена отпустила руки, печать тоски и уныния вновь легла на ее лицо.

– Как вам будет угодно, мой господин.

Желание пропало, и раздражение к нему вновь вернулось.

– Видимо, это слишком тяжелая обязанность для вас… – начал он, но его прервал стук в дверь.

– Моя госпожа, вы здесь?

Выругавшись сквозь зубы, он рывком распахнул дверь.

– В чем дело?

– Мой господин, я не ожидал найти вас здесь, – торопливо проговорил слуга. Его широкое лицо раскраснелось от спешки. – Прибыл гонец со срочным донесением для вас.

Не успел он закончить свою речь, как в комнату стремительно вошел мужчина и упал на колени перед лордом Грэстаном.

– Мой господин, – сказал он. – Я весь день провел в пути от Освальда Хирфорда, чтобы вручить этот пакет лично вам в руки. Мне приказали, чтобы вы прочитали его немедленно, а я должен дождаться ответа и ваших указаний.

Гонец вручил лорду Грэстану запечатанный пакет.

– Хорошая работа, – похвалил гонца Рэннольф. – Ступай на кухню, и пусть тебя там хорошенько накормят. Том, дай лошади этого человека двойную порцию овса в награду за скорость.

Он повернулся и снова пошел в кладовую, поближе к горящим светильникам. Вскрыв пакет, Рэннольф обнаружил в нем согласие на брак Эшби, подписанное и скрепленное печатью. Это явно не могло быть предметом особой срочности. Лорд Грэстан нахмурился и отложил бумаги. Еще была записка, написанная кое-как, по-видимому в спешке. Он прочитал ее один раз, потом другой, не в силах поверить своим глазам.

– Как они посмели?! – прорычал он, еще раз пробегая записку глазами.

– Что случилось? – спросила Ровена, подходя к нему.

– Скончался ваш отец, – сказал он, чувствуя нарастающий гнев. – Похоже, что это случилось почти месяц назад. Но ваша драгоценная матушка не сочла необходимым поставить нас в известность. Вместо этого леди Эдит сговорилась с вашей сестрой, и они отправились к епископу Хирфордскому, где заявили, что ваша мать является единственной законной наследницей состояния лорда Бенфилда.

Ровена побледнела, казалось, она сейчас лишится чувств.

– Мать поклялась, что сделает это, – прошептала она. – Поклялась, что лишит меня наследства. Нет! – воскликнула она, хватая его за руку. – Мой господин, вы не можете позволить им это сделать!

Рэннольф нахмурился. Только это ее и волнует – земли да деньги. Никакого горя по поводу смерти отца.

– Не волнуйтесь, я еще никогда не уступал того, что принадлежит мне по праву. Не собираюсь и на этот раз. Вам должно быть приятно, что письмо моего кузена позволило нам не тратиться на военный поход?

В его тоне чувствовалась насмешка. Ровена посмотрела на него потемневшими глазами.

– Поля и фермы, – прошептала она. – Долг и горечь. Я выполнила условия нашего свадебного соглашения.

С этими словами она резко открыла дверь и вышла из кладовой. Рэннольф проводил ее горящим взглядом, потом вздохнул. Разве не он сам – как она там говорила, – купил товар, не проверив его качество. А теперь он обречен на этот фарс в виде их брака. Будь она проклята за то, что всегда пробуждает в нем зверя.

Он еще раз посмотрел на послание. Надо хорошенько поразмыслить, прежде чем отвечать Освальду. На самом деле, в глубине души он даже был рад войне – это позволило бы ему избавиться от накопившейся желчи. Лорд Грэстан задул лампу, прикрыл жаровню и вышел из комнаты. По крайней мере, теперь он знает, чем заняться.

 

Глава двенадцатая

Ровена стояла у окна и смотрела на двор невидящим взглядом. Ее отец умер. Как грустно, что он умер, а она не может ничего почувствовать по этому поводу, даже облегчения от его кончины. У нее заныло сердце. Что, если матери удастся сделать из нее нищую? Что тогда случится с леди Грэстан? Она крепко зажмурилась. Без ее богатства Рэннольф вскоре найдет какой-нибудь подходящий предлог, например, ранее неустановленную степень их родства, и она уже не будет здесь хозяйкой. С какой стати муж захочет держать ее в Грэстане? Ровена пересекла комнату и опустилась на колени перед маленьким алтарем, залитым огнем свечей. Ее губы двигались в беззвучной молитве, но этим вечером она не в силах была общаться с Богом. Неожиданно слова сложились сами собой, и женщина воскликнула:

– О, Мария, Матерь Божья! Я не хочу его терять!

Терять его! Ровена горько рассмеялась. Как она может потерять то, что никогда ей не принадлежало? Женщина стремилась привязать его к себе, чтобы удержать Грэстан. Вместо этого получилось, что он унизил ее так, что трудно себе представить даже в дурном сне. Рэннольф был воином. Он взял се штурмом, сломив все защитные барьеры, и подчинил себе, находясь все время в отдалении. Как могла она мечтать о том, чтобы всерьез строить свои отношения с человеком, который не обращает на жену никакого внимания, даже избегает се?

Неожиданно Ровена все поняла. Это началось в тот самый день, когда она прибыла в Грэстан, когда люди замка приняли ее и признали, когда сын Рэннольфа занял не последнее место в ее сердце. А то, что случилось за пологом их постели, положило этому конец. Если днем на нем была непроницаемая маска сурового властелина, то в темноте ночи, в спальне, он демонстрировал, каким нежным может быть. И после любовных ласк в его взгляде она видела тепло, предназначавшееся только ей одной.

Было легко убедить себя, что со временем он примет ее, даже полюбит, как это произошло со всем остальным Грэстаном. Но оказалось, что она обманывала себя и видела лишь то, что хотела видеть. Она служила для него всего лишь участком земли, который требовалось вспахать и сделать плодородным. Если она перестанет быть для мужа полезной, то совсем перестанет что-либо значить в его жизни. Боль в сердце становилась невыносимой.

Дверь без стука широко распахнулась. Она вскочила на ноги, прижимая к груди четки. Это был муж со своими братьями. Рэннольф мельком взглянул на нее и расположился в кресле.

– Налейте нам вина, Ровена, – сухо сказал он.

Боль саднила как заноза, засевшую в груди. Женщина налила всем вина и снова отошла к окну.

– Честно говоря, – произнес Рэннольф, потягивая вино, – я не понимаю, как они собираются воплотить в жизнь свой нелепый план. У Освальда находятся оба завещания. Не могут же они рассчитывать на то, что епископ предпочтет предсмертные слова, сказанные какому-то незначительному священнику, более убедительными, чем составленное завещание. И эта секретность! Когда мы потребуем ответа, они будут выглядеть просто жалкими трусами.

– Но, может быть, истцы не знают о завещаниях или о том, что Освальд является правой рукой епископа, – предположил Гилльям.

Рэннольф откинулся на спинку кресла и задумался.

– Что ж, тогда они играют ва-банк и проиграли после первого же броска костей. Их увертки заставят епископа прислушаться повнимательнее к тому, что они говорят.

Пока Рэннольф говорил, Ровена изучающе разглядывала на его суровые черты лица. Даже в этот момент она помнила об удивительных ощущениях от любовных ласк мужа. Как нечто столь невероятное могло оказаться фальшивкой?

– И тем не менее, – сказал он, наконец, – оба завещания не совсем обычны, и я должен признать, что их следует внимательно изучить. Что, если в них есть какая-то уловка, которую мы не заметили?

– Хотя я не считаю это слишком вероятным, но вдова Бенфилда могла бы получить земли своего отца, даже несмотря на отказ в завещании, – сказал Темрик. – А если она снова выйдет замуж? Леди Эдит достаточно молода, чтобы родить ребенка.

– Она не сможет выйти замуж, если я буду ее опекуном, – быстро ответил Рэннольф. – С помощью Освальда я смогу добиться опекунства. Но как обстоит дело с завещанием лорда Бенфилда? Вдруг епископ Вильям решит, что старшая сестра тоже является законной наследницей, чего они и добиваются? Суд может разделить владения на две равные части между двумя дочерьми, не обращая внимания на все остальное. Недаром мне казалось все слишком уж простым, когда лорд Бенфилд в первый раз описывал мне всю процедуру.

– Есть еще одна возможность, которую ты не рассматривал, – заметил Гилльям. – Что, если вдова Бенфилда с самого начала планировала судебный поединок. Это объясняет присутствие Линдхерста. Он будет ее защитником.

Рэннольф с удивлением посмотрел на брата.

– Гилльям, где это ты научился таким хитрым ходам? Хотя я сомневаюсь, что епископ согласится на такой незаконный шаг.

У Ровены сильно забилось сердце. Возможно ли такое?

– И вы стали бы драться за меня? – воскликнула она.

– За вас? – резким тоном произнес Рэннольф. – Вы и так принадлежите мне. Теперь мне нужно ваше наследство.

Она не смогла сдержать возглас обиды. Прижав руку к губам, Ровена повернулась к окну.

– Черт, – сказал он голосом, в котором звучало почти столько же боли, сколько и у нее. – Прошу прощения, это было сказано не очень хорошо.

– Не очень хорошо? Это было сказано совсем плохо. – В голосе Темрика были слышны нотки гнева.

– Разве я не принес свои извинения? Но, если тебя, брат, это так задевает, я повторю это еще раз. Ровена, я не хотел этого говорить, просто я размышляю совсем о другом.

Не оборачиваясь, она кивнула в ответ. От поддержки Темрика у нее стало чуточку легче на душе. Муж может смотреть на нее, как на пустое место, но, к счастью, есть другие люди, которые относятся к ней иначе.

– В таком случае, – продолжал лорд Грэстан, – все зависит от того, сможем ли мы повернуть дело в нашу пользу. В феврале я посылал сообщение кастелянам леди Ровены о нашей свадьбе и вопросе о наследстве. Теперь, похоже, опять пора посылать гонцов из Грэстана.

Ровена переключилась на собственные невеселые мысли. Ей вспомнился отец. Он стремился найти для своей дочери надежного защитника. Почему отец не позаботился о ее счастье? Тогда она никогда не увидела бы лорда Грэстана, и ее сердце не разрывалось бы сейчас на части. Однако голос Гилльяма вернул Ровену к действительности, и она повернулась к мужчинам.

– …Если мы все отправимся в Хирфорд, – говорил Гилльям, – ваша супруга останется здесь совершенно беззащитной.

– Нет, она поедет вместе со мной, – отозвался муж. – Она законная наследница и должна там появиться, чтобы заявить о своих правах.

– А кто тогда останется здесь? – задумчиво нахмурился младший брат. – Темрик – по-моему, наилучшая кандидатура на пост кастеляна.

– Вот как мы поступим. – Рэннольф придвинулся поближе к огню. – Арнольт, молодой рыцарь, обучающий Джордана военному искусству, явился в Грэстан с хорошими рекомендациями от моего молочного брата. Я видел его на практике – он достаточно неплохо владеет оружием. Однако я знаю, что этот рыцарь никогда не управлял замком. Вот шанс для него попробовать, а мне проверить, справится ли он, до того, как наступит осень и до того, как мы переберемся в Апвуд. Кроме того, когда вопрос о наследстве решится, на тех землях может найтись место и для него.

Ровена заметила, что при этих словах в глазах Гилльяма появилось отчаяние.

– Милорд, похоже, ты кое о чем забыл. – Голос Темрика прозвучал неожиданно резко. – Теперь, когда все готово для свадьбы, что ты еще собираешься делать? Кто знает, как долго ты будешь улаживать дела с наследством.

– Да, я упустил это из виду. Мне не хотелось бы больше держать леди Мэв в монастыре. Можно их поженить прямо сейчас, но такая спешка не понравится Джону. – Лорд Грэстан какое-то время задумчиво смотрел на огонь, потом улыбнулся. – Я понял. Чтобы подсластить пилюлю, я отдам ему нашу деревню через реку от его замка и полосу пахотных земель к югу от Эшби! Он давно на нее посматривал. Темрик, отправьте сегодня же вечером гонца в Эшби. Мы устроим свадьбу послезавтра, и черт меня побери, если это будет не так!

Удивленное восклицание Ровены заставило братьев замолчать.

– Послезавтра? Вы это серьезно! А оглашение в церкви?

Ровена почувствовала на себе тяжелый взгляд мужа.

– И это разрешимо. В городе опять отстраивается аббатство, а так как я являюсь главным попечителем, то аббат с удовольствием предоставит мне право провести обряд тогда, когда я захочу.

– Но что я смогу приготовить за такой короткий срок?

– Это уже ваша забота, моя дорогая. Вы, без сомнения, удивите нас каким-нибудь чудом.

Это прозвучало скорее как издевка.

Ровена хотела что-то возразить, но поняла, что это будет бесполезной тратой времени. Вместо этого она направилась к двери, ведущей в комнаты служанок, и, распахнув ее, закричала:

– Ильза, Маргарет! Вставайте, вставайте. Эмма, Анна, вы тоже! Вставайте!

– Ровена, – раздраженно позвал ее муж. – Что вы затеяли? Уже поздно. Пусть они спят спокойно.

Она повернулась к мужу.

– У меня меньше двух дней, чтобы придумать что-нибудь, что не покроет позором имя Грэстана. Вы дали мне разрешение сотворить чудо. Так не мешайте, если не собираетесь кормить гостей одной похлебкой.

– Похоже, я больше здесь не нужен, – заметил Темрик прежде, чем его брат успел что-нибудь ответить. – Пойду снаряжу гонца в Эшби.

Он вышел из комнаты. Сэр Гилльям сказал:

– К твоему отъезду, Рэннольф, я отправлюсь в Апвуд. Получено сообщение от сэра Джослина относительно стен, которые ты приказал ему достроить. Он ждет моего приезда, чтобы оценить работу. Я буду отсутствовать не более трех дней.

Ровена продолжала поднимать служанок.

– Поднимайтесь, поднимайтесь, женщины, у нас много дел. Мой супруг хочет, послезавтра устроить здесь свадьбу.

– Что? – воскликнула Ильза, в ужасе откидывая с лица спутанные седые пряди. – Должна ли я разбудить швей? Нужно ли шить свадебные наряды?

– Нужно? – через плечо переадресовала Ровена вопрос мужу.

– Нет, – коротко ответил он.

– Я знаю, что невеста ни в чем не нуждается, но как насчет Эшби? Вдруг у него совсем не останется времени, чтобы позаботиться о костюме?

Муж задумался.

– Он не слишком придает значение своей внешности, – наконец ответил он.

– Буди швей. Как выглядит этот Эшби?

– Он примерно моего роста, но крупнее.

– Как крупнее?

– В животе, – ответил лорд Грэстан.

– Используйте один из старых костюмов моего мужа в качестве образца, – обратилась Ровена к служанкам, – но шейте гораздо более широкий. Потом мы подберем какой-нибудь роскошный пояс в качестве подарка. Анна, ты буди повара, потому что нравишься ему больше других. – Анна покраснела. Она и не догадывалась, что хозяйка знает о ее связи с поваром. – Скажи ему, что я сейчас приду, а пока пусть он подготовит список имеющихся у нас запасов. Эмма, спроси у виночерпия, есть ли у нас какие-нибудь подходящие вина. Я знаю, что нет, но пусть он сам тебе об этом скажет. После этого пусть подумает немного и вспомнит имена виноторговцев, у которых можно найти то, что необходимо. Запомни эти имена, потому что завтра первым делом туда нужно будет отправить телегу. Маргарет, ты займешься подготовкой комнаты для молодоженов. Комната в северной башне достаточно большая. Кровать моего супруга войдет туда.

– Комната в башне не подойдет, – вмешался лорд Грэстан. – Они должны спать в нашей спальне.

– Как вам будет угодно. Тогда, Маргарет, нужно перенести кровать из нашей спальни, а туда поставить кровать моего мужа.

– Это нелепо, – перебил ее Рэннольф. – Оставьте кровать на прежнем месте.

– Нет! – горячо запротестовала Ровена и повернулась к нему со сжатыми кулаками. – Она не будет спать на моей кровати!

– Женщина! – Угрожающим тоном произнес он. При свете очага и нескольких свечей его лицо было похоже на лицо статуи. Только зловещий блеск глаз выдавал в нем живого человека.

Но тут она не собиралась ему уступать. Все их ссоры начинались из-за этой женщины. И если Ровена и имела какое-то счастье в их браке, то оно было связано с этой постелью. Она не позволит Мэв и дальше отравлять ей жизнь.

– Мой господин, в этой кровати спали только вы и я, – сказала Ровена тихим голосом. – Она очень дорога мне.

Рэннольф посмотрел на нее удивленно, потом нечто, напоминающее улыбку, тронуло его губы.

– Почему меня это должно беспокоить?

Однако его потеплевший довольный тон никак не вязался с этими резкими словами. Поэтому, когда он вышел из комнаты, Ровена обратилась к служанкам:

– Маргарет, возьми столько слуг, сколько надо, но сделай так, чтобы через час кровать моего мужа была готова.

– Моя госпожа, – спросила Маргарет, – правда, что это свадьба леди Мэв?

– Да, – ответила Ровена и почувствовала себя виноватой. Не надо было позволять ее мужу связывать судьбу своего вассала с этой женщиной. Она вдруг обратила внимание, что все женщины вокруг замерли в неловком молчании.

– Слава Богу, что через два дня луна пойдет на убыль, – словно выражая общую мысль, заметила Эмма. – Сила ведьмы максимальна именно в полнолуние.

Ровена подняла руку.

– Я согласна, что леди Мэв ужасная женщина, но не позволю называть ее ведьмой. Она прожила несколько месяцев перед лицом Господа и осталась в живых. Ни одной ведьме такое не под силу.

Странно, но, сказав это, она почувствовала, что у нее немного отлегло на сердце.

Занятая приготовлениями к торжеству, Ровена выбросила из головы мысли о наследстве, потому что сейчас гораздо важнее было сходить вместе с Ильзой в кладовую и подобрать подходящий материю для костюма жениха. По крайней мере, теперь она знала, чем заняться.

 

Глава тринадцатая

– Добро пожаловать в Грэстан, сэр Джон, – со своего места у очага Рэннольф приветствовал сэра Эшби. – Не сомневаюсь, что ты промок до нитки. Никола! Вот это сюрприз. Не ожидал тебя увидеть.

Ровена разгладила руками свое платье из красной парчи и направилась к лестнице. В большом зале муж разговаривал с крупным мужчиной в промокшей накидке, за которым с корзинкой в руке стояла высокая гибкая девушка в мокрой и заляпанной грязью одежде.

– Она должна была давно выйти замуж и уехать, но ее жених погиб накануне свадьбы. – Голос Эшби был низким и хрипловатым, ему явно не хватало стали. – С тех пор не могу уговорить ее принять чье-нибудь предложение.

Прежде чем подойти к ним, Ровена распорядилась подать гостям подогретое вино. Муж задержал на ней свой взгляд. Она совсем забыла, что они еще не виделись этим утром. Взгляд его смягчился, когда Ровена подошла ближе к очагу.

Хозяйка дома знала о том, насколько хорошо она выглядит в своем пурпурном платье с золотой вышивкой.

– А это новая леди Грэстан Ровена, урожденная Бенфилд, – представил ее муж, беря жену за руку. – Моя госпожа, это мой вассал из Эшби сэр Джон и его дочь Никола.

Она улыбнулась гостям. Мужчина был крупным, высоким, с шапкой седых волос, которые жесткими непокорными вихрами обрамляли его лицо. Черты лица ничем особенным не выделялись, но веселые карие глаза выдавали в нем простую натуру. На девушке под накидкой было темно-зеленое платье, шитое по моде двадцатилетней давности. Платье доходило ей где-то до середины голени, как будто оно было сшито на кого-то ростом значительно ниже. На первый взгляд девушка казалась такой же простоватой, как и ее отец. Однако у нее были роскошные каштановые волосы, выбивающиеся локонами из небрежно завязанной косы. А когда Ровена встретилась с ней взглядом, то была поражена огромными умными карими глазами.

– Очень рада с вами познакомиться, – сказала с улыбкой Ровена, когда все взяли по чаше подогретого вина, – и еще я должна извиниться за просьбу устроить свадьбу так поспешно. Только что мы получили известие о смерти моего отца, а также сообщение о претензиях на мое наследство. Мы вам очень благодарны за ваше согласие.

Сэр Джон отхлебнул вина из своей чаши, вытер губы тыльной стороной ладони и ухмыльнулся.

– Все в порядке, моя госпожа. Я так долго был вдовцом, что для меня свадьба не может быть слишком поспешной.

– Вы очень добры, сэр, – начала было Ровена, но девушка перебила ее.

– Мне кажется, все-таки, что это слишком поспешно.

– Никола, – произнес ее отец, но девушка отмахнулась от него.

– Отец, ты даже еще не видел своей невесты. Кто знает, что за женщина собирается появиться в моем доме.

– Никола, – упрекнул ее лорд Грэстан, – тебе следует знать, что когда твой отец женится, то замок будет принадлежать его жене, а не тебе. И потом, ты давно уже могла найти свой собственный очаг. Сколько тебе лет?

– Ей скоро семнадцать. – Эшби вздохнул. – Если вы сможете убедить ее, мой господин, то я вам буду очень обязан. Потому что независимо от того, что я ей предлагаю, она отвергает всех претендентов на ее руку.

– Никто не выгонит меня из собственного дома, – резко ответила девушка. – Эшби – это все, что мне надо. А теперь отстаньте от меня!

Ровена выпрямилась в кресле, шокированная таким откровенным вызовом, уверенная, что сейчас отец научит ее приличному поведению. Но тот лишь стыдливо уставился в пол. Ровена посмотрела на своего мужа. Он глядел на девушку, и вздернутые брови выдавали в нем внутреннюю борьбу: возмущение ее поведением противостояло желанию остаться вежливым.

Ровена решила заполнить паузу.

– Ну, как бы то ни было, леди Мэв вскоре будет здесь, и через два часа мы сможем сесть за стол. Мой супруг считает, что вам, сэр Джон, следует пообедать с невестой вдвоем, чтобы убедиться, что вы друг друга устраиваете. А после этого, с Божьего благословения, мы отпразднуем вашу свадьбу.

Сэр Джон, все еще красный от смущения, откашлялся и произнес:

– Вы так добры, моя госпожа. Прошу вас, примите мои извинения за поведение дочери! Если бы ее мать была жива! Я так и не смог научить ее хорошим манерам и женской нежности.

– И я очень рада, – сказала Никола и обвела всех взглядом.

– Есть несколько способов научить хорошим манерам, – пробормотал лорд Грэстан, а Ровена перебила его.

– Давайте больше не будем об этом, – сказала она примирительно. – Понятно, что ваша дочь находится под впечатлением от внезапности всего происходящего. Сэр Джон, мы подозревали, что вы не успели как следует подготовиться. Поэтому я взяла на себя смелость позаботиться о вашей одежде. Если вы соблаговолите пойти со мной, я сделаю из вас образцового жениха.

Он улыбнулся в знак благодарности и подал ей руку. Она оглянулась на его непослушную дочь.

– Никола, пойдемте, мои служанки найдут вам что-нибудь сухое, чтобы переодеться.

Убедившись, что Никола находится в заботливых руках Ильзы, Ровена проводила сэра Джона в комнату, где помогла ему снять его доспехи и умыться, а затем подала ему новый наряд.

Костюм был бледно-серого цвета, вышитый у воротника и по манжетам. Плащ был более темный, отороченный лисьим мехом. Ровена подарила ему ремень из мягкой кожи с медными пуговицами. К этому была добавлена пара золоченых кольчужных штанов Гилльяма. Что касается сапог, то подходящих по размеру найти так и не удалось, поэтому ограничились старыми сапогами сэра Джона. Вымытые и начищенные, они почти не отличались от новых. Наконец Ровена объявила, что жених готов к торжественной церемонии. Сэр Джон неожиданно зарделся, как мальчишка.

Снаружи у дверей их ждала Никола. Она была причесана, но на девушке по-прежнему было ее нелепое темно-зеленое платье.

– Никола, неужели для тебя не нашлось никакой одежды? – спросила Ровена, поглядывая на Ильзу. Старая женщина только устало покачала головой.

Девушка упрямо выставила подбородок.

– Мне не нужны никакие роскошные наряды, взятые взаймы. Эшби дает мне все, в чем я нуждаюсь. Большего мне не надо. Извините, если мое скромное платье не удовлетворяет вашему тонкому вкусу.

Отец от гнева и стыда на мгновение закрыл глаза.

– Никола! – начал он.

– Ничего-ничего, – тут же вмешалась леди Грэстан. – Самое главное, чтобы она чувствовала себя удобно. Пойдемте вниз. Я надеюсь, что наш обед готов. Не знаю, как вы, а я проголодалась до смерти.

Спускаясь по лестнице, они услышали серебристый смех леди Мэв. Несмотря на то, что Ровена внутренне готовила себя к этой встрече, она не могла без содрогания видеть эту женщину рядом с Рэннольфом. Леди Грэстан помолилась, чтобы ее муж оказался прав в том, что Мэв не такое исчадие ада, каким казалась.

– Ровена, дорогая моя, – промурлыкала гостья, – как я рада снова тебя видеть. И вас также, мой господин, хотя я вам об этом уже говорила сегодня. – Она улыбнулась лорду Грэстану и обняла его за талию. В том, как она прильнула к нему, не было ничего родственного. В ответ муж притянул женщину к себе и тепло, слишком тепло ей улыбнулся.

В этот момент Ровена впервые поймала себя на том, что испытывает настоящую ревность. Могла ли она ошибаться на этот счет? Она постаралась взять себя в руки, чтобы никто не понял, что у нее творится внутри.

– Разве наша маленькая леди не ослепительна в этой парче? – Мэв повернулась и окинула оценивающим взглядом Ровену. – Этот цвет безусловно ей идет. Но что я вижу? Такие темные круги под глазами. Брат, что ты сделал с бедняжкой? Ну да, она же считает, что может стереть свои пальчики до кровавых мозолей. И ты, конечно, никак не мог ее остановить.

– Совершенно верно. Я не видел ее два дня, так она была занята. – Он продолжал с улыбкой: – Леди Мэв, вот почему я просил тебя надеть свой лучший наряд сегодня. Я хочу, чтобы ты познакомилась с моим вассалом, сэром Джоном Эшби. Джон, это леди Мэв.

– Лорд Джон. – Красавица послала ему краткую, но выразительную улыбку и слегка поклонилась, не находя ничего интересного в этом пожилом человеке.

Рыцарь потерял дар речи.

– Вы… вы прекрасны… – заикаясь, проговорил он.

– М-м-м… – тихо промурлыкала она. – Как мило с вашей стороны.

– Сэр Джон был так любезен, что попросил у меня твоей руки и сердца, – быстро сказал Рэннольф. – И я согласился. В качестве приданого ты получаешь участок земли, часть сборов с мостов и права на деревню, что по другую сторону реки, рядом с усадьбой Эшби. Даже если ты и не сможешь передать свои владения по наследству, то это гораздо больше того, что ты получила от своего первого брака, и немного смягчит удар, нанесенный тебе родственниками.

– Замужество, – медленно проговорила она. – Это так неожиданно, брат. – В се голосе звучали нотки обиды. – Я даже не знаю, что сказать.

– Тогда не говори ничего, – поспешно сказал Рэннольф, чувствуя облегчение от того, что она восприняла предложение достаточно спокойно. – Теперь, когда я женился, тебе здесь не место. Я хотел бы, чтобы ты стала настоящей хозяйкой в своем доме.

– Для этого, в первую очередь, нужно уметь управлять замком. – Резко прозвучавшие слова Николы заставили всех вздрогнуть от неожиданности. – Эшби требуется нечто большее, чем роскошные наряды.

Ее отец стремительно повернулся к дочери, сжав кулаки.

– Никола, попридержи язык! – прорычал он.

От такой неожиданности девушка побледнела и мгновенно притихла.

– Отец, – всхлипнула она жалобным голосом.

– Отстань, – прорычал он, – ты неисправимая грубиянка. – Он снова обратился к леди Мэв. – Миледи, прошу вас простить мою дочь. Недостатки ее воспитания может исправить только особа знатного происхождения. Эта упрямая ослица не понимает, что если вы примете мое предложение, она от этого только выиграет.

Леди Мэв пристально вгляделась в его честное лицо, потом перевела взгляд на девушку, все еще не пришедшую в себя. Легкая тревога появилась в се глазах, когда она беспокойно поглядывала то на хозяина замка, то на его жену, то на своего жениха. Однако через минуту лицо леди Мэв прояснилось, словно она нашла ответ на давно мучивший ее трудный вопрос.

– О, как мне жаль вас, мой милый. Теперь я понимаю, что вам трудно. Недалеко то время, когда ваша дочь вообще выйдет из брачного возраста. Теперь ясно, почему вы так торопитесь найти себе жену. – Она грациозно повернулась к жениху и глубоко вздохнула. Взгляд сэра Джона невольно упал на ее высокую грудь, обтянутую тугим лифом.

– Его дочка – сущая разбойница, – ответил за него Рэннольф с широкой и непринужденной улыбкой. – Но мы все собрались здесь потому, что он спешит выполнить мою просьбу. Если отложить это бракосочетание, то может пройти не один месяц, прежде чем я снова смогу присутствовать на нем, так как миледи Ровена не успела войти в права наследства, а они уже оспорены.

– Оспорены! Какая неприятность для тебя, Ровена, – сказала леди Мэв и улыбнулась еще лучезарнее, словно эти слова подтвердили се вывод, сделанный минутой раньше. – Когда должно состояться бракосочетание?

Ровена смотрела на внезапно охваченную радостью и счастьем женщину и не верила своим глазам. Неужели она и вправду мечтала о собственном очаге? Но как бы там ни было, она согласилась на этот брак без малейшего возражения.

– Да сегодня же, если вы примите мое предложение, – ответил сэр Джон, обретя дар речи.

– Ах, сестра, – сказал Рэннольф. – Посмотри вокруг себя. Мы украсили этот зал в твою честь. Для начала мы пообедаем, и если к концу трапезы ты не передумаешь, вас обвенчают. А после весь вечер нас будут развлекать музыканты. Мы весело проведем время, поверь мне.

– Но позволь, где же будет происходить венчание? Надеюсь, не здесь же, вашим капелланом. Он глух как тетерев. Как он услышит, что мы отвечаем ему? Ах, вот еще что, – кокетливо вздохнув, проговорила она, – не будет ли помехой то, что мы с лордом Джоном родственники?

– Слишком дальние, чтобы это препятствовало нашим планам, – покачал головой лорд Грэстан. – Кроме того, аббат прислал своего собственного капеллана совершить обряд венчания. – Он указал на священника, в полном облачении сидевшего за господским столом. Тот ответил поклоном головы, не сводя в то же время глаз с двери, откуда должны были внести обед.

– Ты обо всем позаботился, – воскликнула она, преисполненная благодарности к Рэннольфу. Сейчас она просто сияла от счастья. – Ты столько делаешь ради меня. – Но внимание ее уже занял лорд Эшби. – Ах, какой вы крупный мужчина, – сказала она игриво, положив свою тонкую руку на его плечо. – Поместье Эшби неплохо кормит вас, милорд.

– Истинно так, – отвечал он, сгорая желанием понравиться ей, чего бы это ему ни стоило. – В лесах достаточно дичи, а наши меха славятся отменным качеством. Ах, леди Мэв, вы скоро полюбите Эшби так же, как люблю его я, потому что другого такого места нет во всем королевстве.

В продолжение всего пышного пира лорд Джон не сводил глаз со своей невесты. Он ловил каждое се слово, предлагал ей самые лучшие кусочки мяса и рыбы. Он даже не давал ей самой поднимать кубок с вином.

Мэв, в свою очередь, часто наклонялась к нему, касаясь грудью, расхваливая разные блюда и рассыпаясь в благодарности за его заботу о ней. На неуклюжие шутки сэра Джона она отвечала звонким смехом. Женщина обольстительно поглаживала отделку его плаща, восторгаясь мягкостью лисьего меха. Расспрашивая жениха о поместье, она прикоснулась пальцами к его щеке, что вызвало у того юношеский румянец.

Ровена не могла не удивляться, глядя на Мэв, на ее нарастающее с каждой минутой радостное возбуждение. Неужели на нее так повлияло пребывание в монастыре? Она отогнала нахлынувшую на нее неясную тревогу. Ровена корила себя за то, что она позволяет состояться этому браку и ни словом не говорит о прошлом Мэв. Разве это не ее долг – хотя бы предупредить сэра Джона, что его будущая жена воровка и распутница? Леди Грэстан посмотрела на своего мужа. Он ответил ей самодовольным взглядом. Если бы он поверил ей, он не допустил бы этого брака, в этом можно было не сомневаться.

Потом Ровена перевела свой взгляд на рослую девушку, которая понуро сидела за столом, не прикасаясь к еде, несмотря на все попытки капеллана развлечь ее. Весь вид Николы выражал отчаяние. Ровене стало смешно. Девушка явно не привыкла к такому грубому обращению со стороны отца. Впрочем, она это заслужила в полной мере.

Когда трапеза была окончена, лорд Джон упал на колени перед леди Мэв и сделал ей официальное предложение. Она приняла его с ласковым и нежным смехом. Церемония в часовне под любопытными взглядами всех обитателей Грэстана была скромной, как и подобает в случае бракосочетания вдовы и вдовца, занимающих невысокое положение в обществе. После укороченной мессы под звуки труб они прошли в зал, где расположились музыканты.

Слуги уже успели приготовить все для танцев. За считанные минуты пространство между двумя очагами было заполнено кружащимися и топающими в такт музыке парами. После первого танца со своей молодой женой новобрачный пригласил на танец Ровену. Она улыбнулась и приняла его приглашение.

Но вместо того, чтобы ввести свою партнершу в круг танцующих, сэр Джон отвел ее в сторону.

– Миледи, меня беспокоит моя дочь, черт бы ее побрал. Это не девушка, а упрямая ослица. – Слова застревали у него в горле, и она видела по глазам, как он мучается. – Просто не знаю, что с ней делать. Она перечит каждому моему слову, ничем ей не угодишь. Я понимаю, что ей больно… Не могли бы вы поговорить с ней? Вы кажетесь такой доброй и умной, несмотря на вашу молодость.

– После таких слов, лорд Джон, мне трудно отказать. – Она рассмеялась. – Видимо, вы уже знаете, что у меня есть опыт обращения с женщинами, которые слишком долго пробыли в монастыре. Но где же она? Я не видела ее с тех пор, как закончилась церемония венчания.

– Она спряталась за той портьерой и дуется, – сказал лорд Джон тихим и полным стыда голосом. – Боюсь, как бы в ней не проснулись инстинкты разрушения, если это состояние не пройдет. Есть у нее такая привычка. Не то, чтобы она на кого-то набрасывалась, – поспешно добавил он, заметив удивление в глазах Ровены. – Речь идет о разбитых горшках, сломанных вещах и тому подобном. – Его голос угас. – Вы согласны?

Ровена коротко рассмеялась. Как она и догадывалась, до сегодняшнего дня именно дочь заправляла всем в Эшби. Неудивительно, что Никола была глубоко уязвлена.

– Постараюсь сделать, что смогу.

– Благодарю, – ответил он с теплотой в голосе и вернулся к своей молодой жене.

Ровена отодвинула вышитую портьеру и проскользнула в темный узкий альков, где стояла Никола, прислонившись к стене. Слезы текли по ее лицу.

Леди Грэстан некоторое время стояла возле нее молча, а потом спросила:

– Неужели все так на самом деле плохо?

Девушка не шелохнулась.

– Воровка, – произнесла она голосом, дрожащим от гнева, – вы лишили меня дома.

– Эгоистка, – немедленно парировала Ровена. – Я ничего подобного не делала. Твой отец сам пожелал жениться и говорил об этом с моим мужем еще несколько месяцев назад.

– Если бы не вы и не ваш муж, он бы никого себе не нашел. Мы и так были счастливы. Нам никто не был нужен. – Ее плечи вздрогнули, когда она снова всхлипнула.

– Счастливы? Нетерпение твоего отца говорит об обратном. – Из-за портьеры до них доносился приглушенный смех лорда Джона. Его дочь передернуло при этих звуках. – Не он, а ты была довольна существовавшим порядком вещей.

Никола страдальчески откинула назад голову.

– Эшби – единственное, чего я хочу в жизни. Что если она нарожает ему сыновей?

Ровена вздохнула.

– Сомневаюсь в этом, она далеко не так молода, как кажется на первый взгляд. – Она не осмелилась сказать вслух, что была почти уверена, что Мэв не станет подвергать себя тяготам родов. – Не исключено, что твой отец мечтает о сыновьях, но мне кажется, что ему просто хотелось найти себе спутницу жизни на остаток своих дней.

– У него есть я, – выкрикнула девушка с детской обидой.

– Да, но кто займет твое место, когда ты выйдешь замуж?

– Если бы вы не вмешались, – воскликнула она снова, отворачиваясь к стене, – тогда разговоров о моем замужестве и вовсе бы не было. Интересно, сколько времени потребуется моей мачехе, чтобы избавиться от меня? Как точно выразился ваш супруг, мой дом стал ее домом.

– Какая же ты капризная, – взорвалась леди Грэстан. – Если бы ты в самом деле любила своего отца, ты бы вытерла слезы и радовалась его счастью. – Никола при этих словах смутилась. – Что же касается твоего замужества, я думаю, что жениха тебе сыщут не скоро. Наша Мэв не из тех, кто любит в поте лица добывать себе хлеб. Если ты возьмешь на себя обязанности домоправительницы Эшби и не будешь ссориться с ней, она не станет вмешиваться в твою судьбу.

– Хорошо, если так, – Никола недоверчиво вздохнула. – Я была уверена, что она сделает все, чтобы лишить меня Эшби. А если она останется бездетной, Эшби будет моим. Моим по праву и по закону.

Ровена была поражена.

– Я не ослышалась? Ты собираешься владеть Эшби, не выходя замуж? – И осеклась, когда девушка кивнула. – Ты ненормальная.

– Разве? – возразила Никола. – Я справлюсь. Я лучше всех знаю людей и поля Эшби. Еще когда мне было восемь лет, я сказала отцу что хочу стать рыцарем. Он думал, что это игра, и позволил мне тренироваться с его людьми.

– Он позволил тебе тренироваться с его людьми? Биться на мечах? – Леди Грэстан не верила своим ушам. – Своей дочери? О чем он только думал?

– Ну, через некоторое время он запретил, но было уже поздно. Я научилась тому, что мне было нужно, и продолжала тренироваться, когда он не видел. Я умею много такого, о чем он даже не подозревает, и могу управлять Эшби не хуже любого мужчины.

– Допускаю, что ты веришь в свои силы, – ответила Ровена, – но это ничего не меняет. Эшби вам не принадлежит. Он принадлежит моему мужу, а ваша семья пользуется им по соглашению с лордами Грэстан. Если не будет сыновей, тебе придется выйти замуж или же вести постоянную борьбу с тем или иным родственником или соседом, пожелавшим отсудить в свою пользу кусочек поместья. К тому времени, когда ты отвоюешь свои права, от Эшби и его крестьян ничего не останется, – для убедительности Ровена взяла девушку за руку. – Твоя жизнь не может идти, как раньше, она должна измениться. И как бы ты ни сопротивлялась, этому суждено случиться.

Никола отпрянула от нее и заткнула руками уши.

– Нет, я не хочу вас слушать, – выкрикнула она. – Уходите, уходите, оставьте меня!

Но леди Грэстан продолжала мягко уговаривать ее.

– Верь мне, я знаю, как это тяжело, когда тебя выталкивают в новую жизнь. Ты сильная, ты сможешь устроить свою собственную жизнь. – Она помолчала. – Когда успокоишься, вели слугам позвать Ильзу. Она проводит тебя в спальню и сделает для тебя все, что нужно. Доброй ночи, Никола. – С этими словами она шагнула обратно в зал, в атмосферу веселого праздника.

– А, вот ты где, – с улыбкой сказал муж, поймав ее за руку и привлекая к себе.

Отвыкнув от многолюдных сборищ, она испугалась такого публичного проявления чувств. Через минуту она все поняла. Его лицо пылало жаром от обильных возлияний. Опьянение, а не желание лишило его обычной сдержанности. Не получив ответа, он приподнял ее и закружил в вихре музыки. Ровена вскрикнула от неожиданности.

– Милорд! Вы так меня стиснули, что я не могу дышать!

Он отпустил ее. Глаза Ровены широко раскрылись. Вино пробудило в нем нечто большее, чем просто хорошее настроение.

– Бог мой, как ты красива, – выдохнул он. – В последние ночи моя постель без тебя была холодной и одинокой. – Резкие черты его лица смягчились, в глазах зажегся огонь желания. Когда он погладил ее по щеке, она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть от охватившего се ответного чувства. Бог ей судья, она тоже тосковала по нему.

– Брат, – раздался рядом с ними голос леди Мэв, – поди сюда, пригласи меня на этот танец.

Вздрогнув, Ровена отступила и смотрела в смятении, как Рэннольф протянул Мэв обе руки. Не взглянув на жену и не сказав ей ни слова, он отошел. Из-за его плеча леди Мэв бросила на Ровену торжествующий взгляд.

Гнев и ревность потрясли все ее существо. О да, он видел ее красоту так, как дровосек сидит красоту молодой рощицы. Она годилась только на то, чтобы делить с ним постель и рожать ему сыновей.

– Миледи? – подошел к ней лорд Джон. – Не потанцуете ли во со мной?

– Почту за честь, – ответила Ровена и улыбнулась, хотя ей было невесело. Вкладывая свою маленькую ручку в его мозолистую ладонь, она старалась как можно любезнее обращаться с управляющим владениями ее супруга. К своему удивлению, танцевать с ним оказалось приятно. Его массивная фигура только создавала впечатление неуклюжести, на самом деле он оказался искусным танцором. Они исполнили три танца подряд, и только после этого он решился спросить о своей дочери.

– Итак, все прошло хорошо?

– Смею надеяться. У вашей дочери несколько странные представления о жизни, но мне кажется, что сейчас она смирится с вашим браком. Но на церемонию брачного ложа ее не ждите.

В карих глазах сэра Джона внезапно зажегся огонек.

– Простите меня, но мне нужно напомнить милорду кое о чем.

Он остановился и ушел во время танца. Ровене пришлось через весь зал пробираться к Рэннольфу, стараясь не мешать танцующим, выстроившимся в две линии – на одной стороне мужчины, на другой – женщины.

– Миледи! – с правой стороны к ней подошла служанка. – Ваш господин велел напомнить вам, что пора готовить новобрачную. И поторопиться с этим. Он сказал, что ему не удастся сдерживать молодого супруга более четверти часа.

Ровена оглянулась в поисках мужа. Рэннольф наполнял свой кубок из кувшина в самом конце зала. Зачем было посылать к ней служанку, когда он сам мог сказать это ей? С тяжелым ощущением в душе Ровена объявила гостям, что наступило время церемонии брачного ложа.

Невеста низко присела, прощаясь со своим женихом и радостно взбежала по лестнице. Когда ее провели через верхнюю комнату в хозяйские покои, она воскликнула:

– Ах, сестра, ты отдала мне свою собственную спальню. Для меня это большая честь.

Когда священник благословил ложе, пять наиболее опытных горничных окружили невесту, чтобы снять с нее парадные одежды.

– Ваш господин необыкновенно добр ко мне, – восклицала она из-за их спин. – Мне следует найти способ отплатить лорду Грэстану за хлопоты и заботу обо мне в этот день.

Голос леди Мэв казался веселым и счастливым.

– Подумать только, если бы меня не изгнали из Грэстана, ничего этого не случилось бы. – Она продолжала трещать в окружении служанок, натягивавших на нее длинную рубашку из чистого шелка. – Сэр Джон такой простодушный человек, и я уверена, между нами никогда не возникнут семейные раздоры. У нас будет уютная маленькая усадьба, всего с двумя деревнями, обеспечивающими нашу жизнь. Впереди нас ждут долгие годы, полные тихих радостей.

Ровена недоверчиво нахмурилась. Что-то не очень похоже на леди Мэв. Однако же она выглядела абсолютно довольной.

– Его выбрал для тебя мой супруг, – нарочно напомнила Ровена.

– О, не надо скромничать, сестра, – рассмеялась невеста. – Если такая мысль и принадлежала Рэннольфу, я не сомневаюсь, что она пришлась по душе и тебе тоже.

В этот момент в дверь постучали, жених попросил позволения войти. Горничные отошли, а Ровена встала с новобрачной, которая склонила к ней голову и хрипло шепнула:

– Мои шпионы уже доложили мне, как дорого ты заплатила за то, что обидела меня. Твой муж презирает тебя, он так тебя возненавидел, что в конце концов стал искать утешения у меня.

– Ты лжешь! – ответила Ровена.

– Неужели нам так хорошо удалось провести тебя, что ты не видишь, где правда? Подумай! Эшби находится так близко, а Джон такой простак. Так вот, твой муж принадлежит мне, и ты сама своими руками толкнула его в мои объятия. Он намерен стать моим возлюбленным и сделать из вашего брака посмешище. Это унизит тебя куда больше, чем все мои многочисленные козни, которые я строила против тебя в последнее время. Твое падение доставит мне истинное наслаждение.

– Ты лжешь! – еще раз повторила Ровена, но уже с меньшей уверенностью, так как дверь распахнулась, и на пороге появился жених в сопровождении Рэннольфа.

– Увидишь, – прошипела Мэв и сделала шаг навстречу, при этом ее прозрачное ночное одеяние распахнулось. – Иди сюда, муж, – произнесла она с жеманной улыбкой. – Иди в нашу постель!

Ровена завершила церемонию и вернулась в зал. Там еще танцевали слуги. Она поискала глазами мужа, но он исчез. Куда? Искать убежище для тайных свиданий?

Леди Грэстан застыла посреди окружающего ее шума и толкотни. Ее сердце разрывалось на части. Неужели это правда? Имя лорда Джона слишком быстро пришло на ум Рэннольфу. Леди Мэв была уверена в этом, вот почему она с такой готовностью согласилась на брак. Когда один из слуг поднес Ровене кубок с вином, она приняла его и выпила весь, чтобы как-то успокоиться. Она испуганно вздрогнула, когда за ее спиной раздался голос мужа.

– Разве я не говорил тебе, что она будет делать все, что я ей велю?

Тон был снисходительным, и он явно был доволен собой. Доволен, потому что выполнил свой план так удачно.

Внутри она вся похолодела.

– Да, она подчинилась. Сначала я не понимала, почему она так этому радуется, но теперь понимаю, потому что она сама мне призналась. Ты собираешься стать ее любовником.

Он смотрел на нее сверху вниз, черты его лица приобретали зловещее выражение.

– Что она тебе такого сделала, что ты ее так ненавидишь? Придержи свой злобный язык, не то я при всех объявлю тебя лгуньей.

– Не торопись все отрицать, дорогой муженек, – Ровена говорила спокойным голосом, хотя внутри все у нее дрожало. – Да и глупо с моей стороны верить тебе. Ты обзываешь меня лгуньей, хотя я никогда не обманывала тебя. Она обокрала тебя, а ты находишь ей мужа и даешь за ней щедрое приданое. – Она продолжала с деланным спокойствием, которое скрывало гнев и обиду, кипевшие в ней. – Ты так решительно настроился вернуть ее сюда, что даже, узнав все о ее поведении, не изменил своего решения. Ты уступил только под угрозой того, что Гилльям покинет тебя. А я, ослепленная желанием избавиться от нее, не разгадала твоего хитрого маневра.

– Ты оскорбляешь меня своим присутствием, – сказал он. – Оставь меня.

– Оскорбляю? Это слово звучит в твоих устах по крайней мере, странно. Что же до того, чтобы оставить тебя, то я еще не все сказала. – В ее голосе послышалось негодование, и она, как могла, старалась подавить его. Рэннольф не должен видеть, как глубоко ранит ее это предательство. – Самое большее, что от тебя требуется, – хотя бы держать в тайне свои намерения, но каждый человек, включая беднягу Джона, видел, какой ты устроил ей прием.

– Ни слова больше, миледи! – лицо мужа скривилось в гримасу, глаза стали такими же жесткими и острыми, как сталь его меча. – Не смейте так обращаться со мной. Ведите себя подобающим образом, не то я запру вас на вашей половине.

Ровена старалась отвечать настолько спокойно, насколько могла сдерживать свой гнев.

– Я обращаюсь с вами так, как вы обращаетесь со мной, – прошипела она. – Может это вам и не нравится, но я не собираюсь стоять и смотреть, как вы вдвоем унижаете меня перед слугами. Подумайте над своим поведением и быстро узнаете, кому принадлежит власть в Грэстане. Управлять собственными владениями – обычное дело, не так ли? Что ж, если вам так нравится ее заплесневелый хлеб, я позабочусь о том, чтобы вы им и наелись.

– Придержи язык, женщина! – голос лорда Грэстана постепенно набирал силу. – Оставь свои безумные бредни и убирайся. – Последние слова он буквально прорычал, и они разнеслись по всему залу. Все внезапно остановились, музыка на резкой визгливой ноте стихла.

– С радостью, – ответила она шипящим шепотом, не желая, чтобы слуги слышали, что произошло между ними. – Но теперь вы для меня не существуете. Вам было нужно мое наследство – ступайте, получите его у моей сестры. Что же до того, чтобы запереть меня, я не предоставлю вам такого удовольствия. Отныне я сама удалюсь на свою половину, а вы можете развлекаться с какими угодно шлюхами, помимо нее.

И она побежала, не глядя, лишь бы подальше от него. Когда она остановилась, задыхаясь, у входной двери, он бросил вдогонку кубок, который упал и разбился у ее ног.

– Убирайся! – громыхал он. – Я сыт тобой по горло.

Ровена выскочила из дверей и бросилась вниз по лестнице. Не помня себя от гнева, она добежала до ворот в сад и прислонилась к ним, задыхаясь в беззвучных рыданиях.

– Да простит мне Бог, – воскликнула она. – Как я ненавижу его! Да простит вам Бог вашу ложь, как прощаю я!

 

Глава четырнадцатая

– Темрик! – вскрикнула она, в страхе отшатнувшись от него.

– Прошу прощения, я не хотел напугать вас. – Он отворил ворота. – Почему бы вам не посидеть здесь немного и не привести свои чувства в порядок. Кажется, вы чем-то очень взволнованны, – добавил он.

Ровена рассмеялась, но ее смех скорее походил на рыдания. Она торопливо скрылась в зелени сада и принялась нервно ходить взад и вперед по единственной аллее. Ее шурин стоял в непринужденной позе, прислонившись к стволу дерева. Под покровом темноты она почувствовала потребность высказать ему все, что накопилось у нее на душе.

– Я веду его хозяйство, кормлю его, не отказываю ему ни в чем, и как же он поступает со мной? Он не только обращается со мной хуже, чем с самой последней служанкой, и терпит меня только из-за моего наследства, он еще намерен взять Мэв в любовницы. Чем я провинилась?

Голос ее прервался, она даже прижала руку к губам, так ей было больно.

– Взять в любовницы леди Мэв? – удивлению Темрика не было границ. – Что такое вы говорите?

Она резко повернулась, глубоко вонзив каблуки в посыпанную гравием дорожку.

– Мэв сказала мне, что мой муж специально устроил этот брак с сэром Джоном, чтобы стать ее любовником.

– И вы поверили ей? – удивился он. – После всего, что она натворила, вы поверили ей? Право, когда вы расскажете об этом Рэннольфу, он все поставит на свои места.

– Вот уж нет! – воскликнула она с негодованием. – Он защищал ее. Он угрожал обвинить меня в клевете, когда я повторила ему ее слова.

– Послушайте меня внимательно и не поймите превратно. Рэннольф способен на то, в чем вы его обвиняете, в той же степени, в какой он способен летать по воздуху. Нарушит он или нет свой супружеский долг, мне неизвестно, но мой брат скорее умрет, чем обесчестит своего вассала, сделав своей любовницей его жену. – Его голос был таким же глубоким и мягким, как ночь вокруг них. Неоспоримая истина звучала в нем.

– Как я могу вам поверить, если он сам не отрицал этого? – и все же Ровена, затаив дыхание, ждала, что он ответит.

– Верите вы или нет, это ваше дело. Я говорю вам только то, что знаю сам, а ваше право понимать это так, как вы желаете. Я знаю Рэннольфа как никого другого, и клянусь вам, он не способен на то, в чем вы его обвиняете.

Она промолчала, проникаясь уверенностью, сквозившей в словах шурина. Только теперь Ровена начала осознавать чудовищность своего поступка. Подобно ангелу с грозным мечом, изгоняющим Адама и Еву из Рая, ее ужасная выходка навсегда разлучила ее с мужем. Она села на скамью, гнев и боль сменились отчаянием.

– Как глупо я попалась в эту ловушку. Сладкоголосая Мэв. Я погубила свою семейную жизнь из-за нее, как она того и хотела.

– Ну, в том, что вы оглушили его своими обвинениями, я не сомневаюсь, но Рэннольфу не повредит, если он поймет, на какую сильную ревность вы способны. – Он констатировал этот факт с такой небрежностью, как будто это был пустяк.

– Не ревность, – вздохнула она, – а страх унижения заставил меня бросить ему в лицо подобные обвинения. Ах, Темрик, скажите мне, что я должна сделать, чтобы хоть как-то наладить нашу совместную жизнь? Я не могу существовать в атмосфере ненависти. Что я делаю не так? Не успеваю я и двух слов сказать, как он начинает на меня кричать. Что бы вы мне ни посоветовали, клянусь, я все выполню, хотя сейчас, боюсь, что уже все потеряно.

– Ваш союз с Рэннольфом не наладится до тех пор, пока он не освободится от груза прошлого. Я этого изменить не в силах, но вам не следует прекращать свою борьбу.

– Прекращать борьбу? – воскликнула она. – Я уже перепробовала все мыслимые и немыслимые способы, и все время терпела неудачи. Я дошла до того, что обвинила его в измене.

– Возможно, это было самым правильным поступком из всех. А теперь скажите мне, что вы предпринимали, помимо того, что позволяли ему всячески унижать вас и обращаться с вами так, словно вы никто для него. Вечером третьего дня он разговаривал с вами с непростительной грубостью, а вы даже не подняли на него голос. Я думал о вас иначе.

Ровена мучительно вздохнула и обхватила себя руками.

– Пусть я не могу удержать мужа, я не имею права потерять свои владения, – выдохнула она.

– Мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. Как вы думаете утвердиться здесь, если позволяете ему обращаться с вами без должного уважения?

Она безнадежно покачала головой.

– Вы правы, я и сама это понимаю. Но, Темрик, его ненависть ко мне укоренилась очень глубоко. Господи, я умру от стыда, если он поднимет на меня руку в присутствии моих слуг. – Последние слова она произнесла чуть не плача.

– Что вы, этого совсем не следует опасаться со стороны Рэннольфа.

– Может, вы и правы, если бы его гнев вызывал кто-нибудь другой, а не я. Обычно я стараюсь молчать, чтобы не раздражать его, но стоит ему сказать одно только слово, как я теряю весь разум и контроль над собой. Я довожу его до бешенства, хотя сама не знаю, почему делаю это. Я думала, если буду молчать, то он смягчится, поэтому сжимала зубы и унижалась. Ах! – вырвалось у нее с тоской и гневом, – я сносила эти издевательства безропотно, хотя внутри вес у меня переворачивалось. Я не знаю, кого ненавижу за это больше, его или себя.

– Но между вами не всегда бывает так. – Спокойный, уверенный тон Темрика напомнил ей, что он больше знает об их супружеской жизни, чем говорит.

– Ильза много болтает, – мрачно сказала Ровена.

– Зачем мне слушать каких-то старух, когда я и сам вижу это – по глазам брата.

– Мне приходится идти на это, чтобы сохранить свой дом, – проговорила она угасшим голосом. Ночная темнота скрывала выражение се лица.

– Вот теперь вы в самом деле говорите неправду.

– Пусть, – взвилась она. – Мне не так больно, когда я наговариваю на себя.

Наступила долгая тишина, нарушаемая только звуками музыки, доносившимися из замка, и шорохом от шмыгания по саду каких-то ночных зверьков. В этот момент из-за стены показалась луна, чистый свет которой посеребрил ветви и листву деревьев.

Темрик вздохнул. Ровена посмотрела на него ожидающе. В нем не осталось больше суровости: она куда-то делась, потому что сейчас лицо рыцаря выражало одну только печаль.

– Наверное, надо было предупредить вас, но мне не хотелось вмешиваться в жизнь брата. Здесь вам не будет покоя, по крайней мере, такого, к какому вы привыкли в монастыре. Как же вы должны сожалеть о том, что потеряли!

Ровена помедлила с ответом. Ведь то, чего ей не мог дать монастырь, она нашла именно здесь.

– Нет, я ни о чем не жалею. – Вдруг она резко выпрямилась. – Не хотите ли вы сказать, что мой господин намерен отослать меня обратно? Тогда можете ему передать, что я буду бороться с ним до последнего дыхания. Даже если мне предстоит пожизненное уединение на женской половине, я не уеду из Грэстана.

Темрик усмехнулся.

– Насколько мне известно, у него нет таких планов. Моему брату нужна ваша гордость, ваша смелость, а не тихая покорность, которую вы демонстрируете перед ним. Если бы вы были послушным ребенком, он бы не женился на вас.

– Вы ошибаетесь, – возразила она с твердой убежденностью. – Мой отец вынудил его выполнить условия договора. Рэннольф взял меня в жены только для того, чтобы не потерять моего наследства.

– А я скажу вам, что в тот день мой брат отправился в Бенфилд, сказав при этом, что не согласится на сделку, несмотря на все ваши владения. Не забывайте, что я тоже присутствовал при этом и видел не только то, что видели вы. Вашему отцу ни за что не удалось бы заставить Рэннольфа выполнить условия договора, если бы мой брат не увидел в вас то, от чего не смог отказаться.

Ровена не сводила с него глаз.

– Даже если все, что вы говорите, правда, – ответила она, – боюсь, это мне уже не поможет. Я слишком долго сдерживала в себе гнев и выплеснула его слишком быстро. Я не только обвинила его в намерении изменить мне, но еще пригрозила ему, что больше не лягу в его постель и поклялась запереться со своими служанками на женской половине.

К ее полному изумлению, Темрик громко расхохотался.

– Отлично сработано, миледи. Сначала вы демонстрируете ему свою ревность, потом скрываетесь вне пределов его досягаемости. Это распалит брата как никогда. Похоже, что вам моя помощь и не потребуется.

– Как вы можете смеяться? – спросила Ровена, возмущенная его неожиданным весельем. – Сначала вы интересуетесь, почему я прекратила борьбу, а потом, когда я призналась, что не только сдалась, но и покинула поле боя, вы смеетесь. Вам смешно, что я потеряла право называться леди Грэстан?

Он только улыбнулся.

– Вы ничего не потеряли. Свои права на этот замок вы завоевали одним мастерским ударом в самую первую ночь, проведенную здесь, и они будут принадлежать вам до тех пор, пока вы сами от них не откажетесь. Вы не сможете жить без Рэннольфа. И вы это знаете. Не надо качать головой, только слепой не видит этого. Если бы в вашем сердце не было для него места, вы не обратили бы никакого внимания на слова Мэв.

Онемев от такого заявления, Ровена безучастно смотрела, как он стал медленно отходить от дерева, как бы подавая сигнал, что их неожиданный разговор подошел к концу.

– Здесь разбилось столько сердец, и мы так запутались в сетях страстей, что уже не надеялись освободиться от них. Но явились вы и распутали часть из них с такой легкостью, словно подняли опрокинувшийся на стол кубок и вытерли разлитое вино. Вы открыли ему дверь, теперь Рэннольф должен выйти на свободу.

– Что происходило здесь? Что связывает Рэннольфа и Гилльяма? Почему Мэв имеет на них такое влияние? – тихо спросила она, но он поднял руку, предупреждая дальнейшие расспросы.

– Спросите об этом своего мужа. Если вы та женщина, за которую я вас принимаю, он вам сам все расскажет.

– Слишком поздно, – прошептала она.

– Еще нет, – ответил он с легкостью.

– Это по-вашему, – вздохнула Ровена. Несмотря на его слова, в ней не заронилась надежда. – Но все равно я благодарна вам за ваше дружеское участие. Временами мне так одиноко здесь. До тех пор, пока я не оказалась в Грэстане, одиночество никогда не угнетало меня. Здесь, где меня любят многие и где я должна чувствовать себя своей, пустота в моем сердце никогда не была такой глубокой, как сейчас.

– Вам одиноко? Я удивлен, – сказал он вполне искренне. – Вы же знаете, кто вы.

– Знаю, кто я? Я вас не понимаю.

– Я хочу сказать, что вы благородного происхождения.

– Что значит благородное происхождение в сравнении с одиночеством? – с горечью сказала она, несколько смутившись. – Титул не уберег меня от того, что я была нежеланной дочерью, отвергнутой матерью только потому, что родилась от отца, а отец сделал меня своим оружием против нее. Сейчас у меня есть титул леди Грэстан, если не считать, что мой господин не признает меня таковою. – Она сорвала цветок гвоздики и поднесла его к лицу. – Суть человека не зависит от того, знатен он или нет.

– Приношу свои извинения. Такова уж моя привычка, поскольку я и то, и другое, и, вместе с тем, ни то, и ни другое. – В лунном свете отразилась его кривая усмешка.

Ровена подалась немного вперед.

– Но Рэннольф так любит вас. Не думаю, что он откажет, если вы попросите признать вас сыном его отца.

– О, он все бы мне отдал, включая Грэстан. Но это не в его власти. Если бы мой отец… – голос Темрика прервался, он отвернулся от нее, чтобы она не видела его страданий.

Напряжение постепенно отпускало Темрика, она поняла это по тому, как опадали его плечи. Когда он снова повернулся к ней лицом, Ровена прочитала в его глазах решимость.

– Простите меня, что я своими неуклюжими лапами залез в ваши самые сокровенные тайны. В общем, я старше брата всего на несколько месяцев. Моя мать была кормилицей Рэннольфа, потому что его мать умерла, дав ему жизнь. Но не думайте, что я завидовал его положению, потому что это не так.

– Если бы это было так, вы не любили бы его. – Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что Темрик прав. Не нужен ей ни замок, ни титул, она всем сердцем была привязана к тому, что являлось общим для двух братьев, трогало душу всякого живущего внутри этого замка и чего ей так не хватало в жизни. Их любовь друг к другу была тем материалом, который скреплял собой камни Грэстана. Именно это чувство создало нерушимые узы, которые даже Мэв, при всем своем старании, не смогла разрушить. И Ровене вдруг стало ясно, что только муж смог бы заполнить пустоту в ее сердце. А как раз это теперь несбыточно, потому что она сама не оставила себе никакой надежды.

– Мы вместе воспитывались, вместе учились, и нас обоих должны были посвятить в рыцари, если бы был жив наш отец, или на этом настоял бы Рэннольф. – Темрик рассказывал спокойным голосом, между тем как она все глубже впадала в отчаяние.

– Так вы не посвящены в рыцари? – с большим трудом ей удалось скрыть свои чувства.

– Нет. Нам не было восемнадцати, когда умер наш отец, и Рэннольф, который должен был вступить в свои права по закону, получил рыцарское звание вместе с наследством.

– Так вы ничего не получили? – Ей казалось странным, что человек, который так любил своего незаконнорожденного сына, что даже воспитал его в замке вместе со своим законным наследником, не упомянул его в своем завещании.

– А что я должен был получить? Ведь я его незаконный сын. – Как Темрик ни старался, он не мог скрыть своей боли и обиды. Резкий тон голоса Темрика относился не к ней, и она это поняла. Он вздохнул, и даже если Ровена не видела выражения его лица, она и так догадалась бы, что оно снова стало жестким и замкнутым. – Когда-нибудь, миледи, быть может, и вы мне окажете услугу.

– Конечно, если это в моих силах. – Только так она могла отплатить ему за откровенность и дружеское участие. Такой искренности между ними, как этой ночью, наверное, никогда больше не будет. Не такой он был человек.

– Недавно овдовела моя мать и просила меня приехать к ней. Они с отчимом занимались торговлей шерстью и изготовлением пергамента, а мои сводные братья еще слишком малы, чтобы помогать ей. Она говорит, что соскучилась по мне, но на самом деле ей нужно опереться на мое плечо. – Темрик помолчал, как бы размышляя над тем, в каком положении оказалась его мать.

– Вы должны покинуть Рэннольфа, – медленно проговорила Ровена, – а он будет страдать из-за того, что члены его семьи уезжают от него без особых церемоний.

– Вы попали в точку, миледи. Да, я должен уехать. У меня как бы две семьи, и я не собираюсь разрываться на части даже в угоду ему. Я обещал матери, что буду у нее раньше середины лета, до этого времени остаются считанные недели. Может, вы сможете объяснить ему это.

– Вряд ли у меня будет такая возможность, но я попытаюсь, – сказала она и поднялась на ноги.

– Это все, что я прошу у вас, – сказал он. Улыбка на его лице была точно такой же, как у брата. – А теперь позвольте мне проводить вас в замок. Миледи не следует одной разгуливать в темноте. Мои люди, когда пропустят лишнюю кружку, становятся довольно разнузданной бандой.

Ровена вымученно улыбнулась, когда Темрик предложил ей руку.

– Я ни о чем не думала, когда выбежала из замка, иначе я вообще не пришла бы сюда.

– Да, понимаю, – он вывел ее из сада и проводил к внешней лестнице. – А теперь быстрее бегите. Я подожду здесь, пока вы благополучно не войдете внутрь.

Со своего кресла, стоящего в стороне, чтобы не мешать танцующим, Рэннольф видел, как его жена вернулась в замок. Не останавливаясь, она пересекла зал и взбежала вверх по лестнице. Как будто ей не терпелось скорей добраться до женской половины, чтобы он не смог до нее добраться.

Ровена могла бы и не спешить. Он больше не желал ее видеть. Рэннольф осушил свой кубок, сожалея о том, что ему не удастся так же легко покончить со своими горькими мыслями. Этот брак обернулся тяжелейшей ошибкой: единственное, что он выиграл от этого союза, было ее богатство. Как только он уладит вопрос с наследством, жена может поселиться в Апвуде и навсегда уйти из его жизни.

Шли часы. Слуги, наконец, закончили развлекаться и вытащили свои тюфяки и скамьи, устраиваясь на ночлег. Однако он все еще медлил, не желая уединяться в башенной комнате, приготовленной для двоих, которую с сегодняшнего дня будет занимать только он один.

Когда летняя ночь начала быстро таять и сменяться рассветом, а в очаге догорели угли, в зал вошел Темрик. Рэннольф смотрел, как его брат пересекает зал, переступая через храпящих слуг.

– Чего тебе надо? – неприветливо спросил он, когда брат подошел к нему.

– Значит, ты не смог напиться до полного забвения?

Лорд Грэстан издал звук, который с большой натяжкой можно было принять за смех.

– К несчастью, не смог, хотя уже не чувствую под собой ног. Нет такого крепкого вина, что излечило бы мою головную боль. Неужели ты так прочно стал на ее сторону, что пришел сюда насмехаться надо мной?

– Не надо вмешивать меня в вашу глупую ссору, – тихо ответил Темрик.

Рэннольф глухо и сердито проворчал:

– Не такую уж и глупую. Она обвинила меня в том, что я хочу наставить рога Джону с его Мэв.

– Правда? Я не знал, что она осмелится высказываться насчет того, с кем ты решил делить свое ложе. Я думал, что вы даже не разговариваете.

Рэннольф бросил на брата пристальный взгляд.

– Сомневаюсь, что она это сделала из ревности. Жену занимают только две вещи – гордость и деньги. Во всяком случае, мне до смерти надоел злобный язык миледи. Видишь, как дорого я снова плачу за свое глупое желание обладать красивой женщиной. Мне следовало бы выучить урок, который я получил в прошлый раз, когда все окончилось катастрофой.

Темрик долго смотрел на него и печально качал головой.

– Ты не можешь сравнивать ее с Изоттой. Они слеплены из разного теста. Раскрой глаза, Рэннольф. Неужели ты пожертвуешь прекрасной женой только для того, чтобы доказать, что на тебе лежит проклятье?

Лорд Грэстан вздрогнул, как будто эти слова больно ударили его. Он открыл было рот, чтобы возразить, но прежде, чем он успел что-то сказать, Темрик добавил:

– Я пришел сюда не для обсуждения твоих семейных проблем, а чтобы передать вот это. – Он бросил на колени брату кожаный мешок.

Рэннольф порылся в мешке и вытащил оттуда послание, затем прищурился в полумраке, чтобы разобрать слова.

– Освальд, – произнес он и рассмеялся. – Ах ты, хитрая лиса! – он взглянул на Темрика. – Наш кузен нашептал епископу о том, какая замечательная охота в наших угодьях. Епископа, страстного поклонника этого занятия, нетрудно будет убедить остановиться у нас на пути в Хирфорд. Таким образом, на досуге, он сможет принять решение, надо ли пересматривать завещание. Я думаю, что нам не повредит, если охота окажется удачной, как и было обещано.

Он расплылся в широкой улыбке.

– Я должен утром встретить их там, где северная дорога пересекает реку, и сделать официальное приглашение. А тем временем надо все подготовить в Грэстане. – Он еще раз пробежал глазами письмо. – Епископ путешествует в сопровождении двух рыцарей, но только одному из них должна быть предоставлена отдельная спальня, кроме Освальда и его господина, естественно. Свита состоит еще из двадцати человек, менее знатных людей, слуг и солдат.

Он поднялся на ноги, готовый немедленно приступить к делу.

– Отнеси это послание моей жене, когда она проснется. Ей придется потрясти своим кошельком. Если денег не хватит, пусть займет. Скажи ей, что епископ ест один раз в день, но на столе должны быть свежайшие фрукты и вкуснейшие супы к рыбе и дичи. Вино он пьет только самого отменного качества.

– Придется переселить новобрачных из твоих покоев, чтобы предоставить их епископу, – напомнил ему Темрик.

– Джон не обидится. – Рэннольф отмахнулся от этой заботы, обошел вокруг очага и положил руку на плечо одного из своих людей. – Ульрик, проснись. Пройди потихоньку в мои покои, возьми оттуда доспехи и самое лучшее платье. Только не разбуди новобрачных.

Слуга поднялся, протер глаза и оправил на себе рубашку.

– Слушаюсь, милорд, – пробормотал он и неверной походкой направился к лестнице.

– Темрик, я возьму с собой десять человек. Проследи, чтобы они были одеты во все самое лучшее и лошади выглядели как следует. Но поторопись, ибо я собираюсь выехать, как только облачусь в доспехи.

– Они будут готовы раньше тебя, – сказал брат и удалился.

Рэннольф все еще изучал послание, когда вернулся Ульрик, держа в руках одежду и доспехи. За ним следовала Мэв, закутанная в одеяло, с рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами.

– Милорд, что случилось, если вы должны срочно одеваться в середине ночи?! – воскликнула она приглушенным голосом, с нежной заботой дотрагиваясь до его руки.

– Мэв! Неужели этот мужлан разбудил вас? Приношу свои извинения вам и сэру Джону. Я не думал, что мне придется вторгаться сегодня в вашу спальню. – Он говорил не так грубо, как обычно, словно пытаясь снять с себя груз обвинений, брошенных его женой. Рэннольф ждал, что она сейчас извинится и немедленно удалится к своему супругу.

– Это ваши доспехи? На нас кто-то напал? О, милорд, мое сердце замирает при мысли о том, что вы можете оказаться в опасности. – Она подошла поближе и подняла на него нежный взгляд. Красивые черты лица, глаза, полные тревоги, излучали тепло. Леди Мэв поглаживала пальцами его руку.

Рэннольф неловко поежился от прикосновения женщины. Затем он мягко отстранил ее и отступил назад.

– Нет, никто не напал на нас. Утром я выезжаю на встречу с епископом Хирфордским. Он должен решить судьбу наследства моей супруги. Вам не стоит так беспокоиться обо мне, Мэв. Братья, – он намеренно подчеркнул это слово, – должны быть забыты, когда есть муж. А теперь возвращайтесь в спальню и не думайте об этом. Если сэр Джон спросит обо мне, скажите ему, что я вернусь до захода солнца.

Она нежно вздохнула и подняла руку, чтобы поправить волосы, рассыпавшиеся по плечам. Одеяло распахнулось, обнажив округлые линии ее грудей.

– Вы правы, но я так недавно замужем, что вы должны меня простить. Мне следует бросить свою привычку тревожиться за вас.

Он гневно нахмурился.

– Прикройтесь, мадам. Боже мой, ведь это ваша первая брачная ночь! О чем только думает Джон, если позволяет вам разгуливать в таком виде? Отправляйтесь в постель.

Она рассмеялась тихо и хрипло, но не подтянула сползшее с плеча одеяло.

– Зачем ломать комедию? Вот уж, право, какая забота о моем супруге! А встреча с епископом? В этот час? Кто вам поверит. А если вы боитесь, что ваш слуга начнет болтать лишнее, то я вас могу успокоить. Я сделаю так, что он будет держать рот на замке. Ах, у меня сердце изболелось, пока он не появился в спальне. Я уже не надеялась, что нам удастся побыть несколько минут наедине.

Она шагнула вперед, обнажив длинную стройную ногу. Блики огня играли на ее голом бедре.

– Прием, оказанный вами вчера, был бальзамом на мою душу. Если вы не мечтали обо мне, предлагая этот нелепый брак, то не знаю, зачем все это было нужно.

– Что мне нужно? Да ничего, а в том, что я радушно встретил вас, не было ничего предосудительного, – начал было он, но осекся, вспомнив обидные упреки жены по поводу того же самого события. Ему всего-навсего хотелось немного загладить свою вину за скоропалительную свадьбу. Где же он сделал ошибку?

– Как ничего? – вкрадчиво повторила она. Голос Мэв был похож на соблазнительный шорох шелка по голой коже. – Вы заключили меня в свои объятия, прижимали меня к себе, как никогда раньше, а теперь говорите, что ничего этого не было? Не обманывайте самого себя, Рэннольф. Вы желаете меня. Я знаю, как вы несчастны в своем браке. Взгляните, вот я здесь, перед вами. Я могу ослабить вашу боль. Позвольте мне любить вас так, как вы того заслуживаете. И не огорчайтесь за Джона, потому что я вполне могу с ним справиться. Он такой простофиля.

– Нет!

Гнетущая тишина повисла в воздухе. Она не шевельнулась, только крепче вцепилась пальцами в одеяло.

Рэннольф сверлил ее взглядом, по-новому оценивая эту женщину. То, что он нашел в глазах Мэв, заставило его отвернуться. Он почувствовал тошнотворный стыд от того, что так упорно не желал принимать ее за ту, какой она была в действительности.

Когда, наконец, лорд Грэстан обрел дар речи, голос его дрожал от отвращения.

– Как вы могли так подумать обо мне? – он потер рукой лоб и снова повернулся лицом к ней. – Как? Вы жили под крышей моего дома многие годы, и я никогда ни разу не прикоснулся к вам и не дал никакого повода для подобных мыслей. Что я такого сделал, что вы могли подумать, будто я способен обесчестить верного слугу, который не причинил мне никакого зла?

Он смотрел ей в лицо, выражение которого нисколько не изменилось. Она так и не укуталась в одеяло. И в том, как это простая шерстяная ткань ниспадала с нее, обнажая грудь, было нечто постыдное. Он протянул руку и натянул конец одеяла на ее плечо, пока не прикрыл наготу женщины.

– Боже правый, ведь это ваша первая брачная ночь! Поступить так с человеком в такую ночь – значит, навсегда погубить свою душу.

– Какой же вы благочестивый, – в мурлыканье леди появились угрожающие нотки. – Раньше за вами этого не водилось. Вряд ли вы испытывали такое же благочестие, когда бросили умирать мою сестру. Как свободно вы должны были вздохнуть, когда она испустила последний вздох, и вам не пришлось решать, что делать с незаконным ребенком, которого она носила в чреве. Скажите мне, милорд, кого звала она, когда прощалась с жизнью? Или, может, вам невыносимо слышать, что она звала Гилльяма и проклинала вас за то, что вы разлучили их?

Рэннольф закрыл глаза, внутри у него вес кипело. Он так старался изгнать память об этих событиях, но слова Мэв, как острые кинжалы, пробили с таким трудом поставленные им заслоны. В его воображении эта сцена вспыхнула в таких ярких подробностях, словно все это произошло вчера, а не пять лет назад.

У Изотты, которой едва исполнилось пятнадцать, беременной от другого, случился выкидыш. Повивальная бабка сделала все, что могла, но она была не в силах остановить кровотечение. Кровь пропитала тюфяк, постель, даже его собственная одежда была вся в крови.

– Увы, – тихо проговорил он, и странное чувство умиротворения снизошло на него. Он открыл глаза, и видение постепенно исчезло, не оставив после себя неприятного осадка, как бывало прежде. Вместо этого он ощущал печаль, но это была печаль без страданий. – Увы, она звала к себе, но ее зов предназначался матери, ведь она сама была ребенком. Рядом с бедняжкой были только священник и я. Перед смертью она прижалась ко мне. Я обнимал жену, пока она не скончалась. Однако не этого вы, видимо, хотели добиться с помощью своей уловки. Что еще есть у вас против меня? Или же ваш арсенал, истощился?

Мэв небрежно пожала плечами.

– Если угодно, можете считать это последней попыткой уязвить вас за то, что вы отвергаете меня, прощальным уколом. А теперь я хочу предупредить вас. Вы рогоносец вдвойне. Вот только мне неизвестно, как это произошло. Может быть, вы не осознаете, что творится в Грэстане? Мне сказали, что за последние дни вы почти не расстаетесь с Гилльямом, милорд?

Она пристально вгляделась в него, желая увидеть, какое действие произвели ее слова. Рэннольф смотрел на нее сверху вниз, с бесстрастным выражением лица.

– Ах, каждый видит то, что ему хочется.

Женщина повернулась к очагу и протянула руки, словно пытаясь поймать уходящее тепло.

– Но в самом деле, Рэннольф, если вы так жаждали выдать меня замуж, зачем выбрали этого деревенского олуха? Вы видели, как он запачкал жиром рукав моего платья? Отныне я становлюсь фермершей, гуси и козы вечно будут толочься вокруг меня. – Неожиданно в се голосе вспыхнула пронзительная нотка безнадежности, но Мэв взяла себя в руки и продолжала.

– Такой неотесанный. Он еще хуже, чем мой первый муж.

– Господи, что я натворил, – прошептал лорд Грэстан в ужасе. – А я-то отказывался верить им. Ровена предупреждала меня. Я сказал, что из ненависти к вам она видит только самое плохое. Джон славный малый, он не заслуживает такую жену, как вы, – вырвалось у него. – Что ж, дело сделано и исправить его ничем нельзя. Я сам приложил к этому руку. Но еще можно предупредить его. Надеюсь, Джону удастся вколотить в вас хоть немного благодетели.

– Слишком поздно, – сказала она со смешком, с вызовом бросив взгляд на Рэннольфа. – Моя власть над ним безгранична. Он очарован мной и не будет никого слушать. – Мэв откинула голову назад, так что свет от очага, падающий на нее, только подчеркивал красоту этой женщины. Уголки рта приподнялись в едва заметной улыбке, глаза сверкали. – Только попробуйте мешать мне, я уничтожу вас в глазах ваших же людей, – она с издевкой отвесила ему низкий поклон и направилась к лестнице.

– Ульрик, проводи ее, – приказал лорд Грэстан. – Удостоверься, что она вернулась в постель к мужу. Разбуди парочку слуг, пусть они встанут по обе стороны двери от спальни, чтобы она не убежала оттуда до того, как проснется сэр Джон. После этого поможешь мне одеться. А тот из вас, кто слышал, что произошло этой ночью, и проронит хотя бы одно слово, прежде чем я поговорю с сэром Джоном, лишится своей головы.

Слуга кивнул и побежал за ней следом. Когда Ульрик вернулся, лорд Грэстан был уже в шерстяных толстых наколенниках и рубашке, которая служила прокладкой между его телом и кольчугой. Натянув вдвоем кольчугу и закрепив ее, они остановились, чтобы передохнуть.

– Каким же я был глупцом! – вырвалось у Рэннольфа.

– Да, милорд, – сказал Ульрик, – это верно. Но потом вы образумились и женились на нашей госпоже, да благословит Господь вас обоих. – Слуга нагнулся, чтобы поднять железные доспехи, и не видел, с каким исказившимся лицом его господин встретил эти слова.

 

Глава пятнадцатая

Ровена с нетерпением ждала, когда спустятся гости. Они запаздывали на целый час, а этот час она предпочла бы потратить на приготовления к приезду епископа. Вместо этого она должна была в парадных одеждах встречать новобрачных. А они мешкали там, наверху, а ей ничего не оставалось делать, как расхаживать перед столами, накрытыми для трапезы, и предаваться ужасным воспоминаниям о событиях прошедшего вечера.

Дело не в том, что она не могла забыть ночи, проведенной на неудобной кушетке, в продуваемом сквозняками углу на женской половине. До рассвета она корила себя за то, что так глупо попала в ловко расставленную ловушку. Несмотря на уверения Темрика, что есть еще надежда, она не видела выхода из той трясины, в которую ее угораздило попасть.

– Доброе утро, дорогая Ровена, – раздался голос с балкона второго этажа. Леди Мэв оделась в темно-оранжевое, расшитое золотом платье, из-под которого виднелась нежная шелковая юбка бледно-персикового цвета. Волосы она тщательно уложила и разукрасила разноцветными лентами. Ровена прищурилась. Нет сомнения, эти безделицы и были причиной их опоздания.

– Наверное, тебе следует сказать: «Добрый день», любовь моя, – поправил ее сэр Джон. – Мы почти целый день проспали.

Муж являл собой резкий контраст рядом со своей женой. На нем был все тот же свадебный костюм, уже запачканный и несколько помятый. Волосы торчали в разные стороны, как будто гребень никогда их не касался.

Молодая жена близко склонилась к супругу и, зардевшись румянцем, хриплым голосом прошептала:

– И в самом деле?

Леди Грэстан придала своему лицу подобающее спокойное выражение и пошла им навстречу, в то время как они спускались по лестнице в зал.

– Надеюсь, покои пришлись вам по вкусу?

– Мне да, – пробормотал Джон, – а как тебе?

Мэв ответила на его взгляд улыбкой.

– А ты как думаешь, любовь моя? – И, повернувшись к хозяйке дома, воскликнула: – Ах, бедняжка, ты выглядишь так, словно всю ночь не сомкнула глаз. – Еле уловимое злорадство в голосе женщины навело Ровену на мысль о том, что та прекрасно знала, какой скандал произошел по ее вине.

– Это от волнения, – сказала Ровена, как можно спокойнее, приготовившись выслушивать все изощренные колкости леди Мэв. К ее удивлению, та оставила эту тему в покое.

– Ах, какое на тебе прекрасное платье! Раньше я никогда его не видела. Этот оттенок голубого как раз под цвет твоих глаз, а какими камнями и блестками оно отделано!

Леди Грэстан стоило огромных усилий держать себя в руках, пока Мэв трогала крошечные сверкающие камни и бусины. Как ей хотелось ударить эту женщину, сделать ей больно. Но чего она этим достигнет теперь?

Ровена даже не могла винить во всем одну только Мэв, ведь из-за своей глупой ревности она сама себя завела в ловушку. Ее сердце снова заныло..

Леди Эшби со вздохом обернулась к мужу.

– Ах, Джон, как ты думаешь, будет ли и у меня когда-нибудь такое же платье? – И сделала вид, будто спохватилась. – О, что я говорю! Оно, наверное, ужасно дорогое.

– Если тебе хочется, любовь моя, у тебя будет три таких, и к черту расходы! – ответил Джон Эшби. Его глаза загорелись от удовольствия.

– Ах, милый, ты так добр ко мне, – вздохнула она и, прильнув к нему, коснулась губами его щеки.

Его загорелое лицо запылало от счастья. Он обнял ее, прижал к себе и обратился к Ровене.

– Вы видели сегодня мою дочь, миледи?

– Да, Никола поднялась очень рано и уехала в город с моими людьми. Не хотите ли сесть за стол, чтобы мы могли начать трапезу? – Она указала в сторону находящегося на возвышении стола, специально приготовленного для гостей и продолжила, – Никола сказала, что ей нужно сделать кое-какие покупки. Я думаю, не пройдет и часа, как она вернется.

– Ах, да, она мне что-то говорила об этом. – Сэр Джон повел свою жену вокруг стола и спросил. – А где же лорд Грэстан? Столько телег снуют туда-сюда, что можно подумать, не готовится ли он к осаде?

– Нет, ничего подобного. – Не дожидаясь, пока они усядутся, Ровена подала знак слугам на кухне подавать на стол. Между тем виночерпий наполнил кубки, а водонос принес свою чашу и полотенца. Обычно все эти действия совершались в строгой последовательности, чтобы придать трапезе торжественность.

Сэр Джон подвинул для жены тяжелый стул. Леди Мэв уселась на него, совершив волнообразное движение, и обратила свои глаза-звезды к мужу.

. – Благодарю вас, милорд, – произнесла она с придыханием.

– Для меня это одно удовольствие, – он снова улыбнулся ей, словно считал себя недостойным ее. Потом обратился к хозяйке. – Так что же здесь происходит?

Ровена села рядом с ним на скамью.

– Вчера поздно вечером милорд получил известие, что сюда едет епископ Хирфордский, чтобы решить судьбу моего наследства. Мой супруг выехал ему навстречу.

Джон внимательно следил, как виночерпий наполнил кубок, затем быстро осушил его, велел вновь наполнить кубок и только потом отпустил его.

– Ах, – с удовольствием произнес он, – в Грэстане подают отличное вино, миледи. Бедняга Рэннольф! Принимать у себя епископа – дорогостоящая привилегия. Такие знатные гости превышают возможности Эшби, и, слава Богу, нам никогда не придется нести на себе это бремя.

– Неужели это правда, – с благоговением сказала Мэв, – епископ здесь? Знаете, я искренне рада, что эта ответственность не легла на мои плечи. Ты такая умелая, а у меня, за что ни возьмусь, все валится из рук.

Джон нежно похлопал жену по руке.

– Ну, ладно, ладно, любовь моя, не надо так уж на себя наговаривать. Да и зачем тебе думать о разных мелочах, если тебе это не по душе? Для чего тогда слуги, как не для того, чтобы заботиться о тебе?

– Я и не знаю, – сказала она с таким видом, словно эта мысль до этого дня никогда не приходила ей в голову.

Ровена отвернулась и протянула руки над чашей, а слуга стал поливать ей. Это занятие помогло Ровене скрыть свое отвращение. Вытерев руки полотенцем, леди Грэстан велела слуге перейти к сэру Джону. Как было бы хорошо для всех, если бы эта женщина оставалась в монастыре до конца своих дней. Она будет веревки вить из бедняги, а когда тот станет ей ненужным, швырнет его прочь.

– Послушай, любовь моя, не хочешь ли ты вот этого блюда? Это похоже на курицу в… – он обмакнул палец в соус и сунул его в рот, – …в соусе из сладкого лука, – объявил он жене. – Очень вкусно, миледи.

– Милорд, – мягко упрекнула его Мэв, – сначала вы должны вымыть руки. Посмотрите, здесь ждет человек, он держит чашу с водой для вас.

– Ах, да! Боюсь, в Эшби мы редко придерживаемся этикета. До свадьбы мы жили там только вдвоем с дочерью, гостей бывает мало, вот мы все и упростили. Может, ты научишь нас, деревенских увальней, любовь моя. – Он хохотал, пока мыл руки. После этого сэр Джон переложил еду с подносов на деревянные доски, лежащие перед ними на столе. Высоко подняв ложку, полную соуса, он обратился к хозяйке. – Понимаете, оценка вашего наследства может затянуться на недели, если охота пойдет удачно. В доме будет полно народа, не лучше ли будет, если мы уедем?

– Осторожнее, – сказала Мэв с еле заметным раздражением, – с ложки капает!

– Прости, любовь моя, – рассеянно сказал он. Пока Ровена отвечала, он вытер пальцы о себя.

– Милорд ничего не сказал о том, сколько продлится этот визит, но предупредил, что вы вправе оставаться здесь столько, сколько пожелаете, а если хотите, то можете присоединиться к охоте.

– Джон! – воскликнула его жена поспешнее, чем ей того хотелось. – Это невозможно. – Когда Ровена и Джон повернулись к ней, она торопливо продолжала. – Здесь будет так много народа, что, боюсь, мы не сможем уединиться. – Голос Мэв обольстительно задрожал, когда она прильнула к плечу мужа.

И снова Эшби покраснел от удовольствия.

– Я согласен с тобой, любовь моя. К тому же сюда прибудут высокородные особы. Однако следует дождаться Рэннольфа, чтобы поблагодарить его и попрощаться.

– Конечно. Поступить иначе было бы непростительной грубостью, – ответила Мэв и одарила его ослепительной улыбкой. – Мне кажется, что одну ночь в разных комнатах еще можно было бы потерпеть. – Она подлила вина в его кубок. – У нас впереди еще столько ночей, целая жизнь!

– Да, целая жизнь, – повторил он со вздохом, а затем полностью отдался поглощению еды. Так же, как в прошедший вечер, сэр Джон всячески ухаживал за женой, пока она не объявила, что сыта и больше есть не в состоянии.

Чем больше Ровена наблюдала за ними, тем сильнее ныло у нее сердце. Это так несправедливо. Мэв недостойна этого доброго человека. Он не скрывал своей любви к ней. Выражение его глаз и то, как он прикасался к ней, говорили о глубоком чувстве достаточно красноречиво. Ровена отвернулась, чтобы новобрачные ничего не заметили. Ах, как ей хотелось бы, чтобы и она была так же любима, когда с женщиной обращаются, как с сокровищем, которому нет цены.

– Сестра, не правда ли, какой сегодня чудный день, – сказала Мэв, вновь обращая на себя внимание Ровены. – Какое счастье после таких дождей снова видеть солнце. Вчерашнее путешествие было ужасным. Видела бы ты, во что превратился мой плащ!

Сэр Джон сочувственно улыбнулся.

– Да, мы тоже доехали с трудом. К счастью, Эшби недалеко отсюда, а то мы, наверное, утонули бы, прежде чем добрались сюда. Я надеюсь, что хорошая погода продержится еще хотя бы день, чтобы мы смогли благополучно вернуться домой.

– А ты думаешь, что она не продержится? – спросила Мэв так быстро, что вопрос прозвучал почти резко. – Пытаясь сгладить эту резкость, она добавила с запинкой: – Я… я только хотела сказать, что монастырь… где я пребывала несколько последних месяцев… находится всего в нескольких минутах езды от Грэстана. Мой новый дом значительно дальше. Если будет дождь… – Она сделала в этом месте паузу и вдруг спохватилась, словно ей пришла в голову внезапная мысль, – но нет, прошу, не обращайте на меня внимания. Я поступлю так, как велит мне долг. Хорошо бы, конечно, дождаться Рэннольфа. Но я знаю, что не выдержу целых две ночи вдали от собственной спальни, так что завтра мы уедем и неважно, будет ли дождь или нет. – Она сжала руку мужа.

Сэр Джон долго смотрел на нее, потом повернулся к хозяйке:

– Вы думаете, что лорд Грэстан не обидится если мы уедем сегодня?

– Нет, любовь моя, – кротко возразила Мэв, – мы уже решили, что должны остаться. Не стоит рисковать расположением твоего господина ради моих глупых капризов.

– Сердце мое, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что надо воспользоваться хорошей погодой и уехать. В самом деле, мы здесь будем только мешать, и у Рэннольфа сейчас появились более важные заботы. – Он обернулся к Ровене. – Мы подчинимся вашему решению, миледи. Ехать нам или остаться?

Леди Грэстан взглянула на красивую женщину, сидевшую рядом. Мэв явно хотела уехать как можно скорее. Но зачем ей такая спешка, этого она понять не могла. Что если в свите епископа какой-нибудь всадник был ее любовником, с которым ей не хотелось встречаться? Но ответ Ровены был продиктован ее страстным желанием поскорее избавиться от ненавистной леди Мэв.

– Я уверена, что милорд, мой муж, огорчится, узнав о вашем отъезде, но он поймет желание супругов поскорее уединиться в своем собственном гнездышке. Если на то есть ваше желание, то отправляйтесь.

– Ты хочешь ехать? – Джон взял жену под руку.

– Я хочу только одного, быть с тобой, – Мэв благодарно улыбнулась в ответ на его взгляд. – Отвези меня домой, муж мой.

– С радостью, жена. – Он встал, помог ей подняться. – Прошу извинить, миледи, но нам нужно приготовиться к отъезду. Не пошлете ли вы за моей дочерью в город?

– Как пожелаете, лорд Джон, – ответила Ровена, и они удалились. Новобрачные уже скрылись на лестнице, когда Ильза встала из-за стола для прислуги и подошла к своей госпоже.

– Интересно, что это ей так приспичило?

– Не задавай лишних вопросов, а благодари Бога за подарок судьбы, Ильза, – ответила Ровена. – И все же это странно. – Она встала и направилась в буфетную. – Да, если как следует поразмыслить, то это должно было случиться скорее поздно, чем рано. Надеюсь, что они поторопятся. Чем скорее они уедут, тем раньше я смогу переодеться в свое будничное платье. Ты закончила с верхними покоями?

– Да. Нам осталось только убрать вашу комнату, как только счастливая пара освободит ее. Оставить кровать там, где она стоит, или вернуть на место вашу?

– Нет, оставь все, как есть. – Кровать все еще принадлежала Ровене, и она будет держать ее про запас столько, сколько вздумается. – Аллен, – крикнула леди Грэстан через весь зал, – убери посуду с этих столов и отодвинь их, но смотри, чтобы самое лучшее угощение было готово на тот случай, если епископ пожелает поужинать вечером.

– Хорошо, миледи.

Но она уже не слушала его, так как через дверцу в глубине зала вышла во владения виночерпия, чтобы посмотреть, как идут у него дела.

Поскольку поклажи было немного, да еще повозка с вещами леди Мэв стояла неразгруженной со вчерашнего дня, сборы заняли меньше часа. В тот момент, когда Никола входила в ворота, отец уже приказал своим людям седлать лошадей. Подсаживая новобрачную в седло, сэр Джон сказал:

– Надеюсь, ты не передумаешь и не будешь жалеть о том, что упустила шанс попрощаться и поблагодарить нашего господина. Мы ведь можем остаться еще на один день, чтобы проститься должным образом.

– Жена должна думать о семье прежде всего, – ответила его супруга. – Кроме того, мне многому придется учиться. Только подумай – веять зерно, взбивать масло, печь хлеб. Каждая минутка у меня будет чем-нибудь занята. Может, я так буду уставать в конце дня, что для тебя ничего и не останется, мой милый бедняга.

– Никогда, – возразил он, счастливо улыбаясь. – Никола позаботится, чтобы ты никогда не перетруждалась. Ты такая хрупкая и изящная, что должна следить за собой, а то еще заболеешь.

Его дочь одарила мачеху коротким красноречивым взглядом, но промолчала. Вдруг все разговоры перекрыл клич дозорного.

– Но кто же едет сюда? – воскликнула новоиспеченная леди Эшби, бросив быстрый взгляд на ворота. Нечто близкое панике промелькнуло в ее глазах. Ровена поняла, что опасность та ждала от приезда епископа.

Но в воротах показался Гилльям. Леди Мэв, явно вздохнувшая с облегчением, все же была несколько разочарована.

– А я надеялась, что это Рэннольф, и мы сможем проститься с ним.

Молодой человек окинул взглядом группу людей во дворе замка, остановил лошадь и соскочил с седла. Он неучтиво отвернулся, не желая ни с кем из них разговаривать, и прошествовал прямо к главной двери замка.

– Миледи, мне надо поговорить с вами, когда они уедут, – крикнул он, обернувшись через плечо.

– А я-то думала, где это вы прячетесь, – крикнула ему леди Эшби, как ни в чем ни бывало. – Не хотите ли вы поздравить меня с замужеством?

Он остановился на полдороге, потом медленно повернулся к ней, стаскивая с рук перчатки.

– Мои самые сердечные поздравления, – холодно сказал он.

– Ах, какой вы славный мальчик, – воскликнула она, словно не замечая его враждебности. – Почему бы вам не поцеловать новобрачную, как того требует обычай?

– Этот обычай не для меня, – отрезал он.

Ровена увидела, как сдвинул брови сэр Джон, узрев в этом оскорбление своей жены. Он двинулся вперед, в центр двора, с грозным видом. Ровена бросилась к Гилльяму.

– Прикусите язык, – шепнула леди Грэстан. – Пойдите и пожелайте им обоим счастья. Вы не умрете от этого. – Громким голосом она продолжала: – Значит, ваш визит к сэру Джослину оказался таким неудачным, что вы возвратились домой в плохом настроении?

Он посмотрел на Ровену, вздохнул и понял намек.

– Увы, все вышло не так, как я предполагал. – И добавил шепотом для нее: – Все закончилось на час раньше. – Потом пересек двор, чтобы поздороваться с Эшби. – Прошу прощения за грубость, лорд Джон. Для меня большое счастье, что я застал вас, промедли я еще немного, и у меня не было бы случая пожелать вам счастья. И вашей… прекрасной супруге. – Он запнулся на комплименте, скрепя сердцем, выдавил улыбку.

– Вот ты какой, Гилльям, – добродушно рассмеялся Джон. – Я совсем не узнал тебя, хотя должен был догадаться. Кроме тебя и твоего брата немногие превосходят меня ростом. Клянусь, ты еще больше вырос с тех пор, как я видел тебя в последний раз, когда ты отправлялся к Святой Земле. Мой бейлиф сообщил мне, что ты служишь управляющим у брата и приезжал в Эшби, когда я вместе с лордом Грэстаном находился в Ноттингеме.

– Вы правы, лорд Джон, я был там по приказанию миледи. Она желала познакомиться с владениями Грэстана и размерами податей. Вы обосновались в прекрасном уголке. – Его голос выдавал затаенную тоску, и Ровена вспомнила, с какой уверенностью он утверждал, что никогда не получит от брата своей доли.

– Да, это чистая правда, – милостиво согласился сэр Джон, теперь совершенно умиротворенный.

– Знаете ли вы о том, что угол южной стены немного расшатался? Я заметил, но понял в чем дело только на другой день, как уехал от вас.

– Надо же! – произнес Эшби с удивлением. – Но там и прежде бывало такое. Вода с реки просачивается в стены и размывает кладку. Но раз это замечено, то легко и поправить. А помнишь мою дочь, Николу? – Он указал на высокую девушку, которая все еще стояла у своей лошади. – О, что за глупости я говорю. Ты, конечно, беседовал с ней, когда был в нашей усадьбе.

– Нет. Когда я приехал, ее не было дома, а я не мог остаться на всю ночь. Бейлиф сказал, что она ушла в деревню, чтобы помочь женщине при родах. – Гилльям испытующе посмотрел на девушку и улыбнулся более естественно. – Хотя я смутно помню, но, Боже мой, кажется, мне было двенадцать, а ей семь, когда мы виделись с вашей дочерью последний раз. Если я не ошибаюсь, я был не на шутку рассержен из-за того, что она за все время нашего визита не отходила от меня ни на шаг. Ты немного подросла с тех пор, Никола, – сказал он, обращаясь к ней. – Господи, мы с тобой почти одного роста. Сейчас-то я не обижаюсь, когда за мной ходят по пятам, – он дружески ей улыбнулся.

Никола отблагодарила его улыбкой и сощурила глаза, но ничего не сказала, а вскочила в седло без помощи грума. Потом она нагнулась за оставленной на земле корзинкой, но Гилльям опередил ее.

– Что вы делаете! – вскрикнула она, – это моя корзинка, отдайте немедленно!

– Рад служить, – рассмеялся он и уложил корзинку в сетку сзади седла.

– Неужели я выгляжу так, будто нуждаюсь в помощи? – произнесла она нарочито резко. – Если бы мне была нужна ваша помощь, то я попросила бы о ней.

– Миледи, от ваших изысканных манер я падаю в обморок, – ответил он, явно развеселившись. И обратился к сэру Джону. – Знаете, ваша дочь – премиленькая, только неужели она всегда такая резкая на язык?

– Всегда, – вздохнул Эшби. – Помолчи, дочь, иначе обидишь брата лорда Грэстана так же незаслуженно, как обидела его самого.

– Никола, будь осторожна, – раздался голос леди Мэв. – Он разыгрывает галантного кавалера, хотя на самом деле настоящая свинья. Немало девушек в округе родили от него светловолосых ребят. – Она улыбнулась, искусно вернув себе всеобщее внимание. – Ах, Джон, не лучше ли нам поторопиться. Я вижу, как собираются тучи.

– Как велите, миледи, – отозвался ее супруг. – Еще раз благодарю вас, леди Ровена, за гостеприимство. Когда вернется ваш господин, поблагодарите его от нашего имени и пожелайте успеха в его трудах. – Он вскочил в седло и дал сигнал кавалькаде отправляться в путь.

– Прощайте, – воскликнул он.

– Прощай, моя дорогая сестра, – крикнула Мэв. – Не забывай меня. Будь уверена, я никогда не забуду тебя и все, что ты сделала для меня. – Она выехала за ворота. За ней последовали Никола и остальная свита сэра Эшби.

– Скатертью дорога, – выдохнул Гилльям, когда они скрылись из виду. – Мэв не будет больше докучать нам.

– Ах, Гилльям, – сказала, чуть не плача, Ровена. – Она сделает сэра Джона посмешищем, нарушив супружескую клятву. Как я раскаиваюсь в том, что согласилась на заключение этого брака!

Он развязал свой капюшон и откинул его с головы.

– В вашем голосе я слышу больше, чем просто тревогу за лорда Джона. Что еще случилось за время моего отсутствия?

– Ничего. – Гилльям начал было настаивать, но она покачала головой и подняла руку, чтобы успокоить его. – У меня есть более важные новости для вас. Сегодня здесь будет епископ Хирфордский. Он намерен решить дело о моем наследстве и одновременно насладиться охотой в наших лесах.

Гилльям поднял брови.

– Это означает, что я буду лишен моих покоев? Я так и думал, – ответил он на ее кивок. – В таком случае я удаляюсь в гарнизон. Когда должен прибыть епископ?

– До заката – вот все, что велел передать мне лорд Грэстан.

Гилльям кивнул и некоторое время пристально смотрел на нее. Она почувствовала себя неловко под его взглядом и попыталась улыбнуться, не понимая, как жалка эта попытка.

– Вы такая грустная. У меня душа болит, когда я вижу, как мой брат с вами обращается.

– Совсем не так уж плохо, – быстро возразила она. – Вы принимаете усталость за грусть. Прошлой ночью я почти не спала, все вертелась и не могла улечься на неудобной постели.

Гилльям усмехнулся.

– Миледи, вам плохо удается обман. Что ж, если вам захочется излить свои тревоги благодарному слушателю, который не станет распространяться о них, я к вашим услугам.

– Благодарю, – сказала она уже с более естественной улыбкой. – Знайте, что я ценю вашу дружбу, она придает мне чувство уверенности, я знаю, что меня здесь любят. А теперь, если вы поторопитесь и освободитесь от кольчуги, то еще сможете застать остатки еды на кухне. Сегодня у нас барашек, вымоченный в розмарине, – сказала она, поддразнивая его, зная, что это одно из его любимых блюд.

Гилльям растаял в предвкушении лакомства.

– Ничего больше не говорите. Я уже иду. Мой слуга освободит меня от доспехов, пока я буду есть.

– А я тем временем освобожусь от своих, – Ровена подергала рукав своего изысканного парадного платья. – Мэв уехала, епископ еще не прибыл, а я умираю от жары. – Она устало улыбнулась.

Молодой рыцарь радостно поспешил на кухню, а она вернулась в замок к своим хлопотам.

 

Глава шестнадцатая

Рэннольф галопом подъехал к центральным воротам замка Грэстан и крикнул охраннику, пришпоривая своего скакуна:

– Скажи мне, Эшби уже уехал?

– Да, милорд, – ответил человек. – Больше четырех часов назад.

– Черт!

Он спрыгнул с седла и провел своего уставшего скакуна через ворота. Мэв была вольна уехать, но она глубоко ошиблась, если думала, что так просто отделается от него. Рэннольф отдал уздечку конюху и пошел через двор замка.

Если беседа с Мэв откладывалась, то это совсем не значило, что откладывается его объяснение с женой. По меньшей мере, он должен принести ей свои извинения, если она, конечно, примет их. Он мог только надеяться, что еще не совершил того, что предлагал Темрик, и сохранил надежду на примирение с женой.

Во время его краткого отсутствия двор замка преобразился. Западная его часть теперь была поделена заборчиками на несколько небольших площадок. В одних загонах стояли лучшие лошади, в других находились животные, предназначенные для стола; кроме того, там содержались быки и коровы, свиньи и бараны для лиц, не принадлежащих к духовенству, и слуг.

Для тех, кто отдал себя служению церкви, была заказана разнообразная рыба: от карпов до щук и угрей. Рэннольф готов был поспорить, что торговцы рыбой уже до отказа заполнили грэстанский бассейн, находившийся неподалеку от реки.

Несомненно, Ровена позаботилась о приобретении для важных гостей трески, пикши и моллюсков.

Джон Фоулер и его сыновья, как лорд Грэстан догадывался, работали, не покладая рук, чтобы наловить достаточное количество жаворонков, черных и обыкновенных дроздов, которые будут зажарены вместе с павлинами и лебедями. Эти блюда должны будут дополнить обычную светскую трапезу, состоящую из отлично приготовленных голубей, гусей и цыплят.

На свежей траве были разложены только что выстиранные постельные принадлежности, полотенца и скатерти. На веревках проветривались шерстяные одеяла. Прачки с полными корзинами белья шли по направлению к центральным воротам, а оттуда – к реке.

Внутренний двор был полон людьми и стоявшими тут же телегами. Все столпились у лестницы, по которой несли бочонки с вином и другую провизию наверх в замок. В холле так же, как и во дворе, кипела бурная деятельность. Его люди пытались найти место для будущих гостей, количество которых почти вдвое превышало наличие комнат. Несомненно, столовые переоборудовались, в комнатах делалась соответствующая перестановка.

Неожиданно Рэннольфа охватил непонятный страх, и он поспешно покинул холл. Едва ли сейчас было подходящее время разыскивать жену для разговора. Лорд Грэстан хотел сказать ей гораздо больше, нежели просто ограничиться дежурным приветствием. Он хотел многое объяснить ей, оставалось много вещей, о которых она больше, чем кто-либо другой, имела право знать. Придется подождать, если Ровена вообще захочет его выслушать. Своим прежним поведением он отнюдь не заслужил ее расположения.

– Милорд, – послышался голос дворецкого, отвлекший Рэннольфа от грустных размышлений. – Что вы здесь делаете? Я только что вернулся из города и не видел кортежа епископа. Неужели он уже приехал? – В его голосе послышалась паника.

– Нет, я просто вернулся раньше. Епископ ненадолго откладывает свое прибытие. Передай об этом миледи, хорошо? Самому мне сейчас не хватает смелости пройти через холл. Попроси ее не ворчать по поводу этой небольшой перемены и передай, чтобы она пришла ко мне, когда освободится. Я буду у Темрика в гарнизоне. Обязательно передай ей мои слова.

– Хорошо. Послать мне за вашим слугой?

– Нет, не беспокойся. Все, что мне потребуется, я найду у своего брата.

– Как скажете, милорд, – кивнул дворецкий, Рэннольф отпустил его, и тот поспешил по своим делам.

Лорд Грэстан вошел в замок через заднюю дверь, кивнув человеку, охранявшему этот узкий ход, и прошел через часовню в гарнизонную комнату, которая располагалась за холлом, прямо под его спальными покоями. Внутри было прохладно и темно, особенно приятно это было ощущать после целого часа быстрой езды под жарким солнцем в тяжелых доспехах.

Он со вздохом облегчения снял с головы шлем со стальной сеткой и шерстяную предохраняющую шапку.

Почему ему не пришло в голову, что Мэв захочет уехать раньше, чтобы не дать возможности лорду Грэстану переговорить с ее мужем. Однако, как ей это удалось? Сам Эшби никогда не покинул бы замка, не испросив предварительно разрешения у своего лорда. К тому же было не принято, чтобы гость покидал дом, лично не поблагодарив хозяина за гостеприимство.

– Рэннольф, – воскликнул с удивлением Темрик. – Что ты здесь делаешь? Я не слышал сигнала о прибытии кортежа епископа.

– Правильно. Потому что я приехал один. Темрик, я смертельно устал и изжарился под этим металлом. Помоги мне, пожалуйста, снять доспехи.

Рэннольф снял свою накидку и кинул ее на пол.

– Вот! – Темрик отпихнул ногой несколько валявшихся на полу коротких гвоздей и набросал на очистившееся место сена, – становись сюда. Эй ты, отложи кости и принести милорду воды и полотенце, чтобы он мог помыться. Вальтер! Принеси вина и чистый кубок, да поторапливайся!

– Проследи, чтобы он был хорошо вымыт, – добавил лорд Грэстан и опустился на колени у ног своего брата. Темрик медленно и аккуратно стащил длинную кольчугу. Освободившись от нее, Рэннольф тут же сам снял наколенники, потом сбросил свою защитную нижнюю одежду.

– И как только Гилльям выносил такое в Святой Земле? – Рэннольф с облегчением задышал полной грудью, холодный воздух нежно обдувал его разгоряченное тело. – Теперь я возьму этот кубок.

Солдат передал ему чашу и кувшин с вином. В это время Темрик отвечал на его вопрос:

– Он говорит, что у Ричарда было достаточно ума, чтобы они продвигались только в прохладные утренние часы. Но все равно были воины, получившие солнечный удар. Полагаю, Гилльям был слишком молод и глуп, чтобы поверить, будто он может умереть подобным образом, поэтому и остался в живых. – В его голосе слышалась насмешка. – «Большой человек – маленький мозг», я всегда это говорил.

– Только лишь потому, что ты не такой высокий, как мы, – возразил ему Рэннольф со смешком.

– Итак, что с епископом? – спросил Темрик.

Брат ответил, улыбаясь:

– Он приезжает не только ради моих интересов. Это раздражительный человек, к тому же, смертельно уставший от своей поездки через всю страну! Но епископ мечтает опять привлечь меня к службе короне. Похоже, архиепископ нашел новые обязанности английскому рыцарству.

– Конечно же, неоплачиваемые, – криво усмехнулся Темрик.

– Конечно, – ответил Рэннольф, делая глубокий глоток из кубка. Потом он наполнил его снова. – Во всяком случае, Освальд слишком старался. Вильям всегда хотел повременить со своим приездом сюда, пока моя дорогая теща и шурин не смогут присоединиться к нему. Он сказал, и, честно говоря, я должен с ним согласиться, что пригласил их приехать, пока епископ является моим гостем, – это все равно, что предложить, чтобы его решение склонилось в мою пользу. В конце концов мы просто расшаркивались друг перед другом, каждый старался превзойти другого в вежливости. Наконец, было решено, что мы с миледи должны покинуть Грэстан, пока он проживает в нем и ждет наших родственников. Гилльям должен играть роль гостеприимного хозяина и главы охотников. Если сохранится изобилие продуктов в наших кладовых, мои интересы тоже будут соблюдены.

– И куда ты едешь?

– Сначала в Апвуд, где останется миледи, потом в Эшби, чтобы предупредить сэра Джона о его жене.

Темрик удивленно приподнял брови, но ничего не сказал, только переставил поближе к брату кувшин с водой и взял в руки полотенце.

Обмывая свое тело, Рэннольф объяснил:

– Прошлой ночью я послал Ульрика принести одежду и доспехи из спальни. Когда он вернулся, за ним по пятам шла Мэв. Она обернула свое тело одеялом, а волосы распустила, всем своим видом откровенно предлагая себя.

Отвращение Рэннольфа при мысли о ее наглом поведении еще больше усиливалось. Действия Мэв глубоко оскорбили его гордость. И не только эта женщина считала лорда Грэстана способным на такое бесчестие, такого же мнения, кажется, придерживалась и его жена. Неужели и другие могли плохо о нем думать? Рэннольф ждал реакции брата на свою откровенность.

– И она была разочарована.

Легкость, с какой Темрик произнес эти слова вместе с непоколебимой уверенностью в голосе, были бальзамом на кровоточащую рану Рэннольфа, и он продолжил свой рассказ.

– Да. Когда она поняла, что я не поддамся на ее обольщение, то попыталась отомстить мне, заметив, что кое-что знает о смерти Изотты. Но она не знает всей истории и предположила самое худшее. Полагаю, что, сообщив мне о своей осведомленности, Мэв надеялась заполучить надо мной хоть какую-то власть. – Он на минуту замолчал. – Боже мой, зря она сказала эти слова. Именно тогда я поклялся, что переговорю с ее мужем, когда возвращусь домой. Теперь, похоже, она сбежала в Эшби; придется мне туда ехать.

– Тебя предупреждали, – сказал Темрик спокойно, – и не только твои люди. Неужели ты сам никогда не задавался вопросом, почему родственники ее первого мужа отвергли ее, а потом после его смерти не приняли?

Рэннольф слегка нахмурился.

– Но ты сам знаешь, что это вовсе не так необычно, особенно, если после брака не осталось детей. Гилльям и Ровена представили мне ее как сумасшедшую. Но я не хотел верить их заявлениям, потому что не видел никаких подтверждений этому, хотя прожил в одном доме с ней достаточно долго. Теперь я на всю жизнь привязал к Мэв бедного Джона. Если я ничего не стану предпринимать, этот брак навсегда останется пятном на моей совести. Интересно, думает ли она, что избежала моего намерения предупредить Джона?

Темрик отрицательно покачал головой.

– Нет, она слишком умна для этого. И к тому же предупреждена. Она уже позаботилась, чтобы Эшби безгранично доверял ей. Твое вмешательство в отношении любовной парочки ни к чему хорошему не приведет.

Рэннольф возразил:

– Сэр Джон – мой самый преданный вассал. Она никак не сможет его изменить. – Потом, вытирая лицо и тело грубым полотенцем, попросил Темрика: – Я знаю, что твоя одежда слишком коротка для меня, но не можешь ли ты одолжить мне рубашку? Мне нужно перекусить, после чего я намерен найти тихий уголок и немного поспать.

– Ищи сам, – сказал брат, открыв сундук.

– Хорошо, что твоя одежда мне не подходит, – размышлял вслух лорд Грэстан, – коричневая, коричневая, коричневая, да, – богатый выбор.

Темрик хлопнул его по плечу.

– Просители не выбирают, – сказал он, потом рассмеялся. – Ты можешь говорить, что смертельно измучен, но давно я не видел тебя в таком хорошем расположении духа.

Рэннольф надел свои рейтузы, потом взял рубашку Темрика из аккуратной стопки, лежавшей в сундуке.

– Итак, ты, наконец, решил поговорить с женой, – осторожно предположил Темрик.

Рэннольф надел широкую льняную рубашку, совсем не удивившись такому замечанию. Были моменты, когда старший брат понимал его лучше, чем он сам себя.

– Если того пожелает Господь, все еще можно будет уладить. Мне кажется, пришло время залатать прореху между нами, возникшую по моей вине, – сказал Рэннольф, закатывая слишком длинные рукава.

– Здравый смысл, наконец, возобладал?

Темрик передал ему ботинки.

– Подумал, тебе будет приятно, – ответил лорд Грэстан, подражая краткой манере речи своего брата, потом он крякнул, когда тот вновь неожиданно хлопнул его по плечу. Быстро закрыв за собой дверь, Рэннольф громко рассмеялся и направился на кухню.

Спустя два часа после отъезда Эшби Ровена спустилась во двор и направилась к конюшням.

Они должны быть приведены в должный вид, каждую лошадь необходимо хорошо почистить, а в стойла постелить свежую солому. Конюхи и грумы гостей будут спать здесь. Их следует поместить вместе со всеми слугами, которые работают при конюшнях и обычно спят рядом со своими подопечными лошадьми. Похоже, здесь им понравится. Находиться в свежевычищенной конюшне, на таком прохладном воздухе гораздо приятнее, чем тем, кто будет спать в замке.

Гилльям встретил Ровену на полпути к конюшням.

– В заднем крыле разместится человек десять. Все зависит от того, сколько лучших скакунов вы захотите здесь поставить, – сказал он. – Не представляю, какое количество людей мы сможем поместить вместе с нашими слугами.

Он внимательно оглядел ее с головы до ног.

– Вы сегодня совсем не похожи на великосветскую леди.

На лице Ровены появилась мимолетная улыбка и тут же исчезла. Она дотронулась до своей накидки без рукавов, надетой поверх домашнего платья из серой ткани.

– Ильза хотела бы, чтобы я никогда так не одевалась, но для такой работы любое другое платье будет слишком нарядным.

Внезапно у нее свело живот. Она почувствовала сильную боль и схватилась за низ живота. Боль быстро прошла, но Ровена ощущала такую слабость, что сомневалась, сумеет ли дойти до гардеробной. Она быстро-быстро заморгала. Лицо Гилльяма стало раскачиваться и расплываться перед ее глазами. Она закрыла глаза и покачнулась.

– Ровена, – вскричал он и схватил ее за руку. Она наклонилась вперед и прислонилась к нему, потому что ноги перестали ее держать. Абсолютный мрак опустился на леди Грэстан, и только благодаря сильным рукам молодого рыцаря она не упала.

– Что случилось? – послышался его голос, как будто доносившийся за сотни миль. – Вы больны?

На какое-то мгновение Ровена погрузилась во мрак. Потом возвратился свет, но она все еще ничего не могла видеть. Затем вернулся слух, но звуки были странно искажены и неразборчивы. Она ощутила мягкую ткань одежды под своей щекой и сильные руки, обхватившие ее. Ровена попыталась встать, но не смогла. Ни одна мышца не повиновалась ей.

Женщина глубоко вздохнула и почувствовала, что боль в животе стихает, а зрение возвращается. Медленно она отодвинулась от Гилльяма и, шатаясь, сделала шаг в сторону.

– Мои извинения, Гилльям. Я не знаю, что со мной произошло.

Из-за ее спины послышался резкий голос лорда Грэстана.

– Произошло? Каждый на этом дворе мог видеть, что произошло.

Глаза Ровены расширились от шока, когда она повернулась и оказалась лицом к лицу со своим мужем. На нем были только рубашка и рейтузы. Это казалось невозможным. Если Рэннольф находился здесь, где же тогда епископ? Не было никаких признаков, что приехал высокий церковный сановник.

– Что ты здесь делаешь? – выпалила она.

– Кажется, я удивил вас обоих, – мрачно ответил Рэннольф.

– Значит, каждый мог видеть, что произошло, да, Рэннольф?

Ровена открыла рот от изумления.

Резкий тон Гилльяма поразил ее. Теперь ей навряд ли удастся оправдаться перед мужем.

– Ты можешь идти, – сказала она Гилльяму, отходя в сторону. – Я в состоянии теперь стоять сама, – добавила она громче. – Слабость прошла.

– Ты уверена? – спросил он ее нежным голосом, но эта нежность имела смысл, без сомнения, пакостить старшему брату. Ровена с ужасом уставилась на него. Он специально старался все представить в худшем свете. Отступая еще больше назад, леди Грэстан повернулась к своему мужу, глаза которого были прикованы к Гилльяму.

– Неужели у тебя не хватает мозгов на большее, чем стоять на виду у всех, находящихся в замке, и обнимать мою жену?

Внезапный приступ ярости охватил Гилльяма.

– Какое ты имеешь право подвергать меня нападкам? Я не сделал ничего дурного! – Его голос, словно стальной клинок, угрожающе звенел в воздухе. – Это и есть твоя доброта? Неужели я всю жизнь должен быть козлом отпущения? Я не намерен больше жить в этом аду с тобой, брат, – выпалил он. – Я уже принял свою кару в каменных долинах Священной Земли. Ты тогда позаботился об этом.

– Ты глупый юнец, – мрачно произнес Рэннольф, но ядовитости уже не было в его голосе. – Я тебя не собираюсь обижать. Я хотел только заметить, как неподобающе это выглядело.

И он протянул руку для мира.

– А если я назову это ложью? – выдавил из себя Гилльям.

Ровена чуть не задохнулась от изумления. Неужели это про него она однажды подумала, что он слишком молод. Ничего не осталось от прежнего мальчишки, теперь он выглядел достаточно возмужавшим рыцарем.

– Хорошенько подумай, прежде чем отвечать, – продолжал он.

– Как ты смеешь? – угрожающе спросил Рэннольф.

– Хорошо подумай, прежде чем ответить, – повторил молодой рыцарь. – Или, если хочешь, давай встретимся вон на том поле, и ты ответишь мне мечом. – Он замолчал, как будто ожидая, что лорд Грэстан примет его вызов, потом продолжал: – Пришло время нам разойтись, брат, и я с радостью сделаю это.

Медленной походкой Гилльям зашагал к воротам.

– Боже мой, – выдохнул Рэннольф, наблюдая за его уходом, – что я наделал?

Склонив голову, словно от боли, Рэннольф повернулся к Ровене, в его глазах зажегся бешеный огонь.

– Что, во имя всех святых, ты здесь делала? Почему ты упала в его объятия? Или таким образом ты решила отомстить мне? Устроить представление предо мной и моими людьми?

Ровена вскричала:

– Милорд, как я могла совершить подобное? Я даже не знала, что вы вернулись!

– Тогда это накладывает еще более отвратительный отпечаток на ваш поступок, не так ли? – спросил он с едким сарказмом.

– Прекратите! – выпалила она. – Зачем требовать у меня объяснений, если вы все равно намерены истолковать мои слова на свой лад? Мне внезапно стало плохо, и я чуть не упала в обморок. Он подхватил меня, когда я падала.

– Придумай что-нибудь другое. Эта ложь уже приелась после того, как столько женщин ее использовали. Если ты думаешь, что я поверю этому?!

Опять слова Рэннольфа задели ее за самое сердце. Неожиданно Ровена поняла, что, задевая ее, муж пытался облегчить собственную боль. Она сжала кулаки, и ее ногти больно впились в ладони. Злость, слишком сильная, чтобы ее сдерживать, кипела в груди женщины. С криком горького разочарования Ровена с силой ударила его в грудь кулаками.

– Ты идиот, дурак, – пронзительно закричала она. – Прекрасно! Ты видишь только то, что хочешь видеть, пожалуйста! Не Гилльям козел отпущения, а – я.

Она сорвала свою накидку и кинула в него.

– Вот, возьми это! Символ моего титула светлости в этом замке! Возьми ее обратно. Я не хочу иметь ничего общего с тобой и Грэстаном.

Ровена ударила его ногой и почувствовала, что удар пришелся в голень и причинил мужу острую боль.

Он вскрикнул и упал, но женщина была слишком разъярена, чтобы остановиться.

– Ты со своими стадами свиней обращаешься лучше, чем со мной, – выкрикнула она и повернулась.

Пыль поднималась из-под ее каблуков, когда Ровена бежала через внутренний двор к внешнему, а оттуда – к передним воротам.

– Миледи, куда вы? – закричал стражник, охраняющий вход. Он выскочил к воротам, пытаясь задержать ее. – О, пожалуйста, остановитесь! Вам нельзя выходить без сопровождения!

– Уйди с дороги, деревенщина, – огрызнулась она низким и полным ярости голосом. Он отскочил в сторону, и Ровена стремительно бросилась под каменную арку и побежала по узкой дорожке, ведущей к реке.

 

Глава семнадцатая

Шагая по тропинке вдоль берега реки, мимо городских стен, Ровена не ощущала ничего, кроме бушевавшего в ней огня ярости. Никто больше не станет глазеть на нее. В сером платье скромного покроя, с простым головным убором на волосах, она выглядела, как обыкновенная горожанка, которая спешит по своим делам.

Но едва покинув стены города, Ровена снова обрела способность думать. Здравый смысл подсказывал ей, что она и здесь не найдет покоя. Все эти поля и леса, сады и деревни – оставались владениями лорда Грэстана. Ей нужно убежище, которое находилось бы вне пределов досягаемости ее бывшего мужа.

На востоке есть монастырь, где она провела многие годы и куда заточила леди Мэв. Там примут ее, но сердце не выдержит такого испытания: быть близко от Грэстана и не иметь возможности вернуться сюда. Заплачет ли Джордан, когда узнает, что она ушла, даже не попрощавшись? Ровена вздохнула, но пути обратно больше не было.

Из-за городских стен внезапно послышались вопли и треск. Неожиданная сумятица оторвала ее от печальных размышлений. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что происходило. Ровена подобрала юбки, свернула с дороги и через поле побежала к лесу, к деревьям и кустам, которые могли укрыть ее.

Она обернулась на секунду назад и увидела всадника, выскочившего из ворот. Горожане, ругаясь, поспешно отступали в канавы по обе стороны дороги, чтобы не попасть под копыта бешено мчавшейся лошади. Снова ярость как будто прикрепила крылья к ее ногам. Но едва добежав до первых деревьев, она почувствовала за собой горячее дыхание лошади.

– Оставь меня в покое, – закричала она, внезапно сворачивая вправо. Здесь деревья были погуще, и лошадь могла идти только шагом. Она поднырнула под низко нависшую ветвь, судорожно ища глазами место, где бы заросли могли скрыть ее. Сучки и колючки царапали ее кожу, платок с головы слетел.

Ровена метнулась в другую сторону чащи. Но лорд Грэстан уже стоял там и ждал ее. С отчаянным криком она бешено замахала руками, защищаясь от него. Когда Рэннольф попытался схватить жену, она увернулась и помчалась назад, продираясь сквозь заросли.

– Ровена, это глупо, – прокричал он, догоняя ее. – Бесполезно, ты все равно принадлежишь мне.

Женщина издала яростный вопль. Споткнувшись, она схватилась за грубый ствол дерева, пытаясь устоять на ногах, но Рэннольф поймал ее за талию, и они оба упали на землю. Ровена попыталась освободиться, бешено колотя по нему руками и ногами, но он схватил ее за руки и больше не выпускал их. В одну секунду она оказалась лежащей на спине, в то время как ее руки были прижаты к земле, а он сидел на ней.

– Пусти меня, – закричала она, делая безнадежные попытки освободиться.

– Ты маленькая дурочка, – прорычал он. – Где были твои мозги, когда ты покинула мой замок? Сколько, подумай сама, ты сможешь прожить без моего меча, который защищает тебя?

– Лучше скорая смерть, чем мучения с тобой, – вскричала она, пытаясь сбросить его с себя.

– Еще лучше, если ты прекратишь сопротивление, – сказал он, и в его голосе послышалось такое веселье, что от удивления она затихла. В его серых глазах светилась теплота пробудившегося желания. Смех смягчил суровые линии вокруг рта, а на впалых щеках появились глубокие ямочки. Рэннольф опять стал тем привлекательным мужчиной, который так пленил ее в их первую брачную ночь.

– Я никогда раньше не охотился за женщинами. Мне показалось это… возбуждающим.

Гордость Ровены была задета, и она не смогла сдержаться.

– Ты смеешься надо мной!

Собрав все свои силы, она с новой энергией попыталась сбросить его с себя. Рэннольф опять рассмеялся.

– Да, но и над собой тоже.

Он отпустил ее руки. Когда она яростно заколотила по нему кулаками, муж вновь поймал их, будто тем самым показывая, что теперь с ней проблем было не больше, чем с мухой. Потом, удерживая оба ее запястья одной рукой, он в растерянности почесал в затылке другой.

– Ты можешь барахтаться сколько душе угодно, все равно я тебя не отпущу.

В полном бессилии она завопила, проклиная его и свою женскую природу.

Ровена не могла убежать от него или от их брака. Где бы она ни находилась – в его замке, в монастыре или в шалаше, – ее жизнь принадлежала ему. Когда Ровена осознала это, ее гнев начал постепенно утихать, и она сдавленно глотнула воздуха.

– Да, я твоя. Я признаю это. Но ты нуждаешься во мне только до тех пор, пока мое наследство еще не находится в твоих руках. Если я поклянусь помочь тебе заполучить мои земли, ты обещаешь отпустить меня?

Улыбка сошла с его лица, и глаза наполнились печалью.

– Боже мой, услышать свои слова, брошенные обратно мне в лицо, – прошептал он. – Я так плохо обращался с тобой, что не заслуживаю прощения. Скажи мне, что я тебя не потеряю.

– Потеряешь меня? – гневно переспросила она. – Ты не можешь потерять меня. Поскольку ты, как ты сам только что сказал, владеешь мной.

– Слишком поздно, – тихо прошептал Рэннольф самому себе. – Нет, Грэстан владеет твоим сердцем. Я не имею никаких прав на тебя, а сейчас по моей вине ты покинула единственное место, которое объединяло нас.

Он отпустил ее и сел рядом. От него просто исходила боль. Ровена почти физически почувствовала это.

– Темрик прав, я сам напрашиваюсь на проклятия. Сначала я разрушил свой дом, потом разбил судьбу моего брата, а теперь и твою. Даже Темрик уезжает. Никого больше не остается. Я один.

Ровена тихо лежала, тщетно пытаясь найти причину такой внезапной перемены. Над маленькой полянкой, где они находились, нависала крона из свежих зеленых листочков, таинственно шуршащих под кристально голубым небом. Нежный ветерок донес приятный запах растущих неподалеку лилий. Яркие солнечные лучи проникали сквозь листву деревьев, окрашивая волосы Рэннольфа в золотисто-каштановый цвет.

Взгляд лорда Грэстана был устремлен вдаль, а на лице лежала печать глубокой тоски.

Внезапно Ровена поняла, что если сейчас уйдет, то муж не будет ее больше преследовать. Так почему же она не поднимается и не уходит отсюда? Леди Грэстан больше не могла скрывать от себя правду, от которой старалась убежать все это время. Она хотела иметь не земли, не власть или замок, она желала его.

Ровена откинула назад волосы.

– Как я могу верить тебе после всего, что ты наговорил мне и Гилльяму?

Рэннольф вздрогнул, услышав голос жены. Казалось, он забыл о ней. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил:

– Увидев тебя в его объятиях, я был готов убить брата. Ты моя, а я видел, что он держал тебя. Слова сами слетели с моих губ. – Рэннольф уставился на свои сжатые кулаки. – Потом, когда я понял, что оскорбил его, то решил отыграться на тебе, чтобы облегчить свою собственную боль. Меа culpa, – вздохнул он.

Сердце Ровены сильно забилось, когда она услышала эти слова. Он ревновал? Ее? Ровена дотронулась до руки мужа.

– Твои извинения приняты, – прошептала она, еще не веря в то, что произошло, опасаясь снова увидеть его нахмуренное лицо.

Рэннольф смотрел на жену, потом, похоже, удовлетворился тем, что увидел, и расплылся в мягкой улыбке. Суровость, которую Ровена так хорошо в нем знала, казалось, исчезла без следа.

– Мы очень странная парочка, а? Сначала ты шокировала наших слуг, набросившись на меня прямо перед их глазами, потом я сделал то же самое, но только в городе. Не сомневаюсь, что мне выльется все это в большую сумму штрафа, хотя не могу сказать, чтобы я очень сожалел, когда сшиб Горвеза. Что за помпезный осел! Несколько синяков принесут ему только пользу.

Ровена в растерянности уставилась на него.

– Ты сшиб его? – выдохнула она, наконец. – Но ведь он глава совета в этом году.

Среди всех членов городских гильдий этот человек был самым, самым надменным и самовлюбленным. Несомненно, он будет жаловаться и красочно расскажет обо всех ушибах, нанесенных ему.

Лорд Грэстан попытался скрыть усмешку, готовую появиться у него на устах.

– Он прыгнул в кормушку рядом с рыбной лавкой, чтобы не оказаться на моем пути.

– Бедняга, – попыталась сказать она, но, представленная ею картина вызвала у нее приступ смеха. Потом, неожиданно, слезы накатились на нее. Ровена закрыла лицо свободной рукой, отчаянно пытаясь сдержать свои эмоции. Но за этим всхлипыванием последовали рыдания, сотрясавшие все ее тело.

– Ровена, – глухо пробормотал Рэннольф и крепко прижал жену к себе.

Леди Грэстан спрятала лицо на его плече, и слезы ручьем полились из ее глаз. Она чувствовала мягкое прикосновение пальцев мужа, когда он нежно гладил ее по обнаженной шее.

Этот поток слез, казалось, смывал все стены, которые она так старательно возводила, стараясь забыть о своих обидах, которые когда-либо были ей нанесены. Ровена оплакивала покинутого ребенка, которым была в детстве, крах своих амбициозных надежд юности, боль, причиненную его пренебрежением к ней, и новое ощущение, которое она открыла в Грэстане, но пока не знала, как его воспринять.

– Мне так жаль, – мягко шептал он опять, касаясь губами ее щеки.

Наконец слезы высохли, задыхаясь, она начала хватать ртом воздух.

– Успокойся, дорогая, успокойся. Я не отпущу тебя, нет, теперь я не сделаю этого.

Ровена слышала его голос, чувствовала его доброту и нежность. А потом поняла, что здесь, в этом диком месте, вдали от всего, что было раньше между ними, они должны соединиться душой и телом.

Через тонкий материал рубашки ее пальцы чувствовали жар его кожи. Она провела рукой по его шее.

Рэннольф слегка вздрогнул, его голос затих, и только звуки живого леса раздавались вокруг. Он нежно взял ее пальцами за подбородок, Ровена подняла голову, и их губы встретились в жарком поцелуе. У женщины перехватило дыхание от его сладкой глубины.

Но не это было ей нужно. Ровена желала страсти. Она жаждала, чтобы эта страсть заполнила новую пустоту, образовавшуюся в ней. Женщина горячо целовала мужа, чувствуя, как его тело сотрясается от ее бешеной атаки.

Он гладил ее волосы, пока их губы были слиты в страстном поцелуе. Ее руки скользнули под рубашку и начали ласкать его грудь. Пальцами она нащупала узел на поясе его рейтуз.

Он застонал, откидываясь на спину. Потом, бормоча какие-то слова, Рэннольф сбросил с себя рубашку и скинул рейтузы. Ровена улыбнулась в ответ на его желание, которое было созвучно ее собственному.

«Мария, Матерь Божья, как же он красив», – подумала она. Широкий лоб, благородная линия носа, четкий рисунок рта, расцвеченного улыбкой. В его глазах пылал огонь страсти.

– Люби меня, Рен, – взмолился муж, в его голосе слышалось нечто большее, чем просто физическое влечение. – Я был холодным и неживым все эти годы, пока не пришла ты и не пробудила меня. Люби меня…

У нее перехватило дыхание от его призыва, от того, что он назвал ее уменьшительным именем. Со счастливой улыбкой Ровена встала и через голову сняла свое платье. На ней осталась только тоненькая льняная сорочка. Когда она захотела сбросить и ее, Рэннольф потряс головой:

– Позволь мне.

Он медленно поднимал вверх это легкое одеяние, целуя каждый кусочек обнажающейся кожи, от коленей до бедер. Ровена не могла больше выдержать ни секунды. Ее ноги подогнулись, и она упала ему на руки.

Он отбросил в сторону сорочку и начал гладить ее грудь, их губы вновь слились в едином страстном поцелуе.

Его ласки напомнили Ровене их первую брачную ночь. Однако здесь все было совсем по-другому.

Она вздохнула от внезапного возбуждения, поднявшегося в ней. Новое приятное чувство разлилось по всему телу. Это побудило ее к ответной ласке, но Рэннольф поймал жену за руку.

– Нет! – Он тяжело дышал, – если ты дотронешься до меня, клянусь, я взорвусь. Боже, я желаю тебя и на этот раз хочу доставить тебе полное наслаждение.

Умиротворенная, Ровена лежала в его объятиях, положив голову на плечо мужа. Ощущения постепенно ослабевали, и вскоре она погрузилась в сладкий сон.

Она проснулась от щебетанья птиц. Зевая, она потянулась, все еще находясь в его объятиях. О, Боже мой, каждое движение рядом с ним доставляло мучительное удовольствие и наслаждение.

Рэннольф пошевелился, но его дыхание оставалось спокойным и ровным. Сквозь листья Ровена посмотрела на небо, золотисто-розоватое от заката.

– Епископ! – вскричала она с ужасом, пытаясь подняться.

Но он только еще крепче обнял ее и притянул к себе, потом вздохнул, открыв один глаз, и сказал:

– Епископ сегодня не приедет. Разве тебе не сказали? Я послал дворецкого передать это тебе, когда вернулся. Ты такая теплая.

Он закрыл глаза, поцеловал ее в макушку и прижал к себе.

Ровена облегченно рассмеялась.

– Нет, я ничего не знала. Наверное, мне не успели передать это сообщение.

Было так приятно лежать рядом с ним, ощущать тепло его тела. Что-то чудесное заключалось в удовольствии, которое он ей дал. Всем своим существом Ровена желала испытать это снова, но не здесь.

– Городские ворота скоро закроют. Не лучше ли нам вернуться, пока нас не начали искать?

– А они уже искали, – прошептал Рэннольф в ответ, не открывая глаз. – Не пугайся так. Это был всего лишь Темрик, а когда он нашел мою одежду, то не стал искать дальше.

Наконец, лорд Грэстан открыл глаза и внимательно на нее посмотрел.

Ровена нежно дотронулась до его щеки, потом беспокойно вздохнула.

– Ты так изменился. Как это могло произойти, и все так быстро? Я так боюсь, Рэннольф. Скажи мне, что когда мы уйдем отсюда, это не окажется обманом.

Рэннольф на какое-то мгновение закрыл глаза, понимая, как жестоко он заставлял ее страдать.

– Я должен тебе кое о чем рассказать, но мне это очень трудно сделать. Оденься, сядь рядом со мной, и я начну свою историю, хорошо?

Она кивнула, быстро встала и подняла сорочку с платьем, потом передала ему рубашку и рейтузы. Одевшись, Ровена села рядом с ним и приготовилась слушать. Но Рэннольф притянул жену к себе так, что спиной она прислонилась к его груди, и обнял ее. Его глаза устремились куда-то в чащу, далеко от полянки, где они находились.

– Шесть лет назад я женился на Изотте де ла Кроикс. Она была красивой девушкой, самой младшей дочерью в семье, но очень избалованной. У нее было маленькое приданое, которое она получила от покровительствовавшего ей дяди-холостяка. К тому времени уже прошло два года, как я овдовел, и хотя мог бы жениться на богатой женщине, остановил свой выбор именно на этом красивом создании. К сожалению, когда мы поженились, ей было только четырнадцать лет, и мои тридцать казались ей ужасно возрастом, а меня она находила устрашающим. Когда пришло время ложиться в постель, она разрыдалась и стала умолять, чтобы я пощадил ее. Я согласился на это.

Ровена со смущенным любопытством посмотрела на него, и хотела задать вопрос, но потом подумала, что будет лучше его не прерывать. Однако он заметил это движение, взглянул на жену и рассмеялся.

– Ты слишком наивна. Есть много способов покрыть простыни кровавыми пятнами для сохранения внешних приличий. Я привез ее в Грэстан целомудренной девушкой. Когда я оказался дома, другие проблемы завладели моим вниманием. Не знаю, помнишь ли ты, что наша семья по-прежнему претендует на один замок в Нормандии? Им владеет младший брат моего отца. Но у него нет детей, и сейчас он уже очень стар. Замок перейдет ко мне после смерти дяди. Именно из-за него я покинул Англию, чтобы заслужить его благосклонность, пока наш Генри сражался против своего сына, нашего нынешнего короля. Я не покидал его, пока старый король не умер в июне прошлого года. Когда я вернулся домой, там был Гилльям. Он возвратился после своей болезни таким хилым, что его приемный отец не был уверен, сможет ли тот выжить. Однако он выжил. Думаю, следовало ожидать, что эти двое, с небольшой разницей в возрасте, будут искать компании друг друга, чтобы избавиться от своего одиночества и скуки. В замке не было никого, кто бы мог проследить за тем, чтобы они не встречались. Дружба превратилась в любовь, а любовь – в занятие любовью. Если бы только я не оставил ее одну, – вздохнул он и потом замолчал.

Ровена склонила голову на плечо мужа. Рэннольф попытался улыбнуться, но не смог. Он положил подбородок на макушку жены, прежде чем продолжать свое повествование.

– Я честно думал, что все простил. Я не мог винить Гилльяма за то, что ему было шестнадцать лет, и в нем взыграла кровь. Нельзя судить и Изотту за то, что она была испорченным ребенком, который никогда раньше не отказывался от своих желаний; за то, что она осталась невинной после нашей свадьбы. Но, Боже мой, Гилльям взял то, что принадлежало мне, а она дала ему то, что не хотела дать мне… – Рэннольф замолчал, понурив голову.

Ровена успокаивающим жестом взяла его за руку. Их пальцы переплелись. Неожиданно многое уже прояснилось. Оставался только один вопрос: почему Рэннольф послал ее в Грэстан, зная, то там будет Гилльям, и они останутся одни, хотел ли он испытать своего брата и новую жену? Или это было испытанием для него самого, испытанием доверия и способности прощать.

– Но случилось самое худшее, – продолжал орд Грэстан. – Брат наградил ее ребенком. Я отсутствовал довольно долго, а пробыл дома слишком мало, чтобы объявить этого ребенка своим, – Рэннольф бросил на жену мрачный взгляд. – Никто еще не слышал о двенадцатимесячных детях. К тому времени был коронован Ричард, и он созывал рыцарей в крестовый поход. Я убедил приемного отца Гилльяма послать сына в этот поход, чтобы он был далеко от Англии. Что касается Изотты, то я держал ее взаперти и не позволял видеться с семьей, надеясь, что ко времени родов всем будет безразлично, чье это дитя, поскольку я был согласен принять его.

Но у моей юной жены было недостаточно ума, чтобы осознать весь кошмар содеянного ею, и она ненавидела меня за то, что я услал Гилльяма в поход. Было очевидно, что она никогда не станет мне настоящей женой, да и я уже не хотел этого. Когда Изотта заболела, я не обращал внимания на ее жалобы, считая их увертками испорченного ребенка. Она умоляла позволить ей увидеться с матерью, но я не соглашался, опасаясь, что все выйдет наружу.

Потом у Изотты началось кровотечение. Мы позвали повивальную бабку, но ничего уже нельзя было поделать. Что-то произошло не так. Она умерла. Ребенок Гилльяма умер, оба были принесены в жертву моей гордости.

Ровена обвила руками его шею и крепко обняла. Рэннольф вздохнул, потом приподнял ее за подбородок и поцеловал в щеку.

– Вина в смерти Изотты привела меня к мысли о том, что я совершил несколько поступков, о которых и теперь сожалею. Ты была права.

Она удивленно взглянула на него.

– В чем?

– Мэв, – он на мгновение замолчал. – Я думаю, я привез ее сюда, чтобы освободиться от чувства вины в смерти ее сестры. Чтобы сохранить душевный покой, мне пришлось закрыть глаза на то, каким человеком она была на самом деле и что творила. Мне это вполне удавалось, пока не появилась ты. Но ты, ты заставила, нет, ты приказала, чтобы я взглянул правде, которую я так упрямо не хотел признавать, прямо в глаза. Несомненно, я бы погубил наши жизни из-за нее, если бы она сама не раскрыла мне глаза на свою сущность. Прошлой ночью, когда я получил послание Освальда, я послал слугу в нашу спальню…

Сердце Ровены радостно забилось, когда она услышала, что он называет свою спальню «нашей».

– …чтобы он принес мои доспехи и одежду. Когда Ульрик вернулся, за ним последовала Мэв. Она предложила себя в любовницы – это было то, что я нашел самым отвратительным, о чем ты меня предостерегала раньше, а я, каюсь, назвал тебя лгуньей. Я отослал Мэв, но предупредил, что намерен поговорить с ее мужем, когда вернусь.

– Вот, значит, почему она так поспешно сегодня уехала. Мэв буквально вила веревки из сэра Джона, прежде чем он, наконец, признал, что идея уехать пораньше принадлежала ему самому.

Теперь пришла очередь удивляться Рэннольфу.

– Значит, она не так в нем уверена, как говорила. Хорошо. Еще есть время, – он сопроводил свое загадочное замечание кивком головы. – Мы должны уехать из Грэстана на неделю или две, пока нас не пригласит обратно епископ после приезда твоих родственников. Я хотел отослать тебя в твои владения, доставшиеся вместе с приданым, пока я кое-куда отправлюсь, но, возможно, я буду сопровождать тебя в Апвуд до своего отъезда.

Ровена была рада услышать эти слова.

– Я буду очень польщена.

Она посмотрела на него, потом вдруг нахмурилась и спросила:

– Но ты ведь едешь не в Эшби?

– У меня нет другого выбора, – вздохнул он. – Прошлой ночью я поклялся, что предупрежу сэра Джона. Я не могу позволить ей встать между мной и моим вассалом.

– Прежде чем уехать, она сказала, что никогда не забудет того, что я сделала ей. Слова эти звучали, как угроза, хотя тогда я не сознавала их двойного смысла.

– Пустые угрозы. Она не сможет ничего сделать.

Ровена хотела сказать еще что-то, но он приложил палец к ее губам.

– Нет, не говори ничего. Я поклялся поехать. И только смерть может помешать мне исполнить то, что я поклялся сделать.

Потом Рэннольф широко ухмыльнулся.

– Может, Джон и потерял голову от любви, но все же ей приходится впиваться в него когтями, чтобы настоять на своем. Не думай больше об этом. Пойдем, моя любимая, пойдем домой.

 

Глава восемнадцатая

Рэннольф свистнул, и конь ответил из-за деревьев ржанием. Лорд Грэстан вскочил на коня и помог жене сесть впереди себя.

С наступлением сумерек улицы города затихли, и бархатные тени скрыли массивные стены замка. То сжимая колени, то давая коню шенкеля, Рэннольф проехал через ворота Грэстана и остановился на внутреннем дворе. Где-то заблеяла овца, устраиваясь поудобнее. Закопошились на насесте куры, и недовольно вскрикнул петух.

Рэннольф молча соскользнул с коня и повернулся, чтобы помочь жене спешиться. Ровена легко доверилась его рукам и через несколько секунд уже стояла на земле.

Из темноты вышел мальчик-конюший, чтобы принять поводья у лорда Грэстана. Шаги мальчика вспугнули супругов, которым пришлось разомкнуть объятия.

– Рэннольф, – произнесла она тихим, еле слышным голосом, – как же нам войти незамеченными?

Он посмотрел на нее, несколько удивленный вопросом.

– А зачем?

– Ну… – Она сжала руками подол юбки – знакомый жест, означающий, что она нервничает. – Мое платье все испачкано и порвано, а волосы растрепались, и… я… – Ровена засмеялась, потом продолжала еще тише. – Я ударила и обругала тебя на глазах у всех. У меня были причины для гнева, но мне следовало сдержаться. Вместо этого я унизила тебя своим поведением на глазах у слуг.

Какая женщина! Вся соткана из противоречий! Она может быть ребячливой и глупой, как Джордан, в следующее же мгновенье ведет себя точно чопорная гранд-дама. Рэннольф взял жену за подбородок и притянул ее губы к своим. Ровена крепко обняла его и приникла к мужу всем телом.

Он с трудом высвободился, тяжело дыша. Она просто сводила его с ума. Еще немного, и он снова овладел бы ей, прямо здесь, наплевав на последствия.

Она подняла глаза на него, на ее лице отразилось смущение. До сего дня Рэннольф не жаловался на то, как они занимались любовью, потому что она полностью удовлетворяла его потребности. Но сегодня днем все переменилось. После того как она отдалась ему полностью, не сдерживая своих чувств, он понял, что все, что было до этого, просто не шло ни в какое сравнение.

Рэннольф замер, изумленный внезапным открытием. Пламя желания влекло его к ней, словно бабочку на огонь; все это было лишь для него, для него одного. Когда он разбудил в ней страсть в их первую брачную ночь, она отдалась ему не только телом, но и всей душой. Для нее, кроме мужа, никто никогда не будет желанным. Знала ли она это?

– Ты моя, – прошептал он, охваченный радостными чувствами и одновременно разрываемый страхом.

– Я уже не так возражаю против этого, как сегодня утром, – ответила она с нежной улыбкой, неправильно истолковав его слова. На душе у него стало легко, и он улыбнулся в ответ.

Позади них послышалось предупредительное покашливание. Они одновременно обернулись.

Это был дворецкий, устремивший свой взгляд на темнеющее небо и сияющие звезды.

– Прошу прощения, ваша милость, миледи, но мне не хотелось, чтобы вы подумали о моем пренебрежительном отношении к своим обязанностям. Милорд, я собирался доставить ваше послание к миледи, но обнаружил ее только сейчас. Могу я предположить, что вашу супругу известили о позднем прибытии епископа?

– Да, можешь, – так же официально ответил лорд Грэстан, с трудом сдерживая желание рассмеяться.

– Тогда мне нечего больше сказать, – продолжал дворецкий, все так же отводя взгляд. – Я рад видеть вас обоих в добром здравии. – Казалось, он слегка посмеивался при последних словах, потом быстро отвернулся и ушел в глубину двора. Несомненно, он разнесет весть об их прибытии всей дворне.

Рэннольф повернулся и посмотрел на Ровену. Она озабоченно глядела вслед дворецкому и думала о том, что она здесь человек чужой, пришлый. Молчание дворецкого, а теперь, может быть, и публичное обвинение в нарушении супружеской верности угрожали ее тщательно выработанной позиции.

Что ж, то, что он рушил с таким постоянством, Рэннольф мог теперь полностью взять под свою защиту.

– Не волнуйся ты так, – сказал он, направляясь к внутренним воротам.

Так как лорд Грэстан крепко держал ее за руку, Ровене ничего не оставалось, как последовать за ним.

Они поднялись по ступенькам и почти миновали двери, как вдруг Ровена поняла, что муж проведет ее через весь зал.

– Подождите, милорд, – запротестовала она, пытаясь остановиться, но супруг не замедлил шага.

– Пожалуйста, Рэннольф, подожди, взмолилась снова она, но было уже поздно.

Лорд Грэстан встал в самом центре зала, чтобы их было хорошо видно.

– Добрый вечер всем, – произнес он, широко улыбаясь. Рэннольф не выпускал ее руки, и Ровена попыталась найти укрытие за его спиной. Он же вытолкнул ее вперед, обняв за талию.

– Сегодня я совершу то, что следовало бы сделать еще в мае. Представляю вам свою жену, леди Ровену Грэстанскую.

Во время возникшей паузы, последовавшей за этими словами, он посмотрел на Ровену, которая смущенно опустила глаза. Ее иссиня-черные густые волосы были распущены, в них запутались листья и несколько полевых цветов. Платье было изорвано, испачкано травой и грязью. Лицо миледи тоже было в грязи, но никогда она не казалась ему более прекрасной. Лорд Грэстан поднял ее лицо и поцеловал.

Сначала Ровена никак не реагировала, но теперь он знал, что жена не сможет долго сопротивляться ему. Его поцелуй становился все более настойчивым, вызывая ответную реакцию. Ровена вздохнула, обвила его шею руками и приоткрыла губы.

Весь зал откликнулся одобрительным смехом, люди поднялись на ноги и приветствовали их.

– Каков отец, таков и сын, да, лорд Грэстан? – выкрикнул кто-то.

– Да, хотя, я думаю, он медленнее усваивает уроки, – возразил другой.

– Нет уж, – откликнулась какая-то женщина. – Будь ты хоть лордом, хоть нет, никогда нельзя знать, на что способна женщина.

– Лорда Генри окрутила сама Эрмина, а не наоборот, так же, как и наша госпожа держит в руках Рэннольфа. Женщина бежит только тогда, когда уверена, что ее станут догонять, верно? – поддержал хор женских голосов.

Ровена засмеялась и вырвалась из объятий мужа. Она взглянула на него, ее удивленные синие глаза искрились радостью, а лицо сияло таким счастьем, что он не мог не улыбнуться в ответ.

– Благодарю вас, милорд, – прошептала она, прикрыв глаза и уткнувшись головой ему в плечо.

Рэннольф обнял ее и прижал к себе, обращаясь к своей челяди.

– Для тех, кто еще не знает, завтра утром епископ поселится здесь, в Грэстане, до приезда родственников моей жены. Миледи и я отправимся отдохнуть в Апвуд, пока епископ нас не призовет. В награду за вашу тяжкую работу сегодня я хочу, чтобы вы выпили пива и эля за наше здоровье. Мы очень устали и проголодались, поэтому покинем вас, но все равно не забудьте за нас выпить.

Пока они с женой поднимались вверх по лестнице, им вслед неслись веселые выкрики:

– Может, они и проголодались, но жаждут вовсе не еды!

– Слышали, а, они устали? Добрые люди, не верьте этому!

Рэннольфа разбудила скрипнувшая дверь, он проснулся и сел, выпрямившись.

– Кто там? – хрипло прошептал он.

– Папа, – тихо позвал Джордан, его детский голосок дрожал от слез. – Папа, мне приснился страшный сон.

Распахнув прикроватные занавеси, Рэннольф всматривался сквозь мерцающий свет свечи в темный конец комнаты.

– Иди сюда, – окликнул он сына.

Мальчик пересек бегом комнату и вскарабкался на высокую постель. Свернувшись на коленях отца, он поднял голову и посмотрел ему в лицо. Свет свечи отражался в его слезинках, заставляя блестеть их, как бриллианты. Рэннольф обнял его и поцеловал.

– Ну, что за сон тебе приснился? Расскажи.

Джордан судорожно вздохнул.

– Ты прогнал ее, хотя я плакал и просил, чтобы она осталась. Тогда ты рассердился на меня и тоже прогнал. Мне было так грустно, я все время плакал.

– А кого я прогнал?

– Леди Рен, папа, – он кротко всхлипнул. – Неужели ты действительно прогнал ее, как говорила Алэис?

Как глубоко проникла эта женщина в его семью. Словно все, кроме него, с нетерпением ожидали ее появления.

Обращаясь к сыну, Рэннольф покачал головой:

– Конечно, нет. Она моя жена и поэтому живет вместе с нами. Видишь, вот она, лежит рядом со мной, как и полагается! – Как странно говорить со своим сыном и чувствовать правдивость своих слов. Он протянул руку и нежно погладил ее щеку. – Рен, проснись, Джордан здесь. Ему приснился сон, и он беспокоится за тебя.

Ровена заворочалась просыпаясь.

– Джордан, – произнесла она севшим ото сна голосом, – сердечко мое, я здесь, со мной все в порядке. – Она зевнула, потянулась и села. – Видишь?

– Ты не уехала? – Мальчик высвободился из отцовских рук, чтобы обнять ее за шею. Она тоже порывисто прижалась к нему и поцеловала.

– Конечно, нет. Куда мне идти? Грэстан – мой дом так же, как и твой. – Она нежно покачала его в своих объятиях несколько минут, пока он не задремал на ее руках. – Милый, возвращайся в свою кроватку. Если Алэис проснется и обнаружит, что тебя нет, она решит, что нашего сына похитили. Это будет просто ужасно, правда?

– Угу, – пробормотал он. – Она так завопит, что всех перебудит.

Рэннольф взял мальчика у своей жены.

– Ты успокоился, не будешь больше плакать?

– Нет, это был только сон. Я не буду больше бояться. Спокойной ночи, папа.

– Спи спокойно, – он проследил, как сын выбежал из комнаты.

– Слава Богу, – вздохнула Ровена. – Он не придет ко мне больше, с ним спать просто невозможно: все время крутится, вертится и брыкается.

– Да уж, – тихо согласился он, почувствовав острый укол ревности. Но приступ быстро прошел. Он не мог лишать Джордана его леди Рен, ведь у мальчишки не было матери. Девушка, давшая ему жизнь, оставила ребенка со своим господином, весьма довольная, что мальчика признали законным наследником.

Он повернулся, чтобы поцеловать жену, и ощутил в глубине души все еще тлеющие угли их взаимной страсти. Но она отодвинулась со вздохом, скользнула под одеяло и уснула.

Возможно, жизнь и воспитание в монастыре научили ее так быстро и крепко засыпать, чтобы хоть немного передохнуть между ночными службами. Как бы там ни было, у него такая способность начисто отсутствовала.

Рэннольф откинулся на изголовье кровати и снова вернулся мыслями к прошедшему вечеру. Когда они вошли в спальню, Ровена рассердилась, обнаружив, что кто-то убрал отсюда постель Джона и Мэв, поставив на свое законное место их собственную кровать. Пришлось довольно долго убеждать жену, что утром у нее будет достаточно времени обсудить со своими служанками этот акт несоблюдения субординации.

Ему было совершено ясно, что означало для Ровены возвращение кровати вместе с кувшином теплой воды для мытья, подносом с едой и сосудом вина с двумя кубками. Это было делом рук Ильзы. Она лучше, чем кто бы то ни было, поняла, что произошло между ее господином и госпожой, потому что была любимой горничной Эрмины.

Его тоже мачеха приняла и полюбила, как собственного сына, как только появилась в Грэстане. Даже после рождения собственных детей любовь, существовавшая между ними, не угасла.

Значит, Ильза почувствовала, что он и Ровена не слишком отличаются от его отца и мачехи. Рэннольф улыбнулся, снова вспомнив многочисленные споры своих родителей, о некоторых из которых даже ходили легенды среди слуг. Да, они были огненной парочкой. И все же Эрмина всегда знала, как смягчить свой нрав, а его отец безумно любил ее. Когда она умерла, он ушел вслед за ней, не прожив и трех лет со дня ее смерти.

Вспомнив, как отец переживал годы одиночества после кончины своей жены, Рэннольф поморщился. Наверное, не следует так сильно любить женщину. Женщины умирают слишком легко. Он это достаточно хорошо знал, потеряв свою мать, мачеху и уже двух жен. Он отмахнулся от этих мыслей.

У Рэннольфа не было особых причин любить свою жену так же безоглядно, как отец любил Эрмину. Любовь – достаточно редкая вещь. Скорее всего, их союз станет неким партнерством: она будет главенствовать в своей области, а он – в своей, оба равны в правах, уважают друг друга, заботятся о своих детях. Хотя Рэннольф и не отрицал своего влечения и желания, испытываемых к Ровене, но желание – это не любовь.

Его жена слегка заворочалась. Он взглянул на нее и, не удержавшись, провел рукой по волосам жены, которые были мягкими и гладкими на ощупь. Сегодня вечером она расчесывала их, стоя перед очагом. Нежное тело просвечивало сквозь тонкую ткань. При движении рубашка то и дело натягивалась на ее груди, и он мог ясно различить контуры сосков. Рэннольф был так поглощен этим зрелищем и даже не сознавал, что делает, пока она не протянула руку, чтобы принять у него полотенце и воду для купания.

Но он не отдал их. Он сам вымыл жену, не пропуская ничего, даже самого сокровенного. Высушив тело полотенцем, Рэннольф повторил то же самое своими губами, пока Ровена не вскрикнула от охватившей ее страсти. Тогда же он и овладел ею.

Лорд Грэстан вздохнул, его мысли неминуемо возвращались к Гилльяму. Рэннольфу было четырнадцать лет, и он уже вовсю старался утвердиться, когда родился его младший брат. Сначала все было хорошо. Сэр Генри с гордостью записал, что даже в своем преклонном возрасте он оказался способным зачать еще одного сына. Потом случилось непоправимое.

Рэннольф думал, что возненавидит ребенка Эрмины за ее смерть, но вместо этого поступил так, как захотела бы его мачеха. Он поклялся заботиться о ее сыне, как она заботилась о нем самом. И все оказалось бесполезным, и теперь Рэннольф окончательно уничтожил остатки взаимоотношений с Гилльямом обвинениями, которые, как он понял в тот же момент, были ложными.

– Слишком поздно, – сказал он с сожалением. – Надеюсь, ты простишь меня, Эрмина, знаешь, как я старался.

– Ляг рядышком, милый, – пробормотала Ровена, продолжая во сне разговаривать с Джорданом. – Это всего лишь сон, утром ты все забудешь.

Рэннольф горько усмехнулся и последовал ее совету. Обняв жену, он медленно погружался в дрему.

 

Глава девятнадцатая

– Рэннольф, ты сделал выбор? Будешь ли ты спать на матрасе из веток или в этой беседке, которую сам соорудил?

Громкий голос Темрика пробудил Ровену ото сна, она резко села на кровати. Только волосы скрывали ее наготу, так как прикроватные занавеси были распахнуты. Она прекрасно видела человека, стоявшего в дверном проеме, так же, как и он ее.

Вскрикнув, Ровена натянула на себя одеяло. Он лишь улыбнулся.

– Если бы она была моей женой, я бы не отказался от подходящего места для свиданий.

Рэннольф сел, потягиваясь, совершенно не обеспокоенный неожиданным появлением своего брата в своей спальне.

– Да ты бы не отличил места любовного свидания от своей кельи. Мой брат – монах. Прости, Рен, – обратился он к ней, – Джордан оставил дверь открытой прошлой ночью, а я забыл зашторить полог после его ухода. Что ты делаешь здесь сегодняшним утром?

– Я пришел только для того, чтобы сообщить: Гилльям уехал.

– Проклятье, – Рэннольф потер пробившуюся за ночь щетину. – Он не оставил мне шанса все исправить. Ты знаешь, куда?

– К своему брату.

– Ладно, – пробормотал лорд Грэстан. – Я все равно собирался отправиться в Апвуд, он, кажется, неподалеку…

– Рэннольф, оставь его в покое. Вы оба вдоволь навскрывали друг другу чирьев. Теперь ты должен дать ему время подумать, – легкомысленная поза Темрика не вязалась с командным тоном его слов.

Ровена, не отрываясь, смотрела на них обоих.

– Думаю, ты не все знаешь о семье Фиц-Генри. У Гилльяма есть родной брат, Джефри, наш младший, сводный, по отцу и Эрмине.

– Ах, да, Эрмина, – тихо произнесла она, вспомнив это имя. Почему, узнав столько о владениях Грэстана, она не изучила получше саму семью, носившую этот титул? Что ж, по крайней мере, сейчас она поняла, почему Гилльям ничего не унаследовал. Рэннольф получил земли своего отца и матери, в то время, как Джефри имел права только на собственность своей матери.

– Не по душе мне отпускать Гилльяма, не разрешив проблем, возникших между нами. Боже милостивый, что он теперь обо мне думает!? – Он вздохнул безнадежно. – Темрик, вчера я сказал тебе, что хотел бы, чтобы Гилльям выступил здесь в роли хозяина, пока епископ будет жить у нас. Поскольку я не могу отменить своего предложения, мне нужен человек, которому можно доверять.

– Только не проси меня, Рэннольф. Для епископа будет оскорблением, если ты посадишь одного из своих иноков в кресло милорда.

– Иноков? – воскликнул Рэннольф. – Ты мой брат, и Освальд это знает.

– Довольно, я этого не сделаю, – твердо произнес Темрик. – А юный Арнальт, учитель Джордана? Ты собирался назначить его своим смотрителем в Хирфорде.

– Он молод и неопытен.

– Я всегда считал его вежливым и хорошо воспитанным человеком. Ты сам так говорил. Ему только нужно разъяснить, какие обязанности он будет выполнять, и Арнальт справится. Кроме того, я скоро уеду.

– Ты покинешь меня сейчас, после того, как Гилльям сбежал? Ты не можешь сделать этого. Черт возьми, что предложила тебе Алвина, чего у меня нет? – Рэннольф чуть не плакал. – Я отдал тебе состояние, сделал господином твоих собственных земель, и все равно ты отвергаешь меня – ради чего? Чтобы стать торговцем шерстью.

Сердце Ровены разрывалось. Она поклялась помочь Темрику, и сейчас настало время сдержать свое слово. Но прежде она должна проверить, насколько супруг ее любит. Страх потерять все, что только что приобретено, сильно тревожил Ровену.

– Я не делаю никакого выбора между вами, – Темрик прижал руку к сердцу, словно ощущая боль. – В январе я предупредил тебя, что к середине лета уеду.

Больше выбора не оставалось, она должна была вмешаться. Ровена положила ладонь на руку Рэннольфа и мысленно поблагодарила Бога, что муж не отдернул ее.

– Милорд, Темрик – всего лишь человек. Он не может одновременно находиться в разных местах. Если он уже пообещал, то должен сдержать свое слово, и ты не будешь уважать его, поступи он иначе. Кроме того, ты не имеешь права держать его возле себя годами; сейчас мать нуждается в нем.

Рэннольф ничего не сказал, но взял ее руку в свою. Она воспряла духом и переплела их пальцы. Когда Ровена заговорила вновь, ее голос больше походил на шепот.

– Для вас это может быть плохим утешением, но я буду рядом. Вы не останетесь в одиночестве.

Она посмотрела на их переплетенные руки. Пальцы у него были длинные и тонкие, а кисть – крупная. Ладонь полностью накрывала ее маленькую ручку. В его пожатии сейчас ощущались и страх, и потребность в этой поддержке, но мало-помалу Рэннольф расслабился, и она поняла, что в ней он обрел необходимую силу, чтобы смириться со своей потерей.

– Ты права, – выдохнул он, слова мужа были еле слышны. – Я пытался удержать их здесь, как свою собственность, хотя это и не так. Но если они должны покинуть нас, то почему сразу?

Ровена напряглась, подавленная его требовательностью, теперь он нашел замену в ней. Даже в том, как муж держал ее за руку, женщина чувствовала, как он обволакивает ее, чтобы привязать к себе и никогда больше не отпускать. Ей захотелось заплакать, снова убежать. Он раздавит ее, разрушит, пока она не потеряет свое «я» и не станет безликой. Как можно вынести такую близость?

Потом страх немного прошел, уступив место смирению и пониманию. Ровена любила его всей душой. С большой радостью она отдала бы ему все, что имела. В отличие от его братьев, Ровена никогда не оставит его.

Рэннольф поднес руку жены к своим губам и прикоснулся легким поцелуем к ее пальцам.

– Темрик, если ты не займешь мое место, останешься ли ты рядом с Арнальтом, пока не будешь уверен, что он не наделает ошибок?

– Это я тебе обещаю.

Ровена посмотрела на него, Темрик встретился с ней взглядом, и глаза его затеплились благодарностью.

– Хорошо, – сказал Рэннольф, слегка улыбнувшись, затем продолжил более твердым голосом. – Теперь убирайся отсюда и прекрати разглядывать мою жену.

Темрик отсалютовал ему и широко улыбнулся.

– Признаюсь, что завидую тебе, – с этими словами он повернулся и вышел из спальни. Рэннольф рассмеялся, отбросил в сторону покрывало и сел на край постели.

– Что ж, по крайней мере, я оставил вопрос открытым между мной и этим мальчишкой.

– Почему вы всегда говорите о Темрике, как о маленьком мальчике, а не о взрослом мужчине? Он старше меня, а ведь ты не видишь во мне ребенка, не так ли?

Ее муж рассмеялся.

– Нет, это уж совершенно точно. – Потом погрустнел и повернулся к ней лицом. – Но ты права. Он вполне взрослый мужчина, а я забыл об этом. Наверное, потому, что воспитывал его вместо отца с трех лет. Трудно сознавать, что твой ребенок вырос.

– Думаю, это-то и беспокоит вас обоих больше, чем то, что происходило в прошлом. Ты знаешь, он хочет жить самостоятельно, – мягко сказала она.

– Он никогда не говорил со мной об этом.

– Как он мог, когда столько было между вами? Да и вряд ли ты позволил бы ему это.

– Не могу сказать, – запнулся он, и снова Ровена уловила в его голосе желание удерживать всех членов своей семьи подле себя.

– Почему ты за них так крепко держишься?

– Все равно ничего хорошего из этого не вышло. Они либо уже уехали, либо обязательно сделают это, – хрипло возразил он.

Ровена только засмеялась.

– Нет, дорогой. Ты не сможешь держать их на расстоянии. Гилльям вернется, когда сможет разговаривать с тобой, как с равным, а Темрик пробудет со своей матерью, пока она будет нуждаться в нем. – Когда Рэннольф бросил на нее скептический взгляд, Ровена покачала головой и улыбнулась: – Ты же знаешь, никакой он не торговец. Он едет только потому, что мать позвала его.

– Какое утешение, – сказал он, но его серые глаза смотрели так тепло, что у нее перехватило дыхание. Рэннольф протянул к ней руки, и она легко скользнула в его объятия, ответив с жаром на его поцелуй. Но когда муж захотел продолжения, она отстранилась.

– Не могу, – прошептала она, тут же сожалея, потому что чудесное возбуждение уже начало охватывать ее. – Если мы собираемся в Апвуд сегодня, мне предстоит еще много хлопот, чтобы подготовиться к прибытию епископа. О, Боже, я и представить себе не могу, как нам удастся все это сделать помимо выкупа, который ты должен заплатить за право жениться на мне. Бог знает, чем тебе придется одаривать епископа.

– Ты слишком много беспокоишься. Грэстан всегда был особым местом и будет им всегда.

– Тебе легко говорить, – возразила она, вставая с кровати и натягивая рубашку, – ведь ты позволяешь разбазаривать свои богатства.

– Ровена, – предупредил он, но она только рассмеялась.

– Знаю, знаю. Если ты скажешь, что мы должны есть из золотых тарелок, мы так и сделаем. Но, в таком случае, я буду твоим алхимиком. Вам повезло, милорд, что у вас есть я, не то вскоре вы стали бы бедным, как церковная крыса, – с этими словами она затянула потуже пояс на талии.

Рэннольф засмеялся.

– Ты слишком легко сдаешься. Мы могли бы побороться, потом… – он намеренно оставил фразу недосказанной.

Она, смеясь, увернулась, когда он протянул к ней руки.

– Ильза, – позвала она, выскальзывая в коридор.

– Самое время, – сказал он с некоторым разочарованием. – Рен!

Когда она обернулась, Рэннольф стоял, прислонившись к косяку двери, и смотрел ей вслед. Ровена шагнула ему навстречу. Он улыбнулся и протянул к ней руки. Ей очень нравились ямочки на его щеках, возникавшие при улыбке. В другое время она поддалась бы на это искушение, но с женской половины уже появилась Ильза.

– Доброе утро, старушка.

Служанка одобрительно окинула взглядом обнаженное тело своего господина со смелостью, которую придавали ей преклонные годы, и широко улыбнулась.

– Глупыш. Некоторые мужчины совсем не ощущают времени. Давно пора вставать… милорд, – спохватившись, добавила она почтительно.

Казалось, ее муж нисколько не удивился и не обиделся на шутливое поддразнивание служанки.

– Считай меня наказанным как следует, – ответил он, смеясь, и вернулся в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Ильза повернулась к своей госпоже, и глаза ее гневно запылали.

– А вы! – закричала она. – Думала, вы должны бы знать. Теперь слушайте-ка внимательно. В течение нескольких месяцев вам запрещается бегать, поднимать тяжести или тянуться за чем-либо. Плохо, что вам придется путешествовать, но убегать из поместья в вашем-то положении! Иисус, Мария и Иосиф!

– Ты сошла с ума, Ильза! О чем ты говоришь? – вскричала ее госпожа. – В каком положении?

– Успокойтесь, госпожа, вы считаете намного лучше меня, а по моим расчетам, прошло более двух месяцев после ваших последних месячных.

– Что? – воскликнула Ровена, поспешно подсчитывая дни сама. – Нет, это невозможно. У меня нет никаких признаков, я отлично себя чувствую. Ты ошибаешься.

Но это было правдой. У нее отсутствовали месячные со времени возвращения мужа домой в мае, а задержек у нее никогда не бывало раньше.

– Невозможно? Ваш цикл полностью совпадает с лунным, – возразила Ильза, откликаясь эхом на мысли своей хозяйки. – Вы беременны. Что же до признаков, то последние несколько недель вы заметно уставали и глаза у вас ввалились. А вчера разве вы не упали в обморок?

– Обморок? – переспросила Ровена. – Всего лишь закружилась голова от усталости. – Тем не менее ее рука уже сжимала складки юбки. Неужели это возможно? Неужели она носит под сердцем ребенка, своего и Рэннольфа? Вдруг ей страшно захотелось, чтобы все это оказалось правдой. Это создало бы особенную связь между ними.

– У меня будет ребенок, – прошептала она и широко улыбнулась. – У меня будет ребенок, – повторила она с благоговением.

– Да, только не называйте меня полоумной. Первый ребенок чаще всего появляется по неосторожности, а мне бы не хотелось, чтобы вы подвергали опасности возможного наследника. И вы еще собираетесь отъехать в Апвуд, чтобы угодить епископу. М-да.

– Апвуд? – рассеянно повторила Ровена, все еще под впечатлением удивительного открытия.

Вдруг у нее перехватило дыхание. Она собирается в Апвуд, но Рэннольф-то едет в Эшби. Ее рука судорожно сжала складки на юбке, и ужасное предчувствие охватило Ровену. Может быть, Рэннольф откажется от поездки, если узнает, что она носит его ребенка.

– Вы что, уже забыли об этом? Боже правый, но у меня еще полно дел, надо сложить ваши платья, мне некогда следить, чтобы голова постоянно находилась у вас на плечах. Посидите, я скоро вернусь и принесу кое-что, что поможет сосредоточиться.

Но Ровена не последовала ее совету. Вместо этого она вернулась в свою спальню и обнаружила Рэннольфа сидящим в кресле, в то время, как слуга брил его. Хотя лицо мужа оставалось неподвижным, глаза весело следили за ней.

– Рэннольф, ты по-прежнему намерен ехать в Эшби? – спросила она напрямик.

Он перехватил руку Ульрика и повернул голову, чтобы лучше видеть ее.

– Да. – Хотя ответ его состоял всего из одного слова, в решимости мужа нельзя было ошибиться. Ничто, сказанное ею, не изменит этого решения.

Ровена покорно вздохнула.

– Милорд, что именно вы намереваетесь делать в Эшби? Вам едва ли удастся оградить ее от сэра Джона. Теперь они муж и жена. А если он такой самостоятельный, каким кажется, то вряд ли он прислушается к вашим словам.

– Что ж, если он не захочет выслушать меня, я заставлю его вновь поклясться, объяснив, что именно это я и намеревался сделать. В конце концов имущество, которое принесла ему женитьба, заставит сэра Джона неоднократно повторять свои клятвы, которые, безусловно, сохранят наши отношения, пока он не выслушает до конца моего объяснения. Будет полезно предупредить его, чтобы он более осмотрительно относился к своему богатству.

– Нет, тебе не следует беспокоиться на этот счет. Думаю, все ключи находятся у его дочери, и Мэв придется потрудиться, чтобы выцарапать их из ее цепких ручек. – Она хохотнула, вспоминая странные слова высокой девушки.

Рэннольф улыбнулся ей, и она тоже ответила улыбкой. Ровене очень хотелось рассказать ему о ребенке, которого носила под сердцем. Слова уже рвались у нее с губ, но он промолчала.

Еще было рано. Все менялось слишком быстро. На прошлой неделе она еще была покорной женой, а вчера даже попыталась убежать из этого дома, который так любила. Ровене еще трудно было поверить до конца происшедшей в нем перемене. Кроме того, Рэннольф наверняка сочтет необходимым быть с ней сдержанным, чтобы не навредить ребенку, лишая ее тем самым возможности проявить свою страсть, которую она испытывала к нему. Нет, лучше пока попридержать язык за зубами, дождавшись момента, когда она будет уверена, что ребенок прочно укрепился в ее лоне.

– Ты хотела сказать мне что-то еще? – спросил он, наконец.

– Нет. Думаю, что нет, – медленно произнесла она.

– Гм, ну как хочешь. Я уеду сегодня до полудня. Ты будешь готова к этому времени?

Она поморщилась, соображая, какие дела могут быть завершены без ее участия.

– Да, скорее всего. Но только в том случае, если я смогу оставить Ильзу здесь, чтобы она проследила за тем, что я еще не закончила. – Если Ровена не собиралась пока раскрывать свою тайну, ей лучше оставить дома тех, на кого можно положиться.

– Твое дело, – ответил лорд Грэстан.

Ровена улыбнулась ему на прощание и вернулась в свою комнату.

– Вот вы где, – сказала Ильза, стоя посреди комнаты с чашкой в руках. – Возьмите и выпейте это.

– Нет, Ильза. У меня еще слишком много дел, чтобы туманить голову вином прямо сейчас. Милорд решил отправиться в путь до полудня.

– До полудня, – заворчала служанка. – Едва ли я успею собрать ваши вещи, не говоря уже о других делах.

– Собирать особенно много не придется. Я еду одна. Возьму только белую ночную сорочку и два платья, голубое и зеленое. Не упаковывай никаких цепочек или колье, я не буду носить их. Апвуд – сельское место, и мне не понадобится там пышно наряжаться.

Служанка застыла на месте с открытым ртом.

– Что? Но кто же присмотрит за вами?

– В поместье наверняка есть слуги. Ильза, ты нужна мне здесь, чтобы присматривать, что все идет так, как намечено.

Неожиданно блеск появился в тусклых старческих глазах Ильзы.

– Вы ведь не сказали ему, да? – Она кивнула головой в сторону спальни.

– Нет, еще не время. Я подожду, пока не буду уверена, что с моим ребенком все в порядке.

Глаза женщины сузились.

– Если вы не скажите ему сейчас, тогда это сделаю я.

– Только попробуй, и я клянусь, что отошлю тебя в дом твоей дочери, в город, и ты никогда не увидишь ребенка, – пригрозила Ровена.

– Вы не посмеете, – прошептала она, потом воскликнула. – Но, госпожа, я нужна вам сейчас больше, чем прежде.

– Да, это так, – сказала Ровена, уже сожалея о боли, которую она успела причинить своей служанке, – но только в том случае, если будешь держать свой язык за зубами.

Ильза смиренно склонила голову, ее желание увидеть рождение этого ребенка было слишком сильным, чтобы рисковать, даже во благо своего господина.

– Как пожелаете, госпожа. Я остаюсь.

Ровена положила руку на плечо преданной старой служанки.

– Знай, что я не собираюсь искать тебе замену.

Хотя она только фыркнула на слова Ровены, было видно, что женщина довольна.

– Да, миледи. Что вы хотите, чтобы я сделала?

– Ах, вот ты где! Мы скоро едем, ты готова? – окликнул ее Рэннольф, стоя возле камина вместе с Арнальтом. Юный рыцарь был очень серьезен, словно запоминал наизусть полученные указания.

– Я уже готова, – Ровена шла навстречу мужу по коридору. Маргарет несла за ней небольшую корзинку.

– Ты уверена, что не хочешь взять кого-нибудь из служанок с собой? – он посмотрел на Ильзу, которая в отчаянии закатила глаза. – Я не возражаю против того, чтобы подождать немного со сборами.

– Это лишнее, – ответила она. – Неужели я выгляжу такой беспомощной? Или в Апвуде нет слуг? Не могу представить, что мы пробудем там больше двух недель. Думаю, я переживу, если мне придется самой одеваться и причесываться.

Он широко улыбнулся ей, потом снова повернулся к своему временному управляющему.

– У тебя еще есть вопросы? Нет? Тогда едем.

 

Глава двадцатая

Теплый июнь убаюкивал Ровену и давал ей чувство успокоения. Это была превосходная погода для путешествий. Только что остриженные овцы паслись на лугах, выделяясь яркими пятнами на фоне зеленых холмов. Пшеница и ячмень высоко стояли в полях, покачиваясь от легкого ветерка. Влажная, возделанная земля источала сильный аромат, который напоминал ей о своей плодовитости. Как это отличалось от первого путешествия Ровены с мужем! Тогда все было холодно и бесплодно. Нет, не бесплодно, а только дремало.

Она чуть повернулась в седле, чтобы ей было удобнее смотреть на Рэннольфа. Он был поглощен разговором с Темриком, который ехал справа от него. Только один час брат будет сопровождать их, а потом ему придется повернуть на север, чтобы встретиться со свитой епископа. Братья оживленно обсуждали политику страны: король нашел своих подданных невежественными грубиянами и варварами и не останется, чтобы править ими.

Ровена разглядывала их обоих. Аккуратно постриженная бородка и более темный цвет волос у одного из них не могли скрыть родства братьев. Еще больше роднила их улыбка.

Муж давно уже снял свой шлем и откинул назад кольчужный капюшон. Полуденное солнце золотило его волосы. Лицо Рэннольфа быстро покрылось бронзовым загаром, который оттеняли серые светлые глаза. Простая радость от мысли, что она желанна для него, заставила Ровену улыбнуться.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Тебе, – сказала она, чуть пожав плечами.

– Тебя смешит мое старое и безобразное лицо?

Несмотря на преувеличенную обманчивость этих слов, она уловила в них нескрываемое удовольствие от ее внимания.

– Ты не стар и не безобразен, – ответила, она, прежде чем спохватилась. – Милорд, – возразила она, – вы пытаетесь обманом заставить меня говорить вам комплименты.

– Разве я не предупреждал тебя, что тщеславен? – рассмеялся лорд Грэстан.

– В чудовищной степени, – фыркнул Темрик.

– Что я могу поделать, если мне нравится выслушивать комплименты? – ответил Рэннольф, совсем как Джордан, который не мог долго держать обиду на кого-либо.

После того, как Темрик покинул их, Рэннольф объяснил ей, что им нужно ехать во главе оставшейся группы. Но когда она присоединилась к нему, он продолжал молчать.

Терпеливо она ждала несколько минут и вдруг почувствовала, что он пристально смотрит на нее.

– Милорд?

– Я хотел поговорить с тобой о Гилльяме, – сказал он, – но никак не могу привести в порядок свои мысли. Может быть, ты сможешь придумать то, что я сделать бессилен. – Его голос замер.

Ровена вздохнула.

Она не скажет ему того, что он хотел услышать.

– Он твой управляющий, а скоро придет время заниматься урожаем. У тебя нет другого выбора, как только заменить его.

Когда он повернулся и хотел возразить, Ровена подняла руку в перчатке, как бы предупреждая.

– Не возражай, потому что тебе так же, как мне, прекрасно известно о нашем критическом положении. Кроме того, он не управляющий. Давай наймем человека, достаточно сведущего, чтобы выполнять свои обязанности должным образом.

Рэннольф уставился на свои руки, держащие поводья.

– Ты права, – сказал он после минутного молчания, – но не подумает ли Гилльям, что я просто хочу избавиться от него?

– Нет, если ты подаришь младшему брату то, что ему действительно нужно: один из своих собственных замков.

– Если смогу, – сказал он мягко. – Может быть, в твоих землях найдется что-нибудь, пригодное для него?

Она кивнула, довольная его словами.

Дорога в тот день была занята обозами и фургонами странствующих торговцев, двигавшихся на запад, где приводилась большая ярмарка. Насколько хватало глаз, можно было заметить только одного человека, идущего на восток. Он шел торопливым шагом, хотя рядом на поводу вел сильную лошадь. Когда он мельком бросил взгляд на девиз на щите Рэннольфа, то бросился на середину дороги и замахал руками.

– Милорд Грэстан, – несколько раз выкрикнул он, пока не убедился, что его услышали и отряд остановился. Только тогда он отвесил дворянину должный поклон.

– Милорд, я был на пути к Грэстану в этот самый день, чтобы доставить вам послание от лорда Эшби. Мой конь захромал, глупое животное, но вот вы здесь, передо мной, и, значит, я совсем не опоздал.

Гонец полез в свой кожаный кошель и вытащил из него аккуратно сложенный пергамент.

Рэннольф взял письмо, и Ровена узнала печать лорда Эшби. Она напряглась. Это могли быть только плохие новости, независимо от того, что в нем говорилось. Рэннольф бегло читая послание, все больше хмурился.

– Ты расскажешь мне? – нетерпеливо спросила Ровена.

– Это только вежливые фразы с благодарностями за невесту и свадьбу. Писавший это не священник Джона, чья рука мне известна, даже не просит извинения за то, что новобрачные уехали, не спросив моего одобрения и не попрощавшись. – Он показал пальцем на восковой кружок, который говорил о том, что послание сочинялось в Эшби. – Боже мой, это означает, что он уже дал ей право пользоваться своей печатью. Я не думал, что леди Мэв сможет действовать так быстро.

Рэннольф поднял лицо, по напряжению его челюстей было заметно, как сильно это его заботит. Он передал ей письмо, и Ровена быстро его прочитала.

– Кроме того, Мэв не думает, что ты сможешь отправиться в путь, – заметила леди Грэстан. – Она знала, что мы ждем прибытия епископа в любой момент. Да, эти слова написаны для того, чтобы вызвать у тебя глубокое беспокойство, которое станет еще сильнее, потому что высокий гость, по мнению этой интриганки, является ловушкой для тебя в Грэстане. Очевидно, что она пытается сделать все возможное, чтобы посеять вражду между тобой и сэром Джоном.

Муж повернулся к ней, его глаза теперь сверкали от бешенства.

– Как забьется ее сердце, когда сегодня вечером мы постучимся в ворота Эшби?

– Мы? Сегодня вечером?.. Нам лучше послать гонца к сэру Джону с предупреждением о прибытии. – Еще не закончив говорить, Ровена уже знала ответ Рэннольфа.

– Я не вижу для этого оснований. Я уже останавливался у Эшби раньше и без таких формальностей. Кроме того, это явится полным сюрпризом для Мэв. – Он вдруг ухарски усмехнулся.

– Ты уверен, что это умно? Такой сюрприз может принести больше вреда, чем пользы. Я скорее приперла бы к стене дикого вепря, чем эту женщину.

– А ты, – сказал Рэннольф, слегка дотронувшись до ее щеки, – уделяешь Мэв гораздо больше внимания, чем она того стоит. Как она может нам навредить? Я должен чувствовать себя оскорбленным, если ты считаешь меня человеком, который не может противостоять угрозам этой женщины.

Он, конечно не чувствовал себя оскорбленным, а, скорее, был польщен ее заботой.

– Рэннольф… – начала она, но он ее перебил.

– Нет, не спорь. Это я позволил ядовитой змее заползти в свой сад, не послушался советов тех, кто оказался мудрее меня. Здесь, в твоих руках, находится прямое доказательство того, что я не могу позволить себе оставить все, как есть, хотя бы еще на один день.

– Мы едем в Эшби? – спросила она.

Он твердо кивнул и обратился к одному из своих людей.

– Ты, Уотт, достаточно хорошо знаешь Апвуд. Передай сэру Джослину, что мы задерживаемся дня на два.

Когда всадник ускакал, Рэннольф повернулся к гонцу из Эшби.

– Если ты желаешь продолжать путь к Грэстану, там для тебя найдется еда и кров, как и помощь для твоего коня. Мы не будем дожидаться тебя, если ты намереваешься возвратиться в Эшби.

– Тогда я поеду в Грэстан, милорд, – отозвался гонец.

Рэннольф тотчас пришпорил гнедого коня и бросил клич своему маленькому отряду. Через несколько мгновений они уже оставили посланца далеко позади.

Когда путешественники находились уже в нескольких милях от усадьбы Эшби, они замедлили ход, чтобы дать отдых лошадям.

Ровена взглянула на Рэннольфа. Он сосредоточил свое внимание на дороге, уходящей вперед. Там видны были две повозки, одна из которых, по-видимому, потеряла колесо.

– Кто это?

Лорд Грэстан издал короткий смешок.

– Кажется, я знаю, кто это. – Он тронул пятками бока своего гнедого. – Рен, ты останешься с остальными. Уолтер, ты едешь со мной.

Ровена видела, как муж поднял руку в приветствии, когда те, кто находился у повозок, обнажили свои мечи. Через несколько мгновений миледи и остальные подъехали достаточно близко, чтобы слышать разговор.

– Сын предупреждал, что колесный мастер меня надувает. – Нельзя было ошибиться ни в тонком голосе самого известного грэстанского торговца тканями, ни в его пышных одеяниях. – Посмотрите на меня теперь, как я здесь завяз, а все мои товары вывалились на дорогу. Я слишком поздно отправился в путешествие, а ярмарка начинается завтра.

Он в раздражении сжал кулаки.

– Ты послал в Айлингтон за колесным мастером? Он находится сразу за этим холмом.

– Да, милорд, но моего человека нет уже добрый час. Я не могу позволить себе отослать еще одного из-за разбойников.

Лорд Рэннольф выпрямился.

– Уолтер, поезжай в Айлингтон и сообщи бейлифу о том, что здесь происходит. Пока ты будешь там, поищи-ка кого-нибудь, кто способен починить эту повозку. Если никого не найдешь, тогда, может быть, деревенские жители одолжат ему телегу под залог. Ты, ты и ты, – он показал на нескольких человек, – дожидайтесь здесь, пока Уолтер не вернется с ремесленником и телегой. После того, как неполадки будут устранены, вы можете присоединиться к нам в Эшби.

– Благодарю вас, милорд, – сказал торговец с облегчением.

– Что хорошо для моего купца, хорошо и для меня, а, Питер? Он улыбнулся. – Я хочу, чтобы ты был в состоянии выплачивать ренту, которую я начисляю тебе. Мне сказали, что ты расширил свой склад у реки.

Ответная улыбка Питера была не такой уж широкой, потом он рассмеялся.

– Здесь вы меня поймали, милорд, – ответил он.

– Счастливого тебе пути, – крикнул Рэннольф, поворачивая лошадь.

– И вам, милорд. Миледи. – Он кивнул ей, когда Ровена проезжала мимо.

Уолтер и его люди еще не присоединились к ним, когда всадники взобрались на последний подъем, за которым укрывалось поместье, где их не ждали. Внизу, окруженный одинокой линией крепостной стены, лежал Эшби. К северу находился лес из дубов и вязов, именно поэтому и появилось это название, а на юге располагалась деревня, состоящая из семидесяти домов. Позади них простиралось лоскутное одеяло полей.

Защищенный с двух сторон рвами и отделенный от остального пространства рекой, Эшби заключал в своих стенах удивительно большой двор с садом, мельницей и хозяйственными постройками. В самой середине усадьбы располагалась квадратная каменная башня с пристроенным к нему домом. В отличие от деревянных хижин, это здание было гораздо больше их по площади, срублено из бревен и поставлено на каменный фундамент. Однако крыша была покрыта соломой. Массивные деревянные двери были обиты железом. К востоку от здания виднелась невысокая пристройка, в которой, по-видимому, находилась личная комната сэра Джона.

Со своей безмятежной летней пышностью Эшби являлся, как рассказывал Гилльям, великолепным местом. Речка искрилась на солнце, зажатая изумрудными берегами, которые заросли ивами и дикими цветами. Зеленые и золотистые поля волновал легкий ветерок. Овцы и гуси паслись на общинных землях. Побеленные домики стояли в своих зеленых садах на фоне темной оборонительной стены.

Когда они подъехали к мосту, который должен был переправить их через реку к владениям сэра Джона, всадников приметили местные жители. Несколько человек побежали к замку, чтобы предупредить своего лорда о неожиданном появлении незнакомцев.

Ровену охватили сомнения. Может быть, следовало все-таки послать весточку сэру Джону о своем приезде. Было нетактично появиться здесь без предупреждения. Она глянула на своего мужа. Он с непринужденным выражением лица оглядывал местность.

Тропинка, ведущая к воротам в Эшби, повернула в сторону от дороги. Подъемный мост – длинный деревянный язык, привязанный цепью к стене, был опущен над наполненным водой рвом, как это и должно быть в рабочий день. Но во внутреннем дворе царила полная тишина. Ни один человек не стоял на стене, ни один слуга не шествовал от сарая к дому. Даже собаки не было видно. Окна конюшни были закрыты и зарешечены. Дверь дома под навесом казалась такой неприступной.

Ровена взглянула на мужа. Теперь его лицо стало мрачным.

– Мы уезжаем, – резко сказал он и развернул своего гнедого.

Слишком поздно! Заскрипели ворота у сторожевой башни, и мост был поднят.

– Собака! – проревел сэр Джон, распахивая дверь дома.

Рэннольф поднял щит по старой привычке, прежде чем лучники на крыше замка успели выпустить свои стрелы. Лорд Грэстан перегнулся, чтобы заслонить Ровену. Хотя стрелы отскакивали от его кольчуги, не принося ему вреда, неожиданная атака ранила пятерых сопровождающих, а ее маленькая кобыла заржала от боли. Лорд Эшби сбежал вниз по ступеням с обнаженным мечом в руке. Поверх его одежды была наскоро наброшена кольчуга.

– Насильник и убийца детей! Умри, собаке – собачья смерть!

Возбужденный неожиданным столкновением и запахом крови, гнедой Рэннольфа отпрянул, обрушив свое гигантское копыто на бок соседней кобылы. Ровена сумела спрыгнуть на землю, прежде чем упала ее кобыла. Она откатилась от молотящих копыт и с трудом поднялась на ноги.

– Ты использовал ее, – бушевал Джон. Его меч отскочил от щита Рэннольфа.

– Ты взбесился, – крикнул лорд Грэстан. Его люди бросились прочь от него, двое уже были ранены и истекали кровью. – Я никогда не прикасался к ней.

Чьи-то руки оттащили Ровену от разгневанных мужчин. Она была не в состоянии не только сопротивляться, но и обернуться, чтобы посмотреть, кто был сзади. Неспособная говорить или двигаться, она стояла, оцепенев от ужаса.

– Лжец, – рычал Эшби, еще раз бросаясь на лорда.

Ему удалось ранить всадника в бедро. Кровь обагрила кольчужные штаны Рэннольфа.

– Тащите их вниз, – крикнул сэр Джон своим людям. – Я покажу ему, как издеваться над женщиной!

Нападающие окружили грэстанских воинов. Ровена видела, как люди Эшби стащили еще двоих с лошадей, как немногие оставшиеся пали под сверкающими клинками. Она не могла даже вздохнуть. Если солдаты стащат Рэннольфа с лошади, ей этого не пережить.

Гнедой снова встал на дыбы, обрушиваясь на окружающих его врагов. Он растоптал одного, второй потерял руку, еще один – голову. Джон бросился вперед, стремясь свалить Рэннольфа с лошади, но тот отбил эту атаку.

– Стой, отец! – закричала Никола, стоя позади Ровены.

Голос девушки не мог пробиться сквозь вопли и проклятия мужчин. Звон мечей и крики раненых заглушали все вокруг.

Захваченные врасплох, люди лорда Грэстана в большинстве лежали мертвые или раненые. Их кровь перемешалась с кровью воинов Эшби, которые пали рядом с ними. На них снова обрушивался град стрел, которые уничтожили остальных лошадей. Оставались только лорд Грэстан и его массивный конь.

– Он мой, – проревел сэр Джон и бросился вперед, намереваясь убить лошадь, так как не мог достать всадника. Время словно бы замедлило свой ход. Гнедой сделал выпад вперед, нападая. Меч Эшби глубоко вошел в его шею. Когда животное отпрянуло от боли назад, Рэннольф нагнулся вперед и описал своим мечом огромную дугу. Он задел своего вассала лишь концом хорошо наточенного меча. Мощный удар поразил сэра Джона, ломая ему ребра и разрубая кольчугу.

В агонии, конь снова поднялся на дыбы. Это движение освободило лорда Эшби от меча его господина. Раненый воин упал на землю. Но стрелки наверху воспользовались моментом. Рэннольф согнулся от боли, когда стрелы вонзились в его плечо, хотя они не смогли пробить его плотную металлическую рубашку. Потеряв равновесие из-за удара, Рэннольф зашатался в седле. Гнедой кинулся вперед, но жизнь его угасала. Лорд Грэстан упал на окровавленную землю, а конь опустился рядом с ним.

Внезапно наступившая тишина была ужасной.

– Папа, – снова закричала Никола, теперь ее истерический вопль мрачным эхом отдавался от окружающих их стен. Она бросилась к своему отцу.

Ровена, не тратя времени на слова, понеслась к Рэннольфу. Он лежал на боку, падая, он головой ударился о землю и из раны текла кровь. Дрожащей рукой она дотронулась до него и под рукой почувствовала сильное сердцебиение. Слава Богу, он был жив. Никогда она еще не чувствовала большего облегчения.

– Там идут еще четверо. – Голос леди Эшби прозвучал над полем сражения.

Ровена смотрела, как белокурая женщина в светлых платьях сошла вниз по ступеням и подошла к своему мужу.

– Глупец, – продолжала она низким голосом. – Я искала наказания, а не убийства. Теперь ты не оставил мне другого выбора, как только закончить то, что ты начал.

На нее совершенно не действовали кровавые последствия резни.

Ровена снова повернулась к Рэннольфу. Если в сэре Джоне еще теплилась жизнь, нельзя было допускать эту стерву к нему. Она вскочила на ноги и пробилась через толпу мужчин туда, где лежал лорд Эшби.

Никола бормотала что-то своему отцу, развязывая шнуры его кольчуги.

– Не волнуйся, – сказала она, когда он застонал от боли. – Тихо, папа, все не так уж плохо, как кажется, – солгала Никола. – Тебе повезло, что ты такой толстый, иначе бы тебя разрубили надвое. Здесь он сломал тебе ребра, а здесь рана глубока, но ты поправишься.

Но Джон смотрел только на свою жену.

– Я не мог сдержаться, зная, что лорд Рэннольф с тобой сделал. – Произнес он прерывистым шепотом.

– А что он с ней сделал, лорд Джон? Скажите мне, потому что я сгораю от желания узнать.

Слова Ровены испугали всех.

– Кто-нибудь, отведите ее в сторону и прикончите, – выкрикнула леди Мэв.

– Нет, – воспротивился лорд Эшби, дав знак головой мужчинам, которые уже схватили Ровенну. – Я тебя тоже спас. Ты не знаешь, что твой муж сделал, потому что лорд Грэстан от всех нас скрывал свое настоящее лицо. Он надругался над моей женой и третировал ее, а когда Мэв родила ему детей, то убил их. Он… – сэр Джон долго молчал, справляясь с дыханием, потом начал снова. – Он бил ее и оскорблял.

– Вам не хотелось бы услышать другую версию истории, которую ваша жена сочинила для вас? – Ровена сосредоточила все свое внимание на единственном человеке, который мог спасти жизнь ее мужа. – Я бы рассказала о людях, которых она использовала, о том, как она ограбила нашу сокровищницу…

– Грязная ложь! А я хотела защитить тебя, – закричала Мэв, испытывая наслаждение, оскорбляя леди Грэстан. – Зачем ты слушаешь ее, любимый? Теперь я вижу, как она меня ненавидит, а я-то всегда считала ее своей сестрой. Заставь ее замолчать.

– Нет, я хочу слышать, что она скажет.

Сэр Джон закрыл глаза и проглотил слюну, потом снова с трудом сосредоточил внимание на Ровене.

– Но не сейчас, – продолжила его жена, ее голос был теплым и успокаивающим, когда она опустилась рядом с ним на колени, пачкая свои руки и платье в крови мужа. – Ты так тяжело ранен, я боюсь за твою жизнь. Мы перенесем тебя в дом, и ты сможешь выслушать ее позже.

Мэв прижала губы к его лбу. Джон не обратил на это внимания. Наоборот, он спросил Ровену:

– Лорд Грэстан не обращается с тобой бесчестно?

– Нет, – сказала Ровена и тоже встала на колени рядом с ним. – Но вы не должны были спрашивать меня об этом. Вы знаете его. Ваша жена использовала вас, она воспользовалась вашей привязанностью к ней, чтобы сделать орудием своей мести против Рэннольфа за проявленное к ней пренебрежение. Разве вы не видите, как ее россказни разожгли в вашей душе эту неестественную ненависть к вашему лорду? Видите? Ей нечего ответить.

– Милорд, – возразила Мэв, но Ровена продолжала говорить, ее властный голос перекрыл слова другой женщины, и та была вынуждена замолчать.

– Знайте, я говорю правду, он не насиловал ее. Он, напротив, запер свои двери, чтобы она не могла вползти в его постель. Она не родила ему ни единого ребенка. Но даже если бы это было так, вам следовало просто подумать о Джордане, чтобы увидеть правду. Разве человек, который так любит ребенка служанки может убить другого, своего сына?

Она взяла его за руку.

– Лорд Грэстан любит вас, сэр Джон. Он приехал сегодня сюда, чтобы убедиться, что у вас все в порядке. Когда вы так внезапно покинули Грэстан, милорд подумал, что оказал вам какое-то неуважение. Как вы могли позволить этой женщине заставить вас нарушить свою присягу ему? Вы предали его, не дав ему даже возможности оправдаться.

Сэр Джон уставился на нее, его карие глаза остекленели от боли. Теперь, когда ярость прошла, он испытывал ужас перед содеянным.

Мэв закричала с искренней тревогой.

– Она лжет, она сделает все, чтобы спасти его, потому что без него она потеряет Грэстан.

– Сэр Джон, – продолжала Ровена, – милорд, мой муж, доверял вам, совсем как его отец доверял вам еще до него. Да, вы предали его, но он все еще жив. Еще не поздно. Пощадите нас, и я клянусь спасением моей души, что ваша дочь не пострадает из-за того, что произошло здесь сегодня.

– Нет, – закричала женщина, видя, как теряет контроль над мужем.

– Никола, – позвал отец, и взгляд его медленно перешел на девушку, которая наложила повязку на кровоточащую спину и бок, для чего она порвала собственное платье.

Дочь положила ладонь на жесткую щеку своего отца.

– Ты поступил неправильно, папа, напав на него и не выслушав оправданий… – Ее голос дрожал, – но, папа, если ты должен умереть, я умру вместе с тобой. Тебе ничего не нужно делать, чтобы спасти меня, – сказала она, се исцеляющие руки снова вернулись к ранам отца.

Сэр Джон перевел свой взгляд на Ровену.

– Внутри рукоятки моего меча есть нитка из плаща святого Георгия. Поклянитесь на ней, сейчас же!

Ровена положила руку на его окровавленный меч.

– Я клянусь!

– Ричард, – позвал он, потом закашлялся от усилия, которого это ему стоило. Когда мужчина склонился, чтобы выслушать его, сэр Джон продолжал. – Любой ценой жизни леди и лорда Грэстан должны быть сохранены. Они не должны умереть. Поклянись мне, что ты исполнишь это.

– Я клянусь, милорд, – ответил Ричард.

– Глупец! – взвизгнула Мэв, вскакивая на ноги. – Ты безмозглый болван! Приближаются еще четверо из них. Если бы все они были убиты, никто не смог бы рассказать о том, что здесь сегодня произошло.

Но было слишком поздно. Лорд Эшби потерял сознание.

– Глупец, – еще раз произнесла она, ее лицо было искажено яростью. – Будьте вы прокляты, вам не удастся расправиться со мной!

Она обернулась к Ричарду.

– Делай, как я говорю, или все войско Грэстана обрушится на этот замок. Убейте тех четверых, убейте всех, кто остался жив. Когда все они будут мертвы, мы похороним их в лесу и будем утверждать, что их здесь не было.

Ричард презрительно глянул на нее.

– Скольких еще свидетелей мы должны убить, чтобы закрыть им рты? Нет, нельзя скрыть то, что случилось здесь сегодня.

– Делай, как я говорю! Я твоя госпожа! – закричала она.

– Я не служу вам, – возразил он. – Я клялся в верности моему господину и буду выполнять его приказания.

– Нет, – визгливо закричала она, прижимая пальцы к вискам. – Нет, я не умру из-за глупости этого человека.

Наконец, Ровена увидела, как стало спокойным ее лицо, а тело приняло самую обольстительную позу.

– Да, Ричард, ты прав, ты не можешь нарушить своего слова. Но подумай вот о чем. Если эти люди были бы мертвы, никто не мог бы рассказать о том, что произошло здесь. Это могло бы дать нам только три дня, но этого было бы достаточно, чтобы твой господин пришел в себя. Когда к нему вернутся силы, он будет способен разрешить эту задачу без дальнейшего кровопролития. Но… – Она немного наклонилась вперед. Ричард стоял перед ней, как каменный. – Но если они предупредят Грэстан, Гилльям будет здесь завтра, и все мы погибнем, и ты, и твой господин.

Ричард молча уставился на свою госпожу, как бы изучая ее, затем промолвил:

– Все, что я буду делать, будет только служить интересам моего господина. Теперь в твоих словах есть смысл, и поэтому я слушаю. Но хочу предупредить тебя, что могу умереть лишь однажды, но умереть не ради твоих целей.

– Мне все равно, хоть ради самого дьявола, если уж ты взялся за это, – сладко промурлыкала она. – Только убедись, что все четверо умерли, даже если придется гнать их до самых ворот Грэстана.

Тревожный голос Уолтера донесся до них через стену.

– Милорд, что там происходит? Крикните нам, чтобы мы знали, что с вами все в порядке. Почему нас не пускают?

Ровена откинула голову и закричала во всю силу легких.

– Беги к Гилльяму, Уолтер, к Гилльяму!

Еще не закончив, она поняла, что он не услышит ее. От внезапной боли Ровена провалилась в темноту.

 

Глава двадцать первая

Леди Грэстан застонала, голова у нее кружилась. Она сморщилась от боли, – под щекой был жесткий пыльный пол. Со стоном Ровена приподняла голову, чтобы оглядеться вокруг.

– Рэннольф?

Помещение, где она находилась, было таким темным, что ничего нельзя было разглядеть.

– Рэннольф? – снова воскликнула она, начиная паниковать.

Лорд Грэстан лежал у дальней стены этой маленькой комнаты, растянувшись во весь рост на полу, лицом вниз. Ровена встала на колени, но в глазах опять так сильно потемнело, что она чуть не упала. Прошло много времени, прежде чем она предприняла новую попытку подняться. На этот раз ей это удалось.

– О, мой милый, – испуганно прошептала Ровена, стоя рядом с ним на коленях.

Нащупав его пульс, она закрыла глаза в краткой благодарной молитве, потом дотронулась до израненного лба мужа. Он глухо застонал.

– Тихо, сердце мое, – сказала Ровена, нежно гладя его волосы и оглядываясь вокруг.

Пленники были заключены в пустой комнате с деревянной дверью и четырьмя каменными стенами. Должно быть, они находились на верхнем этаже башни.

Он немного пошевелился, потом прошептал:

– Рен, ты жива?

– Я здесь, любимый.

– Ты ранена?

– Нет.

Она подняла руку и пощупала голову в том месте, куда ее ударили.

– Где мы?

– В комнате с каменными стенами. Я думаю, что мы в башне.

– Мы заперты?

– Я не знаю, – с удивлением ответила она. Ей не приходило в голову попытаться открыть дверь. Даже если она была открыта, Ровена не покинула бы мужа. Она поднялась и в несколько коротких шагов достигла противоположной стороны комнаты. У двери не было ручки. Открыть ее можно было, только отперев замок.

– Да, мы заперты.

– Проклятье! – тихо застонал он и осторожно перевалился на бок.

Ровена вернулась, чтобы сесть рядом, положив голову мужа себе на колени.

– Я ничего не помню после того, как ударил Джона. Ты должна рассказать мне, что произошло дальше, – сказал Рэннольф.

Ровена вздохнула.

– Сэр Джон поверил россказням Мэв о твоих издевательствах. Этот бедняга не мог соперничать с ней во лжи и хитрых увертках. Когда я заставила поразмыслить лорда Эшби над этим, до него дошло, наконец, что она использовала его в качестве орудия мести против тебя. Как только он понял это, то приказал своему помощнику сохранить нам жизнь.

– Так вот почему я лежу здесь, в кольчуге, но без меча, в запертой кладовке, на голом полу? – Несмотря на боль, Рэннольф пытался говорить с сарказмом.

– Я не знаю, почему мы здесь, – в раздражении воскликнула она. – Он действительно приказал своему человеку поклясться, что мы останемся живы. Рэннольф, нам нужно было предупредить его. Наше неожиданное появление заставило сэра Джона напасть на человека, который, по словам его жены, был чудовищем. Даже Мэв не планировала убийства и пыталась остановить его. Она хотела отомстить тебе, лишив преданности Джона. Теперь его злоба обрушится на нее, и ей известно, чего это ей будет стоить. Если она должна отправиться на тот свет, то попытается прихватить и нас с собой. – Ее внезапный смех был горьким. – Мария, матерь Божья, я думала, она задохнется от бешенства, когда человек Джона отказался прикончить нас.

– А что с Уолтером? – быстро спросил Рэннольф, хватаясь за единственную оставшуюся надежду.

– Ну, – заколебалась она, припоминая напрасный вскрик, – я думаю, что они были убиты. Этот человек сэра Джона хотел не допустить того, чтобы кто-то еще узнал об их предательстве, думая, что его господин может прийти в себя на следующий день, чтобы во всем разобраться. Он надеется, что у них есть не меньше недели, прежде чем нас хватятся в Грэстане. Если бы было так! Что будет делать сэр Джослин, если мы не объявимся в течение нескольких дней?

– Ничего, только ждать. У него нет причин подозревать, что в Эшби мы пали жертвой гнусного предательства. И в Грэстане никого не обеспокоит наше отсутствие. – Рэннольф тихо застонал. – Если Уолтер умер, я боюсь, что нас ожидает такая же участь, потому что я не верю, что сэр Джон выживет. А теперь скажи, что с раной в моем плече? Я не могу достать до нее.

– Там у тебя нет раны. Твое бедро еще кровоточит, а голова порезана. – Она легко дотронулась пальцами до его плеча. – Я надеюсь, ты ничего не сломал себе при падении?

Он попытался сесть и тяжело задышал от усилия.

– Помоги мне снять кольчугу. Если нам придется здесь умереть, то я хотел бы сделать это со столькими удобствами, сколько смогу себе позволить.

В замке повернулся ключ. Ровена, удерживая Рэннольфа, стараясь помочь ему принять сидячее положение, с испугом вглядывалась в сторону двери.

Быстро и молча вошла Никола. Она закрыла за собой дверь и заперла ее. В свете крохотной лампы Ровена разглядела медицинские принадлежности на подносе и ведерко в руке.

Рэннольф попытался повернуться, но не смог.

– Кто там? – хрипло прошептал он.

– Это Никола, любовь моя, – ответила Ровена. – Она пришла нам помочь.

– Не будьте так уверены, – ответила девушка. В ее тоне слышалось осуждение. – Ричард сказал, что вы должны быть заперты здесь, чтобы Мэв не могла добраться до вас. Он имел в виду, что мне следует кормить и заботиться о вас, но не помогать. Я знаю, что Мэв желает вам смерти, и заставила ее поверить, что не буду помогать человеку, который чуть было не отправил моего отца на тот свет. Теперь я пришла к вам, чтобы вы разъяснили мне, что же произошло.

– Рэннольф был ранен, потому что твой отец предал его и напал на нас, – ответила леди Грэстан, не в состоянии подумать, что эта девушка пришла только, чтобы глумиться над ними. Разумеется, она не будет защищать женщину, которая довела ее отца до такого плачевного состояния. – Он хотел стащить моего господина с коня и убить его. Мой муж только защищался.

– Истинно, мой отец поступил неверно, но как же лорд Грэстан? Ему известно, как вспыльчив мой отец. Отчего же тогда милорд устроил свадьбу с этой злобной женщиной, чьи слова подстрекали верного рыцаря ненавидеть своего лорда, как же заклокотало в нем бешенство, когда этот человек без предупреждения появился у ворот?

– Моя вина, – прошептал Рэннольф. – Я бы не поверил…

– Вы не знаете, как она вертела им. Я слышала ее ложь, видела, как он верил ей, но ни одно мое слово не достигало его ушей.

– Пожалуйста, – сказала Ровена, недоверчиво глядя, как девушка все еще стоит в стороне, – ты должна помочь нам.

Никола продолжала, ее голос дрожал от слез.

– Вам лучше, леди Грэстан? Вы осмелились торговать моей жизнью. Да, мне это известно. Обещая меня спасти, вы воспользовались отцовской любовью ко мне, чтобы заполучить то, что вам было нужно. Но теперь пришла моя очередь вести торговлю. Я буду лечить раны вашего мужа и расстраивать планы моей мачехи, но только если вы не будете считать отца ответственным за то зло, к которому вы сами его принудили. Если вы хотите жить, пусть лорд Грэстан поклянется пощадить моего отца.

Ровена кивнула за лорда Грэстана.

– Он клянется, – сказал она.

– Я не могу дать ему то, на что он уже потерял право, – сказал Рэннольф, с трудом поднимаясь. Его слова прерывались из-за тяжелого дыхания. Что, в нем заговорило чувство оскорбленного достоинства? – Он напал на меня, и нанес мне смертельную обиду. Его жизнь больше не принадлежит ему, она моя.

– Придержи язык, – бросила ему Ровена. В ее голосе чувствовалась решимость. – Твое упрямство привело к этой злополучной женитьбе. Потом опять твое упрямство довело нас до теперешнего положения. А теперь ты собираешься осудить нас на смерть только ради того, чтобы из гордости сказать, что его жизнь принадлежит тебе? Хорошо же, я не позволю нашему ребенку умереть оттого, что ты слишком упрям, чтобы поступиться своей гордостью.

За ее словами последовало молчание, затем раздался короткий смешок Рэннольфа.

– Я хотел сказать… Никола, моя жена права. Это я свалил все эти несчастья на свою голову. Если это будет в моей власти, я не посягну на жизнь и свободу вашего отца.

Девушка вздохнула так глубоко, что поднос покачнулся.

– Благодарю вас, – сказал она. Никола опустилась на колени рядом с ними. – Милорд может сидеть самостоятельно? Нет? Это плохо, потому что нам будет сложно снять с него кольчугу.

Никола поставила рядом ведерко, поднос и лампу.

– Лорд Грэстан, нам придется вытянуть ваши руки. Если плечо сломано, с этим ничего нельзя поделать, вам придется терпеть боль.

– Я буду считать ее наказанием за свою глупость.

– Не смейся, – воскликнула Ровена. – Я не могу переносить, когда ты смеешься над этим.

Никола взялась за кольчужный подол.

– Приготовьтесь. Держите его прямо, – приказала она леди Ровене. – Не давайте милорду упасть, пока я не закончу.

Ровена сделала, как ей было велено, и смотрела на девушку, выполнявшую свою задачу с такой же уверенностью, которую леди Грэстан проявляла в управлении хозяйством. Никола умело и быстро справилась со своей работой. Имея на себе только заскорузлые от крови штаны, лорд Грэстан сел, тяжело навалившись на свою жену, в то время как Никола вынимала мелкие кусочки металла из его ран на ноге и спине, там, где стрелы пробили кольчугу. Наконец, девушка с облегчением опустилась на корточки.

– Вам повезло. Ничего не сломано, никаких глубоких повреждений. Много дней вам не избавиться от багровых кровоподтеков. – Она еще раз промыла его бедро, оставаясь совершенно спокойной при виде крови, которая продолжала сочиться. – Я чувствую себя предателем. Мой отец ранен куда тяжелее.

– Никола, – со вздохом сказал Рэннольф, – я молюсь, чтобы он выжил, потому что нам нужно о многом переговорить.

Раздался стук в дверь.

– Леди Никола? – прошептал кто-то в замочную скважину.

– Иду.

Высокая девушка проворно поднялась на ноги, отперла и распахнула дверь. Двое слуг вошли в помещение, один нес тюфяк и горшок, другой – белье и кувшин. Они положили свою ношу и удалились. Никола тихо заперла за ними дверь.

– Леди Мэв не должна знать, что мы вами занимаемся. После того, как я зашью вашу ногу, мне нужно уйти. Вам придется самим приготовить себе постель, миледи.

В ее интонации послышался оттенок насмешки, как будто она думала, что на эту работу леди Грэстан не способна.

Рэннольф засмеялся, но тут же смолк от боли.

– Это она умеет, – хрипло сообщил он. – Она может даже сама причесываться и одеваться.

– О, любимый, не смейся, – Ровена снова сделала ему замечание, – здесь нет ничего смешного.

Его рука сжала ладонь жены.

– Милая, когда есть выбор – смеяться или плакать, я предпочитаю смеяться. Кроме того, наше положение значительно улучшилось за последние минуты.

– Подожди, – сказал Рэннольф, – у меня кружится голова. Если я свалюсь на жену, то могу причинить вред ей и ребенку, которого она носит. Сначала дай мне воды, потому что у меня в горле пересохло от жажды, а потом позволь лечь.

Никола помогла ему напиться из кувшина разбавленным вином, а Ровена быстро приготовила постель, раскинув на полу тюфяк. На него они уложили Рэннольфа. Ровена держала мужа за руку и нежно гладила его по волосам, пока девушка занималась штопкой.

Когда лорд Грэстан окончательно понял, что вернулся к жизни, девушки уже не было в комнате. Жена сидела рядом и, хотя Рэннольф еще не открывал глаз, он почувствовал, что Ровена плачет. Это было понятно, потому что его безрассудство привело их в такое положение. Только стыд удерживал его от того, чтобы заговорить с женой.

Внезапно она прижала к себе его пальцы и стала целовать их.

– Я не могу переносить мысль о том, что ты можешь умереть, – прошептала она. – Пожалуйста, не умирай.

Она вздохнула и сжала его руку в своей.

– Не плачь, милая, – пробормотал он, – я не умру.

Узнав, что он снова пришел в сознание, она только разрыдалась еще горше.

– О, Рэннольф, я так боюсь. Мы были вместе так недолго. Не покидай меня, я люблю тебя.

Эти слова заставили его задохнуться от затеплившейся надежды, потом он вздохнул, как будто признавая невозможность этого.

– Ты говоришь так, потому что напугана. И, как ни приятно мне это слышать, я думаю, что ты ошибаешься, – выговорил он, останавливаясь через слово, чтобы перевести дыхание. – Вплоть до недавнего времени я не был идеальным мужем, а теперь чуть не загубил твою жизнь. У тебя не было достаточно времени даже на то, чтобы хорошенько узнать меня, и еще меньше, чтобы полюбить.

И все же, в нем начала расти отчаянная потребность услышать, чтобы она повторила свои слова. Он хотел еще раз убедиться в их истинности.

Ровена свободной рукой вытерла слезы, оставившие дорожки на ее щеках, и порывисто вздохнула.

– Но я знаю тебя уже несколько месяцев, начиная с февраля.

– Едва ли можно так говорить. Я редко бывал рядом с тобой.

– Да, ты отсутствовал, но рядом были твой сын, брат, твои люди. Твоя доброта отражалась в их глазах, когда они вспоминали о своем господине, и я слышала рассказы о благородных поступках, которые ты совершал. Каждый раз, когда я смотрела на Джордана, я видела тебя. Да, ты бывал сердит, но за это извинился и все мне объяснил. Потом, в нашей постели… – Вдруг притихший голос Ровены стал робок. – Ты не обижал меня и не причинял боли, ты заставил меня полюбить тебя.

Слова жены замерли в тишине.

Рэннольф закрыл глаза, едва скрывая радость, которую доставило ему это признание. Она любила его, это правда. Ему хотелось прикоснуться к ней, обнять ее покрепче. Он потянул ее за руку, и она легла рядом с ним. Когда Рэннольф повернул к себе ее лицо, их губы нежно слились в поцелуе. Он почувствовал, что начинает новую жизнь, хотя бы в этом темном и жутком месте. С удивлением он прошептал:

– Ты любишь меня и никогда не покинешь, потому что Грэстан держит твое сердце, как и мое.

Потом Рэннольфа неодолимо потянуло ко сну, и он безропотно поддался целебным объятиям Морфея.

Тонкий лучик утреннего солнца пробился в узкое оконце, выходящее на восток. Ровена медленно открыла глаза, испытывая какое-то новое недомогание, похожее на тошноту. Она еще не испытывала ничего подобного. Однако это быстро прошло, оставив лишь странную тяжесть внизу живота.

Она придвинулась в Рэннольфу, который все еще спал. Легкое прикосновение к его лбу убедило ее, что у мужа не было лихорадки. Вставая, Ровена достала свои четки и прочитала утренние молитвы, добавив благодарственные слова за то, что они пока еще были еще живы. Когда этот обычный ритуал был завершен, она сняла с себя грязную одежду и бросила ее в угол. Оставшись только в рубашке, Ровена подошла к небольшой щели в каменной стене.

Двор Эшби простирался до самой реки, зеленый и благоухающий. Она могла даже расслышать плеск воды о ее берега. С вершины ивы иволга изливала свою песню в прохладные и безоблачные утренние небеса. Блеяла овца, хныкал ребенок. Внезапно ветер донес запах свежего хлеба. Как могло нечто столь кошмарное случиться в таком мирном месте?

Ровена удрученно отвернулась от щели. В выемке в стене она нашла свой гребень и поджав ноги, уселась на краю матраса. Прошлой ночью она не уделила внимания своим волосам, и теперь ей придется за это расплачиваться. Она распустила длинную косу и начала медленно расчесывать волосы, потом перекинула их через плечо, чтобы заплести.

– Оставь, – хрипло сказал Рэннольф, напугав ее. – Мне нравится, когда они свободно распущены.

Ровена быстро повернулась к нему, при этом волосы взвились мягким облаком.

– Я не знала, что ты проснулся. Как ваши дела сегодня, милорд? Что-нибудь болит?

– Да, но ты можешь облегчить мне боль, если поможешь подняться, чтобы я мог воспользоваться этим горшком.

Ровена буркнула что-то, но сделала все, как он просил.

– Боже мой, ну, и тяжел же ты, – сказала, она, когда он навалился на нее, поднимаясь с матраса.

– Раньше это тебя, кажется, не волновало, – колко ответил он. – Подожди немного, у меня снова кружится голова. Если я не удержусь, дай мне упасть. Я не хочу повредить ни тебе, ни нашему малышу.

– Не дам, – заявила она, обхватывая его за талию.

На мгновение он прикрыл глаза ладонью, потом вздохнул.

– Теперь мне лучше. Отпусти, я сам сделаю несколько шагов.

Она продолжала держать его, и Рэннольф повторил:

– Рен, не держи меня. Если нам суждено выбраться из этой темницы, я должен быстрее выздороветь. Чтобы сделать это, мне надо снова встать на собственные ноги, и побыстрее.

Ему удалось пройти некоторое расстояние, но потом пришлось опереться о стену. Когда Рэннольф, наконец, повернулся, лицо его было совершенно белым от недомогания.

– Проклятье, я не могу согнуться, чтобы завязать пояс. Ты сделаешь это для меня?

На этот раз он не жаловался, когда она помогла ему пройти несколько шагов назад. Но дойдя до тюфяка, Рэннольф заартачился:

– Нет, я не буду лгать. Это причиняет мне слишком большую боль. Привали тюфяк к стене и дай мне сесть. Ты можешь скомкать одеяла и подложить мне под спину.

Она колебалась, и он рявкнул:

– Я могу терпеть ровно столько, сколько тебе понадобится, чтобы подвинуть тюфяк.

– Как угодно, милорд, – саркастически отозвалась она, но сделала, как он просил.

После того, как она, к своему собственному удовлетворению, помогла ему, Ровена передала мужу кувшин, и он разделался с его содержимым. Краска постепенно приливала к его лицу.

– Теперь ты выглядишь лучше. Как твоя голова? – спросила она. Взяв пустой кувшин, Ровена поставила его рядом с дверью.

– Довольно хорошо.

Его слова были отрывистыми и резкими.

– Почему ты не сказала мне, что ждешь ребенка?

– Я не хотела преждевременно вселять в тебя надежду, – тихо ответила она. – Ильза говорит, что первенец часто бывает в меньшей безопасности, чем те, кто идет следом.

Ровена не могла заставить себя рассказать ему о том, что умерла бы, узнав, что он ценит ее только из-за того ребенка, которого должна родить.

– Ты рисковала жизнями моего ребенка и своей, и даже подумала, что могла потерять его?

– Нет, – возразила она. Гнев разгорелся в ее сердце, – это ты поставил на карту жизнь моего ребенка, потому что был одержим дурацкой идеей явиться сюда и не слушал, когда я предупреждала тебя о том, что здесь может случиться. Слава Богу, что я здесь. Если бы не я, ты валялся бы мертвый рядом со своим конем, которого ты так сильно любил.

– А, Роланд… – печально сказал он и вздохнул, все еще не глядя на жену.

– Что, ни одного слова благодарности? Я спасла твою жизнь, но ты думаешь только об этом проклятом гнедом?

Ровена чуть не плакала. Он нашел в своем сердце место для обыкновенной скотины, но не для нее! Ровена повернулась к мужу спиной.

– Что, если бы ты умер и оставил меня вдовой с ребенком, который никогда не увидел бы своего отца?

– В моей семье не мужчины умирают молодыми, – резко возразил он. – Если бы тебя со мной не было, все могло быть по-другому. Я чуть с ума не сошел, когда подумал, что Роланд растоптал тебя. – Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Когда Рэннольф говорил, голос его дрожал от боли. – Я не знал, что ты беременна, иначе бы настоял на том, чтобы ты осталась в Грэстане. Все женщины слабы, и особенно беременные. Я должен был знать. Ведь я когда-то лишился из-за этого своей матери, мачехи и двух жен на разных стадиях беременности.

Ровена медленно повернулась, чтобы посмотреть на него, но Рэннольф не ответил ей взглядом.

– Ты беспокоился обо мне? – спросила она, все еще не веря.

Он бросил на нее обиженный взгляд.

– Разумеется, да. Я потрясен до глубины души тем, что не могу защитить тебя, пока мы сидим здесь, в ловушке, в этой Богом забытой тюрьме, без еды, несмотря на обещание этой девицы. И только после того, как я практически погубил тебя в результате своей глупости, вдруг узнаю, что ты ждешь ребенка. Ты должна была сказать мне раньше.

Он снова отвернулся.

– Нет, это не так, – в изумлении сказала Ровена. – Ты ошибаешься, что этот ребенок будет причиной моей смерти.

Он медленно повернул голову. Встретившись с ним взглядом, Ровена вдруг все поняла: он не смог бы пережить ее смерть. Взгляд Рэннольфа излучал любовь.

Какой глупой она была, не догадываясь, что Рэннольф тоже любит ее. Не из-за поместий, не из-за ее наследства он погнался за ней, а чтобы извиниться и вернуть домой, как достойную жену. Она не поняла, что каждым своим словом и прикосновением он становился с ней одним целым и отдавал жене свою душу.

– Я дорога тебе, и ты страдаешь от мысли, что можешь меня потерять, – прошептала Ровена, прежде чем осознала, что надеялась услышать от него слова любви.

– Рен, – сказал он мягко, – не изводи меня. Я страдаю и душой, и телом. Человек, который, как я думал, был хорошо мне известен, восстал против меня, и я сам способствовал этому. Я теряю разум от страха за твою жизнь. Ты права, я не хочу лишиться тебя. Лучше сядь рядом и обними меня. Я должен ощущать, что ты рядом, потому что чувствую себя очень одиноким.

– Как хочешь, любимый, – нежно сказала она, скрывая свою радость.

Она села рядом с мужем и крепко обняла его. В комнате снова наступили сумерки, прежде чем появилась Никола.

– Приношу извинения за то, что пришла так поздно, – сказала она, запыхавшись от быстрой ходьбы.

Никола принесла корзину с хлебом, сыром и кусками пирога с мясной начинкой. Там был горшок с густой похлебкой для Рэннольфа и кувшин некрепкого пива. На ее руке висело ведерко со свежей водой для умывания. Позади девушки появился слуга с корзиной вещей, самых необходимых для лорда и леди Грэстан. Человек быстро поставил ее на пол и ушел.

Никола заперла дверь и подошла к своему пациенту, чтобы осмотреть его. Девушка казалась удовлетворенной тем, что увидела.

– Мэв скрипит зубами от ярости, потому что еще не найдены четверо ваших людей. Я слышала, как Ричард сказал, что они обрыскали все дороги к Грэстану, но нигде не нашли их следов. Он говорит, что они прячутся в деревне или, может быть, в Айлингтоне. – Ее руки просто летали, быстро разматывая повязки.

– Как чувствует себя твой отец? – спросил лорд Грэстан.

Девушка вздохнула.

– Он все еще без сознания, но когда я шепнула, что вы желали с ним поговорить, отец как будто услышал меня. Теперь я должна идти. Сомневаюсь, что смогу появиться здесь до завтрашнего утра.

Никола выскользнула из комнаты и заперла за собой дверь.

– Поешь, сказала Ровена, передавая ему похлебку.

Она посмотрела, как Рэннольф быстро с ней расправился.

– Теперь я съем еще и хлеб, – сказал он.

– Тебе не следует есть ничего, кроме похлебки, – ответила Ровена, вспоминая уроки монастырского лазарета. – Раненым нельзя переедать.

– Брось, я голоден. Тебе придется дать мне кусок, или я возьму его сам. – В его голосе слышался смех, а выражение лица стало гораздо бодрее. – А когда я его прикончу, то захочу умыться и переодеться во что-нибудь чистое. Тебе лучше первой воспользоваться водой, потому что после меня она будет в крови.

Ровена передала ему хлеб, потом повернулась к корзине, испытывая сильный голод. Она с аппетитом поела. Внезапно ей показалось, что ребенок в ее утробе тоже заявил о своих потребностях. Еда была простой, все было свежим и хорошенько приправлено травами и луком. Потом они поочередно умылись.

Рэннольф надел чистые штаны и свежую сорочку, а Ровена облачилась в льняное нижнее белье светло-голубого цвета.

– Так гораздо лучше, – сказал он с облегчением. – Терпеть не могу засохшей крови на теле.

– Гилльям говорит, что ты вообще ненавидишь грязь. Я думаю, он находит твою потребность в чистоте легкомысленным излишеством.

Она бросила грязную одежду в корзину и оттолкнула ее от себя.

– Пожалуй, что так, – сказал Рэннольф, потом вдруг рассмеялся. – Так, значит, Уолтер смылся от них, да? Я не думал, что он способен на такие самостоятельные поступки. Моя вера в будущее растет с каждой минутой. – Он зевнул и улыбнулся еще раз. – А теперь я немного отдохну.

Она помогла ему улечься, потом набросила на мужа одеяло.

– Рэннольф?

– М-м-м? – он взглянул на нее, брови были вопросительно подняты.

– Если… нет, не если, а когда… когда мы выйдем из этой передряги, и будет решен вопрос о моем наследстве, нельзя ли нам попробовать зажить нормальной жизнью? Я устала от всего этого. Мне кажется, что за то время, как мы с тобой женаты, произошло так много событий, что их хватило бы на целую жизнь.

Он засмеялся и устроился поудобнее на своей постели.

– Если тебе понравится мое унылое общество в череде дней, лишенных каких-либо значительных событий, я могу это тебе предоставить. Жизнь будет скучно проходить год за годом. А теперь дай мне уснуть.

 

Глава двадцать вторая

На четвертые сутки пленения Ровена проснулась с ровной тупой болью в пояснице. Потом она почувствовала резкую тяжесть в животе. Как Ровена ни радовалась этому ребенку, ей уже смертельно надоело быть больной. В добавление ко всему, острая боль, которая раньше бывала лишь изредка, теперь стала слишком частой гостьей.

Через несколько минут все перешло в обычное недомогание, и она посмотрела на Рэннольфа. Он все еще спал, повернувшись к ней спиной. Хотя синяки и ссадины все еще были багрового цвета, они местами побледнели и принимали желто-зеленый оттенок.

Ровена встала, чтобы сделать то, о чем не забывала каждое утро: прочитать молитвы, расчесать волосы, умыться и одеться. Потом ей не оставалось ничего другого, как только думать о том, сколько она еще сможет выдержать.

Пейзаж был все таким же спокойным и мирным, как и в другие дни. Если она высовывала руку в бойницу, то могла ощутить свежее дыхание ветра на своей коже. Это будет еще один чудесный день, проведенный в заточении.

Постепенно все ее недомогания прекратились. В ощущении, которое последовало за этим, была странная законченность, как будто боль никогда больше не будет ее мучить. Она вздохнула с благодарностью и услышала, как позади нее заворочался Рэннольф.

– Какое сегодня у тебя самочувствие, моя дорогая? – спросил он, начиная свой утренний ритуал.

– Гораздо лучше, – ответила она, поворачиваясь и одаривая его улыбкой. Затем снова припала к узкой башенной бойнице.

Рэннольф в штыки встречал ее попытки оказывать ему помощь, и все же она не могла видеть, как он страдает. Ведь все, на что он тратил минуты, она могла бы сделать для него моментально.

Что у них еще было, кроме словно черепаха ползущего времени?

Наконец, он подошел к ней.

– Боли повторились? Сегодня ты выглядишь бледной. – Муж поцеловал ее в маковку, потом в лоб, она заглянула ему в лицо.

– Нет, в самом деле, я чувствую себя гораздо лучше, чем вчера. Думаю, на меня давит только атмосфера нашего узилища. Мне грустно. – Она прислонилась к нему.

– Тогда вернись в постель, мы могли бы еще немного вздремнуть, – сказал он. – Если только ты не предпочитаешь сойти с ума от скуки.

Рука мужа обвилась вокруг ее талии. Она вздрогнула, когда его пальцы нежно остановились на изгибе ее бедер.

– Вздремнуть? В самом деле…

– Это поможет нам скоротать время, – предложил он.

Визги и крики нарушили утренний покой за стенами замка. Кто-то пробежал мимо их двери наверх. Рэннольф повернулся к бойнице.

– Что это? – вскричала она, когда ужасающие крики повторились.

– Я думаю, деревня в огне, – сказал лорд Грэстан. – Дым ползет через реку.

– В огне? – спросила она, цепенея от ужаса. Эти ветхие избы с деревянными стенами и тростниковыми крышами горят невероятно быстро. Ровена посмотрела на мужа.

– А что, если огонь дойдет до нас?

– Да, но наша тюрьма выстроена из камня, а не из дерева, – сказал Рэннольф, но она не успокоилась.

– Да, вот, значит, как. Тем хуже для нас. Огонь втянет сюда, как в дымовую трубу. А мы заперты. – Она коснулась рукой живота. – Бедный ребенок. Мы не оставили тебе шанса нормально родиться, правда?

Рэннольф привлек ее к себе.

– Тихо, милая. Ты волнуешься о том, что еще не случилось. Это здание защищено водой и камнем. Никакое пламя не проберется так далеко.

Они прислушивались, напрягая слух, чтобы найти объяснение тому, что происходило. Время медленно тянулось. Постепенно шум стих, хотя дым продолжал валить клубами. Рэннольф нахмурился.

– Кажется, они совсем не пытаются бороться с огнем, – сказал он.

– Джон из Эшби! – Глубокий, низкий голос был отчетливо слышен, хотя, казалось, он доносился из-за внешней стены. – Отдай моего брата, или я клянусь сделать больше, чем просто спалить твою деревню. Один Бог может спасти тебя, если ты тронул хотя бы волос на его голове.

– Гилльям! – с удивлением воскликнул Рэннольф.

Глаза лорда Грэстана светились от счастья и радости.

– Это Гилльям! Он поджег деревню. Мой Бог, он начал осаду.

– Уолтер, должно быть, услышал меня, – произнесла Ровена с удовлетворением. – А я ведь была не уверена, что он услышал.

– Слышал тебя? – Брови Рэннольфа поползли вверх. – Что ты хочешь этим сказать?

Она пожала плечами.

– Я не видела смысла упоминать об этом. Когда нападение окончилось и сэр Джон приказал сохранить нам жизнь, Уолтер подошел к воротам, спрашивая, что происходит внутри. Мэв велела человеку Джона преследовать оставшихся четырех воинов из нашего отряда в живых до самого Грэстана, чтобы сохранить все в тайне. Тогда я закричала, чтобы Уолтер оправлялся к Гилльяму. Мэв не знала, что твоего брата больше нет в Грэстане. – Ровена дотронулась пальцем до виска и нахмурила лоб. – Может быть, он не слышал меня, а просто додумался до этого сам.

– Моя умница, – сказал он, потом откинул голову назад и расхохотался свободным, необузданным смехом. – И он пришел за мной!

Рэннольф поднял жену в воздух и закружил от радости.

– Он пришел. Мой брат рядом, и скоро мы будем свободны!

– Рэннольф, – закричала она, – отпусти меня, прежде чем ты навредишь одному из нас.

– Никогда, я скорее умру, чем отпущу тебя, – сказал он, хотя и перестал кружить ее по комнате. Вместо этого он склонился, чтобы поцеловать Ровену. Поцелуй становился все глубже, пока не превратился в буйный акт любви.

Рэннольф, прислонясь к стене смотрел, как его жена снова заглянула в бойницу. На Ровене было только нижнее белье, и его тонкая ткань плотно облегала прелестный изгиб ее спины. Он снова хотел ее, совершенно позабыв о том, что только недавно утолил свою страсть. Никогда еще ни одна женщина не дарила ему столько радости и счастья. Он улыбнулся, чувствуя себя словно влюбленный молокосос.

О, у его жены имелись свои недостатки. Она могла быть независимой, замкнутой, раздражительной и даже яростной. Но каким-то образом это, казалось, делало ее еще более дорогой и желанной, делало женщиной, которую он любил.

Любил… В нем все еще что-то внутренне сопротивлялось самой этой мысли. Лорд Грэстан в замешательстве покачал головой и решил ни о чем не думать. Это подождет, пока они снова не вернутся домой.

– Рен, иди сюда, присядь. Пройдут долгие дни, прежде чем что-нибудь решится. Гилльям прибыл в Эшби только два часа назад. Даже если его снаряжение находится здесь, а не волочится где-то далеко позади, у брата все равно еще не было времени, чтобы собрать его и установить.

Внезапно раздалась серия странных звуков. Брови Рэннольфа поднялись от удивления. Такого не могло быть! Потом оглушительный грохот потряс внутренний двор крепости и эхом отозвался в их комнатушке. Ровена в испуге отскочила от бойницы.

– Что это? – спросила она.

– Кажется, я догадываюсь, но могу ошибаться, – сказал он задумчиво.

Владения Джефри были гораздо дальше от Эшби, чем Грэстан. Чтобы привезти сюда баллисту и заставить ее работать, им нужно было пройти одну, а, может, и две ночи напролет. Но что мог сделать Гилльям, используя такую машину против стены? Она способна стрелять ядрами на огромные расстояния и больше годится на то, чтобы наводить панику внутри укрепления, а не рушить стены.

– Что это? – снова вскрикнула Ровена, зажимая уши руками, когда прогрохотал второй удар.

– Это баллиста. Насколько можно судить по звуку, Гилльям стреляет в южную стену. Интересно, что он использует, стрелы или камни? – произнес Рэннольф, поглощенный своими мыслями.

Но почему именно эта стена, ведь она одна из двух, защищенных водой? Что, если машину используют, чтобы ослабить эту неприступную оборонительную линию? Гилльям будет несколько дней продолжать заниматься этим, и все же ему понадобятся люди по другую сторону рва, чтобы пойти на штурм.

В самом деле, это очень хитрый замысел. Конечно, через ров можно перебросить деревянный мост, но люди в Эшби вряд ли станут сидеть, сложа руки, пока враги штурмуют их стены. Нет, смола, кипяток и камни потоками обрушатся на головы штурмующих и на мост, когда они будут прокладывать себе путь. Это было опрометчивое решение.

– Мне это не нравится, – сказала Ровена, присаживаясь рядом.

Он обнял ее одной рукой. Послышались еще три удара, а потом все стихло.

Лорд Грэстан услышал шаги над головой. Кто-то закричал вниз, что, по-видимому, особого вреда еще не нанесли. Другой ответил со двора, что нет никаких повреждений.

Ровена отодвинулась от него, но только ненамного.

– Почему они не сдаются и не отдают нас Гилльяму?

– Если бы я был на месте Ричарда, то поступил точно так же, просто сидел бы спокойно и тихо за стенами. Я не сопротивлялся бы, но и не сдавался. Никола сказала, что вчера ее отец открыл глаза и сказал несколько слов. Несомненно, Ричард знает об этом и думает, что вскоре передаст все в руки своего господина.

– Но если человек Эшби передаст нас Гилльяму, разве это не одно и то же?

– Нет, и он так не сделает. Подобное решение должно быть принято только его господином. Ричарду было приказано сохранить нам жизнь, он так и поступит, даже если придется не подчиниться приказам Мэв. Это подходит нам, но не так уж хорошо для Гилльяма. Я сомневаюсь, знает ли он, что с нами сталось. Я не слышал ни одного ответного слова от воинов Эшби, несмотря на постоянные призывы и выкрики Гилльяма. Кажется, этот Ричард крепко держит свою клятву, рассчитывая, что сэр Джон будет жить, стены выстоят, и он не будет нести ответственности за то, что произошло.

Раздался еще один удар, снова отозвавшийся эхом в их узилище. Ровена снова закричала, спрятав лицо у него на груди.

– Мне не нравится этот звук.

– Ах, моя милая, это звук свободы.

Рэннольф засмеялся. Четыре раза в течение часа баллиста посылала свои снаряды в стену. Но когда, наконец, удары прекратились, на главной башне, по-видимому, не было ни одного человека. Зато раздались крики в южном углу двора.

Лорд Грэстан внимательно прислушивался, решив, что Гилльям установил напротив того места мост. Несомненно, его брат собирался перейти через реку и проверить свою подготовительную работу. Воины Эшби должны, по всей вероятности, находиться на стенах, чтобы, если не отражать атаку нападающих, то, по крайней мере, не сводить с них глаз.

Ровена посмотрела на него, и у Рэннольфа захватило дух от красоты этой женщины. Цвет ее волос необыкновенно контрастировал с молочно-белой кожей и темно-синими глазами. Он погладил ее по щеке, потом привлек к себе. Она положила голову к нему на грудь.

Что, если этот ребенок убьет ее? От самой мысли, что Ровена может умереть, о том, какую огромную пустоту она оставит после себя не только в нем, но и в его семье, и в его людях, он похолодел.

А если младенец не заберет ее? Вполне может случиться так, что ему предстоит долгая и счастливая жизнь с ней. Она была моложе его, и вполне вероятно, что муж первым сойдет в могилу. Лорд Грэстан оставит ее состоятельной вдовой, которая не замедлит снова выйти замуж.

Эта мысль терзала его. Лучше, если она уйдет первой, потому что Рэннольф не мог даже представить себе того, что другой мужчина сможет обнимать ее. Размышления над этим заставили лорда Грэстана рассмеяться.

– Что тут смешного? – спросила она. – Я чувствую запах гари.

Он понюхал воздух.

– Да, и теперь он ближе. – Рэннольф сморщился. – Я думаю, Гилльям перекинул мост через ров, чтобы увидеть, какой урон он нанес им. Люди Эшби не сидят так спокойно, как я от них ожидал. Должно быть, им удалось поджечь мост.

Запах дыма стал явственнее.

– О, святая Мария, – прошептала она. – Бедный Гилльям!

– Ну-ка, а кто это говорил мне, что он уже не мальчик, за которым нужно присматривать, – проворчал он, больше не чувствуя ничего плохого в ее привязанности к брату.

– Итак, – отрывисто сказала она, с видимым усилием отвращая мысли от того, что происходило снаружи, – что тебя рассмешило?

Он улыбнулся, вспоминая свою нелепую мысль.

– Я подумал, что лучше всего, если ты умрешь первой, потому что я, разумеется, буду мстительным духом, который начнет являться к тебе, когда ты соберешься снова выйти замуж.

– Рэннольф, – воскликнула она, отталкивая его. – Это отвратительно. Не думай так!

Он только рассмеялся, забавляясь своей собственной глупостью.

– Нет, не отвратительно, я ведь только воображаю. А у меня есть решение! Мы оба будем жить вечно, тогда никому из нас не придется коротать жизнь в одиночестве.

Ровена в недоумении уставилась на него. Он продолжил:

– Сыграй со мной в эту игру. Позволь мне говорить, что это так. Ты будешь жить со мной вечно?

Она долго изучала его лицо. Потом глаза просветлели, и она мягко улыбнулась.

– Да, любовь моя, я буду жить с тобой до скончания века, – ответила Ровена.

Только тогда Рэннольф понял, почему она так улыбнулась. Теперь нельзя было ни сбежать, ни отступить. Даже его собственный язык оказался предателем. Их любовь была полной и счастливой, такой, какой ей и полагается быть между мужем и женой.

– Большинство женщин не умирают при родах, – сказала Ровена, нежно прикасаясь пальцами к его губам. Он поцеловал их кончики. – Моя мать не умерла. А королева Элеонора, ведь у нее было много детей, и по сей день красивая и здоровая, несмотря на свой возраст.

– Ты права, – ответил Рэннольф, ловя ее руки и запечатлевая на них поцелуй. – Но я бы лучше оставил тебя при себе, а не избегал ради законного наследника.

– Но я хочу нашего ребенка, – воскликнула она. – Это мой дар тебе, доказательство моей любви.

– А какое доказательство ты просишь у меня? Драгоценности, наряды, земли?

– Я не хочу от тебя ничего, кроме того, что ты уже дал мне.

– Рен, – начал он, подбирая слова, а потом снова их отбрасывая.

Вдруг дверь отворилась так резко, что ударилась о стену. В дверном проеме стояла Никола, ее волосы были в беспорядке, а на лице были видны следы копоти.

– Мэв подожгла дом и сбежала. Ваш брат пробил брешь в стене и берет замок приступом, убивая всех, кого ни встретит. Даже собственные люди не могут его остановить. Поспешите, он поклялся убить сэра Джона. Вот, – она протянула меч, Рэннольфу, – пойдемте, вы должны выполнить свою клятву. Защитите моего отца!

Потом она ушла.

Лорд Грэстан вскочил на ноги, потянув за собой Ровену.

– Нет времени на то, чтобы ты оделась, – сказал он отрывисто, натягивая на себя рубашку. – Проклятие, я застрял. Помоги мне. И она не оставила мне щита.

Ровена уронила платье и помогла мужу надеть рубашку.

– Ты еще слишком слаб, чтобы держать щит, даже если тебе принесли бы его. Теперь иди. Огонь поднимается ближе. Я его чувствую.

Рэннольф быстро сбежал по лестнице с мечом наготове, Ровена следовала за ним. Сначала он укроет жену в безопасном месте, потом предоставит Джону Эшби любую возможную помощь. К тому времени, когда они вошли в дом, спустившись из башни, комнаты уже были наполнены густым дымом и криками людей, оказавшихся в окружении пламени, как в ловушке.

Огонь уже лизал стропила. Пламя гудело, пожирая сухой тростник кровли.

Слуги в панике сбились в кучу за спинами воинов Эшби. Они открыли запертые двери, чтобы выйти из горящего здания, но встретились со свирепыми воинами Гилльяма. Мечи свистели и сверкали в воздухе, когда те, кто был внутри, пытались вырваться наружу, таким образом нападавшие удерживали их в здании.

Двигаясь в этом направлении, они не могли спастись. У дальней стены зала группа слуг прорубала себе новый выход. Внезапно они прорвались. Часть разрушенной стены обрушилась на двор.

Огонь вырвался из-под соломенной крыши, и горящие головни посыпались на пол, поджигая тростник. В один короткий миг пламя взвилось в целой дюжине мест вдоль стен.

Лорд Грэстан сделал два шага, но люди Эшби повернули и хлынули в ту же сторону, загораживая им дорогу. Пламя появилось над главной дверью в зал и с невероятной скоростью продвигалось вслед за ними. Портал охватил столп огня, загоняя воинов Эшби назад. Те, кто оставался снаружи, отступили. Кроме одного.

Этот воин, который был выше всех остальных на целую голову, вошел в зал, размахивая сверкающим мечом. Рыцарь прокладывал себе путь среди толпы, обезумевшей от страха.

– Гилльям, – крикнул ему Рэннольф.

Он не услышал его, так он был поглощен истреблением противников. Гилльям размахивал мечом с мрачной серьезностью, поражая одного человека, за другим, не замечая опасности вокруг себя.

– Рен! Нет, – проревел Рэннольф.

Она шагнула в сторону и сразу замерла от крика мужа. Огромный кусок пылающей кровли обрушился на пол перед ее ногами. Теперь они не могли добраться ни до двери, ни до пролома в стене.

– Пойдем, – сказал Рэннольф и схватил жену за руку, чтобы пробраться через зал настолько быстро, насколько только было возможно.

Рэннольф двинулся налево вдоль башенной стены, туда, где находилась комната хозяина замка. В комнате было окно. Это будет трудновато, но лучше переломать себе ноги, чем сгореть в огне. Времени оставалось в обрез.

Дым стал гуще, пока они пробирались через зал. Упал еще один кусок кровли, и лорд Грэстан увидел, что огонь охватил стропила. Раздался специфический пронзительный звук, и стена около двери обрушилась. Над головой лорда Грэстана заскрипело огромное бревно.

Если стропила рухнут, у них не останется ни одного шанса выжить. Горячий воздух обжег его легкие и вызвал кашель. Неожиданно среди дыма появилась Никола. Она тащила с собой моток веревки. Потом там же очутился Гилльям, идущий по пятам девушки, до него почти можно было дотянуться рукой. Рэннольф попытался позвать его, но только закашлялся. Рэннольф, спотыкаясь, двинулся за ним, все еще крепко держа жену за руку. Здесь, в пристройке, не было ни дыма, ни огня, но через несколько мгновений пламя доберется и сюда.

Звон стали о сталь заставил Рэннольфа насторожиться.

– Стой сзади меня, – хрипло крикнул лорд Грэстан своей жене.

Ровена закашлялась в ответ. Он толкнул полуоткрытую дверь и увидел Джона в повязках под клинком Гилльяма.

– Предатель, – с усилием выговорил Гилльям, его слова были холодны, как лед. – Ты погибнешь, как последний негодяй.

– Нет, – завизжала Никола и бросилась к отцу, но не для того, чтобы упасть рядом с ним на колени.

Она схватила его меч и отважно кинулась на высокого рыцаря. Меч его брата уже был занесен для смертельного удара.

– Гилльям, – закричал Рэннольф, – не трогай его.

– Убийца, – закричала Никола, когда младший брат недоверчиво обернулся назад.

– Брось меч, девочка, – выкрикнул Рэннольф, выхватывая свой.

Но вместо того, чтобы выпустить оружие из рук, как он ожидал, Никола встретила его движение ловким ударом, который чуть не перерубил его запястье.

– Что? – закричал он больше от удивления, чем от боли.

– Ты жив! – обрадовался Гилльям.

– Сзади! – крикнул Рэннольф, когда Никола взмахнула длинным оружием с такой ловкостью, которую он не мог предвидеть. – Разоружите ее, и скорее, иначе мы все погибнем.

Молодой рыцарь повернулся с невероятной скоростью и встретил удар нападающей. Хотя он отбросил ее назад, девушка снова сделала выпад, показывая свое умение и хорошую подготовку.

– Рен, возьми эту веревку, – приказал Рэннольф, снова встретил удар девушки.

Ровена бросилась через комнату и схватила веревку. Гилльям легонько коснулся острием своего меча незащищенного запястья своей противницы. Она закричала от боли и ненависти, опустив меч. Еще одно небольшое движение его руки, и меч сэра Джона отлетел к стене.

– Крыша падает! – крикнул Рэннольф, перекрывая нарастающий рев огня. К тому времени, когда лорд Грэстан сделал несколько шагов к окну, комната уже была охвачена пламенем, Гилльяму он сказал:

– Мне нужна эта девушка!

Потом обратился к своей жене:

– Привяжи это к обеим ручкам на окне. Если огонь настигнет нас, то ничего другого не останется, разве что только выбраться через окно. Быстрее, а то мы изжаримся заживо.

Рука его брата в стальной перчатке намертво сжала руку Николы, когда он глянул вверх и увидел тлеющий потолок. Девушка извивалась и визжала, но это ничуть на него не действовало. Раздался низкий, рвущийся треск из зала, когда упала еще одна часть крыши. Стропила снова застонали.

Рэннольф приказывал Ровене:

– Затяни петлю на другой руке. Если из-за этого веревка окажется слишком короткой, мы сломаем себе ноги.

– Убийца, – бушевала Никола, пытаясь освободиться от крепкой хватки Гилльяма, ее свободная рука бессильно царапала стальную рукавицу.

– Нет, я не уйду. Пусть я умру вместе с ним. Убийца! Он еле встал, а ты все-таки убил его. О, папа, – зарыдала она, цепляясь свободной рукой за отца. – Дай мне остаться.

Рэннольф закричал своему брату, выбрасывая из окна конец веревки:

– Не отпускай ее, Гилльям.

– Тебе повезло, дочь предателя, – сказал младший брат, обхватив рослую девушку за талию.

Она била его и извивалась, но он только перекинул ее через плечо. Кулаки девушки колотили по спине рыцаря, облаченного в доспехи.

– Иди, – сказал Рэннольф своей жене, которая стояла на сундуке.

Ровена только кивнула и скользнула вниз по веревке с удивительным проворством. Крышу объяло пламя. Искра попала на смятую постель. Она мгновенно начала тлеть, потом появился язычок пламени.

– Иди, – сказал старший брат Гилльяму. – Не спорь, ты должен унести ее с собой.

Тот широко усмехнулся.

– Теперь, когда я знаю, что ты жив, я смогу справиться с этим, старина.

И он исчез.

Рэннольф почувствовал, как кровь сочится из его раны на бедре. Он ухватился за веревку, бросил меч на землю и повернулся, чтобы выбраться из окна. Едва он успел перелезть через подоконник, как раздался страшный взрыв. Огромные сверкающие кинжаловидные языки пламени вырвались в окно и лизнули низко нависающую крышу. Лорда Грэстана отбросило от стены. Отпустив веревку, он упал на мягкий дерн у подножия дома. Из его глаз от удара чуть не посыпались искры.

– Господи Иисусе, – услышал он слова Гилльяма. – Что это было?

Когда Рэннольф повернул голову, то увидел, что взрыв свалил его брата на спину, а рядом с ним растянулась Никола. Девушка лежала на траве лицом вниз и всхлипывала.

– Рэннольф, – закричала Ровена, бросаясь к нему. – Святая Мария, у тебя снова идет кровь.

– Да, но я все еще жив и ничего не сломал, хотя теперь у меня будут синяки поверх тех старых, – пошутил он. – Дай мне полежать здесь минуту и перевести дыхание. Где ты научилась так лазать?

Она бросила на него взгляд, стыдливый и гордый одновременно.

– Когда я была маленькая и жила еще в Бенфилде, мне нравилось забираться на деревья. Особенно я любила висеть на сучьях вниз головой.

Он громко засмеялся.

– А твое платье тоже свисало вниз?

– Нет, подол можно было скомкать и зажать между коленями.

– Рен, я даже не могу себе представить, что ты могла проделать такие фривольные штуки, – сказал Рэннольф и закашлялся от смеха и дыма, которого уже успел достаточно наглотаться. Он обнял ее и прижал к себе, лежа на траве, а в его взгляде светились веселье, любовь и благодарность одновременно.

– Значит, кое-что изменилось с тех пор, как я уехал из Грэстана, не так ли? – Гилльям не скрывал улыбку.

Потом он внезапно посмотрел в сторону, поднял руку и пронзительно свистнул.

– Мы здесь и живы, – крикнул он в ответ на чей-то вопрос. – Все в порядке!

Рэннольф освободил свою жену, которая гибко поднялась на ноги. Потом протянул руку младшему брату.

– Помоги старику подняться, а? – Гилльям непринужденно помог ему встать на ноги, а в ответ Рэннольф легонько его шлепнул. – Скажи мне, ради Бога, зачем ты изо всех сил стремился в горящее здание? Если ты хотел перебить их всех, тебе нужно было только ждать снаружи, они сами бы вышли к тебе.

– Я плохо соображал. Я был уверен, что ты погиб, – сказал юный рыцарь, его голос был едва ли громче шепота, – и даже не услышал, как я раскаиваюсь в том, что тебе тогда сказал.

Он положил ладони на плечи своего брата – заменившего ему отца, которого он почти не помнил, как будто хотел обнять его, но постеснялся.

У Рэннольфа не было таких колебаний. Он ступил вперед и обнял брата, который был гораздо крупнее и выше его.

– Остановись! – воскликнул Гилльям, – моя кольчуга продерет тебя до костей, а ты и так ранен.

– Это ничего, – сказал Рэннольф. – Теперь, когда я свободен, дело быстро пойдет на поправку, особенно, если ты снова будешь рядом со мной. Ты останешься?

– Ты хочешь, чтобы я вернулся? – Спросил он недоверчиво.

– Давно надо было вскрыть нарыв, назревший между нами, Темрик был прав, – сказал он. – Ты пришел мне на помощь, когда у меня не было оснований на это надеяться.

Глаза Гилльяма затуманились, но он только пожал плечами, как будто это не имело никакого значения. В смущении рыцарь повернулся к своей невестке.

– Миледи, – сказал он, улыбаясь. – Для меня большое удовольствие видеть вас.

– Я так рада, что ты пришел, – ответила она.

Гилльям отвесил низкий поклон.

– Не удалиться ли нам к южной стене, миледи? Моя палатка на другой стороне рва. Рэннольф, что ты прикажешь мне делать с ней? Ты хочешь, чтобы ее связали или охраняли? – Кивком головы он показал на девушку, которая все еще заливалась горючими слезами у его ног.

Внезапно Рэннольф почувствовал к ней искреннее сострадание. Как бы она ни вела себя, все-таки сразу было видно, что она была просто ребенком, у которого только что на глазах убили отца, а родной дом разрушили. Он опустился на колени около нее.

– Вы обещали… – только и сумела она выговорить, – вы поклялись.

– Никола, мне так жаль, – сказал он, гладя ее по волосам, – я пришел слишком поздно, чтобы остановить брата, но, может быть, это было к лучшему. Твой отец был уже кандидат в покойники. Я почти убил его тем ударом. Как бы ни велико было твое искусство врачевания, со временем для него все было бы кончено.

– Нет, – зарыдала она словно маленькая девочка, но он успокоил ее и продолжал.

– Тебе хотелось, чтобы все было иначе, но так не могло быть. Гилльям быстро закончил то, что ты только продлевала. А если этого не сделал бы мой брат, то за него постарался бы огонь.

Она вновь упрямо качнула головой, как будто хотела избавиться от его утешительных слов и успокаивающего прикосновения.

– Нет, я спустила бы его из окна.

Он не выпускал девушку из своих ласковых рук, пока Никола не села и не склонила голову на его широкое плечо. Слезы все еще текли по ее лицу, хотя она больше не всхлипывала.

– Дитя, он весил больше двадцати стоунов. Ты не справилась бы с этим, да и он не позволил бы этого. Отец приказал бы тебе покинуть здание. Он прожил свою жизнь, а твоя только начинается.

Глаза девушки снова закрылись, и, хотя слезы не прекращались, она выглядела уже гораздо спокойнее.

– Не плачь, – сказал Рэннольф, гладя ее волосы. – Ты не одинока. Я поклялся позаботиться о тебе и исполню свою клятву. – Когда он попытался поднять ее на ноги, она воспротивилась. – Оставайся здесь, пока не будешь готова. Мы не уедем без тебя.

– Ты делаешь это для дочери предателя? – Гилльям не высказывал своего мнения, пока его брат не оставил девушку.

– Ты будешь добр к ней, мальчик, потому что она спасла наши жизни. Если бы я пришел мгновением раньше, мы спасли бы и жизнь Джона. – Он поднял руку, чтобы предупредить недовольство, которое заметил в гневном взгляде брата. – Это длинная история. Пусть Никола сидит здесь и горюет. Куда ей идти? Теперь пойдемте. – Он притянул к себе жену, и они втроем пошли к крепостной стене. – Гилльям, скажи мне, как ты сумел добраться сюда так быстро?

Ответ брата был прозаичен.

– Помнится, я был здесь в марте по приказанию миледи и заметил, что известковый раствор в этом углу южной стены стал мягким от сырости. Я сказал сэру Джону об этом в день его отъезда из Грэстана после свадьбы. Когда Уолтер явился ко мне со своим рассказом, я знал, что у Эшби не было времени, чтобы укрепит стену. – Гилльям усмехнулся с мрачным удовлетворением.

– Я использовал баллисту, чтобы проделать брешь в уже размытом основании стены, и целая ее часть обрушилась вниз. После этого я перекинул несколько досок через ров, и мы вошли прямо во двор.

Рэннольф в изумлении уставился на молодого человека.

– Клянусь Божьей кровью. Ты расскажешь мне, что видел в остальных моих замках, ладно? Это оказалось очень легко для тебя. Мы лучше построим здесь что-нибудь покрепче, чем будем восстанавливать то, что было.

Ровена вдруг негромко вскрикнула и поднесла руку к своему горлу.

– Святая Мария, кажется, меня тошнит, – призналась она. – Мне нужно присесть.

Ее лицо побледнело от дурноты.

Рэннольф наклонился и поднял жену на руки.

– Отпусти меня, – тяжело выговорила Ровена, – ты навредишь себе.

– Нет, ни капли, – сказал он и переступил через обломки стены, снова обретая свободу.

 

Глава двадцать третья

– Палатка Гилльяма совсем рядом. – Рэннольф показал на мешанину телег, лошадей, вооружейных воинов и слуг, сгрудившихся у края леса, – осталось пройти еще немного.

Без дальнейших споров она крепче обняла руками его шею, Ровена сомневалась, что смогла бы пройти сама. Тупое утреннее недомогание сменилось короткими приступами сильной и резкой боли.

Через плечо мужа она видела руины южной стены и все еще горящий дом. От него остались лишь стены, объятые пламенем, лишенные крыши. Одна из массивных поперечных балок упала, проломив пол.

Над башней взвивался дым. Если бы Никола не освободила их… Ровена затаила дыхание и побоялась представить все ужасающие последствия. Немногие были так же удачливы, как они. Вокруг фундамента лежали тела убитых.

Кровавая бойня вылилась за пределы двора. Теперь Рэннольф прокладывал себе путь среди мертвых тел – воинов, павших в битве при обороне стены. Она узнала Ричарда, лежащего в грязной покрасневшей от крови луже.

Потом Ровена увидела деревню. То, что пять дней назад было таким прелестным и безмятежным, теперь являло собой обугленные остатки. Не осталось ни одного целого дома, но в лугах все еще паслись овцы, и скот не уходил с полей!

– Рэннольф, – вскрикнула она, – пошли кого-нибудь прогнать этих коров с поля.

– Только ты можешь думать о ячмене, когда мы только что спаслись от гибели.

– Предстоящей зимой нам понадобится любая мелочь, – колко возразила она. – Эта округа плодородна, она обеспечит нас всем необходимым, раз уж здесь больше некому жить. Я надеюсь, Гилльям не всех убил, иначе кто же соберет урожай?

– Он не убивал крестьян. Посмотри повнимательнее. Если бы я умер, это стало бы частью его наследства.

Гилльям только скорчил гримасу, когда они проходили мимо гигантского самострела – баллисты и груды камней, которые использовались в качестве снарядов.

– Я не хочу говорить об этом.

Он остановился у большого дерева, под которым стояла его палатка.

Рэннольф нашел походный табурет Гилльяма и усадил на него жену.

– Не лучше ли тебе прилечь?

Она покачала головой.

– Нет, сейчас мне лучше, – солгала Ровена. – Как ты думаешь, мы не можем еще отправиться в Апвуд? Мне хочется побыстрее оказаться в более приветливом месте.

– Ты способна держаться на коне? – спросил муж заботливо.

– Нет разницы, сидеть здесь или ехать, – ответила она. – Чем раньше мы там окажемся, тем лучше я себя почувствую.

– Гилльям, ты не можешь отрядить несколько человек и лошадей, чтобы мы могли добраться до Апвуда? Нам необходимо быть там, пока епископ не призовет нас в Грэстан.

– Да, – ответил рыцарь и распорядился:

– Альфред, я хочу, чтобы ты и еще десять человек проводили моего брата и его жену до Апвуда. Позаботься о лошадях.

Ровена положила руку на живот, как будто это могло облегчить ужасное напряжение. Так, чтобы Рэннольф не услышал, она прошептала:

– Держись крепко, малыш. Теперь уже скоро.

Рэннольф не услышал. Он повернулся к своему брату, чтобы спросить:

– Откуда ты взял камни?

Гилльям оглянулся на баллисту.

– Эти? Здесь неподалеку есть новая каменоломня. Возможно, сэр Джон готовился к стройке.

– Сэр Гилльям, – обратился к нему человек, но остановился в изумлении. – Лорд Грэстан, мы думали, вы погибли!

– Нет пока, – засмеялся ее Рэннольф. – Любимая, это Ален – инженер моего брата Джефри. Это он несет ответственность за ту дыру. Ты проделал здесь отличную работу.

– Да, когда сэр Гилльям сказал милорду, что ему нужна только моя маленькая игрушка, – он с нежностью указал рукой на осадную машину, – я должен признать, что у сэра Джеффри были свои сомнения. Но вот мы здесь, и дело сделано.

Подошли еще три человека, двое из них вели женщину в грязном домотканом платье, которая извивалась в их руках.

– Смотрите, кого мы нашли. Эти люди немного позабавились с ней, думая, что она была одной из служанок. Потом они поняли, что английский язык, которым она проклинала их, немного необычный.

Ровена напряглась, потому что это мог быть только один человек. Мэв подтащили поближе. Белокурые волосы женщины были влажными и грязными, лицо было в синяках, губа кровоточила. Платье было порвано.

– Леди Мэв, вы ли это? – вопросил Гилльям.

При звуке его голоса женщина замерла.

– А, безобразный мальчик, – выговорила она, поднимая голову. – Как тебе понравился вкус моей мести, а?

Она задохнулась от изумления, когда увидела лорда Грэстана, стоявшего рядом с братом.

– Рэннольф, – воскликнула она в ужасе, – но ты ведь был заперт.

– Да, ты потерпела неудачу, – сказал лорд Грэстан спокойно, но с тем же ледяным холодом в голосе, который слышался в словах его брата.

Он положил руку на плечо Ровены.

– Ты сделала все, что было в твоих силах, и все же этого оказалось недостаточно.

Избитое и окровавленное лицо белокурой женщины исказилось гримасой бешенства.

– Нет, черт бы взял эту маленькую стерву! Она поклялась.

– Ты обманула своего мужа и погубила его.

– Обманутая обманщица, – отозвалась леди Грэстан. – Ты столько раз использовала других, но не разгадала, когда использовали тебя.

Вдруг она почувствовала радость от того, что увидела эту женщину. Хорошо, что люди Гилльяма притащили ее сюда. В конце концов теперь нечего беспокоиться, что ее не найдут.

Женщина зарычала, потом обратила свои бесцветные глаза на Рэннольфа.

– Значит, ты не умер. Но разве твои глаза еще не открылись? Бедный Рэннольф, твой брат еще не достиг зрелости, как любовник. Если бы у тебя не было Джордана, я усомнилась бы в твоей способности иметь детей. Изотта выносила ублюдка твоего брата. А чье дитя родит твоя жена, раз ты не спишь с ней?

– Нет, – взревел Гилльям, закипев от боли и бешенства и хватаясь за рукоятку меча, чтобы выхватить его из ножен и прикончить леди.

– Рэннольф! – закричала Ровена, – не позволяй ему!

Рука ее мужа взметнулась, чтобы остановить меч брата.

– Подожди! – приказал он.

– Дай мне заткнуть ей рот, – взмолился Гилльям. – Она больше не будет извергать такой гнусной лжи.

Лорд Грэстан повернулся к Ровене.

– Почему ты просишь его остановиться? Сегодня она потеряла право на жизнь из-за своих преступлений. Никакие мольбы, в том числе и твои просьбы, не спасут ее.

– Да, Мэв должна поплатиться, – согласилась она, – если не за нас, то за смерть людей Эшби, которая теперь на ее совести. Но у нее есть право исповедоваться в своих грехах и получить их отпущение, прежде чем она предстанет перед лицом Создателя.

– Избавь меня от своей болтовни, – презрительно сказала Мэв.

Но Ровена продолжала говорить.

– Но, что не менее важно, она задала вопрос и услышит ответ, перед тем как умрет. Я не хочу, чтобы на душе твоего брата осталось ощущение, что он хотел ударить ее из страха перед прошлым, когда больше для этого нет причин.

Боль, которая немного притупилась, теперь достигла предельной силы и заставила ее заерзать на табурете.

Рэннольф несколько секунд смотрел на жену, потом медленно кивнул:

– Ты права. Гилльям, передай мне меч. Я не хочу, чтобы у тебя было искушение отрубить ей голову.

– Нет, – сказал его младший брат, чуть не плача, – нет, ты не должен слушать. Не позволяй ей говорить.

– Гилльям, прошу тебя!

Когда рыцарь неохотно вложил свой клинок в руки брата, Ровена увидела, как глаза Мэв загорелись удовлетворением. Итак, эта женщина все еще воображала, что имеет какую-то власть над ними, что она может использовать их прошлое, чтобы причинять страдания. Но это мечта скоро исчезнет.

– Теперь, – сказал Рэннольф, легко подбрасывая меч в руке, как будто проверяя его вес, – эта гнусная мерзавка задала вопрос, на который я хочу ответить. Она желает знать, чьего ребенка носит моя жена. – Мэв откинула голову назад с испуганным недоверием. – Это верно, ведьма. Ребенок мой.

– Нет, я не верю тебе, – в отчаянии проговорила она. – Неправда! Эта женщина – грубая и невоспитанная особа. Она не повиновалась тебе и оспаривала твои права в Грэстане. Она даже не понимает, что значит быть твоей женой. Эта глупая трещотка одевается, как простолюдинка, и ведет себя, как купчиха.

Отчаяние в ее голосе звучало почти искренне. На мгновение Ровена почувствовала к этой женщине что-то вроде жалости.

Но ее муж только мрачно улыбнулся.

– Ты предлагала мне свое тело, и твое отношение обещало многое. Но даже находясь в трауре, я сознавал всю твою порочность, потому что не мог переносить даже прикосновения.

Мэв выпрямилась, услышав такие слова, широко раскрыла глаза. Но лорд Грэстан еще не закончил.

– Могу ли я упрекать тебя за те преступления, которые ты совершила? Ответственность за эти поступки лежит и на моих плечах. Ты была нужна мне, чтобы загладить мою вину. А что ты наделала здесь, в Эшби? Пришло время положить конец твоему маскараду. Пользуясь своим правом, я приговариваю эту женщину к смертной казни за ее преступления. Ты, там, – он указал на человека, который стоял немного в стороне, – беги в церковь и приведи священника. Когда он исповедует ее, Мэв будет казнена.

– Убей же меня немедленно! – воскликнула преступница, поникнув головой, словно от безнадежного отчаяния.

Она безвольно прислонилась к плечу своего стража. Прошла минута. Спокойствие Мэв заставило окружающих ее людей утратить бдительность, когда она, внезапно вырвавшись, бросилась вперед.

– Но я возьму и ее с собой, – взвизгнула Мэв и яростно кинулась на Ровену, у которой не было времени даже закричать. Мэв жестоко сбила ее с шаткого табурета и сомкнула руки на нежной шее своей соперницы.

– Грэстан был моим! – закричала Мэв. Жадно хватая ртом воздух, Ровена попыталась оттолкнуть ее руки. Яростное выражение лица Мэв изменилось от удивления, когда она почувствовала, что ее поднимают в воздух за подол платья. Муж Ровены отбросил женщину в сторону, будто она была просто детской куклой. Меч Гилльяма, взметнувшись в воздухе, вонзился в ее плоть с убийственной жестокостью. Ровена лежала на земле, оглушенная падением, голова ее кружилась от боли. Новая ужасная судорога внутри нее неожиданно пропала, а между бедер разлилась странная теплота. Рэннольф был рядом, поднимая ее и крича, когда почувствовал в своих руках ее влажную юбку. В глазах у Ровены потемнело. Если ей суждено было умереть, то она скажет ему сейчас самое главное:

– Рэннольф, – прошептала Ровена, склоняя голову к нему на грудь, – я люблю тебя.

Она вздохнула.

Ровена долго находилась между сном и явью, но пробуждение потребовало от нее больше сил, чем можно было ожидать. Под ладонью она ощутила что-то теплое и слегка пошевелила пальцами. Тепло приблизилось, охватывая все ее тело. Каким-то образом это позволило ей открыть глаза.

Над ней находилась только темная, закопченная крыша. Она нахмурилась. Где была ее кровать, деревянный потолок, драпировки? Медленно, потому что это потребовало напряжения всех сил, она повернула голову.

– Рэннольф, – выдохнула она.

Его лицо было бледным от тревоги, а глаза – мягкими, но исполненными боли. Потом он улыбнулся и свободной рукой погладил ее по щеке. Рэннольф ответил на немой вопрос в ее глазах.

– Ты в доме повитухи в Айлингтоне. У тебя сильная слабость из-за потери крови, но ты молода и сильна и скоро поправишься.

Она закрыла глаза. В ней зияла пустота – там, где когда-то была жизнь. Ровена тихо заплакала.

– Да, моя любовь, наш ребенок умер. Но не горюй так. Скоро ты поправишься.

Она глубоко вздохнула, не открывая глаз.

– Домой, – прошептала Ровена.

– Когда ты окрепнешь.

Рэннольф поднял ее на руки. Он сидел на тюфяке, прижимая жену к себе и баюкая в своих объятиях, как в колыбели.

– Я думал, что потеряю тебя, – проговорил он глухо. – Я боялся, что ты умрешь, так и не услышав того, что у меня на сердце. Ах, Рен, я так люблю тебя. Без тебя я был бы только пустой оболочкой, каким я был до встречи с тобой. И ты могла умереть, не услышав от меня этих слов… Я не могу поверить, что так беспечно относился к твоей любви.

Слова Рэннольфа напоминали магическое заклинание, созидающее нерушимую связь между ними, которая соединяла их в одно целое. Этого нового ощущения хватило для того, чтобы излечить мучительную рану, оставленную смертью ребенка.

Ровена удобно лежала на его руках какое-то время. Может быть, она спала, потому что, пошевелившись, почувствовала прилив новых сил.

– Я люблю тебя, – прошептал он, наслаждаясь звучанием этих слов, произнесенных им впервые в жизни.

Ровена улыбнулась от всего сердца. Эх, знал бы ее отец! Он поступил с дочерью гораздо лучше, чем даже мог себе представить. Да, он мечтал, что у нее будет благополучие в доме и счастливая жизнь. Но он не подозревал, что нашел ей также и хорошего мужа, которого беззаветно любила она, человека, который любил ее больше, чем саму жизнь!

Ссылки

[1] Обычай настилать на пол тростник, рогоз или аир для предохранения его от грязи существовал во многих странах. (Здесь и далее прим. перев.)

[2] Ричард – имеется в виду Ричард I Львиное Сердце (1157–1199), король Англии (1189–1199), герой многочисленных средневековых легенд и сказаний. Почти весь срок своего правления и почти всю жизнь Ричард I провел за границей. Участвовал в III-ем Крестовом Походе, завоевал Мессину и Кипр. При возвращении из Святой земли был в Австрии захвачен в плен и отпущен только после того, как Англия заплатила громадный выкуп германскому королю Генриху VI. Это было в 1194 году. Через пять лет Ричард умер во время одного из очередных сражений и походов на континенте.

[3] Кастелян – смотритель замка, его комендант.

[4] Первые вилки появились в Англии лишь в самом начале XVII века, а до тех пор при употреблении твердых блюд тогдашние правила хорошего тона поощряли использование ножа и пальцев.

[5] Вечерня – последняя из семи канонических служб, совершаемых за день римско-католической церковью. Это последняя молитва, которую надлежит совершать после захода солнца.

[6] Имеется в виду Генрих VI (1165–1197 гг.), король Германии (1169–1197 гг.) и император Священной Римской империи (1190–1197 гг.), сын Фридриха Барбароссы. В 1193 году он захватил в плен английского короля Ричарда Львиное Сердце.

[7] Нидерланды – под таким общим названием существовали в те времена современные Голландия, Бельгия и Люксембург.

[8] В англоязычных странах бейлиф – полицейское лицо при судебных органах.

[9] Нормандия – после того, как в 1066 году Вильгельм I Нормандский высадился на берегах Англии и нанес в битве при Гастингсе сокрушительное поражение английскому королю Гарольду II, Нормандия – в то время процветающее государство – составила с Англией единое целое. Однако после многовековых споров и сражений в 1449 году Нормандия отошла снова во владение Франции.

[10] Келарша – экономка в монастыре, в обязанности которой входил особый присмотр за потреблением и приобретением съестных припасов.

[11] Коннетабль – в средневековых монархиях – высший пост при дворе, в армии, городском хозяйстве; хранитель королевского замка или комендант крепости.

[12] Гора Святого Михаила – гора у берегов Франции, неподалеку от Авранша. На вершине стоящей посреди зыбучих песков горы, соединенной с материком плотиной, находится один из самых замечательных памятников средневековой готической архитектуры – монастырь, построенный в XII–XIII веках.

[13] Первое Мая – весенний праздник, традиционно сопровождавшийся ярмарками, веселыми представлениями и танцами. Обычай отмечать начало весны имеется у многих народов и уходит корнями в языческое прошлое.

[14] Плантагенет – прозвище английских королей из Анжуйской, Ланкастерской и Йоркской династий с 1154 по 1485 год. Все они были потомками королевы Матильды и Джеффри Мартеля, графа Анжуйского – именно его прозвали Плантегенетом за то, что на шляпе он вместо пера носил прутик от метлы (Plante genet (франц.) – втыкаю прутик). Это имя не считалось официальным до XV века, когда его решил использовать Ричард Плантагенет, 3-й герцог Йоркский для подкрепления своих притязаний на английский престол в войне Алой и Белой Роз. Ричард Львиное Сердце был сыном короля Генриха II, внуком королевы Матильды. Таким образом, он был вторым королем Англии из династии Плантагенетов.

[15] Крестовый поход – военные экспедиции, организованные Западными государствами с целью освободить Святую Землю Палестины от мусульманского владычества, с 1095 по 1291 год. В данном романе упоминается третий Крестовый Поход (1189–1192), которым руководили Филипп II Август Французский, Фридрих I Барбаросса и Ричард I Львиное Сердце.

[16] Филипп Французский – Филипп II Август (1165–1223) король Франции (1179–1223), разгромивший Анжуйскую империю английских королей, что простиралась от реки Твид до Пиренеев. Участвовал в третьем Крестовом Походе и вел войны с английскими королями завладения на континенте.

[17] Заработал свои шпоры – речь идет про обычай, согласно которому носить шпоры имели право только посвященные в рыцари.

[18] Марка – мера веса (обычно серебра или золота), равная 8 унциям. Унция – 28,35 грамма. Итого марка равна 226,8 грамма, четыре марки – 907,2 грамма. (Курсив добавлен Lady Vera).

[19] Имеется в виду территория нынешней Палестины.

[20] Моя вина. Виноват. (Лат.)

[21] Переводчиком было написано(!): пока не убеждусь. Я позволила себе исправить явную нелепицу. Поскольку издатель не огласил фамилию переводчика, я в этой книге иногда позволяю себе править явные нелепицы и пояснять непонятное, за что прошу прощения. (Примеч. Lady Vera).

[22] Вяз по-английски «ash» – «эш», то есть Эшби. (Прим. перев.)