Еще задолго до того как я стал императором, я начал планировать необходимые реформы, для чего свел знакомство со многими замечательными и талантливыми людьми. Благо положение великого князя и наследника открывало практически любые двери.

Мне не требовалось изобретать колесо и составлять план реформ с нуля, ибо многие проекты реформ уже обсуждались при брате моем, Александре, или были реализованы в других странах. Свое единственное преимущество я видел в послезнании. Ибо, зная куда ведет вектор развития и какой следующий виток сделает история, мне было легче выбирать из нужных альтернатив. С другой стороны, постепенные изменения, которые происходили, все больше отклоняли реальность, в которую я попал, от той, о которой я читал. То есть мое послезнание со временем могло перестать служить фактором для принятия решений. Но, по этому поводу я пока не переживал. Во-первых, это дело отдаленного будущего, а пока предстояло решать насущные проблемы и раскачивать маховик реформ, а во-вторых, развитие технологий, которое во многом предопределило развитие мировой истории, происходило своим чередом и я практически никак не мог на него повлиять. Век технологий - порождения западной культуры, только наступал, но я-то знал, что в будущем это лавинообразное движение приведет в движение ресурсы всей планеты. Россия же, не будучи, по сути, столь агрессивно динамичной, в итоге отстала. Эта отсталость ярко проявилась поражением в Крымской войне. Поэтому проведение реформ я планировал не ради каких-либо либеральных идей, так как по мне Россия не была лишь Европой, а для того чтобы технологический уровень и внутренний порядок в империи соответствовали требованием времени. Ведь в реальности, которую я знал, те же самые преобразования были проведены при Александром II, и позже при Николае II. Но каждый раз с запозданием, что в итоге и развалило империю. Я надеялся, что фора в тридцать лет при проведении реформ и более эффективная их реализация, благодаря моему послезнанию, помогут избежать внутренних катаклизмов в виде нескольких революций и гражданской войны.

Таким образом, еще во времена правления брата моего Александра, я попросил Михаил Михайловича Сперанского разработать кодекс или, как мы собирались его назвать, Уложение, где будут собраны и, если надо, то заново сформулированы, законы империи. Уложение обсуждалось в нескольких вариантах, чтобы иметь возможность вводить его постепенно, по мере проведения реформ. Михаил Михайлович уже разработал одно, очень фундаментальное уложение, еще до моего появления в этом мире, но оно не было реализовано. А посему, учитывая его талант и опыт, я попросил его составить другое, куда вошла бы и часть уже созданного. Таким образом составилась группа из восьми юристов под руководством господина Сперанского, которая и занималась разработкой уложения, учитывая существующий российский и европейский опыт. Так, например, часть уголовного уложения позаимствовали из уже написанного Михаил Михайловичем, а часть гражданского из кодекса Наполеона. Соответственно все Уложение базировалось на предпосылке, что все население империи составляют свободные граждане, а поэтому, параллельно Уложению, разрабатывался проект Крестьянской реформы, который включал в себя и юридическое освобождение крестьян и создание базы для экономического развития сельского хозяйства.

Во главе комиссии по крестьянской реформе я решил назначить Павла Дмитриевича Киселева. Полковник Киселев стал последовательным противником крепостного права, о чем неоднократно писал доклады Александру и мне. Во главе штаба II армии он проявил себя хорошим администратором и помимо всего он был довольно честолюбив, то есть был заинтересован в наилучшем исполнении порученного дела, для дальнейшего продвижения по службе. Поэтому, как и генерал Паскевич, и господин Сперанский, он находился на своем месте.

Таким образом, еще до моего восшествия на престол оказались готовы и новое Уложение, и проект Крестьянской реформы, и отобраны люди, в назначенный срок возглавившие их исполнение.

1826 год прошел в подготовке к крестьянской реформе, ибо требовалось подготовить достаточное количество землемеров, запасти зерновых для посева и возможного снижения урожая, разметить государственные земли, подлежащие передаче крестьянам. Вдобавок, за этот год я упрочил свое положение на троне путем назначения своих людей на ключевые посты. Жандармский корпус, созданный с нуля, вырос в значительную силу необходимую для подавления возможных беспорядков, да и полковник Соколов недаром ел свой хлеб, развернув сеть агентов в еще двух десятках городов империи.

Насчет самой реформы имелось множество мнений. Даже самые либерально настроенные министры ратовали лишь за освобождение крестьян без земли или с минимальным наделом. Но это сводило на нет всю суть реформы. Так как для всех крестьянская реформа была скорее актом социальным или просто: 'чтобы было как в Европе'. Для меня же крестьянская реформа была, прежде всего, реформой экономической. В долгосрочной перспективе она могла повысить урожайность и высвободить рабочие руки для развития промышленности. А без ликвидации чересполосицы* и увеличения надела, реформа ничего реально не меняла. Недаром, после освобождения крестьян в моей реальности Александром II, уровень жизни крестьян лишь упал. Поэтому мы установили минимальный размер участка в пять десятин на душу.

Сама реформа растянулась на двадцать лет и включала в себя поэтапное освобождение крестьян и наделение их землею. Первый этап начался в 1827 году и включал в себя лишь государственных крепостных, которые получили землю из государственных фондов. Таких оказалось немногим больше четверти из общего количества крестьян. Большинство участков выдавалось в Новороссии, за Уралом и на севере киргизских степей*. Небольшая часть тонким ручейком потекла в Америку, где нам удалось заполучить значительную территорию вокруг крепости Росс. По мере освоения новых земель за Уралом, следующие волны переселенцев двигались все дальше на восток вдоль Сибирского тракта.

Чтобы как то облегчить существование колонистов на новых, неустроенных землях, им предоставлялось освобождение от налогов на пять лет. Сама земля не раздавалась даром. За землю крестьяне должны были отдавать десять процентов от урожая в течении десяти лет. Выплаты начинались через три года, после того как переселенцы устроятся на месте и соберут первые урожаи. Учитывая ужасающею бедность население и дабы продвинуть использование передового сельхозинвентаря, мы учредили Крестьянский банк, выдававший суды под четыре процента годовых, сроком до десяти лет. С одной стороны выплаты за землю, возврат платежей по ссуде и налоги оказались довольно тяжелым бременем для крестьянского хозяйства, но с другой стороны большой, порой в несколько десятин участок и начальный капитал, благодаря ссуде позволил многим из них вырваться из того круга нищеты, в котором они находились поколениями. Без налогов и выплат за землю государство не могло далее финансировать реформу.

Второй этап, начавшийся в 1829 году включал в себя помещичьи земли находившиеся в залоге. А таковых оказалась аж треть из общего числа помещиков. В большинстве случаев помещики и не думали возвращать ссуду, надеясь, что государство в лице царя батюшки и на этот раз простит своих верноподданных. Но здесь их ждало немалое разочарование, ибо заложенные земли отошли в казну и пошли в оборот на тех же условиях, что и государственные. Таким помещикам на общих условиях оставлялась усадьба с приусадебным участком и пять десятин земли.

В помещичьей среде эта реформа вызвала шок и негодование. Как же, государь батюшка предал своих верноподданных, ломает устои общества, завещанные его прародителями! Но помещики, как класс, составляли около одного процента населения империи и в основной своей массе не были заинтересованны в переменах. Учитывая, что среди пострадавших имелось немало офицеров, проигравших свои земли в рулетку или просто прогоревших из-за неумения вести хозяйство, недовольство среди офицерского корпуса стало питательной средой для заговоров и локальных восстаний. Лишь за два года после начала реформы случилось четыре попытки покушения на мою особу и около сорока были сорваны соответствующими ведомствами. Сотни человек отправились за Урал или на виселицу, дабы переосмыслить свое поведение.

К 1831 году подошла очередь еще одного, на сей раз еще более радикального шага. А именно, освобождения всех крестьян и наделения из землей за счет помещиков. К этому времени мое положение на троне упрочнилось. Почти полностью поменялся офицерский состав четырех гвардейских полков, а сам офицерский корпус благодаря демократизации армии уже на треть состоял из разночинцев. В обеих столицах стояли лояльные мне гарнизоны. Дворянская оппозиция никуда не исчезла, но наиболее решительно настроенные переселились в места не столь отдаленные, а их имущество было конфисковано. Гвардейские полки подверглись основательной чистке, ибо среди них оказалось немало заговорщиков. Поначалу мы планировали полностью освободить крестьян к году этак тридцать пятому, но освобождение государственных крепостных привело к столь сильному брожению среди мужиков, что медлить далее не представлялось возможным. Ситуация начала выходить из-под контроля.

Несмотря на сильную оппозицию, даже среди моего ближайшего окружения, две трети помещичьих земель подлежала конфискации и распределению среди обрабатывавших ее крестьян на тех же условиях, что и государственные земли. Взамен конфискованной земли бывшие хозяева получали государственную ренту под четыре процента годовых сроком на десять лет. Сума ренты зависела от размера конфискованного участка, но в реальности из-за низкой фиксированной цены за десятину и всего десяти лет выплат, компенсация составляла от четверти до трети от реальной стоимости земли. Нечего и говорить, что этот шаг окончательно рассорил меня с большинством дворянства, до сих пор являвшегося опорой государства. Но Рубикон был пройден, а за последние годы в стране стремительно начал расти класс разночинцев и отечественной буржуазии, который возвысился благодаря реформам и горячо их поддерживал. Точка опоры в империи медленно, но неумолимо менялась.

Но, по сравнению с крестьянской средой, брожение среди помещиков выглядело вполне невинно. Простой люд, жаждавший справедливости здесь и сейчас, желал черного передела и не особенно стремился покинуть прародительские места ради пусть большого, но столь далекого надела за тридевять земель. Село попросту лихорадило и по стране прокатилась волна крестьянских бунтов, как и повелось на Руси - бессмысленных и беспощадных. Увы, распаханных земель на всех не хватало, а посему около двадцати процентов крестьян постепенно подлежали переселению. Общины заволновались и начался полный беспредел. Спорили и дрались за все: за лучший участок, кто должен выйти из общины, кому какой инвентарь достанется. Сначала спорили, потом начали драться, и очень скоро дошло до убийств и поджогов. Под расчет попадали и помещичьи усадьбы. Разгулялась Русь.

Впрочем, что-то подобное я ожидал. Благо за прошедший год только жандармский корпус пополнился более ста тысячами человек. Сокращение армии позволило довольно быстро набрать нужный минимум людей. Кроме этого были созданы летучие отряды из казаков и драгун, для быстрого реагирования. Забегая вперед, скажу, что страну лихорадило более двух лет и крестьянская реформа стоила стране около пятидесяти тысяч убитыми и еще более увеченными.

Как я уже упоминал, параллельно крестьянской реформе было введено новое Уложение, подготовленное графом Сперанским (г-н Сперанский получил этот титул за свой эпический по объему труд). Основными мотивами Уложения стали равенство всех граждан перед законом и святость частной собственности. Оба положения революционные для Руси. Именно поэтому эти ключевые пункты кодекса появились в 1832 году, после освобождения крестьян и изъятию по заниженным ценам помещичьей земли. дабы претворять свод законов в жизнь, появилась иерархическая система судопроизводства. Мы понимали, что свод законов не изменит обычаи и образ мышления, которые складывались веками и не создаст в одночасье правового общества. Но мы надеялись, что через поколение или два, новый кодекс создаст прочный остов империи.

Помимо крестьянской и гражданской реформ, были запланированы и другие. Они должны были осуществляться немного позже, чтобы не добавить еще больше сумятицы в тот котел, который представляла из себя империя после реформ. Так с середины 1834 года изменилась система налогообложения. Подушный налог снизился до двух рублей с человека, но заодно появились новые, косвенные налоги и акцизы. Егор Францевич Канкрин, наш министр финансов, рассчитывал ввести и налог на землю с предоставлением скидок тем крестьянам, которые внедряли новые культуры, такие как картофель, кукуруза и подсолнух.

А в 1836 году произошли сразу несколько нововведений. В империи, впервые за более чем столетие, появился патриарх, коим стал митрополит московский Филарет. Переговоры с церковными иерархами длились два года, прежде, чем мы достигли компромисса. По многим вопросам наши позиции расходились. Некоторые планируемые нововведения напрямую затрагивали Церковь и лишь такой сильный козырь, как обретение самостоятельности, путем воссоздания патриархата, помогло добиться согласия Церкви на эти, революционные, по их мнению, шаги. Таким образом, вместе с введением Патриаршества в империи случились сразу три нововведения, а именно: переход на григорианский календарь, переход на метрическую систему и орфографическая реформа, заключавшаяся в изъятии изживших себя яти (Ѣ), фиты (Ѳ) и твердого знака в конце слов. Митрополит Московский, Филарет, несмотря на лояльность престолу, оказался довольно неудобным для меня иерархом, дискутируя со мной порой по самому незначительному, с моей точки зрения, поводу. Но, учитывая, что несмотря на пожертвования, Церковь нуждалась в государственном финансировании, нам всегда удавалось достичь компромисса. Правда порой это стоило казне некой суммы денег. С другой стороны именно Церковь, поначалу, стала одним из основных компонентов начального образования, способствую распространению грамотности.

Вкупе, все эти нововведения были сродни революции. Огромная страна забурлила, заклокотала. Маховик реформ привел в движение массы народа, которые не особо представляли себе, что делать с вдруг появившемуся возможностями. Я же опасался, как бы ситуация не вышла из-под контроля. Но начало было положено.