Враги выбивались из графика.
Это нервировало мировое сообщество и в первую очередь журналистов.
По всем политическим подсчётам и прогнозам серьёзных аналитиков, Ливийская Джамахирия должна была быть уничтожена самое позднее к середине мая.
Но уже перевалил за половину июнь, а перелом так и не наступал.
На восточном фронте ситуация окончательно стабилизировалась, самозванные «революционеры» даже при поддержке войск НАТО намертво завязли под Марса-эль-Брегой, их заявления о взятии Бреги и наступлении на Рас-Лануф на поверку оказывались обычным враньём, и части регулярной армии Джамахирии, в рядах которой воевал добровольцем тридцатисемилетний Абдулла Тархуни, отец Фатимы и двоих сыновей, вполне успешно отражали атаки предателей, которых поддерживали хозяева с воздуха.
На фронте Мисураты, куда волей судьбы и командования оказались заброшены герои данного повествования, продолжались бои. Врагам удалось оттеснить армейские части и добровольцев от городских кварталов в сторону Злитена и Таверги, однако и здесь до решающего успеха было, как до Китая, если следовать поговоркам далёкой северной страны.
Не лучше для «повстанцев», а проще говоря, мятежников, складывалась обстановка и на самом западном направлении, в горах Нафуса, между Зинтаном и аз-Завией.
Ливийская Джамахирия, воевавшая на три фронта, держала удар и обладала достаточными силами, чтобы остановить врага. Что явно не входило в планы тех, кто стоял за возникновением этой войны.
Для НАТО наступал черёд переходить к решительным действиям — более решительным, чем бомбардировки мирных городов с воздуха.
Иначе они рисковали не добиться целей, что было чревато.
Автор не знает и, скорее всего, никогда не узнает подробностей совещаний, случившихся летом 2011 года за закрытыми дверями Брюсселя.
По мнению автора, Уильям Моррисон, задолго до описываемых событий покинувший благословенную столицу Бельгии, был, тем не менее, более осведомлён о планах Североатлантического Альянса, чем любой другой из героев данного повествования.
* * *
Пятнадцатого июля проходил Зелёный марш в Злитене, на который Ахмад отпустил нескольких бойцов.
То была серия огромных манифестаций, прокатившихся в течение месяца по всей стране — конечно, по остававшимся свободными городам. Первого июля, с утра до темноты, демонстрация численностью в миллион семьсот тысяч прошла по полуторамиллионному Триполи.
Здесь не было ни контроля на входе, ни рамок-металлоискателей, к которым Виталик привык на московских митингах, и Женька только усмехнулся, когда рука его инстинктивно дёрнулась, чтобы выложить из кармана монеты — в то время, как на плече у него висел автомат на кожаном ремне, на который местные дети успели повязать зелёную ленточку.
— Ты не потеряйся, — походя бросил Женька Виталику.
— Можно подумать, я никогда не бывал на митингах, — хмыкнул в ответ Нецветов.
Но это был не вполне обычный митинг, к каким он привык какие он неоднократно посещал в начале и в конце двухтысячных годов, по своей напряжённости мероприятие скорее напоминало девяносто восьмой или даже славное начало девяностых, которое ему не удалось застать по возрасту — искренняя энергия тысяч людей была устремлена вперёд и вверх, более того, была направлена к нему, к Виталику, который держал в руках автомат и от которого зависело спасти этот город и его жителей или не спасти…
Так размышлял Виталик, а перед ним колыхалось бескрайнее зелёное море — толпа, людей, поднимавших над собою флаги, ленты, портреты Муаммара Каддафи…
Ребёнок лет пяти подбежал к Виталику, не боясь оружия, дёрнул его за ленточку, и Виталик подхватил мальчика на руки. Так вдвоём они и попали кому-то в кадр цифрового фотоаппарата.
«Что же будет дальше» — вдруг подумалось Виталику на фоне всеобщего воодушевления. — «Что же будет дальше?»
* * *
Августовским вечером, когда Виталик зашёл к обосновавшемуся в одном из кабинетов бывшей школы Ахмаду, чтобы написать Любе с командирского ноутбука, он застал там Ибрагима.
Мальчик сидел почти неподвижно, устремив взгляд в экран, и Виталику показалось, что его пальцы, перебиравшие мышкой электронные письма, слегка подрагивали.
— У вас что-то случилось? — спросил Виталик.
— Крысы взяли Тавергу, — глядя вниз, коротко ответил Ахмад вместо мальчика.
Виталик опустил взгляд, краем глаза успев непроизвольно заметить — новых писем в почте Ибрагима не было.
Ахмад молчал. Но думал всё о том же. С юго-запада враг подходил к Гарьяну, родному городу его семьи, где оставались многочисленные родственники, дальние и не очень, и он до боли сжимал зубы, просматривая сводки в Интернете, даже несмотря на то, что его собственные родители находились в Триполи — уж Триполи-то крысы точно не возьмут, в этом Ахмад был полностью уверен.
А в Таверге оставалась Фатима.
…Несколько недель назад у них вышел разговор о том, что будет после победы.
— Что ты ответишь, если я посватаюсь к своей сестре? — полушутя-полусерьёзно спросил он тогда.
— У неё отец есть, — пожал плечами Ибрагим, которому подобный вопрос задавали впервые, — дядя Абдулла. У него и спрашивай.
Женька Черных слегка толкнул плечом молчавшего Виталика.
— Ты-то что думаешь делать после войны? — спросил он и тут же прикусил язык, потому что к ним повернулись заинтересованные лица товарищей.
— Пока не знаю, — неопределённо отозвался Виталик. — Там видно будет.
«Пока? Можно подумать, ты будешь знать, что делать дальше, когда мы отобьёмся…»
…И вот они сидели рядом, командир и совсем юный боец, у раскрытого экрана с молчащей электронной почтой, с одной бедой на двоих, с одной на всех, и каждый, независимо от другого, думал о том, зачем их держат на этом направлении, когда под Тавергой они были бы нужнее.
* * *
— Виталик!!! — кричал запыхавшийся Женька, и цемент ступеней осыпался у него под ногами, мешаясь с песком. — Нецветов, черти тебя подери! Уезжаем! Давай резко в машину!
Из-под чердака двухэтажного строения с лёгким удивлением возникла закопчённая физиономия. В глазах его застыло лёгкое непонимание — что, собственно, произошло? Он, как и многие, успел привыкнуть к неподвижной в целом линии фронта…
— Идиот, — шипел Черных, — резко в машину. Срываемся с места. Сейчас. Через двадцать, максимум тридцать минут здесь будут крысы…
Рукавом камуфляжной куртки Виталик вытирал пот с лица.
— Ты дурак, — шептал Женька уже в автомобиле, — надо было срываться сразу, как услышал тревогу…
Да, он, конечно, слышал сигнал, но очень уж не хотелось оставлять удобный наблюдательный пункт на школьном чердаке. И голос командира издалека было желание принять за учебную тревогу — но в жизни, к сожалению, было иначе.
Женька вращал ручку, закрывая окно машины изнутри, чтобы не слышать, как голосит на улице Фарида, немолодая уже женщина, каждое утро приносившая им фрукты.
«На кого же вы нас бросаете?…» — послышалось Виталику в её плаче, в плаче матери, проводившей на эту войну четверых сыновей, двое из которых уже погибли где-то под Брегой.
— Крысы прорвались к Триполи, — срывался на хрип Женькин голос, — всё указывает на то, что случилось что-то очень серьёзное, такие дела…
Автомобили, в которых даже намётанный глаз с трудом мог бы угадать единую колонну, неслись в ночи по шоссе к столице Ливии, до которой при всём желании было не более двух часов езды, и Виталик терялся в догадках, что могло случиться настолько страшного в Триполи, что их сорвали с передовой, даже не позаботившись о том, кто будет прикрывать дорогу на Злитен.
Зарницы далёких разрывов то и дело зловеще вспыхивали в ночном небе над пустой дорогой, по которой, рассредоточившись, двигались машины на запад.
* * *
Михаил Овсянников приехал в Москву на двадцатилетие государственного переворота августа 1991 года.
Демократы отмечали эту дату двояко. С одной стороны, пройти мимо подобного юбилея было невозможно. С другой — слишком много неудобных вопросов возникало для рядовых граждан, невольно сравнивавших сложившуюся к 2011 году жизнь с жизнью «до».
Но демократам и их средствам массовой информации было, по большому счёту, мимо круглой годовщины деваться некуда.
В то же время патриотам, да и просто гражданам России, вряд ли было что в эти дни отмечать.
Проведя несколько дней у матери в Подмосковье, Миша собирался в воскресенье поехать в Москву на митинг, поскольку уж двадцатое и двадцать первое числа выпадали на выходные, а там встретиться с Любой Нецветовой, поговорить с ней о жизни, а заодно расспросить о том, как делишки у Женьки и Виталика.
Пятнадцатого августа исполнилось уже полгода с момента возбуждения уголовного дела об убийстве Сергея Маркина, однако сроки следствия были продлены руководителем Главного Следственного управления по Москве. Преступник, по оперативным данным, мог находиться за пределами Российской Федерации.
Впрочем, Люба не вникала в юридические тонкости, да и не имела такой возможности.
В те же дни, а именно четырнадцатого августа, исполнялось полгода со дня возбуждения дела, которое хотели, но так и не собрались объединить с первым — дела по обвинению Андрея Кузнецова в подготовке террористического акта в сговоре с неустановленным лицом, а также незаконном хранении взрывного устройства. Следствие по этому делу было завершено, единственный обвиняемый полностью признал свою вину и сотрудничал со следствием в надежде на более мягкий приговор, а потому тринадцатого числа дело было передано в суд, который и должен был в ближайшие месяцы определить судьбу Андрея.
…Михаил позвонил Любе в конце рабочей недели и договорился о встрече на митинге двадцать первого числа. Девушка ответила согласием.
Однако на митинг в воскресенье всегда обязательная Люба, к Мишиному удивлению, не пришла и на мобильный телефон не отвечала.
Не отвечал её телефон и в понедельник, и во вторник, и только в среду он услышал после восьмого гудка убитым голосом сказанное «Алло».
— Люба? — спросил он, — ты…
— Я, — ответила она.
— Всё понял, сейчас приеду к тебе. Ты в Люблино или на «Первомайской»? — Михаил вдруг разозлился на себя. Как он мог не сообразить? Ведь смотрел же новости, и знал же, что её Виталик, которого он ни разу не видел, тоже там…
— На «Первомайской», — ответил потухший голос на том конце линии.
Через полтора часа он позвонил в дверь квартиры Измайловых. Открыла ему Люба, в халате и тапочках на босу ногу, раздавшаяся вширь, заплаканная и невыспавшаяся, с красными опухшими глазами. За её спиной работал телевизор и светился экран компьютера.
— Четыре дня, — произнесла она вместо приветствия, — четыре дня Виталик не пишет. Женя тоже не пишет. Новости ты сам видел… Это всё…
— Спокойно, Люба, — ответил Михаил с жёсткими нотками в голосе, проходя в квартиру. — Ещё не всё. Жди. Они обязательно объявятся.
— Ты так думаешь? — с надеждой спросила девушка.
— Конечно. Никуда не денутся. Ты своего мужа рано хоронишь. Я его не знаю, но знаю Женьку — не тот он человек, чтобы вот так взять и пропасть. Не верь СМИ, верь себе. И верь своим. Жди, и дождёшься. И не плачь. Слышишь? Не плачь, тебе нельзя нервничать. Думай о ребёнке. Вытри слёзы.
* * *
Резолюция 1973, санкционировавшая военное вмешательство в Ливии, была принята 17 марта 1991 года, ровно в двадцатую годовщину референдума о существовании СССР.
Штурм Триполи начался 20 августа того же года, ровно в двадцатую годовщину неудачной попытки ГКЧП спасти Союз.
Автор данного текста не верит в случайные совпадения или магию цифр и тем более далёк от того, чтобы приписывать мистические мотивы силам, уничтожившим СССР и Ливию, а потому оставляет объяснение изложенных фактов на усмотрение читателя.
…Из сообщений информагентств за 21 августа 2011 года, воскресенье:
«Мощные взрывы и оружейные выстрелы с позднего вечера 20 августа слышны в Триполи. Об этом сообщает Associated Press. Как заявили представители ливийских повстанцев, это является началом операции по захвату контроля над столицей».
Из сообщений информагентств за 22 августа 2011 года, понедельник:
«Широкомасштабное наступление ливийских повстанцев, начавшееся у границы с Тунисом еще на прошлой неделе, неожиданно для всех обернулось взятием большинства районов Триполи».
«Во время штурма Триполи убиты 1300 человек и ранены пять тысяч. С таким заявлением, как передает Agence France-Presse, выступил представитель ливийского правительства Муса Ибрагим. Повстанцы продолжают движение вглубь ливийской столицы».
Из сообщений информагентств за 23 августа 2011 года, вторник:
«Ливийские повстанцы захватили резиденцию Муаммара Каддафи в Триполи, сообщает во вторник, 23 августа, Agence France-Presse.
По данным агентства Reuters, силы оппозиции прорвались на территорию комплекса резиденции ливийского лидера и стреляют в воздух, празднуя победу. В течение дня сторонники Каддафи пытались оказывать сопротивление силам повстанцев, однако потом уступили.
В штурме резиденции, который начался 23 августа, приняли участие ВВС НАТО — в результате точечного авиаудара была разрушена одна из стен комплекса резиденции».
«Повстанцы начали активное наступление на ливийскую столицу в субботу, 20 августа. Через два дня им удалось занять большую часть Триполи, в том числе телецентр. В своем обращении к жителям Ливии представители повстанцев пообещали окончательно выдавить силы сторонников Каддафи из столицы в течение двух дней».
Из сообщений информагентств за 24 августа 2011 года, среду:
«Сотни повстанцев устроили погром в резиденции ливийского лидера Муаммара Каддафи, которую они захватили несколькими часами ранее. Кадры, на которых запечатлены действия мятежников, распространил 23 августа телеканал Sky News».
Из сообщений информагентств за 25 августа 2011 года, четверг:
«Ливийские правительственные войска провели успешную операцию против повстанцев, направлявшихся к городу Сирт, сообщает Associated Press.
По данным агентства, в районе населенного пункта Бин-Джавад лоялисты устроили засаду, в которую угодила колонна оппозиционеров».
Из сообщений информагентств за 26 августа 2011 года, пятницу:
«Как выяснилось, в последние недели участники международной коалиции уже не ограничивались бомбежками — СМИ узнали о том, что наряду с западными „военными советниками“, которые присутствуют в Ливии официально, по крайней мере, из их отправки не делали секрета, в боевых действиях на стороне повстанцев принимают участие солдаты армейских спецподразделений как минимум четырех стран коалиции, две из которых являются членами НАТО».
«Одной из первых об этом открытии написала британская The Guardian. В заметке от 23 августа утверждалось, что наряду с ветеранами Особой воздушной службы (SAS), которые после увольнения поступили на работу в частные охранные предприятия, в боевых действиях в Ливии участвуют и британские спецназовцы, находящиеся на действительной военной службе. Однако, по данным издания, солдатам поручается лишь целеуказание и другие задачи по координации коалиционных авиаударов».
«Гораздо более сенсационно выглядело сообщение в The Daily Telegraph. 24 августа газета со ссылкой на собственные источники написала, что бойцы 22-го полка (SAS), направленные в Ливию несколько недель назад для содействия бомбардировкам, помогали повстанцам спланировать и осуществить штурм Триполи. После того, как большая часть столицы оказалась в руках мятежников, премьер-министр Дэвид Кэмерон лично приказал солдатам сосредоточить свои усилия на обнаружении и поимке Муаммара Каддафи. Теперь британские военные, которых переодели в арабскую одежду и снабдили повстанческим оружием, выполняют полученный приказ».
«Из сообщений информагентств за 29 августа 2011 года, понедельник:
Руководители ливийских повстанцев выдвинули ультиматум сторонникам Муаммара Каддафи, находящимся в его родном городе — Сирте. Как сообщает CNN, лоялистам предложили прекратить сопротивление и сдаться до 30 августа.
Как пояснил представитель командования повстанцев, в противном случае город будет „освобожден“ силой».
Законы информационной войны неумолимы. Обильно цитируемая нами Лента. ру не упомянула, что бои за район Абу-Салим шли ещё до 27 августа, и только двадцать шестого числа мельком проговорилась сквозь зубы об участии британского спецназа — тогда, когда стало ясно, что шила в мешке не утаишь. Однако подлинные масштабы операции стали ясны гораздо позже…
Двадцать второго августа все телеканалы показали кадры «народного ликования» якобы на Зелёной площади — кадры, отснятые заранее совсем в другой стране, ради чего не поленились даже построить макет площади в натуральную величину.
Двадцать второго же числа замолчало ливийское телевидение — повстанцам удалось захватить телецентр, из студии которого до последнего выходила в эфир с пистолетом в руке ведущая Хала Мисрати. Информационное пространство оказалось под полным контролем демократов всех мастей, вещавших о победоносном завершении войны.
Вестей от Виталика и Женьки не было.
* * *
Двадцать девятого августа Люба получила СМС-сообщение с незнакомого номера, начинавшегося с ливийского кода — плюс двести восемнадцать:
«Vybralis is Tripoli. Ya zhivoy. Zhenya, skoree vsego, pogib. Napishu pozzhe. Vitalik».
* * *
Это была катастрофа.
Повстанцы наступали на столицу с запада, от Аз-Завии, с востока, от Злитена, и с юга, со стороны Гарьяна.
Но не они решили исход сражения.
У Джамахирии было ещё достаточно сил, чтобы защитить столицу.
Но в часы, когда, знаменуя начало операции «Рассвет русалки», с моря в Триполи высаживался натовский десант, из подполья вышла пятая колонна.
Командующий обороной столицы на западном направлении генерал Мохаммед Эшкал был подкуплен врагами заранее и позволил им беспрепятственно войти в город, о чём в открытую, не стесняясь, сообщали газеты уже в последних числах августа.
Удар в спину оказался смертельным для истекающей кровью страны.
Но, вопреки победным реляциям западных СМИ, Триполи всё же сражался.
Сжав зубы и огрызаясь огнём, теряя бойцов, армейские части и формирования добровольцев медленно, квартал за кварталом, отступали из центра к южным и юго-восточным кварталам, оставляя в центре очаги сопротивления.
…Потери были страшными.
К двадцать седьмому августа у Ахмада не осталось ни одной машины.
На окраине Абу-Салима ему удалось собрать двадцать два человека из числа своих подчинённых.
Связи с командованием не было. Молчал мобильный телефон. Молчала рация.
Около полутора суток тому назад, когда Ахмад в очередной раз пытался выйти на связь, по рации ответил чужой голос, который в нецензурной форме высказал всё, что думает об Ахмаде, его подчинённых и командирах.
Ахмад ответил неизвестному повстанцу в такой же манере и выключил рацию — в ней больше не было необходимости.
Решения оставалось принимать самому.
Это был его район, он знал здесь все улицы, переулки и дворы, и наверное, это до сих пор спасало Ахмада Гарьяни.
Но неизбежное близилось — из города нужно было уходить. Это был единственный шанс для оставшихся в живых. Повстанцы наступали на пятки, и времени на принятие решения не оставалось.
На совет он позвал старших по возрасту — Хасана Зарруки и Евгения Черных, но так, чтобы и остальные могли их слышать.
От улицы, где ещё слышались беспорядочные выстрелы, а возможно, это палили в воздух победители, их отделяла стена разрушенного здания. Несколько минут назад над ними пролетел вертолёт.