Твоя возлюбленная – в крик: «Ему милы лишь шлюхи!» Какие же о ней теперь пойдут по свету слухи?

За то, что женщин я люблю, Ты женственным меня зовешь; Что ж – мужественным звать тебя За то, что ты к мужчинам льнешь?

Так бурно клялся он, что к шлюхам ни ногой, Что сунуть нос теперь не смеет он домой.

Кто скажет, что ему не до жены? Ведь он такой любитель старины.

Отец твой завещал всё беднякам. Коль так, И ты не обделен – ведь ты теперь бедняк.

На свой портрет лишь тем похожа Фрина, Что размалеваны и девка и картина.

Бедняга! сколько он потел напрасно, Стараясь темным быть. А всё с ним ясно.

Пока число твоих грехов растет, Число волос – заметь – наоборот.

Ральф умер стоя – так же, как и жил: Он ложе еще раньше заложил.

С охваченных пожаром кораблей Куда бежать, как не в пучину? Люди Бросались вплавь – и гибли средь зыбей Под выстрелами вражеских орудий. Несчастным нет спасения нигде: Кто не утоп в огне, сгорел в воде.

Не раз случалось людям уплывать Вослед за Солнцем, уходящим спать. Но дальше Уингфилда, который флот Увел в края блаженных, на заход, Никто и никогда не заплывет.