Пребывающая в неведении о возможном отцовстве Маринина, Катя бросила все силы на поиски покупателя дома. Нашла строительную компанию средней руки, которую очень заинтересовал ни сколько дом, сколько земельный участок и его выгодное расположение. Предполагалось разделить его на несколько равных и на каждом построить небольшой коттедж. Марининский дом, естественно, подлежал сносу.

В свою очередь, Маринин, разрываемый желанием сохранить дом, и сделать так, чтобы он как можно меньше напоминал о Наде, и, пребывая в неведении относительно планов жены, и тоже не ставя её в известность, нанял строительную бригаду для ремонта, и почти каждый вечер мотался в деревню.

Помимо ремонта крыши и стен, был произведён не то, что косметический, а «пластический» ремонт. Были заменены окна, двери, выключатели, перестелен пол и обшиты стены. Всё это потянуло на очень неприличную сумму, которую он сложил из личной заначки, семейной заначки и компенсации за неиспользованный отпуск.

Катя, наивно полагавшая обрадовать мужа предстоящей выгодной продажей (почему-то она решила, что теперь он точно к этому готов), естественно, его не обрадовала. Маринин заявил, что это равносильно, если бы его самого сравняли с землёй, а потом располосовали на равные части, и, переругавшись с Катей, заявил, что уезжает жить в деревню.

Маринин, действительно, уехал, и жил там, как в сказке, три дня и три ночи, после чего, «на баню» приехал Высочин и сманил его к себе. В тот день он, наконец-то, убедился, что Вадим тоже не имеет отношения к Ритиной беременности.

— Я и Еркина?! Саныч, я и Еркина?! Ну, ты дал! — и он сел на старую, но крепкую лавку, уперев вывернутые руки в колени, торчащие из-под полотенца. — Ты не Саныч, ты Петросаныч! Ты ноги её видел? Я вообще удивляюсь, как она ходит? И чтобы я и такие ноги? Саныч, извини, но я не ты.

— У Риты нормальные ноги! — утверждал чуть захмелевший Маринин.

— Вот, именно, нормальные, а не одурительные! Понимаешь, между ними просто пропасть…, просто пропасть, — он не договорил, — что ты ржёшь?

Маринин искренне, но тихо, смеясь, отмахнулся от него двумя руками, и сильно потёр лицо, отчего оно раскраснелось ещё больше.

— У Кэт тоже, мягко говоря, ноги не огонь.

— У Кати некрасивые ноги?! Ты охренел, что ли? — Маринин резко оторвал сухую рыбную полоску и энергично жуя, запил пивом.

— Саныч, ты просто привык. И ног не видел.

— Пошёл ты…!

— Хочешь, я тебе парочку подброшу? Для сравнения.

Маринин встал, поправил полотенце, и, указав глазами на печку, зашёл в парилку.

— Туда парочку подбрось.

— Понимаешь, она может быть потомственным гоблином, но ноги должны быть идеальными! — громко доказывал Высочин, глядя на закрытую дверь, и взяв по небольшой полешке в каждую руку.

— Водички плесни, — первое, что услышал Высочин, войдя в парилку.

Горячий воздух наполнил маленькую комнатку. Наполеон и будёновец, сидящие рядом на полоке, первые минуты терпеливо жмурились от обжигающего воздуха, и когда температура чуть-чуть понизилась, продолжили разговор.

— Так что, батенька, быть Вам батенькой. Ох, Кэт узнает!

— Но Рита говорит, что не я…!

— Может и сама не знает, кто её оплодотворил. Версия? Ждёт когда родится, на кого будет похож, тот и папа!

— А если на тебя?

— Саныч, не юмори, тебе не идёт. Не въеду только, тебе на кой этот геморрой? Не ты, радуйся!

Маринин двинул бровями.

— Путь идиота, он такой, сан Саныч.

Маринин усмехнулся.

— Всё время боялся, вот, сколько мы с Риткой были, боялся, что залетит, потому, что это было бы крайне неудачно, а сейчас…? Старею….

— Стареешь…. Слушай, есть неплохой шанс узнать, who is who? — вдруг обрадовался Высочин. — Машка, где работает?

— Твоя? В регистратуре….

— Ну! Карточку проштудирует и всё! Насколько я знаю, с врачами такой информацией обычно делятся.

— Голова!

Высочин довольно прислонился спиной к горячей стене.

— Слушай, а почему ты Машку не называешь Мари или какой-нибудь Мариеттой? — спросил вдруг Маринин.

— Так, сестра же. Маруся. Маруся-пуся. Ей тридцатник будет, прикол? Лошадь. А она всё с этим пиндосом носится. Я бы его отмудохал давно, так нельзя!

— Не лезь ты к ним.

— Не лезу. Пока! Но он меня реально бесит! Клоун.

— Ладно, мне хватит, — и Высочин спрыгнул на пол, и, видя, что расслабленный Маринин сидит, сняв будёновку и закрыв глаза, плеснул воды на камни, и под шипение выскочил в предбанник.

— Сука, тварь! — послышалось из парилки, на что Высочин довольно засмеялся.

Маринин был рад приглашению Высочина.

Он переоценил себя, свою способность отстраниться от присутствия Нади, действительного, пусть невидимого, или всего лишь проецируемого его воображением, а ощущение её было, и было удивительно сильным и стойким. Он разговаривал с ней (как правило, после принятия на грудь) не только в мыслях, но и вслух, и договаривался до того, что просил у неё прощения и смеялся, рассказывая о своих, же переживаниях, чем пугал самого себя. И считать себя сумасшедшим он не привык, поэтому снял запрет на вход кота в дом, чем последнего очень порадовал, и уже с ним разговаривал о Наде. Бывало так, что кот сидел или лежал, глядя в одну точку, словно на кого-то, и был такой умиротворённый в эти моменты, что Маринин мысленно пририсовывал к нему Надю, будто она стояла рядом и гладила его.

Однажды, Маринин проснулся от шума на кухне. Тихо, задерживая дыхание, стараясь не скрипеть кроватью и половицами, босиком, он подкрался к двери. И даже на мгновение размечтался, что вдруг увидит Надю полупрозрачной, какими предстают привидения в фильмах. И хотя, шум был слишком громкий для призрака, волнение перешло в страх, но опять-таки волнительный, а не ужасающий.

Серая жирная крыса упала в бидон с водой. Воды было, что называется, на дне, и мокрая крыса металась по дну бидона, периодически затихая, видимо, переводя дыхание. Самое ужасное, и крыса не могла не знать, наверху её поджидал нетерпеливый кот.

Оставив кота на кухне, Маринин закрыл бидон крышкой и вынес на улицу. Зайдя за дом, открыл и всего маху выплеснул воду на землю. Потом вернулся в дом, проигнорировал недоумевающий взгляд Ластика, лёг и больше не уснул. И как бы не хотелось признаваться самому себе, но желание увидеть Надю, было наивным и глупым. Вроде как, если бы взрослые сказали ребёнку, что так не бывает, а он, начитавшись сказок, упрямо верил, что именно с ним произойдёт это самое неслыханное чудо.

На новоселье, а Высочин считал, предполагаемые редкие ночёвки Маринина новосельем, на правах хозяина пригласил подругу с подругой. В последующий месяц они несколько раз закрепили новоселье, не испытывая самой мизерной доли угрызений и не опасаясь быть разоблачёнными Катей. Дело в том, что до неё, наконец-то, дошла новость о беременности Риты, «родившая» заявление о разводе. И Маринин, уверенный, что никакого развода не будет, всё-таки не отказал себе в удовольствии насладиться псевдохолостяцкой жизнью.

Но Катя, приравнившая развод к смертной казни, и с удовольствием поддержавшая, если бы понадобилось, запрет на расторжение брака, организовав сбор подписей, не унималась и звонила мужу каждый день. Причины были разные. То, дочери нужны деньги, то приезжай, забери письмо из Пенсионного фонда, то собрание жильцов с руководством Управляющей компании. Высочину тоже доставалось, но реже, через день.