Отворилась дверь, и свет подъездной лампочки, протянулся в прихожую. Вошёл Глеб, медленно, будто вползал, и сел на пуфик, снял и швырнул шляпу и очки куда-то в темноту. Закрыв дверь, он просидел так, не включая свет, минут десять, тихо и неподвижно.

Ему было тяжело. События последних пяти дней перемешивались с воспоминаниями, и давили больно и безжалостно.

Я помню, как меня впервые дали ему подержать. Тогда меня поразило, что он не обрадовался, то есть не улыбнулся мне, как делали другие люди, а как-то насторожено, боязливо погладил пару раз по голове, сказал, что я увесистый шалопай и отдал обратно. Потом спросил, почему меня так назвали. Тренер Николай Андреевич признался, что кличку он, что называется, стащил у своих знакомых, вернее у их собаки, и что она означает, он не знал. И мне и Глебу кличка нравилась — короткая и редкая.

Несколько месяцев со мной возилась волонтёр. Её звали Лиза. Она очень хорошая, и мне было жаль уезжать от неё, но меня ждали тренировки — в зале и на улице, а потом Глеб.

В эту квартиру мы переехали вместе, хотя ремонт Глеб сделал задолго до знакомства со мной. Хотел быть уверенным, что всё так, как ему нравится — красиво, удобно и практично. Он догадывался, что жена не смирится с его новым состоянием, расставание неизбежно, поэтому и приготовил это убежище.

Глеб ещё много чего сделал про запас. Даже знакомство с Люсей не было случайным. Сначала вроде как по делу (он рано начал седеть, и это его не устраивало), а потом уже она начала вести себя как хозяйка. Были ещё Ира и Жанна, но с ними отношения оказались не продолжительными, а вот Люся задержалась надолго.

Люся, Люся, удавлюся! Не люблю её. Хитрая и худая.

Из старых знакомых у Глеба есть портной, который несколько лет шьёт ему костюмы по одним по выверенным меркам и лекалам — Глеб уверен, что в них выглядит достойно.

— Девять лет. Девять лет! А как теперь? — вдруг проговорил Глеб.

— Терпение, мой друг, терпение, — ответил бы я. Как и девять лет назад, мне было понятно, что я единственный, кто мог помочь Глебу, и кого он не раздражал, потому что был готов к проблемам, свалившимся на него, больше чем он сам, не говоря уже об окружающих.

Но тут в дверь позвонили.

— Ну, кто там ещё? — подумал я. Видимо и Глеб так подумал, потому что нехотя и медленно встал, крутанул защёлку, открыл дверь, но забыл включить свет.

— Глеб, у Вас всё хорошо? — раздался, после некоторой паузы, встревоженный голос Вики.

— Прямо, отлично! — сказал бы я.

— Да, наверное…. Как Женя? — туманно ответил Глеб.

— Просто, у Вас темно, поэтому я и….

— А…, извините, — Глеб безжизненно щёлкнул выключателем, который находился рядом с дверью. — Мне всё равно.

Вика нервно улыбнулась, желая скрыть неловкость.

— Женя пришёл в себя, всё более ли менее нормально….

— Слава Богу, — спокойно обрадовался Глеб.

— Да, кому-то повезло больше, — позавидовал я.

— Но у него сотрясение мозга, закрытый перелом правой руки, трещины в двух рёбрах, и ушибы, порезы….

— Бедняга…!

— Правда, врачи уверяют, что состояние стабильное и скоро всё нормализуется.

— Конечно, он же боец.

Вика радостно улыбнулась, и, помолчав немного, начала грустно и нерешительно.

— Женя спрашивал про Буса. Я сказала, что он в клинике, — и вопросительно посмотрела на Глеба.

— Правильно, так лучше.

— А…? — она замолчала, неуверенно помотав головой.

— Скажи ей, Глеб. Пусть порадуется.

— Мы похоронили его сегодня.

Вика ужаснулась, прикрыв рот рукой.

— Как жаль…, Господи….

Глеб молчал.

— Мне безумно жаль. Глеб, это ужасно.

— Да…, — он закивал в знак благодарности за сочувствие.

— Хотела сказать, безумно рада? Теперь никто не помешает протаптывать тропу к Глебу. Засобиралась, иди-иди, — съязвил я, жаль, что меня никто не слышал.

— Женьке привет. Мы обязательно…, я… я его навещу, когда будет можно.

— Конечно, он будет счастлив! — сверкнули заячьи зубы.

И она радостная поспешила вниз, а Глеб, постоял немного и медленно, закрыв дверь, непонятно зачем, опять выключил свет и сел на пуфик.

Он просидел ещё минут десять, тяжело вздыхая, и зовя меня, не зная, что всё это время я стоял рядом.

Не вставая, Глеб щёлкнул выключателем, и, открыв глаза, чётко и ясно увидел перед собой меня. Это кажется невозможным, но это так.

— Бус? — мелькнуло в его растерянно-подозрительных глазах и по всему телу пробежало стремительное оцепенение.

— Да, Глеб, это я.

Я стоял и смотрел, как истукан, как музейное чучело, и Глеб выглядел так же. И поразительно было, что он смотрел на меня и видел меня! И непонятно было, что его удивляло больше, но вариант помешательства он принял сразу. До того, как Глеб снова нащупал выключатель, и стало темно, он слабо помотал головой, можно сказать, подёргал, а глаза ненормально заблестели и кривая сомневающаяся усмешка, проступила на его лице.

— Не верит, — подумал я, — это понятно. Он привык ощущать, а тут вдруг….

Я терпеливо ждал, когда включится свет, и он посмотрит на меня как-то вымучено радостно и скажет.

— Бусянда….

Но снова раздались два быстрых щелчка.