— Смекалистый ты солдат, Николай, — говаривал старшина Верзилкин. — Да жалко — хиловат! Оглядись, Николай!
Чего же тут оглядываться? Ребята у нас в роте, конечно, богатыри. Мускулы перекатываются под кожей, как волны на море.
— Качаемся! — говорит Королев.
— На чем? — спрашивал я, думая о каких-то секретных качелях.
— Не на «чем», балда, а «что»! Мышцу качаем.
Верно, то и дело тягают они с пола под потолок гири да штанги — покачивают ими, как пуховой подушечкой.
А я срам терплю. Подсадят меня, к примеру, на турник — и болтаюсь там, как белье на прищепке.
— Отставить висеть! — подходит старшина Верзилкин. — Подтянись!
Легко сказать! Ногами во все стороны дрыгаю. Извиваюсь. Кое-как достану подбородком до перекладины.
— Отставить кривлянье! — сердится Верзилкин. — Качай мышцу!
«Какая там мышца?! — думаю, — Меня, верно, земля сильнее притягивает, чем всех прочих. Никак не совладаю с притяжением. Разве что во сне».
Ребята на турнике «солнце» крутят, а я крутанусь полкруга, если, конечно, хорошенько подтолкнут, — и застряну.
— Что такое? — хмурится старшина. — Полумесяц?! Запомни, Тетя, солдат или хороший, или никудышный. Среднего солдата не бывает.
Ой, до чего же неохота в никудышные попадать, стыд в глазах прятать!
Принялся я силу свою растить и воспитывать. И гири пудовые таскал, и на руках по плацу ходил. То в позе льва посижу, то в позе змеи. Есть такие особые упражнения — не поймешь, где нога у тебя, где рука. Но голова на месте, конечно, и представляет, что отважен ты, как лев, и мудр, как змея.
Бывало, бежит наша рота кросс. Долго уже бежим. Чувствую — силы оставляют. Упаду сейчас — и пропади все пропадом. Глаза сами закрываются. И чудится, что лежат мои силы тихонько в сторонке, на обочине, лежат, дремлют. «Ах так! — думаю. — Я тут бегу надрываюсь, а вы ваньку валяете?! Назад! На место!»
Конечно, силы мои поартачатся — и так и сяк. Но все же возвращаются. Сразу бежать легче. Потихоньку я их приучал, полегоньку… И вот пошло дело — вроде бы отпустило меня земное притяжение. Перво-наперво справился с турником.
— Товарищ старшина, поглядите, какое «солнце»! — И кручусь колесом на перекладине.
— Одобряю! Светит ярко! — прищурился Верзилкин. — А почему такой вид? Руки из рукавов граблями торчат. Штаны из сапог вылезают. Как беспризорный! За формой следить надо, Николай!
Поглядел я в зеркало на плацу — точно, чучело чучелом. Что за оказия? И вдруг понял — расту! Недаром во сне летал, недаром на турнике висел часами. Расту!!!
Видно, все мои силы разом вверх меня потянули. Не по дням, а по часам. Может, даже по минутам. Разогнался я — всем на диво!
— Кончай, Тетя! Жми на тормоза, — говорит Фокин, он обмундированием заведует в роте. — Тебе что — каждый месяц новый комплект выдавать?
— Не ожидал! — смеется Королев. — Скоро этак всех перегонишь. Не на ком будет глазу отдохнуть!
А старшина Верзилкин подбадривает:
— Дуй в гору, Николай! Ты удивительное явление природы. Видать, сила духа у тебя богатырская.
Теперь-то уже не был я заячьим хвостом в строю. Хоть и стоял последним, но уверенно.
Как на плацу построимся, капитан наш Крапива приказывает:
— Рота, на-пра-во! Еще — на-пра-во!
Поворачивается рота спиной к командиру.
— Улыбнуться! — командует он. — Шире! Еще — ши-ре!
Улыбаемся, как велено, во всю ивановскую — рты до ушей.
— Отлично, — говорит капитан Крапива. — Щеки со спины видны! У всех, кроме Тети. Ну да пока длинный вширь растет, короткий вверх тянется. Таков закон природы!