Параллельно войне с Персией, я занялся решением остальных внешнеполитических вопросов. Ибо для проведения реформ внутри империи, требовался мир 'снаружи'. Зная, что в 1830 году поляки в очередной раз восстанут, я старался работать на опережение. Я и сам не особенно желал видеть Царство Польское независимым. Ибо полки лелеяли мечту о Речи Посполитой 'от моря до моря', а осуществление этой мечты означало войну с Россией, Австрией и Пруссией. То есть опять нарушить тот, хоть и не идеальный мир, который только-только воцарился в Европе. Именно поэтому я сначала попытался вернуть Польшу Пруссии, как это имело место до Наполеоновских войн. В случае согласия Фридриха Вильгельма, я надеялся обменять польские земли на Мемель - незамерзающий порт на Балтике. Пользу России я видел в любом случае. Справятся прусаки с Польшей, значит, будет спокойствие на границе, не справятся, то получат серьезный гнойник, который будет их ослаблять, что нам на руку. Выгоды от пребывания царства Польского в составе империи я не видел. Для Александра это являлось вопросом престижа. И хотя польские территории были экономически немного развитие коренных русских земель, особой прибыли казна от этого не видела, как и стимула в развитии остальной империи. Зато жертв и средств для сохранения порядка и подавления восстаний, империя тратила ох как много.
А посему я навестил своего свекра в его летней резиденции в Пареце, благо Шарлотта и так собиралась его навестить. Учитывая, что после сражения у Шуши война с персами близилась к победному завершению, а Паскевич с Ермоловым и без моих советов прекрасно справлялись, я мог уехать со спокойным сердцем. Свое предложение я озвучил королю без обиняков, дабы у него не возникло подозрений в нечестной игре. Но король прусский, посовещавшись с министрами, решил отклонить мое предложение. Учитывая его нерешительность и боязнь перемен, что я на него особенно не рассчитывал. Но я надеялся, что его министры убедят его принять мое предложение, тем более что для Пруссии оно было довольно выгодным. Увы, мои надежды оказались тщетны. Пришлось перейти к плану 'Б' и предоставить-таки полякам независимость. Этот вариант казался менее предпочтительным, ибо всегда существовала опасность, что поляки захотят большего и будут стремиться к возрождению Речи Посполитой или примкнут к врагам империи, ежели им пообещают новых земель за счет России, как это уже делал Наполеон. Но все же велика была вероятность того, что поляки погрязнут во внутренних распрях или на время будут вести себя тихо, чтобы укрепить то, чем они и так владеют. Плюс это давало возможность произвести обмен населением, дабы пресечь будущие территориальные конфликты. В этом случае имелся хороший шанс на то, что новообразовавшееся польское государство будет стремиться вернуть себе земли населенные прежде всего поляками, то есть Краков, часть Силезии и Померании. В этом случае их территориальные претензии будут в первую очередь к австриякам или прусакам, что меня полностью устраивало, ибо эти конфликты ослабляли соседей империи и давали ей возможность оставаться в стороне для проведения необходимых преобразований.
Посему в конце октября 1826 года я пригласил в Петербург наиболее значимых польских военных и политиков. Большинство из них перешло на русскую службу, но это не мешало им лелеять мечты о независимости. Об их взглядах и участии в подпольных организациях я был прекрасно осведомлен трудами полковника Соколова. На этом я и строил свой расчет. То есть я надеялся, что приглашенные господа достаточно хотят независимости своей отчизны, дабы принять мое предложение, но также достаточно здравомыслящие, дабы не настаивать на большем, на том, что я не смогу дать. На их патриотизм указывало их участие в войне против России на стороне Наполеона, а на их здравомыслие указывал их переход не русскую службу. Будь они фанатиками, сидели бы они, где-нибудь в Париже или в Лондоне.
Поляки были попросту поражены моим предложением. И эта внезапная возможность обрести независимость без крови и пота, сделала их гораздо сговорчивее. Настолько, что они приняли мои предложения по территории и по обмену населением. Зато пришлось пообещать им оставить оружие и боеприпасы, достаточные для пятидесятитысячной армии, на что я дал согласие. Мы подписали договор, регулирующий сроки и порядок обмена населением, торговые отношения и пошлины, порядок выдачи политических преступников. Так что обратно поляки уехали в спешке, дабы успеть подготовиться к упорядоченному обретению независимости.
Беседе с поляками, предшествовала нелегкая беседа со старшим братом Константином, который являлся наместником царства Польского. Хотя он и не обольщался насчет любви поляков к империи, он все же лишался престижной и доходной должности. Да и маман попыталась вмешаться. Пришлось жестко пресечь попытки родственников надавить, что не способствовало нормальным родственным отношениям. В итоге Константин получил сто тысяч рублей годовой ренты, дабы иметь возможность поддерживать свой уровень жизни и обещание соответственной командной должности. Константина я особенно не опасался, ибо армия и жандармский корпус управлялись лояльными мне генералами, но он считался либералом, и был довольно популярен в армейской и придворной среде, а потому я не хотел лишней конфронтации.
В итоге первого января я издал декрет о независимости царства Польского в указанных границах. К этому времени князь Чарторыйский сформировал первое правительство независимой Польши. Забегая вперед, скажу, что в течении двух лет мы произвели обмен населением и вывели русские войска из бывшей провинции. Довольно быстро поляки погрязли в политических распрях, а посему в 1829 году было решено избрать диктатора, сроком на пять лет, коим стал князь Радзивилл. Прусаки, и особенно австрияки, восприняли независимость Польши довольно холодно, так как это нарушало сложившийся баланс и угрожало их польским провинциям. Это на время повысило недоверие к России, но с другой стороны, добровольный отказ от Польши никак не смотрелся актом агрессии, а посему другие насущные европейские проблемы вскорости отодвинули польский вопрос на второй план.