Прошли мы Керченскими вратами, и открылось взору новое море. Обширно и приветливо! И нет в нем черной масти.

Ударил я в барабан, приветствуя гостеприимную стихию. Но слышу — недобрый голос! Тревожно звучит мой верный товарищ.

— Полно тебе! — говорю. — Что ты меня стращаешь?

— Ага-ага-гага-га-га! — отвечает барабан.

Обернулся и вижу: Мехмет-ага на носу ближайшего турецкого судна. Скалится, зубы кажет. Совсем рядом идут четыре конвойных корабля. Тяжелые, грузные, настоящие морские крепости. В сравнении с ними наша «Крепость» — избушка на курьих ножках.

Тошновато стало. И море вроде почернело. И чайки кричат заупокойными голосами, будто ругаются по-турецки.

Чувствую, задумал Мехмет-ага черное дело. Надо посла предупредить.

— Погубят нас турки! — начал я без предисловий. — Для того и грамоту с печатью выпросили, чтобы оправдаться. Мол, не послушали совета русские и сгинули в морской пучине.

— Что за вздор?! — не верит Украинцев. — Откуда такие вести?

— Барабан мой вещий — все знает наперед…

С интересом поглядел посол на меня, потом на турецкие приземистые корабли.

— Скорее всего, Ивашка, оба вы — и барабан, и барабанщик — олухи царя небесного. Думаю я также, что ты, Ивашка, отставной козы барабанщик! Не буду всего говорить, чего о тебе думаю. Но береженого Бог бережет!

И приказал Емельян Игнатьич капитану Памбургу поставить все паруса.

О, как быстроходна оказалась наша «Крепость»! С попутным ветром порхала она над волнами, как ласточка.

Мехмет-ага палил из пушек — сигналил, чтобы мы подождали конвой. Но куда там! «Крепость», не сбавляя хода, неслась вперед.

— Тортуга! Тортуга! — вопил с кормы Емельян Украинцев. — Черепаха зайцу не попутчик!

И — честно признаюсь, не ожидал такого от посла — показывал туркам язык.

Вскоре тяжеловесные турецкие корабли обиженно скрылись из виду.