Издание репрессивных законов по отношению к культам античного Рима сопровождалось со времен императора Феодосия целой серией мер, которые угрожали не менее суровыми наказаниями и еретикам. Язычество и ересь стали считаться государственными преступлениями: инакомыслие приняло характер раскола с гражданским обществом.

С появлением этих установлений христианская идеология возвысилась до ранга закона. Классовые отношения остаются без изменений. Самовластие и насилие сохраняются, как и прежде, порой они дают себя знать еще сильнее. Не было ни реального облагораживания нравов, ни смягчения сложившихся в то время жестоких отношений в обществе, опустошенном и отброшенном к границам того, что может вынести человек. Одним из немногих исключений было упразднение казни на кресте для рабов, но и это послабление вызывалось более идеологическими, нежели нравственными соображениями.

Кровавые битвы гладиаторов оскорбляли чувства некоторых отцов церкви и части общества. Однако они продолжались все четвертое столетие, и лишь в начале V в. при императорах Гонории и Аркадии появились первые законы, которые покончили с играми гладиаторов. Во всяком случае, их постепенное упразднение было в первую очередь обусловлено утверждением «варварских» народов, которые всегда поставляли наибольшую часть военнопленных, обреченных на истребление в цирках.

Так или иначе, абсолютно невозможно говорить о быстрой христианизации римского права.

 

«КОДЕКС ФЕОДОСИЯ»

Верно, впрочем, что с конца IV в. дает себя знать потребность в сборе и систематизации наряду со все еще действовавшим прежним имперским законодательством новых «конституций», введенных после Константина. При восточном императоре Феодосии II, племяннике великого Феодосия, вступившем на престол в возрасче семи лет, после смерти императора Аркадия, возникает «Кодекс Феодосия» — важнейший до появления законодательства Юстиниана свод законов.

Долгое царствование Феодосия II (408–450) первоначально протекало, вполне естественно, под влиянием различных наставников и под защитой двух регентов — вначале префекта Анафемия, затем сестры императора Пульхерии, которая на деле и правила, подобно Августе, даже когда император достиг зрелого возраста.

Феодосии II стал самодержцем нового типа, который предоставляет другим долг управления государством и командования войсками (при нем, в частности, была осуществлена короткая победоносная экспедиция против персов и было отброшено наступление гуннов) и в отличие от своих предшественников перестает непрерывно передвигаться из одного конца империи в другой. Относительно образованный, прилежный переписчик древних кодексов, получивший даже прозвище «каллиграф», он основал в 425 г. в Константинополе Высшую школу, где велось изучение христианского вероучения. Эта школа должна была по замыслу императора стать подобием знаменитой Афинской школы, крупнейшего центра дохристианской философии, которая была закрыта через сто лет после того Юстинианом.

Аналогичное желание, видимо, побудило Феодосия II в 438 г. объявить о сборе и кодификации (скорее в назидательных, чем в практических целях) новых источников правоведения, «общих законов», обнародованных в IV в., а также приступить к систематизации текущего законодательства.

16 книг «Кодекса Феодосия» составлены в хронологическом порядке согласно критерию «Дигест» классической эпохи. Эти книги дошли до нас не в оригинальном тексте, а переделанные и соединенные с последующими вставками. Их ценность все же вне сомнения, хотя она выявляется лишь отчасти. Антиеретическое законодательство включено в последнюю, XVI книгу, носившую название «Об универсальной, или католической, вере». Этот раздел как бы венчает весь труд. Характерно, что соответствующая рубрика — «О высочайшей троице и об универсальной пере» — открывает «Кодекс Юстиниана», в котором заново осмыслены новые установки христианства.

Официальным языком права был по-прежнему латинский; на Востоке его больше не понимали, исключая некоторые интеллектуальные книги. Это обстоятельство помогло создать отношение почтительного непонимания к богослужебному языку католической церкви, которое употребление латыни порождало в людях, не знавших ее. На Западе «Кодекс» был сразу принят императором Ва-лентинианом III (424–455), которому Феодосии дал в супруги свою дочь Евдоксию Лицинию, чтобы упрочить, хотя бы на семейной почве, все более слабые и неустойч чивые связи между двумя частями империи.

Для истории этого трудного и часто смутного переходного периода «Кодекс Феодосия» — незаменимый источник знаний не только о правовой и религиозной сферах жизни общества, но также о новых экономических и социальных структурах, о которых в нем есть прямые сведения. Мы обнаруживаем в нем, например, законы, регулировавшие установление колоната. Конституция Константина от октября 322 г. звучит так: «Кто бы ни нашел колона, который принадлежит другому, должен вернуть его по принадлежности господину, у которого он был рожден, и уплатить за то время, что тот провел у него. Колоны же, которые пытаются бежать, должны быть закованы в цепи подобно рабам» («Кодекс Феодосия», V, 9, 1).

Колон, который пришел на смену рабу с его непроизводительным трудом, свободен, но это только видимость свободы, так как на деле он крепко привязан к земле. Он не может занимать общественные должности, которые потребовали бы отдалить его от земли, на которой он живет. Его нельзя посвятить в сан священника, если только не в пределах края, где он живет. Землевладелец, однако, не мог продать свое владение без колонов либо колонов без земли, разве что крестьянин умрет, не оставив наследников. Даже сами чиновники податного ведомства не могли прогнать колона с земли, если тот не уплатил налогов.

Рента фиксировалась законом и применялась от места к месту. В целом ее сумма оказывалась очень тягостной. Колон имел право вступать в брак по своему выбору, завещать имущество и обращаться в суд, но впоследствии эти свободы были у него отобраны. Еще важнее было освобождение от военной службы. (Оно продержалось до введения германского права.) В этом случае также решающими были соображения экономической пользы, а не гуманные побуждения. Один из законов Юстиниана придал колонату в 534 г. еще более жесткую структуру: «Колоны, хотя лично и свободные, должны считаться рабами ремли, на которой они рождены» («Кодекс Юстиниана», XI, 52). Так начиналось крепостное право.

В категорию колонов вошли крупные массы «варваров», бродяг, отверженных и даже свободных, которые работали по 30 лет на одного землевладельца. Юстиниан распространил это правило на детей, санкционируя такое положение вещей формулой, в которой классовые законы эксплуатации переданы в терминах религиозного фатализма: «Каждый должен следовать своей судьбе» («Кодекс Юстиниана», XIII, 69, 4).

Это утверждение помогает нам понять систему, укреплявшуюся в разгар крушения античного общества. Каждый человек чувствовал себя под угрозой надвигающихся бедствий и искал способа избежать злой участи: раб бросал своего господина и просил убежища у германских племен, которые наводняли Западную Европу и Италию; крестьянин покидал поля, рабочий — свое ремесло, чиновник — свое учреждение. Государство видит только одно средство предотвратить всеобщий распад: блокировать подчиненные слои на их социальных позициях и преградить им все пути отступления. Уже в 395 г. императоры Аркадий и Гонорий угрожали крупными штрафами тому, кто даст приют работникам, дезертировавшим из своих ремесленных корпораций. Отныне эта практика распространяется и становится нормой.

Формируется настоящий тип «замкнутых каст», но не столько в результате стихийного развития, а как следствие осознанной государственной политики. Единственный класс, располагающий подлинной независимостью в условиях экономики, основанной на сельском хозяйстве, — это класс старых и новых латифундистов, заставлявших почувствовать свой вес внутри самого церковного общества, особенно на Западе. Их роль в управлении религиозными делами станет еще более явной с того момента, когда земельный собственник и епископ в конце концов совпадут в одном лице.

Лишь в итоге бенедиктинской реформы монастырская организация избегнет еще на несколько столетий — и то в известных пределах — общей участи церковных институтов.

 

РОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ НЕСТОРИАНСКОЙ

И МОНОФИЗИТСКОЙ ЦЕРКВЕЙ

Очень трудно выяснить прямую связь между этим положением вещей, способствовавшим появлению новых отношений между людьми, и религиозной жизнью масс в период между Фео-досием и Юстинианом.

Теологические диспуты, которые вновь разгорелись в лоне христианского мира после первой систематизации догмата о троичности, кажутся далекими от повседневной действительности. Но среди разнообразных явлений в структуре и надстройке существуют все же и взаимодействие и обратные связи. Стремление очертить концепцию сущности бога не менее жесткими рамками, чем те, что определяли человеческое существование, — это не простое и случайное совпадение, хотя подобное сравнение и не следует понимать слишком буквально.

Вариативность развития общественных отношений отражается в религиозных верованиях. Но идеи, однажды Ставшие частью надстройки, следуют затем путем самостоятельного развития, предопределенного фактическими условиями, которые их породили?

В споре с арианством большинство теологов сумело утвердить тезис о том, что евангельский Христос не был низшим божеством и субстанционально был идентичен отцу. Теперь задались вопросом: как могло произойти слияние их субстанций? Сохранил ли при воплощении Христос свою божественную природу или же приобрел еще и другую, человеческую? Не стоило бы заниматься подобными ребяческими абстракциями, если бы из нового конфликта по этому вопросу не возник глубокий разлад в христианстве V в., который положил начало, с одной стороны, Так называемой несторианской, а с другой — монофизитской церквам.

Массы верующих всегда понимали воплощение мифологически. Было ли тело Христа действительно реально, создано из плоти и крови, или оно было только кажущимся, как утверждали гностики, — все это имело влияние на принятие ими догмы о спасении. Но философские школы имели на этот счет вполне определенные взгляды. Платон, например, учил, что в человеке следует различать Д1зе души, или «натуры»: рациональную и чисто животную. Если спасение есть не только акт познания, но и приобщения к божественному началу посредством обряда, то теологи вынуждены были прийти к выводу о том, что Христос не мог быть исключительно божеством в. человеческом облике, но был реальным человеком, наделенным телом и душой.

Один из осужденных на Константинопольском соборе 381г. епископов — Апполинарий из Лаодикеи пытался обойти эту трудную проблему, доказывая, что так как у человека тело и душа нераздельны и образуют одну личность, так и в Христе следует видеть одну-единственную божественную индивидуальность. Это и было учение, которое преобладало в александрийской церкви со времен Афанасия. Но отцы антиохийской школы исходя из иной антропологии, более близкой к аристотелевской традиции, отрицали, что в Иисусе имело место полное слияние человеческого и божественного начал. Диодор из Тарса и Феодор из Мопсуестии пришли к утверждению о присутствии в Иисусе двух разных, завершенных в себе личностей. Однако «личность» и «природа» для многих означали одно и то же.

Некий монах из Евфратской части Сирии, по имени Несторий, получивший образование в Антиохии и возвысившийся к 428 г. до высокого сана константинопольского епископа, сделал из этих споров вывод, что Мария не может быть почитаема как «матерь божья», или theotokos, ибо она есть всего лишь «мать Христа», смертного, как и все другие. Это утверждение оскорбило большинство верующих и особенно весьма могущественных в новой имперской столице монахов. Начались беспорядки и волнения. Немедленно вмешались власти, оберегавшие общественные устои.

Александрийский епископ счел момент подходящим, чтобы унизить константинопольское епископство. Пользовавшийся большим престижем, особенно уважаемый из-за своей аскетической жизни Несторий подвергся ожесточенным нападкам. На римском синоде в 430 г. епископ Целестин одобрил критику. Феодосии II созвал тогда в 431 г. в Эфесе новый вселенский собор, третий по счету. Не дожидаясь прибытия антиохийской делегации и представителей Рима, Кирилл спешно настоял на осуждении Нестория, который вынужден был в следующем году оставить епископские функции.

На первой сессии собора присутствовали всего 153 епископа. Когда прибыли опоздавшие, положение в корне изменилось, и Кирилл должен был бежать в Александрию, где занял откровенно враждебную соборным идеям позицию. Один из преданных ему монахов, Евтихий, разработал новое истолкование христологической доктрины, радикально противоположное взглядам Нестория. В новой доктрине считалось недопустимым помещать в одну плоскость человеческую природу Иисуса с обычными смертными. После ипостатического союза сына с отцом в Иисусе могла существовать только одна божественная природа.

Сторонники Евтихиевой теологии были прозваны по-гречески монофизитами, то есть «приверженцами одной природы». Положение еще больше запуталось.

В 448 г. новый константинопольский епископ Флавиан добился осуждения Евтихия местным синодом. Но преемник Кирилла, Диоскор Александрийский, пользовавшийся влиянием при дворе и поддержкой великого камергера Хрисафия, сумел в 449 г. созвать другой всеобщий собор в Эфесе, где был один из крупнейших центров культа Марии. Применив нажим и нарушив соборную процедуру, Диоскор реабилитировал при помощи императорской гвардии Евтихия и низложил Флавиана. Римский епископ, с которым даже не посоветовались на этот счет, назвал соборное собрание «бандой разбойников».

Целый период отмечен напряженными противоречиями между римским и константинопольским, александрийским и антиохийским епископствами. Массами голодных бедняков великих митрополий бессовестно манипулировали во имя религиозных принципов, которых они даже не могли понять. Доктринерские диспуты еще раз помогли увести в область ирреального их конкретные чаяния лучшей жизни и большей независимости.

Со смертью Феодосия II в 450 г. благосклонная к Ев-тихию партия потерпела поражение. Сестра покойного самодержца Пульхерия и ее муж сенатор Марциан, провозглашенный императором Востока (450–457), принадлежали к партии его противников. В Халкидонии в 451 г. состоялся IV вселенский собор, на который съехались более 500 епископов, но только с Востока. На нем присутствовали, впрочем, два посланца римского епископа. Требование особых прав для константинопольского епископского престола, санкционированное собором, вызвало протесты Льва Великого. На догматической почве было подтверждено осуждение как Нестория, так и Евтихия. Однако формула нового компромисса была не более чем игрой слов: «Две разные и нераздельные природы в одном лице». Несториане и монофизиты отвергли ее, и обе фракции организовали собственные церкви.

Уединившийся на некоторое время в одном из анти-охийских монастырей Несторий сумел сбежать в Аравию, потом в оазис Эль-Харга, где умер незадолго до начала Халкидонского собора. Его сподвижники были изгнаны с территории империи, многие перебрались в Персию. Все это заставляет думать, что за теологическими диспутами скрывались также и мотивы вражды к центральному константинопольскому правительству.

Под покровительством персидских царей несториане быстро образовали раскольническую церковь и основали патриархат в Селевкии — Ктесифоне, близ нынешнего Багдада. Воодушевленные идеями активной миссионерской деятельности, они проникли в Индию и Китай, Согласно преданию, именно несторианский монах просветил Мухха-меда относительно христианского вероучения. При мусульманских калифах несториане жили в мире и пользовались терпимым отношением к их вере. Но нашествие монголов в XIII в. привело их церковь к упадку. В XVI в. меньшая часть несториан вошла в сообщество с Римом и известна ныне как «халдейская церковь». Другие сохранили независимость и доныне относительно многочисленны в Курдистане, Сирии и на Кипре. Их патриарх всегда носит традиционное имя Симеон, священники вступают в брак, епископы воздерживаются от него.

Сложнее история монофизитской церкви, которая сохраняется в Египте благодаря особым этническим и социальным обстоятельствам. В нее входят главным образом местные жители из бедняков, говорящие на коптском языке, порвавшие с эллинизированными группами в больших северных городах. Примечательно, что из ненависти к константинопольским властям они называли своих противников мельхитами (от сирийского слова, перешедшего в коптский язык, которое означает «приверженцы царя», «имперцы»). На некоторое время митрополичьи престолы

Антиохии и Иерусалима, а не только Александрии оказывались в руках епископов-монофизитов.

Константинополь — «новый Рим»

Наистрожайше придерживаясь решений святых отцов и предложенного ста пятьюдесятью благочестивейшими епископами только что зачитанного канона, вот каковые вещи мы обсуждаем и решаем относительно привилегии святой церкви Константинополя, нового Рима. Отцы справедливо дали некогда привилегии кафедре древнего Рима ради царской власти, которой город располагал. По той же причине сто пятьдесят благочестивейших епископов передали те же привилегии святой кафедре нового Рима, справедливо почитая, что город местопребывания царствующего дома и сената должен пользоваться теми же прерогативами, что и древнейшее Римское царство, оказавшееся на втором месте в церковных делах после вышеназванного города по порядку следования властей предержащих.

Преемник Марциана, император Лев I (457–474), попытался добиться примирения церкви с монофизитами, чтобы расположить к себе египетские провинции, которые еще были житницей Востока. Но когда узурпатор Василиск (475–476) решил осудить решения Халкидонского собора, более 500 епископов поставили свои подписи под соответствующим документом. Конфликт переродился в жесткую борьбу между константинопольским епископом Акакием и монофизитским архиепископом Александрии Петром Монгом, которого поддерживал Рим. Император Зенон (479–491) решил ввести единство декретом, издав пресловутый «эдикт о союзе», который только ухудшил положение, поскольку римские епископы после некоторых колебаний отказались принять его и выступили против обеих партий.

Религиозное примирение между Римом и Константинополем состоялось только при императоре Юстине I (518–527) по инициативе его племянника Юстиниана и римского епископа Ормизда. Отделение Египта от империи неизбежно шло своим путем. В момент его оккупации арабами, спустя чуть больше сотни лет, монофизиты встретили захватчиков как освободителей.

Кроме Египта монофизитская церковь существует еще в Сирии, Армении, Месопотамии и Эфиопии. Часть египетских коптов, примерно 100 тысяч человек, состоят в союзе с Римом; большинство же, свыше миллиона, на две трети монофизиты, остальные — католики. Монофизиты Сирии и Месопотамии зовутся также «якобитами», по имени эдесского епископа Иакова, который был одним из виднейших организаторов движения монофизитов во второй половине VI в.

 

ГОТЫ И ВИЗАНТИЙЦЫ В ИТАЛИИ — БОЭЦИЙ И КАССИОДОР

На Западе несторианский и монофизитский расколы сказались в области вероучения очень мало. Важнее оказались их последствия для решения проблем автономии епископов и главенства Рима, на которое вновь стала претендовать римская церковь.

В это время широко разливалось наводнение «варварских» нашествий. В Западной Европе консолидировались расселившиеся народности, усваивавшие христианство в его арианской версии. Каким бы ни был первичный мотив их обращения, не исключено, что идея Иисуса-героя обожествленного человека, была менее чуждой представлениям человека племенного общества и оказалась более приемлемой для него, чем идея Иисуса-логоса, воплощенного в человеке-боге, сконструированная по модели средиземноморской мифологии мистерий. Во всяком случае, можно сказать, что насильственная экспроприация прежних имущих слоев населившими территорию империи народностями приобрела помимо всего и определенный аспект религиозного диссидентства.

Вестготы, или «западные готы», согласно наиболее убедительной этимологии, заполонив Грецию, Италию и часть Галлии, перебрались на Иберийский полуостров и обосновались в Испании, где оставались до арабского нашествия. По отношению к испанской духовной иерархии, преимущественно неарианской, они проявили достаточно терпимости. Столичный толедский епископ стал фактически историческим примасом Иберийского полуострова, со своим автономным законодательством и богослужебным ритуалом. Весьма сходным было поведение свевов и бур-гундов, которые первоначально расселились в нынешней Савойе и долине Верхней Роны. При них религиозный поэт и писатель Авит, выходец из правящих слоев Галлии, стал епископом Виенны в Дельфинате и способствовал их постепенному отходу от арианства.

Франки вошли в историю западного христианства только вместе с Хлодвигом в 496 г., не пройдя через фазу арианства. Коронованный в Реймсе св. Ремигием, после обращения в христианство своего народа Хлодвиг открыл эпоху постоянных вмешательств во внутренние дела церкви, которые остались неизменной чертой политики франкского королевства.

В Норике и Паннонии, у ругов, развернулась миссионер-! екая деятельность св. Северина. На Британских островах, где все, как видно, приходилось начинать сызнова после развала имперского законопорядка, возникла новая волна христианизации. Бретонский епископ по имени Патриций, рукоположенный в Галлии, перебрался в Ирландию и распространил там евангелие на кельтском языке, несмотря на упорное противодействие друидов, жрецов местных культов. Его влияние оказалось столь значительным, что еще в конце VIII в., когда пришли «люди с Севера», облик, который он придал ирландскому христианству, уже невозможно было изменить.

Остготы, или «восточные готы», под предводительством своего короля Геодориха завоевали Италию в 493 г. После трехлетней осады Равенны Одоакр был разбит.

Пришедший в Италию из Мезии Теодорих изучал искусство ведения войны и управления государством в Константинополе. Но он быстро отдал себе отчет в разобщении между византийским Востоком и Западом. Ревностный арианин, он искал сближения между готской военной знатью и италийской аристократией, враждебной арианству, прибегал к посредничеству некоторых выдающихся представителей культуры той эпохи — от Боэция до Кассиодо-ра. Но планам этим не было суждено осуществиться гак же, как и его проекту создания своего рода федерации новых государств Западной Европы под главенством самодержца германского происхождения, способного положить, конец политике унизительных соглашений с Византией.

Созданному им королевству со столицей в Равенне выпали на долю тяжелые испытания.

Провизантийская партия еще была сильна в Риме, и она доставила Теодориху немало хлопот. Репрессии были безжалостны. Епископ Иоанн, преемник Ормизда, умер в заточении; Боэций был обвинен в государственной измене и казнен в 524 г. Через два года умер и король. Прежней сплоченности остготов уже не было, и войско Юсти-виана опустошило Италию, сломило сопротивление готов в ходе военных действий, продолжавшихся с 535 до 553 г. Рим был захвачен Велизарием в 536 г., и мало-помалу вся страна оказалась в руках византийцев. Италию они рассматривали как простую колонию. Но византийское владычество на Аппенинском полуострове продолжалось до 568 г., когда лонгобарды оттеснили имперские силы к Равеннскому экзархату и в крайние южные районы.

Интересна патетическая фигура Северина Боэция (475–524), римского сенатора, человека обширной культуры, советника Теодориха. Он был убежден в необходимости развивать во всех областях сотрудничество италиков с готским режимом, который он считал более гуманным, чем предыдущие. Однако он был вовлечен в интриги и дворцовые заговоры провизантийскими элементами, озабоченными спасением того, что еще уцелело от их экономических и социальных привилегий. В темнице, в ожидании смерти, Боэций написал трактат «Философское утешение», который пользовался исключительным успехом на протяжении всего средкевековья как синтез христианской мысли. В действительности идея этого сочинения, аристотелевская и неоплатоническая одновременно, удивительно эклектична. Имя Христа в нем даже не упоминается и божество рассматривается лишь как «высшее благо». Но влияние христианской идеологии в труде Боэция неоспоримо, оно особенно сказывается в трактовке им проблемы существования зла в мире, которое направляет данные богом законы.

Кассиодор (480–570), будучи более ловким человеком, пережил бурю. Он мог поэтому отдаться занятиям хрониста остготского королевства и реорганизатора свободных искусств, грамматической науки, философии и музыки. После смерти Теодориха в 526 г. он стал официальным консультантом Амаласунты, Теодата и Витига в бурный период преемников первого готского короля. Но когда Велизарий захватил в Равенне в 540 г. Витига в плел, политика стала представляться Кассиодору бесполезной растратой религиозных ценностей. Он удалился тогда в

Сквиллац, в Калабрию, где родился. Кроме трактата о душе, дополнявшего сборник его «Разных сочинений», он переработал (15 книг) латинский перевод «Трехсторонней церковной истории» Сократа, Созомена и Феодорета. Кассиодор основал монастырь в Виварии, около Сквилла-ца, — то была как бы исследовательская община, специально занимавшаяся переводами и продажей кодексов. Этот центр, прекративший существование в IX в., оказал заметное влияние на церковную культуру раннего средневековья.

Появлялись все новые и новые местные власти, которые соперничали друг с другом и оказывались неспособными охранять гражданское население. В результате усиливался авторитет высшего и низшего духовенства, особенно в Центральной и Южной Италии. В подобных условиях возникла средневековая деревня, которая заменила еще уцелевший до той поры по чисто экономическим причинам «городок», поселок. Колоны, бедные крестьяне, сельские рабы и свободные труженики группировались вокруг церковного прихода, чтобы избежать грабежа и разорения. «Плебеи» стали прихожанами. Требование независимости епископов, в первую голову римского епископа, вело к установлению нового порядка в отношениях между государством и церковью.

Понтификат Геласия I (492–496) стал выдающимся периодом церковной истории не из-за «Декрета», который понапрасну носит его имя, а благодаря посланию Геласия, в самом деле подлинному, обращенному к византийскому императору Афанасию (491–518). Независимость римского епископа от общественной власти утверждается а этом документе в неизвестных дотоле терминах. Если истинно, говорит Геласий, что гражданские власти и церковные иерархии предназначены волею бога управлять человечеством в соответствии со своей компетенцией, то следует все же признать за церковью большее достоинство и право судить о поведении самих самодержцев, и при том не только в духовной сфере, но также в светских делах. Что же до римского епископа, то он обладает властью — принципатом — над всеми епископствами. В этом смысле термин «принципат» употреблялся впервые. Имперская канцелярия приняла его.

Геласий не колебался в осуществлении на практике своих идей. В Риме он, не дожидаясь чьего бы то ни было согласия, объявил о весьма суровых мерах против последних манихейских общин, которых еще терпели. Он выступил против сенатора Андромаха, намеревавшегося снова разрешить языческое празднество Луперкалий. Однако время для подобного всевластия не созрело. Еще долгое время, вплоть до возникновения лонгобардского королевства, папы должны были покоряться решениям византийских императоров, и притом в религиозной сфере, особенно во время царствования Юстиниана.

 

УЧРЕЖДЕНИЕ БЕНЕДИКТИНСКОГО ОРДЕНА

В период великих теологических распрей васи» лианские монахи, беглецы или ссыльные, распространили на Западе нормы восточного аскетизма. В IV и V вв. в Италии, Галлии, Африке и Испании широко распространились киновии. Недоставало, однако, Общей модели, которая помогла бы привести к единообразию их жизнь. Только в начале VI в. в центре готской оккупации возникает бенедиктинское монашество, которое добавляет к молитве труд как выражение божественного волеизъявления.

То было страшное время войн, голода, эпидемий, усугублявших эксплуатацию трудящихся масс, на долю которых выпали основные тяготы кризиса. Правдоподобно происхождение Бенедикта Нурсийского из семьи нобилей, но не следует забывать, что в его время возникло обыкновение превращать в святых выходцев из аристократических родов, чтобы подчеркнуть особенное божественное предрасположение к господствующим классам. Бенедикт жил на грани V и VI вв. (480–547), но дошедшие до нас документы той эпохи говорят о его жизни крайне мало.

Впервые о Бенедикте весьма неопределенно вспоминает Григорий Великий (590–604) во II книге «Диалогов». Это легендарная биография, сотканная из описания якобы сотворенных Бенедиктом чудес, написанная поздно и малодостоверная. Так, например, основание монастыря Монтекассино отнесено в ней к 529 г., тому самому году, когда Юстиниан повелел закрыть последний центр нехри» стианской философской культуры в Афинах. Такое совпадение должно было свидетельствовать о действии провидения. Можно не сомневаться, что Бенедикт учился В Риме, но неизвестны мотивы, побудившие его удалиться в

Чочарию, где он, должно быть, руководил небольшой монастырской общиной в Виковаро, а затем — в ущелье Аньене, близ Субиака. Еще сегодня там показывают «священную пещеру», где св. Бенедикт якобы долго жил в смятении между искушениями и покаяниями.

Вместе с группой учеников, среди которых Мавр и Плацид, Бенедикт, согласно преданию, основал 12 монастырей вокруг Субиака, пока ревность местного клира не вынудила его перебраться в Кассино, где на суровом холме он основал самое значительное аббатство бенедиктинского Ордена, пережившее средневековье и уцелевшее до нашего времени. Он учредил также и центр затворничества для женщин, который поручил сестре Схоластике.

К сожалению, оригинальный текст бенедиктинского «Устава», который мог бы послужить драгоценным первоисточником, утрачен. Похоже, что он был составлен на крайне упрощенном, народном латинском языке. Язык этого документа был впоследствии изменен при многочисленных переписках начиная с VIII в., как говорили, ради «большей ясности», на деле же — чтобы придать его стилю более возвышенный тон, соответствовавший настроениям каролингского Возрождения.

Основные черты этого «Устава», не говоря о дисциплине сплочения обитателей монастыря в одну большую семью под главенством одного отца-настоятеля, аббата, характеризуются отсутствием крайнего аскетического ригоризма («ничего слишком резко, ничего слишком тягостно») и введением обязательного труда («молитва и труд»), которому должно было первоначально отдавать вдвое больше времени, чем молитве. Община обязана была обеспечивать свое существование и не слишком полагаться на вклады богачей, которые стремятся определять ее жизнь. Сельскохозяйственное производство снизилось в те времена до очень низкого уровня. Новые методы вспашки целины и обработки полей, введенные бенедиктинцами, улучшили экономические условия Западной Европы, и в конце концов монастырь превратился в феодальное имение со своими крепостными, с которыми обходились не лучше, чем с другими крепостными.

Настоятель стал Христом киновия, монастырь — маленькой церковью. Послушники обязаны безусловно повиноваться своему главе, который для них — пожизненный Самодержец. Религиозное воспитание и изучение текстов занимает значительное место. Не забывается и изучение и сохранение древних рукописей, которые благодаря этому были частично спасены от уничтожения. Бенедиктинская реформа пользовалась известным влиянием также и на Востоке, какие бы легенды ни ходили на этот счет. Некоторые места «Кодекса Юстиниана», касающиеся выборов настоятелей, внутреннего распорядка, общих спален, мер наказания, несомненно отражают атмосферу, навеянную в христианском мире «Уставом» Бенедикта.

Было бы преувеличением утверждать, что бенедиктинское движение стало на Западе массовым. И все же для малообеспеченных простых людей приобщение к ордену бывало значительным событием, которое способствовало их культурному и социальному возвышению.

В последующие столетия крупные обители возникли в Фарфе, в Сабине, в Сан Винченцо на Вольтурно, в Сан Сальваторе на Монте Амиата, в Тралье, в Нонантоле, в Сан Микеле делла Кьюза, а за пределами Италии — в Швейцарии (СанГалло), в Бельгии (Ставело), в Германии (Фульда, Ларш, Рейхенау), в Англии (Йорк, Мальм-сбюри) и во Франции (Корби, Флёри, Беке, Клюни). История этих монастырей стала составной частью истории христианского средневековья. Они способствовали охране наглухо замкнутого круга внушения и покорности, созданного средневековьем. И когда монастырская коррупция достигла высшей точки под сенью феодального режима, в недрах ордена зародилась сильная реакция на сложившийся порядок; она явилась предпосылкой реформы, имя которой дал один из бенедиктинских монастырей во Франции — Клюни.

 

ЮСТИНИАН: РЕСТАВРАЦИЯ ИЛИ КОНЕЦ ЭПОХИ?

Учение о единственной природе Христа по-прежнему имело влиятельных сторонников при византийском дворе, в окружении Феодоры — честолюбивой и склонной к интригам особы, ставшей супругой императора. Различные отклики на полемику по этому вопросу в значительной степени характеризуют правление Юстиниана (527–565).

Выходец из Скопле, в Верхней Македонии, родом из романизированной иллирийской семьи, Цезарь Флавий Юстиниан первоначально был приобщен к трону своего дяди Юстина в апреле 527г. Когда через несколько ме-сяцев государь умер, Юстиниан наследовал ему по праву. Юстиниан афишировал свои познания в теологии и любил дискутировать как равный с равными со своими епископами. Именно он предложил в 533г. одну достаточно дипломатическую формулу для определения христологиче-ской догмы («одно лицо из троицы было казнено на кресте»), которая, конечно, никого не удовлетворила, хотя и была одобрена римским епископом. Соперничество между Антиохией и Александрией еще более осложнило обстановку и толкнуло Юстиниана на крайние действия.

Не собирая синода и не советуясь с епископатом, император обнародовал эдикт, которым осуждал три сочинения антиохийской школы, ненавидимые александрийцами! труды учителя Нестория Феодора из Мопсуестии, Фео-дорета Кирского и послание некоего Ивы из Эдессы, который опровергал учение Кирилла Александрийского, победителя Эфесского собора. Разгорелась та самая полемика, которая получила наименование «трех капитул» или «Трех авторов». На деле поддержку получили монофизит-ские тенденции, хотя император прежде всего стремился обеспечить себе приверженность Египта.

Императорский декрет был отвергнут почти всеми западными епископами. Римский епископ Вигилий (537–555), направленный в 547 г. в Константинополь с особой миссией по этому поводу, вынужден был делать хорошую мину при плохой игре и старался выгадать время. И когда Юстиниан, чтобы сделать свой эдикт действенным, ибо он преследовал скорее политические, чем религиозные цели, созвал в 553 г. в Константинополе новый вселенский собор, Вигилий укрылся в одной халкидонской церкви, чтобы не быть вынужденным принять в нем участие.

В его отсутствие незначительное число соборных отцов, 165 человек, признали волю императора и пригрозили отлучением всем тем, кто отвергал осуждение трех упомянутых текстов.

В целом Запад не капитулировал, но римский епископ, остававшийся на Востоке, в конце концов уступил и подтвердил решение собора, признав его V вселенским. Его преемник Пелагий (555–561) после некоторых колебаний подтвердил оба решения, вызвав обширный раскол в лоне западного христианства, от Иллирии до Северной Африки. Миланские епископы противились принятию решений собора до 570 г., африканские покорились еще через несколько лет. Церковная провинция Аквилея-Градо разделилась, и в ней возникли две самостоятельные патриархии. В Градо раскол прекратился в 626 г., в Аквилле — только в 696 г. Эта деталь интересна тем, что в XII в. градский патриарх перенес свою резиденцию в Венецию, а в 1451 г., в момент окончательного крушения Византийской империи, градская патриархия была упразднена и титул патриархата перешел к Венеции, которая расширила свою юрисдикцию до Кастелло и Кьюджии.

Программа правительства Юстиниана — «одно государство, один закон, одна церковь» — сталкивалась с большими трудностями на протяжении 38 лет его правления.

Известное единство империи было достигнуто с обратным завоеванием части Западной Европы и африканских провинций. Однако обширные районы Испании и Галлии оставались в руках вестготских и франкских государств, Мавритания же не выходила из состояния постоянных мятежей вплоть до прихода арабов. Выдумка о том, что все суверены и местные военные вожди получили власть от Юстиниана, казалось, придавала вес его претензии на «реставрацию» империи в ее древних границах. Но действительность была совсем иной.

Что касается экономики и развития общественной жизни, то разрыв между Востоком и Западом стал еще шире. Близлежащие к Византии торговые центры пережили период известного подъема, чему способствовало, кроме всего прочего, разведение шелковичного червя, до того бывшее монополией Персии и Китая. Латифундия никогда не выполняла на Востоке, кроме некоторых пограничных территорий, тех функций, которые она сохраняла в Италии и вообще на Западе. 13 августа 554 г. Юстиниан выступил со своей «Прагматической санкцией». Он задался целью вернуть крупной земельной аристократии и церкви привилегии и владения, которых их лишили готы. Получившие свободу рабы и колоны должны были быть возвращены в их прежнее состояние. Но лонгобардская оккупация в-се эти намерения поставила под вопрос. Даже валютная и налоговая реформы были осуществлены лишь на Востоке. Ценность золотой монеты непоправимо упала на Западе.

Крупнейший след оставила в истории европейского общества попытка законодательного объединения империи, предпринятая Юстинианом в 529 г.

Под руководством группы юристов во главе с Трибо-нианом были собраны и изучены все римские законодательные акты, важнейшие основы которых были переданы в тексте из 150 тысяч строк. Этот труд донес до нас огромный материал, который еще и сейчас пронизывает всю юриспруденцию, свидетельствуя, кроме всего, о том, что базис социальной эксплуатации расширяется и модернизируется, но не меняется по существу.

С точки зрения Юстиниана, древние времена Рима «непогрешимы», но в VI в. мир уже не мог управляться старыми законами. Поэтому и предпринят крупнейший труд — составление кодекса, носящего его имя, который я вошел в 534 г. в так называемый «Свод гражданского законодательства».

Отжившие распоряжения и установления были переработаны и заменены новыми законами, или «Новеллами», вышедшими между 534 и 565 г., чтобы обеспечить эффективное руководство империей. Обрисовывалось государство, покоящееся на всепроникающей капиллярной бюрократической сети, которая направляет труд миллионов лишь частично свободных людей, зависящих от абсолютного главы государства, представителя бога на земле, ни перед кем не ответственного за свое правление. В преамбуле к «Новелле VI» Юстиниан рассматривал себя как монарха и священника, высшего светского и духовного правителя. Это триумф концепции восточного деспотизма, идущей дальше всего, что пытались ввести в правление сами языческие императоры.

«Исповедания веры» вселенских соборов от Ннкейско-го до Халкидонского были положены в основу гражданского общества с целью построения «доброго церковного порядка». Преследование еретиков, будь то ариане или несториане, монтанисты или донатисты, и «нехристей», включая иудеев и самаритян, положило начало режиму абсолютной нетерпимости, которая позже станет составной частью доктрины папства и войдет в практику всех средневековых государств. Сектантские церкви и синагоги должны были быть закрыты или переделаны в ортодоксальные храмы. Те, кто «более не почитают истинного бога», лишаются общественных, гражданских и муниципальных постов и изгоняются из свободных профессий. Каждое проявление религиозного неповиновения сурово каралось, вплоть до конфискации собственности еретика в пользу верующих.

Различные социальные группы, которые свою оппозицию системе еще скрывали под религиозным обличием, перешли в результате в подполье, откуда они вышли как организованная сила только через несколько столетий, когда вспыхнули великие еретические движения средних веков, потрясшие как Восток, так и Запад.

Попытки политического, юридического и религиозного упрочения империи обычно представляют как результат возвращения Юстиниана к «римскому началу».

Нет сомнения, что таковы и были намерения императора и большинства его ближайших помощников. Но это был ложный, необоснованный план, предназначенный скрыть непреодолимые противоречия, которые проявлялись в византийском мире, в развитии экономической, социальной и культурной жизни. В действительности то был окончательный закат античной эры.

Об этом закате свидетельствуют, кстати, и изобразительные искусства, такие, как мозаики на общественных зданиях и базиликах того времени. Вспомним великолепные мозаики Равенны, византийского патриаршего престола, ставшего центром греческого влияния в Италии. Они вводят нас в область мистического преображения, озаренного блеском золотых и серебряных тонов, в мир имперских сановников, мужчин и женщин в позах богов. Они уже далеки от античной латинской традиции — реалистической, более связанной с человеком и условиями его жизни, которая отражена была и в самом примитивном христианском искусстве ранних времен.

В этих мозаиках, как и в византийском обществе, каждый должен был занимать место, отведенное ему «судьбой».

 

ЛЕТОСЧИСЛЕНИЕ НОВОЙ ЭРЫ

Представление о том, что с рождением Христа началась новая эра в истории человечества, возникло в гражданском и церковном обществе не сразу, даже после полного утверждения христианской империи. Осознание бытия всегда запаздывает по отношению к самому бытию. Счет времени по-прежнему вели от основания Рима или от того или иного государя либо начиная с какого-нибудь жизненно важного события в истории церкви, такого, например, как гонения Диоклетиана. Только теперь, именно в эпоху Юстиниана, появляется потребность начать его с новой даты, которая знаменует начало христианской эры.

Первые расчеты, в массе своей достаточно ребяческие, восходят к деятельности монаха Дионисия, возможно скифского происхождения, пришедшего в Рим к концу V в. из отдаленных земель на севере от Дуная, где чувство принадлежности к римскому миру было ослабленным. О Дионисии известно весьма немного. Упоминания о нем встречаются преимущественно в сочинении его друга Кассиодора «Установления божественных писаний» (I, 23), написанного в 556 г. Латинские источники именуют его «малым», в отличие от мифического Дионисия, прозванного Дреопагитом, которого якобы обратил апостол Павел и которому в первой половине VI в. приписывали многие сочинения неоплатоновского и мистического содержания.

По всей видимости, Дионисий мог происходить из состоятельной семьи и после пребывания в монастыре, в окрестностях Антиохии, он мог перебраться в Константинополь, чтобы усовершенствоваться в знании греческого и латинского языков. В Рим он прибыл не ранее 497 г. и нашел приют в монастыре св. Анастасия, на Палатинском холме, живя в котором он отдался переводам с греческого теологических текстов, житий аскетов, декретов и постановлений. Собранный им свод из нескольких сотен канонов, папских декреталий и соборных актов от Сириция до Анастасия II (496–498) известен под названием «Дио-ниссиана». Он также ввел на Западе таблицу пасхальных циклов Кирилла Александрийского, охватывающую период с 437 по 531 г.

Вероятно, в ходе этой работы, предназначенной всего лишь фиксировать на многие годы дату празднования пасхи, установленную в Никее, но еще не всеми признанную, особенно на Западе, Дионисий ощутил потребность уточнить год рождения Иисуса на основе тех немногих туманных и противоречивых данных, которые сообщают евангелия.

Не имеет ни малейшего значения, что он пришел к выводу, будто Иисус родился 25 декабря 753 г., считая с основания Рима, и что 754 г. является тем самым первым годом новой эры. Вычисления Дионисия лишены какого бы то ни было исторического значения. Но идея начать летосчисление с этого события революционизировала весь календарь и в конце концов возобладала. Новая эра была прозвана «вульгарной», то есть народной.

Так родилось понятие «до и после Христа», которое ныне обычно для нашей хронологии. Но в те времена оно таким не казалось. Это настолько очевидно, что несколько столетий спустя его употребление оставалось лишь обычаем хронистов и немногих церковных авторов.

В общественных документах это понятие закрепилось лишь постепенно: во Франции и Англии — в VIII в., в Германии — в IX в., в Италии — между IX и X в. В Риме, в официальных актах понтификов, оно появляется впервые в 968 г., при Иоанне XIII. В Испании до XIV в. продолжали считать годы от эры Августа (38 г. до н. э.). В Византии исходили из даты сотворения мира, которое Константинопольский собор (681 г.) — третий под этим именем и VI вселенский — фиксировал в 5509 до н. э.

Летосчисление по Дионисию лучше, чем другие соображения, иллюстрирует ориентацию эпохи Юстиниана.

Это нововведение подводит нас к началу новой эпохи в истории. Восстановление римского мира было отныне невозможно. В момент крушения античных экономических и социальных структур стало фактом осознание на деформированной религиозной идеологической основе начала новой эры.