— Ну, что скажешь? — Зеленцов резко обернулся к своему помощнику. — Как нам теперь вернуть наши деньги?

— Не знаю, — угрюмо отозвался Паша, нервно почесываясь, — но то, что Заику из-за бабок мочконули, — это факт.

Дюк поморщился как от зубной боли, бросив на собеседника презрительный взгляд.

— Да ни хрена это не факт, — резко выпалил Зеленцов, — скорей всего Вадим не врет и действительно замочил Заику из-за брата — только и всего. Я, между прочим, проверил через своих мусоров и узнал: тип, находившийся в квартире покойного Шурика, профессиональный киллер. Значит, Заика нанимает киллера, чтобы убрать младшего Стародубцева, хотя на фига это ему понадобилось, мне неизвестно, а затем Вадим берет киллера, и тут опять-таки непонятка — как он это сделал… Ну ладно, — продолжил строить догадки Дюк, — берет киллера и колет того до самой жопы. Ну а дальше все очень просто: приезжают к сонному Сашке, тепленьким поднимают того с кровати, и плюх — дыра во лбу; следом за Заикой отправляют и киллера. Но где тогда деньги?

— А может, Ступнин не успел их собрать? — вяло предположил гигант. — Не стал бы он держать такое «лавье» дома.

— Ты не знал Заику, — возразил помощнику Дюк, — он был способен на все. Вполне возможно, он решил свалить с капустой, но ему просто помешали.

— Так что же нам делать? — Паша недоуменно уставился на шефа.

Зеленцов по своему обыкновению прошелся по комнате, теребя толстый жгут золотой цепи, и задумчиво произнес:

— Начнем войну с Вадимом. Я не хочу, чтобы мои угрозы зависали в воздухе. Я не дешевый фраер. Не найдем бабок, значит, подожмем под себя его бизнесменов. В любом случае своего не упустим.

— Но ведь ты сам говоришь, что Стародубцев здесь ни при чем, — удивился здоровяк, — зачем тогда на него наезжать?

— А затем, — глубоко посаженные глаза Дюка сверкнули недобрым огоньком. — Я не собираюсь бросать слова на ветер и никому не позволю залезть к себе в карман. Тем более теперь, после смерти Заики, наверняка в их бригаде начнется разброд. Здесь-то мы их и прихлопнем. Скажи кому-нибудь из пацанов, пусть начинают собирать сведения о всех более-менее крупных коммерсантах, которые раньше работали под Заикой.

— Ладно, — согласился Паша, — скажу, а что дальше?

— А дальше устроим маленький прессинг с фейерверком. Кое-кого придется кончить для острастки, а остальным объясним: если они не хотят последовать за покойниками, пусть платят нам бабки.

— Но это же беспредел, — попытался возразить помощник.

Зеленцов грубо его оборвал, одарив уничижительным взглядом:

— Это не беспредел — это настоящая война. И никто никогда не сможет мне доказать, что я не прав. Я хочу вернуть свое, а каким образом — это мое личное дело.

Их диалог прервал звонок телефона, стоящего на массивном письменном столе в кабинете Зеленцова. Хозяин особняка снял трубку и произнес:

— Алло, слушаю.

В динамике раздался приветливый голос Фомина:

— Здорово, Леха.

— Привет, Валера, — дружелюбно отозвался Дюк, — рад тебя слышать. Какие дела?

Монах прокашлялся в трубку и ответил:

— У меня все более-менее нормально, а у тебя как?

— Спасибо, — степенно отозвался Зеленцов, — тоже ничего.

Покончив с официальной частью, Дюк с нетерпением ждал, что скажет ему звонивший. Он понимал, Фомин не просто решил поболтать со старым товарищем, у него наверняка есть какое-то дело.

Зеленцову не терпелось узнать, что же заставило Монаха позвонить ему, но, строго следуя укоренившейся традиции, Дюк не проявлял открыто своего любопытства — это в их среде считалось признаком «дурного воспитания».

Авторитет и сам понял — пора переходить к делу, поэтому он как можно спокойнее произнес:

— Леха, ты не мог бы подскочить ко мне на дачу, я тут недалеко от тебя?

— Какой базар, — с готовностью отозвался Дюк, — я же был у тебя, знаю где твоя хибара, минут через двадцать жди, — пообещал он.

— Ну все, — закончил разговор Монах, — до встречи…

Зеленцов услышал в динамике короткие гудки отбоя и, в свою очередь, положил трубку на рычаг.

В точно назначенное время серебристый джип въехал в распахнутые охраной ворота дачи Фомина.

Авторитет сам встречал гостя во дворе. Отдавая дань укоренившейся традиции, они обнялись, дружески похлопывая друг друга по плечам.

После приветствий Монах провел Дюка в комнату. Там стоял накрытый к обеду стол.

Разглядывая деликатесы, разложенные на белоснежной скатерти, Зеленцов улыбаясь спросил:

— Что, у кого-то праздник, а я не знал?

— Да нет, — ответил Фомин тоном скромного, но радушного хозяина. — Это так, чтобы нам нескучно базарить было.

Они присели за стол, и Монах, разлив в рюмки водку из запотевшей поллитровой бутылки с надписью «Столичная», произнес:

— Ну, давай выпьем за тех, кто сейчас у хозяина, пусть им веселей живется.

— Давай, — поддержал тост Дюк, поднимая рюмку и одним движением опрокидывая ее в рот.

Удовлетворенно крякнув, они закусили солеными огурчиками, приятно захрустевшими на зубах.

Посчитав, что приличия гостеприимства соблюдены, Монах перешел к главному.

— Я вот по какому поводу хочу с тобой перетереть. Мне рассказали, что у тебя возникли какие-то проблемы с Вадимом Стародубцевым. Это правда? — Авторитет пристально уставился на собеседника.

Зеленцов, доставая из кармана пачку сигарет, задумался.

Он не был готов к такому повороту разговора, и ему требовалось время, чтобы подготовить ответ. Наконец, натянуто улыбнувшись, Дюк произнес:

— Да, действительно, это так. Не знал, что тебе и об этом известно. Если не секрет, откуда?

— Какие от старых корешей могут быть секреты, — поспешно ответил Фомин, — мне об этом рассказал сам Вадим.

Зеленцов на миг опешил, чего-чего, а такого оборота событий он никак не предполагал.

Монах, поняв ход его мыслей, неторопливо продолжил:

— Ты, наверное, не в курсе того, что между нами произошло? Так вот, этот гаденыш, — пахан умышленно отозвался о Стародубцеве неуважительно, — встал у меня поперек дороги, и я посоветовал ему раствориться.

Далее Фомин пересказал приятелю события прошедших суток, делая особый акцент на непорядочность Вадима по отношению к нему, к законнику Монаху.

Когда рассказчик дошел до похищения сестер, Дюк не выдержал и зло выпалил:

— Сука!

Впрочем, вор-авторитет, никак не отреагировав на реплику, посвящал Зеленцова в дальнейшие подробности случившегося.

Закончил свое повествование Монах так:

— Хотя он и оказался по отношению ко мне негодяем, я все же ему верю, он не брал этих денег. Тем более что Бур, принимая бригаду, имел возможность убедиться — никто из старших не знал о твоей с Заикой деятельности. Значит, Ступнин кроил от своих, как последняя крыса, и наверняка хотел швырнуть и тебя. Но получается, что даже мертвый он смог сбить прикуп на своего бывшего корефана.

Выслушав длинную речь Фомина, Дюк пытался понять, к чему тот клонит, и вдруг до него дошло: раз бригада теперь в руках у Бура, а значит, и Монаха, он ничего не сможет получить. И если он все-таки решится на боевые действия, ему придется воевать с Монахом. Такой оборот событий Зеленцова не устраивал, но и терять пять миллионов долларов он не собирался.

— Значит, говоришь, Вадим не брал этих денег? — угрюмо спросил Дюк. — Но тогда кто их взял? Я же не могу позволить, чтобы меня кинули как последнего лоха?

Фомин тяжело вздохнул.

— Я думаю, надо искать счета Заики или тех людей, с кем он имел дело. Бур тебе в этом поможет.

— Послушай, Валера, — нетерпеливо перебил говорящего Зеленцов, — мне не помощь нужна, а «лавэ».

— Так что ты предлагаешь? — Голос пахана стал твердым, а глаза жесткими. Хочешь, чтобы я сейчас достал из кармана пять лимонов баксов и выложил перед тобой? Может, ты думаешь, что сам я взял эти бабки?

— Нет, — поспешно ответил Дюк, — но раз Бур принял дела от Вадима, значит, тем самым он принял на себя и все его долги. Я не прошу лишнего. Моя доля составляла ровно половину. Вот пусть Бур и отдаст мне доляху, а «капуста» со временем найдется…

— Когда найдется, тогда и поговорим на эту тему, — зло прервал говорящего Монах, — а пока нечего зря метлой махать. Или ты не веришь моему слову?

Зеленцов не выдержал тяжелого взгляда пахана и отвернулся. Фомин продолжал:

— Что-то я тебя не пойму, Лелик. Ты же всегда считался нормальным пацаном, или у тебя совсем от этих денег крыша съехала? Ты мне делаешь предъяву? Хорошо, — Фомин потянулся за папиросой, — на днях состоится сходняк, вот и пусть нас с тобой рассудят люди.

При упоминании о предстоящей сходке Дюк внутренне сжался, втянул голову в плечи, но вдруг какая-то непонятная, неведомая сила заставила его необдуманно высказать:

— До фонаря мне вся эта ваша сходка.

После этих слов Зеленцову действительно все стало безразлично, кроме потерянных денег.

— Наша? — зловеще переспросил Монах, недобро нахмурившись.

Его лицо стало непроницаемым, взгляд приобрел суровое выражение, а глаза сузились, превратившись в две маленькие щелочки.

Приподнявшись из-за стола, Фомин брезгливо посмотрел на Дюка и сквозь зубы процедил:

— Мне не о чем с тобой базлать. Ты скурвившаяся тварь, а не блатной. Для тебя понятия воровской чести не существует, потому что ты ничего в жизни, кроме барыша, не ценишь. С этой минуты ты для меня только барыга, лох и сука.

По коже Дюка пробежал холодный озноб. Он испугался за свою жизнь.

Монах, будто прочитав его мысли, пренебрежительно сказал:

— Да не трясись ты, как последний пидер под шконкой! Ты пока мой гость, а я не шерсть голимая, чтобы забывать о «понятиях». Иди, — пахан властно указал Зеленцову на дверь, — но запомни, после сходки любой порядочный блатной посчитает за счастье воткнуть острую пику в твое поганое нутро.

Дюк торопливо поднялся и, не оглядываясь, поспешил к ожидавшей его машине. Сорвавшись с места, джип покинул просторный двор дачи, устремляясь в сторону Рублевского шоссе.

Через день после того разговора Монаха провожали в аэропорту Домодедово — он вместе с поправившимся Музыкантом и Брюсом улетал в Екатеринбург.

Сопровождавший их Бур с многочисленной охраной стоял у входа на регистрацию и грустно смотрел на пахана.

Фомин, перехватив взгляд товарища, весело произнес:

— Не кисни, Рома. Всего на три дня летим, не успеешь обернуться, как вновь увидишь наши надоевшие рожи.

Криво ухмыльнувшись, новоиспеченный пахан только протянул:

— А может, возьмете меня с собой вместо Музыканта? Ему здоровье надо поправлять, а не по самолетам шастать.

Музыка в тон приятелю ответил:

— Не собираюсь я нигде шастать. Присяду в кресло, посажу на колени фартовую стюардессу и начну поправлять пошатнувшееся здоровье.

— Чтоб тебе одни стюарды достались или какая-нибудь мымра с прыщавым носом и сиськой на голове, — с притворной злобой огрызнулся Бур.

Все весело рассмеялись этой импровизированной шутке. А когда Фомин протиснулся в узкий проход и протянул билет и паспорт грузной женщине в синей форме Аэрофлота, занимавшейся регистрацией пассажиров, Бур вдогонку крикнул:

— Передай привет Артамону и вообще всей тамошней братве.

— Обязательно, — отозвался Монах и направился к раме металлоискателя.

Роман еще немного постоял у открытой двери, провожая глазами уходящих на посадку товарищей, а затем развернулся и зашагал прочь. За ним безмолвной тенью следовали телохранители…

Шестисотый «мерседес» плавно затормозил у подъезда дома на Большой Никитской улице, распахнулись массивные двери автомобиля, и из него вышли двое озирающихся по сторонам крепких парней. Вслед за ними показалась невысокая фигура господина в дорогом черном костюме, в очках в золотой оправе с толстыми бифокальными линзами.

Остановившись на полдороге к подъезду, господин снял очки и принялся протирать запотевшие стекла, близоруко щурясь на крепкие фигуры охранников.

Неожиданно раздался пронзительный визг резины и из-за угла дома выскочил потрепанный синий «жигуленок». Двери притормозившей машины распахнулись, и оттуда наполовину высунулись двое парней в масках с автоматами наперевес.

Телохранители даже не успели понять, что произошло, а тем более — отреагировать, как мощный автоматный шквал ударил им в лица.

Господин нелепо затрясся на месте и медленно осел на успевший покраснеть асфальт. Рука еще продолжала механически сжимать ненужные очки в золотой оправе с потрескавшимися линзами, а глаза невысокого господина уже остекленело уставились в синий небосвод.

Выпустив по полному рожку, нападающие бросили на землю автоматы с короткими стволами и поспешно захлопнули дверцы.

В следующую секунду автомобиль скрылся за поворотом, оставив после себя только облако выхлопных газов и черные полосы на сером асфальте…

В приемную генерального директора известной торгово-заготовительной фирмы вошел приятный молодой человек в солнцезащитных очках и с перекинутой через плечо спортивной сумкой.

Любезно улыбнувшись смазливой секретарше, он вежливо произнес:

— Здравствуйте. Я привез вам образцы украинской водки. Мы договаривались с вашим директором.

— Пожалуйста, проходите, — девушка указала на обтянутую коричневым дерматином дверь, — Аркадий Семенович у себя…

— Спасибо, — ответил любезный молодой человек и скрылся в кабинете генерального.

За широким письменным столом восседал грузный мужчина с кучерявой седой бородкой и хитро прищуренными глазами. Бросив взгляд на вошедшего, он спросил:

— Чем могу быть полезен, слушаю вас.

Молодой человек, подойдя к столу, поставил на него свою спортивную сумку, расстегнул молнию и извлек оттуда пол-литровую бутылку с черной этикеткой, на которой золотыми буквами было выведено: «Українська горілка з перцем».

— Вот, — посетитель протянул хозяину кабинета образец товара, — можем предложить вам очень большую партию по дешевке.

Директор принялся внимательно изучать бутылку, заметив краем глаза, что гость еще что-то достает из своей бездонной сумки. Практичный Аркадий Семенович уже прикинул сумму возможной прибыли, когда его внимание привлек непонятный инструмент в руках молодого человека.

Оторвав взгляд от образца товара, грузный мужчина уставился в отверстие наведенного на него пистолета с глушителем.

Он хотел что-то сказать, но прозвучавший хлопок оборвал не успевшую начаться фразу, и директор, сперва запрокинув голову назад, ткнулся лицом в крышку массивного письменного стола…

На месте одного из хитро прищуренных глаз образовалось темное отверстие, из которого сочилась кровь, образовав огромное бурое пятно на поверхности бланков контрактов и договоров.

Размеренными движениями посетитель спрятал на дно сумки пистолет и спокойно направился к выходу.

Оказавшись лицом к лицу с миловидной секретаршей, любезный молодой человек вновь улыбнулся и, вздохнув, произнес:

— К сожалению, мы не договорились. В цене не сошлись…

Девушка понятливо кивнула головой и уставилась в светящийся монитор компьютера, через секунду забыв об одном из многих посетителей…

Вечерело, на улицах зажглись первые фонари. Неподалеку от дома на Остоженке, выстроенного в стиле «сталинский ампир», остановился приземистый «форд-проуб». Мягко открылась дверка, и из салона вылез мужчина невысокого роста. Брюшко, выпиравшее из-под дорогого кожаного ремня, модные лакированные штиблеты, белоснежная рубашка с короткими рукавами и особенно галстук-бабочка — так называемый «кис-кис» — делали его немного похожим на опереточного героя.

Он двинулся в сторону подъезда, на ходу небрежно нажимая на пульт дистанционного управления противоугонки. Габаритные огоньки, резко Мигнув несколько раз, сразу же погасли — из-под капота машины раздался пронзительный писк и щелчок запираемого центрального замка.

Вальяжной походкой, свойственной теперешним хозяевам жизни, мужчина вошел в темный подъезд.

Несмотря на престижность этого московского района, подъезды на Остоженке никогда не отличались чистотой и комфортом: в подъездах, сидя на подоконниках, постоянно бренчали на гитарах гиперсексуальные юноши, алкоголики из окрестных домов периодически заходили сюда остогра-миться. Некоторые из них, не рассчитав сил, падали и засыпали на заплеванном полу; кодовые устройства на дверях мало помогали.

Вот и на этот раз мужчина с галстуком-бабочкой, заметив лежащего на холодном кафеле пьяного отдыхающего, брезгливо поморщился: алкоголик валялся в зловонной луже, происхождение которой не вызывало сомнений.

— Эй, ты, свали отсюда по быстрому. — Владелец спортивной тачки ткнул «алика» носком лакированного ботинка.

Тот приподнялся, недоуменно посмотрел на подошедшего господинчика и промычал нечто нечленораздельное:

— Ин-н-н-н-ах… На-а-а-ах, я сказал…

Господинчик отпрянул, видимо, он не привык, когда с ним разговаривают подобным тоном.

— Слышь, козлина, вали на хрен отсюда, — ласково посоветовал он алкашу.

Однако тот совершенно неожиданно ответил:

— Да сам ты, козлина, катись, чмо, бля…

Казалось странным, что человек, принявший «на грудь» так много, нашел в себе силы подняться.

— Я тебя сейчас в «опорняк» сдам, — устало пообещал мужчина с «кис-кисом», пристально взглянув на алкоголика.

Их взгляды случайно встретились, и неожиданно толстяк понял, что этот обоссанный, недавно лежащий в подъезде, совсем не пьян; на вальяжного господинчика смотрел острый, совершенно трезвый, очень осмысленный взгляд.

Последнее, что видел незадачливый собеседник приблудного алкаша, — тускло блеснувшее длинное жало: шило, оцарапав ребро, пронзило сердце, на белоснежной сорочке жертвы медленно расплылось багрово-красное пятно…

Недавний алкаш быстро стянул с себя грязную одежду, под которой оказался спортивный костюм. Небрежно бросив ее на уже мертвое тело, киллер, осторожно оглянувшись по сторонам, быстро вышел из подъезда…

Бур, уставший от внезапно свалившихся на его голову проблем, уронил голову на руки и тихо посапывал, сидя за письменным столом своего нового офиса.

В кабинет без стука вошел Удавка (взявший на себя охрану новоиспеченного пахана) и, приблизившись к спящему, осторожно потряс его за плечо:

— Рома, проснись.

Бур вздрогнул от неожиданного прикосновения и, уставившись непонимающим взором на товарища, поспешно ответил:

— Да? Что? Я уже не сплю.

Охранник улыбнулся, но сразу же посерьезнел:

— Беда, Рома, — сказал Удавка, усаживаясь в кресло напротив, — трех бизнесменов наших завалили.

Роман усталым жестом провел ладонями по щекам и, пристально посмотрев на собеседника, спросил:

— Витек, ты чего пургу гонишь, каких еще там бизнесменов?

Вместо того чтобы обидеться, тот принялся перечислять:

— Одного коммерческого директора банка вместе с охраной покрошили из двух «АКСов» в мелкую капусту; директора торгово-заготовительной фирмы в его же кабинете, в упор; третьего, владельца бара, в подъезде собственного дома, шилом проткнули в сердце. А ты говоришь, пургу гоню, — не удержался от язвительного замечания Витя.

— Ладно, не дуйся, как телка, с которой пошутили, — примирительно произнес Бур и задал вопрос: — Когда это было?

— Все случилось вчера вечером, — ответил Удавка, — примерно в один и тот же час плюс минус какие-нибудь минуты.

— Так, — задумчиво протянул Роман, — значит, Дюк, паскуда, теперь наших людей мочит. А когда прилетает пахан?

Охранник улыбнулся, укоризненно качая головой:

— Так ты у нас теперь сам пахан…

— Хорош тебе выпендриваться, — раздраженно прервал говорящего Бур, — ты прекрасно врубаешься, о ком я тебе толкую. Монах когда прилетает?

— Так бы и сказал, — Удавка притворился, будто действительно не понимал, о чем его спрашивали, — что Монах, а то пахан. Сегодня вечером, пацаны поедут его встречать в Домодедово.

— Тогда я поеду на дачу, отосплюсь. Голова — как после хорошего перепоя. — Рома приподнялся из-за стола, направляясь к выходу, и уже в дверях распорядился: — Ничего не предпринимать до приезда Валеры. Старшим передай, чтобы завтра к утру подтягивались к нам, только без лишнего шухера, а то я знаю, как они любят — длинной процессией выстроятся и давай привлекать внимание мусоров. Скажи, пусть приезжают на микроавтобусе.

— Может, электричку арендовать? — Удавка вновь попытался пошутить, но вновь не нашел должного понимания со стороны Бура, поэтому оставил ироничный тон: — Понял, все сделаю, отдыхай.

Серьезно взглянув на собеседника, Бур неспешно вышел…