Хукеру в длинной защите нет нужды. Толстенная книга — О, трепещи, супостат! – весом одним защитит.

Жозеф, ты здесь подвизался лет исчисленье поправить. Зря только ратуешь – ведь церковь, закон, сам монарх Не навели в исчисленье порядка. Твоя же заслуга В том, что не сделал сложней ты исчисление лет.

Если б отблеск твоей, о бард, лампады Пал на книги мужей весьма ученых И премудрых в делах земли и неба, В нас бы сразу рассудок прояснился. Но их держат веков паучьи сети… Так никто никогда не вторил древним, Чтобы древним, как ты, искусно вторить. Тки, вития, словес осенью пряжу! Им в рожденье даны, как масть, седины, Ибо книгам жить в детстве не пристало — Стариками родятся сразу книги, Дать которым бессмертье ты задумал. Равный древним в труде и даре слова, Превзошел ты сей век и век грядущий. Так прими же дары пороков наших. В них отцов мы затмили и потомков.

Книгу – станка порожденье – охотно приемлет читатель. Все же любезнее та, что родилась от руки. Нынче Майн присмирел, и Сене он данник исправный, В дом победителя шлет Франкфурт ученья дары. Книга, в печатной крещенная краске, на полке томится, Гибнет в трехперстной пыли, мошкам на пир отдана. Если ж рукою написана книга, почета достойна Оная. Быть ей в ларце древнему свитку сестрой. Феб, расскажи мне, как малые дети в игре преуспели Юную книгу довесть до стариковских седин. Правда, немного в том чуда, что Эскулапово племя Молодость рваной в клочки книге сумело вернуть. Если же отрасль отцова свершила сие превращенье, То и родитель вдохнет младость в меня, старика. О долголетье, оно тяжкой старостью нас удручает, Делает глупым дитем, но молодым – никогда! Только тебе, Ветхий днями, дано останавливать время, И молодеет Адам, ведая мышцу Твою. Будем же, славный приятель, обманывать жизни унылость Добрыми книгами и дружбой, достойной небес. Книга, постылая прежде, как только ее возвратил ты, Стала любимой стократ, стала и вправду моей.

Прежде, в миру, мне исправно служила печать родовая — Связка чеканная змей по гербовому щиту. Ныне, священником став, герб отвергаю фамильный И принимаю взамен церковью данный мне герб. Здесь, в средоточье герба, спасительный крест ты увидишь, Загнутый по краям, с якорем сходен сей крест. В сих очертаниях смысл заключен сокровеннейший: если Крест терпеливо несешь, якорем станет твой крест. Якорный крест Иисусу Спасителю служит опорой, — Смог он, распятый за нас, в якорь свой крест обратить. Но сохранил я змею с родового герба: если новый Путь Бог избрал для тебя, старый не просит забыть. Змеи мудрость даруют, но часто, влачася во прахе, Смерть нам сулят, но когда змеи к кресту причтены, Служат они к излеченью. Исполнимся мы благодати, Если крестом обладать будет Натура сама. Крест – средоточье всего, но крест, утвердившийся в якорь, Символом веры предстал. Мой катехизис — сей крест. Здесь же, под малой печатью, немало даров прилагаю. Шлю им молитву вослед – дружбы вернейший залог. На обороте увидишь святого, чье имя ты носишь. Пусть же пребудет с тобой благословенье его.