1

На Виа Национале старенькая машина Вальтера сразу попала в пробку и оказалась зажатой между автофургоном и автобусом. Было уже восемь вечера, когда движение на главных артериях города становится хаотичным и конвульсивным. Все спешили по домам и гнали автомобили, лавируя в узких промежутках между потоками машин, нетерпеливо пригазовывая перед светофорами, то и дело выезжая на встречную полосу. Обычно в такие моменты Вальтеру нравилось размышлять о техническом прогрессе и о его влиянии на дух человеческий и вспоминать при этом своих любимых Фрейда и Юнга. Но в этот вечер все было по-иному. Сейчас его подстегивала проклятая мысль о том, что может произойти. «В сущности, нет оснований для спешки, — пытался он успокоить себя, нервно дергая рычаги. — Нет оснований. Ведь там Франко…»

Он решил не смотреть на часы, поэтому достал сигарету и начал курить короткими затяжками, уставясь на номер стоящей впереди машины: Рим 221493… два плюс два — четыре, пять, девять и девять — восемнадцать и три — двадцать один… Говорят, будет удача, если сумма цифр номера равна двадцати одному… Машина со счастливым номером свернула в первый переулок и исчезла. «Удача уходит от меня…»

Наконец Вальтеру удалось вырваться на улицу, где движение было не таким интенсивным. Вальтер плавно нажал на акселератор, и машина нырнула в движущийся поток, похожий на ленивую металлическую гусеницу с резиновыми лапами. На глаза снова попался тот самый счастливый номер. Конечно, этот путь в редакцию был немного длиннее, но, по крайней мере, здесь он меньше рисковал попасть в пробку. «Впрочем, — повторял он про себя, — нет причины так спешить…»

Позже он несколько раз пытался восстановить в памяти события этого вечера. Но так и не смог объяснить себе, как произошло столкновение. Он привык к этой улице, возможно, именно поэтому мысли его были далеки от того, что его окружало, руки, повинуясь инстинкту и привычке, сами вели машину знакомой дорогой тогда, когда на резком повороте он забыл включить сигнал поворота. Он запомнил только визг тормозов слева и скрежет металла. Спустя доли секунды на мелкие кусочки разлетелось боковое стекло. Все это промелькнуло в его мозгу в последний миг перед ударом о ветровое стекло.

А потом был туман и пустота, в которую ворвались крики, хлопанье дверей и острая боль в голове.

 

2

После ухода Франко и директора Джанни вернулся к своим рисункам. В утомленном мозгу теснились беспорядочные мысли. Откуда они? Ведь Вальтер сказал…

Джанни поискал глазами новый лист бумаги — на первом не осталось места, — на столе его не было. Он открыл кожаную папку с бумагами, исписанными от руки и отпечатанными на машинке… И вдруг его взгляд зацепился за какую-то фразу.

Многотонная каменная глыба перехватила ему дыхание. Что это? Химчистка «Ля Рапида»… Нотариус Альберти… Он прочитал три листа на одном дыхании, потом прочитал еще раз медленнее, и в голове стало пусто — ни страха, ни мыслей, ни желаний — только пустота внутри и снаружи. Все стало ясно, просто, и все разрешилось.

Он взял ручку и чистый лист бумаги; сверху поставил дату и написал: «Чистосердечное и добровольное признание в том, что я убил Винчента Перелли и Карлоса Масиаса по прозвищу Джелли Ролл». Заполнил своим четким каллиграфическим почерком два листа. Подписал и вложил их в конверт. Потом взял другой лист и вставил его в «Оливетти».

«Дорогой Вальтер, мне жаль, что все кончилось именно так. Я нашел бумаги в твоей папке, которую ты оставил на виду. Но, возможно, так лучше. Это не могло длиться долго. Я совершил ошибку и должен за это платить, Вальтер. Я затеял большую игру и проиграл. Но в чем-то я выиграл, даже больше того, на что рассчитывал. Жаль только, что не смог проститься с тобой. Кажется, мы были хорошими друзьями. Поэтому у меня к тебе просьба. Знаю, что ты мне не откажешь. Защити Марину, Вальтер, вот единственное, о чем я прошу. Сделай так, чтобы с ней ничего не случилось. И не жалей меня, потому что меня уже нет. Моя пьеса сыграна так, как была написана, и это справедливо.

Джанни».

Надеюсь, что ты найдешь меня раньше других. Во внутреннем кармане куртки лежит подписанное мной признание. Ты знаешь, что с ним делать, и знаешь, что я имею в виду. Я верю в тебя. Счастья тебе, Вальтер.

Он оставил напечатанный лист в машинке так, чтобы он был хорошо виден. Засунул конверт в карман и, стараясь не шуметь, поднялся и направился к выходу. Толкнул дверь с рифлеными стеклами. Успел прочитать: ЯИЦКАДЕР. И вышел.

 

3

…Потом туман рассеялся, и он вспомнил, как встал на ноги, как стоял на тротуаре, прижимая платок ко лбу, и видел смутные лица людей, возбужденных и что-то кричавших. А прямо перед ним стояли двое: блюститель уличного движения в синей униформе и полицейский в зеленом…

Посреди улицы он увидел свою машину с измятой дверцей и оторванным передним крылом. В нескольких метрах от нее стояла другая машина с помятым капотом. Внутри лежал человек с головой, запрокинутой на спинку сиденья, и с забрызганным кровью лицом.

— Ну что, парень, — строго произнес полицейский в синем.

Вальтер ответил непонимающим взглядом, поднес окровавленный платок к глазам и уставился на него.

— Парень, я уже второй раз прошу твои документы, — повторил полицейский.

— О простите, — пробормотал Вальтер в достал водительские права и журналистское удостоверение. Хотел еще что-то сказать, но передумал и замолчал.

— Ага, журналист, — сказал полицейский.

Вальтер хорошо знал этот тон, которым обычно произносят «Ага, журналист» так, будто хотят сказать «Ага, попался!»

— Вы слышали? — раздался голос из толпы. — Журналист! — загудели разом угрожающие голоса. Было впору засмеяться, но Вальтеру было не до смеха.

— Вы повернули налево, не включив сигнал поворота, — заявил второй полицейский с таким видом, словно констатировал ужасное преступление.

— Допустим, что так.

— Как это допустим?! Вы повернули, не включив сигнал.

— Как скажете, — равнодушно и устало согласился Вальтер.

— И вам нечего добавить?

— Я нарушил правила, — добавил Вальтер.

— А вы знаете, к чему приводят нарушения? В такое время дня все спешат, дорогу могут переходить дети… — При слове «дети» толпа опять зашумела.

— Положим, здесь не было детей, — сказал журналист сквозь зубы.

— Что вы сказали?

— Послушайте, я признаю, что нарушил правила, и беру на себя всю ответственность за это. Заплачу, сколько надо, или пойду в тюрьму. Если хотите, я оставлю вам все документы. Но сейчас прошу отпустить меня, я очень спешу.

— Вы много на себя берете, — повысил голос полицейский в синем.

Вальтер повернулся к нему.

— Я очень хорошо знаком со старшим комиссаром Крастом из мобильной полиции. И с комиссаром Санной, который раньше служил в дорожной полиции. Позвоните им — они за меня поручатся.

Толпа зашумела еще громче.

— Хватит! — крикнула женщина. — Он начинает выкручиваться. Знаем мы этих журналистов.

— Позор! — подхватила другая.

Полицейские обменялись коротким взглядом. Тот, что был в зеленом, направился в ближайший бар, раздвигая угрожающе ворчащую толпу. Через несколько минут он вернулся.

— Комиссара Краста нет на месте. Санны тоже.

— Ага! — загудели удовлетворенные голоса.

Вальтер обхватил руками закружившуюся голову, почувствовал приступ тошноты и покачнулся. Полицейский тронул его за рукав.

— Сначала вам надо прийти в себя. Здесь рядом аптека.

По дороге Вальтер посмотрел на часы: стекло было разбито, часовая стрелка отсутствовала.

— Скажите, сколько времени? — спросил он.

— Восемь с четвертью, — ответил полицейский.

Когда он разговаривал с Джанни? Ах, да, в семь двадцать. Прошел почти час…