Не терпелось Петру вывести весь свой флот в Азовское море. Да вот беда — лежат на пути кошки! Выставили из воды песчаные спины, греются на солнышке. Только что не мурлычут.

— Хоть из пушек по ним бей! — досадовал государь. — Верно служат туркам. Ох, не люблю я кошек — ни домашних, ни диких, ни песчаных.

В этом месте надобно остановиться, дабы молвить истину. Сам батюшка Петр Алексеич сильно был лицом похож на кота. Известные его портреты не передают или умышленно избегают этого сходства, поскольку живописным мастерам была, очевидно, ведома нелюбовь царя к ласкательному и скрытному животному. Но вот и сейчас — окину мысленным взором государя — ничего не скажешь, вылитый кот-батюшка! Не в умаление его памяти, а только ради достоверности сие писано. Хотя забудем, читатель, и — далее…

Стоя на палубе, Петр взывал:

— Святой Никола! Покровитель мореходов! Выручай! Окажи скорую помощь!

И так был мощен этот призыв, что Никола не замешкался, услыхал русского царя.

Затрепетала, как змеиный язык, на длинном шесте ветреница. Проснулся полудник — южный ветер. И вздохнуло море, поднялась вода в устье Дона. Подзатопила кошек — скрылись в пучине их песчаные спины. И отворились перед русским флотом первые морские врата!

Господин командор Петр Алексеич поклонился на четыре стороны:

— Ветер-то с юга, турецкий, а нам в помощь. Спасибо тебе, Никола! Уважил!

Поставили паруса на кораблях и пошли устьем, лавируя меж кошками. Каждую запомнил Петр и как искусный лоцман вывел флотилию в море.

Из конца в конец предстояло пройти его — до самых Керченских врат. И, честно скажу, беспокоилось мое сердце. Чем дальше от берега, тем сильнее.