Изумление и ужас от обнаружения украденного Завета в моей комнате быстро прошли, осталась только злость. Я злился на Лидию, что так беспечно влезла в церковные дела, даже не понимая, по какому лезвию ходит, злился на неизвестного, что подкинул мне запрещенный манускрипт, злился на себя, потому что оплошал и позволил этому случиться.

— Что вас привело в столь поздний час, ваша святость? — я довольно резко оборвал пикировку Лидии с епископом, не в силах отвести взор от предательски тонкой ткани ее платья, скрывающей Завет под туго стянутым корсажем. Если пропажа будет обнаружена у меня, то в лучшем случае обойдется отстранением и лишением сана, а в худшем…

— Вот разрешение ордена Пяти на проведения у вас обыска, господин инквизитор, — епископ смотрел на меня со странным выражением. — Госпожа Хризштайн, покиньте помещение.

— Что за глупость? — возмущенно влезла Лидия. — Мы и так уже опаздываем. Представление начнется в девять! Какой еще обыск!

Значит, все-таки кто-то из своих. Я вздохнул, решая, что хуже: отпустить Лидию с одним из пяти запрещенных апокрифов, одно лишь знание о которых карается отлучением от лона Церкви, или позволить ей остаться, рискуя обнаружить пропажу.

— Езжайте домой, госпожа Хризштайн, — как можно мягче попросил я.

— Вот еще! — фыркнула она. — Я никак не могу пропустить представление! Вы же понимаете…

И она, к моему ужасу, довольно выразительно провела рукой по своей груди и талии, подмигнув мне. У меня перехватило дыхание — самоуверенная дура! Она не понимает, во что ввязалась! Следом пришло неумолимое осознание того, что отдохнуть этим вечером точно не получится.

— Подождите меня в экипаже, — процедил я, молясь про себя, чтобы она больше ничего не выкинула. — Я скоро буду. Уверен, недоразумение быстро разрешится.

— Приступайте, — кивнул епископ двум послушникам и Вилю, церковному служке, что недавно оправился от ранения и горел усердием.

Лидия замерла в дверях, досадливо придерживая рукой несобранные волосы.

— А что хоть ищете? Из-за чего столько шуму?

— Вас это не касается, госпожа Хризштайн, — епископ указал ей на дверь, даже не удостоив взглядом, он был занят просматриванием бумаг на моем столе. Все происходящее казалось дурным сном, мои вещи без спроса переворачивали, заглядывали в личную переписку, вытряхивали ящики стола…

— Вы так думаете? — Лидия насмешливо склонила голову набок. — Но я же занимаюсь частным сыском. Если вдруг надумаете, обращайтесь. Сделаю вам скидку…

Боже Единый, да уберись ты уже отсюда, малохольная!

— Не задерживайтесь, господин инквизитор, — наконец кивнула она мне. — Долго я вас ждать не буду.

С ее уходом я выдохнул тревогу, пытаясь собраться с мыслями. У кого была возможность вынести Завет из хранилища? Епископ, я и отец Валуа. Но зачем кому-то из этих двоих совершать подобное? Тем более подкладывать его мне, так безрассудно рисковать, чтобы подставить?.. Епископ не в восторге от меня, он и не скрывает своего отношения, но…

— Почему обыскивают именно мое жилье?

— Потому что вы, господин Тиффано, имели доступ к хранилищу. Вам было поручено организовать охрану апокрифа Пяти, а вы преступно пренебрегли своими обязанностями. Впрочем, не в первый раз… — Епископ многозначительно замолчал.

— И что, по-вашему, я мог украсть Завет? Вы сами в это верите?

Церковник взглянул на меня, а я пытался прочесть в его взгляде, что ему известно. Я сомневался в том, что он может быть причастен к краже, но тогда получается…

— Не верю, господин Тиффано, — наконец ответил епископ и вытер платком влажный лоб. Небо за окном угрожающе потемнело, укутав город плотным душным саваном. Я вдруг вспомнил, что не одет толком. А Лидия точно ждать не будет.

— Не верю, потому что вы молодой амбициозный дурак, и на такое едва ли способны, но обыскать обязан. Вы под подозрением, как и послушники, охранявшие в ту ночь хранилище. Если Завет не будет найден в ближайшее время, полетят головы. Орден Пяти церемонится не любит.

Я сокрушенно покачал головой.

— Что ж, ищите. А я, с вашего позволения, пойду переоденусь. Не хочу опаздывать, девица Хризштайн и так будет всю дорогу ныть.

В спальне я намеренно не закрыл дверь, чтобы иметь возможность в зеркале видеть край злополучного диванчика. Чистой рубашки не оказалось, а на той, что на мне, по милости этой сумасшедшей, были оборваны верхние пуговицы. Я задумался, колеблясь, стоит ли оставить рубашку или поискать менее грязную, и почти пропустил момент, когда к диванчику подошел служка Виль. Он засунул руку между подушкой и подлокотником, на его лице было написано злорадное предвкушение. Я сощурил глаза и затаил дыхание. Глумливое торжество сменилось удивлением, он засунул руку еще глубже, потом с раздражением отшвырнул подушку, стал лихорадочно шарить. Теперь служка уже не ухмылялся, в глазах застыло недоумение, что быстро сменилось ужасом. Он хрипло прикрикнул на послушников:

— Ищите лучше, болваны! Все здесь обыскать.

Он наткнулся на мой внимательный взгляд, его лицо еще больше перекосилось, а я спокойно накинул мантию поверх изуродованной рубашки.

— Про спальню не забудьте, — спокойно посоветовал я, выходя к непрошеным посетителям. — К сожалению, вынужден вас покинуть. Госпожа Хризштайн ждать не будет.

Епископ удивленно воззрился на меня.

— Вы, что, уходите?

— Когда закончите здесь, скажете привратнику, он запрет дверь. Мне все равно скрывать нечего. Вот если бы у меня было столовое серебро, тогда я бы не был столь спокоен. Кто ж вас знает…

Лицо епископа стало вконец багровым, от духоты и негодования. Он бросил мне в спину:

— Вы спокойно едете развлекаться с этой девкой? Вы должны землю рыть, Завет искать, искать отступника, что осмелился на такое… Вы забыли Асад?

Я отпустил дверную ручку и обернулся к церковнику.

— Я до конца своей жизни не забуду Чорногерию. Однако… Позвольте напомнить, что сейчас я занят в дознании по делу колдовского убийства и также не могу пренебрегать своими обязанностями. Или вы всерьез полагаете, что я должен стоять на таможенном посту и собственноручно обыскивать обозы или торговые судна? Предпочитаю заняться тем, в чем действительно могу принести пользу!

Служка Виль со сжатыми кулаками накинулся на послушника, браня беднягу за то, что он пропустил стопку книг на сломанном стуле. Ветхие фолианты беспомощно рассыпались на полу, а я напоследок бросил.

— И сделайте одолжение, приберите за собой.

Я рывком распахнул дверцу экипажа, уселся рядом с Лидией и отрывисто скомандовал:

— Тень, оставьте нас с госпожой. Пересядьте к извозчику на козлы.

Лидия ехидно передразнила меня:

— А с каких пор, господин инквизитор, вы позволяете себе распоряжаться чужими невольницами? Вы и так себе слишком много давеча позволили.

— Тень, выйдите, пожалуйста, — я неотрывно смотрел на Лидию, не собираясь уступать взгляд.

— Госпожа? — бедная женщина умоляюще смотрела на своенравную хозяйку.

— Ладно, иди, подышишь воздухом, — сказала Лидия, впрочем, взора от меня не отвела. — Вели извозчику трогать.

Стоило остаться наедине, как я тут же потребовал:

— Немедленно верните документы! Вы даже не представляете, во что влезли!..

— И не подумаю, — она сидела, нахально закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Их ведь украли. А я нашла. И если Святой Престол обратится…

Нервное напряжение бесконечного дня, наполненного выматывающими поисками, подозрениями, взаимными обвинениями, грубым вмешательством в мою жизнь, подозрением, наконец вырвалось из-под контроля. Я грубо схватил Лидию за плечо и попытался силой вытащить у нее Завет. Но плотно затянутый корсет не дал мне возможности нащупать даже край манускрипта. Я не боялся его порвать, если уж артефактное происхождение апокрифа Пяти сберегло ему целостность во время большого пожара в священной столице. Лидия, не ожидавшая подобной бесцеремонности, опомнилась и стала вырываться, чем разозлила меня еще больше. Я заломил ей руку за спину и повалил на сиденье экипажа лицом вниз, прижав всем телом. Свободной рукой попытался ослабить шнуровку, потом плюнул и просто дернул, оборвав завязки. Мерзавка исхитрилась резко откинуть голову, ее затылок сильно врезался мне в челюсть. Я взвыл от боли, схватил ее за шкирку, поднял с сиденья и запустил руку в приспущенный вырез платья. Мгновенный стыд от прикосновения к нежной груди кольнул меня, но трусливо капитулировал, стоило ухватить плотный край манускрипта. Я торжествующе вытащил сверток, развернул бумагу и пробежал глазами знакомые запретные символы. Удовлетворенно вздохнул, поднял суровый взгляд на Лидию, что сидела злющая, растрепанная, с размазанной помадой по щеке, и сказал:

— Запомните, вы этого документа никогда не видели! Если об этом станет известно, поверьте — церковная больница для душевнобольных покажется вам лучшим на свете местом.

Лидия яростно молчала, растирая запястье, и я насмешливо добавил, ощущая привкус крови во рту:

— И приведите себя в порядок…

Она процедила сквозь зубы:

— Я спасла вашу шкуру, а вы… вы еще пожалеете о своем поведении, господин инквизитор, — и полезла в сумочку за зеркалом.

Я отвернулся, поискал платок, вспомнил, что одевался второпях, поэтому вытер кровь с разбитой губы тыльной стороной запястья.

— Вы понятия не имеете, во что ввязались. Я не шучу. Напомнить вам Церковные изложения, пункт 13? Отлучение от Церкви за одно только упоминание апокрифов. А за их прочтение — смертная казнь. Без судебного приговора, заочно.

Лидия прищурилась и придвинулась ко мне.

— А их можно прочесть? Мне они показались беспорядочной кашей из букв…

— Что?!? Когда вы успели заглянуть в манускрипт?

Она презрительно вскинула подбородок:

— Вы забыли? У меня абсолютная память. И даже мельком брошенного взгляда у вас дома мне было достаточно…

Я схватился за голову. Что же делать? Моя обязанность в данном случае — немедленно арестовать ее и… Я встряхнул ее за плечи.

— Забудьте все, что видели, понятно? Если об этом станет известно, вас арестуют и без суда предадут смертной казни, слышите? Даже одного подозрения, что вы могли ознакомиться с его содержимым, будет достаточно для приговора.

— А что в таком случае будет грозить вам? — Лидия насмешливо улыбалась, в ее светлых глазах зарождалось такое знакомое безумное сосредоточие.

Я отпустил ее и отодвинулся, рукой нащупав успокоительную тяжесть бумажного свертка за пазухой.

— Допуск к апокрифам есть только у членов Ордена Пяти. В лучшем случае я лишусь сана.

— Но тот, кто подложил вам этот документ, рассчитывал на худший вариант развития событий, верно?

Я не ответил, не собираясь обсуждать внутренние дрязги Святого Престола, но Лидию это не остановило. Она опять придвинулась ко мне и игриво провела рукой по моей щеке.

— Хватит! — я перехватил ее ладонь. — Не надо пытаться…

— У вас здесь помада, господин инквизитор, — безумие в ее глазах пылало, мне сделалось по — настоящему жутко.

— Дать вам зеркало? — ее тон стал вкрадчивым. — А хотите, я расскажу, кто к вам приходил домой, когда вас не было? И кто подбросил вам Завет?

Я стал яростно растирать щеку, отказавшись от зеркала.

— Сделайте такое одолжение, госпожа Хризштайн. Только откуда вам это может быть известно?

Лидия облокотилась на мое плечо локтем, подперев голову, и мечтательно протянула:

— Вот если бы вы дали себе труд хотя бы изредка заглядывать к нам на завтрак, или на обед…

Я досадливо сбросил ее руку со своего плеча. Она не унималась.

— Мне интересно, третья часть сборного ключа от хранилища у вас, отца Валуа и епископа, да?

Откуда, демон ее раздери, она об этом знает?

— А когда отстранили кардинала Ветре, его часть ключа изъяли? У него ведь по логике тоже был ключ?

Лидия спокойно улыбнулась, глядя на мое вытянувшееся лицо, потом взяла под руку и опять прислонилась ко мне.

— Знаете, я удивлена, что ваши апокрифы сохранились до сих пор. С такими мерами безопасности им давно уже пора обретаться в какой-нибудь частной библиотеке. Но все-таки, что за язык, на котором они написаны?

Я выдернул руку, потом за плечи отсадил ее от себя подальше, нащупал сверток за пазухой, выдохнул злость. Глупо беситься, это целиком моя вина, это я не проверил и не подумал о такой возможности. Мне и в голову не пришло, что кардинал Ветре пойдет на такое. У него оставалась часть ключа, и если он подкупил или запугал одного из стражников, то вполне мог вынести Завет.

— Кто приходил ко мне домой?

— Отец Бульвайс, — Лидия задумчиво разглядывала меня, словно пыталась прочитать мысли. — А с ним мелкий мошенник по кличке Косой. А еще у вас на замке следы царапин. — Она вываливала на меня все эти факты и наблюдала за реакцией. Я глубоко втянул воздух и сказал:

— Я признателен за вашу помощь и сведения, однако впредь попрошу не вмешиваться в дела церковные. Я сам разберусь.

— Неужели? И что же вы намерены делать? Подкинуть Завет обратно в хранилище? Словно ничего не случилось? Или обвинить кардинала, который не покидал своего дома? Только ведь Завет у вас, а не в его доме. Или вы подсунете документ на какой-нибудь злосчастный торговый корабль, чтоб потом его триумфально обнаружить? Кстати, последний вариант вполне ничего…

— Не беспокойтесь, вас это не касается. Мы, кажется, приехали.

— Да, но увы, опоздали. По вашей милости, заметьте. Корсет!

— Что? — я недоуменно воззрился на нее.

— Корсет затяните, или мне выйти в таком виде?

Привратник не узнал меня в инквизиторской мантии, зато подобострастно поклонился Лидии. Она кивнула ему, а потом обратилась к Тени, протягивая ей альбом:

— Возьми, твои рисунки должны быть безупречны, ты меня поняла? И отправь извозчика домой, пусть заберет из дому мой бурнус, погода начинает портиться. Не хочу мерзнуть.

Лидия повела плечами, словно от холода, хотя одуряющая духота еще не спала.

— Проходите, милости просим, только представление уже началось… — привратник взял пригласительные и широко распахнул перед нами дверь.

Из темноты мгновенно возникла экономка, как если бы поджидала нас за дверью. Приветственно кивнув нам, она попросила следовать за ней и провела нас на второй этаж. Тяжелая смесь пряных сладких ароматов оглушила меня, начали слезиться глаза, я позорно расчихался.

— Проходите, вот ваша ложа, — экономка открыла дверь, и мы оказались на маленьком балкончике, что вмещал удобный диванчик и столик, на котором стояли фрукты и вино.

— Мило, — улыбнулась Лидия, кивая на обстановку. — Моя невольница пусть пока внизу побудет, а в перерыве поднимется.

Экономка положила ключ на стол и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Лидия беззаботно уселась на диванчик и похлопала на место рядом с собой:

— Присаживайтесь, господин инквизитор. У вас опять насморк? — в ее голосе явственно звучала непередаваемая смесь издевки и сочувствия.

Диван был настолько узок и тесен, что я оказался почти бок о бок с Лидией, тем более что она ухитрилась занять большую его часть. Между тем, на сцене полуобнаженная темноволосая девица надрывно голосила по загубленной любви, складывая ладони в молитвенной просьбе к Единому. Я поморщился — какое святотатство! Сценой оказалась та самая зала, где нам в прошлый раз предлагали девушек. Только теперь она была дивным образом изменена, открывая пространство рядом с фонтаном, искусно подсвеченное газовыми светильниками из разноцветного стекла. Их причудливые блики добавляли фееричности происходящему, что еще больше усиливалось хитроумным расположением системы зеркал, дублирующим свет и увеличивающим образы. Поэтому худосочные прелести девицы в отражении зеркал казались совсем рядом, я отвел взгляд, но наткнулся на предательски сползший вырез платья Лидии. Маленькая родинка на правой груди беззастенчиво выглядывала из декольте, я отвернулся.

— Приведите себя в порядок, госпожа Хризштайн, — попросил я недовольно.

— Интересно, каким образом? По вашей милости шнуровка корсета порвана, так что уж потерпите, — в ее голосе не было ни тени смущения. Зараза.

Я представил ее в таком виде на людях, и меня прошиб холодный пот. Огляделся вокруг в поисках веревки или чего-то похожего на тесьму и заметил шторки, которыми можно было закрывать ложу от любопытных взглядов извне. Шнур для них вполне подойдет. Я выдернул его и повернулся к Лидии.

— Вставайте, будем исправлять ваш наряд.

— Еще чего! Вот этим портить платье? Я не буду…

— Развернитесь да поживей! — я повернул Лидию, откинул с ее спины некстати распущенные волосы и стал освобождать ненужную больше тесьму из корсета, удивляясь про себя тому, что я вообще здесь делаю.

— Знаете, господин инквизитор, я бы вас, пожалуй, в прислугу не взяла. Вы слишком…

— Замолчите уже, — тесьма запуталась, я досадливо поморщился. — Вот чего вы добиваетесь? Зачем сюда приехали? Смотреть на эту нелепую пародию искусства? Чем это может помочь в дознании?

— Никогда не знаешь, где можно получить подсказку, — судя по голосу, она улыбалась. — Я уверена, что среди сегодняшних клиентов будет убийца. Или вы всерьез думаете, что три раза подряд выбрав себе в жертвы девку, что играла Лорелей, убийца сделал это просто так? Совпадение? Я не верю в них. Категорически. Да сколько уже можно возиться?

Порванную тесьму я наконец вынул, а вот с чего начинать шнуровать новой, категорически не представлял. В носу немилосердно свербело.

— То есть вы полагаетесь исключительно на удачу, госпожа Хризштайн? Вместо того, чтобы использовать результаты вскрытия, опрос свидетелей, сбор улик, вы просто сидите и ждете, пока придет видение и шепнет на ушко, кто убийца, так? — я уже разобрался в системе и стал затягивать шнур в петли.

— В этом вся ваша Церковь, — в голосе Лидии звучала горечь. — Что мне толку от вскрытия? «Смерть наступила предположительно от обильной кровопотери и повреждений внутренних органов неизвестного характера. Рана была нанесена колюще-режущим оружиемнеизвестного происхождения». Неизвестного! Сколько раз это слово встречается в отчете, а?

Я ошеломленно опустил руки, она процитировала дословно фрагмент. Резко развернул ее к себе и заглянул в глаза:

— Откуда вы знаете, что в отчете?

— Да отцепитесь уже! — Лидия раздраженно отвела мою руку. — Мне несложно заплатить и узнать что угодно. Или вы полагаете, это такой большой секрет? Вы не зашнуровали до конца! Сколько можно чихать! Будьте здоровы!

Она повернулась и поторопила меня.

— Возможно, в отчете по второй жертве будет больше подробностей, — я не собирался уступать.

— Знаете, ваши хваленые ученые мужи Академии только и делают, что забивают умы людей разными глупостями. А Церковь поощряет подобные вещи. Ну вот скажите, на милость, зачем эти нелепые трактаты про вращение солнца вокруг земли? Кому они нужны, от них больше вреда, чем…

Я сокрушенно прервал ее, поражаясь.

— Не солнце, а земля вращается вокруг солнца. Мне стыдно за ваше невежество.

Она развернулась ко мне и зашипела, словно взбесившаяся кошка.

— А мне стыдно за вас! Неужели вы всерьез думаете, что крестьянину, что пашет на земле с утра до вечера, или мелкому лавочнику, что едва сводит концы с концами, есть хоть какое-то дело, что там вокруг чего вращается? Или вам, вам есть до этого дело? Вам это поможет в дознании, укажет на убийцу?

— Прекратите, — я не собирался с ней спорить. — Повернитесь. Человеческий разум вечно пребывает в поиске истины, это величайший дар Единого. Кто-то ищет убийцу, а кто-то стремится познать тайны мироздания. И не важно…

— Важно! — Лидия дернулась, но я предусмотрительно придержал ее за плечо. Шнуровка казалась бесконечной, как и терзавший меня насморк. — Церковь намеренно поощряет такие вот нелепые изыскания вместо того, чтобы… — она осеклась.

— Вместо чего? — я стянул шнуровку и завязал последний узел. В полутьме зала мне были видны другие ложи, где смутно угадывались силуэты сидящих в них гостей. На секунду представил, насколько недвусмысленно выгляжу рядом с Лидией, и поразился тому, что мне в сущности это уже безразлично.

— Вместо того, чтобы заняться познанием тайн человеческого разума! Исследовать, почему вот здесь, — она развернулась и тыкнула указательным пальцем мне в висок. — Здесь зарождается безумие, что двигает человеком, когда он преступает черту, почему творит зло.

Лидия замолчала. Девица на сцене перестала голосить и стала карабкаться на импровизированную скалу, с которой собиралась прыгнуть в бушующие воды и покончить с собой.

— Посмотрите, господин инквизитор! — Лидия кивнула на страдалицу, выудила кинжал, взяла персик со столика и разрезала его на несколько частей. — От несчастной любви топиться собралась. Знаете, что произойдет дальше? — она протянула мне половину. Я покачал головой.

— С ума сойдет и превратится в колдунью. И где же была ваша Церковь? Почему не предупредила? Не излечила ее душу? Как допустила?

— Вы не правы, Святой Престол поощряет исследования душеведов.

— И что, есть успехи? — пробурчала Лидия, расправляясь с ароматным лакомством.

Я не успел ответить, в зале зажегся свет, объявили перерыв, и хозяйка пригласила дорогих гостей в залу размять ноги.

— Пойдемте, господин инквизитор, — Лидия вытерла руки платком, взяла меня под локоть и потащила к выходу. — Надо пообщаться с гостями.

Рядом с Лидией возникла Тень, что заговорщицки кивнула хозяйке, достала альбом и забилась в угол зала. Среди гостей не было женщин, за исключением Лидии, поэтому на нее косились, некоторые откровенно глазели, кто-то украдкой бросал сальные взгляды. Неужели ее это ни капли не смущает? Похоже, что нет. Она с интересом разглядывала гостей, улыбаясь и стреляя глазками. Я притянул ее за локоть и прошептал:

— Что вы поручили рисовать своей невольнице?

— Всех, кого увидит, и кто покажется ей необычным. У Тени потрясающий дар изображать внутреннюю сущность людей.

— Неужели? Интересно. А ваш портрет она рисовать не пробовала?

Лидия недоуменно на меня посмотрела, потом в ее прозрачных глазах мелькнула тень.

— Свежая мысль, — она легко улыбнулась. — Надо будет попросить. Самой интересно.

Она отцепила мою руку и отправилась приставать к гостям. Я узнал нескольких, уважаемые горожане, один был даже членом городского совета, они нисколько не смущались тем, что их видят здесь. Не смущала ни моя официальная мантия, ни фривольные знаки внимания, которые они оказывали снующим с подносами девушкам, одетым в жалкое подобие одежды, что практически ничего не скрывала. Есть ли предел человеческой порочности? Теологические изыскания на этот счет были довольно неоднозначными, а уж про исследования душевных заболеваний говорить вообще не приходилось. К сожалению, Лидия была абсолютно права, когда возмущалась состоянием этого вопроса. Церковные больницы для душевнобольных больше напоминали тюрьмы, все лечение сводилось к попыткам изгнания внутренних демонов за счет чтения молитв, уговоров, угроз, умерщвления плоти через голодание, обливание холодной водой, телесные наказания. Но даже когда я проходил практику в столичной больнице, мне ни разу не довелось лицезреть изгнанного демона. Только в случае с колдуньей я увидел, что он из себя представляет. Некоторые прогрессивные методики, как мне известно, так и не вышли за пределы столичной Академии. Косность ли лечебной практики была тому виной или бюрократические проволочки — не знаю, только… Только я вдруг заметил, что Лидия исчезла из залы. Куда ее кошачий демон понес? Почему обязательно нужно что-то отчудить? Я огляделся по сторонам и направился к Тени.

— Вы не видели, куда делась ваша хозяйка?

Тень пожала плечами.

— Вроде туда, — она кивнула головой на дверь, что вела на кухню, если мне не изменяет память. — С одним из гостей.

— Что-о?

Я ринулся по указанному следу, едва не сбив по дороге одного из замешкавшихся гостей. Промчался по коридору, влетел на кухню, где суетился старый повар, Лидии нигде не было видно.

— Вы не видели здесь мою спутницу, госпожу Хризштайн? — в отчаянии спросил у него.

Повар равнодушно пожал плечами, не отрываясь от сложного процесса украшения блюд листиками зелени перед подачей. Куда же она могла подеваться?

Дверь в подсобное помещение была приоткрыта, слышался неясный шум. Я заглянул исключительно для очистки совести, уже намереваясь вернуться и подождать упрямицу, но замер на пороге.

— … Помчик, вы такой нетерпеливый! — голос Лидии звучал игриво, она уперлась рукой в грудь седовласому плотному мужчине, что явно собирался ее поцеловать. — Я думала, вам нравятся брюнетки!

Тот и не думал отступать, беззастенчиво лапая Лидию. У меня перехватило дыхание от подобного развратного поведения.

— Что вы себе позволяете! — я схватил за плечо зарвавшегося наглеца и развернул к себе.

Он выпучил на меня глаза и уже открыл рот, чтобы осадить, но тут до него дошло, что он видит перед собой инквизитора.

— Помчик Овьедо, позвольте представить вам инквизитора Тиффано, — нисколько не смущаясь, вмешалась Лидия. — К сожалению, господин Тиффано слишком старомоден, как видите…

Помчик свысока кивнул мне, потом взглянул на Лидию, в его глазах горела ничем неприкрытая похоть и вожделение, неужели она не видит?..

— Госпожа Хризштайн, я могу рассчитывать увидеть вас у себя на приеме? Вы так очаровательны…

Лидия загадочно ему улыбнулась, подойдя ко мне и взяв под руку, но продолжая смотреть на мужчину.

— Вы не ответили, помчик. Вам нравятся брюнетки? Или все-таки блондинки?

Развратник сально засмеялся.

— Мне нравятся все. Даже рыжие.

— Жаль, — вдруг протянула Лидия, в ее голосе звучал метал. Градус температуры в комнате резко упал. — Лиена, Изабелла, Ивонна… Я не хочу стать следующей, помчик.

Она даже не оглянулась на побледневшего мужчину, вытаскивая меня в коридор.

Только в зале она наконец остановилась и развернулась ко мне.

— Какого демона вы вмешались? Кто вас просил?

— Что? — я непонимающе смотрел на Лидию, которая раздраженно схватила бокал с подноса дефилирующей мимо девицы. — Это мерзавец вас грязно домогался, я должен был…

— Ах, это он меня домогался, — с сарказмом прервала меня Лидия, поднося бокал к губам, но я успел быстрее, перехватив ее руку. Не хватало мне опять тащить ее домой в бессознательном состоянии. — Ну спасибо, что разъяснили, а я то думала, что это я его соблазнила…

— Отдайте. Вам нельзя, — я отобрал у нее бокал. — Вы мне противны. Если собираетесь искать себе богатого покровителя, то не в моем присутствии. Если же собрались опрашивать его в рамках дознания, то это можно сделать официальным путем, не пороча собственную честь!..

— Честь? — Лидия зло ухмыльнулась, я аккуратно поставил бокал прямо на пол. Она уже открыла рот, чтобы продолжить, но я поторопился ее прервать, не желая слушать очередную гадость и пошлость.

— Да, честь. Если вам наплевать на свою женскую честь, то подумайте хотя бы о чести рода. Вы же благородного происхождения. Не надо так кривиться! Пожалейте хотя бы достоинство своих предков, что дали вам жизнь, титул. Подумайте о своем брате, он заслужил бесчестье?

Бешенство в ее глазах пугало. Раньше я бы пожалуй даже возгордился собой, тем, что смог ее уязвить, но сейчас мне почему-то было горько и противно.

— Не надо, госпожа Хризштайн. Не утруждайте себя ответом. Делайте, что хотите. Не буду вам мешать. — Я развернулся уходить, сжимая рукой успокаивающую тяжесть свертка с Заветом.

— Стоять! — ее окрик живо напомнил мне наставника военного дела в Академии. Те же командирские интонации, развязный тон и полное наплевательство на правила приличия. — Со мной пришли, со мной и уйдете, господин инквизитор!

Лидия схватила меня за рукав, я неторопливо отцепил ее пальцы и сказал:

— Я не ваш слуга. Не надо командовать. Я…

— А теперь заткнитесь и слушайте. Рыпнетесь отсюда, и я случайно обмолвлюсь помчику Овьедо, да-да, тому самому, что меня грязно домогался, про то, что видела у вас подозрительный сверток. Уверяю вас, он сможет сложить факты воедино, а его воягу будет крайне интересно получить лишний козырь против Престола. Или может мне стоит прямо сейчас вырвать у вас Завет и представить его на всеобщее обозрение?..

Я сжал кулаки. Стерва! Желание придушить ее было настолько нестерпимым, что я даже попытался припомнить, какая кара полагается за убийство в состоянии аффекта. Она подошла ко мне, взяла меня под локоть и уже спокойным тоном сказала, даже не подозревая, насколько была близка к неминуемой расправе:

— И пусть моя честь вас больше не беспокоит, господин инквизитор. Я с ней сама как-нибудь разберусь. Не надо со мной ссориться, и злить тоже. Как говорит Антон, о чьей чести тоже не стоит тревожиться, меня просто надо терпеть. Вы же священнослужитель, и смирение — это первое, чему вас учат, а?

Ощущение, что твоя жизнь находится в руках сумасшедшей, довольно странное. Я лихорадочно раздумывал, что можно предпринять, но не находил выхода. В любом случае, после окончания спектакля, я отправлюсь прямиком к отцу Валуа и честно расскажу ему обо всех обстоятельствах. Сана я лишусь, но нельзя допускать, чтобы кардинал Ветре и его подельники вышли сухими из воды. Нельзя допустить, чтобы об этом прознали светские власти, это сугубо внутреннее дело Святого Престола. Если раньше я не собирался упоминать про Лидию, из жалости к ней, то теперь меня терзали сомнения. Я и так слишком долго попустительствовал ее выходкам, закрывая на них глаза и надеясь на… А на что я, собственно говоря, надеялся? Ведь понимал же, что ее безумие будет лишь прогрессировать. Она отвлекла меня от тяжелых раздумий, грубо толкнув локтем в бок.

— Хватит дуться! — как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло! Я молчал, разговаривать больше не имело смысла.

— Садитесь уже, давайте смотреть, — в ее голосе опять звучала знакомая нотка злорадного предвкушения.

— Вы не потрудились заглянуть в афишу, да? Напрасно…

На сцене актриса на возвышении, должно быть имитирующим высокую неприступную скалу, завела песню, проклиная несчастную любовь и насылая бури на проплывающие мимо корабли. Голос у нее был слабенький, мелодию она грубо фальшивила, не попадая в такт. Лидия придвинулась ближе и зашептала мне на ухо.

— Сейчас она увидит в реке своего бывшего возлюбленного. Ее сердце дрогнет, и она…

Лидия замолчала, но спрашивать у нее, что будет дальше, я не стал. После минутной паузы она упрямо продолжила.

— В оригинале легенды она его потопит. А здесь же… Великая сила любви вырвет ее разум из бездны безумия, и она перестанет быть колдуньей. — В голосе теперь звучала откровенная насмешка. — Наша госпожа Розмари, вдобавок к излишней мнительности, еще и романтик. Хотя нет, я пожалуй рано на нее грешила.

Внизу появился юноша, девица наверху выпучила глаза, схватилась за волосы в преувеличенном отчаянии, начала нелепо заламывать руки. Юноша стал карабкаться по скале, и девица протянула ему руку.

Лидия взяла меня под локоть и опять зашептала на ухо.

— Какая проказница госпожа Розмари! Устроить спектакль в виде сеанса массового подглядывания за интимным моментом их любви прямо на сцене — это просто гениально! Даже в столичном борделе до такого не додумались, это же…

До меня дошел смысл сказанного, я вскочил на ноги, грубо оттолкнув от себя Лидию.

— Это отвратительно! Я не собираюсь на это смотреть!

— Сядьте, господин инквизитор! Вы никуда не пойдете. Не хотите смотреть — закройте глаза.

Юноша на сцене стал раздевать девицу, делал он это нарочито медленно, на публику. Она в притворном смущении закатывала глаза. Я дернул дверь, но она оказалась запертой.

— Немедленно откройте, — я точно помнил, что экономка положила ключ на столик, но теперь его там не было.

— И не подумаю, — Лидия на меня даже не смотрела, уставившись на сцену. У нее есть хоть капля смущения? — Вы лучше подумайте, оказывается в борделе есть мальчики, — она кивнула на юношу, что уже расправился с верхней частью платья и теперь его рука медленно задирала юбку на девице. Я отвел взгляд.

— Не заставляйте меня вновь применить силу, госпожа Хризштайн. Отдайте ключ.

— Сказала же, что нет. Как же я сглупила, ведь тогда спросила про всех служащих мужчин, поэтому сводня и не подумала упомянуть о своем мальчике. Все его партнерши гибли, так что он может иметь отношение…

Я схватил ее за руку и попытался вырвать из ладони ключ.

— Пустите! Я сейчас закричу, и все будут думать, что вы пытаетесь меня снасильничать, — прошипела Лидия.

— А мне плевать! — Я расцепил ее пальцы и выхватил ключ. Преувеличенно громкие стоны страсти со сцены пробирались в сознание тошнотворно-липкой паутиной. Я вставил ключ в замок, провернул и сделал шаг к свободе.

За спиной раздался глухой стук. Я сцепил зубы, но все же обернулся. Лидия стояла на коленях, хватаясь руками за горло, ее лицо было искажено. Как же мне надоели ее нелепые уловки!

— Колдун… он… его эмоции, они… слишком…сильны… — прохрипела она, закатывая глаза. Да уж, у нее определенно таланта больше, чем у девицы на сцене. Я покачал головой, но тут Лидию начали бить судороги, она рухнула на пол, царапая шею, губы стремительно синели. Невозможно настолько хорошо сыграть! Или она себе внушила?

Я бросился к ней, приложил пальцы к запястью, оно было ледяным, пульс зашкаливал, холодный пот на челе. Сведенные судорогой пальцы яростно скребли по полу, она пыталась скрючиться, поджать колени.

— Мамочка… мамочка… почему он не заткнется, мамочка… — каждое слово давалось ей все с большим трудом, Лидия задыхалась.

Я видел такое состояние в столичной больнице. Острый приступ паники, обычно он не опасен, но достаточно выматывающий как для пациента, так и для окружающих. Но в случае Лидии я уже не был так уверен, слишком хорошо помнил кровь на ее руках. Она может внушить себе что угодно, даже не осознавая, насколько это опасно. В больнице были сестры, были травяные настойки, больного можно было отпоить, успокоить и привести в чувство, а здесь же…

В памяти вдруг всплыл профессор Адриани, что практиковал новую методику вывода из приграничного состояния больных, правда, для другого заболевания, но… Или она просто задохнется у меня на глазах, или скончается от сердечного приступа, или я попробую…

Я подхватил Лидию под мышки, вместе с ней уселся на пол, прижав ее к себе. Одна рука на запястье, там, где бешено пляшет пульс, вторая должна лежать на сердце. И хотя ткань платья была достаточно тонкой, нужно слышать ритм биения. К счастью, выреза платья оказалось вполне достаточно, чтобы моя ладонь легла в ложбинку ее груди. Я с силой сжал запястье, не давая ей скрючиться еще больше, закрыл глаза, прислонил лоб к ее затылку и зашептал молитву, погружаясь в пустоту медитации и пытаясь поймать убыстряющийся неровный ритм биения ее сердца. Происходящее вокруг перестало существовать, я читал молитву так быстро, что иногда проглатывал слова, но сумел подстроиться под галоп ее пульса.

Начал медленно снижать темп речитатива, следом пропали все ощущения, кроме тока ее крови, что послушно стал успокаиваться, замедляясь с каждой новой строчкой молитвы. Дыхание выравнивалось, перестало было рваным и судорожным, пляска пульса прекратилась, он стал размеренным…

— Господин инквизитор, может, вы уберете от меня руки? Неудобно, знаете ли… — голос Лидии прозвучал насмешливо, выведя меня из небытия медитации.

Я встряхнул головой, возвращаться в грешный мир было всегда мучительно больно и обидно. Там в пустоте казалось, что еще чуть-чуть, и откроется заветная тайна мироздания, божий промысел станет ясным и понятным… Я расцепил руки и поднялся, помогая Лидии встать.

Она выпрямилась напротив меня и вдруг сказала:

— Спасибо.

Это прозвучало настолько искренне и просто, что я на мгновение опешил, осознав, что она никогда раньше меня не благодарила. Словно слетели все ее привычные маски, и оттуда выглянул совсем другой человек. Должно быть, это отразилось у меня на лице, потому что Лидия тут же приняла обычный самодовольный вид.

— Я ощущала эмоции колдуна, понимаете? Теперь я точно знаю, что он здесь, среди гостей! Но ничего, среди рисунков Тени я его найду…

Я покачал головой.

— У вас был приступ панического состояния, вы внушили себе, что…

— Не собираюсь с вами спорить! — Лидия махнула на меня рукой, бросая прощальный взгляд на сцену, где юноша бутафорским кинжалом закалывал свою возлюбленную из мести, потому что мерзавка погубила команду его корабля. — Кстати, а как у вас получилось так быстро вывести меня из смешанного восприятия? Я чувствовала ваши эмоции, словно, — она заколебалась. — Словно необъятный океан, соленый и безмятежный…

— Молитва, медитация и вера в Единого, госпожа Хризштайн, — ответил я. — Ничего сверхъестественного.

— Да погодите уже, — кинула мне Лидия вдогонку. — Или всерьез собираетесь пешком домой идти? Я смотрю, у вас появился вкус к ночным прогулкам…

Я спустился по лестнице, Лидия следовала за мной, ни на секунду не умолкая и рассуждая про оригинальность находки и творческий подход к привлечению клиентов госпожой Розмари. Однако возле выхода нас ждал неприятный сюрприз в лице епископа, служки и отца Валуа. Сердце встревожено участилось.

— Господин инквизитор, — кивнул мне епископ. — Пройдемте в кабинет хозяйки.

— Зачем? — рука невольно потянулась к свертку, но я сдержался.

— Да, зачем? — влезла Лидия. — Я жутко устала, хочу уже попасть домой.

— А вас никто не задерживает, госпожа Хризштайн.

— Я без господина инквизитора никуда не пойду. С ним пришла — с ним и уйду! — капризно заявила Лидия.

— Следуйте за нами, — служка Виль довольно недвусмысленно подбоченился, перекрывая проход.

Я последовал за широкой спиной епископа, на ходу пытаясь сообразить, что произошло. Присутствие отца Валуа меня серьезно беспокоило. Хозяйка ждала нас в кабинете, мрачной тенью подпирая окно.

— Мы вынуждены вас обыскать, господин Тиффано, — епископ хмурился. — Осмотр в вашей комнате ничего не дал, но подозрения остались.

Я похолодел.

— У вас есть на это разрешение? — попытался уцепиться за последнюю соломинку.

— Да, я дал такой приказ, — кивнул отец Валуа, пристально меня разглядывая. — Вы слишком лояльны к светским властям, подозрение более чем обосновано.

Служка Виль не стал медлить, подошел ко мне, но я грубо его оттолкнул, тем не менее понимая, что всего лишь оттягиваю неизбежное.

— Ваши обвинения оскорбительны для меня!

— Не заставляйте нас применять силу.

Лидия уселась в кресло хозяйки, хотя ей никто этого не предлагал, и теперь откровенно глазела на происходящее. Я увидел в ее глазах настолько неприкрытое злорадство, что мне стало противно. Убивало понимание того, что теперь все попытки рассказать отцу Валуа правду, будут выглядеть лишь нелепыми оправданиями, а истинный виновник уйдет от наказания.

Служка Виль особо не церемонился, он грубо ощупал меня и торжествующе выудил знакомый сверток.

— Нашел, святой отец! — он протянул находку отцу Валуа. На лице епископа было написано откровенное удивление. Отец Валуа грустно покачал головой.

— Что там? — Лидия вскочила с места и обогнула стол, чтобы заглянуть ему через плечо.

— Вас это не касается, госпожа Хризштайн! — грубый окрик, и служка оттеснил ее от отца Валуа.

Тот развернул сверток, я опустил голову, сдерживая объяснения, готовые сорваться с языка. Не хотелось унижаться при этой заразе.

— Ничего не понимаю, — удивленно пробормотал отец Валуа, я поднял голову. — Что это все значит, сын мой?

Я недоуменно уставился на него. Епископ заглянул в бумаги и присвистнул:

— Однако, господин инквизитор тот еще шалун?

— Да что же там? — Лидия ловко обошла служку и выхватила бумаги. Я оцепенел от ужаса. Ее ведь арестуют тотчас, как она в них заглянет! Только никто не стал ее останавливать. Она развернула их и мгновенно вспыхнула от ярости.

— Вы! Вы мерзкий, грязный, похотливый извращенец! — выпалила Лидия, комкая в руках лист бумаги и бросая мне в лицо. Но это же невозможно, апокрифы невозможно смять… Я поднял листок и покраснел — на нем была изображена более чем непристойная картинка обнаженной Лидии в откровенной позе. Как же так?.. Я, как дурак, застыл, разглядывая рисунок, понимая, что его могла нарисовать только Тень, но тогда получается, что…

— Вы еще имеете наглость смаковать подробности? Не насмотрелись? — Лидия влепила мне пощечину, выхватила рисунок и изорвала его, бросив обрывки на пол. В ярости прошлась по ним каблуком, словно пыталась раздавить таракана, потом подскочила к оторопевшим церковникам, выхватила у них остальное и стала неистово рвать на мелкие клочки. Я отрешенно смотрел на ее спектакль, раздумывая, в какой же момент она вытащила у меня сверток и подменила его другим. Где теперь Завет? У нее?

— Я этого так не оставлю! А вы! — теперь Лидия уже обращалась к епископу. — Куда смотрит Святой Престол? Ваш так называемый инквизитор заслуживает… Его должны лишить сана! Он, пользуясь моим доверием, под предлогом дознания, затащил меня в это отвратительное место, чтобы… — Лидия даже ухитрилась выдавить слезу, ее губы предательски задрожали. — Я найду на вас управу! — пообещала она на прощание, направляясь к двери.

— Подождите, госпожа Хризштайн, — отец Валуа смотрел на нее тяжелым взглядом. — Боюсь, мы вынуждены также обыскать и вас.

В горле вдруг пересохло. Если Завет найдут у Лидии, будет еще хуже, чем если бы его обнаружили у меня. Глупая и самоуверенная идиотка!

— А, теперь я понимаю… — зло ответила Лидия. — Вам мало моего унижения этими гнусными картинками, вы решили еще оскорбить мою честь нелепыми обвинениями и обыском? Вы не имеете права!

— Имеем, госпожа Хризштайн, — спокойно парировал отец Валуа. — Перед орденом Пяти склоняют голову даже князья.

Я обратился к отцу Валуа, заслоняя Лидию от двинувшегося к ней служки.

— Довольно уже, ваша святость. К чему все это? Вы же знаете, что госпожа Хризштайн здесь ни при чем. Она никак не могла…

— Я не нуждаюсь в вашей защите, господин инквизитор! — Лидия истерично отпихнула меня в сторону. — Если вы собираетесь обыскивать, то я по крайней мере требую, чтобы объяснили, в чем меня подозревают! Что вы собираетесь найти?

Отец Валуа кивнул хозяйке борделя:

— Придется вам обыскать госпожу Хризштайн. Чтобы ее честь не пострадала.

Лидия побледнела, уставившись на церковников полным ненависти взглядом. Я чувствовал себя словно смертник на эшафоте, что отстраненно наблюдает за замахом топора в руке палача.

— Отлично! — Лидия вдруг развернулась и кивнула сводне. — Вперед, обыскивайте. А потом… Потом ваши извинения уже будут не нужны…

Я нервно сглотнул, не в силах отвести взгляда от неотвратимого. Сводня подошла к Лидии, деловито ее обшарила, даже задрала пышную юбку, чтобы проверить, не скрыто ли чего в подвязке чулок. Лидия стояла, высоко подняв голову, в какой-то момент наши взоры встретились, и она презрительно прищурилась. Она ни капли не боится, значит?.. Неужели спрятала Завет у несчастной невольницы? Сводня распрямилась и сказала равнодушно:

— Я ничего не нашла. Кроме того, что корсет милостивой госпожи затянут почему-то шнуром из моих портьер.

Лицо Лидии пошло красными пятнами, а мне неожиданно подумалось, что последнее замечание хозяйки взбесило ее по-настоящему.

— Вы закончили? Если да, то возможно стоит еще обыскать и мою невольницу? Ложу, где мы смотрели эту гадость, гордо именуемую искусством? Это заведение? Вдруг я спрятала… А что же я собственно спрятала, позвольте узнать?

— Я приношу свои извинения, госпожа Хризштайн, — голос отца Валуа был тих и холоден. — Но вашим советом не премину воспользоваться. Госпожа Розмари, сделайте одолжение, осмотрите невольницу. Она ведь не покидала ваше заведение?

— Нет, — покачала головой сводня, также деловито обыскав Тень, правда, в этот раз без лишних церемоний.

То, то они ничего не найдут, сомневаться не приходилось. Лидия слишком уверена в себе. Куда же она дела апокриф? Разве что вытащила его еще в экипаже, отдала Тени, а та… Куда та могла его спрятать? Самое ужасное в этой ситуации было то, что теперь я не могу рассказать все отцу Валуа, не могу вернуть Завет, да мне никто и не поверит.

— Что ж, теперь моя очередь, — очень ясно и раздельно произнесла Лидия. — Я обязательно поставлю вояга Хмельницкого в известность о том, что Святой Престол потерял нечто настолько ценное, что готов наплевать на честь благородных. И если вояг пожелает узнать, что же это такое, — она остановилась и обвела присутствующих презрительным взглядом, задержав его на мне. — То я безусловно выполню его просьбу. И будьте уверены, найду вашу пропажу раньше вас! Хотя думаю, что с подачи госпожи Розмари об этом также будет извещен вояг Наварро, правда, милочка?

Лидия развернулась на противно взвизгнувших каблуках, словно воевода на плацу, и ушла, громко хлопнув дверью. Некстати подумалось, что опять придется добираться домой пешком. В комнате стало так тихо, что я слышал негромкое жужжание сонной мухи да мерный стук часового механизма. Епископ Таларион откашлялся.

— Господин инквизитор, мне жаль, что так получилось. Я не сомневался в вашей невиновности.

Я сухо кивнул.

— Не утруждайтесь, ваше святейшество. Я уверен, что вы сможете найти… — покосился в сторону хозяйки. — Найти пропажу. С вашего позволения.

— Господин инквизитор, — отец Валуа очень внимательно меня разглядывал, по нему сложно было определить, обманул ли его спектакль оскорбленной невинности, что разыграла Лидия. — Никак не ожидал от вас подобных низменных пристрастий… — он холодно кивнул на обрывки, которыми был усеянный пол.

Я даже не разозлился, мне было абсолютно все равно, что он обо мне думает, особенно в свете его недавних рекомендаций переспать с Лидией. Пожал плечами и сказал равнодушно:

— Я живой человек, святой отец. И ничто человеческое мне не чуждо.

— Да-да, слабости есть у всех, — он снял очки и устало потер переносицу. — Надеюсь, вы приложите все усилия, чтобы снять с себя обвинения.

— Даже не подумаю, — также холодно ответил я. — Поскольку мне ясно дали понять, что я под подозрением, то мое дальнейшее участие в дознании неэтично и противоречит логике. Верю, что общие усилия Ордена Пяти и Святой Инквизиции увенчаются успехом.

Отец Валуа смотрел на меня с удивлением.

— Интересно заговорили, господин инквизитор. Вы собираетесь отдыхать в то время, как ваши собратья…

— Не отдыхать. У меня есть текущее дознание по делу колдовской смерти трех девушек. И я намерен найти убийцу.

Уже возле двери я не удержался и заметил:

— Кстати, когда отстраняли от обязанностей кардинала Ветре, его копию ключа от церковного хранилища потрудились забрать?..

На душе было паршиво. В доме все перевернули, вскрыли даже обивку злополучного дивана, книги вывалили беспорядочной кучей, как и немногочисленную одежду. Я стал наводить порядок, раздумывая над сложившейся ситуацией. Завет у Лидии, это совершенно очевидно. Каким образом она ухитрилась его у меня вытащить и куда потом дела, вопрос второй. Более всего меня интересовало, что она собирается с ним делать. К сожалению, я уже успел убедиться, что Лидия хоть и умна, но слишком самоуверенна. А учитывая ее затруднения с наследованием, она вполне может попытаться воспользоваться Заветом как козырем против Святого Престола, что пытается оспорить завещание помчицы. Или же продать информацию о нем воягу, что уже грозилась сделать.

Завтра с утра, не мешкая, надо будет отправиться к ней и попробовать отговорить от необдуманных действий. Угрожать ей в сложившейся ситуации бесполезно, Завет у нее не нашли, можно было заявить о ее участии, но после сегодняшних обвинений я отправлюсь в заключение следом за ней. А истинный преступник останется безнаказанным.

Мысли вернулись к кардиналу. После дела грибной колдуньи меня уже не удивляло причастие церковника высокого сана к подобным грязным козням. Если верить Лидии, хотя вопрос доверия еще остается открытым, то кардинал Ветре привлек к этому отца Бульвайса и мелкого мошенника, а также служку Виля. Что кардинал выиграет, подставив меня? Кроме мести за испорченную карьеру, что еще может быть? Ему предстоит Высший Первопрестольный суд, где я выступаю главным свидетелем обвинения. Но даже если я буду дискредитирован, ему это не поможет. Или же он нашел лазейку? Его ждет извержение из сана и расстрижение в любом случае, но насколько серьезным будет полное прещение? Отлучение от Святой Церкви и передача светским властям? Анафема?

Мне никак нельзя обнаружить собственную причастность к Завету. И причастность Лидии, поскольку в этом случае ниточка все равно приведет ко мне.

Я едва дождался рассвета, прокрутившись без сна остаток ночи на продавленной кровати. Сонный привратник сквозь полудрему пробурчал мне приветствие, и я задержался подле него.

— Господин Луцкий, ко мне вчера кто-нибудь приходил, в мое отсутствие?

Маленький человечек расплылся в глупой улыбке, похоже, я навечно заслужил его любовь тем, что единственный из всего дома обращался к нему по фамилии и на вы.

— Дык, было дело. Рыжий бугай, отец Бульвайс, с ним тип подозрительный, все время наверх подняться норовил. А что? Случилось чего? Хамы они, а косой тот и вовсе, вороватый какой-то, совсем правил приличия не уважают. Девица еще эта наглая, настырная, что клещ, тоже вчера про них спрашивала.

Сравнение Лидии с клещом меня позабавило, но радости информация не прибавила. Значит, действительно, отец Бульвайс к этому приложил руку.

Утренний воздух Кльечи еще не успел пропитаться одуряющей летней жарой и пах морем. Этот соленый аромат был настолько родным и теплым, что я не замечал ни вони гниющих с вечера рыбных объедков на рыночной площади, ни запаха нечистот сточных канав. Повинуясь неожиданному импульсу, я свернул в проулок и вышел к старой церкви. Отец Георг наверняка уже бодрствует и готовится к воскресной службе.

Я преклонил колени перед алтарем и прошептал короткую молитву заступнику Тимофею. Привычное благостное умиротворение снизошло на меня, разом отогнав все горести и заботы. Сила веры способна творить чудеса, и в каждом можно найти ее крупицу. Даже в Лидии. Даже в кардинале. Иногда я думал, что и в колдунах еще теплится божья искра, стоит лишь ее разбудить, но теперь не был уверен…

— Мальчик мой! — отец Георг оторвал меня от раздумий. Он был не один, к своему неудовольствию рядом с ним я увидел отца Валуа. — Как же я рад тебя видеть!

Он подошел ко мне и благословил, осеняя священным символом. Потом обнял крепко, отстранил от себя и сказал, вглядываясь в глаза:

— Я не верю в эти глупости, даже не сомневайся. Ты никогда бы не совершил подобного.

Отец Валуа уже успел поделиться с моим наставником нелепыми подозрениями? Зачем, зачем ему беспокоить старика? Но все равно на душе стало светло от того, что есть человек, который верит в меня. Вера словно ветер, что гонит вперед корабль, раздувая паруса, без нее человек слаб и беспомощен, как подбитый фрегат в полный штиль.

Я благодарно кивнул:

— Спасибо, святой отец.

— Ваше благочестие похвально, сын мой, — отец Валуа смотрел на нас чуть презрительно. — Однако людям свойственно меняться. И наставник безусловно верит вам, поскольку знает с младых лет. Однако учитывая влияние девицы Хризштайн на вас в последнее время, то, что вы позволили себе неосмотрительно увлечься этой девкой, ваши пошлые…

— Довольно, — резко оборвал я церковника. — Я не общался с госпожой Хризштайн иначе, как по вопросам дознания. Вы вольны мне не доверять, это ваше право, однако не стоит рассказывать обо мне гадости отцу Георгу. Это низко.

— На самом деле мне нет дела до вашей репутации, господин инквизитор. — Отец Валуа пожевал губами в раздумье. — Просто поставил в известность вашего наставника о том, что в случае неудачи, если Завет не будет найден в ближайшие сутки, я буду вынужден обратиться к главе ордена Пяти. Если он прибудет в город, то поверьте, будут приняты исключительные меры дознания, вплоть до допроса с пристрастием всех замешанных. Без суда, вплоть до «заморозки».

— Что? — я удивленно вскинул глаза. — Уже несколько сотен лет подобное варварство запрещено. Мы живем в божеправой стране, это невозможно.

— Еще как возможно. Слишком высока цена и страшны последствия. Вам напомнить уроки истории, ужасы Синей войны? Когда прервалась связь времен, когда Святой Престол потерял власть над Мертвыми землями? А тогда в руки отступников всего лишь попал документ с упоминанием апокрифов.

Отец Георг кашлянул смущенно.

— На самом деле, нет. Думаю, Кысею следует знать правду. Тогда была полностью разграблена библиотека священной столицы, и в руки мятежников попали все шесть апокрифов.

Я удивленно уставился на наставника.

— Отец Георг, откуда вы знаете?..

Церковник грустно улыбнулся.

— Я в свое время занимал высокий сан и плотно занимался историческими изысканиями. После подавления мятежа удалось вернуть пять документов, а вот шестой, самый важный, оказался утерян. И после этого собственно все и началось…

— Что началось? — не понял я.

— Реформа Церкви. И полное изменение Инквизиции. Сейчас она стала совсем другой, и мне сложно судить, хорошо это или плохо.

— Абсолютная власть Инквизиции привела к вседозволенности, ведь именно поэтому вспыхнул мятеж?

— Не только, — отец Георг устал стоять и показал рукой на скамью, предлагая нам присесть. — Это долгая история, и не самая приятная. Исключительные меры для поиска Завета оправданы, тут я поддерживаю отца Валуа. Как не странно это звучит.

Я покачал головой, отказываясь садиться и удивляясь его словам.

— Вы оправдываете дикие методы типа заморозки? Сломать сознание возможно невиновного человека?

— Поверь, мальчик мой, иногда необходимо пойти на такое, чтобы предотвратить большее зло. Ты ведь даже не знаешь всего…

Я повернулся к отцу Валуа, который за все время беседы не проронил ни слова.

— Вы допросили кардинала Ветре?

— Кардинал Ветре не покидал своей резиденции.

— Глупо думать, что он пойдет самолично на подобное. Тем более, зная, что находится под домашним арестом. И если его подельники…

— Довольно, господин инквизитор, — отец Валуа нахмурился и вытер лоб платком. — Это притянуто за уши. Но обыск, безусловно, будет произведен. Не покидайте город, пожалуйста.

— Я и не думал.

Духота ворвалась даже в каменное укрытие церкви, день обещал быть жарким во всех смыслах. Поклонился церковникам и вышел на палящий зной улицы. Впервые на моей памяти я уходил из божьего дома с тяжелым сердцем.

Сказанное церковниками еще больше меня встревожило, я мало знал про заморозку, однако и этого хватало для серьезных опасений. Я невольно ускорил шаг, не обращая внимание на одиноких прохожих, что рискнули выползти под обжигающие лучи воскресного утра.

К моему удивлению, пекарня на первом этаже была закрыта, не ощущалось даже сводящего с ума аромата выпечки. Дверь была плотно закрыта, и меня вдруг охватил ужас от мысли, что Лидия сбежала из города, прихватив с собой запрещенный манускрипт. Я заколотил что есть силы в дверь, требуя открыть. К счастью, на стук высунулся взъерошенный Антон, что смерил меня недовольным взглядом и спросил:

— Что стучите в такую рань, господин инквизитор?

— Мне нужно срочно видеть вашу сестру. Немедленно.

Он скривился так, словно проглотил лимон, и распахнул дверь.

— Проходите, только вам придется подождать, она сейчас занята.

В гостиной окна были плотно зашторены, не пропуская жарких лучей, и здесь царил легкий полумрак и прохлада. Я не успел присесть, как появилась невольница Тень и захлопотала вокруг меня.

— Вы ведь не завтракали, господин инквизитор? Давайте я вам на скорую руку что-нибудь приготовлю. Есть вчерашний пирог, сейчас заварю чай и сделаю яичницу?

Я невольно сглотнул, действительно, выскочил из дому, даже не успев ничего перехватить. Но слишком жива еще была в памяти последняя трапеза в этом доме, поэтому я покачал головой.

— Спасибо, не голоден. Скажите, почему не работает пекарня? Что-нибудь случилось?

Тень сразу погрустнела, присела рядом и пожаловалась:

— Нет, просто госпожа запретила пускать кого-нибудь в дом. И выпускать. Все мы под домашним арестом.

Я удивленно разглядывал женщину.

— Почему? Что за странности приходят ей в голову?

— Госпожа сказала, что я наказана. За то, что помогла вам у нее за спиной. А все остальные тоже наказаны. Вместе со мной.

Я вскочил с места, раздраженно прошелся по комнате.

— Вы помогли мне в дознании! И ей между прочим тоже! Что за нелепая жестокость?

— На самом деле… Я думаю, что госпожа чего-то боится… И поэтому велела никого постороннего не пускать…

У меня мелькнула шальная надежда.

— Тень, скажите, вчера вечером, госпожа вам поручала что-нибудь спрятать или передать?

— Я не могу сказать… — замялась невольница.

— Послушайте, это очень важно. И опасно. Опасно для вашей госпожи. Она даже не понимает…

— Тень! — резкий окрик Антона заставил невольницу вздрогнуть. — Иди на кухню. А вы, господин инквизитор, злоупотребляете гостеприимством. Лидия занята, так что вам лучше придти после обеда.

Я попробовал убедить мальчишку.

— Антон, вы ведь не представляете, во что ввязалась ваша сестра. Она затеяла очень рисковую игру, в которой ей не выиграть.

Антон покачал головой и взглянул на меня с жалостью.

— Вы еще не поняли, что за человек моя сестра? Вы пришли ее в чем-то убедить? Бесполезное занятие. И кстати, если будете говорить про риск, то… Еще больше ей подзадорите. Она… — Мальчишка замялся, потом как-то безнадежно махнул рукой. — Вы когда-нибудь видели конченного игрока? Который готов поставить на карту все, даже собственную жизнь? Ради азарта, риска, игры. Лидия такая же. Даже еще хуже. Так что не пытайтесь, не теряйте времени.

— Как вы можете так говорить? Ведь она уже рискует не только своей жизнью, а и вашей тоже, Антон. Вы можете ее убедить, надо…

— Не могу, — мне больно резанула слух нотка отчаяния в его словах. — Думаете, не пытался? Пустое! Если хотите ее ждать, ждите.

Я прождал Лидию более часа, хорошо, что Тень все-таки принесла мне чай с пирогом. Наконец Лидия спустилась в гостиную, провожая невзрачного господина средних лет. Хотя, может и не господина. Сложно было сказать, то ли из благородных, то ли простолюдин. Лидия попрощалась с ним, даже не потрудившись представить нас друг другу. Впрочем, вежливость и такт никогда не были ее сильными сторонами.

— Зачем пожаловали, господин Тиффано? — довольно холодно спросила Лидия.

— Чтобы забрать Завет, — также холодно ответил я. — Упреждая ваши возражения, скажу сразу. Если он не будет возвращен, будут приняты исключительные меры, что означает дознание и допросы всех. Слышите, всех причастных. Вы безусловно окажетесь в их числе, поскольку благодаря вчерашней нелепой выходке, отец Валуа думает, что я увлечен вами. А значит, мог совершить кражу.

— Меня это должно испугать? — насмешливо спросила Лидия, удобно устраиваясь в кресле.

— Допросы будут проводить с применением запрещенных методов. Вы понимаете, что это значит?

— Я не боюсь боли. А вы?

Я покачал головой — она действительно не понимает.

— А боли не будет. Меры воздействия исключительно на разум. А это значит, что солгать у вас не получится. В город прибудет глава ордена Пяти, а значит, возможно применение такой забытой техники как заморозка. Знаете, что это?

Лидия покачала головой, пристально меня разглядывая.

— Когда ваше сознание погружается в заморозку, оно становится хрупким, словно лед. И в таком состоянии у человека можно узнать, что угодно, вот только после… Последствия такого вмешательства совершенно непредсказуемы. Человек может сойти с ума, может…

— Вы забыли, что я уже? Уже безумна. Кстати, вы совершенно напрасно стараетесь, Завета у меня все равно нет. И я говорю чистую правду, — Лидия взглянула на меня кристально честными глазами, поверить которым мог бы самый требовательный театральный критик.

— Послушайте! — я с досадой понял, что Антон был абсолютно прав, Лидия только еще больше уперлась. — Если вы готовы рисковать своей жизнью, если вам наплевать на мою, бога ради, но подумайте про брата. Вы играете и его жизнью тоже. Когда начнутся допросы, шанса все исправить у вас уже не будет!

Лидия встала и подошла ко мне, я не сдержался и отодвинулся от нее.

— Вы так все славно расписали, господин инквизитор, только забыли одно, — она опять потянулась ко мне рукой, но я раздраженно отстранил ее. — У вашего господа Единого довольно своеобразно чувство юмора. Все ваши предположения, планы, замыслы, все это — всего лишь мусор под его ногами, который он раскидывает с детской жестокостью. Говорите, приедет глава ордена? А если не приедет? Если его корабль потопит высокая волна? Говорите, что он владеет страшной методикой? А если не владеет? Если это блеф? Говорите, что меня будут допрашивать? А если нет? Если на мне она не сработает? А если раньше допросят кардинала? Говорите, что меня допросят, и я непременно скажу правду? А если я сознаюсь, что понятия не имею где Завет, и это будет правдой? Вы видите, господин инквизитор, сколько этих «если»…

— А если приедет, если допросит, если заставит вас сказать, что вы держали Завет в руках? Ведь это же правда? Если вас казнят, если казнят меня, если следом казнят Антона и Тень, что тогда? Вам будет также смешно? — я сильно разозлился, понимая, что она совершенно непрошибаема в своем упрямстве. — Почему вы упорствуете? У вас не получится использовать Завет в качестве козыря, не удастся с его помощью повлиять на церковников. Верните его, пока еще не поздно.

— Нет, — покачала головой Лидия. — Не могу. Я же сказала, что не знаю, где он сейчас. Но не волнуйтесь. Как говорил печально известный атаман Безумных бардов, нет безвыходного положения, есть лишь неиспользованные возможности.

Это безнадежно. У меня даже злости на нее не осталось, одна лишь горечь разочарования. Должно быть, что-то отразилось у меня на лице, потому что Лидия все-таки ухитрилась взять меня под руку и успокаивающе сказать:

— Да не волнуйтесь вы так, верну я ваш Завет. Но не сейчас, чуть позже. Подброшу его кардиналу. Он и понесет заслуженное наказание. Так что выкиньте из головы все тревоги.

Я вырвал руку.

— Надеюсь, вы сдержите слово. И еще не будет слишком поздно! А на досуге перечитайте историю Синей войны, думаю, вам будет полезно знать, что тогда тоже были замешаны запрещенные манускрипты!

— Синей войны? — Лидия вдруг неожиданно расхохоталась, да так, что согнулась в три погибели. — Вы серьезно?

— В этом нет ничего смешного. Прощайте, — я развернулся уходить, но она неожиданно умолкла.

— Кстати, — ее слова задержали меня уже на пороге, я прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и не вспылить. — Для меня тут разузнали кое-что интересное. Или вы уже бросили дознание? Хозяйка борделя просила найти ей Серого Ангела. Сразу после неудачного нападения на ее девку. Странно, не правда ли? Я вот думаю, может и не колдун это был… А еще думаю, что у госпожи Розмари украли что-то очень ценное…

Я вышел из дома Лидии, раздумывая над информацией, которую она щедро мне поведала. Про то, что хозяйка имеет богатые связи с преступным миром Кльечи, что возможно шантажирует своих клиентов, что подкармливает чиновников, что ее муж — бывший каторжанин, что злополучный помчик Овьедо и городской управитель Варгес были клиентами всех трех убитых девушек, что управитель имел серьезные карточные долги, но не так давно внезапно расплатился со всеми кредиторами… У меня сложилось впечатление, что Лидия подталкивает меня к определенному выводу, но я отказывался считать, что у колдуна могут быть политические мотивы. Я не успел отойти от дома, как меня догнала запыхавшаяся Тень.

— Обождите, господин инквизитор! Вот, прошу вас, возьмите, — она протянула мне кипу рисунков.

— Что это? — я не торопился брать, памятуя про ту мерзость, что она нарисовала для меня в прошлый раз.

— Я обещала сделать эскизы платьев для кукол. Верочка просила. То есть, Евочка. Прошу вас, госпожа запретила мне покидать дом, а девочка очень ждет и должно быть обижается. Загляните к ним, передайте Евочке рисунки, она так обрадуется.

— Я не… — попытался отказаться, но, взглянув в полные слез глаза невольницы, не смог, стало совестно, ведь из-за меня и самодурства своей хозяйки она теперь под замком. — Ладно, давайте.

Дом портного было не узнать. Запустение и бедность, что царили здесь ранее, бесследно исчезли. Из сада доносился задорный детский смех и негромкое тявканье, им вторил строгий женский голос, увещавший плутовку и ее питомца. В дверях со мной столкнулась богатая клиентка, что уходила с довольным видом, а портного Изхази я нашел в примерочной, он подсчитывал плату и счастливо улыбался.

— Добрый день, — я кашлянул, привлекая его внимание.

— Господин инквизитор, — мужчина искренне обрадовался мне, и я подивился разительной перемене, что с ним произошла. Куда делся тот отчаявшийся спившийся человек, что дрожал от одной мысли потерять жену? — Заказать костюм хотите?

— Нет, я по другому делу. Принес рисунки, что обещала Тень для… — я замялся. — Для Веры.

Портной взял протянутые эскизы и нахмурился.

— Я сейчас позову дочь. Только прошу вас, не называйте ее Верой, ладно?

Я покачал головой.

— Это неправильно. Вы до сих пор пытаетесь обмануть действительность?

— Господин инквизитор! Я полюбил эту девочку как родную. Вы знаете, когда госпожа Хризштайн, дай бог ей здоровья, привела ее ко мне, одетую в платье Евочки, с ее ленточкой в волосах, даже у меня с горя мелькнула шальная мысль, что вдруг… Вдруг моя доченька жива и стоит передо мной. Пусть это неправда, пусть я знаю, что это не так, но Адели, она сразу приняла девочку! И ей лучше, намного лучше. Вы… вы сами можете убедиться!

— Папа! — девчонка влетела в комнату, словно юркий зверек, следом за ней ворвался рыжий пушистый щенок, залаявший при виде меня. — Ой, простите!

— Евочка, — строго сказал портной. — Поздоровайся с господином инквизитором.

— Здравствуйте, — послушно сказала девочка, подхватывая щенка на руки. — А я вас помню. Это вы спасли меня и госпожу Лидию из того жуткого подвала, где…

— Пойди возьми, вот рисунки кукол, что тебе обещала Тень, — отец поторопился ее прервать, оберегая от тягостных воспоминаний.

Девчонка моментально забыла обо мне и щенке, схватила рисунки, стала их жадно разглядывать. В комнату зашла госпожа Изхази, и я вздрогнул. Она даже внешне изменилась, в ней появилась некая сытость, важность и уверенность, лишь только в глазах угадывался легкая отрешенность. Пожалуй, она все же нездорова.

— Евочка, не беспокой отца, ему надо работать. Пойдем, я приготовлю тебе твои любимые оладушки.

— Адели, дорогая, Евочка мне не мешает, пусть останется. Иди, иди. — Господин Изхази обеспокоенно выпроводил супругу из комнаты.

— Вы подумали, что может произойти, если ваша жена однажды осознает действительное положение вещей? А если она тогда навредит ребенку? Нельзя оставлять девочку с психически нездоровым человеком, это неправильно, — в последний раз попытался я убедить мужчину.

— Я рядом с ними, господин инквизитор. У нас все будет хорошо. Посмотрите лучше на Евочку. Вы знаете, она стала мне помогать, решила, что будет шить для своих кукол. Я набрал ей кучу тканевых обрезков, пусть учится. Будет кому дело передать. Пообщайтесь с ней, а я пока вас чаем угощу.

Девочка самозабвенно вырезала из бумаги платье, что ей нарисовала Тень, высунув язычок от усердия и не обращая внимания на происходящее. Я присел рядом с ней и спросил:

— Вера, скажи мне, тебе здесь нравится?

— Угу.

— Нравится, что тебя называют чужим именем?

— А мне все равно. Как меня только на улице не называли, — девочка равнодушно пожала плечами, не отрываясь от своего занятия.

— Ты будешь шить платье для куклы?

— Да, — она наконец оторвалась от вырезания и мечтательно улыбнулась. — Я хочу сделать куклу, такую же красивую, как госпожа Лидия. Хочу подарить ей, чтобы она не была такой грустной.

Я про себя удивился, что кто-то считает Лидию красивой. Девочка приложила вырезку к плотной ткани и стала аккуратно вырезать по контуру. Ее маленькие ручки ловко управлялись с большими портновскими ножницами, хотя их лезвие и соскальзывало иногда с ткани.

— А вы знаете, какой у нее любимый цвет? — девочка опять оторвалась от своего занятия.

— У кого? — не понял я, погруженный в невеселые мысли. Во всей этой ситуации была какая-то неправильность. Да, ребенок определенно доволен, как счастливы и его названные родители, но благополучие это искусственное и хрупкое, и может разрушиться в единый миг. Как рушится спокойствие безумного разума, случайно выведенного из равновесия.

— У госпожи Лидии! Почему вы такой непонятливый! — раздраженно протянула девочка, и я содрогнулся от осознания того, что она копирует безумицу даже в интонациях.

— Не знаю, — пожал я плечами, но меня спас господин Изхази, который вернулся с чашкой ароматного крепкого чая.

— Не досаждай гостю, Евочка. Госпожа Хризштайн обычно заказывает платья серого или синего, иногда голубого цветов. Если ты возьмешь вот тот синий атлас, я думаю, ей понравится.

— Ну вот, — надулась девчонка, откладывая искромсанный кусок алой ткани. — А я хотела красный.

Я застыл, разглядывая ткань. Мысли завертелись в безумной пляске, возможно ли это?.. Я словно зачарованный отобрал у девочки ножницы, взял первый попавшийся отрез и стал разрезать его вдоль, чувствуя как земля уходит из-под ног. Боже, какой же я был слепец!

— Что вы делаете! — взвизгнула девочка, пытаясь отобрать у меня ткань. — Это же госпоже Лидии на подарок! Отдайте!

Она со злости пнула меня по ноге, но боли я не почувствовал, ножницы выскользнули из переставшей повиноваться руки.

— Евочка, что ты творишь? — засуетился портной, в недоумении разглядывая мою застывшую фигуру. — Господин инквизитор, зачем вы…

— Это портновские ножницы? — безжизненно спросил я. — Они отличаются от обычных?

— Да, портновские, для закройки. А что? Куда же вы? А чай?

Я вылетел из дому словно безумец и помчался в бордель.

— Господин инквизитор, что вы себе позволяете? — возмущенно спросила сводня, перекрывая мне проход. Привратника я просто отодвинул в сторону, а когда он попытался воспротивиться, пригрозил ему клинком. — Я вызову городских стражников! Это самоуправство!

— Замолчите, госпожа Розмари! — я был очень зол и не менее раздосадован. — Если вы сейчас же не проводите меня в комнату вашей модистки, я отправлю вас за решетку за препятствие дознанию. Сядете рядом с капитаном и городским управителем, которых вы так беззастенчиво подкупали взятками.

— Откуда вы?.. — она прикусила язык. — Это неправда!

— А дознание выяснит, правда или нет. Заодно выяснит, чем вы шантажируете клиентов и при чем тут Серый Ангел. Пойдете как соучастница его дерзких грабежей.

— Это не так! Это я пострадавшая сторона! Госпожа Хризштайн обещала…

Сводня семенила следом, причитая и жалуясь на то, что бессовестный злодей похитил всю ее выручку, что ей теперь нечем кормить бедных девочек, что она ни слухом ни духом, знать не знала и слышать не слышала про него ранее…

— Открывайте! — я остановился перед запертой дверью. — Живей, кому сказал!

Хозяйка перекосилась от возмущения, но послушно открыла комнату портнихи Агнесс. Вот они, три пары, аккуратно висят в кожаных карманчиках на стене. Я подошел ближе и стал вытаскивать их по очереди.

— Где сейчас ваша модистка?

— Агнесс уехала почтить могилу брата. Она еще вчера просилась, но я не отпустила, представление пришлось готовить в срочном порядке.

Вторая пара ножниц оказалась заляпана плохо оттертой и уже засохшей кровью. Я заглянул в карман, где висели ножницы, потеки крови ожидаемо обнаружились и там.

— А что случилось? — сводня обеспокоенно топталась у меня за спиной.

— У кого есть ключ от ее комнаты? — ножницами мог воспользоваться любой, но я был уверен, что это Агнесс.

— У меня, экономки, у мужа. Все. Да что случилось то?

— Где говорите похоронен ее брат? — спросил я, оглядываясь в комнате. Вывернул на пол кипу рукоделия, заглянул в ящики комода.

— За городом, кладбище при монастыре заступника Тимофея. Да что же вы творите? Чем Агнесс провинилась?

— Где ее вышивка? Ту, что она делала для будущего младенца Лиены?

Госпожа Розмари уставилась на меня как на сумасшедшего.

— Да откуда ж мне знать? Может в лавку на продажу отнесла, может кому подарила…

— Вы арестованы, госпожа Розмари. По подозрению в соучастии колдовству. Пройдемте.

Я подхватил возмущающуюся сводню под локоть и потащил прочь из заведения.

Дорога в монастырь заняла у меня более двух часов, туда и обратно по дикой жаре, но я пожалел лишь об одном. Что так опрометчиво отказался от щедрого подарка Лидии, в мантии хорошо было выступать в суде, но никак не скакать на взмыленном жеребце, глотая дорожную пыль. Сводня сидела за решеткой, капитан Лунтико был недоволен, но возражать не посмел, стоило лишь упомянуть вояга Хмельницкого. Я чувствовал, что все больше становлюсь похожим в своем поведении на Лидию, но сейчас меня это уже не пугало. Незнакомый доселе азарт преследования колдуна будоражил кровь, несмотря на все мерзкие подробности, что я узнал у отца настоятеля про историю семьи Иптискайте. Каюсь, не смог удержаться от мелкого тщеславия, поэтому послал записку в дом Лидии с просьбой присутствовать при аресте колдуна.

Зной и не подумал спасть к вечеру, я разглядывал вычурное здание борделя в жарком мареве заходящего солнца и гадал, явится Лидия или проигнорирует мою просьбу. Мне многое удалось сегодня сделать. Я заставил капитана Лунтико выделить двух стражников, впрочем, он сам тоже изъявил желание присутствовать при аресте. Несколькими часами ранее успел заехать в Академию, завести окровавленные ножницы с просьбой сличить характер ранений, получить положительное заключение и разрешение епископа. Мне никто даже не попытался воспрепятствовать, настолько все были заняты поисками Завета.

— Господин инквизитор, а чего мы ждем? — капитан Лунтико плавился от жары, тщетно пытаясь укрыться в тени экипажа.

— Мы ждем госпожу Хризштайн, — ответил я, начиная уже всерьез опасаться, что она может просто не явиться. — Она мне не простит, если… Слава Единому, вот и она.

Лидия недовольно выбралась из остановившегося неподалеку экипажа, важно неся себя вперед. Мне вдруг представился вместо ее синего платья тот самый алый атлас, из которого хотела пошить ей Верочка, и я невольно хмыкнул. Она поймала мою усмешку и подозрительно сощурилась.

— Надеюсь, вы позвали меня по вескому поводу, господин инквизитор! — Лидия откинула с плеч полураспущенные золотые локоны, что в свете заката приобрели зловещий кровавый оттенок.

— Конечно, — я церемонно поклонился и предложил ей руку, чем вызвал у нее немалое удивление.

— Надо же! Что-то вы подозрительно вежливы и выглядите довольным… Чего, впрочем, не скажешь про ваш внешний вид. Вы где успели так пообтрепаться?

Я пропустил мимо ушей ее шпильку.

— Пойдемте, — я кивнул привратнику и пропустил Лидию вперед.

Агнесс стояла растерянная посреди комнаты, в маленькое пространство которой едва поместились все заинтересованные лица.

— Агнесс Иптискайте, вы арестованы по подозрению в колдовском убийстве Лиены, Изабеллы и Ивонны.

Лидия демонстративно хмыкнула и выразительно покрутила пальцем у виска, глядя на меня.

— Я ничего не сделала! — крикнула модистка, хватаясь за грудь. — Я любила девочек, как родных! Как вы можете!..

Два стражника двинулись к Агнесс, но я кивнул им обождать немного.

— Это ваши ножницы? — я протянул их лезвием вперед. — Узнаете?

— Мои… — едва шевеля губами, проговорила женщина. Лидия подалась вперед и перехватила ножницы, внимательно разглядывая их.

— Да, госпожа Хризштайн, именно ножницами, портновскими ножницами для закройки были нанесены ранения. Кожу не вспарывали, ее разрезали или скорее разрывали. Как видите, левое лезвие с едва заметной зазубриной, что оставила характерные повреждения на внутренней стороне раны. Госпожа Иптискайте, вы можете объяснить, откуда на ваших ножницах засохшая кровь?

— Не знаю! — в отчаянии воскликнула портниха, без сил опускаясь на узкую кровать и заливаясь слезами. — Кто угодно мог их взять, я не знаю!

Лидия покачала головой.

— Действительно, рана возможно была нанесена ножницами. Но согласитесь, господин инквизитор, этого мало, чтобы обвинить человека.

— Вы никогда не ошибаетесь, госпожа Хризштайн? — едко спросил я. — Вы помните, что заявили, что колдун — непременно мужчина?

— Я и сейчас так думаю, — Лидия не собиралась сдаваться, просто удивительное упрямство и самонадеянность. Она подошла к плачущей модистке, подняла ее подбородок и заглянула в глаза. — Я не вижу ни малейших признаков безумия в Агнесс, так что, боюсь, здесь вы ошиблись…

— Нет, — покачал головой я, мне вдруг сделалось противно от того, что должно будет произойти дальше. — Агнесс, куда вы дели свою вышивку для нерожденного младенца Лиены?

Портниха удивленно подняла голову.

— Я не помню, тут наверное, где-нибудь…

— Правда? Вы такая аккуратная, у вас все разложено по местам, нитки, иголки, но вы не помните, где ваша вышивка? Как такое возможно?..

Лидия нахмурилась.

— Думаю, что госпожа Хризштайн, в отличии от вас, не отличается большой аккуратностью, иначе ей бы показалось странным это еще тогда…

— Что именно? — Лидия нетерпеливо меня перебила.

— То, что катушка ниток для вышивки, которую делали два месяца назад, валяется рядом, вместе с иголкой. За столько времени не потрудиться убрать ее на место! Так что думаю, вышивка эта была на самом деле для несуществующего младенца Ивонны, и делали вы ее совсем недавно, незадолго до убийства, верно?

— Мы арестовывать будем или болтать? — раздраженно вмешался капитан Лунтико. — У меня служба закончилась, чего…

— Помолчите, капитан! — не менее раздраженно прервала его Лидия. Она выглядела уже не столь уверенной. — Даже если Агнесс и вышивала для каждой девушки, все равно это не доказательство. Она не колдунья! Говорю вам, колдун — мужчина!

Капитан медленно наливался румянцем от злости, поэтому я поторопился наконец закончить.

— Самое обидное, госпожа Хризштайн, что вы правы, — грустно сказал я, подошел к Агнесс и рывком дернул на ней лиф платья.

Она вскрикнула и прикрыла ладонями грудь, но я силой развел ей руки, демонстрируя накладной бюст.

— Мне интересно, господин Иптискайте, волосы у вас настоящие или парик? — следующим движением я дернул его за прическу, он противно заскулил от боли, а в моей руке оказался довольно искусный парик.

— Я не… Что вы творите, как можно! — Иптискайте зарыдал, закрывая руками лицо.

Лидия подошла к нему и успокаивающе похлопала его по плечу. Этот извращенец уткнулся лицом ей в юбку и зарыдал пуще прежнего.

— Ну-ну, не волнуйтесь, — Лидия смотрела на меня с довольно странным выражением, я тщетно пытался его разгадать. — Браво, господин инквизитор. Что же вас привело к такому выводу?

— Агнесс Иптискайте никогда не существовала. Зато был мальчик Николас, что убил свою беременную мать портновскими ножницами.

Новый взрыв рыданий был мне ответом.

— Его признали сумасшедшим и отправили лечиться. Но, к сожалению, так и не вылечили.

— Сколько ему тогда было? — спросила Лидия с отстраненным интересом.

— Восемь лет.

Она взъерошила волосы этому мерзавцу и произнесла:

— Не волнуйтесь, Агнесс. Все будет хорошо.

Мне надоел этот нелепый фарс, поэтому я повторил обвинение, на сей раз в правильной формулировке.

— Николас Иптискайте, вы арестованы по подозрению в колдовском убийстве Лиены, Изабеллы и Ивонны. Уведите его.

— Вы так очаровательны в своем заблуждении, господин инквизитор, — сказала Лидия, ничуть не смутившись. Она подошла ко мне и взяла под руку, вытаскивая в коридор, следом за парой стражников, уводивших рыдающего колдуна. — Как думаете, кого ждала мать Николаса? Девочку или мальчика, а?

— Какая разница! — я попытался вырвать руку, но она крепко вцепилась в меня.

— Держу пари, что девочку. И даже имя заранее придумала. Сказать какое? Агнесс ведь чудесное имя для дочечки, не находите?

— К чему вы ведете? — я остановился, но Лидия упрямо продолжала тащить меня вперед, следом за стражниками.

— К тому, что вы едва что-либо докажете. У него двоедушие. И поверьте мне, Агнесс действительно ни в чем не виновата. Эта душа понятия не имеет о том, что творил Николас. Возможно, у вас получится спровоцировать его появление, но… Вы ведь понятия не имеете об истинных мотивах, верно?

Мы оказались на улице, где стражники уже запихнули слабо упирающегося Николаса в экипаж.

— Я не думаю, что для душеведов из Академии это будет сложно, госпожа Хризштайн! — Я вырвал наконец руку. — Просто имейте смелость признать наконец свою ошибку.

Лидия усмехнулась и снисходительно потрепала меня по плечу:

— Вы не поверите, господин инквизитор, но я буду рада узнать, что ошибалась. А если вдруг в который раз окажусь права, и у вас возникнут сложности с поддержанием обвинения, то вы знаете, куда обратиться за помощью, верно? Расценки на мои услуги вам также известны. Прощайте.

Она все-таки ухитрилась оставить за собой последнее слово и посеять сомнение в душе! Капитан Лунтико проводил ее недовольным взглядом, зло сплюнул на пол и сказал:

— Вот ведь заносчивая дрянь! Нос задирает, аж смотреть противно!

Впервые в жизни я был с ним согласен как никогда.

— Ничего, завтра с утра будет вскрыта могила матери Николаса. Я уверен, что мы обнаружим там подхороненные останки девушек. А это более чем убедительное доказательство!

Экипаж Лидии притормозил возле нас, она высунулась из окна и отпустила последнюю шпильку:

— Мне все покоя не дает, почему колдун стал убивать девушек только сейчас? Странно, не правда ли?

Я отпустил капитана вместе с арестованным. Мне необходимо было побыть наедине со своими мыслями, слишком суматошным был день. Солнце уже закатилось за горизонт, и легкий ветерок с моря приятно холодил разгоряченную кожу. Прохожих на набережной почти не было, и я позволил себе спуститься вниз по ступенькам, к воде. Снял пропыленную и заскорузлую от пота мантию, положил ее рядом, стянул сапоги, давая отдых усталым ногам. Сел на последнюю ступеньку и спустил ноги в воду, чувствуя себя мальчишкой. Слабые волны окатывали мои ступни, подбираясь к штанам, я подвернул их по колено, облокотился поудобнее и закрыл глаза, погружаясь в тихий ритм моря. Молитва привычно очистила разум, но тяжелые мысли никуда не делись. Завтра предстоит присутствовать при вскрытии могилы, и последние слова Лидии заставили меня предположить, что вероятно будут обнаружены останки не трех, а большего количества девушек. Возможно ли, что Николас действительно не помнит, что творил? Что у него двоедушие? Что он не притворялся женщиной, а действительно воплощал в себе ее душу? Отец настоятель поведал историю семьи Иптискайте с поразительным равнодушием. Это произошло давно, более сорока лет назад. Николаса застали окровавленного над растерзанным телом собственной матери, на руках он качал мертворожденного младенца. Окровавленные ножницы валялись рядом. Мальчик причитал и плакал, кричал, что пытался спасти младенца. Его признали помешанным и поместили в церковную больницу. Я невольно задумался. Проверяя архивы, я выбирал дела за последние пять лет, надо будет вернуться и уточнить подробности. Как получилось, что безумец оказался на свободе? Почему никто не забил тревогу, когда он поменял личность на женскую? Ведь фамилию оставил. Я не поинтересовался у церковника, какого пола был мертвый младенец, но точно помнил, что его останки были захоронены вместе с убитой матерью. Думается, Лидия в очередной раз окажется права в том, что это была девочка. Но все-таки она пропустила убийцу, который был прямо у нее под носом!

Я вспомнил, что завтра обещано прибытие в город главы ордена Пяти, и настроение стало еще хуже. Что он сделает в первую очередь? Кого начнет допрашивать? Как скоро дойдет до Лидии? В который раз пожалел, что связался с ней. Ведь понимал же, что не доведет до добра потакание ее выходкам. Да что уж теперь, поздно сокрушаться. Я поднялся и побрел домой, подавляя глупое желание раздеться и искупаться в море. Вид мокрого инквизитора на ночных улицах Кльечи явно не поспособствует и без того подмоченной репутации Святого Престола.

В доме я мимоходом подивился, что привратника нет на месте, он обычно сидел до последнего жильца, тщательно запирая дверь на ночь. Поднялся по лестнице, вставил ключ в замок и неожиданно понял, что моя дверь не закрыта, хотя я точно помнил, что запирал за собой… Услышав тихий шорох за спиной, успел схватиться за эфес клинка, но тяжелый удар по голове накрыл мое сознание холодной тьмой…