— Тебе понравится! Потому что если не понравится….

Вова, в невзрачном свитере и джинсах, вечно сползающих с поясницы куда пониже, радостно поворачивал безволосую голову в сторону Глеба, и обратно. Его длинные и по-мужски красивые пальцы, в мелких царапинах и пятнах сольвентных чернил, нетерпеливо развязывали тонкую верёвку. Покончив с ней, он победно вытянул её и застиранную полосатую тряпку, приподняв одной рукой что-то небольшое, плоское, но достаточно тяжёлое, лежащее на кухонной стойке.

— Принимай работу! — он отошёл в сторону и пока сматывал верёвку, предвкушая радостные возгласы и слова благодарности, Глеб встал на его место и нащупал руками тот самый плоский тяжёлый предмет. Поводив пальцами по разной длины и глубины бороздкам, создающим некое изображение, слова и даты, Глеб опустил глаза и глубоко, но почти беззвучно вздохнул.

— Не надо было….

Он посмотрел на меня, удивлённо крутившего головой, после чего я вышел в центр гостиной и лёг ближе к балкону, вытянув задние лапы.

— Что не понравилось? — разочарованно удивился Вова. — Хочешь, давай другую фотку? Переделаем, не проблема!

— Да, нет, Вов, фотография отличная, я уверен, просто не нужен Бусу памятник, — Глеб тоже перешёл в гостиную и сел в кресло.

— Ну, блин…. Я думал….

— Друже, спасибо огромное, но пойми, там Женя. Она и так нарыдалась, пока мы… его хоронили, — Глеб снова посмотрел на меня, но я решил продемонстрировать равнодушие, и притворился засыпающим. — Посадили цветы. Получилась просто клумба, а так что будет? Кладбище на одну могилку? Илва и так меня пилит, что я ребёнка заставил всё это пережить.

— Понятно, да, — Вова с видом неуместно-подсуетившегося человека опустился на наш шикарный угловой диван, закрепил конец верёвки в мотке.

— Вот, а где мне было его хоронить? В лесу? Я решил, что лучше будет дома, в саду, в котором он часто бывал. Где и я бываю.

— Верно, конечно. Всё верно, — Вова бодро встал. — Не парься, старичок, в хозяйстве всё пригодится. Пусть пока, как образец, постоит, а потом переделаем и втульнём кому-нибудь.

— Так, ты у себя делал?

— Ну, а где? Конечно! Купил заготовки и…, — он пожужжал, водя в воздухе рукой, зажав указательным и большим пальцами воображаемую иглу — изображал лазерную гравировку по граниту. — Ладно, давай второй презент. Этот тебе точно понравится, потому что если не понравится….

Вова направился в прихожую и вернулся с длинным бумажным пакетом, с изображением брызг салюта.

— Виски? — уверенно спросил Глеб, когда донышко бутылки звякнуло о стеклянную поверхность журнального столика.

— Виски, виски, вискарёк! Ёк-макарёк! — и Вова, счастливый, что наконец-то угодил, перешёл на кухню. — Есть что у тебя? — он открыл холодильник.

— Да, тащи всё!

— Было бы сказано! — Вова выгреб из холодильника всё, что, по его мнению, могло сгодиться на закуску, и, обхватив этот ворох еды обеими руками, водрузил на столик, потеснив виски.

— Стаканы, нож, доску, — напомнил Глеб.

— Ай, момент!

— Как дела в рекламе? — поинтересовался Глеб, подставив ладонь, на которой Вова тут же соорудил незамысловатый бутерброд из колбасы и сыра.

— Хлеб?

Глеб отрицательно скривился, показав надкусанный кусочек.

— Рекламируем потихонечку. Вот, сейчас сменился собственник на сети заправок, так что работа есть — вывески, режимники, уголочки. Опять-таки выборы, мои любимые в окошко стучатся.

— Опять? Кого на этот раз?

— Депутатов Законодательного собрания нашего с тобой родного края.

— За край надо вискарнуть, — предложил Глеб.

— Поддерживаю!

Они выпивали и трепались. Я привык к этому. Пили редко и крепко, но никогда не ругались и не оскорбляли друг друга.

Неотъемлемой темой этих встреч, была тема предпринимательства. Они ругали чиновников и удивлялись абсурдности правительственных новшеств и реформ.

Вова считал, что с точки зрения правительства предприниматели — враги, только так он мог объяснить тот факт, что как только гражданин Российской Федерации, регистрируется в качестве ИП, против него сразу ополчается гигантская и безжалостная машина под названием «ГОСУДАРСТВО». Глеб определял это чуть мягче — эксплуататоры.

Однажды они договорились и выбрали одно слабо литературное определение. С тех пор, тост «За… слабо литературное определение» занял почётное место между «За встречу» и «За мадам». Правда, в этот раз, они начали с «тоста» за меня.

— Спасибо, мужики!

У Вовы был план возмездия. Он считал, что если все предприниматели в один прекрасный день закроют свои «конторки» — от мастерской по ремонту обуви и до шиномонтажки, включая, естественно, продуктовые рынки и супермаркеты, парикмахерские, такси и т. д. и т.п., то наступит коллапс. И вот тогда-то все и влипнут! Эта идея бродила в его блестящей, а иногда бликующей на солнце, голове, последние лет пять, и глаза мстительно сверкали и губы мстительно и торжествующе поджимались, когда он агитировал нерешительных предпринимателей в ряды восставших.

Вообще, Вова ещё тот оригинал. Последнее его ноу-хау — изготовление гробиков для домашних животных — от хомячков до огромных собак. Собственно, отсюда и выросло моё надгробие. Кстати, довольно симпатичное, но всё-таки лишнее.

Несколько лет Вова возглавлял Союз предпринимателей города, а потом переложил этот «головняк» на Глеба. Это произошло где-то за полгода до того, когда мы стали жить здесь, и у Вовы случилась беда.

— По-другому не скажешь. Страшное дело. Какие-то скоты залили в вентиляцию цеха двадцать литров бензина и подожгли. Всё оборудование и материалы сгорели, — Глеб рассказывал и его немного трясло. — По тем временам двенадцать миллионов, да, и по сегодняшним, более чем. Бедный Вова…. После всех объяснений и протоколов он ушёл в запой, а когда вышел, — Глеб засмеялся, — говорит, «в зеркало глянул, а на башке седой пучок и борода как у Будулая». Вова, блин, оптимист. Я бы после такого повесился.

Я усмехнулся.

— Если ты не повесился после того, как ослеп, значит, и тут бы справился.

Но Вова не унывал. По-прежнему мотался на тренинги и семинары и Глеба иногда вытаскивал. Отстроил дачу, да так, что стал сдавать для отдыха и торжеств. Да, Вова умел и любил делать деньги.

Они всегда много смеялись, особенно вспоминая школьные истории — учились в одном классе и враждовали. Вернее, не взаимопонимали, как говорил, Вова. Он дразнил Глеба очкастый-ушастый. Глеб его не дразнил — презирал молча, чем ещё больше разжигал личную неприязнь.

Поняли они друг друга случайно. Хотя, есть ли случайности в жизни?

Однажды, они оказались на море, что называется, по соседству — каждый со своей компанией. Из-за чего Вова психанул и побрёл в размашку по манящей лунной дорожке, он так и не вспомнил, и нарочно или нет, но он стал тонуть, а на берегу дискотека! И если бы не Глеб, утонул бы Вова под звуки «поп», не дожив до своего двадцатилетия. С тех пор, задружились и Вова стал называть Глеба Потапов-Глебчинский или просто Глебчинский. Сам же Вова не любил когда его называли Володей и Вовочкой, поэтому был просто Вовой, Рыжим и Вовентием.

Далее по программе обязательный литературный антракт — Глеб читал стихи, кои любил и знал миллионное множество (я сам придумал это выражение, специально для Глеба), а Вова, напитавшись великой русской поэзией, выражал свою искреннюю восторженность нелитературным языком.

Ну, а от стихов, до песен, рукой подать! Вова приносил Глебу гитару, и Глеб сначала проверял «подругу» на профпригодность подтягиванием струн и сдуванием пылинок, и они начинали. Начинали, как правило, с романсов, а заканчивали песнями с элементами всё того нелитературного языка. Вова в этом большой знаток, и что называется, гурман, кроме того, не скажу, что он сочинял песни, но весьма удачно рифмовал. Это был старый лысый матерщинник.

Конечно, не обходилось без женщин. Вернее, без разговоров о них. Вова, как человек семейный, обожал чувствовать себя свободным, поэтому всё время куда-то ездил, с кем-то тусовался и развлекался. В это время дома его ждали — дочь, сын и жена (в последнее время) в глубоко беременном положении.

Мне, кстати сказать, вообще непонятна зависимость от женщин. Они капризны, обидчивы и требовательны. Я знал, что женщины нужны для продолжения рода. Вот Глеб, женился — появился ребёнок — развёлся. Так же и у собак, нужны щенки — будет случка. Но у собак-поводырей нет детей, таков Кодекс.

Глеб иногда говорил, что завидует мне.

— Хорошо, тебе, кастратик — живёшь и не мучаешься.

Но я так и не понял, почему он мучился — дети есть, он свободен и кто такой кастратик? Пока я был в центре, мне нравилась Герда. Такая же, как я, лабрадор. Красивая, умная, весёлая. Но мы просто дружили, у нас так принято. И ещё мне немного нравилась Венера.

А мои мужики, по окончании культурной программы, обессилив от алкоголя и смеха, засыпали на местах.

Утром Глеб обращался ко мне.

— Бусик….

Это означало, что надо принести бутылочку воды — в кухне на подоконнике их всегда было несколько. Я приносил, и Глеб за один-два подхода опустошал её до дна, и, как правило, с искренним удивлением обнаруживал, что Вова ночью перекочевал в спальню, в то время как Глеб, спал на диване. Глеб не злился, а спокойно говорил.

— Чувствуйте себя как дома….

Но это было ещё впереди, а пока в дверь позвонили.

— Глебчинский, я открою, — уверил поддатый Вова и направился в прихожую, я поплёлся следом. Привычка.

Это был Дима.

— Добрый вечер…! — немного стушевавшись, но скорее, удивившись, начал Дима, как всегда элегантный и напористый. — Глеб дома?

— Я за него, — прикололся Вова.

— Его нет? — не понял шутки Дима, смотря серьёзно и по-бычьи неотступно.

— Как Вас представить, молодой человек?

— Сосед.

— А, сосед! Проходи, — и Вова добавил смачное словечко, по его мнению, выражающее радость и гостеприимство.

— Вечер добрый, я хотел с Вами поговорить, но видимо, немного не вовремя, — Дима быстро оценил ситуацию на журнальном столике.

— О! Дмитрий Иванович…! — узнал Глеб его голос, и как мне показалось, узнал мгновенно, хотя сначала изображал обратное. И, опять-таки, как мне показалось, даже немного испуганно, но это лишь от его внезапного появления, изобразил глупую и слегка издевающуюся физиономию.

— Нет, Дмитрий Георгиевич. Иванов.

— Простите, Дмитрий Георгиевич Иванов, когда я немного выпимши и когда мне немного пофиг, я немного путаю слова, пароли….

— Пароли, пароли, пароли…, — пропел Вова на слабом французском, стоя напротив Глеба широко расставив ноги и крепко по-армейски скрестив руки на груди.

— Я имел в виду, другие пароли. Коды, шифры, понимаешь? — Глеб продолжал диалог с Вовой, якобы забыв о госте.

— Короче, так, — резко обратил на себя внимание Дима, слегка повысив голос, и многозначительно посмотрел на Вову, который тут же сообразил, что ему можно и не присутствовать при этом разговоре. Однако, уши оставив здесь.

— Короче так, Глеб, — повторил Дима, особый акцент, сделав на имени, и сел в Вовино кресло. — Держись подальше от моей семьи. Понял? Узнаю, что трёшься возле Вики — пришибу. Они здесь временно, понял, пока Женька не успокоится. Это собственно он так захотел. Короче, ты понял.

— Понял, — неприлично спокойно ответил Глеб.

Дима кивнул, и поспешил в прихожую, деловито засунув руки в карманы.

Только хлопнула входная дверь, как с кухни высунулась лысая голова.

— Вика? — весело поинтересовался Вова и, вынув из пачки сигарету, закурил и приготовился слушать.

— Его жена, — равнодушно пояснил Глеб, и снова взял гитару, закинув ногу на ногу.

— И твоя…, — круглые Вовины глаза возбуждённо сверкнули.

— Мать Жени, а Женя это мальчик, который вместе с Бусом в колодец упал.

— А…, понятно, — на мгновение взгрустнул Вова. — Так у тебя, что с ней?

— Общая лестничная клетка.

— Очень интимно!

Снова раздался звонок в дверь.

Глеб недовольно вздохнул, а Вова почти подпрыгнул и понёсся в прихожую.

— Это она, да? — Вова предвкушал развязку, только что придуманной им дешёвой любовной истории.

Я был уверен, что это не Вика, поэтому остался сидеть на полу, всё там же, возле балкона, и когда Вова отошёл, скосил глаза на Глеба, который заговорчески мне подмигнул.

Пришёл Женька. Несмотря ни на что, я не злюсь на него. Он хороший мальчик, беззлобный.

— Глебчинский, тут к тебе подрастающее поколение, — Вова не скрывал своего разочарования. — Проходи, не стесняйся, возьми на кухне рюмашку.

— Вова! Привет, боец! — Глеб как всегда первым протянул руку, Женька радостно её схватил.

— Привет, Глеб!

— Малец, возьми стакашку….

— Вова!

— Я ему сочка накапаю, — немного обиделся Вова на недоверие друга, тряся двумя руками пачку томатного сока. — Тащи!

— Ага! — Женька стремительно рванул с места.

Но тут произошло неожиданное. В кухне на стойке Женька увидел что-то плоское, накрытое тряпкой, и, будучи не только любопытным, но и внимательным ребёнок, понимающим, что это что-то новое. Скорее всего, он подумал, что это коробка от какой-нибудь аппаратуры. Бедный Женька….

— Что случилось?! — Глеб не понимал и растеряно смотрел на Вову и на меня.

— Не знаю, старик! — Вова мгновенно протрезвел на нано промилле. — Чухнул, как сумасшедший!

— Женя! — вскочил Глеб, думая, что может он ещё не выбежал из квартиры, потому что входная дверь не хлопнула. — Пойдём, поговорим, — Глеб был серьёзно настроен, докопаться до правды.

— Хватайся, друже! — и Вова закинул его руку себе на плечо.

Я, естественно, поплёлся следом. Привычка.