Когда Володя утром вышел на палубу, его поразил цвет моря. Он был ярко-зеленый с великим множеством еле уловимых оттенков. Море еще не успокоилось, поднимались большие волны, но на их гребнях уже не было белой накипи.

— Ночью мы прошли Хоккайдо, — сказал Володе капитан. — За протокой Лаперуза начнутся берега Карафуто.

«Японский хвост», вспомнил Володя и улыбнулся.

«Сибиряк» часто задерживался на своем курсе — этого требовали исследования, проводимые гидрографами, которые ехали на Сахалин вместе с геологической экспедицией. Заданием «Сибиряка» было пройти из Японского моря через Татарский пролив вдоль западных берегов Сахалина. Пароход имел совсем маленькую осадку, и капитан был уверен, что даже между мысом Лазарева и мысом Погоби, где глубина небольшая, он проведет «Сибиряк», не рискуя сесть на мель.

Володя воспринимал задержки в дороге с тайной радостью. Чем дольше в море — тем лучшее. Он думал о том, как, словно между прочим, скажет Инге: «„Сибиряк“ шел пятнадцать суток — ничего себе прогулочка…»

Запись в дневнике о Ригоре Древетняке с его золотыми самородками очень впечатлила Володю.

Юноша не сомневался, что сказочные золотые россыпи в глухом и неприступном закоулке сахалинской тайги действительно существуют. Разве это не возможная вещь? Ведь недра сахалинских гор в сердце тайги еще до сих пор не разведаны. Бесспорно, отец найдет эти россыпи, которым дадут имя Ригора Древетняка, а Сахалин с того времени будет называться Золотым островом…

В конце дня случилось событие, ошеломившее всех пассажиров «Сибиряка». В машинном отделении внезапно умерли сменный машинист, механик и его помощник. Прошел всего час, как они, веселые и здоровые, заступили на вахту. Еще пять минут тому назад капитан звонил машинным телеграфом, передавая распоряжения машинисту, и получил от него в ответ сигнал, что приказ выполнен.

Кочегар, случайно зашедший после этого в машинное отделение, застал там уже только три трупа. Все указывало, что смерть была моментальной. На лице у механика еще оставалась улыбка — он рассказывал что-то веселое, и тут внезапно прекратилась жизнь; машинист зажимал в руке полплитки шоколада; лицо молодого помощника механика сохраняло следы чрезвычайного удивления, будто парень был ужасно удивлен, что так внезапно пришла к нему смерть.

В кармане пиджака механика нашли зеленый мяч. Володя вспомнил, что видел, как тот покупал этот мяч у горбатого корейца на пристани. Все знали, что у механика на Сахалине живое семья, и он, вероятно, вез подарок своей дочурке.

Матрос случайно уронил мяч из рук, он покатился по деревянному настилу и упал в море.

Загадочная смерть трех мужчин из экипажа «Сибиряка», наверное, больше всего ошеломила капитана. Он даже не старался скрыть свою тревогу и приказал врачу не преминуть вскрыть тела умерших. В каюте капитана собрались несколько членов экспедиции.

— Чрезвычайный случай, товарищи, — сказал врач. — Во всех трех случился разрыв сердца. Это и было причиной смерти.

— Разрешите, — сказал басом высокий геолог, — это, так сказать, непосредственная причина. А что ее вызвало?

Круглый, приземистый врач беспомощно развел руками.

— В том-то и дело, что я не в состоянии это установить. Это уже относится к компетенции следственных органов…

— Следственных? — отозвался Дорошук, который до сих пор молча сидел в уголке каюты, что-то сосредоточенно обдумывая. — Вы полагаете, что здесь есть указания на преступление?

— Я не сказал этого, Иван Иванович. Но загадочность этой смерти наводит на некоторые мысли.

— А нет ли признаков отравления? — спросил капитан.

— Никаких признаков, капитан. Я боюсь, что мы столкнулись с какой-то неизвестной молниеносной болезнью. Я уже приказал произвести дезинфекцию.

— А об отравляющем газе вы не подумали?

— Я обо всем думал, капитан. Но, если бы в машинном отделении в самом деле находился такой газ, то также погиб бы и кочегар, зашедший туда, погибли бы я, вы, капитан. Сейчас там работает новая вахта — люди чувствуют себя прекрасно.

Врач достал папиросу и нервно закурил. Вся его фигура выказывала полнейшую растерянность.

— Нельзя же думать, — снова загомонил он, — что во всех троих случился разрыв сердца от чрезвычайного ужаса. Никто из них в призраки, вероятно, не верил, да и призраку, наверное, пришлось бы трудно, если бы он встретился с моряками. Что же касается газа, то… нет, это ерунда. Никаких признаков отравления нет. Животные, правда, более чувствительны к отравленному воздуху. Я вбросил в машинное отделение кошку. Сначала она забеспокоилась и замяукала. Но это, возможно, было от новой обстановки. Вскоре она спокойно начала обнюхивать углы в поисках мышей. Нет, что ни говорите, это смерть загадочная.

Кто-то громко постучал.

— Войдите! — крикнул капитан. В каюту быстро вошел радист.

Он был очень взволнован. В его руке дрожал клочок бумаги.

— Я к вам, товарищ капитан. Радиограмма!

Он подал бумажку. Капитан прочитал, и его брови тотчас надвинулись на переносицу. Он схватил свою форменную фуражку и, на хода извинившись, поспешно вышел из каюты.

Что произошло — никто не знал. Но любому было ясно, что случилось какое-то новое бедствие.