На следующее утро на столе инспектора Гайда зазвонил телефон, и с другого конца линии донесся возбужденный голос Филиппа Хольта.
— Есть новости, инспектор! Мне надо кое-что вам рассказать.
— Я весь внимание. Слушаю вас…
— Этим утром моя секретарша задержалась с приходом на работу, и я сам просматривал почту. Там был большой конверт с моим адресом и лондонским почтовым штемпелем. Я сохранил его для вас.
— Очень хорошо. Продолжайте, сэр.
— Внутри конверта я обнаружил фотографию — портрет моего брата, точно такой же, как в витрине студии!
— Вашей собственной работы?
— Именно, инспектор! А когда пришла мисс Сандерс, мы долго ломали голову, пытаясь разгадать эту загадку, и в конце концов решили, что это, должно быть, просто шутка — кто-то вынул портрет из витрины и послал его по почте.
— Не сказал бы, что удачная, — протянул Гайд. — Фотография действительно была из витрины, мистер Хольт?
— В том-то и дело, инспектор, что портрет Рекса из витрины исчез, а на его месте висит фотография Шона Рейнольдса и его жены с аккордеоном!
Гайд долго молчал, переваривая услышанное, прежде чем что-то сказать.
— Действительно, очень странно…
— Надеюсь, вы сумеете выяснить, кто же они все-таки такие, — возбужденно продолжал Филипп, — и тогда мы, наконец, сдвинемся с места.
— Я обязательно займусь этим, сэр. Сейчас же пришлю к вам человека за конвертом с фотографией. Он же осмотрит витрину.
— Прекрасно! Меня не будет все утро, но мисс Сандерс на месте.
— Могу я узнать, каковы ваши планы на сегодня?
Филипп несколько опешил от такого вопроса.
— Честно говоря, инспектор, я собирался отвлечься от дел и попробовать себя в роли сыщика, если вы не против. Вы сможете найти меня в Мейденхеде, в отеле «Королевский сокол», где я буду заниматься изучением книги регистрации гостей. Не возражаете?
Он едва сдерживал волнение, ожидая реакции инспектора. Но ответ Гайда был спокойным, с легким налетом иронии:
— Это свободная страна, сэр.
Филипп уже собирался повесить трубку, когда инспектор добавил:
— У меня единственный вопрос, мистер Хольт. Не можете вы или мисс Сандерс вспомнить, когда вы последний раз смотрели на витрину, — до того, как в ней кто-то похозяйничал?
— О… Я не уверен… Вы же знаете, как это бывает, когда каждый день видишь одно и то же-ни на что уже не обращаешь внимания…
— Совершенно верно. Скажите, чья это была идея — взглянуть на витрину. Ваша или мисс Сандерс?
Филипп ответил не задумываясь.
— Будь я проклят, совершенно не помню. Кажется, идею подала Рут.
* * *
Видимо, Филиппу Хольту повезло — когда он приехал в «Королевский сокол», управляющего Тэлбота не оказалось, иначе никто и не подумал бы дать ему копаться в книге регистрации. Миссис Кэртис и занудно тянула время, но её сопротивление в конце концов было сломлено.
— Я прошу помочь мне в очень важном деле, миссис Кэртис, — настаивал Филипп, мобилизовав все свое обаяние. — Мне нужны имена и адреса всех гостей, живших здесь в ту неделю, когда погиб мой брат.
— О, дорогой мой, это довольно необычно, не правда ли? Я хочу сказать… Ну, наверно, ничего плохого тут нет, но все-таки я не очень понимаю, зачем вам…
— Просто меня не удовлетворяет заключение властей, миссис Кэртис. Я наотрез отказываюсь верить, что мой брат покончил жизнь самоубийством! Я намерен копнуть глубже, ведь полиция спит на ходу.
— О, мне показалось, что инспектор Гайд такой очаровательный человек, настоящий джентльмен…
— В том-то и дело: он слишком джентльмен. Лучше бы он действовал решительнее! Сколько драгоценного времени он упустил, занимаясь в основном расспросами обо мне! А ему следовало бы интересоваться подлинными преступниками. Например, теми, кто средь бела дня стрелял вчера в Энди Вильсона.
— Стрелял в Энди Вильсона? — миссис Кэртис перепуганно заморгала. — Боюсь, я вас не совсем понимаю.
— Разве вы не читали об этом в газетах, миссис Кэртис?
Покачав головой, она одарила его улыбкой, которая в её юные годы бесспорно была обольстительной, но теперь выглядела куда скромнее. Пришлось Филиппу пересказывать ей историю с покушением на Энди Вильсона, и закончил он словами:
— Я считаю, покушение на Вильсона как-то связано со смертью моего брата.
— О, Боже, какой ужас! И полиция тоже так считает?
— Понятия не имею, что считает полиция. Я устал от бесполезного ожидания, когда они начнут шевелиться. Вот почему я хочу сам провести небольшое расследование, — и он улыбнулся в надежде получить одобрение.
Видимо, ему это удалось. Во всяком случае, она согласилась разрешить просмотреть книгу регистрации.
— Ладно, мистер Хольт, но я должна сказать вам, что все гости, находившиеся здесь во время… в то время, мне лично хорошо знакомы. Кроме доктора Линдерхофа, конечно.
— О да, доктор из Гамбурга… Интересно, есть ли у меня шанс поговорить с ним?
Миссис Кэртис издала огорченный смешок.
— Только представьте себе! Доктор Линдерхоф выехал сегодня утром, после завтрака.
— Проклятие! — Чувствовалось, что Филипп хотел выразить ся покрепче, но не был уверен что хрупкие нервы миссис Кэртис выдержат. Он поспешно восстановил на своем лице любезнейшее выражение, а она, взмахнув ресницами, отправилась за книгой регистрации.
Затем она провела его в служебное помещение, где, по её словам, никто не будет ему мешать. Но, к досаде Филиппа, сама оставалась в комнате все время, пока он выписывал имена и адреса. Он задал множество вопросов о гостях отеля и уже приближался к концу списка, когда Альберт — тот самый мрачный официант, который давал показания, вошел с запиской для миссис Кэртис, и она покинула комнату.
Филипп воспользовался благоприятной ситуацией и, достав из портфеля миниатюрный японский фотоаппарат, торопливо сфотографировал страницы, которые могли, по его мнению, представлять интерес. Собираясь с этого начать, он боялся, что миссис Кэртис отнесется к этому неодобрительно и вообще откажет в его просьбе. А к тому времени, когда она вернулась, книга была снята на микропленку, а крохотный фотоаппарат спрятан.
Он собирал свои записи и благодарил миссис Кэртис за помощь, когда дверь в комнату без стука приоткрылась, и в щель наполовину просунулась высокая худая фигура.
— О, извини, Ванесса, я не знал, что у тебя гость, — медленная речь человека была невнятной и гнусавой.
— Заходи, Томас, — миссис Кэртис казалась взволнованной. — Войди и познакомься с мистером Филиппом Хольтом.
Фигура отделилась от двери и предстала взгляду Филиппа целиком.
— Мистер Хольт, — с каким-то нервным смешком сказала миссис Кэртис, — разрешите представить вам моего брата Томаса Квейла.
Посмотреть на Томаса стоило. Он был на несколько дюймов выше сестры, а от чрезвычайной худобы казался ещё выше. У темно-синего костюма были излишне высокие лацканы и чрезвычайно узкие брюки. Всю эту поразительную картину венчали белая гвоздика в петлице и незажженная сигарета в белом мундштуке. В руках он держал маленькую белую собачку.
Филипп протянул руку и пожал мягкую, безвольную кисть, казалось, едва державшуюся на запястье.
— Очень рад. Ты сказала — Филипп Хольт? Тот самый? Не вашу ли великолепную выставку на Флит-стрит я имел удовольствие недавно видеть?
— О, она прошла довольно давно, — радостно откликнулся Филипп, понимая, что ему льстят.
— Но мне она очень запомнилась. Особенно клошары на фоне туманной Сены. И ещё ваши шекспировские снимки. Такие фотографии не скоро забудешь.
— Благодарю вас.
— Ужасная вещь произошла с вашим братом. Примите мои глубочайшие соболезнования. Представляю, как вы огорчены. Такой ужасный удар…
— Да, вы правы.
— Как я понял, вы считали, что он в это время был в Ирландии?
— Да, он сказал мне, что едет в Дублин.
Квейл погладил мягкую белой шкурку крохотной собачки, которую держал на руках, и задумчиво добавил:
— Какой странный случай…
Миссис Кэртис выглядела встревоженной.
— Томас, если ты не возражаешь…
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — быстро отреагировал Филипп. — Я, почти закончил и уже убегаю.
Квейл широким жестом распахнул дверь, ожидая, когда Филипп соберет свои заметки и засунет их в портфель.
— Надеюсь, вскоре мы увидим вашу новую выставку, мистер Хольт? — спросил Квейл.
— Боюсь, что не скоро. Мне все время подбрасывают работу рекламные агенства. А её не назовешь искусством с большой буквы. Увы, я нуждаюсь в деньгах.
— О, да, проклятая жизнь заставляет думать о деньгах. Как хорошо я вас понимаю!
— А вы тоже заняты в гостиничном бизнесе, — заинтересовался вдруг Филипп.
Квейл в притворном ужасе взмахнул безвольной рукой.
— Упаси Боже! Убирать за старыми чудаками грязную посуду и разносить грелки — это не для меня. Пусть уж Ванесса занимается такими делами. А я занят антиквариатом. У меня небольшое дельце в Брайтоне. Ничего особенного, однако помогает мне не умереть с голоду, не так ли, сестренка?
— Томас, ради всех святых, — запротестовала Ванесса Кэртис, а Филипп поспешно распрощался и вышел из комнаты. Он уже собирался покинуть отель, когда из-за стоки его окликнул Альберт, намекнув, что хотел бы сказать ему пару слов по секрету. Филипп кивнул и остановился у парадного входа, под жидая. Его взгляд упал на сиреневый «остин», стоявший у подъезда. «Машина Томаса Квейла?» — подумал он. Она выглядела подходящей для такой персоны. Филипп вышел, чтобы поближе рассмотреть машину. Тут его догнал запыхавшийся Альберт и протянул ключ от английского замка.
— Думаю, он принадлежал вашему брату, сэр.
— О, благодарю вас.
— Дора, наша служанка, нашла его в двадцать седьмом номере.
— Это, должно быть, ключ от моей квартиры. Я одолжил его Рексу, когда он приехал в отпуск. Удивляюсь, как полиция не нашла его, обыскивая комнату.
— Он завалился в щель между досками пола. Дора никогда бы на него не наткнулась, если бы не было решено заново отделать комнату после вашего… — Альберт смущенно умолк.
— Я это хорошо понимаю, — успокоил его Филипп.
Альберт продолжал топтаться на месте, отчищая чуть заметные пятнышки на капоте сиреневой машины. Филипп протянул ему чаевые, на которые тот явно рассчитывал, и с одобрением в голосе спросил:
— Это машина мистера Квейла?
— Нет, сэр, я не знаю, где он поставил свою машину, — Альберт огляделся. — А это машина миссис Кэртис.
Филипп поблагодарил и сел в «лянчу», чтобы вернуться назад, в Вестминстер. Обычно, сидя за рулем, он поругивал или одобрял действия водителей встречных машин, но сейчас, задумавшись, просто не замечал их. Его мысли сосредоточились на беседе с Ванессой Кэртис. Перебирая в памяти детали разгово ра, он понимал, что мало чего добился, и к тому же рухнули его надежды на встречу с доктором Линдерхофом.
Поставив в гараж «лянчу», он повернул за угол и, подойдя к парадному входу, вставил в замок ключ, который дал ему Альберт. Ключ не поворачивался, что-то в механизме заедало. Он вынул ключ, чтобы проверить, в чем тут дело, и в этот момент дверь открылась.
— Я увидела вас из окна, — сказала Рут. — К вам посетитель.
— Что-нибудь важное? У меня так много дел…
— Думаю, для этого посетителя вы время найдете, — заметила Рут, пока они поднимались по лестнице. — Вас ждет немецкий доктор — тот, что был в отеле, доктор Линдерхоф.
— Боже мой! — Филипп был потрясен. — Да, конечно, я приму его, Рут! Он не сказал, зачем пришел?
— Нет, — покачала она головой. — Похоже, он не в своей тарелке.
Доктор Линдерхоф нервно расхаживал по кабинету. Время от времени он останавливался и, близоруко щурясь, всматривался в многочисленные портреты и ландшафты, развешанные по стенам. Когда Филипп вошел в комнату, на лице доктора отразилось то ли облегчение, то ли ожидание чего-то. Такие лица встречаются в кабинете зубного врача: пациент идет на тяжкое испытание, зная, что ему станет легче, когда все кончится.
— Рад видеть вас, доктор! Я думал, вы уже вернулись в Германию.
— Мой самолет вылетает вечером, и я выкроил время посетить вас.
— Очень рад вас видеть. Чем могу быть полезен?
Линдерхоф выжидательно покосился на Рут, и та тактично вышла из кабинета. Доктор подождал, пока за ней закроется дверь.
— Я вам должен кое-что сказать, — произнес он, понизив голос. — Не смогу спокойно вернуться в Германию, пока не расскажу. Это касается вашего брата.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — Филипп постарался подавить в своем голосе предательское волнение.
Линдерхоф нетерпеливо мотнул головой и глубоко вздохнул.
— Я не считаю, что ваш брат застрелился.
— Я такого же мнения, доктор. Но есть у вас что-то конкретное?
Линдерхоф снова тряхнул седой шевелюрой.
— Не знаю, что на самом деле произошло той ночью, но я уверен, это не было самоубийством. Знаете, временами я себя неважно чувствую, у меня язва, и она меня порою беспокоит, особенно ночами. Той ночью я вынужден был подняться и пройти по коридору в ванную. На мне были ночные туфли, а ковры в отеле очень толстые, поэтому меня никто не мог услышать. Вы помните, мистер Хольт, где в «Королевском соколе» на втором этаже находится ванная?
— Да. Рядом с двадцать седьмым номером.
— Верно. Рядом с комнатой, где спал ваш брат. Но он не спал, он ссорился. Я слышал сердитые голоса.
— Вы уверены, что голоса доносились из номера двадцать семь, а не какого-то другого?
— Уверен. С другой стороны ванной вообще нет комнаты.
Сердитые голоса доносились из двадцать седьмого номера!
— Вам не удалось услышать, о чем шла речь, доктор? Из-за чего был спор?
— Только кое-что. Но когда они повысили голос, я услышал, как ваш брат сказал: «Я возвращаюсь в Лондон и не собираюсь торчать тут ни минуты с этой проклятой книгой». Вот что он сказал.
— Вы уверены? Вы уверены, что он произнес именно эти слова?
— О, да. Я слышал это совершенно отчетливо.
— А мужчина, с которым он ссорился, — что тот ответил?
— Это был не мужчина, мистер Хольт. — Линдерхоф замялся, его холодные голубые глаза беспокойно блеснули. — Голос был женский.
— Вы слышали, что она говорила?
— Она сказала: «На вашем месте я бы подождала, даже если бы пришлось остаться здесь до конца недели». А ваш брат сердито закричал в ответ: «Я не останусь здесь ни на день, и это окончательно!»
— Что произошло потом?
— Она, должно быть, упросила его говорить потише. Больше ничего не было слышно. Да я и не хотел. Нехорошо слушать… подслушивать. Я вернулся в свой номер, а утром был напуган страшной новостью, что ваш брат пустил себе пулю в лоб.
— А вы не слышали звука выстрела?
— Нет. Иначе я бы сообщил об этом полиции.
Филипп расхаживал по комнате, пытаясь решить, насколько достоверен рассказ этого явно неуравновешенного человека. Наконец он сказал:
— Не могу понять, почему вы не сообщили полиции об услышанном разговоре? Или я ошибаюсь, и ваши показания просто не попали в протокол следствия?
— Нет, я ничего им не сказал.
— Но почему же, доктор? Не потому ли, что не смогли узнать женщину по голосу?
Ответ Линдерхофа пригвоздил Филиппа к месту:
— Я узнал её. Это была миссис Кэртис.
— Миссис Кэртис? Хозяйка отеля?
— Да.
— Вы абсолютно уверены?
— Определенно. У неё голос… голосок, как у недовольного ребенка, его невозможно перепутать.
Филипп устремил проницательный взгляд на доктора. В нем росло убеждение, что тот говорил правду. И все же…
— Просто невероятно, доктор! Обладая такими важными уликами, вы идете ко мне, а не в полицию. Почему? Что, черт возьми, помешало вам рассказать все инспектору Гайду?
Маленький немец, казалось, пришел в полное замешательство. Он передернул плечами и пробормотал что-то непонятное на родном языке.
— Ладно, доктор. Только между нами. Даю слово, что об этом никто больше не узнает.
— Ну, хорошо. Это должно, как вы говорите, остаться между нами. Я не мог рассказать в полиции потому… потому, что хочу избежать в данный момент упоминания в прессе своего имени. Любой намек на скандал меня разорит. На следующей неделе я должен предстать перед врачебным трибуналом в Гамбурге. Против меня выдвинуты… определенные обвинения. Если дело обернется для меня плохо, я буду лишен возможности заниматься врачебной практикой.
— В чем же вас обвиняют?
— Сплошная ложь! — Линдерхоф запнулся, его лицо побагровело от гнева. — Ложь, состряпанная бездельниками, которые от нечего делать суют свой нос в чужие дела. Вам скучно будет выслушивать детали, но, уверяю вас, я восстановлю свое доброе имя. Я приехал В Англию, чтобы ни один немецкий газетчик не смог разыскать меня, и поэтому я не могу позволить себе быть замешанным в какие-то дела с вашей полицией. Как видите, положение у меня очень сложное.
— Вижу…
Это была странная история, но звучала она правдоподобно. Очевидно доктор выдержал нелегкую борьбу с собственной совестью, прежде чем решился на этот рассказ.
— Вы очень верно поступили, придя ко мне, доктор. Я высоко ценю ваш поступок.
— В самом деле? В таком случае не окажете ли мне ответную любезность?
— Безусловно, если смогу.
— Если вы воспользуетесь полученной от меня информацией, пожалуйста, не упоминайте моего имени в течение следующих нескольких дней. После того, как на той неделе мое дело закончится, мне все уже будет безразлично.
— Очень хорошо, доктор.
— Благодарю вас. До свидания и удачи вам!
— Благодарю и в свою очередь желаю вам, доктор, всяческого успеха.
Они пожали руки, и Филипп проводил Линдерхофа до двери. Когда он вернулся, Рут стояла посреди кабинета, глаза её возбужденно блестели.
— Вижу, вы подслушивали, — спокойно сказал Филипп.
Она озорно улыбнулась.
— В обязанности образцового секретаря, к вашему сведению, входит знать, чем занимается её начальник в рабочее время.
Филипп не был расположен к фривольной болтовне и уже собрался одернуть Рут, когда зазвонил телефон.
— Спасительный звонок! — усмехнулась Рут, а Филипп не смог подавить гримасу досады. Подняв трубку, она вновь стала образцовым секретарем. — Фотостудия Хольта… Да… Кто говорит?.. Одну минутку. Это миссис Кэртис, она хочет поговорить с вами.
Филипп взял трубку.
— Миссис Кэртис? Это Филипп Хольт. Чем могу служить?
Рут внимательно наблюдала за ним. Вот он слегка нахмурил брови и ощупал карман.
— Да… Да, ключ у меня… Вы наверно правы, он действительно не подходит к моей двери… Хорошо, миссис Кэртис, я верну его вам… Нет-нет, если это важно, я лучше сам привезу его. Не составит никакого труда… Завтра я навещу вас в отеле. Да, миссис Кэртис, я настаиваю на этом. К тому же мне хотелось бы побеседовать с вами.
Жгучее любопытство пересилило у Рут угрызения совести. Она прошмыгнула в дверь, ведущую в квартиру Филиппа, и схватила отводную трубку в гостиной.
Послышался недовольный голос миссис Кэртис:
— О чем вы хотите говорить со мной, мистер Хольт? Утром я рассказала все, что вас интересовало.
— Я хочу поговорить о своем брате, миссис Кэртис.
— Но мы уже все обсудили…
— Да, и весьма подробно. Казалось, все выяснили. И все же мне кажется, вы кое о чем забыли.
— Я… я вас не понимаю.
— Разве, миссис Кэртис? Скажите, почему вы не упомянули, что были в номере Рекса той ночью, когда он погиб?
Несколько секунд на другом конце провода молчали. Потом Ванесса Кэртис разразилась шквалом бессвязных протестов. Филипп оборвал её излияния.
— Такие вопросы вряд ли стоит обсуждать по телефону. Завтра утром я приеду к вам.
— Нет! Не делайте этого… Только не в отель, не сюда.
— Почему же?
— Это… просто неподходящее место, вот и все. Давайте встретимся где-нибудь в другом месте. Например, в ресторане.
— В Мейденхеде?
— О нет. Где-нибудь поблизости, скажем, в Виндзоре. Там есть кафе, неподалеку от замка, называется «Выбор Хобсона». Вы его знаете?
— Найду. Когда мы встретимся?
— О, Боже! В одиннадцать вас устроит?
— Вполне, миссис Кэртис, — сказал он мрачно и положил трубку.
Рут стремглав помчалась обратно. Филипп строго взглянул на нее.
Он должен был признать, что ему повезло с секретарем, хотя Рут вела себя нахально и порою его раздражала. Она умело справлялась с канцелярской работой и проявила известные способности, освободив его от сравнительно несложной работы по ретушированию и обработке снимков. Иногда она сопровождала его в деловых поездках, оказавшись полезным помошником, и хотя их связывали строго деловые отношения, он не мог отрицать, что её внешность радовала глаз, а её общество доставляло удовольствие.
Он уже собирался прочитать ей мораль, но, взглянув на нее, смягчился. В это время в дверь позвонили. Нахмурившись, он произнес тоном не слишком суровым, но достаточно сухим, чтобы испортить ей настроение:
— Не найдется ли у вас времени открыть дверь, Рут?