Тем временем, пока арабы-полицейские обрабатывали проституток, готовясь к встрече Хер-Головы, когда сам Хер-Голова, Марина Езерская и Феликс Колчанов играли в карты, в разных концах города происходили вещи странные и непривычные для тихой старушки Вены. Конечно, и прежде сюда наведывались мафиози различных рангов, особенно из бывшего соцлагеря, но крупных разборок почти никогда не происходило. Австрийская столица использовалась бандитами в основном для крупных сходок и как перевалочная база в торговле крадеными автомобилями и наркотиками.

На восточном выезде из города, неподалеку от Пратера, знаменитого квартала развлечений, располагалось сооружение, построенное еще в конце прошлого века. Никто давно уже не помнил, что в нем тогда размещалось. Скорее всего это был небольшой арсенал давно ликвидированной воинской части или военный склад. Архитектор постарался на совесть, выполняя армейский заказ. Даже если бы на маленьких окнах этого приземистого здания из красного кирпича не было решеток, пролезть в них смог бы разве что ребенок. Войти в это гробоподобное строение можно было только через большие ворота в торце. Вот уже два года здание пустовало, и Хер-Голова приобрел его у отцов города Вены.

Этот обломок австро-венгерской империи приглянулся Хер-Голове по нескольким причинам. Во-первых, через такие маленькие окошечки не очень-то разглядишь, что происходит внутри. Во-вторых, толстые стены, заглушавшие звуки, в-третьих, уединенное расположение. И наконец, в-четвертых, к зданию можно было довольно легко подъехать. Официально в нем теперь располагалась авторемонтная мастерская, о чем даже извещал небольшой рекламный щит на обочине шоссе. Впрочем, реклама была довольно странной: текст, извещавший об услугах, оказываемых автомобильной мастерской, был написан мелкими буквами, без подсветки. К тому же стоял этот щит чуть подальше от дороги, чем другие, с таким расчетом, чтобы свет фар не падал на него.

Такая антиреклама имела под собой основания, ибо оказывать услуги автомобилистам совсем не входило в расчеты Хер-Головы. Здесь перекрашивались украденные в Германии автомобили, перебивались номера на кузовах, двигателях, рамах, и затем измененные до неузнаваемости машины перегонялись на Украину, а оттуда в Россию.

Дело было поставлено на широкую ногу. Все машины угонялись строго под заказ. Клиент называл марку, цвет, дату выпуска и цену. Затем небольшая бригада из трех человек высматривала потенциальную жертву в Германии. Около недели следили за владельцем, составляли скрупулезный отчет о том, куда он ездит, где и когда обедает, где оставляет машину. И уже на восьмой день можно было безбоязненно угонять тачку. Делали это обычно вечером, чтобы хозяин наверняка не хватился пропажи до самого утра. Наскоро менялись номера, и машина отправлялась в Австрию.

К тому времени, когда владелец заявлял в полицию, автомобиль уже прятался за толстыми стенами якобы мастерской автосервиса Хер-Головы. Некоторые машины, примерно каждая десятая, угонялись на запчасти. С этими было проще: разбирали по винтику и вывозили из страны или использовали тут же, на месте, для доведения до ума машин, угнанных под заказ.

В день, когда власти города на прекрасном голубом Дунае решили разом покончить с русской мафией, в мастерской скопилось целых три готовых к отправке автомобиля. Выкрашенные, начищенные, с перебитыми номерами, они поблескивали свежим лаком, словно только что сошли с заводского конвейера. В это позднее время здесь не боялись незваных гостей. Местные жители, даже те, кто и не догадывался об истинном предназначении мастерской, все равно старались держаться подальше от русских. А если даже какой-нибудь чудак, проезжая по шоссе, и останавливался возле рекламного щита, то тут же для таких недогадливых, как он, был вывешен прейскурант на проведение ремонтных работ: цены устанавливались процентов на двадцать выше, чем во всех остальных мастерских города. Более того, рядом были указаны адреса двух ближайших мастерских, где такой же ремонт выполнят дешевле.

Только часам к восьми вечера работники этого специфического заведения закончили доводку всех трех машин. Хозяин выдал им аванс, и теперь они считали, что имеют полное право расслабиться после напряженной работы. Тут же в гараже составили столы, потом съездили за выпивкой и закуской, прихватили с собой девочек, естественно, тоже находившихся в ведении Хер-Головы. Общаться с такими выходило и дешевле, и безопаснее. Чужих босс запрещал приводить в свое заведение, а если проститутки обслуживали своих, то это обходилось почти бесплатно: только проставляй выпивку и закуску да оплачивай другие мелкие удовольствия.

Шестеро парней и пять девиц сидели возле двух сдвинутых столов. Вдоль стен тянулись стеллажи с жестянками, наполненными смазкой, моторными маслами, растворителями, краской. Конечно, здесь пахло не как в дорогих ресторанах, но зато погулять можно было вволю, без европейских условностей. Месяц тому назад Хер-Голова распорядился для надежности заложить окна стеклянными кирпичами, так что ни заглянуть в здание мастерской, ни выглянуть из него, кроме как через ворота, было невозможно.

Громко играла музыка, парни и их спутницы уже успели изрядно нагрузиться. Одна из проституток поднялась, не очень уверенной походкой подошла к стеллажу, сняла большую квадратную жестянку со смазкой и, даже ничего не подстелив под себя, уселась на нее, приподняв юбку, чтобы не измять. Затем девица вытащила сигарету и принялась щелкать зажигалкой. Из искры никак не хотело возгораться пламя.

— Ксюха, ты что! — забеспокоился один из парней, которого звали Шуркой.

— Отвяжись! — Ксюха мотнула головой и наконец-то сумела высечь огонь, но никак не могла попасть в него кончиком сигареты.

— Ошизела! Мы же сейчас на воздух взлетим! Крематорий нам устроишь.

— Чего? — Ксюха резко прислонилась к стеллажу, тот зашатался, банки чуть не посыпались с полок.

— Курить здесь нельзя, сгорим!

— А-а, — Ксюха затянулась и, вместо того чтобы отпустить рычажок на газовой зажигалке, задула ее и поднесла к носу.

Шурка с шумом отставил стул и подошел к злостной нарушительнице правил пожарной безопасности.

— Дай сюда! — Он попытался забрать сигарету. Но девица с удивительной для такой «кондиции» ловкостью спрятала ее за спину.

— А это видел? — И свободной рукой она показала ему фигу.

Шурка кинулся на нее с кулаками. Но Ксюха только хохотала, будто ее щекотали, а затем броском Арвидаса Сабониса швырнула сигарету на самую верхнюю полку.

Тут уже не выдержали нервы у остальных. Похоже было, что пьяная проститутка всерьез решила на горе всем буржуям, русским и австрийским, раздуть мировой пожар. Матеря поджигательницу на чем свет стоит, кто-то полез на стеллаж, с грохотом посыпались на пол банки. Это всех насмешило и немного сняло напряжение.

Наконец сигарету нашли и торжественно потушили в стакане с вином.

— Идиотка! — крикнул Шурка.

— Сам такой, — огрызнулась девица и вновь уселась на квадратной жестянке, вытерла пот со лба рукавом блузки, а затем принялась томно обмахиваться подолом юбки с видом графини пушкинских времен на придворном балу.

— Ты что, убить нас всех решила? — не унимался Шурка.

— Нет, только тебя и тебя, — Ксюха наугад ткнула пальцем. Она с детства плохо видела, но очки носить не позволяла профессия, а возиться с линзами было лень.

— Тебе что, жить надоело? — сказал один из парней.

— Да ну вас всех, блин! Никто не трахает, как педики какие.

— Все претензии к Шурке. Он тебя привел, пусть и трахает.

— С ним неинтересно, у него маленький, — отпарировала Ксюха и, сощурившись, посмотрела на Шурку, продолжая призывно обмахиваться подолом.

Оскорбленный в лучших чувствах парень подхватил свою обидчицу под мышки и поставил на ноги. Девушка сделала вид, что не может стоять, притворно норовя упасть.

— Я вся ватная, — бормотала она, — пьяная и ватная.

— А ну стой! — прикрикнул на нее Шурка.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что я — хер, который стоять не может. Кончила уже. — И девица легкого поведения пустила из уголка губ густую слюну.

Шурка полез Ксюхе под юбку, но вдруг отдернул ладонь и принялся ее рассматривать.

— Да у тебя вся жопа в солидоле! — воскликнул он.

— Это у меня смазка такая! — Ксюха наконец-то стала на одну ногу и прошептала: — С детства машины люблю. Поэтому и стала машиной для траханья.

— Шурка, слаб ты для нее, — крикнул механик по двигателям, сидевший в торце стола.

— Чем это я слаб? — возмущенно вопросил парень.

— Ксюха трахается, как швейная машинка, а ты у нас шприц одноразовый.

Это было уже слишком.

— Да что ты их слушаешь? Докажи! — зашептала Ксюха на ухо Шурке.

— Сейчас мы им выдадим! — решительно произнес парень.

Он схватил проститутку в охапку и потащил к одной из машин. Из открытой дверцы виднелись Шуркины спущенные штаны. Ксюха же уперлась ногами в крышу и, немало не стесняясь, громко высказывала партнеру «пожелания трудящихся».

А за столом тем временем уже заспорили, сможет ли Шурка удовлетворить Ксюху или будет как всегда: он кончит, а эта ненасытная потом будет приставать ко всем подряд, чтобы ее, как она любила выражаться, «затрахали, замучали, как Пол Пот Кампучию».

За шумом и гамом никто из участников застолья и не услышал, как невдалеке от ремонтной мастерской остановился микроавтобус, в котором сидели десять полицейских в штатском. Офицер дал им последние инструкции: — Еще раз запомните: в сегодняшней операции ни один из вас не понесет ответственности за смерть бандитов. Наша задача сегодня — не арестовывать, не задерживать, а уничтожить русскую мафию. Если сегодня мы не покончим с ними, то не покончим никогда. Только убивать!

Двое полицейских, сидевших на заднем сиденье, переглянулись.

— Тебе это ничего не напоминает? — прошептал один из них.

— Напоминает, — вздохнул другой, а затем добавил: — Да, не все так плохо было в те времена.

Второй полицейский ответил:

— Хотя бы порядок был.

— Вот и сейчас наведем порядок, — подвел итог первый.

Офицер, сидевший на переднем сиденье, пристально посмотрел на своих подчиненных, и ему сделалось немного не по себе, когда он заметил, что в глазах этих довольно спокойных мужчин, отцов семейств, горит какой-то странный огонек. Свои наставления он давал спокойно и уверенно, с сознанием собственной правоты, хотя в душе в ней сильно сомневался.

«Пойдут ли они на это? — думал офицер. — Смогут ли быть палачами? — И вдруг он понял: — Смогут. Да не просто смогут, а будут вершить расправу с удовольствием. Ведь ответственности нести не придется. Что ж, солдаты вермахта тоже твердо знали: за них все решает фюрер… А в общем-то моим ребятам, во всяком случае, большинству из них, все равно, кого убивать. Скажи им завтра, что нужно стрелять югославов, а не русских, они станут отстреливать их на улицах, как бешеных собак. Скажи, что можно убивать евреев, перестреляют и их. А потом, если кто-то скажет, что можно пускать в расход австрийцев, вряд ли и тут они остановятся. Человек, однажды прикоснувшийся к оружию, — потенциальный убийца».

Однако пора было от рассуждений о добре и зле переходить к действиям.

— Впятером мы прикрываем ворота, — распорядился офицер, — остальные пятеро — на окна.

Полицейские вышли из микроавтобуса. У одного из них, одетого в комбинезон, на спине висел ранцевый огнемет. Этот страж правопорядка должен был выполнить роль «факельщика» и огнем скрыть следы расправы. Пятеро полицейских, среди них офицер, заняли позицию возле неплотно прикрытых ворот мастерской. Трое с одной стороны и двое с другой скользнули вдоль стен. У каждого в руках тускло поблескивал автомат. Но тут бригаду поджидала досадная неожиданность. Согласно ориентировке, следовало разбить окна и вести огонь через них. Но вместо обыкновенных стекол за решетками оказались стеклянные кирпичи. Пришлось на ходу вносить коррективы.

— Врываемся через ворота и открываем огонь! — приказал офицер.

Ксюха уже была готова закричать, достигнув высшей степени блаженства. Шурка скрипел зубами и пытался думать о чем-то отвлеченном, лишь бы не кончить раньше, чем его партнерша. Прошлый раз получилось именно так, и он проспорил целых сто шиллингов.

— Смотри, смотри, — говорил один из парней по кличке Механик. Сгорая от любопытства, он перебрался поближе к машине и заглядывал в ветровое стекло. — Сейчас Шурка екнется.

— Или язык себе прокусит, — отвечал ему интеллигентного вида парень в круглых очках, как у Джона Леннона.

— Ничего, ты его быстро поправишь, на то ты и Доктор.

Парень в очках улыбнулся. К нему относились здесь с почтением. Хер-Голова откопал его в Смоленске, чтобы в случае чего не надо было обращаться к австрийским врачам. Юный эскулап сумел вытащить с того света уже не одного человека Хер-Головы.

Механик внезапно насторожился. Ему показалось, что скрипнула одна из створок ворот. Он резко обернулся и тут же отпрыгнул в сторону. Этот парень чаще других бывал «в деле» и потому успел увидеть ствол автомата. Тут же громыхнула очередь. Выстреливший первым тут же упал на землю и откатился в сторону. Теперь в распахнутые ворота стреляли сразу пять стволов.

Трое парней, сидевших за столом, даже не успели вскочить на ноги. Пули превратили каждого из них в подобие решета. В девушек пока не стреляли. Они с визгом бросились врассыпную, прячась за стеллажи. Механик, матерясь, пополз под прикрытием машин к электрическому щитку. Он успел увидеть насмерть перепуганного Доктора, который сидел на корточках за свежепокрашенным «БМВ» и лихорадочно протирал стекла очков носовым платком.

— Влипли… Алес капут… — бормотал он.

Ксюха и Шурка замерли в своей машине. Казалось, они так и не поняли, что происходит и почему их прервали на самом интересном месте. Затихшие было автоматы вновь затрещали. Еще пара коротких очередей — и со стеллажей на пол потекли из простреленных жестянок одуряюще пахучие струйки.

Механик подобрался к электрическому щитку. До него оставалось метра два, но высовываться было опасно. Сам щиток находился в секторе обстрела. Теперь парню предстояло решить, стоит ли рисковать. Времени на размышление не было: если ничего не предпринять, то их всех могли перестрелять. А так, может быть, еще кому-нибудь удастся спастись.

Механик глянул на Доктора. Тот открыл багажник машины и вытащил из него короткоствольный карабин. Механик знаками велел бросить ему оружие. Доктор отрицательно мотнул головой. Стараясь действовать бесшумно, он передернул затвор и прилег у заднего колеса «БМВ».

Одну за другой врач выпустил наугад пять пуль. Этого времени хватило, чтобы Механик в прыжке успел нажать кнопку, опускавшую металлические жалюзи позади ворот, и, рискуя быть подстреленным, упал рядом с Доктором.

— Кажется, получилось, — прошептал он, глядя на то, как медленно ползет вниз железная решетка.

Но радость оказалась преждевременной. Офицер полиции первым сообразил, что следует предпринять. Аккуратно прицелившись, он выстрелил прямо в направляющие, по которым скользили штыри планок. Жалюзи перекосило. Один конец заклинило, второй продолжал опускаться. Теперь под обстрел попадала только половина помещения, вторую не очень надежно прикрывали перекошенные планки.

— Что делать? — прошептал Доктор, перезаряжая карабин.

— В машину — и рвать когти как можно быстрее! — приказал Механик. — Протараним жалюзи, а там посмотрим.

Доктор с сожалением посмотрел на машины: два «Мерседеса» и один «БМВ». Если бы тут стоял джип!

Но выбирать не приходилось. Он приподнялся на локтях и свистнул. Из-за одного стеллажа высунулась взлохмаченная голова девушки.

— Сюда, в машину! — шепотом распорядился Доктор, распахивая переднюю дверцу «Мерседеса», между сиденьями которого на полу затаились Ксюха и Шурка.

Второй раз повторять не пришлось. Доктор, пригнувшись, нырнул в дверцу и оказался за рулем.

— А ты чего? — зашипел он на Механика. —

Залезай!

Тот покачал головой:

— Нет! Вы поедете за мной!

Он прыгнул за руль «БМВ» и, прежде чем Доктор успел крикнуть «нет», запустил двигатель. С места набирая бешеную скорость, машина рванулась вперед, аж стулья, стоявшие на дороге, разлетелись в разные стороны. Механик старался не смотреть на своих мертвых приятелей, которых тоже смел на пути. Уже будучи уверенным, что он идет точно в ворота, Механик пригнулся. И как раз вовремя.

Автоматные очереди прошили ветровое стекло. Одна из пуль угодила в переднее колесо, машина качнулась, ее занесло и со всей силы ударило о железную окантовку ворот. Механик был еще жив. Цепляясь за руль, он попытался подняться, и тут же, лишь только его голова показалась над приборной панелью, в лоб ему попала пуля. Парень рухнул на пол. Теперь вырваться из гаража было невозможно: искореженный «БМВ» загораживал единственный выезд.

Офицер полиции махнул рукой «факельщику» с ранцевым огнеметом на плечах. Тот, прижимаясь к стене, подобрался к самым воротам, отставил руку в сторону и сунул свое оружие в узкую щель между нижней планкой жалюзи и порогом. Доктор, лежа возле машины, старательно целился, пытаясь уловить малейшее движение там, на улице. Несколько раз он выстрелил, когда ему в разрезе прицела почудилась какая-то тень.

И вдруг прямо из-под жалюзи ударил сноп огня. Девушки пронзительно завизжали. Полицейский медленно поворачивал свой огнемет, и ярко-желтые языки пламени лизнули сперва потолок, затем стеллажи, прошлись по разломанным столам и с леденящим душу свистом коснулись второй стены. Краски, растворители, масла вспыхнули мгновенно. Доктор выронил карабин и катался по бетонному полу, прикрывая руками обожженное лицо. Последнее, что он увидел, прежде чем лопнули стекла очков, — это Ксюху. Охваченная пламенем, девушка пыталась сделать еще несколько шагов, затем пошатнулась и упала в пылающую лужу нитрокраски. «Факельщик» еще несколько раз нажал на спусковой крючок своего оружия и, пригибаясь, опрометью бросился подальше от ворот. Другие полицейские тоже пятились назад, опасаясь, что сейчас начнут рваться бензобаки, канистры и бочки.

А офицер с ужасом смотрел на метавшиеся в огне тени.

* * *

— Вот засранцы, за что только деньги берут! — выругался Хер-Голова, откладывая молчащий телефон. — Хотел в мастерскую позвонить, предупредить, что ты машину не сможешь погнать. Ну да ладно, черт с ними. Думаю, связь скоро восстановится.

Джип «Чероки» остановился возле подъезда того самого дома, где Хер-Голова оставил двух проституток на попечение арабов. Шофер, Феликс и Марина вышли вслед за Хер-Головой. Вновь ожило переговорное устройство.

— Время кончилось, — сказал шофер в зарешеченный микрофон.

— Сейчас откроем, — послышался голос с сильным акцентом.

Один из арабов-полицейских снял с перепуганной проститутки наручники и, глядя ей прямо в глаза, приказал:

— Ты откроешь дверь.

— Нет!

— Откроешь, — и он наставил на нее ствол короткого автомата.

Вторая проститутка сидела на кровати, пристегнутая наручниками к металлической спинке. Рот ей туго стягивало полотенце.

— Откроешь сама, и чтоб улыбалась! Девица наконец еле заметно кивнула.

— И без глупостей!

Второй араб чуть отодвинул занавеску и выглянул на улицу.

— Их как и тогда — трое парней и девушка, — доложил он и только после этого нажал кнопку, открывавшую электрический замок на входной двери.

Проститутка стояла, положив руку на замок. Свет в прихожей погасили. Полицейские заняли позиции в коридоре с оружием в руках.

Послышалось, как раздвигаются створки лифта, как выходят из него люди. Девица нервно обернулась, в глазах ее блестели слезы.

— Улыбка! — прошипел араб, направляя ствол автомата в ее сторону. — Улыбайся, кому говорят!

Девушка затравленно улыбнулась, как, наверное, усмехаются привидения, если они в хорошем расположении духа.

Шофер постучал в дверь. Ему тут же открыли.

— Где хозяева? — спросил он. Проститутка внезапно бросилась на водителя и пряталась за его спину. Только шофер успел выхватить из кармана пистолет, как в него ударила автоматная очередь. Но все-таки, уже почти ничего не видя, парень успел нажать на спусковой крючок. Полицейский схватился за рану и рухнул на пол.

Хер-Голова рванулся в сторону, пытаясь укрыться за дверным косяком. А в это время второй полицейский открыл огонь. Единственное, что успел сделать Феликс, так это оттолкнуть в сторону Марину и, пригнувшись, броситься вперед. Он схватил полицейского за ноги, дернул его на себя и повалил на пол. Последние пули вспороли потолок. Хер-Голова, пошатываясь, вошел в прихожую, несколько раз выстрелил из своего пистолета прямо в голову полицейскому, нагнулся и вырвал автомат из рук мертвеца.

— Суки! — глухо прохрипел он, приваливаясь плечом к стене. — Зацепило-таки…

Его ранило дважды. Одна пуля насквозь пробила левое плечо, вторая застряла чуть ниже. При виде медленно вытекающей крови Хер-Голова побледнел как полотно.

Феликс нагнулся, проверил пульс у шофера. Парень был мертв. Возле двери сидела на корточках проститутка. Трясясь от страха, она повторяла как заведенная:

— Они заставили… заставили…

Феликс взял пистолет шофера и осторожно заглянул в комнату. Убедившись, что вторая девушка там одна, он освободил ее рот от полотенца.

— Их было только двое, — сказала она. — Расстегни наручники.

Проститутка взглянула на журнальный столик, на котором лежала еще пара наручников и ключи. Феликс освободил девушку от оков и тут же бросился к Хер-Голове. Тот пока держался, сознание не терял.

— В машину! — прохрипел Хер-Голова. — Уходить надо…

Только на площадке Колчанов вспомнил о Марине. Та стояла не шелохнувшись и смотрела на него невидящим взглядом.

— Ну же, помоги! — крикнул Феликс. Он забросил правую руку Хер-Головы себе на шею. Марина нажала кнопку лифта. Створки тут не открылись.

— Выметайтесь отсюда! Уходите! — приказал

Колчанов проституткам. Лифт поехал вниз.

«Сейчас тут будет полиция, — подумал Феликс, — если только внизу уже нет засады».

Они вышли из подъезда. Феликс огляделся: вроде бы никого рядом не было. Но наверняка кто-нибудь из жителей дома вызвал полицию. Колчанов усадил Хер-Голову на заднее сиденье джипа и приказал Марине: — Перевяжи его!

А сам сел за руль и выехал на улицу. Несколько поворотов — и «Чероки» скрылся в потоке машин. Остановившись перед светофором, Колчанов обернулся. Хер-Голова сидел, уцепившись здоровой рукой за верхний поручень, и морщился от боли. Марина старательно перевязывала ему рану.

— Куда теперь? — спросил Феликс. Хер-Голова беззвучно засмеялся.

— Конечно же, не в больницу! В мастерскую, по восточному выезду. Там у меня есть свой доктор.

Феликс еще успел заметить полицейский автомат, лежавший на коленях у Хер-Головы, и тронул машину с места. Навстречу им уже летели, сверкая мигалками, две полицейские машины.

«Надеюсь, девушки успели уйти», — подумал Колчанов, поворачивая направо.

— А Сашку почему не забрали? — вдруг вспомнил Хер-Голова.

— Его убили, — не оборачиваясь, ответил Феликс.

— Все равно забрать надо было.

— Не мог, тебя тащил.

— Разворачивай назад!

— Да там полиции уже полно!

— Ничего, я потом их достану! — рявкнул Хер-Голова и выдал хитроумную матерную тираду. — Подлечусь, отойду и достану! Я же хотел как лучше. Спокойно, мирно легализовался, как просили, югославов убрал. А они на меня… — Он погладил автомат, лежавший у него на коленях, бешено сверкнул глазами, отсоединил рожок, заглянул в него, взвесил на ладони. — Патронов двадцать будет.

— Ты думай о том, как тебе на дно залечь и вылечиться, — сказала Марина, потуже затягивая оторванный рукав рубашки на плече Хер-Головы.

— Нормально, кость не задета.

Он повел плечом и поморщился от резкой боли.

Джип несся по шоссе, ведущему к восточной окраине столицы. Уже остались позади многоэтажные дома, вдоль дороги растянулись утопавшие в зелени аккуратные коттеджи, похожие друг на друга как две капли воды.

— Вытащит пулю — на мне, как на собаке, заживет, — приговаривал Хер-Голова, ощупывая рану.

— Наперед не загадывай, примета плохая, — предостерег Колчанов.

Наконец мелькнул «антирекламный» щит мастерской, и джип свернул на неширокий подъезд к ней. Но не успел он проехать и двухсот метров, как тут же резко затормозил.

— Ты чего?.. — спросил Хер-Голова и прибавил несколько слов «экспрессивной лексики».

Феликс погасил фары и принялся разворачивать машину. Но развернуть длинный джип на узком проезде, обсаженном живой изгородью, было не так-то легко. И тут Хер-Голова увидел то, что остановило Колчанова: авторемонтная мастерская пылала, возле нее виднелся микроавтобус и силуэты вооруженных людей.

— Суки! — закричал Хер-Голова. — Да я вас сейчас всех…

— Молчи! — прикрикнул на него Феликс. —

Сиди и не рыпайся, уходим! —Да я…

Джип ткнулся передними колесами в высокий бордюр и заскреб протекторами по бетону.

— Какого хрена такой гроб на колесах покупал! — Колчанов что было прыти крутил руль, выворачивая передние колеса.

Вспыхнули фары микроавтобуса, выхватив из темноты джип. Навстречу уже бежали вооруженные люди-

— Мама… — пробормотала Марина и тихо поползла на пол.

Феликс уже почти вывернул джип. Теперь, если один раз подать назад, можно было попытаться уйти от полиции. Но тут Хер-Голова распахнул дверцу и выбрался наружу с автоматом в руке.

— Полицаи поганые! Фашисты! — кричал он, нажимая на спусковой крючок. — Что, забыли Сталинград, фрицы? Так я напомню!

— Идиот! — заорал Феликс и бросился к Хер-Голове.

А тот увернулся от Колчанова и побежал вперед, продолжая стрелять с одной руки короткими очередями.

— Суки! Поубиваю! Кончу всех! Фашисты! Смерть немецким оккупантам!

Зазвучали ответные выстрелы. Хер-Голова остановился, широко расставил ноги и, уперев автомат в живот, выпустил еще две короткие очереди. Полицейские стреляли не переставая. Хер-Голова дернулся, выронил автомат и упал на спину.

Феликс на мгновение замер, прижавшись спиной к колючим кустам шиповника. Его приятель невидящим взглядом смотрел в такое спокойное звездное небо.

— Феликс… Феликс… — донеслось из машины. И Колчанов понял, что просто не имеет сейчас права мстить за приятеля, нужно спасать Марину. Полицейские скорее всего были уверены, что в джипе никого, кроме Хер-Головы, не было. Надо было подольше держать их в этом неведении.

Пригнувшись, Феликс прошмыгнул к джипу, сел за руль и рванул машину с места. Марина вздрогнула и от неожиданности громко закричала.

Колчанов лишь краем глаза смотрел в зеркальце заднего вида на то, что делается за его спиной. Человек пять вскочили в микроавтобус, и тот, набирая скорость, помчался в погоню. На его крыше уже неистовствовала мигалка, взвыла сирена. На широком шоссе Феликс мог рассчитывать оторваться, все-таки двигатель в его машине был помощнее, хотя и не намного. Уже перед самым шоссе Колчанов так еще и не решил, куда ему ехать: в город или, наоборот, подальше от него.

«Понастроил автобанов, фюрер бесноватый, — подумал Феликс. — У нас свернул бы в поле, и хрен бы они меня догнали! А здесь повсюду бетонные ограждения, металлические сетки, только противотанковых надолбов не хватает».

Он с разгону протаранил легкий дюралевый брус, разгораживающий автомобильные потоки, и помчался к городу, на ходу обдумывая, что делать дальше. Ему удалось вырваться немного вперед, но мигалка на крыше микроавтобуса все равно маячила сзади в полукилометре от его машины: полиция отставать не собиралась.

«Да, все-таки я поступил правильно. Если бы был один, рвал бы от города подальше, а с Мариной нужно в Вену. Высажу где-нибудь, а они пусть гонятся за мной, посмотрим, кто кого».

Стрелять в него пока не собирались. Из-за большого расстояния. К тому же на дороге было много машин.

Лишь только Феликс въехал в город, как тут же принялся искать взглядом, где можно высадить Марину. Одной рукой продолжая вести машину, он вытащил пачку денег и протянул ее девушке.

— Возьми, тебе пригодится, — сказал Колчанов.

— Мы же вместе, зачем отдаешь мне? — забеспокоилась Марина.

— Сейчас я остановлюсь, а ты беги. Я их уведу дальше. Главное — не бойся. Ну же, беги!

— А как же ты?

— Ты мне сейчас как гиря на ногах, ясно?

— Я никуда не уйду!

— Пошла вон! — крикнул Феликс. — Засядешь в квартире — и чтобы носу оттуда не показывала, пока я не приду!

— А если с тобой?.. — Девушка запнулась на полуслове.

— Найдешь кого-нибудь из ребят Хер-Головы, деньги у тебя есть. Они документы тебе выправят. Только не вздумай соваться в посольство, а тем более в полицию!

Феликс резко свернул в сторону и на какое-то время исчез из поля зрения своих преследователей. Он притормозил, распахнул дверцу, сунул Марине в руки свою записную книжку с телефонами, вытолкнул девушку из машины и тут же рванул вперед. Марина бросилась вдогонку, но, услышав близкое завывание полицейской сирены, поспешила укрыться в подземном переходе. Когда машина с шумом промчалась дальше, Марина поднялась наверх. Она с недоумением посмотрела на пачку денег. А еще и записная книжка. Наугад открыла ее. Книжка распахнулась на странице, которая была заложена небольшой любительской фотографией. На ней Феликс сидел с какой-то женщиной на скамейке в парке. В том, что карточка была снята в Вене, сомнений у Марины не возникало: прямо за мужчиной и женщиной высился императорский дворец. На обороте были написаны имена Феликса и, наверное, как не без основания решила девушка, неизвестной женщины — «Ханна». В книжке имелся и телефон этой самой Ханны.

От страха и растерянности девушку бил нервный озноб. Она оказалась вдали от родного дома одна, без документов, без единого близкого человека, насилу осталась живой и, главное, решительно не знала, что же делать. Оставалось только сесть где-нибудь и зареветь.

«Возьми себя в руки, — мысленно проговорила Марина. — Лови такси и езжай домой. Деньги у тебя есть, продукты в холодильнике. Феликс не из тех, кто так просто сдается. Рано или поздно он вернется».

А Феликс тем временем продолжал гнать, лихорадочно размышляя, как оторваться от погони. Но вскоре он понял, что это ему не удастся. Кроме микроавтобуса, за ним теперь неслись две мощные полицейские машины. Это уже напоминало воспетую русскими классиками псовую охоту.

«Еще немного, — подумал Колчанов, — и я наткнусь на шипы, или поперек улицы поставят грузовик. Вот тогда-то и придет мой конец».

Оставался последний шанс: оказаться на улице с достаточно оживленным движением и попытаться уйти, лавируя среди машин. Но когда Феликс вырулил на самую людную улицу австрийской столицы, неподалеку от кафедрального собора, то понял, что Вена не Нью-Йорк и не Москва. Оживленная по местным меркам магистраль оказалась почти пустынной. Но другого выхода не было.

«Вперед, а там будет видно», — решил водитель джипа.

Вскоре вся бессмысленность гонок уже обрисовалась вполне отчетливо. Пару раз полицейская машина уже поравнялась с джипом Феликса, и его водитель даже мог рассмотреть лица австрийских правоохранителей. Потом он увидел, как впереди автобусом перегораживают улицу, затем шофера, бежавшего к тротуару, и еще пару полицейских машин. Феликс посмотрел, не удастся ли объехать препятствие по тротуару. И тут чуть впереди себя он заметил пикап, фургончик с буквами «TV» под задней дверцей. Колчанов тут же сообразил, что если он имеет дело с полицией действительно демократического государства, то действовать нужно в соответствии с его традициями. Он уже понял суть проводившейся сегодня полицейской операции по уничтожению русской мафии и знал: уйти живым у него нет почти никаких шансов. Но в свободном мире нет такого полицейского, который не боялся бы журналистов, не боялся бы огласки. Вот откуда могло прийти спасение! Феликс нажал педаль газа, обогнал фургончик, затормозил и резко вывернул руль. Его машину развернуло, и не очень быстро ехавший телевизионный пикап уткнулся бампером в дверцы джипа, смяв подножку. Посыпалось стекло разбитых фар. Удар получился, как и предвидел Феликс, не очень сильным, и вряд ли в фургончике кто-нибудь серьезно пострадал.

Одна из полицейских машин объехала место аварии и остановилась метрах в двадцати. Феликс выскочил из машины и застыл, заложив руки за голову.

К нему медленно приближался полицейский с пистолетом в руках.

— Стоять! Не двигаться! — приказал он.

Из микроавтобуса выбрался офицер полиции в штатском.

«Неужели это всего лишь техническая служба телевидения?» — с горечью подумал Феликс, глядя на фургончик, из которого никто не спешил выйти.

Но тут же он с облегчением вздохнул. Из пикапа вышел мужчина и взгромоздил себе на плечо камеру. Затем появилась женщина с микрофоном в руках. Полицейский замедлил шаг и, как показалось Феликсу, задумался, не спрятать ли пистолет. Теперь уже Колчанов не опасался за свою жизнь. Не торопясь, он расстегнул нагрудный карман куртки, вытащил из него документы и развернул их на камеру.

— Вот, вот мои документы. Это всего лишь недоразумение! Они преследовали меня! — тараторил Феликс.

Он нисколько не заботился о логике и правдоподобии, прекрасно понимая, что ночное столкновение репортерской машины в любом случае попадет в телевизионные новости, а значит, полиции не удастся расправиться с ним так, как они расправились с Хер-Головой. Офицер показал журналистке полицейский значок и на вопрос «Что происходит?» ответил:

— Этот парень не останавливался, когда мы ему приказали. У нас есть подозрение, что машина краденая.

— Меня зовут Феликс Колчанов, — произнес Феликс нарочито громко, чтобы запись была четкой.

На него даже не стали надевать наручники, посадили в полицейскую машину и отвезли в управление. На все вопросы Колчанов отказался отвечать, справедливо полагая, что за ночь он успеет что-нибудь придумать. С ним не спорили, сообщили ему его права и поместили на ночь в одиночную камеру.

К Хер-Голове особо теплых чувств Феликс никогда не испытывал. Покойный не был его другом, так, приятель с детства, ну и деловой партнер. Но его гибель не могла не внушать уважения.

«Пусть глупо, но по-геройски, — подумал Колчанов. — Н-да, не ожидал я от австрийцев такой прыти. Такие тихие, аккуратные, трудолюбивые…

Хотя если вспомнить, что они вместе с немцами вытворяли в войну, то удивляться не станешь…»

Он лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел на слабо освещенный потолок.

«Однако мне теперь мало приятного светит, — продолжал рассуждать Феликс. — В конце концов, Хер-Голова и его люди знали, на что шли. Рано или поздно такое должно было случиться. Рано или поздно если не полиция, то конкуренты угрохали бы их за милую душу. Работа такая. Ну угораздило же меня приехать в Вену именно в этот день, да не одному, а с этой девчонкой!»

При мысли о Марине Феликс изменился в лице. Только сейчас, оказавшись в вынужденном одиночестве, он стал думать о ней с неподдельной тревогой. «Добралась ли она до дома? Переборола ли страх? Шутка сказать, одна, совсем одна в чужом городе, и не к кому обратиться за помощью. Пусть у меня в кармане австрийский паспорт, который, кстати, забрала полиция, но все равно здесь я чужой. Правильно я решил в свое время жить в России, а сюда наведываться от случая к случаю. Интересно, если надолго упекут в тюрьму, смогу ли я потом вернуться домой? Да уж, наверное, выпустят меня они с радостью. А приехать назад? Вот это извини-подвинься. Придумают что-нибудь, чтобы лишить гражданства».

Колчанов прислушался. Полицейские о чем-то переговаривались, но разобрать можно было только отдельные слова. Он слушал долго, наверное, с полчаса, вылавливая все, что было ему знакомо. Немецкий язык он знал вполне сносно и без особого труда мог изъясняться на бытовом уровне.

Полицейские, как понял Феликс, обсуждали результаты сегодняшней акции. Прошла она быстро и, судя по всему, эффективно. Мало кому удалось улизнуть от полиции, все крупные, авторитетные бандиты были убиты. Феликс спасся чудом. Если бы не случайно подвернувшийся пикап с телевизионщиками, его скорее всего прикончили бы на месте. А если бы даже и запихнули в полицейскую машину, то потом, возможно, пристрелили бы «при попытке к бегству».

И Феликсу Колчанову пришлось еще раз убедиться в своем сверхъестественном везении. Так бывало в школе, так случалось и во время службы на границе. Точно так же, по счастливой случайности, Хер-Голова предложил ему аферу с австрийским гражданством.

«Ладно, — решил наконец-то Феликс, — от того, что я думаю, ничего не изменится. Нужно сперва узнать, в чем меня обвиняют, а тогда уже решить, как себя держать. А сейчас, пока есть время, нужно восстановить силы. Мертвых не вернешь, Марине отсюда никак не поможешь. Значит, надо уснуть».

Легко сказать — уснуть. А как уснешь после такой ночи? Но Феликс Колчанов умел держать себя в руках, умел засыпать тогда, когда это нужно, будь то на полчаса, на час или на десять минут. У него была своя собственная методика. Если в голову лезут мрачные мысли — вспомни что-нибудь приятное. Желательно, о такой минуте, когда тебя клонило в сон после тяжелого дня. Думай о том же, о чем ты думал в те мгновения, постарайся вернуться туда в мыслях. Если тебе это удастся, ты уснешь.

Он перебирал в памяти разные события последних лет и никак не мог на чем-то остановиться. И наконец он понял: надо думать о той звездной ночи на берегу лесного озера. И вот Феликс вновь почти физически ощутил ту прохладную воду. Вспомнились ласки Марины, трогательно —неумелые и вместе с тем такие искренние…

«Все-таки она почти что ребенок», — подумал Феликс, засыпая.

Его разбудил охранник, который принес завтрак. По камере разнесся аромат свежесваренного кофе и поджаренного хлеба с сыром, который возбуждал аппетит. Феликс поблагодарил, встал, умылся, сделал зарядку и только после этого принялся за завтрак. Ел он медленно, специально растягивая время, что в его положении было вполне объяснимо.

До обеда его никто не трогал. Теперь австрийский подданный с русской фамилией стал головной болью полицейского управления. Арестовать-то его арестовали, но что теперь с ним делать — никто толком не знал. Хотя, в общем-то, повесить на него можно было много чего. Как-никак его задержали на машине Хер-Головы, заднее сиденье было запачкано кровью. Но вот начни полицейские раскручивать это дело, копать, предъяви Колчанову обвинение — и на свет могло бы выползти много интересного. Например, расстрел людей в кафе, «огненная акция», навевающая неприятные ассоциации с Лидице и Хатынью. А свободная пресса дремать не привыкла…

Официальная версия ночной стрельбы выглядела как разборка между двумя криминальными группировками, а вот Феликс в эту легенду никак не вписывался. Сымитировать попытку к бегству теперь было невозможно: о задержании Колчанова было известно журналистам, сюжет с аварией репортерской машины уже прошел в новостях. Вся Вена была взбудоражена ночными происшествиями, а интерес к таким событиям обычно держится довольно долго.

Феликс не мог и предположить, что с этого момента его жизнь пойдет на новый виток, что события полувековой давности заставят его изменить некоторым своим устоявшимся принципам. Он знал такой город в Белоруссии, как Бобруйск, даже знал, что в нем есть старая крепость…

Но время словно спрессовалось, и то, о чем, как казалось, уже стали забывать, через пару недель ворвалось в его жизнь.