Все как обычно. Забираю маму, едем к Трише и Джону. Бокал вина. Болтаю с Тришиной сестрой. Помогаю готовить рулеты, пирожки и бутерброды. Еще бокал вина. Потанцевали. Спели под караоке – это устраивал Брайан, друг Джона. Потом куранты. «Auld Lang Syne» . Все целуются.

Может быть, все-таки Джимми прав, и надо как-то иначе встречать Новый год. А может, оттого, что ни его, ни Энн Мари рядом не было, я и настроения праздничного не ощущала. Я словно сидела в какой-то колбе, ничего толком не видела, все было как в тумане, и никто туда ко мне проникнуть не мог.

— Я думала, Джимми к двенадцати будет. — Триша открыла духовку, достала противень с рулетиками из бекона и сыра и поставила на стол. — У меня еще пирожки с овощами. Оставить ему? А то мясоеды все не слопают.

— Не надо, Триш - наверно, он вообще не придет. Кажется, он там на всю ночь.

Она перестала раскладывать еду и уставилась на меня:

— Лиз, он что, совсем того из-за этого буддизма? Это же традиция – встречать Новый год всей семьей. Не помню, чтобы мы хоть раз не собрались.

Отвечать мне не пришлось - на кухню вошел Джон:

— Триш, а нет у нас еще бутылочки виски?

Я ушла в ванную и встала у раковины, оперевшись на край. Неужели она не помнит, что один раз меня все-таки не было? Не помнит, что случилось шесть лет назад? Или забыла, что это было под Новый год? Похоже, никто не помнит. Даже мама. Сидит на диване со стаканчиком виски и сигаретой в руках, болтает с Розой, наслаждается обществом. Она забыла. И Джимми, где бы он ни был.

О таком говорить не принято. Такое в календаре не отмечают. День рождения Энн Мари, мамин прием у врача, новогодняя вечеринка, выкидыш.

Я плеснула в лицо холодной водой. Под глазами — темные круги.

Ванная у Триши персикового цвета. В прошлом году сделали ремонт. Плитка бледно-оранжевая, по бордюру цветочный орнамент, остальное выкрашено в бежевый цвет. Полотенца оранжевые. Всё в тон. И освежитель воздуха пахнет апельсином. На туалетном бачке аэрозоль - «Мандарин».

Я помню больничный туалет: зеленовато-серый пол с блестящими песчинками, отдает дезинфицирующим средством. Что-то хвойное - тошнотворный запах. И кровь, ярко-красная кровь – я хотела помыться, а она полилась на пол, сквозь белье и толстенную прокладку. Помню, как, опираясь о край раковины, увидела в зеркале свои глаза, и темные круги, — и поняла, что это все.

Когда я вышла из ванной, все толпились у окон и смотрели, как падает снег – в небе кружились хороводы снежинок.

— В Рождество не было, зато под Новый год выпал. Здорово, правда?

Снег едва припорошил мостовые и дороги. По дороге медленно проехала лиловая машина и остановилась у входа. Из нее выскочила Энн Мари, помахала нам и кинулась к двери.

— С Новым годом… а я первый гость ?

— Нет, солнышко - дядя Пол уже заходил, сразу после курантов.

Она подошла и чмокнула меня:

— Мам, с Новым годом!

— Доча, с Новым годом. Как вы там встретили? Хорошо?

— Отлично, просто здорово. А папы нет?

— Еще не пришел. А кто тебя подвез - Ниша с сестрой?

— Ага.

— Надо было их пригласить.

— Я приглашала, но они торопились домой, сказали, что мама будет волноваться.

— Понимаю, тут еще и снег пошел. Наверно, скоро бабушку домой придется увести.

— Не знаю, мам. Мне кажется, ей тут очень даже неплохо.

Мама сидела на диване со стаканчиком в руке, как царица в кругу придворных.

— А если снега еще больше выпадет, и потом подморозит? Не хочу, чтобы она поскользнулась. За руль я не сяду, вина выпила. И вряд ли здесь есть кто-то трезвый.

— А папу не хочешь подождать? Он-то наверняка не пил.

— Не знаю, доча. Вроде он там допоздна, а может, и вовсе до завтра.