После завтрака Матвей Александрович ушёл в магазин. Надя хотела пойти с ним, но знала, что он её не возьмёт, и спросила, как пройти к реке.
— Приду, сходим.
Они прошли через огромный заросший огород, поглощаемый белым полотном тумана.
— Здесь кто-то недавно ходил, — обеспокоено заметила Надя, указывая на недавно примятую траву, и ловя подтаявшее мороженое через дырявое донышко вафельного стаканчика.
Матвей Александрович, слегка обернувшись, мягко улыбнулся.
— Я.
Надя вытаращила на него глаза, и, сообразив, слегка покраснела.
— Так, мы идём на речку?
— Ну, а куда ещё?
— Через огород?
Маринин вздохнул и не ответил.
— Надо сегодня скосить эти джунгли, — решительно заявил он, и, пробравшись почти к углу забора, после короткого металлического скрежета, исчез в тумане.
— Матвей Александрович, — опять тихо позвала Надя, всматриваясь в белую непроглядную пелену, как вдруг её схватила рука, высунувшаяся из тумана.
Надя вскрикнула.
— Страшно?
— Конечно! Матвей Александрович, ну, Вы, даёте, вообще….
— А из машины выпрыгивать, как десантник, не страшно?
В ответ виноватое молчание.
— Больше никогда так не делай. Никогда. Один раз пронесло, во второй может не повезти, — и он «вошёл» в туман, Надя — следом.
— Я так сто раз делала, и ничего пока…, — она не договорила, внезапно врезавшись в Матвея Александровича.
— Надя, ты меня пугаешь.
— Просто, понимаете, поймаешь тачку, попросишь подвезти. Едем, всё нормально, разговариваем, а потом он сворачивает куда-нибудь, и всё — надо валить! Ну, вот…, — спешила оправдаться Надя.
— А ты не думаешь, что можешь себе шею свернуть, или руку сломать, ногу, да хоть что?!
— Я всё равно долго не проживу.
— Если не завяжешь с экстримом.
— Да, нет, смотрите, а…, потом покажу! У меня в волосах прядь тёмная, тут, на макушке. Это примета такая. У кого такая прядь, тот умирает молодым.
— У кого мозгов под прядью нет, тот умирает молодым! — отрезал Маринин. Надя семенила следом, боясь его потерять. Через минут пять-семь, она почувствовала сырой и пресный запах воды.
— Пришли.
— А вы будете?
— Нет, мне хватит.
— Одной скучно….
— Я тебе песенку спою.
Надя постояла, подождала, вдруг передумает, но почуяв табачный дым, поняла, что нет, отошла, растворившись в тумане.
— Поверила какому-то умнику, который эту муру про прядь ляпнул, поверила, и живёт, как последний день! Ну, Надя! Меня не слушает, ни на грамм, будто я ей зла желаю, хотя прекрасно знает, что это не так. Ведь, предлагаю ей жить в нормальных, не лучших, но нормальных условиях, выучиться, попробовать устроить свою жизнь. Но нет! — размышлял Маринин.
— Матвей Александрович, Вы меня видите?
Маринин скосил глаза.
— Нет.
— А я голая!
Маринин резко посмотрел в её сторону, не понимая зачем, что бы убедиться или, чтобы увидеть. Из-за тумана не получилось ни того, ни другого. Хотел спросить, почему без купальника, и тут же сообразил, что его просто нет.
— Надо было сказать, Варькины где-то валяются….
— Я чужую одежду не ношу! — раздался ревниво обиженный голос Нади, и через мгновенье лёгкий всплеск воды, и её радостный, ещё детский, визг. — Холодная! Матвей Александрович! Она холодная!
Маринин слегка улыбнулся.
— Матвей Александрович!
— Вылезай, если холодная!
— О-го-го! Ой, я щас умру! — видимо Надя потихоньку входила в воду.
— Ещё бы, — тихо сыронизировал Маринин, и, затушив окурок, накрыл его сверху камушком.
На самом деле, он бы с удовольствием окунулся, но вероятная близость Нади, и если она, действительно, была, в чём мать родила, хоть и щекотала воображение, но больше всё-таки сдерживала.
— Ты там живая?
— Что?
— Живая…. Ничего! Ты плавать-то умеешь?
— Я всё умею!
— Кто бы сомневался…, — и, зевнув, лёг, как любил, на бок, и задремал.
— Глаза слиплись, что ли? — подумал он, и, присмотревшись, увидел чью-то коленку, в сантиметрах двадцати от своего лица.
— Я всё, Матвей Александрович, — словно боясь разбудить, прошептала Надя, сидя на корточках и глядя сверху вниз.
Маринин сел, быстро осмотрел её. Обрадовался, что одетая, и пошёл к воде умываться.
Туман рассеивался, и лес был уже не таким таинственным, но зато Надя хорошо видела Матвея Александровича.
— Матвей Александрович,… — сказала она и сделала паузу, чтобы он спросил: «Что?»
— Что?
— А можно я останусь здесь, у Вас…, — и опять врезалась в него.
— В каком смысле?
— Ну, здесь, у Вас дома. Всё равно тут никто не живёт, а я могу….
— Нет! — Маринин прибавил шаг, наконец-то осознав, что попался.
— Матвей Александрович, — почти бежала за ним Надя, — Матвей Александрович, никто не узнает, я никому не скажу, честно!
Маринин остановился и строго посмотрел Наде в глаза.
— Ты ещё ребёнок, а ребёнок должен жить со взрослыми, под присмотром взрослых. Понимаешь? И то, что ты оказалась здесь, это чистая случайность, и совсем не означает, что ты можешь здесь жить.
— Опять обиделся, — решила Надя, когда Матвей Александрович взял бензиновую косу и, не сказав ни слова, пошёл на огород. Монотонный жужжащий звук, работающей косы, порядком поднадоел, пока она собирала вишню — ей тоже хотелось сделать что-то полезное, и чтобы Матвей Александрович её простил.