Ода «Очагу»

К школе, к проблемам образования имеет отношение — так или иначе — каждый из нас. Мы и сами учились когда-то (или продолжаем учиться), и дети наши учились-учатся, а кое-кто уже и с внуками заново входит в удивительную, вечно новую страну под названием Школа. Поэтому вопросы, которые мы задаём школе, — самые жгучие. Школьные беды и неприятности — вопиют. Радости — восхищают и вдохновляют. А произведения, которые создаются учителями и детьми как бы изнутри Школы и о ней, всегда находят благодарных читателей. В разные годы в нашем журнале появлялись эссе, статьи, документальные повести и даже фрагменты уроков, напрямую связанные с педагогическими инновациями. Одна из них — проект Школы диалога культур В. С. Библера. Сегодня, спустя почти тридцать лет с начала его теоретической разработки, последователи Библера подчёркивают, что шдк не только не удалось реализовать в полном объёме ни в одном образовательном учреждении, но даже отдалённые подступы к ней оказались весьма и весьма сомнительными. что ж! такова, наверное, судьба большинства великих идей! Они светят мечтателям для того, чтобы жизнь не стояла не месте, а уж какие факты возникают там, куда падают — хотя бы косвенно — их живительные лучи, — дело интерпретаторов и суровых менеджеров.

Диалогическое образование, возникшее в перекрестье множества таких лучей, в том числе и би-блеровской ШДК, в последние десятилетия активно набирает обороты. Многие воспринимают его как альтернативу, с одной стороны, скучной казарменной авторитарной педагогике, которою воспитано в массе своей нынешнее старшее поколение, с другой, — общеобразовательным заведениям, ориентирующимся на американскую традицию, — минимум знаний, вообще — любого давления, максимум свободы для играющих детей. Можно ли найти золотую середину? Делается ли что-нибудь в этом направлении? Есть ли успехи? Вероятно, ответы на эти вопросы — в практике конкретных школ. Одну из них, харьковскую гимназию «Очаг», мы пригласили на страницы «Синей тетради».

Очаг — известное слово в нашем городе. «Очаг» — это гимназия в Харькове.

Об «Очаге» можно столько разного услышать.

Выпускник наш рассказывает: «Преподаватель в институте на истории культуры говорит: было такое дело — Эдип. Все сразу: не, не знаем, не слышали. Я говорю: знаю. И потом с преподом о роке и судьбе спорили даже после пары, на улице, пили, курили и спорили».

Ну что ж, приятно: наши дети обучены о роке и судьбе поспорить.

Тётя в городском автобусе, проверяющая билеты: «Вы в «Очаге» работаете? Они у вас там все вундеркинды (с иронией). Кто учиться не хочет, из всех школ повыгоняли, к вам идёт».

Ну что ж, обидно. Есть ли правда в её словах?

«Очаг», с одной стороны — аббревиатура, расшифровывается так: общеобразовательная частная гимназия. С другой стороны, важно прямое значение этого слова: тёплое и объединяющее, — и оно-то бросает отсвет на всё, чего ни есть в «Очаге».

Мастером такой игры: прямое значение, переносное, буквы, звуки, раскинутые для объятия руки. — был один из основателей гимназии детский поэт Вадим Александрович Левин. Но всё же название, наверное, основатели придумали вдвоём: Евгений Валентинович Медреш и Левин. Потом Левин уехал на житьё-бытьё в разные страны, а Ме-дреш остался директором на долгие годы жизни «Очага», которых на сегодня 17. Медреш остался хранителем, а может, скорее, созидателем духа «Очага», и этот дух есть главное.

На одном из выпускных вечеров дети выходили по одному на сцену и говорили: «Очаг» — это...» Говорили что-то своё, неожиданное, не известное другим. Один мальчик (Русик Борисов) вышел и несколько раз прокричал: «Очаг» — это свобода! «Очаг» — это свобода!»

В выпускных альбомах дети пишут, что им запомнилось за годы ученья. Им обычно запоминаются походы, праздники, необычные гости в школе, песни, которые они пели или сочиняли сами, а также невероятные проказы... А я помню их сочинения, необычные мысли, дискуссии. И каждый раз удивляюсь несовпадению наших воспоминаний. Я знаю, всё верно — они, дети, помнят в школе, грубо говоря, перемены; а я, учитель, люблю, грубо говоря, литературу; мне важны дети, литература и их встреча друг с другом. Вот эти встречи я и запоминаю.

А вот тут, когда Русик Борисов сказал, совпали моё и детское: да, «Очаг» — это свобода. Наверное, не случайно «Очаг» возник в 1992 году в свободной Украине.

Но важно разобраться, что за этим словом стоит. Как понимает эту свободу Русик, и как понимаю её, скажем, я.

У нас не принято орать на детей. Учителя, для которых это «не принято», неприемлемо, обычно в «Очаге» не задерживаются.

Но у нас не принято орать и на учителей. Ни директор, ни завучи орать не будут. Если у школы неприятности, совсем не обязательно, что их спустят по цепочке вниз, как это часто бывает в других заслуженных коллективах. Если учителю что-то нужно: какая-нибудь неведомая миру справка или невиданное одолжение — в «Очаге», скорее всего, администрация это сделает. И сама эта атмосфера: «можно всё, что возможно и не ущемляет других людей», — эта атмосфера часто идёт сверху вниз и доходит к детям.

Можно позвонить от секретаря? — Можно. У меня голова болит. Можно у вас в учительской чаю попить? — Можно. Можно пересдать эту контрольную? — Можно.

В редких случаях, когда я бываю в других школах, я удивляюсь сразу ощущению несвободы, «неочаговскости», униженности детей, родителей, учителей. Ждите за дверью, телефон не для детей, родителям до звонка быть на улице. Одни формы речи чего стоят!

Многие дети, прибитые в других школах учителями или жестокостью детей (с которой не могут справиться взрослые, или не хотят справляться), расцветают в «Очаге». Часто слышишь: я до «Очага» в три школы носа не показывал.

Бывает, что этот пьянящий воздух свободы, как профессору Плейшнеру из «Семнадцати мгновений весны», какому-то ребёнку не показан. Я-то думаю, что свобода хороша для человеческой особи в принципе, просто у этого ребёнка механизмы нарушены предыдущим дурным воспитанием.

А бывает, что механизмы нарушены у родителей. За последнее время я уже дважды видела, как родители забирают ребёнка из «Очага», приговаривая: «Слишком хорошо, слишком мягко, ему же потом жизнь жить у нас, в нашем мире».

Подразумевается: ребёнку-то жить в атмосфере житейского зла, несвободы, а вы его окружаете, грубо говоря, добром.

Я думаю: пока росток мал, его нужно поливать, беречь и окучивать, а уж окрепнув, став деревом, он сам выдержит засуху.

Не случайно, что в таком «Очаге» есть особый целостный гуманитарный курс, рассчитанный на несколько лет обучения. Это очень важная для меня составляющая жизни школы, о принципах курса и его воплощении — отдельно.

Сейчас вот о чём: мне кажется, что без этого курса на восемьдесят процентов «Очаг» был бы не собой, а уж на сто процентов этот курс может жить только в такой атмосфере, как воздух «Очага».

Недавно я была на курсах повышения квалификации учителей языка и литературы. Главное, на что жаловались учителя: дети не читают. А у нас читают. Не все и не всё, но главным образом — да, читают. И сочинения не качают из сети, а пишут сами.

Это достигается особыми педагогическими методами. И человеческими методами, которые тоже можно назвать педагогическими. В частности, заинтересованностью учителя и всего учебного сообщества детей в каждом ребёнке, в личностном, особенном, обоснованном, продуманном высказывании каждого ученика. В его особом собственном мнении. (Что ж, в этом тоже есть опасность. Учась в институте, наши дети часто жалуются: нас не слушают, никому не интересно, что мы думаем. А мы привыкли быть вам интересными).

Подростки, которым так важно засвидетельствовать своё присутствие в мире, могут высказать свои суждения о книгах, о героях (и, говоря о героях, косвенным образом — о себе), о жизни вообще, о стране своей, наконец.

Бывают «обломы» в нашей учительской жизни: не хватает педагогических средств, психологических знаний, иногда сил и времени, чтобы помочь ребёнку или просто-напросто справиться с ним. И если ребёнок мешает учиться и нормально жить в школе другим детям, мы его из «Очага» выгоняем. Но это бывает не так часто. Куда он пойдёт, горемыка?

Но я сейчас не об «обломах». Если бы их было слишком много, я бы в «Очаге» не работала. В конце концов, есть специальности и полегче. Я о радости.

Жил себе мальчик Вова в пятом классе. Ничего не мог сказать и написать. Отсутствовала речь — устная и письменная. Учителя знают: полстраницы пишутся одним предложением без знаков препинания, и мысль запутывается сама в себе и в своём синтаксисе.

Потихоньку у Вовы желание учиться появлялось, и книжки читать, и быть успешным. К десятому классу и речь письменная появилась. Честно говоря, такое бывает нечасто.

Мне нравится, что Вова надо мной подшучивает. Когда я ищу слова о произведении, Вова в паузе вставляет наше (Владимира Зиновьевича Осетинского и моё) выражение: «Как это сделано!» А я его называю «мой друг Вова».

Всё это возможно только при свободе учителя. Учитель готовит урок по своему плану и разумению, но очень чутко реагирует на высказывания детей и может свой план изменить на ходу. Для этого учитель должен сам не бояться того уровня свободы, который им же и задан, не бояться самых невероятных высказываний детей, а иметь собственное мнение о книге и, самое страшное, — о жизни.

К примеру, самые острые высказывания последних лет.

Вася Скакун. У Толстого гомосексуальные наклонности, а иначе, почему он пишет, что Николай Ростов в царя влюбился.

Сеня Дудинов. Достоевский — сопляк, не осмелился описать сцену изнасилования, и потому Свидригайлов отпустил Дуню.

Вова Виноградов. Как при Гоголе взяточничество было, так и сейчас есть, и нормально, все так живут, и только дети не понимают, что иначе нельзя.

Учитель не пугается, а выносит на обсуждение острые вопросы. В хорошо воспитанном учебном сообществе, привычном к чтению сложных книг, всегда найдутся интересные оппоненты.

Учитель обычной школы скажет: где я найду учебное время для этих ваших обсуждений? А я скажу: эти обсуждения важнее для понимания книг и желания детей читать книги, чем любое точное выполнение программы. И администрация «Очага» меня поймёт и не будет гнобить за нарушения.

Важно только, чтобы нарушения были не разгильдяйскими, а содержательными.

Для меня существенно то, что часто наши обсуждения книг касаются формы (как это сделано!) и не отделимого от неё смысла и часто выскакивают прямо в нынешнюю жизнь. «Наша страна — такая же, как при Гоголе, мы все отсюда уедем». «Никуда мы не уедем».

Но хочу ещё раз заметить: о жизни в связи с книгами говорят дети у любого хорошего учителя литературы, это множество раз проговорено, а у нас очень большое место дано обсуждению самого устройства литературного произведения, самой поэтики книги.

Недавно стояла в очереди в посольстве за Шенгенской визой. Люди стоят на улице, советуются, разговаривают. Один дядя сказал: «В нынешней Украине есть только олигархи и быдло, больше никого».

Себя он, естественно, причислил к быдлу, поскольку олигархи в очередях в посольства не стоят. (Во всяком случае, я ни одного не видела). Позиция удобная, ведь быдлу можно не задумываться, хорошо или плохо «оно» поступает.

Не знаю, станут ли наши ученики олигархами, но точно знаю, что они не станут считать себя быдлом.

Так что некто третий — не олигархи и не быдло — в нашей стране есть. Можно назвать его обычным человеком, можно — обычным интеллигентом. Именно его мы растим и воспитываем. И, как говорил Евгений Шварц, «ведь если вдуматься, люди заслуживают тщательного ухода». И наш ученик тоже заслуживает.

 

О гуманитарном образовании в «Очаге»

Очаговская свобода, как я уже говорила, распространяется и на учителей, и на детей. А для учителя-гуманитария особенно важно следовать своим предпочтениям, точнее даже сказать, пристрастиям, в литературе, истории или живописи. И потому «Очаг» особенно славится в нашем городе именно гуманитарным образованием: у многих учителей-гуманитариев в «Очаге» есть собственные, личностно выстроенные программы. По своей программе работает преподаватель литературы О. И. Нестерова, истории мировой культуры Н. Л. Перская, изобразительного искусства И. Л. Литовская и другие. Прочитать об их работе можно на сайте «Очага».

Но мне бы хотелось рассказать о нынешнем состоянии той части гуманитарного образования в «Очаге», которая задумывалась как попытка воплотить хотя бы частично Библеровский проект Школы диалога культур. Это происходит в тех классах, где мировую литературу преподаёт В. З. Осетинский, я преподаю русскую литературу, а И. М. Солома-дин — историю и историю мировой культуры.

В. З. Осетинский так описывает ход нашей работы: «В конце 1980-х гг. С. Ю. Курганов и И. М. Соломадин познакомили Е. Г. Донскую и меня с поразительным педагогическим проектом В. С. Библера. Мы стали читать работы Библера, ездить на конференции шдк и скоро увлеклись этим, пусть утопическим, но грандиозным проектом создания принципиально новой школы. В 1992 году открылся «Очаг», и мы совместно с И. Соломадиным, И. Романовым, О. Нестеровой, И. Литовской создали Лабораторию гуманитарного диалогического образования. Мы понимали, что реализовать здесь и сейчас проект шдк, охватывающий все учебные предметы и все классы школы, нам не удастся. Но мы предположили, что способствовать развитию у учеников диалогического мышления, воспитанию «человека культуры» может особым образом построенный единый гуманитарный курс в средней и старшей школе. Этот курс должен быть рассчитан на 6 лет, на работу со школьниками 6-11 классов и включать ряд тесно связанных между собой учебных предметов (история, литература, философия, изобразительное искусство). Каждый год предметом понимания на всех уроках курса должна стать определённая историческая культура: первобытная культура и культура Древнего Востока в 6 классе, античная культура в 7 классе, культура средних веков в 8-ом, культура Возрождения в 9-ом, культура Нового времени в 10-ом и культура xx-xxi веков в 11 классе. Работа курса должна строиться на изучении произведений соответствующей культуры.

Речь шла не о «погружении» детей в исторические культуры, не об игре учеников в древних римлян или египтян. Целью такой работы должно было стать понимание современными детьми исторических культур как уникальных собеседников, обладающих собственным лицом и голосом, настрой на диалог с этими собеседниками, на мышление в диалоге с ними. Отсюда ориентация не на рассказ о культуре, а на работу с её произведением, понятым как форма, в которой историческая культура осознаёт, формирует и выражает своё видение мира и ценностный кругозор, и в то же время как «запечатлённая речь» культуры, её высказывание, которое нуждается в понимании и ответе.

Над воплощением (и развитием, уточнением, конкретизацией) этого замысла мы работаем уже почти 20 лет».

В этом замысле особую роль играет курс русской литературы. В программу курса входят главным образом те же произведения, что и в традиционную школьную программу. Но специфику очаговского образования составляют те части программы курса, которые находятся в прямой связи с курсами мировой литературы и истории мировой культуры. Так, в начале 7 («античного») класса, когда школьники изучают эпосы Гомера и Гесиода на уроках мировой литературы и имк, на уроках русской литературы подростки читают стихи Пушкина, Тютчева, Мандельштама, Бродского, в которых звучат античные мотивы и образы. В 8 («средневековом») классе ученики одновременно встречаются с Евангелием от Матфея на уроках мировой литературы и со стихами Пастернака, посвящёнными евангельской тематике, на уроках русской литературы. Дети получают возможность увидеть неисчерпаемость произведения и реальность его долгой жизни. Вот Гомера читал Мандельштам, необыкновенный читатель, а вот только что читали Гомера мы, и сила, острота, свежесть наших собственных впечатлений придаёт для нас особый смысл чтению Мандельштама в его беседе с Гомером. И самого Мандельштама мы понимаем точнее и глубже.

Сопряжение курсов русской и мировой литературы происходит как на уровне предмета понимания, так и на уровнях осваиваемых школьниками методов работы учебного сообщества, способов понимания книг.

Основным методом учебной работы для нас оказывается учебный диалог — метод, некогда предложенный С. Ю. Кургановым. Ещё одна цитата из статьи В. З. Осетинского: «Мы предполагаем, что действительно глубоко понять книгу можно только в процессе диалога разных её читателей. Поэтому основой учебной деятельности в курсе становится не рассказ учителя о книге, не объяснение учителем книги, а совместная — учеников и учителя — работа над книгой, их диалог, направленный на понимание произведения. Учитель организует и ведёт диалог в классе. Он помогает каждому ученику осознать и удержать его собственные вопросы, мысли, делает высказывания детей предметом обсуждения в классе. Учитель — один из участников диалога и при этом ни в коем случае не должен вести учеников к заранее известным ему ответам: определённому прочтению книги, определённому решению проблемы. Учитель всегда должен быть готов к тому, что диалог в классе «взорвёт» намеченный им сценарий урока, что работа пойдёт по-другому, и ученики откроют в книге вовсе не то, что он предполагал. Такая работа ведёт не к получению «общего продукта», не к появлению единого, общего для всех прочтения книги, но к тому, что каждый из участников диалога углубит своё понимание».

В такой работе нет первых и последних, отличников и отстающих, голос каждого ценен, выслушан со вниманием и уважительно. Дети учатся размышлять над высказыванием другого, прояснять и углублять свою мысль в диалоге с ним.

Читателям журнала «ДиН» мне хотелось бы коротко рассказать о некоторых уроках русской литературы. Это работа с Евангельским циклом Б. Пастернака из «Стихотворений Юрия Живаго». Эти стихи обсуждаются в то время, когда на уроках мировой литературы идёт работа с Евангелием от Матфея. Эти уроки специфически очаговские, более того, связаны именно с программой моей и В. З. Осетинского. Мне кажется, не только учителю, но и вообще взрослому читателю стихов интересно, что в них открывают современные подростки. А для меня как учителя ещё важна попытка преодолеть вместе с ребёнком страх мыслить самостоятельно, а затем и говорить, и писать своими собственными словами. В подростковом возрасте дети теряют обычно смелость собственного высказывания. Когда я в десятом классе как-то посетовала своему любимому классу на то, что вот сейчас они всё больше молчат, а в пятом-шестом обижались, что очередь сказать не так быстро приходит, Антон Черных ответил мне: «Мы тогда морозили, что попало». Они и тогда не «морозили, что попало», но эта реплика Антона говорит мне, что сейчас им страшно «сморозить» что-нибудь, «потерять лицо».

 

Евангельский цикл

Этот цикл уроков начинался с моего рассказа о Б. Пастернаке, об истории написания и бурной жизни романа «Доктор Живаго», о самом герое Юрии Живаго, которому автор «отдал» свои лучшие стихи за 10 лет. Первым я предложила обсудить стихотворение «Рождественская звезда». Мы прочитали само стихотворение и те евангельские стихи, где говорится о рождественской звезде. Домашним заданием (дз) было найти метр и размер и странности в стихотворении.

- Пойдёмте со всеми, поклонимся чуду,— Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко. По яркой поляне листами слюды Вели за хибарку босые следы. На эти следы, как на пламя огарка, Ворчали овчарки при свете звезды. Морозная ночь походила на сказку, И кто-то с навьюженной снежной гряды Всё время незримо входил в их ряды. Собаки брели, озираясь с опаской, И жались к подпаску, и ждали беды. По той же дороге, чрез эту же местность Шло несколько ангелов в гуще толпы. Незримыми делала их бестелесность, Но шаг оставлял отпечаток стопы. У камня толпилась орава народу. Светало. Означились кедров стволы.

- А кто вы такие? — спросила Мария. Мы племя пастушье и неба послы, Пришли вознести вам обоим хвалы. Всем вместе нельзя. Подождите у входа. Средь серой, как пепел, предутренней мглы Топтались погонщики и овцеводы, Ругались со всадниками пешеходы,

У выдолбленной водопойной колоды Ревели верблюды, лягались ослы. Светало. Рассвет, как пылинки золы, Последние звёзды сметал с небосвода. И только волхвов из несметного сброда Впустила Мария в отверстье скалы. Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба, Как месяца луч в углубленье дупла. Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола. Стояли в тени, словно в сумраке хлева, Шептались, едва подбирая слова. Вдруг кто-то в потёмках, немного налево От яслей рукой отодвинул волхва, И тот оглянулся: с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества.

Домашнее задание

Ксюша Утевская. Метр в стихотворении «Рождественская звезда» — амфибрахий, количество стоп колеблется от двух до четырёх. Странности в стихотворении:

1. непонятно, что случилось со временем, и странно, как могло появиться («виденьем») всё будущее, причиной которого стало Рождество;

2. как бестелесные ангелы могут оставлять отпечаток ног;

3. если уже рассвело, то, как может оставаться на месте Звезда;

4. как звезда могла отодвинуть рукой кого-то;

5. откуда взялась огромная толпа людей, ведь о рождении Христа знали только пастухи и волхвы;

6. интересно, что Пастернак сравнивает звезду с пожаром на гумне. В Евангелии Иисус говорит о том, что очистит гумно Своё, но непонятна связь между небесной звездой и таким земным гумном.

Обсуждение стихотворения в классе

Учитель. Давайте сначала обсудим наши ощущения от чтения этого стихотворения.

Андрей Хаит. С одной стороны, оно монотонное, длинное, но с другой — в нём есть «повороты», поэтому оно легко читается.

Учитель. Что такое «повороты»?

Андрей. Рассказывается о разном, и звучит как-то неодинаково.

Ксюша. Наверное, это связано с тем, что в строфах разный размер: амфибрахий то четырёхстопный, то двухстопный.

Учитель. Пастернак писал: «Я не добивался отчётливой ритмики, плясовой или песенной, от действия которой почти без участия слов сами собой начинают двигаться ноги и руки. <...> ...моя постоянная забота обращена была на содержание, моей постоянной мечтою было, чтобы само стихотворение нечто содержало, чтобы оно содержало новую мысль или новую картину». То есть вроде бы Пастернак говорит, что амфибрахий просто нейтральный метр, который не мешает проявляться содержанию. Мне кажется, что Пастернак не случайно избрал певучий амфибрахий, но тут очень важны изменения размера.

Серёжа Переверзев. И строфы устроены по-разному: в нескольких первая и четвёртая строки имеют четыре стопы, а в серединке по две. Это происходит вначале стихотворения, когда надо держать наше внимание. Разные построения строф вызывают разные настроения. Первые строфы спокойные, повествовательные, потом больше волнения.

Катя Крыжненко. У меня такое настроение: зима, ощущение холода, и островок тепла.

Ксюша. Всё стихотворение похоже не на Вифлеем, где жарко, а где-то возле нас, ближе к Украине. Пастернак создаёт такое ощущение близости к нашим местам. Где это происходит? Это близко к нам?

Катя Крыжненко. Ощущение такое, будто Пастернак писал это стихотворение возле костра или камина.

Руслан Борисов. Почему вдруг появляются галереи и музеи, почему в течение стихотворения такой перерыв, как бы пустые места? Почему появляется будущее?

Учитель. Я согласна с Русланом. Действительно, вдруг в последовательно выстраиваемой картине возникает перерыв после слов:

За ними везли на верблюдах дары. И ослики в сбруе, один малорослей Другого, спускались с горы.

Мне почему-то особенно приятно слышать это слово «ослики». «Ослики», а не ослы. Речь от одного этого слова становится милой, намекает издали на что-то маленькое. И пауза после слова «малорослей», мы с вами встречались с таким приёмом, когда пауза стиховая прямо внутри словосочетания. Смысловой паузы тут не должно быть.

Ксюша. Это анжабеман, как у Бродского в «Одиссей — Телемаку».

Учитель. Мне кажется, этот анжабеман тут тоже, чтобы убрать монотонность. А дальше картина, которую не только мы, но и автор ощущает странностью:

И странным виденьем грядущей поры Вставало вдали всё пришедшее после.

И тут автор сам себя перебивает:

Всё великолепье цветной мишуры.

— это в будущем.

.Всё злей и свирепей дул ветер из степи.

— это в настоящем, в день Рождества. .Все яблоки, все золотые шары

— это снова в будущем.

А потом мы снова возвращаемся в «картину» Рождества.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи...

Эти «перескоки» временные, зрительные Автор обозначает многоточиями. Как вы думаете, что обозначает эта странность?

Катя Крыжненко. Почему именно ёлки во время разрыва, галереи?

Ксюша. Явно, что рождение Иисуса — это как ось (нам Владимир Зиновьевич рассказывал мысль философа Ясперса об осевом времени), всё последующее происходит из-за его рождения. До рождения Христа все стремились к его рождению, а после — к нему и к тому, чтобы всё было, как тогда.

Андрей. Пастернак перед написанием этого стихотворения перечитывает Библию и принимает всё происходящее где-то рядом. Это далеко, но «близко к сердцу».

Руслан. Понимаю. Рождение Христа — это как вспышка в истории. Благодаря которой происходит вся дальнейшая история.

Серёжа. Для Пастернака снег, метель — очень близкие и любимые, он очень любил снег и писал о нём. У него есть такое стихотворение: «Снег идёт, снег идёт». На него написана песня в «Иронии судьбы»

Учитель. А ещё есть «Мело, мело по всей земле».

Максим Кохановский. Главная мысль появляется постепенно. Постепенно мы видим, как Пастернак представляет себе Рождество. Но тогда что правда: то, что в Библии, или в стихотворении?

(Замечательный вопрос Максима. Мне жаль, что я не обратила на него внимание детей. Часто бывает, что в ситуации урока не все мысли детей удаётся по-настоящему услышать; только перечитывая записи, мы замечаем упущенные возможности интересно повернуть разговор. Поэтому очень важным и полезным бывает присутствие второго учителя на уроке-диалоге).

Алёна Клочко. Пастернак смотрит как бы со стороны, как бы сверху.

Учитель. Алёна поставила свой очень интересный вопрос. Алёна, когда Ксюша говорила, что автор ближе к Украине, это о том же?

Алёна. Нет, не где всё это вместе находится, а то, что автор не внутри, а смотрит со стороны, сверху. Из-за того что он смотрит сверху, ему видно всё происходящее, а из-за того что со стороны, он может представлять будущее.

Учитель. То есть Алёна сейчас спросила, где точка зрения повествователя.

Настя Герус. Здесь смешение пространства и времени, это рождественское чудо, смешение нашего пространства и еврейского.

Учитель. Вы говорите, что здесь смешение пространства и времени. Докажите это, рассматривая лексику стихотворения. Какие слова в стихотворении относятся к Вифлеему, какие — к родному месту? Какие к будущему?

Второй урок

Продолжается обсуждение стихотворения.

Учитель. Наша задача — понять стихотворение, разобраться в его смысле. Те странности, которые мы замечаем в тексте, часто помогают нам в нашем движении к смыслу произведения.

Например, в прошлый раз мы обнаружили смешение пространства и времени. Мы договорились, что дома вы продумаете это. Прочитайте, пожалуйста, дз.

Ксюша. К Вифлеему относятся слова: верблюд, кедр. К родной стороне: ольха, доха, оглобля, овчарка, ёлки, гнёзда грачей, слюда, сугроб, скирда. К будущему: музеи, галереи, феи, чародеи. Я пыталась разобраться, зачем Пастернаку нужна такая разная лексика. Благодаря тому, что Пастернак использует русскую лексику, здешнюю зиму, похожих простых людей, это стихотворение приближает к нам события Рождества. Пастернак рисует картинку, и мы всё видим взглядом человека, живущего в нашей стране. И от этого кажется, что это не где-то за тридевять земель, а это Рождество близко к нам. Пастернак изменяет пространство и две далёкие точки (Вифлеем и нашу местность) соединяет в одну с помощью лексики и описания пейзажа.

Учитель. Если я правильно поняла Ксюшу, то Пастернак приближает к нам Рождество: оно оказывается значимым всегда и всюду.

Серёжа. Но стихотворение называется «Рождественская звезда», и примерно четверть текста описывает звезду. Непонятно: то она «застенчивей плошки», то «пламенела». Почему? Зачем?

Катя Крыжненко. Звезда как младенец. Она вроде бы мала, но очень важна.

Ксюша. Звезда как плошка. Христос имеет плоть — плошка, но имеет и дух — огромный огонь, который способен спасти человечество. Плоть его пока очень мала, как маленькая свечка — плошка.

Руслан. Описывается характер звезды. Она на небе очень маленькая, но очень яркая.

Учитель. Звезда не похожа на младенца внешне, она оказывается близкой к нему, здесь переносное значение не по сходству, а по близости, то есть не метафора — метонимия. Тут всюду метонимическое сближение.

Андрей. Звезда сначала смотрела застенчиво, а потом светила ярко. Она была яркой, как гостья. Что значит: смотрела, как гостья?

Руслан. Рассвет сметает все звёзды, кроме звезды рождества, а Мария приглашает из всех только волхвов, которые по этой звезде пришли, она их вела. Волхвы по этой звезде догадались, что младенец — необыкновенный.

Максим. Звезда вошла, как гостья, как приглашённая. Она имела на это право, потому что она привела всех, она званая.

Серёжа. Звезда рождества — олицетворение Иисуса. Как звезда осталась после рассвета, так и он останется.

Ксюша. Звезда превращается во что-то живое, она протягивает нить между младенцем и небом. Потому что она в небе и одновременно смотрит на Деву и младенца.

Письменные работы детей

Ксюша Утевская. Что значит «по дереву дрожь осужденья прошла»?

Я думаю, в данном случае осуждение не от смоковницы к Иисусу, а наоборот, Иисус осуждает это дерево. В доказательство этому можно привести следующие две строки: «Как молнии искра по громоотводу. Смоковницу испепелило дотла». Молния появляется в громоотводе извне, так и осуждение появляется не в самой смоковнице, а извне, то есть от Иисуса. Ещё тут употреблён интересный приём: Пастернак сначала просто сравнивает осуждение с молнией, но потом это осуждение становится молнией и испепеляет смоковницу.

Ксюша Утевская.

Комментарий к последней строфе «Чуда».

В этой строфе неясно, что значит минута свободы. Но здесь открывается аллегория: в последних строках используется местоимение «мы». Это «мы» и есть смоковница, это дерево — весь суетный род человеческий. Ни люди, ни смоковница не ждали Христа. Он пришёл мгновенно, неожиданно. И поэтому в Евангелии Христос часто говорит о том, чтобы люди бодрствовали, ибо не знают, когда придёт Царство Небесное. А асчёт свободы и законов природы можно сказать, что у этой смоковницы уже не было выбора, она как на страшном суде предстала перед Богом, и у неё нет никакого выбора. Законы природы отошли, так как пришла пора не их управления, они уже потеряли силу, пришёл Бог. Катя Свиридова. Комментарий к стихотворению Б. Пастернака «Чудо».

Сначала Иисус идёт в Иерусалим, но по пути натыкается на будто застывший город. (А в первой строчке сразу появляется колючий кустарник на круче — звук к, а потом выжжен, хижиной, ближней, неподвижен, недвижим. Тут как бы жгучесть и колкость).

В следующей строфе звук о, это какой-то очень сильный звук, как вскрик, жалоба, горе.

И в горечи, спорившей с горечью моря, он ше(о) л с небольшою толпой облаков. По пыльной дороге на чьё(о)-то подворье, ше(о)л в город на сборище учеников.

В этом стихотворении Автор показывает то же, что и в Евангелии от Марка, но он больше показывает, выделяет поведение Иисуса. Тут Он эгоист, как будто всё должно быть только для Него, для пользы Ему. И он уничтожает смоковницу, хотя потом, со временем, она могла бы расцвести, дать плоды. Дальше — опять звук о. По дереву дрожь осужденья прошла, как молнии искра по громоотводу.

Дальше прямо как в басне — мораль. И чудо он тут описывает не как что-то волшебное, доброе, нужное (как в нашем понимании), а как какое-то бремя, которое может настичь нас врасплох.

Катя Свиридова. Сравнение стихотворения «Чудо» с Евангелием от Марка. В Евангелии все действия Иисуса описаны как правильные, поучительные, примерные, а в стихотворении его действия описаны, какие (по мнению автора) они есть на самом деле: жестокие, злые, эгоистичные. Ведь Иисус мог бы благословить кустарник или просто проигнорировать его. Нет, Он его уничтожает.

Что значит «По дереву дрожь осужденья прошла.»

Я считаю, что это, как говорил, по-моему, Денис: человека можно даже убить словом. Иисус осудил деревце, сказал своё слово. И я ещё считаю, что дерево хиленькое показано как человек: деревцо от ветра дрожит, человек от осужденья тоже.

Комментирование последней строфы.

Я считаю, что это похоже на притчу о 10 девах (в Евангелии от Матфея). И в Евангелии подразумевается, что нужно быть готовым к чуду всегда, а тут Пастернак наверняка считает, что в принципе у каждого человека есть моменты, когда он не подготовлен.

Как тут чудо «нагрянуло» внезапно, именно тогда, когда смоковница была наименее к этому подготовлена. А «найдись у неё хоть минута свободы» — была б у неё хоть минутка свободы, времени, когда пришёл Иисус, остановилось бы хоть на минутку время — она бы «подготовилась».

Классная работа

Обсуждение стихотворения.

Денис Шаталюк. Вообще почему-то это стихотворение навеивает грусть. Оно очень нежное. В Библии и стихотворении описывается одно и то же. Но только автор стихотворения заранее подготавливает нас какой-то грустью и одиночеством. Потому что здесь Иисус один, а в Библии нет. Он с учениками.

Учитель. Я тоже, как и Денис, слышу прямо в стихотворении эту нежность и грусть. Прямо в звучании. Давайте вслушаемся, откуда она берётся.

Андрей. В первых двух строфах сплошные шипящие: колючий, круче, выжжен, хижиной, ближней, горяч, камыш, неподвижен, недвижим, горечи, спорившей, горечью, шёл, небольшою, чьё-то, сборище.

Учитель. Здорово, точно подмечено. Я слышу ещё, что очень многим шипящим предшествует и, ы (в произношении) или стоит после шипящего: колючий, на кручи, выжжин, хижиной, ближней, камыш, неподвижин, недвижим, горечи, споривший, горичью, сборищи.

Рита Иващенко. В третьей строфе я слышу много мягких и твёрдых н.

Ксюша. Эти два текста очень отличаются по стилю. В Евангелии события со смоковницей показаны кратко и предельно просто, а «Чудо» — это целое стихотворение с подробностями, эпитетами, сравнениями. «Чудо» — это художественное произведение в отличие от Евангелия. В Евангелии гораздо больше правдоподобности, благодаря простоте изложения, без излишеств, которые не мог знать автор. Стихотворение же нам рисует картинку, показывает всё в подробностях, чтобы мы оказались рядом со смоковницей, увидели всё, как было. Евангелие же хочет сказать человеку, чтобы он понял, почему вера так сильна. В стихотворении автор сам видит чудо, а Евангелие несёт весть человеку, чтобы он поверил.

Леся Завертанная. Что это за случай со смоковницей, он чему-то учит или не учит?

Аня Танец. Смоковница — это человек, не готовый к смерти.

Кирилл Касьяненко. Смоковница — это урок ученикам.

Вика Туник. Смоковница — это не урок ученикам, а несправедливость по отношению к смоковнице. Ведь у Пастернака, в отличие от Евангелия, никаких учеников рядом нет. Он хочет что-то другое сказать. В самом последнем четверостишии Пастернак сказал очень странную фразу:

Найдись в это время минута свободы У листьев, ветвей, и корней, и ствола.

Что это за минута свободы? Что за законы природы? Что вообще это за чудо? Всё стихотворение вначале — это как бы пересказ Евангелия, а в конце это добавление Пастернака? Зачем это Пастернаку?

Катя Корягина. В Евангелии поучительный пример, а у Пастернака — пример жестокости, несправедливости.

Лена Губарева. Что значит: чудо застало врасплох? Я вообще не понимаю, что значит

По дереву дрожь осужденья прошла, Как молнии искра по громоотводу.

Это смоковница осуждает Иисуса или он осуждает её?

Антон. Смоковница осуждает сама себя. Ксюша. Осуждение от Иисуса к смоковнице, а не

обратно, потому что молния в громоотводе —

извне.

Когда приходит Бог, законы природы не действуют. Андрей. Иисус — жестокий и несправедливый, не хочет ждать. Катя Корягина. Как смоковница может плодоносить, если ещё не время?

Ксюша. Когда приходит Бог, все должны быть готовы. Он пришёл, он приходит один раз в истории, вот он пришёл, у него нет других дней и другой встречи. Это как девы со светильниками. Они должны быть готовы всегда, и с тех пор человек должен быть готов всегда.

Андрей. Так он шёл один или с учениками? Потому что если они рядом — это действительно можно понять как урок ученикам, а если один — только жестокость.

Максим. Стихотворение — это вовсе не переложенный стихами отрывок из Евангелия. Смоковница — это переносное значение. Это верующий человек. А Иисус сравнивается с природой.

Рома Колёсников. Опять всё похоже на Россию. Антон. Он (с маленькой буквы) — кто?

Рома. Тут Он вообще всё время с большой буквы, то есть это Иисус.

Ксюша. Тут не важно, где это: Россия — не Россия. Иисус пришёл к смоковнице — человечеству.

Учитель. Давайте прочитаем домашние работы.

Читаются работы Ксюши Утевской и Кати Свиридовой.

Учитель. Катя говорит, что в Евангелии все действия Иисуса описаны как правильные, поучительные, примерные, а в стихотворении его действия описаны, какие (по мнению автора) они есть на самом деле: жестокие, злые, эгоистичные. Я не вижу, чтобы Борис Пастернак именно так об этом говорил: жестокие, злые, эгоистичные. Действительно, самое главное отличие от Евангелия — в авторском комментарии последней строфы. Меня особенно удивляет разделение Бога и природы. Максим, тут Иисус не сравнивается с природой. Природа вообще нечто отдельное, мать этого дерева. Если бы была минута свободы, природы бы вступилась за своё создание, за свою часть, но тут, скорее, сожаление и смирение перед силой вещей, как говорил Пушкин. Вот это сожаление и смирение: «Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог». Может быть, здесь Бог — это Божья воля. Иисус объясняет, почему смоковница сейчас погибнет:

Я жажду и алчу, а ты — пустоцвет, И встреча с тобой безотрадней гранита. О, как ты обидна и недаровита! Останься такой до скончания лет.

Я слышу уже в самих словах и звуках предвестие её гибели: жажду и алчу, безотрадней гранита, недаровита. Повторяющееся а и ещё соединённое с р. И противопоставление, антитеза: я жажду и алчу, а ты пустоцвет.

А дальше мне кажется очень точным комментарий Ксюши, связанный с местоимением «мы». Это «мы» и есть смоковница, это дерево — весь суетный род человеческий.

Борис Пастернак. Гефсиманский сад

Мерцаньем звёзд далёких безразлично Был поворот дороги озарён. Дорога шла вокруг горы Масличной, Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины. За нею начинался Млечный путь. Седые серебристые маслины Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный. Учеников оставив за стеной, Он им сказал: «Душа скорбит смертельно, Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».

Он отказался без противоборства, Как от вещей, полученных взаймы, От всемогущества и чудотворства, И был теперь, как смертные, как мы.

Ночная даль теперь казалась краем Уничтоженья и небытия. Простор вселенной был необитаем, И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти чёрные провалы, Пустые, без начала и конца, Чтоб эта чаша смерти миновала, В поту кровавом он молил Отца.

Смягчив молитвой смертную истому, Он вышел за ограду. На земле Ученики, осиленные дрёмой, Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их: «Вас Господь сподобил Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт. Час Сына Человеческого пробил. Он в руки грешников Себя предаст».

И лишь сказал, неведомо откуда Толпа рабов и скопище бродяг, Огни, мечи и впереди — Иуда С предательским лобзаньем на устах.

Пётр дал мечом отпор головорезам

И ухо одному из них отсёк.

Но слышит: «Спор нельзя решать железом,

Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьму крылатых легионов Отец не снарядил бы Мне сюда? И, волоска тогда на Мне не тронув, Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице, Которая дороже всех святынь. Сейчас должно написанное сбыться, Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного её величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану, И, как сплавляют по реке плоты, Ко Мне на суд, как баржи каравана, Столетья поплывут из темноты».

Обычно мы читаем стихотворение и начинаем обсуждать его в классе. На этот раз я решила построить работу несколько иначе. Я попросила ребят, чтобы они дома — до совместного обсуждения — прокомментировали стихотворение.

Письменные работы детей Комментарий к стихотворению Бориса Пастернака «Гефсиманский сад»

Маша Рева. Это стихотворение про Иисуса. Автор описывает тот день, когда Иисуса должны распять. Автор пытается передать чувства Иисуса, и эти чувства тяжело описать. Иисус боится, не хочет умирать и в то же время не боится, так как Он посланник Божий и должен спасти души грешников. Автор описывает мир (в понимании христианина) в двух страницах, он переводит камеру от чего-то простого (нашего, земного) до бесконечного пространства вне Земли. И перед земным видом нам открывают большой, бесконечный, загадочный мир (космос), и мы видим этот Млечный путь, эту бесконечность. Камера движется от Иисуса к чему-то неограниченному (к космосу), автор показывает, как важен день распятия Христа, и как бы сравнивает это событие с великими, с великим космосом, с великой бесконечной вселенной. Автор показывает, как это важно, ведь, например, мелочь с космосом несравнима (например, если сравнивать космос с картошкой, — это будет смешно).

Ксюша Утевская. В этом стихотворении очень чётко показана разница между Иисусом и людьми. Когда спаситель смертельно томится, они спят, а когда приходят фарисеи, чтобы взять его, Христос спокоен, но люди пускают в ход железо. Тут показано, что даже под конец ученики не совсем поняли Христа. Они не понимают истинного значения событий и их важности. Всё время, все века, все жизни устремлены из тьмы в свет, из небытия к Богу. Время направлено к нему, и должное свершиться пусть свершится. Жизнь Христа как бы вне всего. Она рождена прежде всего, и в ней всё. Но в то же время Пастернак говорит: «И был теперь как смертные, как мы». Христос стал простым человеком, не употребил своих чудесных сил, отказавшись от них. Но смогли бы так сделать простые люди? Нет. В том, что Христос становится как человек, и есть нечто сверхчеловеческое, то, к чему можно только стремиться.

Катя Свиридова. В этом стихотворении рассказывается о том, как Христос добровольно сдался. Причём взгляд на жизнь у него чем-то смахивает и чем-то отличается от греческого. Он уже знал свою судьбу, но, в отличие от Эдипа или от Гектора, он специально хотел, чтобы всё было, как сказано в «книге жизни» — в книге всего времени, в книге, в которой записана вся история жизни всего живого. В начале стихотворении есть выражение «душа скорбит смертельно, побудьте здесь и бодрствуйте со мной». То есть (я думаю) он явно хотел, чтобы они не уснули, а позже они уснули-таки. Я думаю, что здесь есть некое иносказание. Каждый человек непостоянен и меняется. Например, человек веровал в бога, но ведь он не абсолютно всегда будет ему верен. Ещё тут кажется, что Иисус боится смерти, и он именно знает, что так должно быть (как написано в книге жизни) и говорит Иуде, будто говорит сам себе, убеждает себя: «Сейчас должно написанное сбыться. Пускай же сбудется оно. Аминь». Он ведь мог ему ничего не говорить, а просто сдаться. Денис Шаталюк. Автор зачем-то пять четверостиший описывает, где это происходит, и только потом пишет про действия, которые он хотел описать. Но я чувствую, что автор не зря описывает этот мир. Он не похож ни на что.

Это кусок земли, блуждающий в космосе. Это чем-то похоже на сон. Человек спит и видит, как он и какая-то (маленькая) часть земли вместе с ним улетает в космос. После чего человек просыпается и видит, что всё на месте, а он на Земле. Так и в стихотворении.

Но тут, в этом стихотворении, есть ещё один вопрос. Вроде бы стихотворение и «книга» закончены, даже сказано аминь. Зачем ещё вставлена речь Иисуса?

Обсуждение стихотворения в классе

Учитель читает стихотворение и спрашивает детей об их впечатлении и мыслях.

Ксюша. Стихотворение написано пятистопным ямбом, катренами, рифма перекрёстная, чередуется мужская и женская. Это ведь довольно обычно, как вы Пушкина цитировали: «Четырёхстопный ямб мне надоел». Только пятистопный ямб немножко более торжественный. Мне показалось даже, что в этом стихотворении Пастернак так специально делает: довольно обычный стих, чтобы как бы не отвлекать от событий.

Дети читают домашние комментарии к стихотворению.

Руслан. Денис говорит: пять четверостиший описывается, где это происходит. Ну, не пять, но всё равно долго и непонятно, где находится Гефси-манский сад? Почему «лужайка обрывалась с половины, и за нею начинался Млечный путь»?

Катя Корягина. Это не так было в действительности. Пастернаку не важно, где на самом деле был Гефсиманский сад.

Учитель. Катя говорит, что это не историческое пространство, а художественное. Мне тоже кажется очень важным, как описано само место, я согласна с Денисом. Сначала я представляла, что так бывает на высокой горе, даже не обычной горе на земле, а в переносном значении — горе как вершине жизни:

Лужайка обрывалась с половины. За нею начинался Млечный путь. Седые серебристые маслины Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

Но потом я подумала, что Денис ещё точнее сказал: это кусок земли, блуждающий в космосе.

Потому что в этот единственный, необыкновенный момент ничего нет важнее: Иисус и мир. Рядом Млечный путь, то есть само небо. Ещё меня поразила точность и неожиданность взгляда поэта: маслины действительно седые и серебристые. Ксюша. В этот момент Он отказался от могущества и чудотворства и стал, как все люди. Он становится человеком, но одновременно и не человеком, а сверхчеловеком. Он идёт на крест как сверхчеловек. Обычный человек так бы не поступил.

Катя Корягина. Здесь, в слабости, особенно видна его человеческая природа.

Антон Черных. Если бы он не молился, не нашёл в молитве подкрепление и утешение, то не остановил бы Петра. Катя, ты пишешь, что он к Иуде обращается, а в стихотворении Иисус обращается к Петру.

Руслан. Я не согласен с Ксюшей. Те люди, что живут на свете, они грешны, они ниже человека, а Христос — это и есть эйдос человека, это настоящий человек, это человек и есть. И поступок его — и есть человеческий.

Ксюша. Я не согласна с Русланом. Христос не эй-дос человека. Это античное понимание человека. А это высший человек, чем люди, сверхчеловек.

Руслан. Ксюша, почему ты думаешь, что люди так не поступают? А Ян Гус, который пошёл на костёр?

Ксюша. Ян Гус пошёл на костёр за свои убеждения. А Христос — без убеждений, просто потому, что так нужно было, чтобы спасти людей.

Рома. Почему теперь он стал как смертные? А раньше? Ведь он родился человеком.

Катя Корягина. Он отказался от могущества и чудотворства, которые у него есть от Отца-Бога, и в этот момент стал человеком.

Антон Черных. Время — река, души людей — плоты в этом стихотворении.

Руслан. Если нет копий Христа, то это не значит, что нет эйдоса.

Ксюша. Плоть Иисуса — это плоть только для того, чтобы он мог быть принесён в жертву ради спасения человечества. Но дух его — не человеческий.

Максим. Бог — не эйдос грешного человека. Душа человека — не образ и подобие Бога, а лишь тело.

Антон. Я не согласен с Максом. Когда Бог создаёт человека по образу и подобию своему, то не тело имеется в виду, а именно душа и свобода человека.

Дома я попросила ребят прокомментировать три последние строфы стихотворения и написать, что они думают о споре Руслана и Ксюши.

Домашние работы детей

Катя Корягина. Является ли Христос эйдосом души человека?

В этом вопросе я солидарна с Ксюшей, то есть против Руслана. Ксюша говорит, что между Ним и людьми есть различия. Он сверхчеловек, но парадоксально — идёт на крест за людей. Руслан же говорит, что Иисус и есть человек, эйдос человека. А я говорю, что Иисус — двойственное существо, поскольку его нельзя назвать человеком. Это не улучшенный человек. И это не божество в человеческом облике. Это золотая середина. И молит, чтобы не было неизбежности, которую сам прекрасно знает. Он борется с самим собой. Когда он молится, Он утихомиривает молитвой своё человеческое Я. Эйдос человека не должен воскрешать мёртвых и исцелять немощных, он не должен приносить ученье — это задача пророков.

Катя Корягина.

Комментарий к последним строфам.

Но книга жизни подошла к странице, Которая дороже всех святынь. Сейчас должно написанное сбыться, Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного её величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану, И, как сплавляют по реке плоты, Ко Мне на суд, как баржи каравана, Столетья поплывут из темноты».

3-я с конца. Здесь говорится, что всё, что должно произойти, это описано задолго до этого в Священном писании. Тем самым подтверждая их события. И то, что сбудется, неизбежно.

2-я с конца. Всё это как притча, уже всеми знаемая, но не понятая до конца. Это страшное величье — смерть на кресте, которая спасёт жизнь миллионам грешников. Это величье, но очень страшное для человека и для человеческой половины Иисуса. И он в добровольных муках сходит в гроб.

1-я с конца. Иисус восстанет, воскреснет, и после этого наступает конец этой истории. Но все всё продолжают помнить, передавать из уст в уста и жить много столетий, присоединять к своей вере всё больше людей. И до сих пор это живёт. Это тайная религия, выплывет из этой темноты и откроется всему свету. Ксюша Утевская. Спор Руслана и Ксюши (меня)

Руслан говорит, что живущие ныне люди ниже человека. Это странно, т. к. тогда неясно, а кто же такие тогда люди? Нужно учитывать, что Христос не только человеческой природы. Его поступки исходят не от человеческой сути, ведь он пришёл явить волю Отца. Он совершает не человеческий поступок, ибо его суть лежит не в человеке, но в Боге. Добровольная смерть — это спасение людей. Человеку людей не спасти, нужно иметь в себе нечто сверх этого. Ксюша Утевская. Комментарий трёх последних строф. Эти три строфы самые загадочные во всём стихотворении. Они полны иносказаний, поэтому разбирать их я буду последовательно.

1. Страница, которая дороже всех святынь. Я думаю, тут имеется в виду последняя, итоговая страница жизни Христа. Именно к этому все стремилось столько веков. Здесь самое главное — смерть и воскресение. Здесь всё предречённое.

2. Притча. В данном случае может быть два пути толкования: или существует притча, в которой описывается пожар, или любая притча кроет в себе искру истины, от которой пожар как свет. (Кстати, тут у Пастернака опять огонь). Вся история, весь мир — это притча, в которой описано будущее, и чтобы предречённое сбылось, Иисусу необходимо умереть. И это страшное величье, т. к. ужасны муки смерти.

3. Плоты. В последней строфе интересно изображено пространство и время. Они как бы соединяются в своём стремлении из темноты в свет, то есть к Христу. Столетья, то есть время (понятие абстрактное) становятся чем-то материальным и направленным.

Марина Светайло. Я считаю, что Иисус — сверхчеловек, только такой человек может отказаться от всемогущества и чудотворства. Человек всё время гонится за своими мечтами, и от таких сил он ни за что бы не отказался.

Комментарий последних строф.

1. По древним представлениям, вся жизнь — это книга, Иисус тоже записан в эту книгу. Время Иисуса часто называют осью человечества. И оно дороже всех святынь. Иисуса не забывают.

2. Чтобы понять мир теперешний, надо понять прошлое. Те притчи, которые рассказывал Иисус, можно растолковать в логике современного человека. «И может загореться на ходу». Миры трутся друг о друга: два камня, если чиркнуть один об другой, то появится искра, так и с мирами, с притчей.

3. Описан Страшный суд. Столетья и люди, которые проживали в них, предстанут перед Иисусом. То есть он знает, что Он Бог, раз Он будет судить людей и столетья на Страшном суде.

Руслан Борисов. Книга жизни — Библия, это жизнь, и она уже началась, и всё должно сбыться по Библии, и сейчас Христос должен быть распят по Библии. Книга жизни может загореться на ходу, может не произойти записанное в ней, если Иисус не выполнит предначертанное.

Маша Рева. Эйдос или нет? Я считаю, что это не совсем эйдос, т. к. эйдос никто не видел, мы можем только видеть и создавать подобие эйдоса. В данном случае путаем эйдос с человеческим идеалом. Эйдос и идеал очень похожи, и мы в этом запутались. Тем более, эйдос находится в мире эйдосов, а не в мире людей.

«Книга жизни подошла к странице.» «Книга жизни» — это Библия, а подошла к странице — это значит приходит момент, когда распяли Иисуса. Бог, творец Библии, как бы знал, что будет, и знал, что будет распятие Иисуса. То есть мы уже видим, что по плану судьбы

(в Библии) пришёл день распятия Иисуса. И Иисус знает, что восстанет, воскреснет. Это уже написано в его судьбе — в Библии. Андрей Хаит. Я думаю, что плоты по реке — неизбежность. Потому что плот всё равно плывёт вниз по течению. Так и Иисус знает, что будет потом. Ксюша Утевская написала затем ещё одну итоговую работу, которая обсуждалась в классе. Это обсуждение я не привожу, так основные тезисы участвующих в нём детей есть в их коротких письменных работах. Ксюша Утевская. Является ли Христос эйдосом человека? Мой спор с Русланом. Для начала я предлагаю разобраться, что такое эйдос. Эйдос — это идея предмета, его совершенный образ. Платон говорит, что всё в нашем мире — это копия соответствующего эйдоса, существующего в мире эй-досов. Наш мир состоит из бледных теней. Аристотель добавляет, что всё в нашем мире стремится стать как можно более похожим на свой эйдос. Теперь попробуем понять, подходит ли Христос под это понятие.

Прежде всего, Христос является личностью, индивидуальностью. В нём есть как человеческая, так и божественная природа. Его называют и Сын Человеческий, и Сын Божий. Христос явился на землю человеком, и страдал, как человек, и молитва о чаше была во многом со стороны человека. Христос неоднократно говорит, что пришёл исполнить волю Отца, что Он знает Отца, ведь Он Сын. Христос пришёл на землю не как идеал (идол), эйдос, а как Спаситель. Он спас человечество, в этом заключалась его миссия. Если Христа счесть за эйдос человека, то все остальные люди окажутся Его бледными копиями, какими-то безумными повторениями, не имеющими индивидуальности. Иисус говорит: «Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (5:48 Мф), но это не значит, что человек должен стремиться к эйдосу совершенства, это значит, что Христос даёт человеку не веру предписаний, а веру, показывающую человеку предел, горизонт, стремление к которому — путь к спасению.

Стремление к эйдосу бессмысленно: достигнув идеи, мы теряем смысл. Стремление же к предельной вере несёт в себе смысл вечного поддержания в человеке истинной веры, вечного бодрствования в нём. Человек стремится к добру осознанно, каждый раз вкладывая в это смысл.

Напоследок, я думаю, стоит упомянуть о людях, так же совершивших подвиг ценою жизни (Ян Гус и т. д.) Эти люди погибли за свои убеждения, не желая отречься от них. Возможно, они следовали примеру Христа, но они не следовали идеалу. Они осознанно совершали свой поступок, не стремясь быть идеальными, но стремясь к истине. Если бы эти люди стремились бы таким образом к идеалу, то они бы не были личностями, и их поступок нёс бы лишь подражательный характер.