Новогодние праздники закончились, а вместе с ними — и дни моего беззаботного существования. Картер тоже занялся работой, он отбыл в очередную командировку, предварительно взяв с меня обещание в ближайшие дни встать на учет. И все бы ничего (скрещенные пальцы за спиной еще никто не отменял), но его клановничья душа позаботилась о том, чтобы за мной проследили. Марра таки горела желанием помочь мне избавиться от пары литров жидкости, пригодной для анализов, причем все равно какой. Она долго и тщательно капала мне на мозги, я не выдержала, и вопреки моему желанию пришлось идти в больницу.

Утром того знаменательного дня я впервые почувствовала, ЧТО такое токсикоз. И ведь все так хорошо начиналось — я проснулась, с удовольствием потянулась в кровати… накатило волной, как после хорошенького перепоя. Быстро проанализировав события предыдущего дня, мозг пришел к выводу, что он-то уж точно не был замутнен алкогольными парами, значит, опасность кроется где-то еще, и отдал приказ желудку освободиться от раздражителя.

Так быстро я еще никогда не бегала. Скрючившись в три погибели, я придавалась смерти, но от этого, как говорится, еще никто не умирал (и я не решилась), и тут до меня запоздало дошло, что теперь каждое утро может быть омрачено подобным конфузом. Жить от осознания масштаба катастрофы легче не стало. Из туалета я вышла пошатываясь, решила, что никуда не поеду, а посему нужно позвонить Марре.

Костюмерша меня даже слушать не стала, сказала, что если не увидит меня через час в поликлинике, она лично приедет за мной и… (дальше шли угрозы, убеждения, увещевания и прочее, но я впечатлилась уже после «сделаю клизму грушей размером с твою голову»). Обозвав ее бессердечной тираншей, я пообещала приехать, собрала документы, оделась и, кипя праведным гневом, вышла из дома. Как и следовало ожидать, город к тому моменту стоял в пробках.

— И не смотри на меня так, — вместо приветствия услышала я от Марры. Пока я добралась до поликлиники, она уже успела взять мне целую кучу талонов на посещение разных врачей, занять везде очереди и даже поругаться с одной очень нервной бабулей, которая ну очень хотела попасть на прием к врачу раньше меня.

— Надо было пропустить ее, — попыталась пристыдить я Марру, но та лишь фыркнула:

— Еще чего! Так, ты мне зубы не заговаривай, вперед!

И победоносно подтолкнула меня к двери под неприязненные взгляды своей невольной соперницы. Я, постучав для приличия, вошла.

Врач — немолодой мужчина с очень выдающейся внешностью, тепло поприветствовал меня и попросил присесть.

— Я становлюсь на учет, — проблеяла я, теребя в руках папку с документами. Отчего-то мне было стыдно, словно я провинилась перед этим человеком.

— Прекрасно, остиньора?…

— Остиньорита Дархау, — машинально поправила я, но вспомнив досадный факт в виде свидетельства о браке, исправляться не стала.

Врач кивнул.

— Меня зовут Варо Зоган, я буду вести вашу беременность с сегодняшнего дня до момента рождения ребенка и немного позже. Будьте добры, ваши документы, я заполню карточку.

Я исполнила его просьбу. Естественно, первое, на что обратил внимание Зоган — штамп в паспорте. Улыбнулся.

— Простите мое невежество, но вы же замужем. Стало быть, вы остиньора?

Неприятно быть пойманной на лжи, я растерянно развела руками.

— Простите, доктор, никак не могу привыкнуть. Я совсем недавно замужем.

Врач на меня не обиделся, по-доброму усмехнулся и склонился над своими записями. Некоторое время он упоенно писал, словно вообще забыл про меня.

— Итак, остинорита, — его голос вывел меня из задумчивости, заставив невольно вздрогнуть. Зоган отложил ручку. — Я задам вам несколько вопросов, пожалуйста, отвечайте максимально честно и не стесняясь, помните о том, что я, в первую очередь, ваш доктор.

Я кивнула, и вопросы, я бы даже сказала — допросы — начались. Как оказалось, стыд границ не имеет, рассказывала я честно, брови доктора заползли под белую медицинскую шапочку и уже очень долго оттуда не появлялись.

— Да, — протянул Зоган. — Вы с мужем, конечно, молодцы, но в моей практике первый раз такое, честно слово.

Щеки тут же загорелись огнем. Врач это заметил и поспешил успокоить меня.

— Остиньорита Дархау, право, не нужно так краснеть, будто вы сделали что-то постыдное. Все в порядке. У вас есть какие-то мысли по поводу нежелательности данной беременности?

— Нет, — искренне ответила я, — упаси бог. Я действительно хочу этого ребенка.

Зоган радостно откинулся на стуле.

— Отлично! Тогда вот вам направление на анализы, здесь все подробненько расписано, что, куда, кому, через недельку я вас жду. График посещений составим чуть позже, у меня сегодня многовато пациенток, все сплошь молодые и красивые, — Зоган иронично подмигнул, — рискую просто поставить вам посещения не в те дни. Если возникнут какие-то вопросы и не сможете прийти, сверху написан мой номер.

— Спасибо, доктор, — поблагодарила я, предвкушая побег из кабинета.

— До встречи. И, будьте добры, позовите следующую молодую и красивую, — врач усмехнулся, а я мысленно посочувствовала ему, представив ту «молодую» и особенно «красивую», что ждала своей очереди за дверью.

— До свиданья, остиньор Зоган.

Бабуля обрадовалась моему выходу не меньше, потирая сухонькие ручонки. Я тоскливо посмотрела на дверь, за которой скрылся от меня добрый доктор, и пожелала ему удачи и терпения. Отчего-то я была уверена в том, что пожилая пациентка пришла к Зогану явно не как к врачу.

В кабинетах других врачей и в очередях возле них меня ждал АД. Толпы стариков, рабочих и беременных издалека наводили меня тоску и печаль, а уж при непосредственном контакте с ними возникала лишь одна мысль — выброситься в окно.

— А я только к этому врачу хожу, — одна пожилая остиньора другой. — Вот только он один нормальный, остальные — как есть шарлатаны!

— Та не, шо вы. Уси, уси оны ворюги и брехуны, — возразила ее собеседница.

Я закатила глаза и отошла к другой стене, к двум молодым мамочкам.

— А вы что своему даете, когда он не может покакать?

— Компотик варю из чернослива. Только знаете, если будете варить — сразу прячьте.

— Почему? — удивилась первая.

— Пока я в ванной была, компот остывал на балконе. Муж нашел его и почти всю кастрюлю выдул один. Такой скандал был! Кричал, разведусь с тобой, змея, только из туалета выйду.

Вернулась Марра, ходившая мне за стаканом воды, поэтому мне не удалось дослушать, чем закончилась семейная драма, разыгравшаяся вокруг детского компота.

— Даже в буфете очереди, — проворчала костюмерша, протягивая мне стакан.

— Ты себе представить не можешь, как мне надоело местное «богемное» общество. Напомни мне, почему я еще здесь?

Маргарита деловито сверилась с собственными записями и уточнила:

— У тебя на сегодня обход еще трех врачей. И здесь ты потому, что меня попросил проследить за тобой твой любящий муж.

Ах, любящий муж… где ж он сам, раз на то пошло? Свалил все на хрупкие женские плечи и был таков, оставив все на бессердечного надзирателя. А то как сексом заниматься — так вместе, всем хорошо и приятно, а страдать — так мне одной? Ну, Картер, минус один к твоей карме.

— Дархау!

— Иду, — мрачно ответила я, открывая очередную дверь очередного кабинета к очередному врачу, к которому отстояла немалую очередь. Тавтология, остиньоры.

Из больницы я вернулась, словно выжатый лимон. Совершив набег на кухню, я вознамерилась отдохнуть, но звонок Картера помешал моим планам.

— Чего тебе, мой персональный мучитель?

— Как поход в больницу? — спокойно спросил клановник.

— То есть ты не спрашиваешь, ходила ли я туда? — уточнила я.

Картер усмехнулся.

— В том, что ты туда ходила, я не сомневаюсь, ровно как и не сомневаюсь во влиянии Маргариты на тебя.

Я даже с кровати вскочила, принимая сидячее положение.

— Ты наглый, бессовестный манипулятор…, - начала я обвинительную речь, но она была беспардонно прервана.

— А ты сексуальная, сводящая с ума, нежная и очень… — он не договорил, но все это было сказано таким голосом, что все мысли вылетели у меня из головы, и единственное, что я смогла из себя выдавить, было:

— Э-э… Картер?

— И теперь, когда ты переключилась с обвинений на возбуждение, я хочу сказать, что завтра приезжает моя мать, — как ни в чем не бывало завершил он.

— Да с чего ты взял, что возбуждение имеет место быть вообще?! — разозлилась я, но в мозгу щелкнуло — эта информация была лишь отвлекающим маневром, Картер сказал что-то важное. — Куда это твоя мать приезжает?

— К тебе в гости, — пояснил клановник, а у меня волосы встали дыбом.

— Картер, я сбегу из дома! Мне только матери твоей здесь не хватало для полного счастья!

— Спешу заметить, что ты обещала вести себя естественно, словно наш брак настоящий.

— Чего она хочет? — с нарастающей паникой в голосе уточнила я.

— Просто нанести тебе визит, — попытался успокоить Картер. — Пообщаться с тобой.

— Ты сказал ей, что я беременна? — убью, если сказал. Не хватало мне только причитаний на тему внуков.

— Нет, я ничего ей не говорил. Она просто позвонила, спросила, как у меня дела. Я рассказал, что сейчас не в городе, отъехал по делам на несколько дней. После этого мама предположила, что тебе скучно, и ей обязательно нужно заехать к тебе в гости.

Я скрипнула сжатыми до боли зубами.

— Это ты во всем виноват.

— Не отрицаю, я всегда виноват во всех твоих бедах, — как-то слишком легко признался клановник, но это не значит, что я поверила в его раскаяние. — Аля, пожалуйста. Можешь от меня потребовать все, что твоей душе угодно.

Я закрыла глаза и попыталась представить, чего же я все-таки хочу от Картера. Ничего, как назло, в голову не приходило, кроме мыслей, вызывающих дрожь в пальцах, и еды.

— Шашлык, — произнесла я, вспомнив, что возвращаясь из больницы учуяла его запах возле низкосортной забегаловки.

— Из меня? — удивился Картер.

Не мешало бы, подумалось мне, но вслух я этого не сказала.

— Нет, с тебя вылазка на природу с шашлыками. И я, так и быть, устрою твоей матери встречу, как положено невестке.

— Договорились, — согласился Картер. — И еще, Аля?

— М-м?

— Пожалуйста, зайди в мою комнату и раскидай там мои шмотки по местам. Я когда уезжал, торопился…

— Понятно, создать видимость, что мы в той комнате просто отдыхаем.

— Да, — облегченно выдохнул клановник. — Спасибо.

— С тебя причитается, — напомнила я, чтобы даже не думал, как легко ему удалось меня уговорить.

— Разумеется. Ты не переживай, я приеду, но только вечером, и лишь тогда смогу взять мать на себя.

— Я разберусь. Все, Картер, отбой. Пока ты еще чего-нибудь у меня не выпросил.

— Заметь, не безвозмездно, — успел добавить он, прежде чем я отключилась и откинулась снова на кровать.

Итак, что мы имеем? К нам едет, так сказать, ревизор. Картер хочет, хоть и не признается в этом, чтобы я произвела на его мать хорошее впечатление, а не просто встретила ее. Так же остиньора Картер не должна догадаться, что мы проживаем в разных комнатах. Тут я усмехнулась — парадокс, интимные отношения имели место быть в обеих комнатах, но мы по-прежнему спим в разных кроватях. Не могу сказать, что меня особенно огорчает этот факт, но если задуматься — это выглядит очень глупо. Но, я отвлеклась. Как хорошей хозяйке мне нужно привести квартиру в состояние больничной палаты, то есть выдраить до блеска все, до чего я только смогу дотянуться. Утром я спеку пирог и заварю свежий чай. В принципе, на этом моя миссия может быть выполнена. Ах да, нужно еще продумать темы для беседы. Наверняка мать Картера приедет не помолчать о жизни.

Уборка, достойная придирчивого взгляда свекрови, завершилась мной далеко за полночь. Напоследок я оставила комнату Картера, в которую попала всего второй раз в жизни. Только теперь у меня выдалась возможность осмотреться.

У стены, примыкающей к кухне, в разобранном виде пристроился уже знакомый мне диван, знакомство с которым произошло на новый год, и воспоминания об этом знакомстве невольно заставляет мои уши пылать. У противоположной стены стеллаж с телевизором, какими-то мужскими журналами и фотографиями в рамках, многие из которых мне знакомы еще со школы и шкаф, подозреваю, что с одеждой. В торцевой стене окно, занавешенное светлыми шторами. Ни ноутбука, ни рабочего стола, ни музыкального проигрывателя. Более ничего примечательного в его комнате я не увидела. Покончив я разглядыванием Картеровой обители, я сложила диван, запихнув во встроенные ящики постельные принадлежности, протерла пыль, на стеллаж добавила специально принесенные из моей комнаты книги и сувенирные фигурки. К месту пришлась и пара фотографий, сделанных мной в Универсалитете. В углу разместилась ваза с искусственными цветами (достала из коробки, потому что терпеть ее не могла, но выкинуть было жалко, потому что это подарок). Вид комнаты в целом перестал напоминать чисто мужскую келью. Уже собираясь покидать ее, я развернулась к противоположной от окна стене и остановилась в недоумении — словно для симметрии, стена была тоже закрыта шторой.

Странное у Картера чувство красоты, подумалось мне, и я решила отвесить занавеску, да так и осталась стоять с ней в руках. Со стены на меня смотрела я.

Я припомнила, что на свадьбе был фотограф, но ни единой фотографии не видела. Здесь же имели место быть качественные фотообои, сюжетом которых являлся наш с Картером танец, в котором он нежно обнимает меня, а я смотрю на него грустными глазами. Лица клановика на фото не видно, зато мое крупным планом, качественно отредактированное, устранены все изъяны фотосъемки, добавлен другой фон и некоторые визуальные эффекты.

Зачем ему эта фотография? В чем он убеждает себя каждый раз, смотря в эти грустные глаза? Увы, ответы на эти вопросы мне никто не дал, а спросить Картера напрямую не хватило смелости. Возможно, я боялась услышать ответ. Но не исключаю и того, что я боялась услышать правду.

Ночь выдалась неспокойная и практически бессонная.

Проснулась я разбитая, совершенно не выспавшаяся и в целом без настроения. Воспоминание о том, что ко мне приедет свекровь, радости мне не добавило, однако пришлось встать, сделать несколько легких упражнений для тонуса мышц и окунутся в домашние заботы.

Первым делом я замешала тесто для шарлотки, нарезала яблоки, выложила все это в форму для выпечки и запихнула в духовку, на время забыв. На стол постелила новую скатерть, расставила красиво сервиз (кстати, как бы даже не Картерами подаренный на свадьбу) и отправилась снимать высохшее белье, которое вчера еще успела постирать.

С вещами Картера вышла небольшая заминка. Можно было бы оставить их как всегда на стиральной машинке — обычно я так и делаю, а он уже сам забирает их и раскладывает по своим местам. Но ведь сегодня не обычный день, и у свекрови могут возникнуть вопросы по поводу стопки белья ее сына, сиротливо лежащей в ванной. Мало ли, пойдет руки помыть и обнаружит. Решение пришло само собой — раз уж Картер дал добро на посещение святая святых, то нет ничего плохого, если я сама разложу его вещи по ящикам и полкам.

Подбадривая себя веселой песенкой, я открыла шкаф в комнате мужа. Да, мужской шкаф разительно отличается от женского разнообразием вещей. Рубашки одна к одной висят на вешалках, там же брюки и пиджаки. На полках у каждого вида вещей свое место — футболки слева, майки справа, ниже аналогично спортивные брюки и джинсы. В самом низу два ящика, в первый я попарно определила носки, во второй стопку боксеров. И уже собиралась задвигать ящик на место и уходить из комнаты, но мое внимание привлекла смутно знакомая вещь. Я наклонилась и двумя пальцами подцепила ее, вытягивая руку на уровне глаз, при этом рассыпая на пол лежавшие внутри за какой-то надобностью деньги. В памяти моментально пронеслись моменты, как я завороженно оттягиваю резинку трусов и запихиваю туда несколько купюр разного достоинства. И, кстати, про достоинство, скрывавшееся внутри этих трусов — оно было тоже о-го-го, тактильные ощущения до сих пор остались, ровно как и слабость в ногах, возникающая, когда я вспоминаю тело, затянутое в них.

Это были именно они, бывшие в ту незабываемую ночь, называемую моим девичником, на стриптизере, едва не взявшем меня в темной каморке ночного клуба, а сейчас тихо-мирно лежавшие себе в бельевом ящике Картера и найденные мною совершенно случайно.

Стриптизерские, мать их, плавки!