Я открыла глаза и приложила руку ко лбу: горячо. Тело, которому запретили смотреть сны, чувствовало и вело себя на манер побитого волосатика: ныло, поскуливало, и от этих ощущений на глаза наворачивались слезы беспомощной жалости.
«Жалости к себе. Прекрати сейчас же».
Встать, дошлепать до душевой кабинки и оторваться там всласть — это предел моих мечтаний. Это, черт, побери, мой предел. Я смотрела прямо в бьющие мне в глаза струи и пыталась не думать о том, как здорово все было раньше. Как хорошо было становиться под ионизированную воду после славного штурма, как клево было смывать с себя пот после напряженной погони за очередным нарушителем. Как приятно было торчать в горячем облаке пара, когда твой парень уже ушел, а ты осталась — довольная, почти добрая и слегка сонная.
Как здорово было, когда я могла позволить себе сны.
И как хорошо, что я об этом не думаю.
— «Сегоки», текущие координаты, — распорядилась я, выбираясь из душа.
Равнодушный и ненавистный голос что-то бормотал, а я уже представляла себе карту. Мы вышли из изнанки и теперь нацелились на звезду Безумия — систему, в которой расцвела престранная жизнь, полностью несовместимая с человеческим разумом. Вылезать в «наш» космос прямиком на месте было занятием рискованным, учитывая, что «безумцы» строили в своей звездной системе.
Мы мало что знаем об этих тварях, а сцинтиане охотно торгуют с нами всем подряд, кроме информации о Червях Пустоты. Эдакие эксклюзивные владельцы прав на контакт, хотя, если разобраться, — то просто удачливые мудаки. Есть разные мнения насчет любви и взаимопонимания сцинтиан с Червями, но одно известно точно: одна из трех гуманоидных рас известного космоса начала развиваться куда быстрее, наладив отношения с некой негуманоидной.
Я отхлебнула кофесинта и ввела в систему уточненные данные приближения к системе.
«Приятно быть полезной, правда?»
В коридоре фрегата было скучно — вот уж не думала, что заскучаю по серости изнанки. На глаза обормоту показываться не хотелось, хотя достойно бодрое лицо я пока держать ухитрялась. Теперь только главное, чтобы «Сегоки» не сболтнула ничего лишнего Синдзи, как сболтнула мне. «Расстроится ведь человек. Но это уже как повезет, и нечего еще и по этому поводу сопли распускать». А вообще удивительно, что я не придумала виртуальному интеллекту злорадных интонаций — это было бы очень в моем духе.
Я брела по коридору вроде как в направлении рубки, а в моей голове маленький рыжик с грустью смотрел на разваливающиеся стены крохотного мира.
«Ты становишься поэтом, Аска, — улыбнулась я. — Хороший повод оставить после себя хоть что-то».
Корабль вздрогнул, и я ощутила крохотный послед компенсации торможения — даже сразу не поняла, что это. Ну, а когда разум привычно прикинул цифры, в рубку я рванула уже бегом.
— Что происходит?!
Инженерные экраны помаргивали предупреждениями о критических перегрузках, причем голосила даже конструкция фрегата, а уж преобразователи просто захлебывались человеческой глупостью. Среди вакханалии вспышек и красных бликов метался Синдзи, успевая ко всем консолям сразу.
— Синдзи!
— Мы уходим! — крикнул он, не оборачиваясь. — Активируй катушки на инжекторах!
Я обернулась к нужной подсистеме и принялась вбивать данные. Да, это все можно было проделать быстро, усилием воли и одним касанием мысли — в синхронизации с кораблем, но… Я ловила краем глаза отблески болевого шока «Сегоки» и понимала, что ни разу не хотела бы оказаться в связке с фрегатом после торможения.
— Что случилось? — бросила я через плечо.
— Лови.
Экраны успокаивались, корабль приходил в себя после торможения, и капитан занялся навигационными данными, а у меня на голо-панели всплыло сообщение:
‹В моей системе червь. Бегите из системы Червей. Прощайте.›
Это было написано не на баронии страу, не было привычной «рыжей» подписи, но во всей вселенной только мингхарди пишут изысканные — по своим меркам — каламбуры в момент ужасной-ужасной опасности.
— Что там?
— Империя, — коротко бросил обормот и вывел данные на экраны.
Безумие окружала причудливая система арок, мостов и прочей архитектуры. Стрельчатые, ломаные, ведущие в никуда — они простирались на десятки гигаметров, нагло игнорируя все физические законы. Никто из людей так и не постиг, откуда берется материал для этих изысков, почему они не разрушаются гравитацией, как весь комплекс слаженно движется вокруг светила. Мы даже не смогли понять, зачем все построено: как города, для научных целей, в качестве звездного памятника самим себе. Люди не смогли — а Черви отмалчивались, сводя с ума исследователя за исследователем.
Похоже, людям надоела загадка.
Система Безумия кипела, и на наши экраны щедро высыпалась информация сверхдальних радаров. По меньшей мере две ударные группы шли в пространстве звезды широкими конусами, уничтожая все на своем пути. Судя по построению, это был уже второй заход, а судя по состоянию арочных конструкций Червей, систему предварительно обработали чем-то очень тяжелым.
— Зачем это все? — выдохнул Синдзи.
Только по мертвому тону обормота я поняла, что смотрю на уничтожение цивилизации.
«Если тебя что-то испугало — убей пока, можешь», — вспомнила я. Только Юго-Восточная Империя, в отличие от суеверного фронтира, действовала медленнее.
И куда решительнее.
Вообще, если разобраться, подобных прецедентов было всего два…
— Смотри сюда, — показала я. — Черви уходят.
В полугигаметре от нас видеолокаторы ухватили движение. Группа огромных тварей летела прочь из своего разрушаемого дома. Как они набрали такое ровное ускорение, я не понимала. Впрочем, я не понимала, как они вообще передвигаются в безвоздушной среде. И никто не понимал. И вряд ли теперь поймет.
Покрытые наростами, будто бы окаменевшие змеи застыли в рамке голо-панели, и их можно было разглядеть до мельчайших деталей. Странная псевдокостяная бахрома под «брюхом», системы «парусов», разбросанные по телу, — эту жизнь стоило уничтожить хотя бы потому, что она меньше всего походила на жизнь, а больше — на разукрашенный бумажками трехкилометровый кусок дерьма.
Меня трясло от картинки разрушения системы, умом я понимала, что это конец разумной расы, но заставить себя сочувствовать Червям я не могла.
Плохая я ннувианка.
— Обнаружена сканирующая сфера…
— Стелс! — заорал обормот, но было уже поздно.
Всего лишь в мегаметре от правого борта «Сегоки» космос раздался, выпуская из изнанки огромный корабль.
«"Тень»! — взвизгнула паника. — Нет, просто СД… Нет, линкор!»
На метки я не стала смотреть: линкор влет поправил курс и пошел прямо на нас.
— Синдзи, исчезни! — крикнула я, срываясь к ложементу. — «Сегоки», синхронизация, экстренный порт!
— Принято, Аска.
Дождящие осколки сознания падали на меня и в меня, я врастала в корабль, а фрегату уже было больно. «Торпеда. Это совсем близко».
Осмотреться.
Корабль сиял огнями мульти-класса, он был ярким, мощным, и обводы массивных двигательных пилонов неприятно выделялись на фоне и без того грозного судна. «Маневренный и быстрый линкор. Ужас».
Еще торпеда. И еще одна, и еще — я бы тоже так стреляла, если бы у меня было шестнадцать носовых пусковых установок.
План, соответственно, созрел быстро. Я не могу прыгать: с такого расстояния компьютеры линкора легко отличат мультипликаторы от фрегата. Я не могу убегать: слишком плотный торпедный огонь, слишком большая разница между ускорением торпед и ускорением «Сегоки». Значит… Заложить ломаную спираль уклонения — и на сближение с врагом, лишая его возможности использовать ракеты и торпеды, молясь на свои щиты и маневры.
Ослепить хотя бы одну батарею, двинуть вдоль борта и надеяться, что экипаж размажет по переборкам, когда капитан развернет линкор для залпа всеми орудиями.
Рыская и сбрасывая блестки «обманок», я ушла на первый из трех витков спирали уклонения. Я чутко держала вокруг себя горящую броню, готовясь бросить ее туда, куда надо, а позади, слева и справа и расцветали бесшумные взрывы.
Не знаю, кто ты, но твои торпедисты знают свое дело — это потрясающе быстро и точно.
Только каждый из них — отдельный человек и управляет своей подсистемой, а я управляю всем. На втором витке я напружинила руки и запустила залп из трех торпед по касательной к линкору. Один сверхмассивный заряд, один кластерный и один ЭМИ. И пачку «обманок» им вслед.
Да, торпеды могут сдетонировать раньше, да это слишком плотная каша, чтобы ее проглядели артиллеристы линкора, но именно это мне и надо. Отвлекайтесь на реальную угрозу, а не на мечущийся фрегат.
Третий виток — и ЭМИ-торпеда достигла цели. А я очень удачно вышла из спирали на встречный курс с линкором.
— «Линейка» — огонь!
— Да, Аска.
СМ-катушки линкора почти успели зарастить брешь в щитах, но почти, как известно, не в счет. Торпедная секция — а может, и сразу две — прекратили свое существование. У меня кровоточили десны, я дергалась, стараясь не подставляться под лазеры, а в голове кувырками вертелся жребий.
Киль — пусковые шахты дронов. Верхняя палуба — мощные зенитные пояса. А вот по бортам идут батареи сверхтяжелых линейных гразеров — почти слепые в ближнем бою. Словом, вопрос стоял просто.
Левый борт или правый?
Левый. И лови молитву, чтобы ни дрон-мастеры, ни перехватчики не сработали быстрее торпедистов. Пусть работают, как всегда, пусть работают на пределе — умелые солдаты Империи, но вот быстрее — не надо. Да, я вас переоцениваю, да, я быстрее, но…
Я шла почти вплотную к его щитам. Я чувствовала, как шахты выдыхают штурмовых дронов, и в голове тошнило от близости чужого защитного поля, и мне удалось. Удалось. Завернутое в пылающий щит тело вошло в слепую зону между пятым и четвертым артиллерийскими горизонтами.
И я проиграла.
Капитан линкора не стал дергаться — он просто слегка провернул линкор по продольной оси и дал слепой залп. Я кричала: фрегат волокло вдоль четвертого горизонта, и гразеры в мгновение ока содрали с меня щиты.
Боль. Боль. Боль-боль-боль-боль…
Потом онемели ноги. Потом — шипастый клинок вошел мне в бок. А потом я больше ничего не помнила.
***
Камни, по которым я брела, напоминали чешую — острую, никогда не знавшую ни воды, ни выветривания. Я брела вперед, куда-то к яркому-яркому свету. Немного в стороне прямо на камнях сидела девушка в форме космоходки. Если бы не нашивки старосты, я бы никогда не узнала Хикари Хораки.
«Не узнала? Почему?»
На лице Гончей Черного Трибунала еще не было серебряных узоров, а в глазах — отражения смерти обреченных. Я просто прошла мимо нее, хотя ее облик и вызвал какие-то непонятные чувства — что-то важное было в этой строго одетой девушке, что-то неимоверно нужное мне.
К сожалению, мне было не до того: я шла к свету своего поражения. Если попросту, я возвращалась в сознание.
***
Я очнулась лицом вниз. Палуба была, как всегда, теплой, а вот впивающийся в шею ствол — очень холодным. Руками пошевелить не получалось — да я и глазами-то шевелила не по своей воле: картинка плыла и заволакивалась дымкой.
— Чисто, — сказал кто-то.
— Осторожно с ней, это отступница.
Перед глазами оказался ботинок. Усиленный, с выпирающими иглами щитовых генераторов — бот панцирного скафандра имперского войд-десанта. Черно-серая броня, голубоватое марево поля — все это появилось в поле зрения и исчезло.
Где я? Рубка? Трюм?
— У нас еще один, лейтенант!
— Сюда его.
— Есть!
Каркающий гортанный говор. Значит, все трое, кого я слышала, — выпускники Легенды, элита.
Рядом на палубу кого-то швырнули. Я скосила глаза и сквозь спутанные волосы разглядела Нагису. «Ну, давай, маг и волшебник. Испарись, спасайся!» Каору был без сознания, видимая мне рука странным изломом заворачивалась под живот.
Я держала в себе панику, старалась фиксироваться на деталях, и холод оружия у шеи сильно этому помогал. Не рыпайся, Аска, подсказывал этот ствол. Не дергайся, молчи и слушай, потому что на тебе уже давно энергетические кандалы, и ты только и можешь, что оценивать ситуацию.
— Рыжая очнулась, — сообщил голос надо мной.
Тут же у шеи возник второй ствол — еще более холодный. Я даже примерно не представляла, чем в меня тычут, и это здорово раздражало. И успокаивало. И раздражало.
Это как тебе только что сообщили о лишении гражданства, ты идешь в донорский центр, а по дороге тебе оттаптывают ногу в толпе — да так, что палец отстреливает болью по все ноге. И ты, подволакивая больную конечность, плетешься туда, где тебе ее все равно отпилят, и думаешь, какая дерьмовая штука — жизнь.
Ногу отдавили, а ты ему даже на спину не плюнула.
— Смирно!
Боты залязгали по палубе, чувство стволов пропало, а потом меня вздернули и двумя движениями поставили на колени. Руки за спиной, тяжелая перчатка на затылке — знаю-знаю, плазмоинвертор прямо в ладони. Зато я смогла оглядеться.
Мы были в шлюзе. Штурмовые захваты не позволяли закрыться внешним воротам, и в просвете было видно кишку абордажного канала. Привод луча-захвата сдвинули по направляющим к переборке, а рядом со мной поднимали с пола попутчиков: у Майи на шее виднелось пятно от шок-патрона, Нагисе все-таки сломали руку. А что произошло с Синдзи, я не поняла: он бессильно висел мешком, удерживаемый за шиворот десантником.
В абордажном канале показались люди, и мне стало нехорошо. После разгромного поражения, после осознания, что ждет меня ни много, ни мало казнь. После всего-всего мне стало нехорошо. Потому что в просвете абордажного канала впереди небольшой группы людей шел канцлер Империи.
Его Тень.
— На охранение! — сипло рявкнула команда.
В шлюзе стало чуточку темнее, когда на борт фрегата ступил невысокий человек в простой форме высшего офицера — всего лишь длинный темно-серый сюртук, строгие брюки, бледно-серые перчатки. Ну а лицо его все видели по-своему. Я уяснила, что на этом лице есть флотская бородка и багровые очки, а дольше разглядывать Его Тень мне не хотелось.
Хоть как это понимайте.
Сопровождающие расплывались в тумане, отчаянно хотелось закрыть глаза. Я не знаю, как там с Червями Пустоты, не знаю, есть ли у людей аура, но от этого… существа хотелось бежать очень быстро. Просто из страха за свой рассудок.
Я опустила глаза. Интересно, что хуже: быть отступницей или пособницей человека, который обокрал Его Тень. Или даже так: припомнят ли мне вообще бегство из Инквизиции?
— Приведите его в чувства.
Глубокий голос канцлера звучал сразу со всех сторон, будто его ввели прямиком в мозг. Я слегка повернула голову, чтобы рассмотреть, что там делают с Синдзи. Державший его десантник активировал запястную аптечку и приложил предплечье к шее обормота. Тот дернулся и замер в мертвом захвате, глядя прямо перед собой.
Сочувствую, Синдзи, от всей души. Очнуться и увидеть над собой канцлера — это кошмар.
Наверное, это был первый момент, когда во всем этом ужасе я ощутила себя по-настоящему виноватой. Не проигравшей, не побежденной — а именно виноватой.
«Прости меня, мой капитан. Пожалуйста».
— Долго за тобой пришлось бегать, сын, — сказал Его Тень.
Я продолжала глядеть на эту сцену, даже когда до меня дошел смысл сказанного.
«Сын?!»
— Это было безответственно.
— Я… — выдохнул Синдзи, во все глаза глядя на канцлера.
— Поговорим после восстановления памяти, — отрезал Его Тень. — Пока что ты бесполезен.
Обормот смотрел в лицо канцлеру, и я только сейчас — после всего этого насчет «сына» — поняла, что тут не так. Чертов заика пялился в лицо человека, на которого боялась взглянуть огромная держава — пялился снизу вверх, с недоумением, растерянно, со страхом. Да, все это было, но он, черт побери, смотрел.
— Рей, — сказал Его Тень. — Подойди.
Аянами вышла из-за спин солдат и встала рядом с Синдзи.
— Ты разучилась кланяться, кукла? — спросил канцлер.
Девушка склонила голову, попыталась выпрямиться — и застыла.
— Ты разучилась извиняться?
Тот же бесстрастный тон, наверное, изучающий взгляд. И мне, стоящей на коленях, видно ее глаза — глаза человека, которому очень больно. В алых глазах последней из Аянами плавилась нечеловеческая боль, прошла еще секунда — и она вздрогнула, склоняя голову все ниже, а я была слишком потрясена, чтобы понять, что воздух уже звенит от чудовищного напряжения боевой энергетики, а у меня из носа течет тонкая струйка крови.
Правый кулак Его Тени небрежно сомкнулся, и Аянами рухнула на колени.
Я видела только опущенные белые волосы, вздрагивающие плечи. Теперь я чувствовала себя не только виноватой, но и лишней. И еще сильнее виноватой. И — потрясенной: страшно было даже представить, как можно сломать Рей.
— Всех на «Ясиму», кроме этих двоих, — сказал Его Тень.
— Есть!
Меня потащили, но я извернулась уже в самом абордажном коридоре. Шлюз «Сегоки», освещенный мертвенным светом, две фигурки на коленях, и одна тень над ними.
Его Тень.
***
Повторно очнулась я в камере — боксе полтора на полтора. В верхней части тесного кубика горел красный огонек, в нижней нашелся только лючок параши. Как эта камера открывалась — я не смогла понять. В воздухе витал запах крови, саднили десны, и все тело пульсировало разбитой усталостью.
Я сидела, обняв колени. Сложно сказать, думала ли я о чем-то — наверное, да. И почти наверняка думала о чем-то несущественном. Время? Время шло мимо. Порой я возвращалась в сознание, и тогда мне становилось страшно, пускай ненадолго: мой больной разум очень себя любил, а потому защищался всеми силами.
«Я проиграла», — так назывался единственный шип, который я не могла вынуть из своего сознания. Мне хотелось думать о том, что меня вздрючили, хотелось унижать себя, клясть себя, как последнее ничтожество, которое пустили в рубку.
Хотелось, да.
Но, проклятие, вместо этого я видела растерянного обормота и согнутую болью Аянами, и эти двое выжигали мне мозг похлеще осознания собственного ничтожества.
«Да горите вы в аду, вы, двое! Ненавижу! Я себя под казнь подвела, себя, не вас!»
Нихрена это не помогало. Нихрена.
А еще убивала тишина. В тишине у меня было время на всю чертову сотню голосов, которые твердили, что я выбрала самое тупое решение из возможных, и опытная космонавигаторша не успевала от них ото всех отбиваться. Голоса убивали своей логикой: «Вот если бы ты знала…». Они предлагали более удачные решения: «Ну как ты не поняла?»
Были минуты просветления — просветления ли? — когда я четко понимала, что сделала все правильно. Что у капитана линкора был всего один шанс из десяти тысяч, чтобы принять то самое единственное решение.
«Из десяти тысяч? Будь круче, Аска! Из ста тысяч! Из миллиона!»
Нет, возражала я. Давайте без иронии. Если бы Синдзи не затормозил после сигнала Рыжего, я бы ушла от линкора. С нулевой скорости, с нулевого ускорения — и пытаться сбежать от раскочегаренного боевого корабля? Я его повредила, я сбила его с толку — повторите то же самое с такой же разницей в классе!
Я все сделала круто и даже больше, чем круто, только результат-то не меняется.
«В кошмар, Аска. Давай сходим в забытье, а? Так проще», — предложил сто первый голос. Он ошибся, этот милый вкрадчивый голос. Ошибся всего на одно слово, потому что я даже на фоне этого ужаса хорошо помнила, что такое «проще».
***
Я проснулась от того, что стена, на которую я опиралась, исчезла.
Ощущение падения было коротким, захват — цепким и мощным, а сон снесло в мгновение ока.
— Лучше не дергайся.
Коридор с одинаковыми створками был не очень большим — метров пятьдесят. Видимо, на огромном линкоре не очень любили брать пленных или запирать под замок нарушителей устава. То же тускло-красное освещение, что и в камере, тот же мертвенный аскетизм. По обе стороны от меня стояли солдаты войд-десанта в полном снаряжении. Все стандартно: один держит на мушке, второй упаковывает в энергетические кандалы.
— Вперед.
Два десантника, и снова один с Легенды. Все так обыденно и предсказуемо: стандартные угрозы-предупреждения-приказы, привычные процедуры. Ах, ну да. Это же я часто так выволакивала из камер нужных для допроса людей.
Я шла, стараясь поменьше думать, и как-то само собой получалось больше смотреть по сторонам. Интерьер корабля менялся: он становился светлее и светлее, мы прошли мимо зарядных камер батарей, мы проходили посты, и людей становилось все больше, нашивки и шевроны — все жирнее, и вообще: все говорило о том, что мы идем к мостику.
— Налево.
«Странно».
Широкие ворота капитанского мостика едва показались после очередного поворота, и тут же скрылись. Зато мы пришли — куда-то в носовую часть жилого офицерского блока, — а у меня честно получилось не думать. Честно-честно.
— Войд-коммандер, разрешите! — отрапортовал один из конвоиров, нажав на кнопку вызова у одной из дверей.
— Да.
Я даже почти не удивилась, услышав женский голос. В общем, оказывается, я давно уже была готова к встрече с примечательным командиром.
— Это блокмастер Адлунг, войд-коммандер! Заключенная Сорью Ленгли по вашему приказу…
— Впустить.
Каюта за дверью оказалась простой, чтобы не сказать простецкой. Для спартанской простоты ей не хватало опрятности: войд-коммандер явно без особого почтения относилась к чистоте и поддержанию порядка.
— Подождите за дверью, офицеры, — сказала сидящая за столом женщина, выключила голо-панель и обернулась.
Мисато-сан. Карманный стратег канцлера была высокой, слегка сутулой женщиной: по крайней мере, сидя, она гнула спину. И еще — ей не шел китель, даже при всей властности лица и при всем ее жестком взгляде. Сейчас этот взгляд очень уверенно снимал с меня стружку.
— Аска. Интересно, — сказала Кацураги и сняла очки. — У тебя довольно удачные фотографии.
Что? Какого черта?!
— Взгляд они не передают, а так — все удачно, — подвела итог войд-коммандер. — Даже глупо говорить, что я тебя такой и представляла.
— Представляли? — тупо переспросила я.
Кацураги встала, и тут обнаружилось, что она почти на голову выше меня и вообще — женщина видная, во всех выдающихся смыслах. Заодно сдуло сутулость. Войд-коммандер застегнула верхнюю пуговицу кителя и указала на койку:
— Садись. Я выпросила свидание с тобой не для тупых вопросов.
«Выпросила». Я села, отметив, что Мисато-сан не любит перин: мне было твердо и неудобно даже после черти скольких часов на полу камеры.
— Мне очень хотелось посмотреть на человека, который ушел от «Тени». Пусть даже на «Сегоки», но ушел.
Кацураги оперлась спиной на стену напротив койки и сложила руки под грудью:
— Ты в некотором роде знаменитость, знаешь ли.
— Знаменитость?
«Проклятье. Я повторяюсь».
Войд-коммандер вдруг сделала широкий шаг вперед и щелкнула у меня перед носом пальцами. Я дернулась — но только мысленно. Но черт, это было быстро — не поспешно, а именно быстро.
— Молодец, — удовлетворенно сказала женщина, так же быстро вернувшись на место. — Так чего ты так тупишь?
— Прошу прощения, войд-коммандер.
«Я в плену. Я в плену. Она не мой командир. Аска, что ты творишь?!» Мисато Кацураги была живым магнитом чудовищной силы: к ней влекло. Просто так. Как на Его Тень не хотелось смотреть, так хотелось говорить с войд-коммандером — необъяснимо, алогично, но так бывает. Готова поклясться, экипаж ее боготворит, и каждый почтет за честь по ее приказу выйти в космос без скафандра.
Знаешь, Аска, а ты ведь уже поняла, кто стоял на мостике линкора, правда?
— Из-за тебя аннигилировали капитана, рулевого и еще около десятка офицеров «Тени», — удовлетворенным тоном сказала Мисато-сан. — Это был первый случай массовой казни офицеров на сверхдредноуте за последние сто лет. Так что можешь не сомневаться, тебя многие хорошо знают — пускай даже заочно.
Это был чистопородный бред, и мне не хотелось даже вникать в произнесенное. Что-то шло совсем не так: или тон Мисато-сан, или сама суть ее рассказа, или мои мозги.
— А откуда вам стало известно, что это я?
— Хороший вопрос, — сказала Кацураги. — Наконец-то. Мы не смогли выяснить, какой корабль тогда попал под случайный огонь «Тени». Очень уж мало от него осталось…
«От него — это от «Нигоки"».
— … А потом был этот чудесный маневр, — сказала Кацураги. — Он был великолепен, и я еще тогда заподозрила, что Синдзи подобрал кого-то с подбитого судна.
— Синдзи? Подобрал?
— Ну да, — буркнула войд-коммандер. — Малыш — классный пилот, один из лучших, но этот маневр… Это не его стиль, совсем не его. Я, во всяком случае, его плохому не учила. А уж когда на Х67 мы нашли твой скафандр, вопросы отпали сами собой.
— М-мой скафандр?
— Да, — ответила Кацураги. — Неприятная история. Исчез наш осведомитель, исчезла Гончая, потом этот цирк на казни… Город пришлось уничтожить, опять же.
— Что?!
— А что тебя удивляет? — изумилась Кацураги. — Чего ты хотела? Беглая инквизиторша — это ерунда, но вы, засранцы, применили Аянами! Вся сеть полнилась снимками и роликами с камер.
Дрянной был улей, решила я. Да и хрен с ним, не жалко. Мне вспомнилась какофония сцинтианских похорон, вспомнились бездомные под стенами улицы-каньона, и я решила, что просто толком не верю в слова Мисато-сан. Они не умещались в моей маленькой рыжей голове.
Тесно им там оказалось.
— Так вот, я отвлеклась. Когда я узнала о тебе, сразу поняла, кто рулил «Сегоки» в бегстве от «Тени». И с тех пор ждала возможности встретиться с тобой лично.
Наверное, это была большая честь. Опять же, слишком большая для меня.
— Хочешь что-нибудь узнать? — спросила войд-коммандер.
«… у победительницы», — закончила я мысленно. Да, Мисато-сан, вы встретились со мной, и вы меня сделали. Вы не составите компанию безымянному капитану «Тени» и десятку его подчиненных.
Честно говоря, я боялась что-либо спрашивать: мне казалось, что следующая порция информации просто физически перешибет мой и без того непрочный хребет.
— Как вы поняли, что надо делать? — спросили мои губы, и — о чудо, — Кацураги меня поняла.
— Все просто, Аска. С того момента, как ты на трехстах «же» заложила противоторпедную спираль, я знала, что ты у руля. Дальше был вопрос техники.
— Техники?
— Техники, Аска, — слегка улыбнулась женщина. — Из всех решений ты выбираешь самые эффективные, а из самых эффективных — самые… ммм… Безголовые.
Я замерла. Одно предложение — и весь мой боевой опыт вкупе с психологическим портретом. Все и правда просто: она меня просчитала.
— Что случилось с Синдзи? Чего ради это все?
Ох, черт, это снова я. Снова мне неймется.
— Это тебе без надобности, — спокойно ответила Кацураги.
И не сомневалась. Я встала.
— Мой приговор уже известен?
— Приговор? — удивилась Кацураги. — Технически мы обязаны передать тебя Черному Трибуналу, а они озаботятся приговором. Практически это лишено смысла.
— Почему?
— Мы должны знать все о времени твоего пребывания с Синдзи, поэтому ты пройдешь через «Араил».
Я терпеливо ждала: мне уже надоело переспрашивать. Опротивело, пускай это и касается моей судьбы.
— Это личностный сканер, — сжалилась Мисато-сан. — Читает память, рефлексы, эмоции — все. К сожалению, побочный эффект — психодеструкция. Если, конечно, повезет, он сразу нащупает нужный пласт… Но для тебя разницы нет, как ты понимаешь.
Конечно, нет. Черный Трибунал или слюнявый идиотизм — дайте-ка подумать, что лучше.
— И когда?
Вместо ответа Кацураги посмотрела на стол, где бледно светилась выключенная голо-панель. Я не надеялась на ответ «через полгода», но взгляд на часы едва не вышиб из меня дух.
— Через двадцать минут.
Я кивнула. В принципе, ничего особенного. Честь оказана, меня представили довольной победительнице, и осталось только сказать спасибо. Надеюсь, ваш гребаный «Араил» обломается об мои больные мозги.
— Пойдем.
— Что?
Не удержалась. Опять натупила.
— Идем, я пойду с тобой, — сказала Кацураги. — Провожу тебя лично к лаборатории «Араил».
— Любите смотреть, как уничтожают ваших врагов?
Мисато-сан улыбнулась уголком рта:
— О, даже так? Я думала, ты до предсмертной бравады не опустишься.
— Ну уж простите.
— Да ради бога, Аска, — отмахнулась Кацураги. — Хотя ты ошиблась.
— Неужели?
Кацураги натягивала тяжелый церемониальный плащ и как-то очень по-домашнему возилась с наплечными застежками.
— Я тебе обязана в некотором роде, — объяснила Кацураги, оборачиваясь. — Благодаря твоему мастерству флот Империи снова прошелся по галактике — пускай и гоняясь за «Сегоки». Нас уже много где позабыли.
Лучше молчать. Молчание — золото и кратчайший путь к безболезненной смерти, меня уже и так занесло порядком. У меня оставалась тысяча вопросов, и даже с половиной их было бы дьявольски обидно умирать, но иногда не получается по-другому. Конвоиры в коридоре однозначно на это намекали.
Коридор — видимо, осевой на линкоре — был широким и просторным, и, наверное, прежней мне даже польстило бы идти по такому к собственной смерти. Прежняя «я», нынешняя «я» — что за детский сад? Я приосанилась. Боевой линкор Империи людей, в качестве провожатого — сама Мисато-сан, за мной — пусть и косвенно — так долго бегал звездный флот Первого гражданина…
«Не можешь избежать — прими достойно».
Спасибо, мама, это та мудрость, которой мне сейчас не хватало.
Встречные офицеры вытягивались в струну, тяжелыми складками покачивался плащ моей спутницы, а потом откуда-то сбоку налетел вихрь.
— Простите, Мисато-сан, мои извинения, — бормотала девушка, собирая с пола разбросанные карты.
Кацураги наклонилась и, ухватив недотепу за шиворот, встряхнула:
— Мана! Ты меня позоришь. Могла бы и похитрее придумать.
Взлохмаченная девушка сделала страшные глаза и затараторила в духе, никак нет, Мисато-сан, и в мыслях, Мисато-сан. Я отвернулась, изучая броню конвоиров. Блокмастер скучающе смотрел в потолок, а его спутник по уставу глядел перед собой, и фарса словно бы не замечал. Броня у обоих была тяжелая, щиты активированы, а поясные захваты скорчеров раскрыты в положение «быстрый хват».
«Любят меня. Любят и ценят».
— … Да иди уже, чудовище, — буркнула за спиной Кацураги.
— Эээ? Аска?
Я повернулась на каблуках. Темно-русое каре, огромные зеленые глазища — и остренький подбородок. Вечная девочка, хотя она вряд ли младше меня.
— Киришима Мана, капитан Сорью, — сказала девушка, явно сдерживаясь, чтобы не начать тарахтеть. — Я только хотела сказать, что я рада познакоми… Ну, то есть мне жаль, что так все получилось. Эээ… Горжусь встречей с вами, Аска.
Девушка кивнула, взглянула на Кацураги и исчезла. Только глядя ей в спину, я сообразила, что на нервной девчушке форма космофлота Империи, причем, если я еще что-то соображаю, — форма летного офицера.
— Это моя ученица, — сказала Мисато-сан, жестом показывая, что нам пора дальше. — Взяла ее, когда прежний подопечный подался в бега.
— Бумажки перекладывать?
Кацураги покосилась на меня и снова улыбнулась. Меня опять передернуло: все представлялось, что я веду кого-то на казнь и вот так мило и светски улыбаюсь.
— Бумажки? Ты тоже купилась, Аска. Забавно. Она капитан сингл-класса «Йонгоки» и вдобавок — боевой энергетик. Таких вот парней, — Кацураги указала большим пальцем себе за плечо, — пачками швыряет.
А вы ведь любите своих учеников, Мисато-сан. Гордитесь ими — Синдзи, Маной этой малахольной. Наверное, у вас самой какая-то несовместимость с сингл-классом, вот и компенсируете изо всех сил. Я едва сдерживала неожиданную улыбку: иду вот на стирание личности и устраиваю психоанализ карманному стратегу Его Тени.
— Пришли, — сказала Мисато-сан, останавливаясь у широких двустворчатых дверей. Оттуда выкатывали какой-то бокс, и мы посторонились. Дурацкая какая-то ситуация, и пауза дурацкая: ну что мне, «до свидания» ей говорить? Я подумала и решила спросить напоследок:
— А он и правда его сын?
Кацураги оттянула пальцем воротник кителя и кивнула. Плащ тяжело плеснул, конвоиры вытянулись на прощание, а я даже смогла недолго посмотреть в спину уходящему войд-коммандеру. Странная она. Прощаться вот не стала.
— Вперед, — кивнул блокмастер.
В лаборатории «Араил» царило оживление. У десятка голо-панелей суетились люди, они обменивались какими-то отрывистыми фразами на своем птичьем языке — ненавижу жаргон научников, и вот теперь это, наверное, последние слова, которые я услышу.
И что-то мне так по барабану, что аж самой противно.
Совсем рядом с массивной внутренней дверью, разукрашенной всевозможными «запрещено» и «соблюдайте», за отдельно стоящим столом сидела женщина и смотрела видеозапись, в отличие от остальных бездельников, ковырявших цифры, графики и прочую высшую математику.
Женщина в наглую курила — самые обычные сигареты — и терла висок.
Я даже не стала удивляться, когда меня повели именно к этой странной блондинке.
— Доктор Акаги?
Блондинка выковыряла из уха микро-динамик и подняла глаза:
— Да?
— Вы уже закончили? Это отступник Сорью Ленгли.
Доктор Акаги втоптала сигарету в пепельницу и зло сказала:
— Вы бы ее еще к вечеру привели поближе. У меня еще Червяк на сегодня.
— Извинения, доктор, — сухо сказал блокмастер. Вояки не любили ученых отродясь, а уж курящих ученых, которым устав почему-то не писан, — просто ненавидели.
— Сейчас. Надо прогнать тест.
Женщина встала и хлопнула в ладоши. Бардак в лаборатории тотчас же затих.
— Господа, еще один образец, всем внимание! Стэн, проверьте кинематику, Такуя, — низкоуровневые настройки, Мия — уровень сигма…
Она сыпала и сыпала распоряжениями по организации моей казни, а я скучала. Так и хотелось поторопить эту нудную беловолосую дуру. Я проглотила «образец», проглотила дерущие горло вопросы, на которые так и не получила ответов, — я все проглотила и теперь с интересом изучала лабораторию. Мне было интересно, сколько я успею тут поломать, прежде чем сработает охрана.
Будь я уверена в том, что меня убьют на месте, я бы устроила тут самый настоящий цирк даже в энергетических наручниках, а так… Перебьетесь.
Уже чуть ли не засыпая в чудовищной апатии, я зацепилась взглядом за видеозапись, которую смотрела доктор Акаги, и ощутила удар под дых: на экране в каких-то захватах билась Майя Ибуки. Ее трясло и ломало, а какой-то яркий нимб над ее головой лучился всеми оттенками зеленого. Потом гомон в лаборатории на секунду затих, и прошлый удар показался мне нежным тычком.
В брошенном на стол микро-динамике бился отчаянный крик — тихий-тихий, едва различимый на фоне гудения охладителей:
«Аска, умоляю, спаси!!»
Ты теперь знаешь, с каким боксом раскланялась на входе, правда? Знаешь, что это вывезли? Ты ведь знаешь, Аска?
От шока я опомнилась, только обнаружив себя в захватах на каком-то стенде — точно на месте докторши. Скука. Боль — я кого-то поломала там, в лаборатории, кого-то уволокли в медчасть. Всё было в прошлом, всё — и все.
Синдзи, Майя, Каору, Рей.
Простите меня. Я ошиблась там, где нельзя было.
Пожалуйста, простите меня.