Пока тамада в мундире травил очередной анекдот, Маринин незаметно ускользнул. Возле своего кабинета он увидел Риту, сидевшую на одном из посетительских стульев, как раз под плакатом, призывающем не замыкаться, а позвонить по телефону доверия.

Нельзя сказать, что об их отношениях не догадывались. Догадывались, подозревали, сплетничали и осуждали, но давно, когда Рита только устроилась в отдел и они начали встречаться. С тех пор, коллектив на половину обновился, и все стали считать, что так и было всегда. Старожилы были уверены, что они давно расстались, а вновь прибывшие не знали с чем сравнить их сегодняшнее поведение, взгляды, разговоры. Поэтому никто доподлинно не знал «есть у них что-то», но, так или иначе, тема для разговоров себя не изжила.

— Вы ко мне? — поинтересовался начальник, улыбнувшийся улыбкой, имевшей приятное праздничное послевкусие, и, повернувшись к посетительнице боком, дважды крутанул ключом в замочной скважине.

— К Вам, Матвей Александрович, — смиренно ответила Рита, ещё пребывающая в состоянии самоедства, отчего решила, что он усмехается.

— У меня вообще-то обеденный перерыв, но если отгадаешь загадку…, — и не закончив шутку, которой он рассчитывал если не развеселить, то хотя бы выцыганить усталую и подыгрывающую улыбку, что называется, за старание, достал из кармана звонящий телефон. Рита, не раз видевшая такое выражение его лица, поняла, что звонит супруга.

— Да, привет.

— Ты на работе? — послышался запыхавшийся голос Кати.

Рита встала, всем своим видом показывая, что, мол, оставайтесь со своей Катей, раз уж так хотите, и, пройдя несколько закрытых кабинетов, распахнула дверь в тот, где по-прежнему господствовали смех и громкие разговоры.

— Ну, да, а что? — проследив за Ритой глазами, и, испытывая чувство виноватой досады, и некоего отвращения к самому себе, Маринин вошёл в кабинет.

Через минут десять он сидел за столом, перед ним стояла Катя, между ними возвышалось то самое ведро. Правда, малины в нём заметно поубавилось.

Катя была возбуждена, говорила громко, активно жестикулировала и выкатывала глаза.

— И вот эта девка смотрит на меня и говорит: «Это наша домашняя. Утром насобирала». Представляешь?!

— Ну, и что, насобирала…?

— Матвей, ты ведро не узнаёшь?

Маринин пригнулся, пристально всматриваясь в ведро.

Конечно, он узнал, словно это его закадычный товарищ, но поняв, как оно оказалось на рынке, решил врать.

— Нет.

— Я не удивлена, — хмыкнула глазами жена. — Это ведро Галина Фёдоровна принесла домой, когда школу закрыли, и столовую, стало быть, тоже. На нём ещё надпись была, то ли «для отходов», то ли «для столов», не помню. Она закрасила эту надпись, и написала голубой краской, которой вы всегда рамы красите, «для ягодков», потому, что Варя так говорила.

Маринин понимающе закивал.

— Теперь, ты понимаешь?

— Понимаю. Мама кому-то отдала ведро….

— Нет, оно было в доме! Его украли и малину тоже!

Маринин равнодушно хмыкнул.

— Надо искать эту девицу!

— Мне?!

— Зачем, тебе? Вадим пусть ищет.

Маринин рассмеялся, и, потянувшись, взял несколько малинок.

— Иди, осчастливь его! — и съел все сразу.

— Нет, ну, а что ты смеёшься? У тебя воруют твоё же имущество, а ты смеёшься?! Кстати, ты проверь, это может быть кто-нибудь из твоих. Девка-то молодая была. Я могу опознать, и Ира тоже.

— Какая Ира? — спросил Маринин, а сам подумал, — как хорошо, что Катя не узнала Надю, наверное, потому что, не разглядела в прошлый раз.

— Игнатьева. Мы с ней вместе были.

— Это та, здоровая, — пронеслось в голове вспоминание. Он знал, что эта Ира к нему не ровно дышит, и это его бесило. Он заметил, что когда нравишься тому, кто тебе не нравится, это как-то раздражает.

— Она такая рослая, но лицо детское и глупое. Вылитая акселератка.

— Вылитая Ира, — усмехнулся про себя Маринин.

— Хорошо, ты её опознаешь и что? Я думаю, не за романтикой она в чужой сад залезла.

— Как ты мне нравишься! Завтра, они к нам в квартиру залезут, а ты и тогда будешь их выгораживать!

— Вот залезут, тогда и видно будет, но поднимать бучу из-за ведра малины — извините! Тем более, она уже не первый год осыпается и гниёт, а тут тебе и ведро принесли, да, ещё и с малиной, а это я тебе скажу, не картошка, поковыряться с ней надо.

— Ой, а, то я не знаю! Ведь ни разу не собирала!

— Тем более.

— Но проблема, то в другом! Может быть, и дом уже по досточкам растащили? Хочешь, не хочешь, но его надо продавать….

— Катя, дом не продаётся, — Маринин сердито махнул на ведро и уткнулся в бумаги.

Катя, скомкав губы, словно хотела их съесть, взяла ведро и затопала к двери, обернулась.

— Съезди, проверь дом.

— Я завтра собирался.

— Матвей?!

— Съезжу. Сейчас не могу.

Как только Катя ушла, Маринин откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся. Потёр глаза и восхищённо покачал головой.

— Ну, коза!

Через минуту вошла вызванная Маргарита Павловна.

— Ритусь, мне надо срочно отъехать, подменишь? — взяв фуражку и сотовый, он направился навстречу.

— Начальник отпрашивается у подчинённого. Забавно.

— Ты отпускаешь?

— Причина уважительная?

— Кто-то в дом залез. Надо съездить, убедиться, что всё в порядке.

— Я уже и забыла, что он есть. Давно не приглашал.

— Не вопрос, — как всегда убедительно соврал он, и почти по касательной поцеловал Риту.

Вмешался рабочий телефон. Маринин обернулся, и, улыбнувшись Рите, радостно, как школьник, сбегающий с уроков, выскользнул из кабинета. Рита тоже улыбнулась, скорее, усмехнулась, и начальственно зашагала на повторяющийся звук.

Маринин был рад. Рад, жизненной хватке этой девочки, рад, что она успела удрать, рад, что свалил с работы, рад, что едет в деревню, и что малина не пропала, рад, что Катя не рада, и что Рита, вроде, рада.

Бросил фуражку на пассажирское сидение, сдал назад, и чуть отъехав от отделения, заметил на тротуаре Аньку. Она, разглядев его в салоне, слегка кивнула, не уверенная, что он видит её. Он тоже кивнул, и быстро уехал. Анька проследила за машиной глазами, и немного постояв, пошла обратно, откуда и пришла, и куда уехал Маринин.