У меня был двоюродный брат. Он мальчишкой Погиб на войне. Мы с ним были ровесники. А теперь Он годится мне в дети. Он мне вспомнился вдруг В югославской чужой стороне. Здесь, У русских могил, На холодном И влажном рассвете. Я с ним в детстве поил Деревянных коней, И отлично жилось нам На той, Довоенной планете. Он был старше меня По серьезности тихой своей, А теперь Он годится мне в дети. Он погиб В самом первом бою. Ничего, Кроме нашей Кубани, Он не видел на свете. Я ж прошел сто дорог За себя И еще сто дорог За него, И теперь Он годится мне в дети. Для него была женщина тайной. Была Аэлитой она. Он еще ее губ, Достающих до самого сердца, Ни разу не встретил. Новогодняя рюмка сухого вина — Вот и все… И теперь Он годится мне в дети. Мы с ним были ровесники. Я, вернувшись с войны, Избегал его мать, Будто в чем-то Перед ней был в ответе. А теперь Я смотрю ей в глаза Без той прежней вины. Потому что теперь Он годится мне в дети. Все равно Нелегко мне В глаза ей смотреть, Это понял я в Сербии, Здесь, У русских могил, На рассвете. Но в одном Он счастливей меня — Он не будет стареть. Потому что теперь Он годится мне в дети!

Был он так молод в ту пору свою, Так безмятежно и счастливо молод. Жизнь —              словно белый распахнутый ворот. Бед никаких, Кроме смерти в бою.