Королевскую семью втиснули в крошечную ложу переписчиков, расположенную как раз за трибуной Собрания. Так было сделано для того, чтобы тиран и его семейство могли следить за ходом дебатов по поводу собственной участи. Дебаты продолжались целый день и часть ночи.
Дофин узнал имена всех депутатов. Он познакомился со всеми новыми идеями, открыл истинную жизнь революции — этой ярмарки тщеславия, с ее карманниками и балаганными актерами.
Если бы не постоянное тревожное ощущение, он бы давно заснул под шум речей, убаюканный нереальностью происходящего. Но откуда все время доносятся выстрелы? Значит, во дворце идет сражение, и швейцарские гвардейцы, которые хотели их защитить, убиты? Королевские апартаменты разграблены, окна выбиты… Затем в Собрании появились и первые мятежники, покрытые пылью и кровью: они складывали на стол перед председателем награбленное, и дофин узнавал золотые кубки, шелковые покрывала, драгоценности матери… Один из инсургентов протянул покрытую кровью руку к ложе и заявил, что предлагает нации свою собственную руку, чтобы умертвить тирана. Он был так близко, что брызги его слюны попали на Нормандца, и того стошнило. Пришлось просить воды и тряпок, чтобы умыть ребенка привести в порядок его одежду.
Потом дебаты возобновились — нужно было наконец решить, что делать с королем и куда поместить его семью.
Кто-то предложил: в Люксембургский дворец. Споры затянулись до бесконечности. Кондорсе был назначен гувернером принца, который в конце концов заснул на коленях у матери.
Проснувшись на следующее утро все там же, перед этим Собранием, которое продолжало кричать, протестовать, требовать низложения, тюремного заключения, смерти, Нормандец произнес ту знаменитую фразу, которая полностью характеризовала и его, и все происходящее (хотя, возможно, он произнес ее и раньше, утром 6 октября в Версале, или в Варенне — или вообще никогда не произносил): «Мама, вчерашний день еще не кончился?»
Именно этот вопрос стоял перед Революцией: долго ли еще продлится вчерашний день? Ребенок, который задал его, навсегда остался узником вчерашнего дня, королем без будущего.