Исследование истории христианства в обществе, которое следовало за разрушенным древним миром, выходит за пределы данной книги, да и развитию других религий вслед за их первоначальным периодом мы смогли посвятить лишь несколько слов.

Самую историю античных христианских общин еще надлежит создавать и пересоздавать. Первые попытки в этом смысле, сделанные на базе новых научных данных, удались лишь отчасти и свидетельствуют о сложности этого дела. В одном из писем к Сорелю Антонио Лабриола остроумно заметил, что христианство не сможет ускользнуть от «материалистического понимания» истории, но при этом требуется глубокий пересмотр наших методов исследования и отказ от чисто социологических представлений. При этом в первую очередь следует установить, каковы отражения определенных экономических и социальных условий в образе мыслей людей, всех людей, а не только представителей двух противостоящих друг другу классов, борьба которых движет историю общества. Цель нашего последующего изложения, завершающего все исследование, заключается только в обрисовке некоторых направлений работы историка в данной области.

 

Проблема хронологии

Будет справедливо начать с одного момента, которым часто пренебрегают — мы говорим о хронологических границах новой, христианской эры.

Каждый народ, каждая цивилизация всегда обращались для определения начала своего летоисчисления к какому-либо заметному событию, имеющему выдающееся значение в их истории и религиозных представлениях.

Евреи начинают счет времени от сотворения мира, определяемого согласно легендарной библейской генеалогии. Мусульмане ведут летоисчисление с 622 года н. э. — первого года хиджры. Греки, как известно, считали по олимпиадам, по четыре года каждая, начиная с 776 года до н. э. Римляне в основу отсчета времени положили дату основания Рима, которое историк Варрон отнес к третьему году VI олимпиады (то есть к 754 г. до н. э.). Эта дата перешла в традиционную историографию как начало римского календаря.

Но каким образом установили, что первый год нашей эры, когда якобы родился Иисус, был именно 754 год с момента основания Рима?

Здесь мы вступаем в область легенды и произвола. Многие века, даже после победы христианского движения над античными культурами, люди продолжали вести летоисчисление старым способом. Только в VI веке монах родом из Скифии, Дионисий Малый, живший в Риме, соученик Кассиодора, пришел к мысли об установлении новой хронологии.

С помощью выдуманных им подсчетов он пришел к заключению, что 1285 год с основания Рима, то есть тот год, когда он сам писал, можно считать 532 годом от рождества Христова. Конец первого года приходился, таким образом, на 25 декабря 754 года с момента основания Рима. Историки любят говорить, что он ошибся на несколько лет, но этот упрек лишен основания, поскольку все сведения из евангелий, на которых основывался монах, сами по себе не что иное, как мистические вымыслы ранних христиан.

Еще четыре столетия никто не принимал всерьез подсчеты Дионисия. Каролингский двор не ведал о них до 876 года. В Риме новая хронология получила официальное признание за каких-нибудь несколько десятилетий до 1000 года. Что же касается 25 декабря, то о нем мы уже много раз говорили: в действительности это один из языческих праздников, связанных с культом солнца. Стоит добавить к этому, что обычай предназначать воскресенье для празднования христианского культа не сразу установился в истории новой религии.

В первые века империи, когда христианство еще не вышло из приниженного состояния в государстве и обществе, первый день недели предназначался для древнего культа солнца, который со временем превратился в мистерию всемирного спасения. Это был день солнца, следы которого остаются не только в нашей воскресной службе, но и в англосаксонском календаре, который более верно, нежели наш, хранит религиозные традиции древнейших европейских народностей.

В III веке имперские власти пытались даже сплотить вокруг культа бога-солнца всех подданных, возможно, чтобы противопоставить его тому растущему успеху, которым стал пользоваться другой господь — Христос. Посвященный церемониям в честь солнца день назывался «dies dominica» («диес доминика»), то есть «день господень»; впоследствии его стали называть одним словом — «dominica». После победы христианства император Константин начал процесс приспосооления, в результате которого день, предназначенный для празднования «господа солнца», стал праздником верующих в «господа Иисуса».

Но хотя первые христиане и имели свой «день господень», его уподобление нашему воскресенью еще далеко не завершилось.

С одной стороны, «день господа» служил для напоминания о воскресении Христа из царства мертвых, которое, согласно легенде, произошло на третий день после смерти спасителя, сразу после субботы. По этому поводу верующие собирались на различные поминальные обряды и, может быть, также на «священную трапезу», завершающий акт всей религиозной службы (агап, или братское пиршество). Однако с представлением о дне господа еще не связывался обычай воскресного отдыха. Часть христиан продолжала воздерживаться от всякой работы по еврейским дням отдыха — субботам, пока не пришли к мысли — и не без колебаний — объединить оба обычая в одном дне, нашем воскресенье, и при этом подчеркнуть разрыв со старой традицией иудаизма.

С другой стороны, «день господень» символизировал в наивном поверье ранних христиан также момент возвращения торжествующего мессии, то есть второе пришествие Христа, который спасет мир от страданий, сокрушит власть имущих и положит начало новому царству справедливости на земле.

Обязательное соблюдение воскресного дня было введено с большим запозданием, во многих местах не раньше VI века.

По нормам церковного права (каноны 1244–1249) воскресенье — ныне обязательный церковный праздник с непременным присутствием на обряде воскресного богослужения и праздничным отдыхом. Следует, впрочем, сказать, что католики соблюдают это предписание менее усердно, нежели протестанты, которые древнее отождествление христианского воскресенья и еврейской субботы довели до того, что запрещают по воскресным дням не только труд, но даже зрелища, танцы и еще того больше — спортивные игры и празднества. Суровые законы, изданные на этот счет английскими пуританами в эпоху гражданских войн XVII века, еще совсем недавно оставались в силе в некоторых местностях Великобритании и Соединенных Штатов.

Теоретически говоря, в британском законодательстве еще и сейчас есть ряд запретов давать по воскресеньям театральные представления, устраивать спортивные состязания, а в Шотландии — даже открывать рестораны и бары. По закону полиция может даже теперь подвергать наказанию тех, кто не посещает в этот день церковь. Следует отметить, что и в Италии в последние годы были многочисленные случаи нарушения конституционной свободы в форме почти неприкрытого принуждения к посещению воскресной службы некоторых категорий граждан, особенно в армии, в школах и даже в государственных учреждениях.

Однако вернемся к проблеме христианского летоисчисления и его ошибочной хронологии. В любом случае ясно, что значение, которое религиозная традиция придает рождению господа (оно столь велико, что история все еще делится на две эры — до и после Христа), не имеет ничего общего с реальным существованием Иисуса.

Подобные выводы науки, разумеется, должны озадачить верующего человека. Однако они не умаляют значения христианского движения.

Верно, что предлагаемое христианством удовлетворение требований освобождения униженных было перенесено в потусторонний мир, а отношения подавления и эксплуатации на земле оставались неприкосновенными. Верно также, что во всем остальном мире, за пределами небольшого района, опоясывающего Средиземное море, та же самая проблема и в то же самое время решалась в другом духе, но всегда на основе религиозной иллюзии (конфуцианство, джайнизм, буддизм, ислам и т. п.). Все же история распорядилась так, что сначала феодальное, а затем буржуазное общество отождествляли свои принципы преимущественно с принципами христианской идеологии, которая все еще воздействует на верования широких слоев населения земли. Никто не испытывает в наше время потребности в изменении летоисчисления. Изменить отношения между людьми, привести их, наконец, в соответствие с идеалами равенства, свободы и культуры, о которых всегда мечтали различные общества, — вот чего хотят люди.

 

Греческий и латинский языки

Исконная связь христианства с идеей Рима и всего римского или с так называемым «латинским духом» — это плод чистейшего вымысла и притом вымысла на службе у заскорузлых настроений. Миновали три столетия борьбы и гонений, прежде чем римское общество начало свыкаться с христианским учением, которое вплоть до эдикта Константина в 313 году н. э. признавалось проявлением менее романизированной части населения античного мира. Процесс романизации церкви, который привел к возникновению католичества, никогда не мог полностью скрыть этот особый, нелатинский и зачастую прямо антиримский характер раннего христианства.

Несмотря на распространение римского владычества на все Средиземноморье, Рим сумел навязать свой язык только менее экономически и социально развитым странам, лишенным значительных культурных и литературных традиций, таким, как Испания, Галлия, Северная Африка, Дания. В первые века империи наиболее распространенным языком был не латинский, а греческий, само собой не классический греческий язык, времен Эсхила, Пиндара и Демосфена, а тот народный диалект, который воины Александра Македонского распространяли во время походов и который при этом обогатился выражениями и понятиями из наречий и культур самых различных народов Востока.

Арамейский язык, народный диалект еврейского, и греческий стали разговорными языками первых христианских общин не только в Палестине, в Малой Азии и Египте, но и в самой столице империи. Историк не в состоянии точно указать период появления христианства в Риме, однако он определенно скажет, что до самого конца II века в христианских общинах столицы говорили не на латинском языке, а по-гречески. Все настенные и надгробные надписи, сохранившиеся в римских катакомбах начала III века, неизменно оказываются греческими. Новый культ, который несли с собой чужеземцы, исповедовался почти исключительно в кругах восточного происхождения, среди рабов и отпущенников, торговцев и бедняков-ремесленников, населявших самые убогие и мрачные кварталы Рима. Это был «чужеземный» культ, и императорские власти смотрели на руководителей христианских общин, как на настоящих «иностранных агентов», врагов нравственности, закона и религии правящих верхов. За это они их и преследовали, всячески пытаясь уничтожить.

Первые латинские писания христианской литературы появились не в Риме и вообще не в Италии, а в Северной Африке, которую римские завоеватели колонизировали после падения Карфагена. Древнейшие христианские памятники на латинском языке как раз и связаны с теми группами эмигрантов из Северной Африки — рабами и обедневшими колонами, моряками и солдатами, торговцами и всякого рода проходимцами, которые жили обособленно, в отдельных кварталах, как и теперь иногда живут эмигранты в больших городах Соединенных Штатов Америки. Некоторые улицы Древнего Рима, например Виа Каро д’Африка (если даже нынешнее ее расположение не совпадает со старым переулком, носившим то же название), хранят память об этих переселенцах, живших между Целием и Субуррой, где разговаривали на достаточно исковерканном латинском наречии, похожем на северо-африканскую латынь.

По преданию, первый римский епископ, носивший латинское имя Виктор (конец II века), тоже был «родом из Африки». Конфликт между епископом Каллистратом (в начале III века) и его соперником Ипполитом, известным в истории как первый «антипапа», в действительности выражал противоречия социального и религиозного порядка между группировками латинского происхождения и языка, с одной стороны, и общиной переселенцев, сохранявшей греческий язык и обычаи.

Вся терминология раннего христианства в области вероучения, организации и культа — греческая. Евангелие, церковь, епископ, священник, крещение, причастие, послание, апокалипсис, катакомбы, христианин и т. п. — все это слова из греческого языка, хотя форма некоторых из них, например «катакомбы» (итал. «catacomba») и «христианин» (итал. «cristiano»), свидетельствует о латинском языковом влиянии. Поэтому-то для изучения истории происхождения христианства и необходимо знание эллинистического мира, его экономических, юридических и социальных основ, свойственных ему художественных и религиозных течений.

Значение исследования эллинизма не ускользнуло от внимания советской исторической школы. Один из ее значительных представителей из числа тех, кто занимается классической древностью, посвятил проблемам эллинистического общества и его роли в дохристианском мире работу первостепенного значения.

 

Христианство и рабство

Крушение древнего мира и переход к новому, феодальному экономическому, политическому и социальному устройству общества характеризовался постепенным и все ускорявшимся распадом рабовладения.

В области религиозных и моральных отношений христианство явилось одним из наиболее значительных идеологических выражений этих перемен, однако было бы нелепо утверждать, — а именно так часто и делают, — что христианство привело к уничтожению рабства. У христианской религии нет никаких оснований приписывать себе заслугу постепенного изживания рабовладельческого строя. Рабство сошло на нет, поскольку оно отжило свой век, более не отвечало развитию новых средств производства, перестало быть доходным. Разумеется, в христианстве отразилось безутешное отчаяние рабов, которые не находили выхода из их бедственного положения и после всех безжалостно подавленных попыток восстать оказались в условиях еще большего подчинения. Но выход, который им предлагала христианская религия, был не из тех, что могли повлиять на прямое преобразование общества.

«По пришествие же веры, — читаем мы в одном из древнейших памятников христианской литературы, приписанном апостолу Павлу, — … нет раба, ни свободного». Но ведь эта свобода «во Христе» ничем существенно не отличалась от той, которую тысячи обездоленных искали в том или ином народном культе средиземноморского мира, противостоявшем культу господствующих слоев. И когда греческий раб по имени Онисим, принадлежавший богатому собственнику из города Колоссы в Малой Азии, приняв всерьез некоторые стороны евангельского учения, сбежал из дому и пытался спрятаться, как рассказывали в первых поколениях христиан, у самого Павла, тот повелел беглецу вернуться к своему хозяину, который затем должен был решить, как с ним обойтись, ибо сам был верующим.

Нет, таким образом, ни в теории, ни в практике христианского вероисповедания никакого революционного решения проблем рабовладельческого строя. Настроение масс — вот что было революционно. Превыше своих различных и подчас противоположных интересов ставили массы поиски путей к изменению тягостных условий их существования.

Одно слово встречается в первоначальных памятниках христианства особенно часто — это «птохос» («ptochos») — «бедный», «жалкий», откуда произошло итальянское слово «питокко» («pitocco») — «нищий». Именно в среде бедняков собирала христианская религия своих первых приверженцев. Для столь разношерстной массы не могло существовать общего пути к освобождению. Римское завоевание объединило почти все районы бассейна Средиземного, моря, которые до того пользовались известной независимостью, но оно же принесло с собой и причины, которые должны были привести античное общество к разложению. Рабство становилось экономически непроизводительным, а труд свободных все еще считался в обществе презренным.

Переход от раба к колону и затем к крепостному вызван не установлением новых идеальных отношений между людьми, а появлением новых реальных условий, которые в корне преобразовали классовую структуру общества.

 

Очистительные и крестильные обряды

Термин крещение, происходящий из греческого языка, связан с древним индоевропейским корнем «баф» («ваф») или «батх» («bath»), который означает понятие погружения, опускания в воду, мытья или крашения.

В результате длительного исторического развития первоначальный смысл его в значительной мере выветрился. Когда мы говорим теперь о крещении, мы понимаем под ним не погружение и не омовение, а лишь один из семи священных обрядов, который состоит в том, что в присутствии свидетелей на голову новорожденного проливают немного воды, чтобы гарантировать его официальное вступление в христианскую семью.

Использование воды в качестве средства обрядового очищения восходит к самим истокам общественной жизни. Археологические доказательства этого обнаруживаются в Азии и в Европе еще в эпоху полированного камня и особенно с начала бронзового века. Не исключено, что благодаря вынужденному устройству первых населенных пунктов на берегах озер, болот и морей и постройке деревень на сваях внимание доисторического человека было привлечено к воде. Несомненно, вода, которая определяла еге образ жизни, в конце концов способствовала возникновению настоящего культа, от которого сохраняются многие интересные пережитки (почитание источников, рек, целебных вод и пр.).

Впрочем, очень рано магическое употребление воды принимает другое направление, подводящее нас к тому представлению, которое заключено в современном обряде крещения, то есть специальной церемонии очищения, предназначенной освободить место, человека или целую группу людей от особых вредоносных воздействий. Этот обряд встречается почти повсеместно.

Обратите внимание, однако, что для обрядового очищения используется не только вода. Часто с той же целью применяется огонь, дым (курение ладана, целебных трав), а прежде использовали даже кровь молодых и здоровых людей, которых приносили в жертву таким образом, чтобы истечение крови позволило осуществить различные искупительные церемонии (так было, например, в Мексике до испанского завоевания). Принесение в жертву человеческих существ было впоследствии заменено жертвоприношением животных, в то же время в ряде случаев в качестве суррогата крови использовали охру, благодаря ее характерному красному цвету.

Историю очистительных обрядов можно было бы проследить в религиях Вавилона и Ассирии, Египта и Палестины. В Греции были специальные сосуды со святой водой, из которых окропляли в ходе церемонии жертву и собрание верующих. В Риме омовения порой принимали характер настоящего «массового крещения», с обрядом коллективного очищения народа и войска. В тибетском буддизме, или ламаизме, мы встречаем сходные обряды, совершающиеся не только с помощью воды, но и с применением вина, масла, меда и даже крови и мочи определенных священных животных (яков).

Вплоть до определенного момента воде приписывали преимущественно очистительные свойства (в связи с занятием какой-либо общественной должности) или искупительные (изгнание определенных бед и колдовских чар). Еще не существовало представления о моральном обновлении, которое освобождает человека от греха и позволяет ему возродиться для новой жизни.

Это представление вошло в историю через религии мистерий. В разных формах — от окропления до полного погружения в воду, от очищения курениями до очищения пролитой на тело новообращенного крови жертвенного быка — прослеживаем мы крестильный обряд и в орфических и элевсинских мистериях, и в мистериях Исиды, и в мистическом культе Адониса, и особенно в мистериях Аттис и Митры, которые способствовали распространению до самых дальних пределов Римской империи омовения бычьей кровью — «тауроболио».

Христианское крещение возникло из соединения двух представлений: одного исключительно магико-умилостивительного, знакомого и еврейской религии, и другого — посвятительного, вводящего в новый религиозный мир, который гарантирует освобождение от страданий и царства теней, превратившегося в иудейско-христианской мифологии в царство злого духа, демона.

Еще несколько лет тому назад полагали, что процесс этого слияния завершился только с началом христианского пророчества. Иоанн, прозванный как раз в связи с этим Крестителем, якобы впервые призвал своих последователей смыть с себя в водах Иордана все нечистое, в ожидании крещения, которое придет к ним «с огнем и духом» от столь желанного мессии.

Однако манускрипты Иудейской пустыни показали, что крестильное очищение применялось уже не менее сотни лет до нашей эры, на берегах Мертвого моря, в нескольких километрах к югу от Иордана, в некой общине мессианского типа. Именно в атмосфере такой общины и совершился переход от простого духовного очищения путем омовения к крещению как средству «посвящения» в новую христианскую религию.

В отличие от того, что происходит в наши дни, в первые века христианской истории крещение допускалось в отношении взрослого верующего, способного сознательно отнестись к новому вероисповеданию. Оно бывало также коллективным. Желающие приобщиться к новой религии учились ей в мистических религиозных обрядах в течение всего длительного крестильного периода, в ожидании торжественного ритуала, который, вероятно, совершался в пасхальную ночь. Таков был обычай римской церкви. В восточных же церквах для коллективного крещения избиралась ночь на Епифанию. Впрочем, и в том и в другом случае до V–VI веков н. э. крестили только взрослых людей.

Обычай крещения детей, возникший из механического и почти суеверного распространения обряда (в первые века бывали случаи, когда верующие крестились за умерших), получает распространение только после длительных споров. Он еще и сейчас отвергается, как известно, многими некатолическими христианскими вероисповеданиями, к которым относятся и баптисты, за что они и. получили свое название. Они практикуют полное погружение, так же как верующие грекоправославной церкви, тогда как католики ограничиваются так называемым обрядом инфузии (немного воды, пролитой на голову новорожденного), а англикане и другие группы протестантов пользуются обрядом опрыскивания — асперзии (брызгами воды на тело, как при очищениях в Греции и Риме).

Интересно, наконец, вспомнить одну этническую группу еврейского происхождения, прозванную «мандеями», которые еще и сейчас живут в Ираке, недалеко от Багдада, и пользуются для культовых нужд арамейским языком, соответственно изменившимся и «испорченным» за протекшее время. У них сохранились священные тексты, очень сходные по своей необычности с открытыми на берегах Мертвого моря. Мандеи совершают крещение в проточных водах Евфрата, который они называют Иорданом. Это весьма точное воспроизведение обрядов и верований, когда-то существовавших в Палестине, еще до появления новых христианских общин.

 

Исповедание грехов

Обычай уединенного исповедания грехов священнику возник лишь в средние века и получил теологическое и уставное освящение не ранее 1215 года, когда собрался IV Латеранский собор.

Подобной формы исповеди христианство первых веков совершенно не знало. Однако все религии с самых отдаленных времен являют нам образчики искупительных и умилостивительных церемоний, и главное в них всегда — публичное покаяние в своих грехах.

В первобытном обществе представление об исповеди неразрывно связано с самим пониманием вины. Грех — все то, что является нарушением закона клана или племени, без всякой моральной оценки проступка. Нарушение сложных запретов, или табу, которые регулируют жизнь коллектива, приводит отдельного человека или группу людей в состояние вины. Употребление в пищу мяса священного животного, которого клан считает своим предком, убийство одного из членов группы, неудача на охоте или рыбной ловле, заболевание загадочной и серьезной болезнью, соединение с женщиной своего клана и тому подобное — все это было грехом. Не моральный смысл проступка составляет «прегрешение», а его общественное значение.

Следы этих представлений мы обнаруживаем в десяти заповедях, которые еврейская религия приписала Моисею. Вина — это нарушение не этических норм, а права собственности.

При таком понимании греховности все более необходимой становилась публичная церемония, во время которой с помощью магических заклинаний и подчас жестоких обрядов «грех» изгонялся из тела виновника или из всего коллектива в целом (еще и теперь в Кении и среди пигмеев Габона говорят, что грех «выблеван»). Такая церемония особенно требовалась в случае общественного или личного бедствия, эпидемий или ввиду какого-либо намеченного предприятия (охоты или войны). Чтобы грех изгнать, требовалось предварительно во всеуслышание признать его или услышать о нем из уст вождя рода. Подобные обряды сохраняются у многих народов Африки, Центральной и Южной Америки, Азии, Арктики, Меланезии и Океании.

С разложением первобытного общества и появлением классов смысл понятия «греха» изменяется, и обряд исповеди принимает новый характер. С одной стороны, возникает тщательно разработанный кодекс, основанный на законах собственности; с другой стороны, среди подчиненных слоев грех становится символом всего того, что преграждает людям путь к состоянию идеального блаженства. Обряд исповеди быстро меняется.

В Вавилоне кающийся, представ перед жрецом-заклинателем, делал общее признание в совершенных прегрешениях или в тех, которые он мог содеять. Жрец читал ему длинный список проступков. Обряд очищения завершал церемонию. В день нового года грехи всего народа переселялись с помощью магии в старого козла (у хеттов — в барана или ягненка), которого затем отправляли умирать в отдаленное место с его грузом грехов. Этот ритуал перешел к евреям. Для него был установлен десятый день после еврейского нового года, приходившегося на начало осени (день Кипур, то есть день торжественного искупления грехов). Христианское представление об агнце божьем, который берет на себя грехи мира, происходит от этого обряда.

У египтян мы обнаруживаем описание специального исповедательного обряда для покойников. Перед лицом внушительного собрания богов под главенством Осириса, в присутствии 42 судей, по числу административных округов Древнего Египта, умерший должен был произнести длинное заявление: «Я не совершил греха, не заставил плакать и голодать, не убил» и т. д. В заключение взвешивали на весах его сердце. Если все сказанное — правда, покойного оправдывали, и он вступал в царство Осириса, если нет — его ждала кара богов.

В Персии исповеди должны были подвергаться умирающие, особенно по поводу нарушения закона чистого и нечистого. В конце обряда жрец-исповедальник изливал на губы готовящегося к смерти человека несколько капель хаомы, священного питья, что было равносильно завершающему помазанию. Этот же индо-иранский напиток назывался на санскрите сома. Его приготовляли из сока одного хмельного растения в смеси с водой, молоком или медом. Греки называли этот напиток «лекарством бессмертия».

У буддистов публичная исповедь в грехах предписывается всем, кто избрал монашескую жизнь. Церемония эта приписывается самому Будде, но об этом говорится только в старых литургических трактатах, не переходящих грань 1-II веков н. э. Обряд совершается дважды в месяц, в полнолуние и при молодом месяце, и в нем участвует вся община. Старейшина громко зачитывает длинный список прегрешений, трижды призывая каждого из присутствующих поразмыслить и исповедаться. Молчание служит признаком чистой совести. Тот, кто запятнан одним из четырех смертных грехов (невоздержанность, человекоубийство, кража и гордыня), немедленно изгоняется из ордена.

Нечто подобное встречается в законе о правилах общинной жизни, описанных в манускриптах Мертвого моря. Немногим отличались и обряды в христианских общинах первых трех-четырех веков. Церемония была публичной и являлась предпосылкой к посвящению или обновлению вероисповедания. Три вины считались непростительными: убийство, прелюбодеяние и вероотступничество. Впрочем, мало-помалу и эти преступления стали прощаться при условии торжественного публичного покаяния и однократного прегрешения.

После признания христианства императорской властью отправление публичного покаяния было перенесено в монастыри, при этом монахам предписывались во искупление их грехов пост и молитвы, если при полном собрании братии их вина бывала признана.

Распространение подобной практики на мирян и преобразование исповеди из публичной в индивидуальную или «ауриколярную» (то есть на ухо священнику), вероятно, совершилось в VI–VII веках в лоне кельтской церкви, в Ирландии и Англии, где духовенство набиралось исключительно из монахов. В 789 году Карл Великий попытался ввести такую исповедь среди верующих своей империи, повелев всем священникам исповедовать своих прихожан. Однако потребовалось еще несколько столетий, прежде чем церковь решилась сделать исповедь обязательной, по крайней мере раз в год, как некое таинство, введение которого приписывается самому Христу. Было разработано представление об исповедальном «секрете». Статья 7 соглашения между церковью и государством в Италии запрещает исповедникам «давать сведения» местной администрации или другим властям «о лицах или вещах, о которых им стало известно в силу их святого долга».

Никто никому не должен открывать услышанных на исповеди секретов, разве что «высшие интересы церкви того потребуют». Эта формулировка достаточно растяжима и делает возможным всякого рода злоупотребления.

 

Церковное безбрачие

В первые века истории христианства духовенство избиралось непосредственно самими верующими прямым демократическим путем (поднятием руки). Епископ избирался в основных административных центрах Запада с общего согласия совместного собрания духовенства и народа. Избрание римского епископа в ту пору существенно не отличалось от избрания на церковные должности в других епархиях.

Первоначальным христианством употреблялись греческие термины для обозначения лиц, отправлявших различные церковные обязанности: пресбитерос (presbyteros) — священник, епископос (episcopos) — епископ и т. и. Эти термины являются буквальным переводом еврейских терминов, обнаруженных в манускриптах Мертвого моря.

Иное происхождение имеет титул «папа», ставший синонимом великого первосвященника (sommo pontefice), или главного первосвященника (pontefice massimo). Этот термин претерпел не лишенное значения развитие.

Папа — это латинизированная форма народного греческого слова «папас» (papas), происходящего от «паппас» (pappas) — откуда образовалось слово «паппос» (рарpos) — дед со стороны отца, предок, старейший. Ювенал, употреблял его также в смысле «старый, любящий ребячиться». Нельзя утверждать наверняка, что то же самое происхождение имел эпитет Папа, прилагаемый во Фригии к богу Аттису, в честь которого в восточной части Средиземного моря процветал один из самых распространенных культов спасения, однако это весьма вероятно.

Имя папы первоначально присваивалось всем священникам, затем его стали давать только епископам. В греческой церкви оно в конце концов осталось за патриархами Александрии, Антиохии, Иерусалима и Константинополя, но в народе нередко употребляется в обращении к простым священникам. В некоторых деревнях Южной Италии этот старинный византийский обычай — знак высокого уважения — еще не выветрился до конца. Известно, что по-русски священников обычно называют попами. Впрочем, это слово приобрело фамильярный оттенок.

На Западе вплоть до IV–V веков титул папы неизменно применялся к каждому епископу, потом постепенно им стали наделять только римского епископа. И все же еще много столетий папой именовали епископов других местностей. В VII веке св. Галл употребляет этот термин, говоря о Дезидерии Кагорском. И, наконец, Григорий VII провозгласил в римском синоде в 1073 году, что только римский епископ (и никто более) может именоваться подобным титулом. Но выражение папатус не встречается ранее XII века (им впервые был титулован Лев Остьензе). Кандидатом на столь высокий пост обычно бывал архидиакон, наиболее значительное лицо в церковной администрации города Рима. Теоретически любой верующий мужского пола мог надеяться на епископский сан и, следовательно, на должность епископа Рима, на деле же не замедлили выявиться многочисленные ограничения.

Уже в 769 году римский синод преградил путь к епископскому престолу всем, кто не был по крайней мере кардинальным священником или диаконом. Но даже и тогда избрание должно было производиться городским духовенством с согласия народа и дворянства. Прошло еще несколько веков и право избрания целиком перешло к коллегии кардиналов. В конце IX века выборы еще поручались епископам-кардиналам и римскому духовенству в присутствии сената и народа. В 1059 году Николай II свел участие духовенства и народа к простому одобрению ими выборов. Так сказался характерный для всего феодального строя общества процесс централизации.

Запрещение священникам вступать в брак тоже не столь уж древнего происхождения и, самое большее, восходит к XII веку. Только в 1123 году, при папе Каллисте IX вселенский собор (I Латеранский) узаконил его для всего духовенства.

Более тысячи лег и особенно в первые времена христианской истории священникам и епископам предоставлялась полная свобода жениться и иметь семью. Лишь среди более высокопоставленных слоев духовенства мало-помалу выработался запрет вступать во второй брак после смерти супруги.

В некоторых текстах Нового завета брак даже считается условием возведения в священнический сан. Только с IV века под влиянием монашеских движений и настроений отрешения от мирской жизни — следствия экономического и идеологического распада античного мира — возникают сомнения в праве духовенства на супружество. В решении этого вопроса западная церковь разошлась с восточной. В греко-православной церкви, в русской, коптской и эфиопской церквах священники вступают в брак. Редко случается, что епископ сочетается браком после посвящения в сан. Никакого препятствия к занятию церковных должностей не составляет бракосочетание и в протестантских церквах.

Церковное безбрачие и на Западе было принято не без сопротивления. Папа Сириций, который на синоде 386 года предписал его в Африке и Испании, не осмелился официально распространить его на Рим и Италию. Заботы о неделимости имуществ церквей, епископата и монастырей впоследствии не менее, чем моральные и уставные соображения, способствовали распространению этого запрета. Невозможность для священника заводить семью и законных детей затрудняла дробление церковных феодов.

На «сожительство» священников с женщинами особенно ополчились монахи бенедиктинского ордена, а после Клюнийской реформы их давление стало непреодолимым.

 

Магическое происхождение воздержания

Как пришли к практике воздержания, которая неизвестна почти ни одной религии древнего мира, а ныне удерживается только в лоне католической церкви да в некоторых мусульманских сектах, как, например, у дервишей?

Идея безбрачия в качестве постоянной жизненной нормы не только чужда первобытным народам и возникшим на основе рабовладельческих отношений обществам, но и находится в прямом противоречии с одним из самых распространенных проявлений древней религиозности: культом предков.

Чтобы умершему добиться спокойствия в загробной жизни, необходимо было, по поверью, обеспечить ему потомков. На Крите и в Спарте вступление в брак строжайше предписывалось законом. В Афинах желательность бракосочетания была почти обязательной, и только со времени Платона, с V века до н. э., начинает прославляться безбрачная жизнь. Сказывалось влияние дуалистических и подчас двусмысленных учений персидского происхождения (среди них обычаи гомосексуализма). Рим всегда испытывал отвращение к безбрачию. Во времена Августа были приняты на этот счет суровые закопы, которые оставались в силе и после Константина.

Если все это в целом и справедливо, верно и то, что в первобытном обществе существовали многочисленные правила и запреты осуществлять в определенные периоды жизни половые связи (например, во время охоты или войны, или в ходе торжественных празднеств). Вот отсюда-то и происходит укоренившееся в сознании людей представление, что узы брачного сожительства могут быть порой опасны или греховны.

Воздержание поначалу приобрело явно магический характер, считалось, что человек должен располагать всей своей энергией для совершения определенных актов общественной жизни (посвящение в племя или род, воинские обряды, всякого рода умилостивительные ритуалы), почему и начали возникать временные или постоянные табу, или запреты, на половые отношения мужчины и женщины.

В следующий период развивается представление о том, что все приближающиеся к божеству должны быть в состоянии полной, хотя бы временной, священной чистоты, которую римляне называли кастимония (castimonia), то есть обрядовое целомудрие. Этого же происхождения обязательная для весталок девственность, впрочем, далеко не всегда соблюдавшаяся, несмотря на суровые преследования, отразившиеся в легендах.

Первоначальное христианство, со своей стороны, не знает никаких общих правил целомудрия или воздержания от супружества.

Советы по этому поводу, которые встречаются кое-где в посланиях Павла, отвечают не побуждениям морального порядка, а убеждению в неминуемом конце света. Перед лицом опасностей, с которыми, как верили в ту пору, через самое короткое время столкнется человек в дни завершающей апокалиптической трагедии, он советовал родителям сохранить детей в безбрачии и верующим жить без бремени семейства. Так люди смогут с легким сердцем и без помех претерпеть испытания «неминуемых мучений».

Монашеская жизнь IV века дала более определенное в теологическом смысле моральное содержание древнему противоречию между телом и духом, которое в Новом завете в основном еще не ушло от дуалистического воздействия социальных факторов. Несомненно решающим в этом смысле было влияние мифа манихейского происхождения о первородном грехопадении из-за нарушения сексуальных норм, воспринятого учением Августина. Целомудрие стали тогда рассматривать как преимущественное условие спасения. Отсюда движение против супружества, по крайней мере в отношении тех людей, которые желали посвятить себя служению богу.

Но когда верующие пришли к подобным убеждениям, уже не существовали экономические и социальные условия, благодаря которым сложилась первоначальная организационная структура церкви, а христианство переродилось в иную, чем прежде, религию.