Иванов Дмитрий Георгиевич, муж Вики, всё-то время, которое Женька был без сознания, много кричал, обвинял, выяснял, изобличал. Безусловным лидером по негативу была Вика. Вторым — Глеб и я, а бронза досталась городскому водоканалу, владельцу колодца — организации светил внушительный иск.

Конечно, уже было написано заявление в прокуратуру, оповещены местные и краевые СМИ, и сам глава города справлялся о здоровье сына Дмитрия Георгиевича.

Дмитрий принадлежал к категории везунчиков, хотя таковым себя не считал, будучи уверенным, что всего добился сам. С этим трудно не согласиться — школа с золотой медалью, два высших образования, стремительное продвижение по карьерной лестнице, членство в правильной партии — всё правильно.

С чем ему действительно повезло, так это с внешностью. Если бы не его категоричное отношение к мужчинам артистических профессий, включая моделей, которых он считал «дезориентированными», то Дима вполне мог дефилировать по подиуму. Высокий, сложенный на «отлично», большеглазый шатен. Но улыбался он хитро.

Привлекательная внешность, безусловно, помогала в работе и личной жизни, но ужасно вредила жизни семейной. Скандалы на почве ревности в семье Ивановых были таким же частым явлением, как и их фамилия на территории Российской Федерации.

Уход Вики нанёс серьёзнейший удар по его, немного завышенному, саморейтингу, к тому же на носу была предвыборная кампания. И несчастье, случившееся с сыном, Дима намеревался использовать на полную катушку. Лучшая палата, лучшие специалисты, круглосуточное наблюдение — всё для сына, для любимой жены.

Состояние Женьки стабилизировалось, и как только врач разрешил посещения, Вика позвонила Глебу, и попросила приехать в больницу.

В сопровождении медсестры, Глеб, как всегда в очках, костюме, и накинутом на плечи халате, и я, невидимый для окружающих, шли по коридору в поисках Женькиной палаты. Конечно, «поиски» — это я немного перегнул — палату сына влиятельного человека знали все.

Меня беспокоило (как оказалось напрасно) новое состояние Глеба, вернее, то, как могли бы отреагировать на него окружающие, в частности Вика и Женька. Они, наверняка, считали, что Глеб раздавлен потерей, а он наоборот был особенно уверен и счастлив. Вполне возможно, увидев его таким, они бы решили, что он немного тронулся, а мне этого не хотелось. Но всё обошлось.

— Добрый день!

— Добрый день! — поддержала Вика бодрый дух Глеба, и тут же из соседней комнаты раздался голос Женьки.

— Глеб!

— О, привет! — Глеб заглянул в комнату и уверенно, без посторонней помощи (я же рядом), подошёл к кровати.

На лице Женьки красовалась светлеющая и постепенно спадающая гематома размером с его кулачок. Он был в кровати, в положении полусидя, накрытый простынёй.

— Здравствуйте, — недовольно промычал Дима, встал со стула, и, взяв его за спинку, переставил к тумбочке. Деловито сунул руки в карманы брюк.

— Здравствуйте! Извините, я думал, что Женя один. Я подожду…, — и Глеб протянул руку.

— О-у, — тихо сказал Дима, видимо, считавший, что незрячие мужчины здороваются иначе, а может, просто не хотел ставить Глеба в неловкое положение. Последовало рукопожатие.

— Да, нет, мы с папой уже всё обсудили, — и Женька немного приподнявшись на кровати, приготовился протянуть левую руку (правую украшал гипс), и как только Глеб протянул свою, радостно её пожал. — Привет!

— Привет, боец!

Женька смущённо засмеялся. Дима вежливо улыбнулся.

— Ладно, сын, до вечера, — и наклонившись и можно сказать, поцеловав его в голову, подставил руку: «Дай, пять!».

Нетрудно догадаться, о чём шёл разговор в соседней комнате, которую Вика называла кухней, когда Дима попрощался с нами. Конечно, мне было чрезвычайно любопытно, но ходить, куда заблагорассудится, я не мог — я там, где Глеб. Так, и должно быть.

— Может, чаю? — через несколько минут к нам заглянула Вика.

— Нет, спасибо! — отказался Глеб, сидевший на стуле, на том же месте, на котором сидел Дима.

— Ма! — Женя многозначительно посмотрел на Вику.

— Не бузи, красавчик. Если что, зовите, — и, улыбаясь, она исчезла за дверью.

Теперь мне точно известно, что именно в тот момент, когда нахамившая мужу госпожа Иванова, оттого радостная вдвойне, заглянула к нам, наполовину прикрываясь дверью, Глеб впервые заметил, что в присутствии Вики мне неспокойно. На самом деле, всё до безобразия обидно — я по привычке не хотел пропускать Вику, используя свой приём с негостеприимной собакой. Подумал, увидит такого серьёзного меня, и наконец-то поймёт, что она лишняя. Но видел-то меня Глеб, а не она!

И когда Вика ушла, я, вполне довольный собой, лёг между Глебом и дверью, положив голову на вытянутые передние лапы, ещё не подозревая, что произошло.

— Глеб, — позвал его Женька.

— Да, — резко отозвался застывший Глеб и повернулся к нему.

— Я должен тебе кое-что сказать, — начал Женька, и его голос тут же ослаб. — Глеб, это я виноват в смерти Буса.

— Нет, Женя. Просто колодец был открыт…, — Глеб снял очки.

— Нет, это я! Понимаешь, я играл в тебя?!

— В меня?! Это как?

Когда-то меня удивляла особенность людей, переспрашивать вопрос, его же и задавая. Если ты расслышал, зачем переспрашивать? Потом я понял, человек не может не переспрашивать — ему необходимо время на осмысление, на ответ.

— Просто я иногда, когда мы гуляли с Бусом, даже когда и ты был, я притворялся слепым.

Глеб удивлённо поморгал и попытался что-то сказать.

— Я надевал очки, закрывал глаза и брал Буса за поводок, притворяясь, что ничего не вижу. Иногда налетал на машины, людей, скамейки, там…. Извинялся, — он улыбнулся. — Это было прикольно. Мне так казалось, — он замолчал. — И в этот раз, я тоже играл в тебя. Поэтому я и не помню, то есть, я вообще не видел, как мы свалились. Я только почувствовал, что лечу, открыл глаза, темно….

Глеб, молча, смотрел в пространство, между кроватью и дверью.

— Да, Глеб, так и было, — подтвердил я, глядя в его такие добрые глаза.

— Я виноват, — Женька уткнул подбородок в торчащие ключицы, и, тихонько шмыгнув носом, отвернулся, пряча слёзы.

— В любом случае, Бус должен был просигналить тебе об опасности….

Я встал и подошёл к Глебу.

— Просигналил…, но я не понял. Получается, я упал, и его за собой потащил.

— Ой, Женька…, — наши взгляды снова встретились, и рука Глеба дёрнулась, чтобы погладить меня по голове, которую я с удовольствием положил ему на колени, но в последний момент остановилась.

— Из-за меня Бус умер. Я виноват, — бедный мальчик уже не мог скрыть, что плачет, и Глеб попытался его успокоить.

— Женя, послушай, ты не виноват, хотя бы потому, что ты этого не хотел. Не хотел, ведь? — сказал Глеб мягко и успокаивающе.

— Нет! Конечно, нет!

— Значит, это несчастный случай. Так бывает.

Женя примирительно покивал.

— Как ты теперь без Буса?

— Ничего, справляемся, — Глеб подмигнул мне. — Он рядом.

И без того большие Женькины глаза удивлённо расширились.

— Я чувствую, что он здесь, понимаешь? Собаки самые верные. Они всегда рядом.

— Я буду тебе помогать, — утвердительно покивал Женя.

— Как это? Завтраки готовить? — прикольнулся Глеб.

— Нет, — Женька засмеялся, обнажив свои «заячьи» зубки, — будем ходить гулять вместе.

— Не проблема!

— Глеб, почему Женя не пришла? — вдруг вспомнил Женька.

— Она простыла.

— Сильно?

— Да, нет, ничего серьёзного.

— Блин, я даже позвонить ей не могу — мой телефон разбился же, и папа сказал, что новый купит, когда я выздоровлю, потому что врачи так сказали. И мама свой не даёт.

— Правильно.

— Ничего не правильно!

— Тише, тише.

— Может, так и лучше, — начал после паузы Женька, и грустно покривлялся, — не увидит этого красавчика!

— Ну, шрамы только украшают мужчину.

— А фингалы?

— О! Фингалы — мечта любого пацана! — воскликнул Глеб, и немного ерзанул на стуле. — Думаешь, она тебя разлюбит?

— Не знаю, — засомневался воодушевлённый красавчик.

— Вот, её об этом и спросишь.

Женька просиял улыбкой и кивнул.