52

По дороге домой в мертвецки холодном автобусе Симон еще дважды пытался позвонить Майку. Но каждый раз натыкался на автоответчик. «Если тебе есть чем заняться, займись». Сидя на кухне Тилии, Симон предпринял последнюю, третью попытку, столь же безуспешную. Но на этот раз он сделал то, что должен был сделать, – оставил Майку сообщение. Сказал, что узнал про Мелину и очень волнуется. Затем отправил брату еще и текстовое сообщение. Майк должен знать, что он думает о нем. Что он всегда с ним. Тилии тоже еще не было дома. Симон ждал известий от них обоих.

Ему казалось, что прошла вечность. Одиночество угнетало его. Симон будто тонул в нем. Он отдал бы многое за то, чтобы Каро в этот час была с ним. Он ей предлагал, но она отказалась. «Когда твои тетя и брат вернутся домой, лучше, чтобы вы побыли своей семьей, без посторонних, – сказала она. – Я бы на вашем месте не хотела видеть в доме никого из чужих». Она была права. Но Симон все равно предпочел бы видеть ее рядом.

Он бесцельно бродил по опустевшему дому и жадно ждал известий. Что конкретно произошло? Как чувствует себя Мелина? Он хотел было поехать в больницу и посмотреть, там ли Майк и Тилия, но отбросил эту мысль. Если бы им этого хотелось, они бы давно объявились. Они ведь знают его номер, а Майк наверняка заметил пропущенные звонки. Но сейчас Майк как раз нуждался в уединении, чтобы разобраться со многими неприятными вещами. Если бы напали на Каро, весь мир для Симона перевернулся бы. Он думал о словах Каро, которые она сказала ему на прощание. «Я спрашиваю себя, как бы я поступила. Думаю, это значило бы для меня много».

Симон схватил смартфон и проверил сообщения на дисплее. Ничего. Майк не ответил ни по эсэмэс, ни по «Whats App». Затем Симон попытался открыть официальный сайт новостей Фаленберга. Связь в доме барахлила, поэтому Симон вышел во двор. Под навесом связь наконец-то восстановилась, и страница загрузилась. Симон сел на траву и начал водить курсором по строчкам. Солнце стояло высоко, ему грозил тепловой удар, если просидит тут долго, – мама всегда этого опасалась, видя Симона сидящим на солнце без головного убора, – но ему надо было срочно узнать новости. «Нашли ли того типа в темной машине?» Вскоре Симон обнаружил, что искал. Один из заголовков гласил:

«НАПАДЕНИЕ НА ДЕВЯТНАДЦАТИЛЕТНЮЮ ДЕВУШКУ».

Из заметки Симон узнал мало нового. Мелину сильно избили твердым тупым предметом. После чего бросили на лужайке рядом с велосипедной дорожкой. Там ее обнаружил мужчина, совершавший утреннюю пробежку. Это произошло около шести утра, прочел Симон в статье. Он с ужасом подумал о том, что тяжело раненная Мелина пролежала без помощи четыре или пять часов – одна, под дождем, страдая от жестоких болей, совершенно беспомощная… Волна из смеси злости и сострадания разом поднялась в нем. Как там сказала Каро? «Этот проклятый псих! Надеюсь, его утащат черти!» Симон тоже на это надеялся.

Он стал читать дальше и узнал, что Мелину поместили в городскую клинику. Хотя автор заметки не назвал ее имени, речь шла о «молодой женщине без сознания», что уже само по себе звучало пугающе. Далее следовало, что врач службы экстренной помощи назвал состояние Мелины «критическим». Было неизвестно, сможет ли она пережить такие травмы.

«Ты мог бы помешать трагедии, – внутреннее чувство вины Симона снова взяло верх. – Если бы ты решился вмешаться, с ней ничего бы не произошло». Слезы заливали ему глаза, и последний абзац он прочел с трудом. Там цитировались слова полицейского. «Поиски уже начались. По причине дождливой погоды следы на месте преступления отсутствуют, – сообщил комиссар криминальной полиции Штарк. – Отвечая на слухи, что бродят среди местного населения, мы не можем к настоящему моменту сказать, существует ли связь между нападением на молодую женщину и исчезновением шестнадцатилетней Леони».

Симон уронил руку со смартфоном и уставился перед собой в пустоту. Он снова подумал о Майке. О невыносимой боли человека, который оказался на грани потери кого-то очень им любимого и совершенно бессилен что-либо изменить. О зыбкой надежде, что все еще, может, и обойдется. В случае с Мелиной Майк должен надеяться. Но не слишком, так как, по мнению газетчиков, ее состояние «критическое».

«Я мог бы этому помешать, – подумал он снова. – Хотя бы попытаться помешать. Почему я просто сбежал, как идиот?! Почему?» – «Потому что ты трус, – произнес голос Ронни в его голове. – Потому что ты всего лишь смешной ссыкун в штаны, который лучше убежит, чем вмешается в ситуацию». Хотя на сей раз с ним говорил не Ронни, а его потревоженная совесть, Симон вынужден был согласиться. Он презренный трус. Он бессмысленно уставился на телефон, где по-прежнему не появилось ни одного сообщения от Майка, и хотел было его выключить, как вдруг на глаза ему попался еще один заголовок. За статьей о Мелине, в рубрике «Это интересно», он прочел:

«СУДЬБА ЛЕСНОГО ОТЕЛЯ РЕШЕНА».

Заголовок его немало удивил. Он его уже видел незадолго до того, как Каро отвела его в свое тайное убежище.

– Наша вилла, – прошептал он.

Симон нажал на ссылку, открыл статью и увидел фотографию отеля. На ней был изображен вход с криво висящей вывеской: «ЛЕСНОЙ ОТЕЛЬ «СЕМЬ ЕЛЕЙ». Короткий текст информировал читателей о том, что заброшенный вот уже более десятка лет отель в лесу будет осенью снесен. После долгих поисков властям удалось найти покупателя из местных, который планирует устроить на этом месте частный дом для престарелых класса люкс.

Во втором абзаце излагалась история отеля. Когда Симон прочел имя прежнего владельца, он не поверил глазам. Сначала ему подумалось, что он ошибся из-за яркого света, падавшего на экран. Но, когда движением пальцев он увеличил масштаб имени, у него не осталось никаких сомнений. Симону снова вспомнилось, что дедушка говорил о сыне хозяина: «Ничтожество, готовое бегать за каждой юбкой». Неужели такое возможно? Или это лишь совпадение? Не исключено, что эта фамилия встречается в Фаленберге часто.

Симон хотел проверить в телефонном справочнике, но в этот момент во двор въехала «Фиеста» Тилии. Как только тетя вышла, он сразу заметил, что она плачет, и страшная догадка пронзила его. Мелине не удалось выжить?

 

53

– Это просто кошмар! – рыдала Тилия.

Она поставила локти на стол и уткнулась лицом в ладони. Симон принес ей пару порошков в маленьких белых пакетиках и стакан воды, затем сел рядом.

– Спасибо, – сказала она сдавленным от слез голосом и схватилась за носовой платок.

– Она… Мелина… – осторожно начал Симон, но не мог произнести главное слово.

Умерла? Всего лишь шесть букв, три слога – и столько боли и отчаяния за ними.

– Нет, она жива, – сказала Тилия, силясь улыбнуться, но это ей плохо удалось. – Слава богу, жива. Ее сейчас оперируют. Врач сказал, шансов не много, однако мы не должны терять надежды.

«Да, надежда умирает последней», – вспомнил Симон, глядя на тетю, сделавшую большой глоток воды. Потом он спросил о Майке. Тетя снова вздрогнула.

– Твой бедный брат. – Она снова заплакала. – Это для него такой шок, он совершенно раздавлен. И это еще не все! Сегодня утром полиция приехала и забрала его из автомастерской. Майк даже не знал, что случилось. Они подозревают его, они думают, что это он! А ведь они с Мелиной жили душа в душу…

Она снова заплакала в скомканный платок. Симон непонимающе уставился на нее:

– Они думают, что это был Майк?! Они что, с ума сошли? Майк никогда бы такого не сделал!

– Они продержали его на допросе почти три часа, – продолжила Тилия голосом, полным слез. – Потом его отпустили, потому что против него не было улик. Он… он… мне так жаль!

Она снова уронила голову в ладони и разрыдалась с новой силой. Симон сидел рядом с тетей как оглушенный. Он смотрел на скатерть с мельницами, которой был накрыт кухонный стол, и старался все разложить по полочкам у себя в голове. То, что подозревают Майка, просто ужасно! Абсурдно. Никогда бы он такого не сотворил, тем более с Мелиной! Но ведь полицейские, без сомнения, не знают брата так, как он. Они не знают, какой ранимый и заботливый человек скрывается за мятежным «фасадом» Майка. Мятежность – всего лишь маска, чтобы скрыть ранимую душу. Однажды отец сказал это Симону. Мама тоже все понимала, хотя ее и беспокоило, что старший сын может однажды пополнить ряды «молодых бунтарей».

А теперь дела обстоят вот так. Комиссар криминальной полиции, говоривший с Майком, наверняка изучил его предысторию, и у него сложилось определенное мнение. В криминальных сериалах полицейские всегда так делают. Симон достаточно их насмотрелся. Несколько лет назад Майк из-за агрессивности уже попадал в поле зрения полиции. Все ограничилось предупреждением. Неудивительно, что теперь они думают, будто он, поссорившись с Мелиной, утратил над собой контроль. Но все было не так! Совершенно не так! Майк никогда бы не сделал ничего подобного! Никогда! Симон видел на дороге не его машину. Это он мог утверждать с определенностью. «Мерседес» очень старой, запоминающейся модели – Симон бы его сразу узнал. Кроме того, машина Майка была коричневой, а не темно-синей и не черной.

Они подозревают невиновного, это было для Симона яснее ясного – и не только потому, что он прекрасно знает своего брата.

– Майк никогда бы этого не сделал, – произнес он, обращаясь к самому себе.

– Разумеется, нет, – ответила Тилия, основательно высморкавшись в платок. Затем она взглянула на Симона с сочувствием. – Ах, мне так жаль, Симон. Тебя это наверняка тоже коснулось. Утром я хотела тебя разбудить и осторожно рассказать о случившемся, но ты так крепко спал.

Симон вспомнил женский голос, услышанный им сквозь сон, и кивнул.

– Хорошо, – сказал он, подумав: «Я был у волков, вот ты и не могла меня дозваться».

 

54

Доктор Сикандар Мейра вымыл руки и плеснул себе в лицо холодной водой из-под крана. В течение многих часов он пытался спасти жизнь молодой женщины. Сейчас он чувствовал себя выжатым как лимон. Это была жестокая борьба, потребовавшая всех его медицинских знаний, умений и сил. Тем больше радовался он результату. За годы работы травматологом доктор привык к тому, что многое протекает не так, как это себе представляешь. Он, в конце концов, тоже человек. И его жизненная стезя – играть со смертью. Успеху способствуют медицинские знания и в какой-то степени удача. Иногда ему выпадали хорошие карты, иногда не очень. Как сегодня.

Он высушил руки и отхлебнул глоток из кофейной чашки, стоявшей с самого утра на письменном столе. Кофе давно остыл и горчил. Только Мейра собрался идти к следующему пациенту, в дверь постучали, и вошла сестра Пéтра. Она выглядела усталой и напряженной. «Сегодня утомительный и жаркий день для всех нас», – подумал Мейра.

– Извините, доктор, там вас ждет друг Мелины Па-ланд. Я уже сказала ему, что вы не можете сообщить ничего нового о ее состоянии. Но он отказывается уходить, не поговорив с вами.

– Все в порядке, – сказал Мейра, – я с ним встречусь. А вам надо обязательно что-нибудь выпить. В такую жару всем нам нужно пить больше жидкости. – Он указал на полупустую чашку и кофемашину. – Только не этот кофе. Этот успел остыть.

Сестра улыбнулась, а Мейра вышел в коридор и направился к Михаэлю Штроде, который нервно расхаживал взад-вперед по коридору, держа руки в карманах синей спецовки; казалось, он пытается сохранить самообладание. При виде молодого человека врачу пришла в голову мысль о тигре, мечущемся в клетке и жаждущем оказаться на свободе. Мейра спросил себя, ищет ли выход Михаэль Штроде. Мог ли этот человек чуть ли не до смерти забить свою подругу? Судя по виду, он импульсивен, но способен ли он на такое? Полиция, по крайней мере, убеждена, что способен.

– Вы хотели со мной поговорить?

Михаэль Штроде резко остановился и развернулся на пятках.

– Ну наконец-то! – буркнул он. – Как ее состояние, доктор? Прошу вас, скажите мне правду!

– Мы сделали все возможное, – сказал Мейра. – Ваша подруга очень сильно пострадала. У нее много переломов, но я думаю, она сможет поправиться без серьезных последствий. Больше всего меня тревожит травма головы.

Михаэль Штроде раскрыл глаза так широко, что, казалось, они вот-вот вылезут из орбит. Он напоминал Мейре перепуганного мальчишку. Возможно, в душе он и оставался им.

– Она умрет? Пожалуйста, скажите мне, что Мелина не умрет!

– Мне жаль, но этого я обещать не могу. Вы ведь знаете, что такое черепно-мозговая травма?

– Это… как сотрясение мозга, да?

– В определенной мере да, – сказал Мейра. – Смотрите, ваша подруга получила сильный удар по голове. От этого произошли кровоизлияния, от которых мозг увеличился и стал давить на стенки черепной коробки. Это примерно как если бы начали надувать воздушный шарик в тесной коробке. Не исключено, что часть ее мозга от этого пострадала, но сейчас мы не можем сказать ничего определенного.

Молодой человек уставился на губы доктора, будто не желая упускать ни слова из сказанного им.

– Значит, она…

– Раньше времени прогнозов делать не стоит, – мягко прервал его доктор. – Нельзя предсказать, что она останется инвалидом. Но я буду честен с вами: ближайшие 24 часа – в высшей степени критические. Мы вынуждены были ввести госпожу Паланд в искусственную кому. Насколько тяжелы повреждения ее мозга, мы сможем с определенностью утверждать, только когда она придет в сознание. Но я ничего не могу вам обещать. Все выяснится лишь по истечении этих суток.

Молодой человек смотрел на него, словно парализованный. Затем губы его задрожали, и по лицу покатились слезы.

– Мне очень жаль, что у меня нет для вас более приятных новостей, – произнес Мейра. – Но вы не должны терять надежду. Как говорится, в жизни все бывает.

– Мы… мы хотели уехать в Гейдельберг, – пробормотал Михаэль Штроде едва слышно.

– Возможно, вы еще уедете, – успокоил его врач.

– Можно мне к ней?

Мейра отрицательно покачал головой:

– Сожалею, но этого я не могу вам разрешить. В ближайшие часы больной необходим абсолютный покой. Идите домой и тоже отдохните. Сейчас вы ничего не можете для нее сделать.

– Но не могу же я… не могу же я бросить ее в беде!

Мейра заверил его, что Мелина не останется брошенной, если Михаэль пойдет домой. Наоборот, для нее будет лучше, если он пойдет домой и отдохнет. Но потребовались еще долгие уговоры и разъяснения, пока Михаэль не согласился, что здесь, в коридоре, он ничем не может помочь Мелине. Перед тем как уйти, Михаэль взял с врача обещание, что тот тотчас же сообщит ему, как только появятся новости. Доктор пообещал и смотрел Михаэлю вслед, пока тот не покинул клинику.

– Это выглядит весьма убедительно, – сказала сестра Петра, со стороны наблюдавшая за их беседой. – Как вы думаете, доктор? Мог он действительно пойти на такое?

– Не знаю, – ответил Мейра. – Кажется, этот парень сильно переживает из-за случившегося. Но не исключено, что тут сыграло роль и чувство вины, которое он испытывает. Возможно, он избил ее в состоянии аффекта. Этого никогда не знаешь.

– Вы в самом деле так думаете?

Мейра только пожал плечами:

– Это не единственный случай подобного рода, с которым мне приходилось иметь дело. Под воздействием чувства вины люди иногда способны на чудовищные поступки. Возможно, наши подозрения беспочвенны. Но даже если это действительно сделал он, от души надеюсь, что Мелина Паланд выкарабкается.

 

55

Симону показалось, прошло сто лет, пока он сумел отремонтировать велосипед. Ремонтировать технику его научил отец. Мальчик вспомнил, как они с папой стояли в подвале, меняя переднее колесо голландского велосипеда, на котором отец заехал на решетку уличного водостока. «У меня был только один выбор: либо я искалечу велосипед, либо наеду на эту женщину, которая шла, ничего вокруг не замечая, – рассказал отец, когда они натягивали новую шину на обод. – Тогда я решил наехать на водосток. Столкновения с женщиной я бы точно не пережил. Она была така-а-ая толстая!»

Разведенными в стороны руками папа изобразил могучие габариты нарушительницы дорожных правил. При этом он надул щеки и зажмурил глаза так, что они превратились в щелочки. От смеха Симон чуть не выпустил из рук колесо, у него заболел живот и потекли слезы. Папа умел делать уморительные гримасы. Это воспоминание всплыло в его памяти, когда он монтировал новое колесо маунтинбайка. Казалось, отец в этот момент находится рядом. «Вот так хорошо, – слышал Симон внутри его голос. – Обрати внимание, чтобы тормоза стояли на одинаковом расстоянии от колеса и чтобы в камерах было достаточное давление». – «Я так и делаю», – прошептал Симон и невольно улыбнулся.

Он любил заниматься починкой. Так порядок снова восстанавливался. А когда все идет как надо и каждый выполняет свою задачу, мысли тоже приходят в порядок. Подобная работа действует как медитация. Этому его тоже учил отец, но Симон инстинктивно и сам это понимал. С удовлетворением он смотрел теперь на результат своего труда. Велосипед выглядел как раньше. Если бы все в жизни можно было починить так легко!

Симон сделал пробный круг по двору, проверил тормоза и хотел вернуть велосипед под навес, как вдруг у входа во двор остановилась машина.

– Привет, Симон! Как у тебя дела?

Снова этот дурацкий вопрос, который Симон не выносил. По крайней мере, если он исходил от Хеннинга. Заместитель директора был последним, кому Симон хотел бы рассказать, как у него дела.

– О,кей, – ответил он.

О,кей – ничего не значащее и самое подходящее слово для подобных ситуаций. С его помощью можно дать ответ на любые вопросы. Хеннинг кивнул, будто понял, что Симон подразумевал под своим «о, кей».

– Ну, – учитель растерянно почесал в затылке, – знаешь, я должен извиниться перед тобой за сегодняшнее утро. Мое поведение было непозволительным. Мне очень жаль… Должно быть, я нагнал на тебя страху.

– Все в порядке. Вы ведь ни о чем не знали.

– Все равно с моей стороны это было бестактно. Есть ли новости о Мелине?

Симон отрицательно покачал головой:

– Знаю только, что ее прооперировали. Майк сейчас с ней.

Хеннинг удрученно вздохнул:

– Ужасный инцидент, действительно ужасный! Как будто вам с братом мало уже пережитого. У меня просто в голове не укладывается, как кто-то мог совершить нечто подобное.

Повисла неловкая пауза. Казалось, никто из них двоих не знает, что говорить дальше. Симону такие моменты были хорошо знакомы. Беседы с чужими всегда давались ему тяжело. Особенно если этот чужой был ему неприятен и Симон не понимал, чего тот от него хочет. Хеннинг перед ним извинился, Симон извинения принял. Все между ними было сказано. Однако учитель не уходил.

– Вижу, ты поставил новое колесо? Снова хочешь покататься?

– Может быть, попозже.

– Любишь кататься на велосипеде?

Симон утвердительно кивнул.

– Спорт – хорошее дело! – заметил Хеннинг. – Движение освобождает голову. Да, как раз собирался тебе сказать: наш клуб только что купил новое каноэ. Возможно, ты захочешь опробовать его вместе со мной? Во второй половине дня я сегодня на лодочной станции. Около трех.

– О,кей, я подумаю.

– Вовсе не хочу тебя нервировать, повторяя свое предложение, – добавил Хеннинг. – Но тебе действительно стоит попробовать! Это доставит удовольствие и принесет тебе другие…

Окончание его речи потонуло в реве мотора. В этот момент Майк въехал во двор и резко затормозил, даже хвоя брызнула из-под колес. Майк выпрыгнул из своего старого «Мерседеса».

Вид старшего брата испугал Симона. Майк был бледен, как только что выбеленная стена. Осунувшееся лицо напоминало лицо больного, давно страдающего от тяжелой болезни. Казалось, со вчерашнего дня, когда они виделись, брат постарел. Глаза Майка были красные, будто он проплакал много часов подряд – что, вероятно, так и было. Но больше всего Симона испугало выражение лица Майка. Это была смесь горя, отчаяния и безмерной злости.

Майк по прямой вплотную подошел к Хеннингу:

– Что тебе здесь надо, Ричи?

– Привет, Майк! Да вот, хотел повидаться с Симоном. И узнать новости о Мелине. Меня очень огорчило то, что с ней случилось.

Майк скорчил отвратительную гримасу, полную ненависти. В какой-то момент Симон спросил себя, действительно ли этот худой мужчина в синей спецовке – его родной брат, или же его двойник.

– Нет, Ричи, – сказал он, и голос его звучал угрожающе спокойно, – ты вовсе не огорчен. Ни в малейшей степени.

Хеннинг отступил на шаг от него:

– Что это значит, Майк? Я…

– Вероятно, тебе казалось, что у тебя есть какие-то права, – продолжил Майк, сделав шаг вперед, а Хеннинг при этом отступил еще на один шаг. – Ты не мог смириться с тем, что Мелина выбрала такого, как я. Правда или нет? Ты ведь предупреждал ее, что это для нее добром не кончится. Можешь теперь радоваться, засранец!

– Жаль, что ты видишь ситуацию под таким углом, – ответил Хеннинг. Он тоже говорил голосом спокойным и угрожающим. – Я знаю, что ты меня терпеть не можешь, но сейчас ты несколько перегибаешь палку, тебе не кажется? Но все в порядке, я понимаю, что ты сейчас не в себе.

Гримаса исчезла с лица Майка, в глазах зажглась дикая ярость.

– Запомни, Ричи: Мелина и я вместе! Так есть и будет, что бы ни произошло и что бы другие об этом ни думали. Когда она выкарабкается и выздоровеет, мы с ней уедем в Гейдельберг. Уловил?

Какое-то время оба стояли молча напротив друг друга. Симону казалось, что он видит перед собой двух бойцовых собак, которых вот-вот спустят с поводка. Тут Хеннинг повернулся к Симону:

– Пожалуй, сейчас мне лучше уйти. Если надумаешь, просто позвони. Я буду рад.

Майк совсем потерял терпение.

– Исчезни же наконец! – закричал он в ярости, ударив кулаком по капоту «Мерседеса».

Хеннинг даже вздрогнул.

– Ладно, считай, уже исчез, – ответил он с успокаивающим жестом.

– И к брату моему не лезь!

Хеннинг еще раз оглянулся на него, сел в машину и уехал. Майк смотрел вслед отъезжающей машине. Он словно окаменел от напряжения. Руки сжаты в кулаки. Симон подошел к брату и осторожно тронул за плечо:

– Майк?

Он почувствовал, как напряжение Майка постепенно спадает. Старшего брата била дрожь. Когда он повернулся к Симону, в его глазах снова стояли слезы.

– Прости, малыш. Я потерял контроль над собой.

– Что случилось между тобой и Хеннингом? Почему ты так зол на него?

Майк протер глаза тыльной стороной ладони:

– Давай не сейчас, ладно?

– О,кей.

Майк оставил Симона стоять во дворе и пошел в свое жилище. Сделав пару шагов, он остановился и еще раз обернулся на Симона.

– Будь осторожен, малыш, смотри, с кем связываешься. Доверяй только тем, кто этого заслуживает.

Входная дверь распахнулась, и из нее выбежала запыхавшаяся Тилия. На ней был только махровый банный халат, а в мокрых волосах зелеными жемчужинками поблескивали капли шампуня – словно на ее голове в лучах солнца блистала корона.

– Боже мой! Что здесь произошло? Почему вы так кричите?

– Все в порядке, – ответили Симон и Майк почти одновременно.

Казалось, в это мгновение время повернулось вспять. Они снова были мальчишками, умеющими вместе противостоять взрослым и убеждать их, что все в полном порядке. Потом Майк снова стал тем, кем был сегодня. Худым, измученным страданием молодым мужчиной с бесконечно печальным лицом.

– Тилия, пообещай мне, что будешь всегда присматривать за ним, – сказал он тетке. – Малыш слишком уязвим для этого мира.

Тилия лишь кивнула, не понимая, что он имеет в виду. Потом они вместе с Симоном смотрели в спину Майку, бредущему с опущенной головой к своей квартире.

 

56

Хоть он и на дух не выносил Рихарда Хеннинга и разделял неприязнь брата к этому красавчику, в одном Симон вынужден был согласиться с учителем: движение помогает избавиться от навязчивых мыслей. Майк уединился в своей квартире, и, наверное, самым правильным было не докучать ему.

Вскоре после перепалки Майка с Хеннингом Тилия закончила принимать душ и уселась со стаканом чая со льдом и бутербродами перед телевизором. Ей это было необходимо, чтобы успокоиться, – так она сказала. День этот воистину был неподъемным. Пустым взором она уставилась на экран, время от времени откусывая от бутерброда с салями. Настольный вентилятор дарил желанную прохладу.

Симон понимал их обоих, и брата, и тетку. У каждого был свой способ борьбы со стрессом. А у него такого способа не существовало. Разве что запереться дома. Ему необходимо было что-то предпринять, чтобы помочь брату и Мелине. И прежде всего Майку, которого несправедливо подозревали. Поэтому он достал отремонтированный велосипед и проехал часть пути, проделанного прошлой ночью. Возможно, ему удастся вспомнить нечто, первоначально ускользнувшее от него.

Солнце стояло высоко в небе, прогретый асфальт велосипедной дорожки источал жар. Пот струился по лицу Симона. Он медленно продвигался вперед и, добравшись до определенной точки подъема, вынужден был слезть с велосипеда и толкать его перед собой. Прошлой ночью этот участок пути дался Симону тяжело, но сейчас, под палящими лучами солнца, это была настоящая пытка! Каждый удар сердца отдавался в голове, дышать было трудно, и ему казалось, что он едет не по асфальту, а по густой липкой массе.

Добравшись до вершины горы, Симон остановился отдышаться. Пот заливал глаза. Лучше было бы отложить поездку до вечера, когда воздух немного остынет. Наверняка содержание озона в воздухе было велико – не зря по радио предостерегали против слишком больших физических нагрузок на природе. Однако сидеть и ждать было еще мучительнее, чем любые физические перегрузки.

Едва отдышавшись, Симон снова оседлал велосипед и поехал под гору, но на этот раз вел себя осторожнее. Стоя обеими ногами на педалях, он слегка притормаживал. Никакого риска – он ведь обещал это Каро. Симон попытался сориентироваться. Как далеко он вчера заехал? Днем дорога выглядела совершенно иначе, и ехал он сейчас куда медленнее, чем ночью. Однако ему показалось, что он узнал стоявшие рядком грушевые деревья, отделявшие велосипедную дорожку от шоссе. Ствол одного из них раскололся надвое; проявив чуточку фантазии, можно было представить, что это длинноволосая женщина в белом, в отчаянии воздевшая к небу руки.

Симон остановился и спешился. Вероятно, это было то место, где он упал. Канава была широкой, оба ее склона обильно поросли травой. Глубина не более полуметра. На дне подсыхал на солнце слой грязи, на его поверхности образовались причудливые разводы. Не будь этой грязи и травы, падение Симона имело бы более серьезные последствия. Мальчик инстинктивно сжался и подумал о своем отце. «Ты все же дитя воскресенья».

Он поднял взгляд вверх, к тому месту, где накануне стояла Мелина, и снова вызвал перед глазами ее образ. Девушка стояла около темного автомобиля и разговаривала с водителем. Мотороллер она поставила справа, недалеко от канавы. Был ли на ней шлем? Симон не мог вспомнить. Вероятно, был. Но она могла его снять, чтобы проще было беседовать с водителем. Таким образом, что конкретно он видел? Ее светлые волосы или шлем?

«Волосы. Нет, все-таки шлем… Или это все же были волосы? Шел дождь, волосы могли намокнуть и облепить голову. Может, Мелина именно поэтому сняла шлем… Вот дерьмо!» Он дорого бы дал, чтобы вспомнить точнее. Картина в его голове была расплывчатой, на ней с трудом можно было что-либо рассмотреть. Вероятно, падение сказалось на Симоне сильнее, чем он первоначально подумал. Головная боль и дождь ухудшали зрение. К тому же в то время уже почти стемнело.

Давящая жара тоже снижала его способность рассуждать. Виски пронзительно болели, а путь впереди искрился, напоминая мираж в пустыне. Он вытер лицо. Кожа горела и казалась соленой. Мощный поток транспорта на улице распространял вокруг запах бензина. «Машина, – напряженно думал он. – Как же выглядела эта проклятая машина?» Изо всех сил он сконцентрировался на картинке в своей голове. Он видел автомобиль внутренним зрением. Схематично, в штрихах дождя, освещаемый вспышками молний.

«Машина была черной, – вспоминал он. – Возможно, темно-синей. В любом случае большой. И точно это был не старый «Мерседес». Хотя бы в этом пункте он был уверен. В его воспоминании автомобиль включил указатель поворота. Но так ли это было в действительности, Симон не мог поклясться. Что он знает еще? Задние огни. В темноте они напоминали горящие глаза. Сузившиеся и странно злые. Но попытка не удалась. Больше он ничего не смог вспомнить. Хоть бы еще какая-то деталь! Какая-то зацепка!

Ничего не шло на ум. Он посмотрел на движущийся по улице транспорт и удостоверился: темных автомобилей было довольно много. Даже если в этот самый момент машина преступника проезжала мимо, Симон бы ее не узнал. Беседа. Что Мелина говорила водителю? Симон напряг мозги так сильно, что, казалось, голова вот-вот закружится. Но ничего не вспоминалось. Он не мог разобрать слова Мелины – она стояла слишком далеко. Он только слышал, что она разговаривает, но не мог различить, что конкретно она говорит.

Был водитель ей знаком? Вероятно. Сесть ночью в автомобиль можно только к тому, кого хорошо знаешь. Естественно, это был экстраординарный случай. Разразилась жуткая гроза, и Мелина не могла ехать дальше на мотороллере. Но она могла сесть в машину лишь к тому, кого знала и кому доверяла. Кто это мог быть? Он вспомнил, что при вспышке молнии видел, как Мелина открывает дверцу с противоположной стороны от шофера. Но как бы он ни старался, вспомнить лицо водителя не мог. И даже его силуэт. Симон был готов просто из кожи выскочить.

«Нужно было к ним подойти, – со злостью думал он. – Трус несчастный, я должен был к ним подойти! Тогда ничего бы не случилось. Я должен был…» Вдруг он ощутил, как велосипедная дорожка под ним ощутимо колыхнулась. Будто ее кто-то тряс, как ковер. Резкая боль пронзила виски, его затошнило. «Сейчас у тебя случится солнечный удар», – прозвучал в голове голос матери. Да, мама права: именно это с ним вот-вот произойдет. Скоро жара его доконает.

С самого утра он ничего не пил. Симону казалось, что его пересохший язык превратился в клубок грубой шерсти. Ему срочно надо убраться с солнца и что-нибудь выпить. Скорее, как можно скорее! Он крепко вцепился в велосипедный руль, чтобы не упасть. Ни за что на свете ему сейчас не хотелось возвращаться в Кессинген. Фаленберг лежал много ближе.

«Не стой на солнце, парень!» Это уже был голос отца. Наконец он понял, куда ему ехать. И, собрав последние силы, поехал.

 

57

Парковочные места вдоль городского сада были все заняты. Автомобили и мотороллеры теснились друг возле друга, словно в гигантской пробке. Все, кто мог, искали в этот час прохлады у пруда Фаленберга, находящегося в центре парка. Поверхность воды отражала солнце подобно большому зеркалу.

Симон прислонил велосипед к стволу дерева, крепко-накрепко зафиксировал его цепью и направился в сторону ближайшей закусочной. Он вел себя как путник, много дней шедший через пустыню и вдруг заметивший впереди оазис. Старого деревянного киоска, в котором бабушка с дедушкой когда-то покупали ему мороженое, газировку и картофель фри, уже не было, на его месте возвышался белый вагончик с надписью «Мистер Софти – мороженое и клевые напитки». Вероятно, у мамы нашелся бы к этой надписи подходящий комментарий, подумал Симон. Ее всегда сердили англицизмы и сленговые выражения.

Мужчина из вагончика немало удивился, когда Симон заказал две бутылки минеральной воды, расплатился мелочью и одну бутылку тотчас осушил, даже не присаживаясь.

– Вот так жажда! – сказал продавец, улыбаясь, когда Симон протянул ему пустую бутылку.

Симон в ответ лишь кивнул. Он второпях выхлебал порядочно холодной воды и теперь боялся, как бы съеденное раньше не выскочило. Срыгнул газ от воды. Двое маленьких пацанов в купальных плавках, сидевшие поблизости, рассмеялись. Рассмеялся и продавец. Симона это смутило, но что поделаешь. Втянув голову в плечи, он зашагал в сторону пруда, избегая любопытных взглядов.

– Мое почтение! – бросил продавец мороженого ему в спину. – Это было землетрясение на десять баллов по шкале Рихтера!

Затем его смех растворился в звоне посуды и гуле голосов. Весь берег пруда был переполнен купающимися и загорающими. Пляжные покрывала и надувные матрасы лежали впритык друг к другу. В воздухе витали ароматы масла для загара, повсюду шумели люди. Симону пришлось обогнуть добрую половину пруда, прежде чем он обнаружил свободное местечко. Оно находилось недалеко от невысокого холма и давало хороший обзор. Как раз то, что ему нужно.

Он растянулся на траве и открыл вторую бутылку. Пока мальчик утолял жажду – на этот раз не так жадно, маленькими глотками, – он всматривался в пеструю людскую сутолоку. Все было почти как раньше, когда он бывал здесь с родителями и с бабушкой и дедушкой. Большинство публики на пляже составляли любовные парочки и семьи. Ребят его возраста было мало. Наверняка они отдыхали на озерах за городом, где не так многолюдно.

Постепенно Симон почувствовал себя лучше. Головокружение и головная боль отпустили. Он допил вторую бутылку и посмотрел на детей, плескавшихся в воде. Они толкались, брызгались, играли в мяч и «топили» друг друга. Как в свое время и они с Майком. Тогда Майк уже преодолел водобоязнь, подумал Симон. Страх воды, о котором младший брат даже не подозревал. Майк никогда об этом не говорил. Зато рассказал о том, что несколько лет назад в этом пруду утонула девочка. Зимой. Она провалилась под лед, потом из воды достали ее окоченевшее тело. Тогда Майку нравилось нагонять на младшего братишку страх. «Это закалит тебя для жизни, малыш», – говорил он. Но с высоты своего сегодняшнего опыта Симон смотрел на это по-другому. Вероятно, так Майк старался преодолеть собственные страхи. Младший брат, к тому же сильно отличавшийся от своих ровесников, идеально подходил на роль объекта для поучений. Когда сравниваешь себя с более слабым, чувствуешь себя сильнее. Это Симон хорошо усвоил, столкнувшись с Ронни.

Однако истории об утонувшей девочке хватило, чтобы у Симона пропало желание купаться в пруду Фаленберга. Поэтому он оставался на берегу и читал, пока другие дети плескались в воде. Он сам стоит у себя на пути, как выразилась Каро, – и всего лишь из-за страшилок старшего брата! В этом нельзя упрекнуть Майка – он все же пытался по-своему помочь Симону не быть слишком не от мира сего. Несмотря на внезапное воспоминание о детских страхах, при виде всех этих счастливых семей ему захотелось вернуться в детство – в еще ничем не омраченный мир, когда вокруг не существовало ничего, что всерьез пугало или просто беспокоило его, а семья была в полном составе – отец, мать и двое братьев.

Симон с тоской наблюдал за детьми. Какой-то мальчик внимательно слушал объяснения отца о том, как пользоваться дистанционным управлением модели корабля. Женщина втирала в спину маленькой дочери крем для загара. Еще одна девочка вместе с братом застыли в ожидании перед переносным холодильником, который пытался открыть их папа. Эти дети пока что не подозревают, чем может обернуться для них взрослое будущее.

«Смерть навязчива и коварна, – размышлял Симон. – И если она врывается в твою жизнь, от нее так просто не отделаешься». Вдруг ему показалось, что на противоположном берегу он видит знакомое лицо. Рихард Хеннинг пробирался через толпу. У него под мышкой был сложенный зонт от солнца, а в другой руке – скатанная в рулон пляжная циновка. Он искал свободное место. За ним следовала его жена Барбара. Она снова несла маленькую девочку, а с плеча свешивалась сумка-холодильник. Последним в «связке» шел маленький сын Хеннингов с пляжной подстилкой в руке. Наверное, малыш собрался расположиться отдельно от родителей, как в свое время и Майк.

После продолжительных поисков Хеннинги наконец нашли место. Они устроились между двумя другими семьями. Хеннинг посмотрел на небо и установил солнечный зонтик, а Барбара заговорила с соседкой. Эта Барбара Хеннинг – довольно привлекательная женщина, подумал Симон. Высокая, стройная, длинноногая блондинка. Издали даже напомнила Симону Мелину. Только волосы у нее были не такие длинные, ну, и она, естественно, была старше. Ей, по-видимому, уже под сорок.

– Надо же, какая семейная идиллия!

Симон с удивлением оглянулся. Каро подмигнула ему и уселась рядом на траву.

– Папа, мама и милые детки, – насмешливо отметила она, указав на Хеннингов. – Прямо как на рекламе. Не хватает только указателя времени на кадре.

– Что ты здесь делаешь? Я думал, ты ненавидишь солнце и скопление людей.

– Как и ты, – парировала она и лизнула мороженое, которое держала в руке. – Я тебе уже говорила, тут на каникулах не так-то много занятий. А сидеть одной в общаге мне не в кайф. После нашего приключения. Кроме того, здесь лучшее мороженое в городе. И намного дешевле. Хочешь попробовать?

Она протянула ему мороженое.

– Нет, спасибо, – сказал он и снова взглянул на Хеннинга, идущего с сыном на руках к киоску с мороженым. – Кстати, по поводу отеля: тебе известно, что он принадлежал отцу Хеннинга?

Каро, только что откусившая большой кусок, отрицательно покачала головой. Судя по ее взгляду, она была удивлена.

– Я случайно узнал об этом из газетной заметки, – пояснил Симон. – Хеннинг сказал мне лишь, что его родители умерли один за другим. Тогда-то отель был продан общине. Община продала его кому-то еще, и скоро отель снесут.

Каро молча кивнула, глядя на рожок с мороженым в своей руке, будто у нее внезапно пропал аппетит. Затем снова взглянула на Симона своим загадочным взглядом.

– Мне кажется, нам надо кое о чем поговорить, – сказала она серьезно. – Но не здесь.

– Почему же?

– Это я тебе скажу, когда мы будем вдвоем.

Мобильник Симона звякнул. Он достал телефон из кармана. Тилия. С дурным предчувствием он нажал кнопку ответа.

– Симон, где ты? – услышал он голос тети. Голос звучал так, будто она готова была заплакать. Прежде чем он успел ответить, она продолжила: – Ты не мог бы прямо сейчас приехать домой?

Симон тотчас понял: что-то произошло. Он не мог выразить это словами, но почувствовал, что случилось нечто плохое.

– Что-то с Майком? – спросил он, чувствуя, как дрожит его голос.

– Скажи, ты можешь прийти?

Симон пообещал ей вернуться как можно скорее и тут же поднялся. Каро испуганно смотрела на него.

– Что случилось?

– Мне очень жаль, но мне срочно надо бежать.

Что-то с Майком. Поговорим потом, хорошо?

– Конечно.

Симон поспешил к своему велосипеду. Он очень надеялся, что на этот раз прибудет вовремя. Что бы ни произошло.

 

58

Симон мчался так, будто за ним гонится сам дьявол. Даже обливаясь потом, жару он едва замечал. Мальчика подгоняло чувство тревоги за Майка. Тилия встретила его у дома. Она крепко обхватила себя руками, будто хотела оказать поддержку самой себе. Из-под ее правой руки выбивался дымок сигареты. Симон помнил, что когда-то давно тетушка курила, но он думал, она давно избавилась от этой вредной привычки. Ее лицо было белым как мел и казалось на солнце маской.

– Наконец-то! – выдохнула она и подбежала к нему еще прежде, чем Симон затормозил во дворе.

– Что… что произошло?! – выдохнул Симон, отирая лицо футболкой, чтобы пот не застилал глаза.

– Твой брат вне себя. – Тилия указала на квартиру Майка. – Он все время кричит и что-то колотит. И не открывает мне. Кричит, чтобы я оставила его в покое. Но не могу же я…

Бросив недокуренную сигарету, женщина яростно растоптала ее, будто она виновник всех бед и несчастий. Когда Тилия взглянула на Симона, на ее лице снова было написано отчаяние.

– Пожалуйста, Симон, посмотри, как он там. Возможно, тебя Михаэль послушает. Я очень о нем беспокоюсь, но ни в коем случае не хотела бы вызывать полицию.

Симон поставил на место велосипед и направился к двери брата. Из квартиры не доносилось ни звука. Он позвонил. Потом второй раз. Третий. Ничего. Тогда Симон нажал кнопку звонка и держал ее нажатой до тех пор, пока не услышал за дверью шаги.

– Тилия, прекрати, черт возьми! – услышал он крик Майка. – Я уже сказал, чтобы ты оставила меня в покое!

Голос Майка звучал настолько агрессивно, что у Симона по спине побежали мурашки.

– Майк, это я. Пожалуйста, впусти меня!

– Уходи, малыш! Я не хочу никого видеть.

В голосе брата звучало столько отчаяния и злости, что сердце Симона сжалось. Он точно знал, что Майк в этот момент чувствует. Сознание, что у тебя все отняли и ты ничего не можешь с этим поделать. Эту боль он часто переживал сам.

– Майк, давай поговорим! Майк! Прошу тебя!

– Убирайся!

– Никуда я не уберусь! – Симон снова стал колотить в дверь, на этот раз кулаком. – Мы с тобой всегда заодно. Всегда. Ты забыл?

Его слова остались без ответа, но он слышал, что Майк не отошел, а так и остался стоять за запертой дверью. Уже лучше.

– Ты говорил, что ты всегда рядом, – продолжил Симон. – Позволь и мне на этот раз быть рядом с тобой! Открой мне, поговори со мной. Я все равно не уйду отсюда, пока ты со мной не поговоришь.

Какое-то время царила тишина, затем в замке повернулся ключ, и дверь чуть отворилась. С бьющимся сердцем Симон толкнул дверь и увидел, как Майк снова проскользнул к себе в комнату. Он заметно шатался. В комнате разило водкой, и Симон понял, что его брат напился. Симон, набрав в легкие побольше воздуха, шагнул вперед и прикрыл за собой дверь.

 

59

Проходя в комнату брата, Симон едва не упал, споткнувшись о раскиданную на полу в прихожей обувь. Тут же лежали и растоптанные обломки книжных полок. Стараясь не наступить на осколки бутылок, Симон вошел в комнату. Здесь тоже царил страшный бедлам: сброшенные с полок, изорванные книги и журналы, а посреди комнаты на ковре на боку лежал телевизор. Досталось и постеру «The Rocky Horror Picture Show» с автографом Тима Кэрри. Это было настоящее сокровище Майка, купленное им через интернет за бешеные деньги. Застекленная рамка над обеденным столом висела покосившись, по стеклу пробежала трещина. Вероятно, осколки попали и на кресло, сидя в котором Мелина недавно угощала Симона чипсами.

Посреди всего этого хаоса, скорчившись на тахте, сидел Майк. У ног его лежал жакет Мелины. Майк в задумчивости гладил его рукой, а другой вращал на столе пивную бутылку, будто собирался ввинтить ее в столешницу.

– Мне не до разговоров по душам, малыш, – заплетающимся языком произнес брат. – Хочешь пива? Возьми в холодильнике.

Симон опустился на мягкое кресло, в котором сидел накануне вечером.

– Не буду я ничего пить.

– Я тоже не пью, – пробормотал Майк. – Но сегодня не могу не выпить.

Симон с сочувствием смотрел на старшего брата. Майк выглядел жалким. Он все еще был в синей спецовке, в той самой, в которой полиция забрала его утром из мастерской. Спутанные темные волосы торчком стояли на голове, лицо поросло щетиной. От Майка пахло потом, машинным маслом и алкоголем.

Симону уже доводилось видеть брата пьяным. Когда Майк еще только привыкал к дому, по вечерам он нередко позволял себе «расслабиться». Так Майк называл свои эскапады. Родителей это сильно беспокоило. Майк ступил на кривую дорожку, это могло плохо кончиться, предупреждал старшего сына отец. Если он с нее не сойдет. Два года назад, в январе, тревоги родителей оправдались. Майк не поделил подругу с кем-то из своих приятелей. Дошло до потасовки, в ходе которой Майк сломал нос сопернику гаечным ключом.

Майк получил предупреждение за нанесение телесных повреждений. Второе предупреждение он получил, когда полицейские остановили его на улице, при этом в кармане у него было несколько доз легких наркотиков. Это второе предупреждение еще не было с него снято. За этим эпизодом последовал настоящий ад. Отец и Майк орали друг на друга, мама при этом обычно запиралась, плача, в кабинете.

В конце концов родители выгнали Майка из дома. Он был совершеннолетним и, как сказал отец, должен был взять судьбу в свои руки. «Не могу больше смотреть, как ты разрушаешь себя!» – кричал папа. И указал Майку на дверь. Для Симона настал настоящий кошмар. Напрасно он пытался убедить родителей, что они не должны так поступать. Но самое худшее, что и сам Майк не хотел оставаться. «Стариков больше нет для меня!» – заявил он и, кипя от ярости, выбежал из квартиры. Симон никогда не забудет, как брат тогда грохнул напоследок дверью.

Поначалу Майк жил у товарища. Пару раз он приходил домой забрать вещи. И всегда с решительным видом. От этого взгляда у Симона сердце разрывалось. Тилия откуда-то узнала о размолвке и забрала Майка к себе. С ней все пошло по-другому. Отец как-то сказал Симону, что он гордится – тем, что Майк сумел-таки наладить свою жизнь. Но сейчас Майк лежал, совершенно раздавленный, на полу. Он выглядел даже хуже, чем после ухода из дома. Брат походил на совершенно сломленного человека. Смотреть на него было больно.

– Это был я, малыш, – бормотал он, не отрывая глаз от пивной бутылки. – Мелина пострадала из-за меня!

– Что?! – Симон вздрогнул, как будто кресло ударило его током. – Что ты мелешь, черт возьми?

– То самое, что все про меня думают, – ответил Майк. – В каком-то смысле они правы. Я позволил ей уехать одной. В этот проклятый ураган. Я погнал ее прямо в лапы к этому ублюдку. Этим я все равно что убил ее. – Майк хлюпнул носом и поскреб ногтем большого пальца этикетку на бутылке. – А может, даже убил, – добавил он шепотом; слезы ручьями стекали по его лицу.

Внезапно Симон подумал о своих шрамах. Он уже полностью о них забыл, но они снова напомнили о себе. Пальцы непроизвольно сжались, но он овладел собой, хотя и не без труда.

– Почему ты не поехал за ней следом?

– Я хотел… я уже собрался… – Майк высморкался. – Мы поссорились. Слово за слово… ты знаешь, как это бывает. Она ведь может быть достаточно импуль… импульсивной. В этот раз она уехала, как обычно после ссор. Потом мы созванивались и мирились. Но вчера ее телефон не отвечал. Ни сотовый, ни домашний.

Майк потер лицо и издал звук, напоминающий одновременно и вздох, и рыдание. Его плечи слегка вздрогнули. Когда он снова опустил голову, лицо его было мокрым от слез.

– А я, идиот, даже не подумал, что с ней что-то случилось! – сказал он слабым голосом. – Я только знал, что она злится. Потому что это из-за меня она одна поехала в грозу.

Симон сглотнул. Он знал, что поссорились они из-за него. Когда они ругались, он не раз слышал свое имя. Не один Майк был виноват в том, что Мелине сейчас приходится бороться в больнице за свою жизнь.

– Это произошло из-за меня, – произнес Симон, отчужденно разглядывая ладони.

«Точно, – злорадно подтвердил голос в его голове, тот самый, неузнаваемый голос. – Это все произошло из-за тебя. Потому что ты вел себя как младенец. Ты бы мог просто их отпустить, а не думать постоянно только о себе». Затем он услышал голос из своего кошмара: «Ты тоже должен был умереть!»

– Не глупи, – оборвал его Майк. – Это не ты поссорился с Мелиной, а я, и речь шла не только о тебе. Мы оба с ней были на пределе. Но сейчас это уже не играет роли… То, что произошло, – произошло, и все кругом убеждены, что это моих рук дело. И от этого мне тяжелее всего. Я же люблю ее. Мелина – мое будущее… Я бы никогда ее… Вот же дрянь!

Он с силой ударил кулаком по кушетке, Симон от неожиданности подпрыгнул. Бутылка упала со стола, пиво пролилось на ковер, но Майк, казалось, этого не замечал.

– Одно я обещаю тебе, малыш, – сказал он, подняв вверх указательный палец, как делают, желая подчеркнуть нечто важное, – когда я настигну ублюдка, сотворившего это с Мелиной, уж я с ним разберусь, поверь мне!

В его взгляде Симон прочитал, что Майк говорит серьезно. Возможно, когда Майк придет в себя, он позабудет обо всем. Но в тот момент Майк реально был готов кого-нибудь укокошить.

 

60

Когда Симон вернулся от Майка, Тилия сидела в комнате в темноте. На столе перед ней жужжал маленький вентилятор, развеивающий сигаретный дым. В пепельнице дымились три до половины выкуренных сигареты.

– Как он там? – спросила Тилия. Голос ее звучал измученно и глухо.

Симон опустился рядом с ней на кушетку и рассказал о разговоре с братом. Тилия слушала его молча, не сводя глаз с вентилятора на столе и кивая, словно робот. Симон понял, что тетя не в себе. Она изо всех сил старалась облегчить жизнь своим племянникам. Но в конце концов ее энергия иссякла.

– Спасибо, что сходил к нему, – со вздохом сказала она, вставая. – Думаю, нам сейчас надо поспать. Всем нам сон будет только на пользу.

Она пожелала Симону доброй ночи и пошла к себе в комнату. Сгорбленная, она напомнила Симону старуху. Симон остался сидеть в комнате. Он чувствовал усталость, но понимал, что все равно не заснет – слишком был взвинчен. Кроме того, здесь было прохладнее, чем в тесной и душной гостевой комнате. Отодвинув подальше вонючую пепельницу, он взял со стола пульт. Включил телевизор, убавил громкость, чтобы не мешать Тилии, и стал переключать каналы.

Некоторое время он просто смотрел на экран, не вникая в содержание. У него в голове царила полная неразбериха. Ему казалось, будто он перекатался на карусели и только что сошел с нее на твердую почву. Когда все вокруг наконец-то остановилось, карусель внутри все еще продолжалась. Это была какая-то безумная череда впечатлений, мыслей, страхов… Вдруг на экране мелькнула знакомая фотография, и Симон снял большой палец с кнопки пульта. В местных новостях сообщали о Леони. Новости были плохие.

«…Появился новый след в деле исчезнувшей шестнадцатилетней девушки», – произнес голос девушки-диктора за кадром, пока камера показывала парковку около придорожного мотеля. Потом крупным планом показали урну, и Симон узнал, что в ней нашли красный кожаный жакет Леони. Жакет был порван. Полиция сделала вывод, что похититель схватил Леони именно на этом месте. Теперь было установлено: Леони стала жертвой преступления. Однако не было никаких известий ни о нахождении ее тела, ни о преступнике. Это же подтвердила и репортер, чье бледное лицо появилось в кадре. Это была молодая женщина с серьезными глазами и превосходной прической от стилиста.

«По распоряжению властей видеозаписи со стоянки сейчас проверяются, – сообщила репортер деловым тоном. – Как известно из надежных источников, преступник решил воспользоваться этой урной, потому что она была скрыта за грузовиком. Это существенно затрудняет изучение видеозаписей».

На экране высветился номер, по которому случайные свидетели могли позвонить. Затем новостная передача перешла к следующему сюжету. Симон уже хотел было переключить канал, как вдруг на экране появилась картинка с велосипедной дорожкой на Фаленберг. Мальчик вздрогнул. Снимок, вероятно, сделали еще до того, как Симон поехал днем в город на автобусе. Следы урагана еще сохранились: на дороге по-прежнему валялись сорванные ветки, Симон узнал полосатый фургон, стоявший на этом месте и позднее.

Имя Мелины не упоминалось, ее фото тоже не показали. Как уже напечатали в дневной газете, речь шла о «девятнадцатилетней девушке, ставшей жертвой жестокого нападения». Симон похолодел. В кратком сообщении главный комиссар криминальной полиции Штарк повторил то, что уже передавалось в новостях. Провели допрос подозреваемого. Больше к настоящему моменту добавить нечего. Один из репортеров спросил, видит ли Штарк связь между этим нападением и исчезновением Леони. Комиссар воздержался от комментариев.

«Разумеется, мы ведем расследование во всех направлениях», – убедительно заявил он, глядя в камеру. Затем передача снова перенеслась в студию, где мило улыбающаяся диктор сообщила, что погода в ближайшее время останется «по-настоящему летней» и жаркой.

Контраст между шокирующими известиями и беспечной улыбкой ведущей был пошлым и циничным, как показалось Симону. «Эти люди только что столкнулись со столь тяжелыми и отвратительными происшествиями, но им все равно хочется снова веселиться, наслаждаясь чудесной летней погодой».

Именно так он и воспринимал только что услышанное. Для обычного зрителя Леони – «молодая жертва», а «подозреваемый» – без сомнения, его брат. Всего лишь безликие персонажи – совсем как герои романов. Кого-то новость могла задеть, кого-то, возможно, испугала, но все тут же вернулись в повседневность. К прекрасной летней погоде, зовущей на озеро или к садовым работам. До следующих печальных известий все снова позабыто. Только не для тех, кого они лично касались, – его, Майка, Тилии.

Симон попытался отвлечься, подумать о чем-нибудь другом. Хотя бы пару минут. Затем возобновил путешествие по каналам и остановился на фильме ужасов, где на заброшенном мосту на мальчика напало чудовище. Малыш сидел в инвалидном кресле, походившем на трехколесный мотороллер с ярко-красным вымпелом. Мальчик выстрелил в чудовище фейерверком. Тут в кадре оказался монстр. Маска выглядела очень примитивно, легко можно было узнать, что под ней скрывается человек. Однако у Симона кровь застыла в жилах, потому что человек был одет в напоминавший ему ночные кошмары костюм вервольфа. Он быстро выключил телевизор и бросил пульт на стол, будто тот обжег ему пальцы.

«Волк… снова этот проклятый волк!» Дрожащими руками Симон включил торшер. Затем забился в угол тахты и свернулся в клубок, словно ежик. Вокруг стояла тишина, только вентилятор продолжал тихонько жужжать. Тихий, однообразный звук. Симон обхватил руками колени и уткнулся в них лицом. И тут переполнявшие его страхи и переживания вырвались наружу. Мальчик разрыдался.

 

61

В конце концов он все же заснул. Сон был беспокойный. Так и не сняв обуви, Симон ворочался на кушетке, скрипел зубами, веки его подрагивали. Иногда мальчик стонал или тихонько вскрикивал. Торшер рассеивал над ним теплый свет, будто желая уберечь от злых кошмаров. В какой-то мере это удалось, потому что на сей раз Симон оказался не на лесной дороге. В этот раз он вернулся домой. Но там все было по-другому…

 

62

Та пятница весной началась прекрасно. Лучше некуда. Утром Симона разбудило яркое солнце, хотя накануне весь день лил дождь. За завтраком ему впервые удалось решить судоку в отцовской газете, и даже не потребовалось прибегать к ластику! А по дороге в школу он узнал, что Ронни простыл и остался дома. День без Ронни! Самая хорошая новость. На последнем уроке они получили результаты теста по математике, который проводился в понедельник. Симон получил «отлично», а чуть ниже оценки учитель приписал красным карандашом: «Лучшая в классе работа! Поздравляю!»

Полный гордости, Симон аккуратно вложил работу в тетрадь, чтобы листок не помялся. Вот родители обрадуются. Хотя Симон постоянно приходил домой с отличными оценками, каждый раз родители изумлялись и радовались, будто это было впервые. В конце концов, в жизни на все есть причины, как говаривала мама.

Когда Симон вернулся домой, у него урчало в животе. Он быстро побежал на кухню. В пятницу готовили равиоли, это был «день равиоли», и Симон заранее радовался большой порции – как всегда, с мясным соусом и зеленым салатом. Но мамы на кухне не оказалось. На плите стояла лишь пустая кастрюля, а рядом лежал нераспечатанный пакет равиоли. Симон увидел в раковине пучок салата. Он был уже помыт и почищен, и все. Симон с удивлением взглянул на стенные часы. Четверть первого. Обычно в это время мама уже ждала его с обедом. Удивительно.

Затем он услышал ее голос и вышел в коридор. Мама была в рабочем кабинете. Она с кем-то говорила по телефону за закрытой дверью. «Дверь, – подумал он. – Это же та самая дверь!» Еще во сне ему стало ясно: это та самая дверь, которую он видел на лесной дорожке. И, хотя Симон еще спал, он твердо знал: во что бы то ни стало он должен заглянуть за эту дверь. За ней скрывалось нечто важное. Он знал, что в ту пятницу он постучал в ту дверь. Поскольку считал невежливым без стука врываться в комнату. Мама продолжала говорить, возможно, услышав стук. Тогда он нажал на ручку и…

 

63

…Тут же проснулся.

Секунду или две Симон не мог понять, где он. Он был не дома, не в клинике и не в гостевой комнате. Он уже был готов запаниковать, но тут увидел вышитые диванные подушки Тилии, и его сознание тотчас вернулось в реальность. Протерев глаза, он вытянул вперед онемевшую руку. Спина болела от неудобной позы на кушетке, побаливала и челюсть. Скорее всего, оттого, что во сне он опять скрипел зубами.

Симон взглянул на стенные часы. Было без нескольких минут полночь. Мальчик раздумывал, отчего он проснулся. То ли от того, что увидел во сне, то ли что-то его разбудило. Или кто-то?.. Он прислушался. И тут услышал тихий стук в окно. Симон огляделся, но не увидел ничего, кроме своего отражения в двери на террасу. Тогда он выключил торшер. В комнате стало темно, и он заметил перед дверью чей-то силуэт.

В свете луны он сразу узнал этот силуэт и, удивленный, поспешил к двери на террасу.

– Наконец-то, – сказала Каро. – Я уж думала, тебя не добудиться. Я минут пятнадцать пытаюсь разбудить тебя, а ты…

– Тс-с-с! – сделал знак Симон и посмотрел в коридор.

Если Тилия увидит, что к нему посреди ночи явилась девочка, с теткой наверняка предстоят разбирательства.

– Что ты здесь делаешь? – шепнул он.

– Мне нужно с тобой поговорить. Это действительно важно.

Симон снова огляделся. Ему показалось, он что-то услышал. Возможно, Тилия проснулась. Но это было всего лишь шуршание диванной подушки, скатившейся на пол.

– Это не может подождать до утра?

Каро отрицательно покачала головой:

– Нельзя дальше тянуть. Мы можем где-то спокойно поговорить? Есть кое-что, что тебе срочно следует узнать.

 

64

Они ехали на велосипедах сквозь приятную ночную прохладу к нижней окраине города. На берегу Фале Симон знал одно место, которое ему показал когда-то отец. Над ними, словно полог сказочной палатки, раскинулось усыпанное звездами небо. Огни города остались позади, гладкую дорогу озарял свет полной луны. Вскоре они добрались до места и съехали по узкой тропинке к самой кромке воды.

С облегчением Симон обнаружил, что за прошедшие годы место мало изменилось. Парковая скамейка с деревянным сиденьем, на которой Майк когда-то выцарапал ножом название своей любимой группы, стояла на прежнем месте, только теперь она была сделана из искусственного, более прочного материала. За скамейкой огромная ива свешивала к воде свои печальные ветви. Как и раньше, она напомнила Симону женщину, моющую в реке длинные волосы. Ветви ивы почти касались воды, их шевелил ночной ветерок. Шелест листьев походил на тихий шум дождя.

Симон и Каро прислонили велосипеды к кусту бузины и уселись на скамью. Внизу ласково плескалась Фале. Лунный свет превратил поверхность реки в текучее серебро.

– Вау, – шепнула Каро восхищенно. – Как здесь чудесно! Откуда ты знаешь это место?

– Когда-то отец возил меня сюда на рыбалку. А он узнал это место от дедушки. Можно сказать, это место – часть нашей семейной традиции.

– Клево, – сказала Каро. – Ты здесь что-нибудь поймал?

– Однажды. Форель. Она была вот такой. – Симон двумя пальцами показал, что за рыбешка ему попалась. – Мы ее снова отпустили. К рыбалке у меня никогда не было таланта, и у Майка тоже.

– Ты потом часто рыбачил?

– Нет, после смерти бабушки и дедушки мы сюда не приезжали. Кроме того, у отца потом вечно не было времени, ему приходилось много работать. Но эту скамейку я никогда не забуду. Здесь так спокойно.

Какое-то время они наслаждались прохладой ночи и плеском воды. Вода пахла водорослями, где-то вдалеке пел дрозд, а цветы бузины распространяли в воздухе душный сладковатый запах.

– Вот мы и остались наедине, – начал Симон. – Скажи наконец, что я должен так срочно знать?

Каро смущенно потерла нос. Казалось, она размышляет, как начать.

– После того, как сегодня утром мы узнали о Мелине, я много размышляла, – сказала она. – Я еще раньше хотела с тобой поговорить, но каждый раз что-то мешало. Все-таки… – она сделала паузу и вздохнула, – думаю, ты знаешь, кто на нее напал.

– Что? – Симон уставился на нее изумленно. – Кто же?

– У меня есть одно подозрение, – сказала она, водя носком кроссовки по песку. – Но сначала я должна кое-что рассказать тебе о Мелине. Не уверена, что твой брат знает о ней все. Мне кажется, ты должен быть в курсе.

– Значит, ты была с ней знакома?

Каро склонила голову, не отрывая взгляд от своей обуви.

– «Знакома» – громко сказано. Когда я училась в школе, мы виделись каждый день на переменах. Не больше. Старшие девочки не общались с нами, с младшими. Не хочу говорить о ней плохо, но… честно признаться, она мне никогда не нравилась. Воображала, кукла Барби, если ты понимаешь, о чем я.

Симон согласно кивнул. Он познакомился с Мелиной недавно, но был уверен, что она никогда бы не обратила на него внимания, не будь он братом Майка.

– Она всегда вела себя так, будто она особенная. Конечно, она выглядела супер. Мальчишки были от нее без ума. Она выбирала тех, с кем не стыдно выйти в свет, и это не всегда был один и тот же кавалер, поверь. Знаю многих девочек, которые ею восхищались, потому что она такая типа крутая.

«Да, – подумал Симон, – многие девочки мечтают стать такими же, особенными, обожаемыми… Такие звезды есть во всех школах».

– На вечеринках или школьных праздниках Мелина всегда была в центре внимания, – продолжала рассказывать Каро. – Однажды двое ребят из-за нее даже подрались. Однако далеко не все девочки любили ее. Знаю двоих, которые ее смертельно ненавидели, потому что Мелина увела у них мальчиков.

Симон не верил своим ушам.

– Ты серьезно? Никогда такого о ней не думал! Неужели она всем кружила головы?

Каро ответила ему грустной улыбкой.

– Она не настраивала парней специально, но они враждовали из-за нее, а ей это нравилось. Однако, когда твой брат появился в городе, Мелина резко изменилась. Майк действительно клевый! Он был старше мальчишек из нашей школы, имел работу и хорошо катался на роликах. Это Мелине понравилось. Думаю, между ними сразу пробежала искра.

– О да! – подтвердил Симон, вспомнив слова Майка «Мелина – мое будущее». – Майк по уши в нее влюбился. Он искренне ее любит. До этого он не рассказывал мне ни об одной из своих подружек.

Перед ними закружились в воздухе два светлячка. Бледно-зеленые огоньки порхали на расстоянии нескольких метров, а затем исчезли в ночи. Каро посмотрела им вслед, после чего продолжила:

– Да, твой брат – действительно милый парень! Впрочем, не только он в вашей семье.

Она подмигнула Симону, и он был рад, что в темноте она ничего не видит, потому что он снова покраснел до ушей. Лицо Каро опять стало серьезным.

– Но до Майка у нее был другой парень. – Она понизила голос до шепота, словно боялась, что их подслушивают. – Разумеется, это только слухи, но я думаю, что это правда.

Симон вспомнил о том, что Майк говорил о Мелине. О том, что ее бывший – настоящий ублюдок.

– И что это за слухи?

– В старших классах говорили, будто бы она связалась с женатым мужчиной. Точнее, с учителем.

Симон вдруг понял, кого Каро имеет в виду. Но все-таки это не умещалось в голове.

– Ты говоришь о Хеннинге? Не думаешь же ты, что он и Мелина… Нет, Каро, это же глупость!

Она пожала плечами:

– Мне кажется, эти слухи все же имеют под собой почву. Ты сам говорил, что не доверяешь ему, и я того же мнения. Хеннинг не из тех, кому можно доверять. Он выглядит как рубаха-парень, нежный отец семейства, но на самом деле у него есть и другая сторона.

– Фу, – выдохнул Симон, – не хочешь ли ты сказать, что он ловелас?

Каро снова посмотрела на свои стопы. Носком правой кроссовки она почти отрыла довольно крупный камень и теперь тихонько расшатывала его.

– Вспомни, как реагировала на него твоя тетя, когда вы с ней к нему ходили. Хеннинг очаровывает женщин и знает об этом. В этом пункте они с Мелиной два сапога пара. Она тоже умеет пользоваться своим обаянием. К тому же Хеннинг не всегда умеет держать себя в руках. Ты бы видел, как он поедает глазами девчонок на занятиях физкультурой. Он думает, что мы не замечаем, но он ошибается. Две девочки рассказывали, что он к ним приставал. Дотрагивался, но так, чтобы это выглядело случайным и никто не мог бы его за это привлечь.

Все еще ошеломленный, Симон посмотрел на нее:

– Он и к тебе…

– Приставал ли он ко мне? – Она засмеялась. – Разумеется, пытался. Он пригласил меня на лодочную прогулку и увивался за мной. Сделал вид, будто хочет поправить на мне костюм для гребли. Но женщина всегда замечает, когда подобные типы пробуют перейти границу.

– И что ты сделала?

– А что тут сделаешь? Просто больше не каталась с ним на лодке. Мы были вдвоем, и у меня не было свидетелей.

Симон потряс головой:

– То-то я всегда себя спрашивал, почему я терпеть его не могу.

– О, некоторые девочки считают его весьма привлекательным! Например, он очень нравился Леони.

У Симона челюсть отвисла.

– Леони?

Каро кивнула:

– Она так в него втрескалась, так увивалась вокруг него, что на это было больно смотреть. – Каро закатила глаза. – Любимица учителя и все такое. Это было отвратительно.

– Ты хочешь сказать, что Хеннинг может иметь отношение к ее исчезновению?

– Не знаю. – Каро поддела ногой камешек, и он скатился вниз. – Я только рассказала тебе, что знаю. У Леони не было постоянного друга, хотя были мальчики, которые ею интересовались. И не все из них были идиотами. Но Леони их отфутболивала.

Симон думал о ночных телеизвестиях. О порванном красном кожаном жакете, найденном в урне около автостоянки. Об урне, которую загораживал грузовик и которая не попадала в поле зрения видеокамеры. Возможно, это был ложный след, отвлекающий маневр? Но для того чтобы совершить нечто подобное, надо обладать и преступными наклонностями, и хладнокровием. Хотя Симон терпеть не мог Хеннинга и тот действительно не пропускал ни одной юбки, Симон спрашивал себя, был ли учитель действительно способен на подобное преступление. И не мог дать внятного ответа.

– Не могу в это поверить, – сказал он тихо. – Зачем ему убивать Леони?

– Возможно, сильно сказано, но она – типичная жертва, – сказала Каро. – Наивная Красная Шапочка, которая идет в лес и доверяет первому встречному волку, и тот ее в конце концов сжирает. Хеннинг – всего лишь мужчина. Не принимай на свой счет, но мужчины часто думают не той частью тела. А когда они потом обнаруживают, что вляпались в дерьмо, то пытаются сделать вид, будто ничего не было. Но так не бывает. Что случилось, то случилось. Что произошло, то произошло – все просто.

Если бы не темнота, Каро бы заметила, как лицо Симона снова залилось краской. Разумеется, ему тоже случалось «думать не той частью тела», как выразилась Каро! Но он делал это втайне и стыдился, если кто-то об этом узнавал. Он находил тему отталкивающей, хотя папа однажды заверил его, что она совершенно естественна. «Все вы волки в овечьей шкуре», – сказала когда-то Джессика в клинике. Возможно, она была в чем-то права.

– Ты думаешь, Леони пыталась его шантажировать? – спросил Симон. При этом он не решался взглянуть на Каро, так как его лицо по-прежнему пылало.

– Нет, не думаю, это на нее не похоже. Во всяком случае, не в том смысле, в каком принято считать. Была ли она влюблена в него? Возможно. Вероятно, Леони не хотела, чтобы их связь закончилась. Ведь Хеннинг – официальное лицо и отец семейства. Для него слишком многое поставлено на карту.

– О,кей, – сказал Симон, сглотнув. – Представим, что они все-таки с Леони… Но зачем тогда ему нападать на Мелину? Одно с другим не вяжется. Кроме того, еще нет доказательств, что между ними вообще что-то было. Это всего лишь слухи, ты сама говорила.

Каро обернулась к нему и подняла одну бровь:

– Ты на самом деле так считаешь? Впрочем, думай что хочешь. Я тебе уже говорила, что Мелина была далеко не ангел. И самой способной она тоже не была, как ты мог заметить. Однако именно она получила стипендию в Гейдельберге. Может, ей кто-то в этом помог?

Симон молча смотрел перед собой. Он думал о Майке и о его реакции на Хеннинга. Майк трясся от злобы. И Хеннинг явно был против отъезда Мелины в Гейдельберг с Майком.

– Просто так он Мелине не помог бы, – добавила Каро. – Может быть, надеялся, что она поедет в Гейдельберг с ним? Я слышала, его отношения с женой давно разладились. Наверняка она знает, что за человек ее муж, и до сих пор с ним только ради детей. Такое часто случается. Может, он тоже хочет уехать отсюда. Потому что вляпался здесь с Леони и хотел бы все начать на новом месте, с чистого листа. С Мелиной. А она, как я считаю, этим воспользовалась, чтобы получить, что ей нужно.

– А когда Хеннинг наконец сообразил, что Мелина лишь использовала его, чтобы облегчить себе отъезд в Гейдельберг вместе с Майком, то взбесился, – закончил Симон ее мысль.

Это, по крайней мере, имело какой-то смысл. Но неужели Хеннинг на самом деле мог кого-то убить, чтобы обезопасить себя?

– Боже, это звучит так абсурдно, – пробормотал он себе под нос.

– Знаю, – сказала Каро, носком кроссовки нарисовав круг на песке. В центре круга лежал обломок камня, походивший на уставившийся на них глаз. – Не думай, что я на эту тему не размышляла. Ты что-нибудь слышал о Зигмунде Фрейде?

Симон неопределенно махнул рукой:

– Немного. Мы как-то говорили о нем на занятиях. Но это было так давно.

– Я хочу изучать психологию, – призналась Каро. Она подняла камешек и отряхивала с него землю. – Для меня большинство людей – загадка. Иногда мне кажется, что все вокруг носят маски. Возможно, когда я начну серьезно изучать психологию, то пойму, что скрывается за этими масками.

Она указала Симону на камень, который держала в руке. Он поблескивал в свете луны.

– Стоит удалить верхний слой, и ты видишь, что под ним, – сказала она. – Так проще все понять. У каждого из нас много сторон. Одна из них – это влечения, инстинкты. Фрейд называет эту сторону «Оно». Это «Оно» не обязательно злое, но очень значимое, и важно не утратить контроль за ним. Это как злой волк в сказке. Пока ты следишь за своими мыслями и чувствами, осознавая, что он может быть опасным, он не причинит тебе вреда. Стоит отпустить его на волю, и он сожрет тебя. В одну секунду. А если ты упрешься и не пожелаешь признать допущенную тобой ошибку, будет еще хуже.

– Но для того чтобы убить кого-то, требуется все же больше, – заметил Симон. – В фильмах или книгах все просто, но в реальной жизни по-другому. Если я кого-то убиваю, то ставлю точку не только на его жизни, но и на своей собственной.

– Возможно. Пока ты отдаешь себе отчет. Но иногда люди действуют бездумно. Просто так, находясь в состоянии аффекта. Действуют быстрее, чем думают, – и тогда происходит нечто, в чем потом раскаиваются. Возможно, именно так произошло с Хеннингом? Он мог повстречать Мелину случайно. Они встретились, и тогда он…

Каро не договорила. Вместо этого она сделала неопределенный жест, который Симон понял как колебания.

– И еще кое-что, – добавила она, широко раскрыв глаза. – Тебя не удивило, откуда тогда в торговом центре Хеннинг уже знал, что это была Мелина? Ведь ее имя не печатали в газетах, и по радио его тоже не упоминали.

Симон потер виски. У него внезапно сильно заболела голова. Трудновато переварить то, что он только что услышал.

– Все верно, – сказал он тихо, – но Фаленберг – не миллионный город. Хеннинг мне сказал, что он об этом от кого-то услышал.

– И ты ему веришь?

Вдруг Симон почувствовал острое желание встать и уйти или даже убежать. Прочь, прочь, прочь! И тут же понял, что это несерьезно. Он не мог спрятаться от правды – если это действительно была правда.

– Честно говоря, я уже не знаю, кому верить, – сказал он бесцветным голосом, чувствуя на себе пристальный взгляд Каро.

– Как ты думаешь, зачем он приходил к тебе сегодня?

– Сказал, что хочет извиниться передо мной.

– Нет, Симон. – Каро мрачно улыбнулась. – Он, поняв, что утром сболтнул лишнее, пришел, чтобы убедиться, понял ты это или нет.

Внутренним взором Симон увидел Хеннинга. Как они молча стоят друг против друга после того, как Хеннинг принес извинения. Он тогда спросил себя, почему учитель не уходит. Вероятно, он остался, чтобы понаблюдать за реакцией Симона.

– А если тебе и этого мало, вспомни о машине Хеннинга, – сказала Каро. – Большой черный джип? Именно так ты описал автомобиль, в который села Мелина.

– Хорошо. Все может быть так, как ты говоришь. Но не исключено, что это всего лишь совпадение. Вчера я видел немало больших черных машин.

– Совпадение? А сам ты в это веришь?

Покачав головой, Каро встала и пошла к берегу. Подняв гладкий камешек, девочка пустила его по воде. Прежде чем пойти на дно, галька подпрыгнула четыре раза, оставляя на поверхности расходившиеся серебристые круги. Симон подошел и встал рядом с Каро:

– Есть одна возможность проверить. Завтра во второй половине дня Хеннинг пригласил меня на лодочную прогулку. Я возьму и соглашусь.

Каро обернулась к нему:

– И что ты собираешься предпринять?

Он посмотрел ей в глаза и пожал плечами:

– Смотря по ситуации. Мне что-нибудь да придет в голову.

Каро долго смотрела на него, затем кивнула одобрительно:

– О,кей, но один ты к нему не ходи. Я тоже буду неподалеку, чтобы наблюдать за вами.

Симон облегченно улыбнулся. Он надеялся, что она предложит свою помощь. В одиночку идти на такой риск ему не хотелось.

– Хорошо, – сказал он. – Встречаемся завтра в три у лодочного домика.

Каро снова посмотрела на реку, несущую воды мимо. Девочка наморщила лоб и, казалось, о чем-то напряженно размышляла. Но прежде чем Симон задал ей вопрос, она отвернулась и зашагала к своему велосипеду.

– Ждешь прощального поцелуя? – спросила она, показав на небо. – При луне и все такое?

Симон нашел реплику слишком глупой, чтобы отвечать. Он открыл было рот, но не издал ни звука.

– Я тоже не жду, – сказала она, подмигнула Симону и нажала на педали.

 

65

Около семи утра Симон проснулся от жуткого голода. Пока он одевался, вспомнил, что весь день накануне ничего не ел. Он чувствовал слабость и легкую дрожь, организм настоятельно требовал сахара. Чуть позднее он сидел на кухне перед огромной горой хлопьев, которые по обыкновению обильно полил молоком и посыпал порошком какао. Он опустошил примерно половину пачки хлопьев. Позавтракав, Симон откинулся на спинку стула и погладил себя по животу. Ему казалось, будто он проглотил мяч, от избытка сладкого его слегка подташнивало. Несмотря на это, он чувствовал себя много лучше.

Только сейчас он обратил внимание на дым, проникавший через форточку. Он думал, Тилия еще спит. Однако тетка сидела перед домом на маленькой садовой скамейке. Она пила кофе из своей фирменной чашки с медвежонком и курила. Стоявшая перед ней пепельница свидетельствовала о том, что сигарета была в это утро далеко не первой.

Поначалу Тилия даже не заметила подсевшего к ней племянника. Казалось, в своих мыслях она витает где-то далеко. Когда она обернулась, лицо ее выглядело серым и помятым.

– Доброе утро, – хрипловато приветствовала она Симона. – Ты уже что-нибудь поел?

Он кивнул.

– Не считай меня безвольной, – сказала она, указав на свою сигарету. – Я уже давно покончила с этой дрянью, много лет не курила. Но сейчас все идет наперекосяк, и я не выдержала.

Взглянув под навес, Симон увидел, что «Мерседес» Майка отсутствовал.

– А где Майк?

– С утра твой брат поехал в больницу. Хочет побыть с Мелиной.

– Ты с ним говорила?

Тетя выпустила дым и затушила окурок:

– Буквально пару слов. Вчера вечером он передо мной извинился. Ни к чему было извиняться. Бедный мальчик…

Украдкой смахнув дрожащими пальцами слезинку, она прикурила следующую сигарету.

– Я поеду в город, – сказала она, кашлянув. – Надо поговорить с начальником полиции и замолвить словечко за Майка. А то его, не дай бог, выгонят. Такого твой брат не заслужил. За последние годы он сильно изменился в лучшую сторону, его прежние ошибки остались в прошлом. Полиция заблуждается на его счет.

Симон закусил губу. Тилия была права. Майк сделал все возможное, чтобы вернуть свою жизнь в правильное русло. Несмотря на то, что Каро рассказала о Мелине прошлой ночью, Симон понимал: эта девушка очень важна для брата. Майк планировал будущее с ней, и Симон надеялся, что эта возможность далеко не упущенная – пусть даже это для него означает разлуку с братом.

Позавчера, когда они спорили на эту тему, Симон был другого мнения. Но сейчас понял, что должен думать не только о себе. «Если кого-то любишь, отпусти его с миром. Если он к тебе вернется, значит, он твой». Так когда-то говорила бабушка. В то время смысл ее слов был не до конца ясен Симону. Сейчас он все осознал. С его стороны было ошибкой единолично претендовать на Майка. У брата своя собственная жизнь. Иначе он просто не будет счастлив. Это ведь главное. Ну почему они не могут быть счастливы все втроем?! Или все же могут?

Прозрение пришло слишком поздно. Если бы Симон рассуждал так два дня назад, возможно, ссоры между Майком и Мелиной не произошло бы. И сейчас все обстояло бы совсем иначе. Именно он, Симон Штроде, виновен в том, что произошло. И теперь ему предстояло вернуть все на круги своя, как сказала бы Тилия. Симону вспомнились его вчерашние слова: «Ты сказал, что ты всегда рядом со мной. Позволь же мне сейчас быть рядом с тобой». Он вспомнил и о том, что часто повторял его дедушка: «Обещание равновелико тому, кто его дал».

– Я должна чуть освежиться перед уходом, – сказала Тилия.

Она встала, положила руку на плечо Симона, будто желала его утешить, и пошла в дом. Когда она через некоторое время вышла – приняв душ и наложив чуть больше косметики, чем следовало, – Симон уже знал, что делать. Он проводил глазами тетю, затем пошел в угол двора, где ловил вай-фай, и погуглил адрес отдела полиции Фаленберга.

 

66

В жизни главный комиссар криминальной полиции Рутгер Штарк выглядел много старше, чем на экране. Возможно, виноват был тусклый неоновый свет в маленьком помещении без окон, с серыми бетонными стенами, где они сидели. Это помещение напомнило Симону комнату для допросов из полицейских сериалов, которые он любил смотреть. Потому он и чувствовал себя не в своей тарелке. Было прохладно; стулья оказались жесткие и неудобные; в воздухе висел запах пота и сбежавшего кофе.

В ожидании комиссара Симон оглядел комнату в поисках глазка камеры наблюдения. В фильмах такая камера всегда присутствовала: допросы записывались. Но он ее не нашел. Не увидел также и знаменитого зеркала, прозрачного с одной стороны, позволявшего следить за ходом допроса. Несмотря на это, мальчик чувствовал себя крайне дискомфортно.

Штарку было около пятидесяти. Он оказался худощавым мужчиной с коротко подстриженными редкими волосами. Лицо было грубо вытесано и казалось энергичным. Особенно выразителен был шрам, прорезавший правую бровь. Из-за этой брови лицо имело странное выражение, когда комиссар слушал исповедь Симона.

– Если я правильно понял, – сказал комиссар, когда Симон закончил говорить, – ты просто так, без всякой на то причины, поехал в грозовую ночь прокатиться на велосипеде?

Симон кивнул.

– И часто ты так катаешься? Имею в виду ночные велосипедные вылазки.

– Время от времени, – солгал Симон. – Это помогает мне прочистить мозги.

– Ага.

Комиссар задумчиво кивнул, поставил локти на стол и опустил подбородок на ладони. Он казался усталым, под запавшими глазами темнели круги. Вероятно, предыдущей ночью ему тоже пришлось недоспать.

– И ты видел, как Мелина садилась в машину? – спросил он. – Ты уверен, что не ошибся?

Тут терпение Симона лопнуло. Штарк говорил с ним как с маленьким ребенком. Это вывело его из себя.

– Да я же вам говорю! Шел сильный дождь, дорога оказалась заваленной обломанными ветками. Мелина не могла проехать дальше на своем мотороллере. Когда я ее увидел, она как раз садилась в эту машину. И я клянусь вам, что это был не «Мерседес»! Во всяком случае, не «Мерседес» Майка.

– Ты не смог бы опознать автомобиль?

– Нет. По крайней мере, марку. Но это была большая машина, и она была темного цвета. И совершенно другой формы, чем у Майка.

Симон с удовольствием указал бы на машину Рихарда Хеннинга, но для этого было еще слишком рано. У него не было доказательств. Пока. Если они с Каро заблуждаются в своих подозрениях, то окажут Майку медвежью услугу.

– Ну и ну. – Штарк убрал локти со стола. – Звучит занятно!

Симон встретился с ним взглядом – и тотчас понял, что комиссар ему не верит. Как член «Почетного клуба чокнутых», он слишком хорошо знал это недоверчивое выражение.

– Пожалуйста, поверьте мне, – произнес он жалобным тоном, который сам от души ненавидел. – Я действительно видел эту машину!

– Знаешь, что я думаю, – сказал Штарк и продолжил, так как вопрос был риторический. – Я думаю, что ты хочешь выгородить своего брата. Вы вместе многое пережили. Я наслышан и о катастрофе, в которой погибли ваши родители. Когда переживаешь вместе нечто подобное, потом стоишь друг за друга насмерть. Так бывает, Симон. Честно сказать, я сам мечтал бы иметь такого брата-заступника, всегда стоящего на моей стороне, что бы ни произошло.

Он взглянул Симону прямо в глаза:

– Однако лжесвидетельство – уголовно наказуемое деяние. Думаю, тебе это известно?

– Я сказал вам правду. Мне глубоко безразлично, что вы обо мне думаете, но Майк этого не делал. Это был кто-то другой, сидевший в большой темной машине.

– Большой неизвестный, – сказал Штарк, облокотившись грудью на стол.

Он так и смотрел на Симона сверлящим взглядом, будто хотел проникнуть в его мозг и прочесть его мысли. Симон выдержал этот взгляд, хотя в нем все кипело от злости. Если Штарк хочет понять, лжет он или нет, пусть прочтет это по его лицу. Не будет он отворачиваться. Отвернуться значит признаться по лжи.

– Хорошо, – сказал наконец Штарк, снова откидываясь на спинку стула. – Мы продолжим расследование этого дело.

– Вы обещаете?

– Разумеется.

Симон почти поверил комиссару. Однако Штарк смотрел в сторону.

 

67

«Тебе надо чаще быть среди людей. Нельзя без конца сидеть, замкнувшись в четырех стенах, и резаться в компьютерные игры. Выйди на улицу и пообщайся с живыми людьми. Иначе ты однажды окажешься в одиночестве». Так сказала Симону мама. Вернее, она говорила это постоянно. Именно это он сейчас и делал. Был среди людей.

Мальчик стоял возле здания отделения полиции в Фаленберге прямо в центре города. Он смотрел перед собой. Перед глазами проплывали машины и автобусы, шли пешеходы. Люди направлялись по своим делам – за покупками, на встречи, в рестораны и кафе, которых на главной улице было великое множество. Погода стояла прекрасная, настоящий летний день. Он как нельзя лучше подходил для того, чтобы выпить на природе чего-нибудь похолоднее или с кем-нибудь познакомиться. Но, несмотря на толкотню и оживление на улицах, Симон чувствовал себя одиноким.

Один. Никто не воспринимал его всерьез. Никто с ним не заговаривал. Никто не мог ему помочь. Потому что никто ему не верил. У него оставался только он сам. И еще Каро. Его охватила волна отчаяния. Если он хочет помочь Майку, ему нужно срочно взять себя в руки. А этого он боялся. Он желал быть одним из героев книг или фильмов, которые любил. Джеймс Бонд, Бэтмен, граф Монте-Кристо или Роланд, человек с револьвером. Они всегда знали, что делать. Были мужественными и решительными. Ничего и никого не боялись. Правда, они не существовали в действительности. В той, в которой обречен был существовать он.

Реальность была настоящим приключением. В реальной жизни не было ни сверхъестественных возможностей, ни второго шанса. Не существовало комбинаций клавиш, как в играх, с помощью которых можно было бы набить сколько угодно жизней и уровней, если по неумению погибнешь. В реальной жизни если что-то шло плохо, то плохо и заканчивалось. Но в реальности тебе требовалось куда больше мужества, чем всем обожаемым тобой героям, вместе взятым.

С этими мыслями он уже направился к велосипеду, когда на глаза ему попался грузовик, стоящий около фонаря. На борту был крупными буквами выведен логотип фирмы – «ВАШИ ДВЕРИ». Рядом были нарисованы разнообразные двери, тотчас напомнившие Симону его сон. Одна из дверей точь-в-точь походила на ту, за которой мама разговаривала по телефону. Ее голос звучал взволнованно и раздраженно. Вдруг в его голове всплыло одно-единственное слово. Мать произнесла его в ту пятницу. Сейчас он вспомнил это слово абсолютно четко. Он не знал почему, но слово причиняло ему безумную боль.

«…разрушили!» Что она под этим подразумевала? Кто разрушил? И что? Он постарался сконцентрироваться еще сильнее, но это ему не удалось. Воспоминание быстро испарилось, как будто занавес над тайной на мгновение поднялся – и тотчас же упал. «…Разрушили!» Что, боже мой, что именно разрушили?

– Осторожнее! – воскликнул женский голос совсем рядом с ним.

У Симона перехватило дыхание. Рядом с ним стояла мама. Ее призрак, который ночью не пожелал, чтобы Симон увидел ее еще раз. Значит, она вернулась! Мама выглядела так же, как в обычной жизни. Только теперь она распространяла вокруг себя нестерпимый жар; ее образ поблескивал, как горячий деготь на солнце. В руках она держала нечто бесформенное, Симон не сразу узнал, что это. Лишь заметив покрытую ржавчиной эмблему «Форда», он догадался. Предмет был рулевым колесом. Пластмасса обгорела, и руль превратился в искривленный металлический овал.

«Что с тобой?» – спросила мама; голос звучал отчужденно и шел будто из глубины. Симон хотел вскрикнуть, но голос отказал ему. Тут картина изменилась, и он увидел перед собой чужую женщину. Вместо исковерканного руля она сжимала ручку детской коляски и сердито смотрела на Симона. Ребенок в коляске плакал.

– Что случилось? – нетерпеливо спросила она. – Может, все же пропустишь меня или корнями прирос к этому месту?

– И-и-извините, – пробормотал Симон, посторонившись.

Тряхнув головой, женщина протолкнула коляску вперед и скрылась в толпе. Дрожащими руками Симон провел по лицу. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы унять сердцебиение. «Я должен сосредоточиться на Майке, – подумал он. – Майк теперь важнее всего».

Он собрал волю в кулак и достал из кармана мобильник. Затем набрал номер, который оставил ему Рихард Хеннинг. Прозвучало несколько долгих гудков, и Симон уже ожидал, что раздастся голос автоответчика. Однако Хеннинг сам ответил на звонок.

– Симон! – сказал он, его голос звучал обрадованно. – Смотри-ка, какой сюрприз! Захотелось сегодня после обеда покататься со мной на лодке?

– Да, – ответил Симон. Он приложил усилие, чтобы его голос звучал так же доброжелательно, как у Хеннинга. – Было бы здорово совершить с вами пробную прогулку на каноэ.

– Прекрасно, я рад! – ответил Хеннинг. – Значит, если тебе удобно, встречаемся в три у лодочного домика.

Симону послышался голос Каро. «Пока ты следишь за своими мыслями и чувствами, осознавая, что он может быть опасным, он не причинит тебе вреда. Стоит отпустить его на волю, и он сожрет тебя».

– Да, охотно, в три часа мне подходит. Я заранее рад нашей поездке.

– Я тоже, Симон. Тебе понравится, уверяю тебя! До скорого.

Хеннинг нажал отбой. Симон смотрел на свой мобильник. Сегодня он лгал уже во второй раз. Хотя это была вынужденная мера, ложь остается ложью. «Любая ложь мстит за себя» была любимая поговорка его бабушки. Он постоянно надеялся, что она не оправдается.

 

68

Симон поставил велосипед около лодочной станции Кессингена и посмотрел на табло телефона. 14:15. Он приехал на 45 минут раньше. Достаточно времени, чтобы исследовать окрестности. Хотя он знал старый деревянный лодочный домик со времен детского сада, это было много лет назад. С тех пор он видел лодочную станцию только из машины, когда проезжал мимо.

Он огляделся, чувствуя себя в душе полководцем, планирующим сражение. Хорошо бы заранее все подготовить, чтобы не оказаться застигнутым врасплох. По узенькой тропинке Симон вышел к берегу, туда, где лодки спускали на воду. Мимо него протекала широкая Фале. Здесь не было сильного течения, и вода казалась кристально прозрачной. На дне он различал водоросли, чья светлая зелень производила впечатление искусственной. Там кружили три форели, будто ждали чего-то.

Симон оглянулся на лодочный домик. Это было старое деревянное здание без окон с заостренной крышей. Над двустворчатой дверью были прибиты две планки в форме буквы «Х». С них свисала паутина, раскачиваемая летним ветерком. Да, лодочный домик явно знавал лучшие времена! Когда-то красная надпись причудливыми буквами выглядела в скандинавском стиле, но за десятилетия буквы выцвели и заржавели. Крытая просмоленным материалом крыша кое-где была наспех залатана кусками жести, а правая сторона фасада заросла диким плющом. Чем вкладывать деньги в новую лодку, лучше бы вложили средства в ремонт, подумал Симон и направился на берег.

Он остановился в тени сосен, образующих небольшой лесок, и посмотрел на дорогу, в отдалении бегущую позади домика вверх по склону. Если ему вдруг придется спасаться бегством, то на велосипеде он через несколько минут будет на окраине Кессингена. По пути сюда Симон видел людей в садах квартала новостроек. Молодые семьи загорали и поджаривали на гриле мясо. В случае опасности он сможет позвать на помощь. Эта мысль его успокоила. Если их с Каро подозрения оправданны, вскоре ему предстоит встретиться лицом к лицу с хладнокровным убийцей и насильником, способным на все, лишь бы его не обнаружили.

Позади Симона хрустнула сухая ветка. Он обернулся. Каро вышла из-за деревьев.

– Эй, – сказала она, осторожно оглядевшись. – Ты один?

– Да, Хеннинг придет через… – Он снова взглянул на телефон и удивился, как быстро летит время. – Через четверть часа.

Каро уселась на большой валун в тени сосны. Она смотрела на реку, на пару уточек-мандаринок, проплывающих мимо. Симон видел, что подруга взволнована не меньше его.

– Где твой велосипед? – спросил он.

Каро жестом указала в сторону группы деревьев, к которым жались кусты, будто ища спасения от жаркого солнца.

– Там, позади. С дороги его не видно и отсюда тоже. Симон одобрительно кивнул:

– Хорошо. Это достаточно близко, чтобы в случае опасности сразу удрать. И не забывай, что ты должна держаться слева, если нам придется уходить от погони. До Кессингена недалеко. Это самый близкий населенный пункт из всех.

– Я знаю, – ответила она и взглянула нетерпеливо. – Расскажи мне лучше о своем плане.

– Он предельно прост. – Симон бросил взгляд на улицу, где мимо них прогромыхал тяжелый бензовоз. – Я вызову Хеннинга на разговор и попробую выяснить, не он ли совершил нападение.

– И как ты это себе представляешь? Спросишь его в лоб?

– Разговор невозможно спланировать заранее, – пояснил Симон, – это во многом зависит от собеседника. Но, поверь, я чувствую, когда мне говорят правду, а когда лгут. Этому я научился в клинике. Придется импровизировать, но результата я добьюсь. Самую рискованную часть тебе придется взять на себя.

Каро посмотрела на него расширенными глазами:

– Что именно?

– Если то, что я видел ночью, действительно произошло в автомобиле Хеннинга, там должны остаться следы присутствия Мелины.

– Я должна обыскать его машину, пока вы будете на воде? – Она снова посмотрела на реку. Затем кивнула. – О, кей, но как я туда попаду? Он наверняка запирает машину на ключ.

– Это предоставь мне, – сказал Симон и почувствовал неприятное царапанье в области желудка. – Держись поблизости и будь готова.

– Хеннинг нас укокошит, если застукает меня, – сказала Каро, глядя в сторону.

– Этого я и боюсь. Но, если тебе страшно, можешь отказаться.

– Разумеется, я все сделаю, придурок. – Каро резко поднялась. – Если мы хотим докопаться до правды, у нас нет иного выхода. Я только надеюсь, что не напрасно рискую своей шкурой. Если Хеннинг осмотрел машину, вряд ли я там что-то найду.

– У тебя есть идея получше?

Она отрицательно покачала головой:

– Я собиралась предложить то же. С чего-то мы должны начать поиски. Но мне все равно немного не по себе.

– Пообещай, что будешь осторожна, – сказал Симон, подходя к ней.

Ему захотелось обнять ее. Но Каро отстранилась и посмотрела на дорогу. Послышался шум приближающейся машины. В тот же миг они увидели черный фургон с ярко-красной лодкой на крыше, быстро движущийся вдоль улицы.

– Быстро! Беги! – шепнул он сквозь зубы Каро. – Прячься!

Он смотрел вслед подруге, бегущей к группе деревьев. Она скрылась за ними в мгновение ока – словно сквозь землю провалилась. Симон вернулся к домику и прислонился к стене. Ему хотелось сделать вид, будто он устал. Симон задумался, как действовал бы Майк на его месте. Он помахал Хеннингу, паркующемуся на лужайке поблизости.

«Вот все и началось», – подумал Симон. Его желудок свело спазмом.

 

69

Едва медсестра закрыла за собой дверь маленькой палаты, как Майк уселся у кровати Мелины. Он слышал равномерное шипение аппарата искусственного дыхания и попискивание кардиомонитора. Зигзаг на экране говорил о том, что сердце Мелины бьется ритмично.

Мелина с закрытыми глазами лежала навзничь. Если бы не многочисленные трубки, можно было бы подумать, что она спит. В каком-то смысле так оно и было. Доктор Мейра объяснил Майку, что искусственная кома не что иное, как продолжительный медикаментозный сон. Глубокий и расслабляющий сон.

Многочисленные приборы в палате напомнили Майку научно-фантастические фильмы, которые он так любил. В одном из них пассажирка космического корабля находилась в состоянии анабиоза в морозильной камере, пока космический корабль нес ее к другим мирам. Но Майк надеялся, что Мелина останется в этом мире. Скоро она очнется и вернется в него. Первые сорок восемь часов были критическими, сказал реаниматолог. Половина этого критического времени уже была позади, и состояние Мелины стабилизировалось.

Когда Майк рано утром, с чудовищного похмелья, пришел в себя после короткого сна, первым делом он проверил автоответчик. Он боялся проспать известие из больницы. Известие о том, что Мелина умерла. Этот кошмар ему снился. Но никто ему ночью не звонил. Когда Майк вошел в маленькую палату интенсивной терапии, он понял, что искорка надежды еще остается. Мелина справится! Половину критического времени она уже выстояла. Он смотрел на ее лицо, на котором читалось абсолютное умиротворение. В какой-то момент ему даже показалось, что ресницы Мелины дрогнули. Возможно, только показалось, потому что он этого очень сильно хотел.

Когда видишь сны, веки вздрагивают, вспомнил он. Видит ли Мелина сейчас сны? Насколько ему было известно, в коме это невозможно. Но кто с уверенностью мог сказать, что происходит сейчас в голове Мелины? Если она что-либо видит, он желал, чтобы это был приятный сон. Позади него бесшумно раздвинулась дверь. Когда Майк обернулся, вошедшая медсестра улыбнулась ему. Дружески и ободряюще. Вслед за медсестрой появился немолодой человек в застиранной футболке, с большим пивным животом. Он не улыбался. Йенс Па-ланд с каменным лицом посмотрел на Майка. И шагнул в палату. Подойдя к кровати, он покрасневшими глазами посмотрел на дочь.

– Моя бедная девочка, – пробормотал он.

Его слова прозвучали напыщенно-сентиментально. Майк ощутил запах перегара. И не удивился этому. С момента знакомства с Паландом он ни разу не видел отца Мелины трезвым. Йенс Паланд повернулся к Майку. В его покрасневших глазах плескалась ненависть.

– Ты! – хрипло сказал он, ткнув пальцем на Майка. – Ты! Проваливай отсюда!

– И не собираюсь, – спокойно ответил Майк.

– Моя бедная девочка! – повторил Паланд. – С ней случилась беда, потому что она связалась с таким отребьем, как ты.

Майк твердо выдержал его взгляд. Его злость на Паланда была ничуть не меньше, чем у того на Майка.

– Она ни с кем не связывалась, – ответил Майк. – Она только хотела уехать. Подальше от тебя. Потому что ей надоело терпеть твое пьянство.

Йенс Паланд уставился на Майка так, будто готов был убить его взглядом. Потом на его поросшем щетиной лице появилась отвратительная гримаса.

– Прибереги свои дурацкие заботы о моей дочери для другого идиота, – угрожающе прошипел он. – Меня не проведешь.

– Тебе лучше отсюда уйти, – сказал Майк. – Опять надрался до чертиков.

Паланд презрительно хмыкнул и указал на спящую Мелину.

– Это твоя работа, ублюдок! – рявкнул он. – Знаю, что твоя! И я сделаю все для того, чтобы ты горел за это в аду. Все!

 

70

В этот день Рихард Хеннинг пребывал в прекрасном настроении. Он вел себя совсем не так, как в последнюю встречу с Симоном, и сейчас демонстрировал свою улыбку с рекламы зубной пасты – столь же безукоризненную, как его футболка, шорты и полотняные туфли. В таком виде учитель мог бы отправиться на партию в гольф, подумал Симон.

Они вместе вытащили лодку из сарая. Она оказалась легче, чем Симон предполагал. Краем глаза он следил за тем, как Хеннинг ставит машину на сигнализацию и кладет ключи в карман шорт. Каким-то образом ему надо эти ключи добыть. Но как?

После этого они стащили лодку на берег и оставили на траве. Симон исподтишка бросил взгляд на группу кустов, за которыми пряталась Каро. Ему показалось, что среди веток он заметил ее темную головку, и он быстро отвел взгляд. Хеннинг вроде бы ничего не заметил.

– Теперь нам нужны весла! – сказал учитель, доставая из кармана другую связку ключей.

Каждая связка была помечена цветными пластиковыми кольцами; ключи на красной связке подходили к лодочному домику. Двери отворились с ржавым скрипом.

– О боже, эта лачуга давно нуждается в ремонте! – сказал Хеннинг. – Третий год я напоминаю об этом, но директор Грасс взял курс на жесткую экономию. На лодочную станцию Кессингена у него денег нет! Два года назад мы получили новую лодку для школьного клуба, и этого хватит, по его мнению. Когда-нибудь нам придется отказаться от лодочной станции.

– Ученики сюда приходят? – поинтересовался Симон.

– Реже, чем раньше, – ответил Хеннинг. – Здесь я тренируюсь только с новичками. Фале – спокойная, равнинная река. Остальные занимаются греблей на Дунае, где течение гораздо сильнее.

Симон подумал, как вывести Хеннинга из равновесия. Ему не хотелось, чтобы они углубились в отвлекающую болтовню, и он решился задать прямой вопрос:

– Вам никогда не хотелось перейти в другую школу, переехать отсюда?

Вопрос произвел желаемое действие. Хеннинг посмотрел на него с изумлением:

– Нет, почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что вы сейчас сказали о мерах экономии. Вероятно, в другом месте вы встретили бы большую поддержку.

– Ах, знаешь, в другом месте трава всегда кажется зеленее! – ответил Хеннинг. – А при ближайшем рассмотрении оказывается, что везде одно и то же… Везде свои преимущества и недостатки.

– Вы уже были где-то в других местах?

– Конечно. И ничто не подвигло меня бросить якорь в другом месте. Мне нравится работать в этой школе, и места эти я люблю. Я ведь здесь вырос. – Он потер ладони и улыбнулся Симону сияющей улыбкой. – А теперь давай займемся делом! Мы же пришли сюда ради гребли. При такой роскошной погоде это будет настоящее удовольствие!

Они вошли в домик; старые половицы ворчливо скрипели под их шагами. Внутри стоял спертый запах прогорклого льняного масла, водорослей и разогретого солнцем дерева. С потолка свешивались четыре лодки, по две с каждой стороны, а в середине стояла на подставке большая старая гребная лодка. У нее отсутствовали многие планки, и она была покрыта толстым слоем пыли. Вероятно, она ждала здесь ремонта уже несколько лет. Правая стена домика была украшена многочисленными фотографиями. Симон подошел поближе.

Обычные любительские снимки, на которых были запечатлены учителя и ученики в костюмах для плавания. Напоминания о сплавах по Фале за последние несколько лет. Некоторые фотографии показались Симону давними. На большинстве снимков можно было увидеть Рихарда Хеннинга. Симон удостоверился, что заместитель директора мало изменился. Хотя с годами Хеннинг приобрел несколько морщин и стал носить более короткую стрижку, в целом он выглядел так же, как раньше. Все тот же мистер Очарование, оказывающий гипнотическое действие на учениц и их мамочек.

Среди множества лиц, улыбающихся с фотографий, он обнаружил и Леони. Было три группы фотографий. Судя по одежде и прическе Леони, это были снимки из трех разных экспедиций. Фотографии объединяло одно: на каждой из них взгляд Леони был устремлен на Хеннинга, в то время как другие девочки смотрели прямо в камеру. Симон продолжал рассматривать фотографии и вскоре наткнулся на снимок с Мелиной. Фотография висела довольно далеко от других, и Симон чуть ее не пропустил. Одного взгляда хватило, чтобы убедиться: слухи, о которых ему сообщила Каро, правдивы.

Это была редкая фотография, где Хеннинг стоял с одной-единственной ученицей. Он сиял своей фирменной улыбкой, приобняв одной рукой Мелину за плечи. Мелина тоже улыбалась, и ее голова лежала на плече учителя. Они выглядели счастливой парочкой.

– Если хочешь, мы тоже можем потом сделать фото на память, – предложил Хеннинг. – Здесь, на этой стене, все, кто катался на лодках, обретают свою вечную славу. Наш маленький собственный Зал славы, если хочешь.

Заместитель директора подошел ближе. Симон почувствовал, как напряглось его тело. Затем Хеннинг оглядел его с головы до ног:

– А где твоя одежда для плавания?

– У меня нет специальной одежды. Я поеду в том, что есть.

– Это неразумно, – возразил Хеннинг. – Как раз в начале занятий нередко случается, что лодка переворачивается. Пока хлопчатобумажная одежда просохнет, пройдет вечность. Но это не беда, у меня найдется кое-что для тебя.

Он подошел к металлическому ящику, стоявшему около двери. Ящик был выкрашен в цвет хаки и размером напоминал гроб. Замок был с цифровым кодом. Хеннинг поднял крышку и достал две куртки для плавания.

– Не волнуйтесь за меня, – сказал Симон. – При теплой погоде со мной ничего не случится, если одежда промокнет. И я буду следить, чтобы мы не перевернулись.

– Вот это подойдет, – сказал Хеннинг, не приближаясь к нему.

Он достал из ящика синие шорты для плавания и передал Симону.

– Вот. Они немного великоваты для тебя, но у них шнурок на поясе, ты сможешь их утянуть.

Симон смотрел на шорты, но не брал их.

– Не беспокойся, – сказал Хеннинг, передавая шорты ему в руки. – Они только что постираны. Мы всегда держим здесь пару запасных плавательных костюмов на всякий случай. И раз у тебя нет своего, надень этот.

Симон покачал головой и выжал из себя улыбку. Ни в коем случае он не хотел переодеваться при Хеннинге. Кроме того, ему нужно было где-то оставить свои вещи, если вдруг потом придется бежать. Ни к чему все так усложнять.

– Спасибо, – сказал он, – но это вовсе не обязательно. Мне сойдет и так.

– Стесняешься меня, что ли? – Хеннинг улыбнулся. – Мы ведь оба мужчины, и нас только двое. К сожалению, здесь нет кабинки для переодевания, но я выйду наружу, пока ты будешь переодеваться.

Затем Хеннинг вернулся к сундуку и опустошил свои карманы. Бумажник и ключи он положил в маленький боковой отсек. Затем указал на ящик Симону.

– Ценные вещи можешь оставить здесь. Я запру замок на время, пока нас не будет. Сюда редко кто-то заходит, но так будет надежнее. Жду тебя снаружи.

Хеннинг взял свою спортивную сумку и вышел. Вероятно, он собирался переодеться где-нибудь в кустах поблизости. Это был тот самый шанс, которого Симон ждал. Чтобы не вызвать подозрения, он переоделся, натянул купальные шорты. Они действительно оказались ему велики, и он основательно затянул шнурок. Будто на нем надета юбка цвета морской волны. Это показалось ему глупым и смешным, но Симон напомнил себе, что цель оправдывает средства.

Он нигде не видел учителя. Это означало и обратное: Хеннинг тоже его не видит. Он осторожно достал автомобильные ключи из бокового отдела сундука, приложив все усилия, чтобы ключи не звякнули. С бьющимся сердцем засунул их в боковой карман своих купальных шорт; ключи проскользнули еще ниже. Это было замечательно.

– Эй, ты готов? – крикнул ему Хеннинг снаружи.

– Да, вполне.

Хеннинг вернулся в домик. Он переоделся, на нем были такие же купальные шорты, как на Симоне. Вероятно, эти костюмы тоже принадлежали к «рабской униформе» школы, как назвала ее Каро. Различие состояло в том, что на Хеннинге костюм сидел как влитой. Симон с завистью подумал, что он тоже хотел бы иметь такое красивое, тренированное тело. Рядом с Хеннингом он выглядел как бледный скелет.

Хеннинг снова подошел к ящику и положил в него свою спортивную сумку. Какой-то момент он молчал, и у Симона чуть не остановилось сердце. Неужели он заметил пропажу связки автомобильных ключей? Ну вот и все. Сейчас он тебя застукает. Он вот-вот обернется. Побежит за тобой и проломит тебе череп! Но Хеннинг вновь нагнулся к сундуку и достал полотенце.

– Да, чуть не забыл, – сказал он, протягивая Симону полотенце. – На случай, если потребуется. Помочь тебе надеть спасательный жилет?

Симон подумал о том, что недавно рассказала ему Каро. Он не хотел, чтобы Хеннинг до него дотрагивался.

– Нет, я сам, – ответил он. И в доказательство своих слов взял жилет и тут же натянул его на себя.

Несколько мгновений Хеннинг смотрел на него скептически. Казалось, он заметил, что что-то не так. В его взгляде сквозило недоверие. Симону это не нравилось.

– Отец меня научил, – сказал мальчик быстро. – Когда мы с ним ездили на рыбалку, я должен был надевать спасательный жилет. Папа говорил, пока я такой щуплый, приходится следить, кто кого ловит – я рыб или рыбы меня.

Напряженная мина учителя расслабилась, он улыбнулся.

– Остроумный человек был твой отец. И, как я вижу, он научил тебя правильно. Куртка, к сожалению, тоже великовата, но другой у меня нет.

Когда они покинули лодочный домик и пошли к берегу, Симон на пару шагов отстал от Хеннинга. Как раз на столько, сколько требовалось. Он взглянул туда, где, как он предполагал, должна находиться Каро. Темная голова посреди кустов исчезла. Симон надеялся, что Каро его видит. Затем он показал подбородком за спину и осторожно положил ключи в траву позади себя. Тихое звяканье показалось ему оглушительным, он вздрогнул. Но Хеннинг ничего не заметил. Он столкнул лодку в воду, забрался в нее и помахал Симону.

– Эй, молодой человек! Пора в путь!

Неожиданно для себя Симон заключил, что плыть на каноэ здорово. Он понял, почему Хеннинг предпочитал именно этот вид спорта. Пока они плыли по мирно текущей Фале мимо зарослей тростника, Симон представлял себя индейцем в пироге. Уже считаные минуты спустя он привык к мерному покачиванию лодки. Поначалу он боялся, что его одолеет тошнота, но едва они с Хеннингом выбрали правильный ритм ударов веслами, как качка прекратилась.

Хеннинг устроил его на носу лодки, чтобы наблюдать за правильностью его движений и в случае необходимости оказать ученику поддержку. По-настоящему это нельзя было назвать сиденьем: Симон обнаружил, что в лодке приходится скорее стоять на коленях, стараясь держать корпус прямо.

– Представь, что твои руки и весла образуют прямой угол, – учил его Хеннинг.

Он пояснил, что этот вид открытой лодки называется «канадка». Педагог прочел небольшую лекцию о разных видах каноэ, каяков, байдарок, а также о веслах. Симон узнал, что у него канойное весло, а у учителя – двойное.

При других обстоятельствах Симон чувствовал бы себя непринужденно и, вероятно, захотел бы вступить в школьную команду гребцов. Но его мысли работали в другом направлении. Он здесь не для удовольствия.

Ему нужно найти повод вывести Хеннинга из равновесия, чтобы тот утратил самообладание. А это непросто, если сидишь к кому-то спиной и не можешь наблюдать реакцию собеседника. Как он узнает, говорит ли Хеннинг правду? И как вообще подойти к нужной теме?

– Ты настоящий талант! – крикнул ему Хеннинг, когда они проплыли некоторое расстояние. – Можно подумать, это не первая твоя поездка. Тебе нравится?

– Да, очень. – Симон обернулся к нему.

– Смотри только вперед, – сделал ему замечание Хеннинг. – Не хочу, чтобы мы перевернулись.

Симон последовал совету.

– Как долго вы этим занимаетесь? Греблей, имею в виду, – спросил он.

– Со школы. Греблю на каноэ уже тогда начали практиковать. Когда растешь вблизи двух рек, стоит этим пользоваться.

– Ваш отец тоже катался на каноэ?

– Нет, он – нет. – Симон услышал, как учитель вздохнул. – У моего отца душа к спорту не лежала. Для него это было пустым времяпрепровождением. У него в голове была одна только работа.

Симон снова вспомнил, что говорил ему дедушка. Он называл Рихарда Хеннинга ничтожеством.

– Вы никогда не хотели взять на себя управление отелем?

– О, откуда ты об этом знаешь?

– Прочел вашу фамилию в одной газетной заметке, – ответил Симон, бросив быстрый взгляд через плечо.

Хеннинг стоял на коленях на корме, энергично греб и смотрел на реку.

– Гостиничное дело никогда меня не привлекало. Я хотел заниматься в своей жизни чем-то более осмысленным, чем выяснением отношений с вечно чем-то недовольными туристами. И сделал выбор в пользу министерства образования, а старый отель продал городской общине.

– Вы иногда там бываете? – спросил Симон, подумав о номере семнадцатом, который Каро иронично назвала «романтическим гнездышком».

– Пару раз я был там, наверху. Это же мой родительский дом. Жаль, что сейчас он в таком запущенном состоянии. Хорошо, если его снесут до того, как он полностью превратится в руины.

– А в последнее время вы бывали там?

Симон снова быстро взглянул через плечо, и в этот раз их взгляды встретились. Это длилось достаточно долго для того, чтобы Симон осознал: Хеннинг ему не доверяет.

– Почему ты спрашиваешь?

– Да просто так, – ответил Симон. – Я недавно проезжал мимо него на велосипеде.

– Но отель стоит достаточно далеко от дороги.

Теперь скепсис в голосе Хеннинга был отчетливо слышен. Знал ли он, что Симон с Каро побывали в отеле? В таком случае Хеннинг – тот, кто наблюдал за ними. Человек, спрятавшийся за стойкой портье. Но если это действительно был он, что он делал в отеле?

– Майк рассказал мне о гостинице, – солгал Симон. И решил еще подлить масла в огонь: – Он хотел там что-то увидеть, но не сказал что.

Тут Хеннинг прекратил грести, и лодка слегка повернулась в сторону берега. Симон обернулся к Хеннингу. Его сердце забилось быстрее.

– Что такое, Симон? – спросил Хеннинг. – Ты действительно хочешь кататься на лодке?

Симон крепче вцепился в весло. Хеннинг смотрел на него так мрачно, будто собирался на него наброситься. Совсем близко от них прокричала озерная птица. Она будто предупреждала Симона: «Смотри, вас здесь только двое, вокруг на реке пусто. Кругом ни одного человека, кто мог бы прийти тебе на помощь!» В ответ прокричала другая птица, и в ее крике Симону послышался смех.

– Мне кажется, нам лучше вернуться. – По голосу чувствовалось, что Хеннинг не шутит. – Пожалуй, ни к чему было приглашать тебя.

 

72

Симон точно не мог сказать, сколько продолжалась их водная прогулка. Возможно, лишь четверть часа, возможно, больше. Он надеялся, что этого времени Каро хватит. Хеннинг выглядел уязвленным. Он говорил только самое необходимое. Время от времени он давал Симону указания, как пристать к берегу, делал замечания, если ученик греб слишком быстро. Кроме этого, Хеннинг не говорил ничего, и затянувшееся молчание казалось угрожающим.

Они были уже недалеко от причала. Симон взглянул на автомобиль Хеннинга. Но машину скрывали сосны. С каждым метром, приближавшим их к лодочному домику, нервозность Симона нарастала. Его ладони взмокли от пота, и ему пришлось изо всех сил вцепиться в весло, чтобы оно не выскользнуло.

Наконец они достигли деревьев. Симон взглянул на Хеннинга: лицо учителя оставалось серьезным, он пребывал где-то в своих мыслях. Уголки рта вздрогнули, и Симон спросил себя, что происходит у Хеннинга в голове. Затем он отважился бросить взгляд на берег, и… от ужаса его сердце чуть было не остановилось. Они вернулись слишком рано. Каро еще в машине! Вот дерьмо! Ему нужно как-то отвлечь, задержать Хеннинга. Нападение – всегда лучший способ защиты.

– Что у вас вчера произошло с моим братом? – спросил он, обернувшись к учителю.

Тут же лодка начала опасно раскачиваться.

– Тише! – остановил его Хеннинг. – Мы того и гляди перевернемся!

– Я жду ответа, – настаивал Симон, впившись в весло мертвой хваткой обеими руками. – Что вы имеете против Майка?

Хеннинг сердито вздохнул и причалил лодку в одиночку. Привязал ее к причалу и зло взглянул на Симона.

– Вот, значит, как, – сказал он раздраженно. – Почему ты сразу не начал с этого? Зачем было устраивать весь этот театр с прогулкой на каноэ, если ты всего лишь хотел поговорить о своем брате? Ты мог бы просто нормально спросить. И я бы тебе нормально ответил.

При этом он вышел из качающейся лодки и сердито зашагал к лодочному домику. Симон выпрыгнул вслед за ним, хотя лодка еще не была привязана. Ступив на твердую почву, он побежал за Хеннингом. При этом он не выпускал черный автомобиль из поля зрения. Каро должна быть еще внутри. Она, вероятно, затаилась, заметив опасность.

– Просто скажите мне, и все! – крикнул он вслед Хеннингу. Любой ценой ему надо было отвлечь его от машины. Напряжение нарастало. – Вы ревнуете, господин Хеннинг, не так ли? Потому что Майк хотел уехать с Мелиной в Гейдельберг?

– Ревную?! – Хеннинг рванул дверь домика на себя и резко обернулся к нему. – Не знаю, мальчик, что происходит в твоей голове, но ты…

– Почему вы тогда были против?

– Против чего?

– Против дружбы Майка с Мелиной.

Хеннинг опустил глаза и нервно вздохнул:

– Хорошо, раз ты спрашиваешь, я скажу. Да, я был против, потому что не считал твоего брата подходящей парой для Мелины. Наверняка ты на это смотришь по-другому, потому что Майк – твой брат, старший брат. Но он мне не очень нравится. И никогда не нравился.

Симон смотрел на Хеннинга зло:

– Да что вы знаете о Майке?

– Достаточно, чтобы сформировать свое мнение, – ответил Хеннинг. – Мелина была одной из лучших учениц, каких я знал. Если кто и заслуживает стипендии, так это она. Она честолюбива, умна и может далеко пойти. Во всяком случае, так было, пока она не встретила Майка. После этого ее оценки поползли вниз. Ее стали чаще видеть на вечеринках, чем в школьной библиотеке. Поэтому я с ней откровенно поговорил. Майк оказывал на нее дурное влияние. Вот, теперь ты все знаешь.

Учитель опустился на колени перед сундуком и начал набирать код замка. Симон видел, как дрожат его руки. Справившись с замком, Хеннинг рывком поднял крышку, схватил вещи Симона и швырнул к его ногам со словами:

– В следующий раз говори четко и ясно, чего ты хочешь. Это сбережет нам обоим массу времени и нервов.

Пока они одевались, Симон снова посмотрел на машину. Наконец Каро вышла и закрыла пассажирскую дверцу переднего сиденья. Симон украдкой кивнул ей, пока Хеннинг натягивал через голову свою белую футболку. Им нужно было чуть больше времени.

– А не может быть так, что вы все это просто выдумали? Возможно, есть другая причина, почему вы на дух не переносите Майка?

Хеннинг в этот момент заталкивал в карман шортов бумажник и ключи. Он мгновенно замер.

– Ты можешь мне что-то предъявить?

Симон пожал плечами:

– Я говорю только, что кое-что слышал.

– Ах вот как?! – Хеннинг злобно хлопнул крышкой сундука. – И что же ты слышал?

– Вы сами знаете, – парировал Симон и указал на стену. – Когда я смотрю на фотографии, эти слухи меня ничуть не удивляют.

В глазах Хеннинга полыхнуло нечто опасное.

– Да ты что, перегрелся на солнце, мальчик?

Каро отбежала от машины. Это был самый острый момент. Ей требовалось отбежать еще на некоторое расстояние, чтобы положить ключи вблизи лодочного домика. Только так можно было сделать вид, будто Хеннинг их потерял.

– Сколько времени длилась ваша связь с Мели-ной? – спросил напрямую Симон. – Это она решила порвать с вами?

Хеннинг откинул голову назад и сделал глубокий вдох. Было заметно, что ему все труднее сохранять самообладание.

– Не пойму, о чем ты, – бросил он в ответ, взглянув на Симона. – Но с подобными подозрениями надо быть поосторожнее. Они могут увести в ложном направлении. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

– Вы мне угрожаете? – Симон сделал шаг к двери. – Мелине вы тоже угрожали? А Леони – как было с ней? Она тоже слишком много про вас знала?

Хеннинг шагнул к Симону. Каро находилась в трех шагах от Хеннинга, стоявшего к ней спиной.

– Предупреждаю тебя, Симон Штроде, не заходи слишком далеко!

– Ах вот как? – Он безотрывно смотрел Хеннингу прямо в глаза, чтобы тот не обернулся и не увидел Каро. – А что в противном случае? Изобьете меня до полусмерти? Или прикончите?

Уголки рта Хеннинга снова дрогнули, он поджал губы. Рекламная улыбка исчезла, губы вытянулись в бесцветную линию. Симон напрягся и сжал кулаки. Они стояли друг против друга. Казалось, так прошла вечность, и ни один не знал, что последует дальше. Затем Хеннинг опустил взор и мотнул головой.

– Убирайся! – бросил он и вышел наружу.

Симон поспешно последовал за ним. В какой-то жуткий момент он подумал, что настал конец, Хеннинг сейчас обнаружит Каро. Но девочка уже исчезла. Как сквозь землю провалилась. Симон облегченно вздохнул. Пошел к своему велосипеду, вытащил его на дорогу и отъехал. Краем глаза он видел, как Хеннинг в одиночку затаскивает лодку в домик. Больше он не удостоил Симона ни единым взглядом.

 

73

Симон мчался по улице что есть сил. Когда лодочный домик скрылся из виду, он остановился и отдышался. Затем побежал к берегу, где, как он знал, прячется Каро.

– Наконец-то! – шепнула она. – Я дико испугалась.

– И я не меньше, честное слово!

Они притаились в траве и стали наблюдать за Хеннингом. Тот уже затащил лодку в домик. Выходя, он оставил дверь открытой. Хеннинг направился к своему фургону. Через несколько шагов он резко остановился. Вытащил свою спортивную сумку и ощупал карманы брюк. Очевидно, обнаружил пропажу ключей.

Хеннинг беспокойно огляделся вокруг. Это заставило Симона и Каро вжаться в землю. Учитель почесал голову, открыл молнию на своей спортивной сумке и начал рыться в ней. Он что-то бормотал, и до ребят периодически доносилось «Проклятье!» и «Вот дерьмо!». Он снова ощупал карманы, будто ключ мог таинственным образом туда вернуться. Но, разумеется, ключей он не нашел. Хеннинг в ярости пнул сумку и снова несколько раз выругался.

Симон подумал, что Хеннинг, потерявший терпение, выглядит комично. Наблюдать за ним доставляло ему удовольствие. Учитель стоял раскрасневшийся от злости, дрожа и ругаясь такими словами, о существовании которых в лексиконе заместителя директора Симон даже не подозревал. Хеннинг взглянул вверх и сжал кулаки, будто угрожал кому-то, сидящему на дереве. Между тем было что-то пугающее в том, как учитель, этот красавчик и ловелас, вышел из себя. Тот, кто так теряет над собой контроль, способен на многое.

Чертыхаясь, Хеннинг снова пошел к домику, на ходу наступая на разбросанные вокруг предметы. Камень, маленькая ветка, еще камень. Затем он внезапно остановился и нагнулся. Когда он снова выпрямился, в руке его была связка ключей. Он снова огляделся кругом, будто чувствовал, что в этот момент за ним наблюдают. Склонил голову набок и прислушался, не донесется ли откуда-нибудь предательский шум. Симон инстинктивно задержал дыхание.

Спустя секунду Хеннинг сел в машину и уехал. Симон перевернулся на спину, раскинулся на траве и облегченно вздохнул.

– Вы вернулись слишком рано, – сказала Каро, отирая пот с лица. – Когда я увидела, что вы возвращаетесь, со мной чуть инфаркт не случился. Да еще эта жара… Как можно ездить на черной машине?

Симон встал и обнаружил, что от напряжения он все еще дрожит всем телом.

– Ты что-нибудь нашла?

– Думаю, да, – ответила она, протягивая ему зажатые кулаки. – В правой или в левой?

– Не глупи, показывай!

– О,кей, я просто хотела тебя чуть-чуть развлечь. А ты, как всегда, портишь игру.

Она разжала левый кулак, и Симон тут же убедился, что в своих подозрениях они оказались правы.

 

74

Доехав до дома Тилии Штроде, Рихард Хеннинг припарковался на противоположной стороне улицы и заглушил мотор. Нервно покопался в бардачке в поисках жевательной резинки. Наконец сунул в рот полоску жвачки и теперь задумчиво глядел на дом. Что ему теперь делать? Этот мальчишка может здорово осложнить жизнь. Хотя он сомневался, что Симону поверят, – его предыстория была всем известна, слухи расползаются быстро… Они разрастаются подобно сорнякам – растут быстро и там, где их не просят, а потом от них не отделаешься.

Хеннинг решил как следует обдумать ситуацию. Сейчас он не в том состоянии, чтобы рассуждать логично. Он взялся за ключ зажигания, чтобы снова запустить мотор, но убрал руку. И вдруг с таким видом, будто наконец все понял, он уставился на ключ. «Что за тайную игру ты ведешь, Симон Штроде?»

 

75

Неподвижно, словно парализованный, Симон сидел, глядя на реку. Он переводил взгляд с кустов на противоположном берегу на течение воды. Слышны были только щебет птиц, шелест летнего ветерка да писк насекомых. Идиллия, красивая и мирная. Но в этот момент ему хотелось снова оказаться в своем кошмаре. Назад, к двери на лесной тропинке, которая никак не желает открыться! Назад, к преследующим его чудовищным образам, жаждущим его погибели… Потому что ночной кошмар можно прервать. Можно встать с кровати, стряхнуть с себя остатки сна и снова очнуться в реальности. Но сейчас-то он был как раз в реальности. И золотая ножная цепочка с подвеской в виде сердечка у него в руке была вполне материальной.

– Ты уверен? – спросила Каро. – Имею в виду, эта штука может принадлежать и жене Хеннинга.

– Нет, это цепочка Мелины. Я видел ее на ней позавчера.

Цепочка была первым, что увидел Симон при появлении Мелины, – когда он стоял в траве на корточках, пытаясь прийти в себя. То, что жена Хеннинга носит точно такую же цепочку, было бы невероятным совпадением.

– Ах, черт! – ахнула Каро, резким движением отогнав овода, плотоядно кружившего около ее лица. – Меня все это не удивляет, но вряд ли цепочка может стать решающей уликой. Мы, как говорят, попали в молоко.

Симон погладил пальцем подвеску. Была ли эта цепочка подарком Майка? Наверняка. У Мелины было мало денег, она нуждалась в стипендии, чтобы продолжить образование. А подарок от кого-то другого она бы точно не стала носить. Майк ни в коем случае не должен узнать о находке. Он сразу осатанеет, и ситуация только усугубится.

– Где ты ее нашла?

– Под сиденьем, – сказала Каро, прихлопнув второго овода, поспешившего на помощь приятелю. – Она зацепилась за рычажок, которым регулируют высоту сиденья. Машина основательно вычищена, как мы и предполагали. Нигде ни пылинки. Однако цепочку он проглядел. Я сама ее чуть было не пропустила. Но, может, это всего лишь глупое совпадение?

– Под сиденьями можно найти самые любопытные вещи, – заявил Симон. – Мой отец, обрабатывая салон пылесосом, однажды обнаружил высохшую лягушку, можешь себе представить? Наверное, мы ее не один месяц возили в машине.

Каро с серьезным видом посмотрела на цепочку:

– И что нам с этим делать? Отнести в полицию?

Симон был против.

– Они нам не поверят. Сегодня я уже говорил с комиссаром. Он думает, я лгу, чтобы выгородить Майка.

– Но теперь у нас есть доказательство!

– Да, но оно не поможет нам продвинуться дальше, – сказал Симон со смирением. – Одной цепочки мало. И вообще, мы могли найти ее где угодно.

Каро глубоко вздохнула.

– Я понимаю. И мне так досадно – мы ни на миллиметр не продвинулись.

– А вот и нет, – возразил Симон, высоко подняв кулак с зажатой в нем цепочкой. – Теперь мы знаем, что злой волк – это Хеннинг. Нам надо только придумать, как вывести его на чистую воду.

Каро прихлопнула очередное насекомое:

– Может, пойдем куда-нибудь в другое место? Мне надоело это донорство крови.

Симон кивнул и встал. Ноги онемели из-за долгого сидения на корточках. Ему срочно требовалось движение – в первую очередь, чтобы прочистить мозги. Как выразился тот, из-за кого Симону на самом деле нужно было прочистить мозги.

– Давай.

Каро вывезла свой велосипед из кустов и, подойдя к Симону, улыбнулась.

– Ты вел себя довольно храбро, – сказала она. – Чтобы так кого-то провоцировать, нужно быть смелым! В особенности если не знаешь, как этот тип отреагирует. Хеннинг вполне мог на тебя наброситься. Но ты вел себя максимально хладнокровно!

Симон, потупившись, махнул рукой:

– Ерунда, какая там смелость… Наоборот, я так боялся.

– По тебе этого не скажешь. – Широкую улыбку Каро сменило свойственное лишь ей выражение лица. – Но сейчас ты должен быть особенно осторожен. Он не допустит, чтобы ты разоблачил его.

 

76

В маленьком помещении – наполовину рабочем кабинете, наполовину кладовке – было жарко и душно. На полках пылились книги, скоросшиватели, картонные коробки с детской одеждой и разным хламом, которому не нашлось места в доме. Запертый между коробками с книгами, гладильной доской, пылесосом и пустым аквариумом – убранным в тот день, когда их двухлетний сын решил, что плавающих в нем рыбок можно есть, – Рихард Хеннинг сидел за своим письменным столом.

Он читал статью в СМИ на своем лэптопе, но ему было трудно сконцентрироваться на ее содержании. Голова болела, а крупная ночная бабочка, бившаяся о стекло, основательно действовала на нервы. Он потер виски и постарался сосредоточиться на тексте, но в этот момент машина его жены въехала во двор. Тут же в коридоре послышался топот маленьких ног. Хеннинг едва успел захлопнуть ноутбук, прежде чем его маленький сынишка ворвался в комнату.

– Папа, папа! Наконец-то ты дома! Мы ездили за покупками. Сегодня на ужин будут спагетти.

– Здорово, – сказал Хеннинг, погладив сына по волосам. – Наверное, нет смысла спрашивать, кто их разыскал в магазине?

– Это я, – ответил мальчик с гордостью.

Тут в дверях появилась Барбара Хеннинг. Свои светлые волосы она забрала в конский хвост и выглядела усталой.

– Где ты скрываешься? Тебя не было у лодочного домика.

– Я ездил.

– В последнее время ты слишком часто ездишь. – В голосе жены отчетливо звучал упрек. – Я думала, у нас совместный отпуск.

– Так и есть, – подтвердил он. У него не было желания ссориться – для этого он слишком устал. – Однако есть вещи, которыми приходится заниматься и во время каникул.

Сморщившись, она показала на ноутбук:

– Только ты и твоя работа. Можно подумать, школа закроется, если ты не принесешь ей в жертву хотя бы один день.

– Может, и так.

– Может, Ричи, но у тебя есть семья, не забывай об этом, пожалуйста. И, раз уж мы об этом заговорили, ты обещал сыну поиграть с ним в саду во фрисби.

– О, фрисби! – обрадованно воскликнул малыш. – Пойдем, папа, поиграем!

– Да, обязательно, – заверил его Хеннинг. – Я приду через пару минут.

С радостным криком мальчуган умчался в сад. Барбара Хеннинг осталась стоять в дверях, глядя на своего мужа.

– Ты себя хорошо чувствуешь? У тебя усталый вид.

– Но не настолько, чтобы отказаться поиграть во фрисби, – ответил Хеннинг.

Барбару ответ удовлетворил. Когда она ушла, Хеннинг снова раскрыл лэптоп и еще раз прочел заголовок статьи: «Шестнадцатилетняя девушка стала, возможно, жертвой преступления». Он снова потер виски и подумал о Симоне Штроде. Затем выключил ноутбук и пошел в сад играть с сыном.

 

77

Вместо того чтобы проехать через город, они свернули на дорожку вдоль берега. Симон решил проводить Каро до дверей интерната. Уединенная дорога как нельзя лучше способствовала размышлениям. Он ехал вслед за Каро, раздумывая над тем, как раздобыть неопровержимое доказательство, изобличающее Хеннинга как преступника.

Симон понимал, что сегодняшняя встреча не останется для него без последствий. Каро наверняка права в своих предположениях: Хеннинг предпримет что-нибудь против них. Симон столкнулся с ним нос к носу, и в этом был огромный риск. Можно сказать, он предложил себя в качестве подсадной утки. Это могло сработать на них, однако для Симона было крайне опасно. Тот, кто совершил одно убийство и чуть было не довел до конца второе, не остановится перед третьим. Но одно преимущество перед Мелиной и Леони у Симона имелось: он знал, что Хеннинг что-то замышляет против него. Лучше всего было действовать на опережение. Только как?

Вдруг Каро, вскрикнув, резко затормозила. Симон чуть не налетел на нее, сумев в последний момент свернуть.

– Ой, какая гадость!

С гримасой отвращения Каро рассматривала что-то, на что наткнулся ее велосипед. Выглядело так, будто кто-то бросил на дороге шубу. Подойдя ближе, Симон увидел, что это мертвый бобер. Вероятно, зверь лежал здесь уже давно. В его пасти и глазницах копошились белые черви, а раздувшийся труп кишел муравьями.

Симон подошел ближе и склонился над мертвым зверем. Он еще никогда не видел настоящего бобра вблизи. Когда они раньше ходили с отцом на рыбалку, им иногда случалось вспугнуть бобра. Животные вели себя осторожно, активность их приходилась на ночное время. При виде людей они сразу же ныряли и прятались в своей хатке. Симон лишь мельком видел их.

Бобер походил на гигантскую крысу. Его длина достигала почти метра. Длинный сплюснутый хвост напомнил Симону противень, на котором мама жарила рыбу. Как завороженный Симон смотрел на длинные желтые зубы, жертвой которых пало не одно дерево, и на передние лапы, напоминающие пухлые ладошки младенца. Животное выглядело и отталкивающе, и мило. Симон почувствовал к нему сострадание.

– Эй, не подходи к нему так близко! – окликнула его Каро. – Он такой противный. Уже воняет.

Симон вздрогнул и взглянул на нее, будто получил пощечину. Каро посмотрела на него широко раскрытыми глазами – казалось, они вот-вот выкатятся из орбит.

– Ты тоже об этом подумала? – выдавил из себя он. Каро кивнула.

– Вонь, – сказала она почти беззвучно. – О боже, нет!

Девочка побелела как мел, ей не хватало воздуха. Побежала к берегу, там ее стошнило. Через некоторое время она вернулась к Симону. Хотя солнце нещадно пекло, Каро растирала руки, будто замерзла.

– Теперь мы знаем, где спрятан труп Леони, – сказал Симон. От этой догадки у него свело живот.

Каро смогла лишь кивнуть в ответ. Она старалась больше не смотреть на мертвого бобра.

– Проклятый извращенец… – всхлипнула она, и из глаз девочки полились слезы.

– Думаю, теперь я знаю, как нам его уличить. – И Симон поделился с Каро своим планом.