В особняке на Парковой аллее нас встретил сам мистер Коппинг. Высокий статный мужчина проводил нас в модно обставленную гостиную, и теперь нервично ходил кругами по комнате. В любое другое время, я уверен, он обладал бы внешностью довольного жизнью бонвивана, но сейчас даже кончики его пшеничных усов над капризно очерченной губой горестно повисли.

— Это такая трагедия… я узнал о смерти Ульриха только вчера, когда вы прислали записку… газеты почему-то не написали об этом…

Эйзенхарт подтвердил, что до сих пор в целях расследования полиция не хотела афишировать смерть барона.

— И подумать только, в тот день мы ужинали вместе… если бы я только знал!.. Я бы ни за что не отпустил его…

— Хотите сказать, что вы видели лорда Фрейбурга в среду?

— Он заглянул ко мне домой около шести, — рассеянно сообщил мистер Коппинг, вертевший в руках каминные часы. — Миссис Рождерс, принесите господам чаю!

Появившаяся в дверях гостиной домоправительница поспешно удалилась.

— Вы договаривались с ним о встрече?

— Да, мы собирались обсудить скачки. На следующей неделе начинается новый сезон… если бы я только знал!..

Мистер Коппинг упал в кресло и в отчаянии обхватил голову руками. Мы молча ждали, пока хозяин дома придет в себя.

— Простите, я никак не соберусь… Ульрих был для меня как брат, которого у меня никогда не было, и потерять его…

— Это большая утрата. Я понимаю вас, мистер Коппинг. И все же, если бы вы смогли ответить на несколько вопросов, вы очень помогли бы нам найти его убийцу.

— Разумеется, разумеется, — мистер Коппинг потер покрасневшие глаза и крикнул. — Миссис Роджерс, да когда же будет этот проклятый чай?!

Он снова встал и начал ходить кругами по комнате.

— Что бы вы хотели узнать?

— Вы сказали, что барон Фрейбург был у вас в среду. Во сколько он ушел от вас? — спросил Эйзенхарт.

— Я не помню… быть может, около восьми? Я знаю, что к тому времени уже стемнело и пошел дождь, если это вам поможет.

Насколько я мог вспомнить, в тот день ливень прекратился только на время между четырьмя и восьмью часами вечера. Я сообщил это Эйзенхарту, и он, кивнув мне, продолжил допрос.

— Он говорил вам, куда собирается направиться после этого?

— Нет. Я предложил ему остаться на ужин и постелить ему в гостевой спальне, но он сказал, что у него еще назначена встреча на девять.

Виктор, казалось, удивился.

— Вы часто предлагали ему подобное?

— Да. Ульрих… — мистер Коппинг замялся, — у него были некоторые проблемы финансового плана… иногда у него бывали проблемы с его домовладельцами… и не только.

— И вы таким образом помогали ему?

— Да.

— Но вы не помогали ему напрямую деньгами, верно?

Мистер Коппинг поднял глаза и посмотрел на Виктора.

— Вы намекаете, что Ульриха убили из-за его долгов, и в случившемся есть и моя вина, потому что я не помог другу, когда тот в этом нуждался? — его взгляд потемнел. — Возможно, так оно и есть. Мы дружили с Ульрихом, но я ничем больше не мог ему помочь. Мой отец способен вытерпеть сына-бездельника, развлекающего себя мыслями о том, что его стихи когда-нибудь оценят по достоинству, но если бы я начал давать Ульриху деньги в долг, который, как мы все знаем, он бы никогда не вернул, отец прекратил бы мое содержание.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Даже если Эйзенхарт не хотел давить на свидетеля, он был должен был узнать все детали жизни барона Фрейбурга, и теперь ему приходилось пожинать последствия этого поведения: атмосфера в гостиной изменилась, мистер Коппинг, теперь остановившийся у кресла, отстранился, и весь его вид говорил о неприязни и недоверии к нам.

— Барон Фрейбург говорил, с кем он собирается встретиться после разговора с вами?

— Нет, — холодный тон мистера Коппинга указывал на то, что он не собирается больше откровенничать с полицией.

Эйзенхарту было необходимо придумать другую тактику, если он хотел узнать что-то стоящее. Методично постукивая карандашом по листу с записями, он тяжело вздохнул и решился пойти напролом:

— Мистер Коппинг, мне очень неприятно говорить об этом, но кто-то подмешал в питье вашему другу снотворное и, пока тот находился в забытье, без всякого сожаления отпилил ему голову — еще при жизни барона, — не обращая внимания на то, как меняется от его слов цвет лица мистера Коппинга, детектив продолжил. — После этого преступник хладнокровно сбросил тело барона в реку. Мы до сих пор не знаем, каким образом он избавился от головы: ее все еще не нашли. Возможно, она все еще в реке, и лицо барона служит теперь кормом для рыб. Поэтому как бы вы не относились ко мне и к моим вопросам, если вы считаете барона Фрейбурга своим другом, ваш долг помочь нам найти убийцу и наказать его.

Судя по всему, эта речь произвела на мистера Коппинга определенное впечатление. Несмотря на сквозившее в его позе презрение, он все-таки соизволил ответить.

— Когда Ульрих упомянул о встрече, мне показалось, — Коппинг на секунду замешкался, — что здесь была замешана дама, если вы понимаете, о чем я…

Мы подтвердили, что понимаем.

— Вы знаете, кто бы это мог быть? — спросил Эйзенхарт.

Мистер Копинг снова замкнулся в себе.

— Как вы знаете, Ульрих обручился с леди Эвелин Гринберг, — сообщил он нам.

— Мы также знаем, что барон Фрейбург не был большим поклонником моногамных отношений, — отозвался Эйзенхарт. — Если вы скрываете что-то из попыток сохранить его репутацию, вы только делаете хуже.

— Я ничего не скрываю.

— Но все же вы не думаете, что барон планировал встретиться в среду вечером с леди Гринберг, — предположил Эйзенхарт.

Выражение лица мистера Коппинга подтвердило его слова.

— Я не знаю, с кем собирался встретиться Ульрих тем вечером. Возможно, и с леди Гринберг. В конце концов, нет ничего странного в свиданиях между людьми, которые собирались пожениться…

— И все же вы сомневаетесь в этом.

— Да, я сомневаюсь. Леди Гринберг, безусловно, очаровательна, — на лице Эйзенхарта отразилось сомнение, — но я всегда думал, что для Ульриха она была только деньгами. Способом оплатить долги и привычный образ жизни.

Коппинг прервал свой рассказ. Дверь в комнату медленно отворилась, и в гостиную вошла служанка с нагруженным подносом.

— Почему вы так считали? — вежливо, но настойчиво, Виктор попросил его продолжить.

— Когда Ульрих рассказал о помолвке, я очень удивился. Леди Гринберг была совершенно не в его вкусе, он всегда предпочитал женщин другого типажа. Но, полагаю, деньги остаются деньгами независимо от того, как выглядит их обладатель.

— Какие женщины нравились барону?

Коппинг пожал плечами.

— Блондинки. Такие, знаете… — он провел в воздухе волнистую линию, отдаленно напоминающую очертания женской фигуры, — где есть на что посмотреть. Сколько себя помню, его привлекали именно такие.

В этот момент нас отвлек звон разбившейся посуды, и мы все обратили внимание на горничную, расставлявшую на кофейном столике чашки. Одна из них теперь лежала неровной горкой фарфора на оттоманском ковре.

— Миссис Роджерс!

Покрасневший от злости хозяин особняка звал домоправительницу. Я же посмотрел на девушку, опустившую глаза в пол и едва вздрагивающую от страха. Светлые волосы закрывали от нас покрасневшее лицо, а форменная одежда пыталась скрыть миловидную фигурку, но даже так я был готов поспорить, что она была красавицей и ее красота относилась к только что описанному Коппингом типу. Могло ли быть, что?..

Разговор прервался, пока домохозяйка распекала служанку и с ковра сметали осколки. Когда беспорядок был ликвидирован, мистер Коппинг вновь повернулся к нам.

— Я прошу прощения за этот конфуз, — извинился он, но в голосе его слышалось раздражение. — В наше время так сложно найти нормальных слуг! Последняя приличная, если в наши дни еще можно сказать так о прислуге, горничная в этом доме уволилась несколько месяцев назад, и с тех пор агенство присылает таких… — он взмахнул руками. — Боюсь, скоро придется убрать всю мало-мальски ценную посуду в сервант, иначе все равно ее лишусь. Понятия не имею, где их обучают…

Заметив, что третью чашку взамен разбитой так и не принесли, мистер Коппинг опять позвал домопавительницу, в раздражении раз за разом нажимая на висевшую у камина сонетку.

— Миссис Роджерс! Ради Духов, разлейте хоть вы этот проклятый чай! И позвоните в агенство, скажите, чтобы прислали новую горничную!

— Вы говорили о том, что сомневаетесь, будто у барона была назначена встреча с леди Гринберг в вечер среды, — напомнил ему Эйзенхарт.

— Ах да. Но это только мои подозрения. И я все равно не знаю, кто это мог быть кроме нее.

— Вы не разговаривали с ним на эту тему? Некоторым мужчинам свойственно обсуждать с приятелями свои… связи.

— После его помолвки это было бы неловко, как вы понимаете, — последняя часть фразы должна была указать на то, что мистер Коппинг сомневался, способны ли мы уловить подобные тонкости этикета.

— Тем не менее, он не упоминал в последнее время никаких имен? Женских имен, я имею в виду.

Мистер Коппинг ни на секунду не задумался.

— Только одно, Мари.

— Когда он его упомянул?

— В последний месяц, пожалуй. Я не помню точно.

— И вы не спрашивали его, кто это?

— Зачем? — он удивленно посмотрел на нас. — Ведь было ясно, что речь шла о леди Гринберг.

— Прошу прощения? — ничего не понимая, я встрял в разговор. — Разве леди Гринберг зовут не Эвелин?

— Ее полное имя — Мария Доротея Эвелин Гринберг. — объяснил мне Эйзенхарт; мистер Коппинг кивнул. — Я не слышал, чтобы ее так называли, но барон Фрейбург вполне мог сократить ее имя подобным образом.

Поблагодарив его за пояснения, я пригубил чай — к слову сказать, совершенно отвратительный, — и задумался. Я не верил в виновность леди Гринберг, но до сих пор слишком много фактов указывало на нее.

— Я могу рассказать вам еще что-то о том вечере, детектив? — услышал я, как спросил Коппинг.

— Пожалуй, что нет. Но вы могли бы рассказать мне о самом бароне. Насколько я понимаю, вы хорошо его знали? — снова увидев на лице мистера Коппинга отчуждение, Эйзенхарт добавил. — Это не праздное любопытство, поверьте. Иногда знание личности жертвы становится ключом к разгадке.

— Так получилось, что мы с Ульрихом выросли вместе… — нехотя начал Коппинг. — Мой отец купил в свое время земли по соседству с замком Фрейбург, он и до сих пор живет там, когда дела не зовут его в город. Конечно, мать Ульриха не слишком была рада продаже этих земель, и тем более тому, что их купили люди другого социального класса, но у нее не было большого выбора: баронат Фрейбург уже давно не приносил денег. Со временем она свыклась с нашим присутствием по соседству и стала даже наносить нам визиты.

— И тогда вы подружились.

— Да. В Фрейбурге Ульрих был единственным ребенком, полагаю, поэтому леди Фрейбург разрешила наше общение. К концу первого лета я стал проводить в замке больше времени, чем у нас дома. Мы тогда облазили его сверху донизу, — успехнулся воспоминаниям Коппинг. — Все искали на чердаках привидений… Фрейбург, знаете ли, был ужасно заброшен. Такой простор для воображения! Нам все казалось, что в каждом углу, за каждым гобеленом прячется если не сундук с потерянными сокровищами, то какой-нибудь призрак, пылающий жаждой мести. Глупо, конечно… Но для детей это было удивительное место. Потом наступила осень, и нас разослали по школам. А на зимние каникулы мой отец пошел на ответную услугу и пригласил Ульриха к нам в городской дом. С тех пор так повелось, что все свободное время мы были неразлучны.

— Каким он тогда был? — как мне показалось, с искренним интересом спросил Эйзенхарт.

— А какими бывают дети? — ответил вопросом на вопрос Коппинг. — Непоседливым. Любопытным. Совершенно задавленным своей матерью, — но я за это его не виню, леди Фрейбург была совершенно ужасным существом, да упокоится она в мире Духов. Постоянно несла что-то о титуле, и долге, который он с собой несет. О том, как должен вести себя барон, о предках, чье имя Ульрих ни в коем случае не должен был посрамить, о том как Фрейбурги правили над этой землей какое-то несметное количество веков, и прочий архаичный бред. Как будто там было чем править! — Коппинг издал сухой смешок. — Не говоря уже о том, что времена феодалов, которые обязательно должны были карать провинившихся крестьян и плодить побольше сыночков для поддержания династии, давно уже миновали.

— Значит, барон Фрейбург мало походил в детстве на себя, каким он был незадолго до своей смерти?

Мистер Коппинг незаинтересованно пожал плечами.

— Все мы взрослеем, детектив.

— И все же, некоторые из нас не меняются настолько сильно. Когда это случилось? Была ли какая-то особая причина?

— Боюсь, я не смогу вам точно сказать. После школы я отправился в саббатикал и провел около двух лет на материке. Когда я вернулся… скажем так, к тому времени, Ульрих стал тем человеком, который вам известен.

— И вас это не удивило? Вы никогда не спрашивали, что с ним случилось за эти два года?

— Нет и нет, детектив. Я могу быть вам еще чем-то полезен?

— Сколько слуг работает в вашем доме?

Мистер Коппинг удивленно посмотрел на Эйзенхарта.

— Я хотел бы с ними поговорить, — пояснил детектив. — Если вы часто приглашали барона Фрейбурга переночевать у вас, они могли что-то знать о нем. Возможно, кто-то из них владеет информацией, которая помогла бы расследованию.

— Я сильно в этом сомневаюсь, но… У меня работают миссис Роджерс, она домоправительница, кухарка, горничная и мой камердинер. К сожалению, вам не удастся опросить их всех. Кухарка недавно сломала ногу, агенство как раз подбирает замену, — он потемнел лицом. — Право, с этими слугами такая морока!..

Выслушав положенные в этом случае слова сочувствия, он дернул за шнур сонетки и велел миссис Роджерс помочь нам. Вскоре мы оказались за кухонным столом, напротив нас сидели миссис Роджерс, мистер Малкольм Тейт, которого нам до того не доводилось видеть, и горничная, все еще с покрасневшими щеками.

— Что бы вы могли сказать о бароне Фрейбурге? — спросил Эйзенхарт, переписав их персональные данные в блокнот.

Ответила нам за всех экономка, занимавшая благодаря своим должности и характеру, главенствующую позицию реди слуг дома.

— Он был другом хозяина, сэр, — сухопарая дама неодобрительно посмотрела на него, показывая своим видом, что больше ей нечего сказать. Несмотря на приказ хозяина ответить на вопросы полиции, она явно не собиралась раскрывать никаких секретов.

— Кто-нибудь из вас говорил когда-либо с ним?

— Барон Фрейбург был из другого класса, сэр. У него не было никакого резона общаться со слугами, если только ему что-то не требовалось. Но это едва ли можно назвать разговором.

Горничная попыталась заикнуться о чем-то, но миссис Роджерс смерила ее суровым взглядом.

— При всем моем уважении, нам совершенно нечего сказать о бароне полиции. Кроме того, что барон был настоящим джентельменом.

Эйзенхарт задумчиво посмотрел на нее и согласился. Миссис Роджерс прошла еще старую школу, в ее присутствии не стоило ожидать откровений. Я даже позавидовал мистеру Коппингу: в наши дни было сложно найти столь преданную прислугу.

— Что насчет вашей кухарки?

— Миссис Симм? Она сейчас у родных в деревне, мистер Коппинг был настолько добр, что не стал ее увольнять. Там она сможет получить достойный уход и лечение.

— Я бы хотел допросить и ее тоже.

— Уверяю, она также ничем не сможет вам помочь, — оскробленно произнесла домоправительница.

— И, тем не менее, я должен услышать это от нее. Я верю вам, — Эйзенхарт улыбнулся пожилой женщине, — но мое начальство должно знать, что расследование проводилось добросовестно.

— Я дам вам ее адрес, — отозвался камердинер. Покопавшись в кухонном шкафу, он достал адресную книгу и переписал из нее данные.

— В таком случае, у меня больше нет вопросов.

Эйзенхарт попрощался со слугами, и мы вышли на Парковую аллею. Завернув за угол квартала, он остановился и показал мне жестом сделать то же самое.

— В чем дело? — спросил я. — Вы кого-то ждете?

Посмотрев на хитро улыбающегося детектива, я заметил, что тот забыл у Коппинга свою шляпу. В тот же момент позади нас раздался цокот женских каблучков, и девичий голос позвал Эйзенхарта:

— Сэр! Подождите!

— Я хотел поговорить с ней без миссис Роджерс под боком, — сказал он и обратился к девушке. — Лиза, не так ли?

— Да, сэр, — она сделала неловкий книксен.

— Вы хотели что-то сказать там, на кухне. Что?

— Он ведь все равно меня уволит, да? — девушка посмотрела на нас, ожидая ответа.

— Мне очень жаль.

Она вздрогнула.

— Так и думала. Никто после Этты у него долго не задерживался. А я мало того, что перед гостями его опозорила, так еще и вторую чашку за день разбила.

Ее кончик носа слегка покраснел, словно она собиралась заплакать.

— Его друг, барон Фрейбург, он… не был джентельменом, — она с трудом подбирала слова, как будто ей было неловко говорить на эту тему. — Он… хотел от горничных большего.

Эйзенхарт посуровел.

— Он приставал к вам?

— Да, — еле слышно прошептала Лиза, сжимаясь от страха. Румянец на ее щеках проступил еще сильнее. — И не только ко мне. Предыдущая служанка мне рассказывала. Она из-за этого сама ушла, не стала дожидаться, пока хозяин уволит.

— Как ее звали?

— Анни, сэр.

Не Мари.

— Мистер Коппинг часто увольняет горничных? — задумчиво спросил Эйзенхарт.

— В последние месяцы да, сэр. В агенстве уже ходят слухи, что чуть ли не шестеро с Этты сменилось. Это включая меня, сэр.

— Кого-нибудь из них звали Марией?

— Я не знаю, сэр, правда. Вам нужно спросить в агенстве, — предвещая вопрос, она продолжила. — "Эдвардс и Харпер", сэр. Это в центре, у Семи лестниц.

— А эта Этта? Откуда вы о ней знаете?

— Миссис Симм рассказывала о ней. Она ее порекомендовала хозяину, все жалела, что та ушла. Они с ней сработались, как-никак не один год вместе прослужили.

— Миссис Симм не рассказывала, из-за чего она уволилась? Возможно ли, что тоже из-за барона?

— Нет, сэр! Этта собиралась замуж, то ли за какого-то бакалейщика, то ли за зеленщика. Миссис Симм все переживала, что из господского дома, да в жены торговца, вот я и запомнила, — Лиза горько улыбнулась.

— Спасибо, — поблагодарил ее Эйзенхарт и, покопавшись в карманах, выудил оттуда свою визитную карточку. — Если у вас будут проблемы с поиском работы, обращайтесь, — протянул он ее девушке, — я постараюсь найти вам место.

Проводив горничную взглядом, я повернулся к Эйзенхарту.

— Похоже, разговор с мистером Коппингом принес вам неожиданные результаты, — заметил я.

— И ни одной зацепки, — кивнул детектив, — если не считать еще нескольких фактов, которые можно трактовать против вашей дражайшей леди Гринберг.

— Вы все еще думаете, что это она убила барона?

Увидев мой скептический настрой, Эйзенхарт рассмеялся.

— Нет, хотя и не отрицаю такой вероятности. На самом деле, я бы сказал, что то, что рассказал нам мистер Коппинг, свидетельствует скорее в ее пользу. Во-первых, имя Мари. Коппингу было неизвестно о соглашении между леди Эвелин и бароном, но если оно существует, то я сомневаюсь, что барон Фрейбург стал бы называть ее ласковыми именами. Во-вторых, время свидания. Не зря же выражение сinq Ю sept стало в нашем обществе нарицательным. Женщине круга леди Гринберг было бы гораздо удобнее назначить тайное свидание перед ужином, с пяти до семи, когда ей положено наносить визиты или прогуливаться по магазинам, и ее отсутствие пройдет незамеченным. В девять обычно назначают свидания те женщины, которые не будут против, если кавалер останется у них на ночь.

— Поэтому вы собираетесь искать таинственную Мари среди уволившихся служанок? — с сомнением поинтересовался я.

— Должен же я с чего-то начинать. Я не могу сросить каждую Марию в Гетценбурге, спала ли она с бароном и не с ней ли он собирался встретиться перед смертью.

— Знаете, что меня беспокоит? — спросил я спустя какое-то время. — Все следы до сих пор вели к женщинам: сначала к леди Гринберг, теперь к этой неизвестной Марии. Хотя женщина могла обезглавить барона, особенно если тот находился под действием наркотика, мне трудно представить, что бы она стала делать с ним дальше. Дотащить труп до реки, а тем более довезти — как бы она смогла это провернуть?

— Я знаю, — согласился со мной Эйзенхарт, — это выглядит пока не слишком правдоподобно. Но, возможно, ей не пришлось его никуда везти. Вы готовы продолжить нашу экскурсию на пленэре, доктор?

Эйзенхарт выступил на проезжую часть и замахал извозчику, чтобы тот остановился.