ПРОЛОГ

Нью-Йорк

Май 1862 года

– Я не уверен, что правильно понял ваше предложение.

Фелисити улыбнулась, и ее синие глаза ярко засияли от удовольствия. Ничего удивительного, должно быть, он никогда и не ожидал столь потрясающего везения.

– Чего именно вы не понимаете?

По разумению Фелисити, она объяснила все достаточно тонко. Конечно же, план ее мог шокировать Иебедию, но это отнюдь не означало, что она не обдумывала его долго и тщательно. Она не была ни легкомысленной, ни нескромной, как некоторые… Во всяком случае, такой, какой казалась своему отцу. И сие предприятие должно было доказать это.

– Мисс Уэнтворт, – начал было Иебедия, но умолк; его резко выступающий кадык дрогнул, когда мягкая женская ручка легла ему на ладонь.

– Не кажется ли вам, что вы могли бы называть меня просто Фелисити?

– Мисс Уэнтворт, – упорно продолжал Иебедия, убрав свою руку и пробежав кончиком пальца по накрахмаленному отвороту высокого воротничка. – Я, разумеется, польщен…

С этими словами молодой человек, опершись ладонями на колени, костлявость которых не скрывали даже толстые шерстяные панталоны, поднялся и подошел к мраморному столику, стоявшему в центре комнаты.

И только тут он, наконец, действительно понял все, что она сказала. Фелисити сидела, чопорно сложив руки, с выпрямленной спиной, отстранившись от бархатной парчи дивана. Она заманила Иебедию в гостиную именно потому, что последняя предполагала уединенность и интимность беседы.

Как раз то, что было совершенно необходимо для ее предложения.

– Иебедия, – Фелисити поднялась и расправила во всю ширину свою зеленовато-изумрудную шелковую юбку. Сделав быструю гримаску, подобрала в шиньон упрямый рыжевато-золотистый локон и направилась к предмету своего увлечения, стоявшему прямо и бесстрастно, своей узкой спиной к ней. – Не нужно больше ничего говорить.

Подойдя к нему, Фелисити положила пальчики на его рукав. О, разумеется, он был польщен – в его эмоциях девушка никогда и не сомневалась, ибо она прекрасно знала, что предлагала.

Уэнтвортам долгие годы плыла в руки удача, так что даже, несмотря на то, что отец Фелисити поддерживал Иебедию и прочих аболиционистских пасторов, подобных ему, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что могут иметь в своем распоряжении Фелисити и ее будущий супруг.

Хотя деньги в этом деле и были очень важны, Фелисити прекрасно понимала, что коммерческая жилка у Иебедии отсутствует полностью. Он был слишком благороден для этого – доблестный, непреклонный и богобоязненный.

Идеальный мужчина для нее.

Но и она могла бы стать для него прекрасной женой, ведь помимо денег Фелисити предлагала ему еще и себя. А при всей своей скромности она знала, что желанна и без наследства, поскольку за ней ухаживало уже немало молодых людей. Словом, не было ничего удивительного в том, что человек, которому выпала такая неожиданная удача, на какое-то время впал в молчание.

Всем, всем юношам Нью-Йорка она предпочла его! Фелисити возбужденно стиснула сплетенные пальцы. Это должно было доказать всем, что она действительно серьезная молодая женщина.

– Прошу прощения, – щеки Фелисити зарделись, когда она посмотрела в тонкое лицо того, кого любила. Ей необходимо было поскорее спуститься с облаков и вновь стать внимательной, поскольку ей вовсе не хотелось пропустить хотя бы слово из сказанного возлюбленным.

– Я думаю, – со вздохом сказал Иебедия, – что вы не понимаете серьезности всего этого.

– Но уверяю вас, это так! – И Фелисити посмотрела на него сквозь густую бахрому темно-рыжих ресниц – взглядом, повергшим на колени уже не одного юношу.

– Слышали ли вы когда-нибудь мои слова с амвона?

– Разумеется.

Голос у него во время проповедей был прекрасным – сильным, глубоким и драматичным. Она могла бы слушать его бесконечно. Собственно говоря, мысль выйти за него замуж впервые и зародилась у нее именно во время одной из его бесед об ужасах рабства.

– А сегодня? Что говорил я сегодня?

Неужели это проверка? Если так, то она, пожалуй, глупо попалась. Когда сегодня Фелисити сидела в церкви рядом с отцом на своем жестком сиденье за загородкой, мысли ее были сосредоточены скорее на предстоящем предложении, чем на словах пастора.

– Ну… я… – Фелисити со щелчком раскрыла веер, чтобы тем самым дать себе больше времени на размышление. Хотя она могла просто взглянуть на него так, что после этого он, вероятно, и сам не смог бы припомнить, о чем говорил.

– Я так и думал. – Иебедия отвернулся и выдохнул сквозь зубы. – Вы не имеете никакого представления о том, что я говорил.

– Никакого представления? – Глаза Фелисити широко раскрылись. Возможно, рассудок ее и блуждал где-нибудь этим утром, но ей вполне хватило его службы, да и она слышала достаточно из его беседы с отцом, чтобы все понять… Она не тупица! Девушка уже было открыла рот, чтобы заявить об этом, но он оборвал ее.

– Вы полагаете, что какие-то деньги, брошенные на прикрытие человеческих пороков, подготовят почву для вашего пути в рай? – Голос его мог быть очень громким и сокрушающим, особенно когда повелевал молчать.

– Деньги? – Фелисити даже отступила на шаг. Ее широкая юбка зацепилась за ножку кресла, но она не обратила на это внимания. – Я не говорила ни о каких деньгах. Это было…

– Да, да, я понимаю. Вы желаете пожертвовать на алтарь искупления свое дивное тело. Неужели вы искренне верите, что шелковые одежды и напомаженные губы могли бы заставить меня забыть свой долг?

Губы ее были чисты от помады, их розовый цвет был совершенно естественным. Но не успела Фелисити указать на это, как Иебедия продолжил свою речь.

– Если бы вы слушали меня этим утром, то услышали бы, что я говорил о той негритянке, Эсфири, и о ее бегстве на свободу. О детях, которых она была вынуждена оставить, и о тех ужасах, которые испытывают теперь эти несчастные невинные создания от своих хозяев.

– Я слышала, как вы говорили об Эсфири.

В настоящий момент эта негритянка как раз сидела в библиотеке уэнтвортовского дома. И именно из-за ее присутствия Фелисити лишь с большим трудом удалось убедить Иебедию присоединиться к ней в гостиной.

– В таком случае, как же вы можете кривляться и флиртовать, имея прямо у себя под носом столь явные свидетельства такой невиданной жестокости? – Иебедия смолк и провел костлявыми пальцами по скуластому лицу. – Простите мою резкость, мисс Уэнтворт, но женщина, на которой я когда-либо женюсь, должна будет обладать более серьезными качествами, чем только хорошенькое личико и сундук с золотом. Она должна быть предана делу, как предан ему я. И мы будем трудиться с ней бок о бок, чтобы искоренить зло рабства на всей земле.

– Но я могла бы стать такой женщиной.

Фелисити было противно слышать нотки мольбы в своем голосе – ведь Уэнтворты никогда никому не спускают.

Иебедия посмотрел на нее сверху вниз, и на какое-то краткое мгновение девушка подумала, что он, быть может, еще согласится с ней… поймет свою ошибку… Однако молодой человек покачал головой, повернулся и вышел, сопровождаемый удивленным взглядом Фелисити.

– Я так не думаю, – были его последние слова.

Фелисити смотрела, как он уходит, и глаза ее от разочарования стали еще больше. Она надеялась, что Иебедия остановится, кинется к ней и будет просить прощения за временное помутнение своего рассудка. И лишь когда он окончательно скрылся за широкой лестницей, Фелисити вдруг начала понимать, что, скорее всего, этого не произойдет уже никогда.

– Что ж, я… – Фелисити обмахнула веером неожиданно разгоревшиеся щеки и вернулась обратно на диван, почти упав на него. Она, Фелисити Уэнтворт, была отвергнута!

Отвергнута!

Умерла такая идея! Дело было даже не в том, что все вокруг любили ее, но отказы отца всегда были столь утонченными, что теперь, закрыв глаза, Фелисити старалась не думать о той реакции, каковой Фредерик Уэнтворт обычно сопровождал выходки своего, теперь уже единственного ребенка.

А ведь ее брак с Иебедией Уэбстером должен был изменить эту ситуацию. Он должен был заставить отца увидеть… Заставить увидеть их всех…

Кусая губы, Фелисити попыталась унять неудержимо рвущиеся слезы. Такое трудно было предвидеть. А ведь в этот самый момент отец должен был бы обнимать ее и поздравлять Иебедию, провозглашая их самой совершенной парой.

Вдруг настроение девушки на мгновение просветлело от мысли, что, возможно, Иебедия просто неправильно понял ее, но тут же, тихо вздохнув, она признала, что дело было совсем не в этом.

Он все понял.

Просто он нашел в ней тот же недостаток, что и отец. Иебедия Уэбстер должен был стать ее спасением, доказательством того, что она достойная девушка, а вместо этого он лишь подтвердил мнение отца.

Фелисити не плакала по-настоящему с тех пор, как было получено известие о смерти ее брата Артура, но теперь она почувствовала, что ей действительно необходимо выплакаться. Однако, едва лишь она достала из ридикюля платок, никакой нужды в котором прежде и не предполагалось, как услышала в холле какое-то движение.

Итак, Иебедия опомнился! Фелисити повернулась к дверям с жалкой улыбкой на губах, которая тут же застыла, когда девушка увидела Эсфирь – ту самую женщину, которую Иебедия привел в их дом.

– Мистер Уэнтворт просил меня привести вас, мисс Фелисити, – негритянка слегка поклонилась и посмотрела на Фелисити темными миндалевидными глазами, в которых еще таился страх. Благодаря уэнтвортовским деньгам, на ней уже было свежее платье и передник, а туфли были совсем новыми, так что скрипели при каждом шаге. Ей было явно не по себе.

Фелисити была достаточно хорошо воспитана своей матерью, чтобы не показывать своих эмоций перед слугами, а Эсфирь, хотя и не состояла на самом деле на службе у Уэнтвортов, все же не знала за всю свою жизнь ничего, кроме рабства. И возможно, ей еще никогда не приходилось видеть свою госпожу на грани слез.

– Пожалуйста… Эсфирь… присядь.

Фелисити расправила юбки и приветливо улыбнулась негритянке. Она всего лишь хотела помочь Эсфири почувствовать себя более уверенно, а ее собственное нежелание идти наверх и снова увидеться там с Иебедией было здесь совершенно ни при чем.

– Я не уверена, что… Они… в общем, мистер Иебедия ждет.

– Ничего, он поймет, – начала Фелисити и едва не сказала «Пусть подождет». Однако приличие победило. – Я думаю, мистер Уэбстер желает, чтобы я узнала о вас побольше.

Но когда Эсфирь неохотно опустилась на самый край дивана, Фелисити ощутила мучительное чувство вины. Разве не это было основным содержанием едва ли не всех его проповедей?

– Что вы хотите узнать?

«Видимо, ей не раз уже приходилось рассказывать о себе», – догадалась Фелисити. Бедняжка уже ожидала, что ей придется снова говорить о своем горе. Девушка, конечно, могла бы пощадить негритянку и не заставлять ее повторять свой рассказ, но что-то мешало ей поступить таким образом. Поэтому она уселась и стала слушать, слушать эту мучительную историю.

– Но сколько же им? Сколько лет твоим детям? – спросила Фелисити, как только Эсфирь остановилась.

Темные глаза сбежавшей рабыни блеснули, словно агат, и подбородок ее дрогнул.

– Эзра, он старший. Почти взрослый. Он может выполнять работу уже как взрослый. С ним-то все будет в порядке, так мне сдается, – сказала она с некоторой гордостью. – А вот Сисси, с ней и правда нехорошо, – Эсфирь покачала головой. – Она немного больна. А Люси – та и вовсе младенец, только от титьки.

Эсфирь была готова заплакать. Фелисити поняла, что эта женщина просто не знает точного возраста своих детей, и, передавая ей платок, попыталась сказать несчастной какие-нибудь слова утешения. Иебедия, тот бы знал, что сказать, но Фелисити ничего не приходило на ум.

Эсфирь была продана с плантации, где жила вместе с детьми. Продана потому, что, по подозрению хозяйки, слишком привлекала внимание хозяина.

– Да мне в жизни не хотелось, чтоб он меня тискал! – проговорила Эсфирь. – В жизни! – И она отвернулась. – И как только мне удалось убраться оттуда, я и убралась. Вот только детишек никак не забрать.

Фелисити пристально посмотрела на свои сложенные руки и удивилась, почему же никто не позаботился о детях. Разумеется, теперь была война, всем надоевшая жестокая война, но поездок на Юг это не отменяло. Больше того, около трех лет назад Фелисити сама проделала подобное путешествие, чтобы навестить свою кузину, жившую в Чарлстоне.

Эсфирь вытерла нос и подняла виновато глаза.

– Я выстираю это потом, хозяйка.

– Что? О, не беспокойся. Оставь его себе.

Носовых платков у Фелисити было больше, чем она смогла бы использовать за всю свою жизнь. Вот только отдавая этой несчастной один из них, она отнюдь не могла даже смягчить ее потерю. Фелисити было открыла рот, чтобы предложить больше… быть может, деньги. Но тут же вспомнила слова Иебедии. Неужели она пытается и в самом деле купить спасение? Или, еще того хуже, предлагая эти деньги, хочет произвести впечатление на Иебедию и отца?

Когда Фелисити еще раз взглянула на Эсфирь, в ее голове внезапно родилась идея, которая принесла бы пользу всем – Эсфири, самой Фелисити и даже Иебедии. Потому что он получит жену, которую действительно заслужил, то есть ее.

– Эсфирь! – девушка с трудом сдерживала возбуждение, звеневшее в голосе. – Где они? Где твои дети?

– В Южной Каролине, – черные глаза ее смотрели устало. – Но зачем?..

– Затем, что… – но Фелисити была вовсе не намерена рассказывать ей все прямо сейчас. Скоро эта негритянка узнает. Они все узнают, включая и отца с Иебедией. И никто не сможет упрекнуть ее в меньшей, чем у Артура, преданности, ибо Уэнтворты никогда не отступали. И Фелисити Уэнтворт решила доказать, что она достойна своей фамилии.

 

Глава первая

Чарлстон, Южная Каролина

Июнь 1862 года

Он ненавидел черное.

Дивон Блэкстоун, прислонившись к жесткому подоконнику, усмехнулся: какая ирония – Блэкстоун ненавидит черное. Но каждый раз, когда он возвращался домой, казалось, что черные шелка все больше и больше пользуются предпочтением у женщин Чарлстона.

С отсутствующим видом он наблюдал за женщиной, идущей по улице с тяжелой ношей. Она была закутана во вдовий наряд, тяжелый материал которого совершенно скрывал ее. Очередная жертва проклятой войны.

– Какое расточительство! – пробормотал он, но, сообразив, что говорит вслух, поморщился.

– Что ты сказал, милый?

– Так, ничего, – и Дивон оглянулся через плечо туда, где на кровати соблазнительно раскинулась Лил. Газовая москитная сетка была откинута, и девушка, надув алые губки, призывно манила его пальцем.

– Возвращайся-ка лучше в постель, тогда у тебя не будет времени разговаривать с самим собой!

Дивон дьявольски фыркнул.

– Думаю, что вынужден болтать сам с собой именно благодаря времени, проведенному в твоей постели!

– Жалобы человека, постыдно сбежавшего из окружения?

Лил приподняла гладкие обнаженные плечи, позволяя простыне упасть с ее круглой, с розовыми сосками груди.

– Полагаю, ты знаешь несколько больше, – Дивон заставил себя отвернуться. – Если я заберусь обратно в постель, то мы уже не вылезем сегодня на свежий воздух, а я еще должен засвидетельствовать свое почтение бабушке.

– Кстати, говорила ли я тебе, что видела миссис Блэкстоун на прошлой неделе?

– Нет.

Впрочем, Лил вообще мало говорила с того момента, как Дивон появился сегодня утром на ее рабочем месте. Этой ночью «Бесстрашный» вырвался из блокады кораблей федерального флота, и, как обычно, чувство опасности и возбуждения далеко не сразу отпустило Дивона после швартовки корабля в Чарлстоне. Посему Лил, как обычно, была весьма счастлива, что Дивон может поделиться с ней избытком своей энергии. Он был по-прежнему напряжен, словно паровой котел, у которого закрыт предохранительный вентиль, но, тем не менее, полагал, что еще один тур в постели Лил ему все-таки не поможет.

Сопротивляясь из последних сил, он отвернулся, дабы проигнорировать роскошные формы Лил и дослушать ее рассказ о бабушке.

– Она спускалась в своем экипаже по Митинг-стрит и действительно велела кучеру остановиться, чтобы поблагодарить меня за пожертвование в госпитальный фонд, представляешь?

– Она благодарила тебя?! – Дивон удивился. – Непохоже на бабушку.

Румянец начал медленно покрывать шею и лицо Лил. Дивон, не подозревавший в ней способности краснеть, предположил все же, что спровоцировать такое могла лишь его бабка.

– Ну, на самом деле она сказала мне… что, раз я имею кое-какой доход… я… должна стараться помочь пострадавшим от этой войны.

Дивон, запрокинув голову, засмеялся.

– Вот это действительно на бабулю похоже.

– Да, она благодарила меня, не иначе! – оправдываясь, продолжала Лил.

– Я рад. – Дивон вновь повернулся к окну, рассеянно выискивая среди прохожих вдову. Лил продолжала болтать о его бабушке, говорила о том, какая она замечательная дама, но Дивон почти не обращал на нее внимания. Не то чтобы он был с ней не согласен – наоборот, он обожал свою бабку, хотя одним из первых признал, что ее острый язычок разит подобно шпаге. Тут он снова увидел вдову, продолжавшую бороться со своим саквояжем, и уже не мог более от нее оторваться.

Она, конечно же, молода. Для этого даже не надо видеть ее лица. Тело ее было гибким, а движения, несмотря на тяжесть саквояжа, оттягивавшего руку, грациозными.

Вся улица была запружена и просто кишела моряками и солдатами – еще одно следствие войны, – и потому молодая женщина казалась здесь не к месту. Прискорбный комментарий к тяжелым временам, зачумившим город.

Утро было влажным, душным и жарким. Солнце, висевшее над гаванью, было подернуто дымкой, и только редкий ветерок с залива приносил немного облегчения. От пота рубашка Дивона прилипла к телу, и он мог себе представить, насколько жарко было вдове под ее плотной вуалью, прикрепленной к шляпе.

Но та упорно продолжала тащиться сквозь толпу, вцепившись в свой саквояж так, словно в нем заключалась вся ее жизнь. Дивон по-прежнему не спускал с нее глаз, как вдруг неприкаянный бриз, в очередной раз принесший с залива запах морского воздуха, ухватился за вдовьи юбки, завернул их вокруг лодыжек и на мгновение приподнял черную вуаль.

И прежде чем ее затянутая в черную перчатку рука быстро поймала и снова опустила вуаль, Дивон успел увидеть ее блестящие, рыжевато-золотистые волосы. Это заставило его быстро наклониться вперед, так что его лоб коснулся прохлады оконного стекла. Да, у нее были роскошные волосы – густые кудри, уложенные на затылке узлом.

На какие-то доли секунды Дивон увидел себя, погружающим руки в эти густые волосы, и ему даже пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать это видение. Заниматься любовью со вдовами – эта мысль показалась слишком фривольной… даже ему.

– Думаешь, смог бы?

Дивон дотянулся до своей белой полотняной куртки.

– Смог бы – что? – и он посмотрел на Лил, выуживая из кармана золото.

– Вернуться сегодня ночью? – Лил покачала ногами, свесив их с кровати, и быстро соскользнула с нее. Стоя перед ним обнаженной, она посмотрела Дивону прямо в лицо и спросила:

– Ты слышал, что я сказала?

– Кто же станет беспокоиться о словах, когда есть возможность услаждать подобным глаза? – и Дивон кивнул головой на прелести Лил, одновременно натягивая куртку на свои широкие плечи. Затем он тремя большими шагами пересек комнату и склонился над девушкой. Дивон думал обойтись лишь коротким поцелуем, но она обвила его шею руками и закинула на его бедро ногу.

– Сегодня ночью? – промурлыкала Лил, когда он мягко от нее отстранился.

– Не уверен. Во всяком случае, не рассчитывай на меня, – и с этими словами Дивон разжал у себя на шее ее руки, уже успевшие запутаться в его волосах. Затем, слегка отступив, сунул в ладонь Лил золотую монету.

– Я же говорила тебе, что это бесплатно, мой сладкий.

– Знаю, что говорила, – Дивон закрыл монету ее пальчиками. – Но всем нам надо как-то жить, особенно во времена, подобные нынешним.

– Увы, бизнес никогда не был для меня прибыльным, впрочем, как и для тебя, насколько я слышала, мой котик.

Но в этот момент, привлеченный звуками суматохи, доносившимися через открытое окно, Дивон резко оглянулся, и Лил сказала:

– Ничего страшного. Просто какие-нибудь солдаты пошаливают. Такое часто случается.

Однако Дивон, не обращая внимания на ее слова, рванулся к окну и, оглядев улицу взглядом человека, привыкшего быстро определять опасность, выругался:

– Черт!

Вслед за проклятием он ударил основанием ладони по деревянной раме окна, затем быстро пересек комнату, дернул медную ручку двери и выбежал вон.

– Да что случилось, милый? Что там такое? Однако когда отзвучал ее последний вопрос, Дивон был уже в самом низу лестницы, ведущей к главному входу. Там в этот утренний час было пусто, ибо большинство клиентов Лилиан Мак-Аби приходили с наступлением сумерек. Закрытые ставни поглощали почти весь свет и шум, поэтому солнечные лучи и крики вдвойне поразили Дивона, когда он, наконец, оказался на улице.

Остановившись на кирпичном крыльце, Дивон огляделся, затем спрыгнул и пробился локтями вперед прямо через группу солдат. Не тратя времени на расспросы о том, чем занимался до его появления грязный с жидкими растрепанными волосами матрос, Дивон схватил его за руку и рванул на себя. Дюжий детина, раскрыв рот, уставился на Дивона; он был настолько поражен, что даже отпустил свою военную добычу – молодую вдову с саквояжем.

Последняя же, судорожно глотнув воздух, по инерции пролетела прямо к грубому стволу пальмы. Обернувшись в ее сторону, Дивон увидел, что шляпа у нее съехала набок и отколовшаяся вуаль открыла огромные синие глаза на матовом, как слоновая кость, лице. Не ошибся Дивон и насчет волос. Пышные, рыжеватые кудри рассыпались во все стороны, но вдовушка быстро левой рукой поправила шляпу. Правая же продолжала крепко держаться за ручку саквояжа.

Дивон уже было направился к ней, готовый предложить свою помощь, но в этот момент слепой удар сбоку отбросил его назад.

– Мы тебе покажем, воображала, как совать свой нос куда не следует! – прохрипел прямо в лицо Дивону чей-то голос, едва лишь тот успел повернуться. Но молодой южанин быстро нанес оскорбителю страшный удар кулаком в живот. Когда же Дивон повторил свой выпад, противник лишь глухо выдохнул: «Уф, сукин сын!» Ненависть блеснула в его глазах. Он с усилием кинулся к Дивону и темными от загара руками обхватил его колени.

Они покатились по пыльной улице. Прохожие, вынужденные расступаться, чтобы дать место дерущимся, так и сыпали проклятиями. Дивон первым заработал кулаками по заросшим щетиной челюстям противника, но уже в следующее мгновение тот ударил его прямо в зубы. В ответ Дивон двинул его по носу, и было уже непонятно, откуда хлестала заливавшая рубашки кровь. Занеся стиснутый кулак для нового удара, Дивон увидел, что враг его повержен.

Усевшись на моряка верхом, Дивон тряхнул его, приподняв за отвороты грязной куртки.

– Здесь, в Чарлстоне, с дамами так не обращаются! – И Дивон повернул голову невежи в сторону улицы. – Извиняйся!

Однако, быстро оглядевшись, он вдруг заметил, что дамы, из-за которой поднялась вся эта суматоха, уже не было под кроной пальмы. И тогда он почувствовал, что у него чудовищно болит голова, и начал стремительно клониться прямо к черной грязной земле. Он упал лицом вниз, и поднявшаяся пыль забила ему ноздри. Больше он уже ничего не мог сделать, несмотря ни на удары тяжелых кованых ботинок по ребрам, ни на мучительную боль разбитого рта.

– Зато вот что подлинные сыны конфедерации делают с дураками! – засмеялся один из помогавших противнику Дивона подняться на ноги.

Дивон пытался приподнять голову, но все эти попытки не увенчались успехом, пока чьи-то сильные руки не подхватили его под мышки и не помогли встать. Его спасителем оказался Саул, человек Лил. Этот могучий негр с перекатывающимися мускулами и широким лицом, помогая Дивону подняться на ноги, был предельно учтив.

Лил стояла на крыльце, едва прикрытая шелковым пеньюаром.

– Тащи его сюда, Саул, – сказала она, нахально улыбаясь хорошо одетому господину, сделавшему замечание относительно ее туалета. – Приходи-ка лучше сегодня ночью, если у тебя хватит мозгов, – увидишь побольше! – добавила она, скрываясь в полутьме своего заведения.

– Я могу сам, – отстранился от Саула Дивон, весьма смущенный полученными побоями.

– Конечно, можешь! – Лил кивнула головой Саулу, и тот отошел от Дивона, который сразу же в изнеможении упал на стоявший в парадной гостиной диванчик из конского волоса. – Я даже считаю, что ты вполне мог бы справиться и с этими тремя разбойниками. Дивон приподнялся на локтях.

– Так их было трое?!

Лил послала Саула за водой и, потрогав рубашку Дивона, на которой не осталось ни одной пуговицы, покачала головой.

– Неужели ты не можешь оценить обстановку и сил врага еще до вступления в бой? А ведь я помню те времена, когда Дивон Блэкстоун мгновенно вычислял самые невероятные пути спасения, прежде чем взяться отвечать на вопрос?

Он тоже помнил те дни. Честно говоря, Дивон все еще продолжал считать себя человеком осмотрительным… Во всяком случае, он вырвался из окружения. Правда, он и сам толком не знал, зачем задал стрекача, если можно так выразиться. Но в действительности это именно так и было.

– А что с ней? – Он оттолкнул руку Лил и, втягивая в себя воздух, стянул нижнюю рубашку. Вся левая сторона груди была покрыта страшными расплывшимися багровыми пятнами, но все-таки это не выглядело и вполовину так уж плохо, как казалось Дивону.

– С этой дамой? – Лил изогнула вороные брови и швырнула лохмотья в тазик, поставленный Саулом на пол. – Так вот из-за чего заварилась каша! Изображать рыцаря из-за какой-то бабенки?

Дивон одарил ее недовольным взглядом, но она наклонилась и вытерла кровь с его губ. Пеньюар ее распахнулся, однако она и не позаботилась о том, чтобы прикрыть обнаженную грудь. – Дамочка сбежала еще до того, как началась драка. – Лил усмехнулась. – Должно быть, она просто побоялась, что ей придется остаться и подбирать с земли обломки ее рыцаря в сверкающих доспехах.

С трудом переводя дыхание, Фелисити прислонилась к белой оштукатуренной стене какого-то дома за Традд-стрит. Вцепившись в свой саквояж и уворачиваясь от встречных, она бежала от самой пристани, стремясь оказаться как можно дальше от тех ужасных, затеявших драку мужчин.

Шмыгнув носиком, девушка все же преодолела сильнейшее желание тут же сползти по стене этого белого домика и заплакать в голос. Ноги ее гудели, руки, казалось, вот-вот отвалятся, а незнакомая доселе жара душила ее нестерпимо.

– Господи, да как же они ее здесь выдерживают? – пробормотала Фелисити, шаря ослабевшей рукой в ридикюле в поисках носового платка. Пот заливал ее лицо, и, подняв тяжелую черную вуаль, она вытерла горячие капли, а затем, сообразив, что вдовий наряд не спас ее даже от посягательств на скромный саквояж, скинула и проклятую шляпу. При воспоминании о саквояже, рука ее непроизвольно стиснула его кожаный бок, дабы удостовериться, что злополучный багаж по-прежнему находится в полном ее владении.

Девушка со вздохом встряхнула и расправила в руках вуаль, еще минуту назад не пропускавшую к ней ни глотка прохладного морского ветерка. Может быть, конечно, эти отвратительные мужчины из порта и не поверили ее вдовству, но уж вели-то они себя действительно как последние свиньи; а ведь за весь свой путь сюда, на юг, Фелисити видела от людей лишь внимание и заботу.

И все-таки, несмотря на нынешнюю ситуацию, Фелисити признавала, что идея вдовьего маскарада была внушена ей свыше, почти так же, как и план поездки на Юг для спасения детей несчастной Эсфири. Своевольная девушка подогревала и утешала себя тем выражением любви и восхищения, которое непременно засияет на лицах отца и Иебедии, когда она вернется в Нью-Йорк с тремя ребятишками.

Но как бы сладостны ни были эти картины, насладиться ими сполна у Фелисити не было сейчас времени. Она задыхалась от жары, ее мучили усталость и голод, какого она еще ни разу в жизни не испытывала. Впрочем, она знала, что все эти неприятности исчезнут, стоит ей лишь добраться до своей кузины Луизы, проживавшей неподалеку отсюда, на Митинг-стрит, и девушка мечтательно вздохнула, представив себе приготовленные для нее прохладные, благоухающие лавандой простыни. Затем она решительно отбросила надоевшие вуаль и шляпку, твердо уверенная в том, что, как только она попадет под спасительный кров Луизы и ее мужа Кира, сталкиваться с ужасными грабителями ей больше не придется.

Немного осмотревшись и сориентировавшись, Фелисити осторожно вышла на улицу. Увы, она почти не узнавала Чарлстона: в Нью-Йорке много говорили о сражении, разгоревшемся на окраинах города, но о подлинных последствиях разрушительной войны там и не подозревали; на Севере упоминались лишь солдатские парады, негры, попрятавшиеся кто где да нудные политические дискуссии.

На самом же деле…

Люди, которых Фелисити встречала сейчас по дороге к Митинг-стрит, уже и отдаленно не напоминали тех изящных леди и джентльменов, которые прогуливались по обсаженным дубами авеню в ее прошлый приезд. Город кишел грязными женщинами и солдатней, которая, казалось, и понятия не имела о какой-либо военной дисциплине.

Глядя прямо перед собой, Фелисити прошла по Традд-стрит до пересечения с нужной ей улицей. Повернув направо, она увидела церковь Сен Мишель и смахнула со щек слезы облегчения, ибо дом кузины стоял как раз напротив этой маленькой церкви. Ставни его были наглухо закрыты от палящего солнца, и девушка почти физически ощутила мягкую прохладу просторных с высокими потолками комнат этого гостеприимного жилища.

Несмотря на усталость, Фелисити на едином дыхании взбежала по лестнице, ведущей к парадному входу, и, схватив дверной молоточек, сделанный в виде фигуры дельфина, звонко постучала.

Молчание.

Девушка постучала снова, полагая, что Луиза, как обычно медленно и не спеша, посылает слуг открыть двери. Но, когда ей пришлось поднять молоток в третий раз, в ней медленно и тревожно стало зарождаться сомнение. Впрочем, впадать в панику она не станет. Уэнтворты не паникуют, и Фелисити сошла вниз. Внимательно вглядываясь в закрытые окна, она надеялась заметить в доме какие-нибудь признаки жизни.

Их не было.

Окна, которые, как ей поначалу показалось, были закрыты ставнями от солнца, при более тщательном исследовании оказались просто зашиты досками. Приподняв юбки, Фелисити бросилась в сад. Но и там ее встретили следы запустения: розы уныло поникли, а когда-то аккуратные садовые дорожки буйно заросли сорняками. Все же незваная гостья упорно не хотела верить действительности. Она принялась стучать в дверь, ведущую к слугам, лихорадочно молясь, чтобы хоть здесь откликнулась какая-нибудь живая душа.

И молитва ее была услышана: в глубине помещения послышался голос. Фелисити, не выпуская из рук саквояж, закружилась от радости, как девочка.

– Идут! Идут!

И она с неподдельным изумлением посмотрела на высохшего негра, появившегося на ступеньках крыльца и мрачно провозгласившего:

– Они ушли.

– Ушли? Куда? – Не хватит ли на сегодняшний день?! Негр пожал плечами, и они четко, как у пугала, проступили под его рваной рубахой.

– Не знаю.

– А когда же… когда же они вернутся? Старик уныло покачал седой головой.

– А вот, до тех пор они не вернутся, пока все эти чертовы янки не выметутся прочь с Южной Каролины.

– Чертовы янки?! – Фелисити поперхнулась и почувствовала себя близкой к обмороку. – Но я их кузина… Я проделала такой путь от… от Ричмонда, чтобы повидать их!

Но старик уже поворачивался, чтобы уйти, и в последний момент Фелисити прочла на его лице совершеннейшее неодобрение столь глупого поступка. И в нынешней своей ситуации девушка вынуждена была согласиться с такой оценкой. Медленно, уже ничего не видя и никого не боясь, она молча сошла с крылечка.

Что же ей теперь делать?

Остается только одно – во что бы то ни стало найти Луизу; в том, что она ей непременно поможет, девушка не сомневалась. Кузина обязательно поймет, что руководило Фелисити в ее рискованном путешествии в Южную Каролину, и она поможет ей найти детей негритянки.

Но как искать Луизу в этом изменившемся полувоенном городе, Фелисити не представляла; семья Кира была родом из Колумбии, и потому не было никаких гарантий, что и кузина не уехала туда же. Кроме того, Эсфирь сказала своей неожиданной помощнице, что дети ее находятся на плантации в Порт-Ройяле – местечке, расположенном совершенно в противоположном направлении от Колумбии.

Отерев лоб рукой, девушка оперлась на перила крыльца. Жара, усталость и растущее чувство голода мешали ей обдумать ситуацию более серьезно, но одно она знала абсолютно точно: она собиралась найти детей – и она сделает это.

– Пусть даже мне придется делать это самой! – отчетливо проговорила она, заставляя себя оторваться от перил. Фелисити отряхнула от пыли юбку и огляделась, выбирая дорогу. Она сама добралась сюда – и сдаваться теперь не намерена!

В первую очередь надо подкрепиться и отдохнуть. И если ей не удалось остановиться у Луизы – что ж, она остановится в гостинице! Если ей не изменяет память, то неподалеку отсюда должен находиться отель. Она снимет комнату, вздремнет, а затем найдет оптимальный путь для решения своих проблем… И, выйдя на кирпичный тротуар, девушка двинулась вверх по Митинг-стрит.

Воздух был душен и тяжел, а откуда-то с востока, с залива, уже слышались первые раскаты грома. Путешественнице следовало поспешить, чтобы успеть оказаться под крышей до начала дождя.

Торопясь, Фелисити совсем не обращала внимания на движущийся по середине улице транспорт, но неожиданно услышала, как рядом с ней остановилась карета и молодой красивый голос сказал:

– Эй, милая дама, идите-ка сюда!

В голосе явно сквозила какая-то аристократическая властность, но принадлежал ли он женщине или мужчине, Фелисити с уверенностью сказать не могла. Искоса бросив взгляд в темную глубину кареты, девушка попыталась увидеть обладателя странного голоса, но попытка ее успехом не увенчалась, и, глядя прямо перед собой, она решила продолжить свой путь, как и прежде, в одиночестве. Карета немедленно двинулась за ней, и Фелисити вынуждена была остановиться.

На этот раз заговорил сидящий на козлах чернокожий возница:

– Миссис Блэкстоун тебя и пальцем не тронет!

– Я совершенно в этом не сомневаюсь, – стараясь сохранять спокойствие, с трудом ответила невезучая путешественница.

– Тогда валяй сюда. А то я слишком стар, чтобы за тобой гоняться.

Негр невозмутимо слез с козел и открыл перед девушкой дверцу кареты. С осторожным любопытством Фелисити заглянула внутрь. Карета оказалась вместительной и глянцевито-черной, почти такой же, какой она привыкла пользоваться в поездках по Нью-Йорку.

– Смелее. У меня отнюдь нет привычки пожирать молодых женщин, хотя многие утверждают обратное.

Теперь Фелисити наконец-то смогла увидеть обладателя столь таинственного голоса – им оказалась сухая пожилая леди, сидевшая на удивление прямо. Узловатой рукой она поглаживала золотой набалдашник прогулочной трости и время от времени постукивала ею, выражая тем самым явное нетерпение.

– Да, да, именно так, – заявила она, когда Фелисити придвинулась к ней насколько было возможно. – Ну-с, а теперь поведайте мне, юная дама, кто вы такая и чем изволите здесь заниматься?

– Не думаю, что обязана пускаться перед вами в какие-либо объяснения! – Фелисити отвернулась, едва удерживая желание тотчас же вылезти из этой мрачной кареты. За ее спиной послышался скрипучий смешок, но, когда девушка обернулась, морщинистое лицо рядом с нею было абсолютно спокойно.

– Значит, у вас своя голова на плечах. Ну что ж, мне это даже нравится, – задумчиво проговорила Эвелин Блэкстоун. – Но это решительно не влияет на тот факт, что вам не следует прогуливаться, да еще и в одиночестве.

– Благодарю, но со мною все в порядке.

Эвелин даже не удостоила эту реплику ответом, а лишь оперлась на трость, оценивающе разглядывая молодую девушку с предельно близкого расстояния. Последняя оказалась немного помятой, даже не совсем чистой, но, безусловно, красавицей.

– Откуда же вы, дитя мое? Я знаю здесь всех, а вы явно приезжая.

– Я из Ричмонда. – Фелисити вздернула подбородок и попыталась придать своим словам ту высокомерность и замедленность, которые были присущи исчезнувшей кузине.

– Неужели из Ричмонда?

Лицо старухи было нахмурено, но в глазах светился острый и здравый ум, так что Фелисити не смогла наверняка определить, действительно ли поверила ей эта язвительная дама. И взгляд ее умных глаз заставил девушку еще раз спокойно повторить:

– Да, я приехала на Юг, чтобы навестить свою кузину.

– Что? В гости?! – Старуха вложила в эти слова столько недоверия, что Фелисити даже передернуло. Все это начинало выглядеть в сложившихся обстоятельствах просто смешным. Но задумавшись на мгновение, северянка поняла, что на самом деле смешного во всей этой истории было мало – в Чарлстоне шла война, и война жестокая.

Фелисити облизнула внезапно пересохшие губы. Только бы не поддаться страху, уже начавшему переполнять ее! Она не может вернуться домой с пустыми руками! Тем более, после записки, оставленной ею Иебедии и отцу. Как бы ни сложились обстоятельства, она найдет ребятишек и вернет их несчастной матери!

Впрочем, сейчас надо успокоить эту властную даму, и простейшим способом для этого будет полное удовлетворение ее любопытства. Фелисити откашлялась.

– Честно признаться, я приехала, чтобы остаться с ней.

– Так вы вдова?

– Я… – Фелисити вспомнила, что на голове ее уже не красуется вдовий убор. – Нет.

– В таком случае, почему же вы носите траур? – и Эвелин указала тростью на ее костюм.

– Я думаю, мой костюм не имеет к вам никакого отношения.

Платье же самой владелицы кареты было отлично приталено и сшито из шелка самого благородного оттенка.

Совершенно не обидевшись на последнее замечание Фелисити, старуха как ни в чем не бывало задала своей спутнице новый вопрос:

– И кто же ваша кузина, если не секрет? Повторяю, я знаю здесь всех до единого.

На этот вопрос Фелисити ответила незамедлительно, радуясь тому, что назойливая старая карга так удачно свернула на ту часть ее истории, где лгать не было необходимости.

– Мою кузину зовут Луиза Фрэзер. Она проживает в Чарлстоне со своим мужем…

– …Киром. Прекрасно их знаю. По крайней мере, знала до тех пор, пока они не удрали при первом же приближении янки. Безалаберная публика! – закончила старуха себе под нос.

– Я возмущена вашим отношением к моей кузине, как к…

– Я всего лишь говорю правду, юная дама. Как же нам решать все те проблемы, что принесла эта война, если каждый начнет убегать при малейшей опасности? – резонно возразила старая леди.

– Ну… В таком случае я просто не знаю…

– Разумеется, не знаете. Да садитесь-ка поближе, а то вот-вот разразится гроза.

– Увы, не думаю, что мне стоит принять ваше предложение, – но едва Фелисити успела произнести этот осторожный ответ, как сухой кивок старой дамы приказал кучеру незамедлительно поудобнее устроить Фелисити в карете. Сопротивление было бессмысленно, да и старушка выглядела совершенно безвредной; расслабиться же на мягком кожаном сиденье и блаженно вытянуть ноги уставшей путнице очень хотелось…

– Так-то лучше. И времени на поиски Луизы тратить не придется. Я всегда говорю: поберегите свои силы для более важных сражений. Эвелин Блэкстоун – к вашим услугам, Ну-с, а теперь признавайтесь, куда вас доставить?

Перемена темы разговора оказалась столь стремительной, что Фелисити поначалу только растерянно моргнула длинными ресницами, но воспитание быстро взяло верх над замешательством, и она с достоинством наклонила голову: – Фелисити Уэнтворт. И, простите, я вполне способна гулять одна.

Но и это замечание девушки осталось без внимания.

Старуха лишь выглянула в окно и совершенно бесстрастным тоном спросила кучера: – Не правда ли, Лукас, мы задерживаем на улице все движение?

– Да, мэм, сдается мне, что так.

И взгляд пронзительно-зеленых глаз старой леди дал понять Фелисити, что ответственной за эту пробку и даже за все движение на улице является одна она, Фелисити Уэнтворт. В довершение всего по крыше кареты отчетливо забарабанили первые дождевые капли, возвещая о том, что гроза началась. Девушка со вздохом крепко сжала ручку саквояжа и тихо проговорила:

– Хорошо. Гостиница «Чарлстон».

– Оставить вас одну в гостинице? Немыслимо! Домой, Лукас!

– Но я… Я даже не знаю, кто вы! – Однако карета уже мягко тронулась, слегка прижав растерявшуюся Фелисити к тонкой коже сиденья.

– Полагаю, что Луиза Фрэзер поручилась бы за мое честное имя… если бы была здесь. Но поскольку она умчалась задравши, простите, хвост, то нашего взаимного представления, думаю, достаточно. Кроме того, будучи в здравом уме, я не могу отпустить столь юное существо, как вы, идти болтаться по улицам Чарлстона в такое время. Моя дочь, кстати, утверждает, что я не понимаю происшедших в городе перемен. Как видите, понимаю прекрасно. В городе небезопасно, да и к тому же, – Эвелин Блэкстоун сильнее сжала золотой набалдашник и, прищурившись, посмотрела прямо в лицо девушке, – у меня полно пустых комнат, а вы, как мне кажется, вполне достойны составить мне компанию.

Фелисити была отнюдь не уверена в своем желании составить компанию этой взбалмошной старухе даже при наличии свободного времени; тем более, что такового у нее не было. Но не успела она придумать в ответ что-нибудь достойное, как карета остановилась перед огромным домом, размерами превышавшем даже роскошный дом кузины Луизы. Лукас распахнул дверцы и бросился помогать миссис Блэкстоун.

Не имея иного выхода, Фелисити, нагнув голову и торопясь, последовала за хозяйкой сквозь уже вовсю разгулявшийся ливень. Задержавшись на крыльце, чтобы смахнуть с волос дождевые капли, гостья с удивлением заметила, что старая дама оказалась совершенно сухой и куда более миниатюрной, чем представлялось по ее могучему голосу.

– Старость – вот расплата за все наши грехи! – улыбнулась Эвелин, заметив изучающий взгляд девушки.

– К счастью, это еще не худший вариант, – сострила Фелисити, тут же пожалев об этом. Сколько раз, умирая, ее мать просила легкомысленную дочь не бросаться словами, не подумав. Вот и на этот раз, посмотрев на миссис Блэкстоун, Фелисити обнаружила, что лицо хозяйки стало непримиримо жестким.

– У вас слишком дерзкий язык, милочка. – Эвелин поджала тонкие губы. – Но, возможно, этим-то вы мне и нравитесь.

Дверь открыла старая негритянка, по возрасту ничуть не уступающая своей хозяйке, и Фелисити молча проследовала за нею в холл, затейливо украшенный настенными росписями и панелями из красного дерева.

Откуда-то с верху широкой винтовой лестницы послышался высокий пронзительный голос:

– Мама, это вы? Я уже начала беспокоиться!

Через несколько мгновений Фелисити увидела, как по ступеням величественно проплывает полная женщина в колышащихся шелковых юбках, и, как только нога ее ступила на мраморный пол холла, она неожиданно резво для ее комплекции бросилась к миссис Блэкстоун и заключила ее в объятия.

– Ты, кажется, хочешь совсем задушить меня, Юдифь? – вопросила Эвелин, освобождаясь от мощных рук дочери и отступая назад.

– А почему бы и нет, мама? – неожиданно прозвучало в ответ. – Вас не было целую вечность, а вы ведь знаете, что я не переношу, когда вы путешествуете по Чарлстону без сопровождения.

– Я путешествовала по Чарлстону еще до твоего появления на свет, голубушка! – и Эвелин весьма недвусмысленно стукнула о мраморный пол своей прогулочной тростью.

– О, разумеется, – в голосе дочери мелькнули снисходительные нотки, – но времена изменились, мама.

– Достаточно об этом наслышана. Фелисити! – Девушка немедленно подошла к этой весьма странной парочке. – Это моя дочь, Юдифь Фентон. Юдифь, представляю тебе Фелисити Уэнтворт из Ричмонда. Она кузина Луизы Фрэзер, но пока остановится у нас.

Фелисити на мгновение показалось, что старая дама заколебалась, прежде чем произнести слово «Ричмонд», но тут же отнесла это на счет своей разыгравшейся фантазии, да и раздумывать над столь незначительным фактом было некогда, ибо миссис Блэкстоун заковыляла в просторную комнату направо, а после краткого приветствия гостье за ней последовала и дочь.

– Но, позвольте, мама, мы находимся вовсе не в том положении, чтобы принимать гостей, – понизила голос Юдифь, – к тому же, вы никогда не симпатизировали Фрэзерам.

– Моя симпатия или антипатия к Фрэзерам здесь решительно ни при чем! – Голос старухи звучал со всей мощью, и Фелисити только улыбнулась, видя, как дочь пытается утихомирить ее. – А комнат для гостей не будет в этом доме только тогда, когда вы зароете меня в землю! Да-с.

Миссис Блэкстоун торжественно уселась в широкое кресло с изысканно выточенными подлокотниками, совершенно поглотившее ее решительную фигурку.

– Идите-ка сюда поближе, Фелисити, и не обращайте внимания на старания моей дочери оскорбить вас. Оставьте свой багаж в холле, Лукас потом принесет его вам в комнату.

Фелисити до сих пор стояла, крепко сжимая в руках свой саквояж, и при словах старухи сжала его еще судорожней.

– Я имела в виду вовсе не то, что девушка нежеланный гость, а всего лишь… – губы Юдифи скривились в некое подобие улыбки.

– Хорошо, хорошо, Юдифь, мы прекрасно знаем, что ты имела в виду. А теперь прикажи подать освежиться – на улице дьявольская жара. Впрочем, подожди, здесь есть Руфь.

Та же старая негритянка, что открывала двери, вошла в комнату, неся перед собой поднос, грозивший каждую секунду увлечь ее вперед своей тяжестью. Поставив серебро на чайный столик перед Эвелин, она застенчиво пробормотала:

– Вестимо, жарко. Июнь на дворе.

В ответ на это замечание миссис Блэкстоун усмехнулась, а ее дочь нахмурилась.

– Мама, вам решительно незачем поощрять Руфь… – начала было Юдифь, но, заметив, что мать не обращает на нее никакого внимания, умолкла. Намеренно громко шурша платьем, она уселась в кресло напротив и взяла с тарелки конфету.

Фелисити примостилась на диванчике. От вида еды у нее потекли слюнки, и она быстро сглотнула их, чтобы не показать присутствующим, насколько она голодна.

Ей казалось, что прошла вечность, пока миссис Блэкстоун разливала чай, а Руфь его разносила, когда же, наконец, тарелка с пирожными и конфетами была официально предложена ей, Фелисити с ужасом обнаружила, что рука ее тянется к самому большому пирожному. Она со вздохом вонзила зубки в сахарную конфету.

– Ну, видать, и вы слыхали наши новости! – неожиданно произнесла негритянка, и Фелисити, доселе не обращавшая на нее внимания, вдруг увидела, как Юдифь скорчила презрительную гримасу.

– Я сама все скажу, Руфь. Можешь идти.

Однако рабыня не сдвинулась с места, и губы Юдифи сложились в злую ниточку.

– Что? Что случилось? В чем дело, Юдифь?

– Я бы предпочла сообщить вам эти новости лишь после того, как вы отдохнете. – Руфь все еще оставалась в комнате, и лицо Юдифи хмурилось все сильнее. – Я знаю, что вы очень устали.

– Хватит вертеть хвостом. Я ни капельки не устала, так что переходи прямо к делу.

Но если старуха действительно чувствовала себя бодрой, то этого никак нельзя было сказать о Фелисити. Она почти было собралась попросить, чтобы ей показали ее комнату, как раздраженный вопрос Эвелин помешал осуществить это желание.

– Что ты там вечно ищешь, Юдифь?!

Оторвавшись от открытого ящика, Юдифь зло тряхнула головой.

– Мои нюхательные соли всегда лежали в этом ящике! Руфь, это ты их взяла отсюда?

– Разумеется, взяла не она! – ответила за служанку Эвелин. – В этакой дряни нуждаешься только ты. А теперь, может быть, все-таки кто-нибудь скажет мне, что происходит?

В это время флакончик с солями был найден, и любопытство Фелисити на мгновение улеглось.

– Это Дивон… – начала было Юдифь, но остановилась.

– Дивон? – То, как старуха произнесла это имя, заставило Фелисити посмотреть ей прямо в лицо и увидеть, что и ей, пожалуй, требуются нюхательные соли: лицо почтенной дамы стало пепельно-серым. – С ним… с ним что-нибудь случилось?

– О, слава Богу, ничего особенного! – Юдифь окончательно отбросила колебания. – Ваш внук имеет девять жизней, как говорится в пословице, и если верить Руфь, то он снова в Чарлстоне.

И тут в первый раз за все время их знакомства Фелисити увидела, что злоязычная и язвительная Эвелин Блэкстоун улыбается по-настоящему. И эта добрая улыбка в свою очередь заставила уставшую, неприкаянную и все еще не знающую, что делать в дальнейшем, Фелисити Уэнтворт улыбнуться тоже.

– Да, мэм, – подтвердила сияющая Руфь. – Я узнала об этом нынче утром. Окаянный мальчишка снова удрал от поганых янки.

 

Глава вторая

Когда Фелисити открыла глаза, косые лучи солнца мягко ложились на ее кровать и на всю обстановку незнакомой комнаты. Поначалу девушке показалось, что она снова у себя дома и отдыхает от надоевших и утомительных дневных визитов… Но это продолжалось всего лишь мгновение, а затем Фелисити с глухой тоской и почти с отчаянием вспомнила, где она находится и почему.

Она находилась в городе Чарлстоне, в спальне старой дамы, с которой едва познакомилась. Уткнувшись лицом в подушку, Фелисити постаралась не дать воли нахлынувшим на нее чувствам. Пусть пока все проходит совсем не так, как она представляла себе в своей уютной и безопасной спальне, но ведь идет война, война, приносящая действительно серьезные проблемы. Гораздо серьезнее, чем исчезновение ее кузины из Чарлстона.

Фелисити решительно села на постели, приказав себе больше не думать о прошлом. Она в безопасности, Усталость ее прошла, муки голода утолены, что, впрочем, не помешало бы ей съесть сейчас нечто более существенное, чем пирожное и конфеты. И все же ее главная задача – это найти возможность добраться на плантацию Магнолия-Хилл неподалеку от Порт-Ройяла, расположенного на южной окраине Чарлстона.

Конечно, она может попросить Эвелин Блэкстоун помочь ей, хотя вряд ли будет разумным посвящать эту хитроумную старуху в свои планы. Почтенная дама, как видно, больше тяготеет к конфедератам и едва ли с пониманием отнесется к янки, тем более к аболиционистке. Нет, если и просить хозяйку о помощи, то уж явно под другим предлогом.

Девушка вспомнила, что миссис Блэкстоун была настолько поглощена мыслью о пребывании в Чарлстоне этого Дивона, что едва ли заметила, как Фелисити вышла из гостиной, чтобы подняться в приготовленную для нее комнату.

Размышление едва проснувшейся гостьи о том, кто бы мог быть этот таинственный Дивон, прервал резкий стук в дверь, и в комнату проковыляла Эвелин Блэкстоун.

– Вы уже проснулись? Отлично. – Кивком головы она пригласила в комнату и Руфь. – Мы тут пошарили в закромах у Селии – это моя внучка, дочь Юдифи, – и выбрали несколько платьев, которые, кажется, будут вам впору. Ведь у вас, как я полагаю, ничего, кроме этой черной пакости, нет?

– Благодарю, но я захватила с собой еще одно платье, – пробормотала Фелисити, бросая взгляд на «черную пакость», которую она оставила на кресле, перед тем как забраться в кровать. «Пакости» не было. С испугом она перевела глаза на саквояж, который, к ее великому облегчению, оказался на месте. Откинув с лица тяжелую рыжевато-золотистую прядь, Фелисити обвела взглядом комнату в поисках пропавшего платья. – Где моя одежда? И для чего все эти шутки?

– Ее чистят, несмотря на мои сомнения в том, что это поможет. А шутки эти – для бала.

«Бала?! Простите, но у нее нет времени на балы. Это Иебедия и отец считают, что она годна только для такого времяпрепровождения. Она же приехала на Юг, чтобы доказать им обратное».

– Спасибо, но у меня нет намерения посещать балы.

– Ру-у-уфь, как ты думаешь, что лучше подойдет к ее рыжим волосам, а? – Упрямая старуха разговаривала со служанкой так, будто бы никаких слов Фелисити и не существовало.

– Уж только не розовое. Зеленое? Это уже лучше. А вот темно-голубое будет в самый раз к ее лукавым глазам.

– Абсолютно с тобой согласна. Тогда она сможет надеть к балу мои сапфиры. Ведь у вас, голубушка, своих драгоценностей, конечно же, нет?

Фелисити, как сидела, так и застыла на кровати с открытым ртом, слушая беседу двух старух, разговаривающих так, будто ее здесь вовсе и не было. Однако на последний вопрос Эвелин девушка взмахнула ресницами и ответила:

– У меня есть драгоценности.

Старый Уэнтворт был человеком щедрым до расточительства, и драгоценности всегда служили наилучшим средством, чтобы побаловать жену и дочь.

– Но не здесь?

– Да, но… – Фелисити оттолкнула протянутое платье. – Дело в том, что я не собираюсь идти ни на какой бал. И теперь, если вы просто отдадите мне мою одежду… – девушка вновь умолкла, видя, что старушки по-прежнему не обращают на нее никакого внимания, поглощенные обсуждением необходимых для бала приготовлений. Уперев руки в бока, рассерженная невниманием, Фелисити встала перед увлеченными разговором женщинами и приготовилась к решительной атаке. Сознание того, что она выше их на целую голову, придавало бунтарке дополнительное мужество.

– Возможно, вы не совсем меня поняли. На бал я не еду.

Старушки разом вскинули на нее глаза, и Эвелин торжественно объявила девушке, даже не подумав обидеться на столь невежливое обращение:

– Дивон сообщил мне, что будет ждать нас на балу. – Это звучало в ее устах непререкаемым доказательством.

Фелисити в отчаянии воздела руки.

– Но я совершенно не заинтересована в том, чтобы увидеть вашего Дивона, кем бы он ни был!

– Это мой внук. Но не от Юдифи, – поспешила добавить любящая бабка. – А увидеться с ним вам непременно придется, ибо я рассчитываю, что он поможет вам добраться до Ричмонда в целости и сохранности.

– Но я…

Увы, Фелисити не суждено было закончить свою фразу, поскольку обе старые дамы просто-напросто покинули спальню, чем инцидент и закончился.

Война бушевала совсем неподалеку от Чарлстона, но на третьем этаже дома Саммервилей, где должен был проходить злополучный бал, ее дыхания не ощущалось вовсе. Высокие зеркала в позолоченных рамах отражали свет сотен свечей, а бальная зала была наполнена оживленными голосами и звонким смехом. Фелисити показалось, что она снова вернулась в прежние времена – в ту беззаботную пору, когда еще был жив ее брат и можно было давать балы и веселиться.

Воспоминание о брате укололо ее смутным чувством вины, но девушка постаралась поскорее отогнать от себя тяжелые и грустные мысли. Она оказалась в своей стихии. Низко вырезанное, переливающееся шелковое платье, украшенное у корсажа алыми розами, выглядело на ней бесподобно, а что касается детей Эсфири, то разве важно, каким именно способом она доставит их в объятия несчастной матери? Кроме того, Иебедия все равно никогда не узнает, что она посетила этот бал.

К тому же, разумеется, она никогда бы не пошла на него, будь для этого хотя бы малейшая возможность. Миссис Блэкстоун и Руфь пришли за ней, когда наступило время ехать к Саммервилям, и, пока хозяйка давала Фелисити последние наставления, служанка надела на нее широкое, украшенное оборками платье и завила ее огненные волосы в длинные локоны, спадающие на одно плечо.

Кроме того, девушка поняла, что, оказавшись здесь, в Чарлстоне, без кузины, она будет вынуждена обратиться к чьей-нибудь помощи. Возможно, какой-нибудь господин, которого она встретит на этом балу, согласится отвезти ее в своей карете прямо в Магнолию-Хилл. Возможно, это будет даже внук миссис Эвелин Блэкстоун.

Надо улыбаться и надо льстить – две эти приманки не подводили ее еще ни разу. Правда, жесткий лик Иебедии, отвергнувшего ее жаркий порыв, мелькнул на секунду перед ее мысленным взором, но она беспечно отогнала это видение прочь. Всегда и у каждого могут быть неудачи.

Но сегодня она не имеет права проигрывать – слишком много поставлено на карту.

И, когда ее пригласил на тур вальса юный военный, представленный как сын Уильяма Эдвардса, второго кузена Кира Фрэзера, Фелисити, не задумываясь, согласилась. Они закружились по залу, и сладкая музыка туманила им головы, как напоминание о минувшем мирном времени.

Франклин Эдвардс ласково улыбался Фелисити, и глаза его вспыхивали, когда девушка отвечала ему тем же. Новенькая форма, недавно подаренная матерью, сверкала, он единственный из военных, собравшихся сегодня на балу, был дома; все остальные принадлежали к армии генерал-майора Пембертона, присланной в город для его защиты. Для Фелисити это означало, что он сможет найти время отправить ее в Магнолию-Хилл. Детей надо забрать во что бы то ни стало. В конце концов, она может просто выкупить их…

– Что? Кажется, я вынуждена просить у вас прощения. Музыка совсем вскружила мне голову, Ведь это Штраус, не так ли? Словом, прошу извинить мне мою невнимательность к вашим словам. – Фелисити вздохнула, насколько позволял ей тугой корсет, и приготовилась не совершать подобных оплошностей в дальнейшем.

– О, не стоит себя винить. Я обожаю женщин, которые могут оценить вальс. Было решительно неучтиво с моей стороны своей болтовней прервать полет вашего наслаждения.

– Нет, нет, продолжайте! – И девушка послала партнеру свой знаменитый взгляд из-под длинных ресниц, перед которым не мог устоять ни один мужчина. – Если бы мне захотелось только послушать музыку, я бы просто села поближе к оркестру. Так о чем вы говорили?

– Я всего лишь высказал свое удивление тем фактом, что Кир никогда не упоминал о столь прелестной кузине из Ричмонда.

Фелисити заставила себя победоносно улыбнуться.

– Вы так полагаете? Что ж, придется выяснить это немедленно по его возвращении. Остается только пожелать ему расправиться с этими янки побыстрее.

Как и ожидала Фелисити, Франклин рассмеялся, что позволило ей получить еще какое-то время передышки. Еще несколько минут протекло в самых банальных любезностях, но затем девушка собралась с духом и ринулась в наступление.

– Я удивлена, лейтенант Эдвардс… – застенчиво опустив глаза, почти прошептала Фелисити. – Ах, нет, я не могу…

– О, прошу вас, мисс Уэнтворт, в чем дело?

– Нет-нет! – обманщица нежно покачала головой с таким расчетом, чтобы ее локон скользнул по плечу партнера. – Это будет слишком похоже на требование. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – А ведь я едва знаю вас.

– Но, моя дорогая мисс Уэнтворт, мы почти родственники!

Фелисити снова взмахнула шелковыми ресницами.

– Неужели? Ах, да! В таком случае это меняет дело. Как вы полагаете, смогли бы вы сопровождать меня на плантацию Магнолия-Хилл? Я понимаю, это неслыханная просьба и вообще… но все же, ведь ничего дурного в этом нет?..

Музыка достигла своего апогея, танец вот-вот должен был подойти к концу, а выражение красивого лица молодого лейтенанта Фелисити абсолютно не нравилось.

– Но, простите, Магнолия-Хилл находится почти у самого Порт-Ройяла.

– Да?

– Именно так, мисс Фелисити. А Порт-Ройял, увы, в руках янки, так что придется вам просить об этом кого-нибудь половчее. Например, нашего блокадолома.

– А, явился, мерзавец!

– Мое почтение, бабушка, – и не успел Дивон наклониться, чтобы поцеловать любимую бабку в сухую пергаментную щеку, как она привстала сама и крепко прижалась к его губам.

– Ну-с, что с тобой приключилось на этот раз?

– Ничего нового. – Дивон вздрогнул, что не помешало ему тут же широко улыбнуться. – Легкая перебранка с нашими доблестными южанами.

– Скандал? Тебе все же следовало бы сражаться с янки, мой милый.

– Постараюсь запомнить ваш совет хорошенько. А что касается последней истории, то это, собственно говоря, был и не скандал… Вы великолепно выглядите сегодня, дорогая бабушка!

– Сомневаюсь. Я стара, сморщенна, как печеное яблоко, а больное бедро не дает мне ни минуты покоя. И хватит менять тему, мой мальчик.

Дивон небрежно осмотрел переполненную бальную залу. Что ж, здесь, по крайней мере, чарлстонские дамы блистают не черными шелками…

– Не вижу необходимости ничего менять, ибо никакой темы просто нет, а? – ласково улыбаясь, промолвил Дивон в ответ на настойчивое постукивание бабкиного веера по его руке. – Скажите мне лучше, сколько денег удалось собрать на сегодня для Общества помощи волонтерам?

– Недостаточно, Дивон. И, боюсь, дела идут все хуже и хуже.

Дивон крепко сжал ее маленькую ручку. В это мгновение она действительно выглядела на все свои семьдесят восемь.

– Ничего, мы все еще держимся против Мак-Клеллена в Вирджинии. Возможно…

Эвелин Блэкстоун понимающе улыбнулась и погладила его загорелую руку; у них еще будет возможность поговорить обо всем.

– Ты же знаешь, что я считаю тебя одним из тех немногих умных людей в моем окружении, которые способны понять, что здесь, в Южной Каролине, мы открыли ящик Пандоры уже тогда, когда запылал Форт-Самтер. Впрочем, нет смысла обсуждать все это сейчас. – На сей раз тему переменила сама Эвелин. – Я вижу, что сюда подбирается твоя тетка, и до ее появления мне хотелось бы сказать тебе несколько слов о той молодой даме, что я встретила сегодня на Митинг-стрит.

– Ну, ба! – Дивон невольно назвал бабку так, как бывало в детстве. – Опять вы пытаетесь познакомить меня с идеальной женщиной!

– Не будь идиотом, Дивон! Я стала всерьез задумываться об этом только после кошмарного провала с Чэпмен.

– Думаю, что уж ее-то атаки я отразить сумел! – в зеленых глазах Дивона плясали чертенята.

– Разумеется, но…

– А когда она заявилась ко мне в комнату совершенно одна, как мужественно я отослал ее обратно, не раздумывая ни секунды!

– Да замолчишь ли ты, наконец, разбойник? Я тогда еле-еле пережила эту неудачу, а уж что творилось в городе!

Дивон громко расхохотался.

– Но ведь вам, по-моему, всегда было наплевать на общественное мнение, а, бабушка? Так что и говорить об этом нечего!

– А сейчас ты меня все-таки выслушай, Дивон. – Миссис Блэкстоун снова легонько стукнула внука веером. – Молодая женщина, о которой я говорю, нуждается в помощи.

– О, вы единственная святая в нашей семье, милая бабушка! Вот и помогите бедняжке. А, тетушка! Как вы сегодня блистательны! – И Дивон, зная, что всех вокруг его недалекая тетка только раздражает, громко и со смаком поцеловал ее. Юдифь передернуло, и она, как можно скорее, вырвалась из его объятий.

– Я пришла, чтобы убедиться в вашем полном спокойствии, мама.

– Я спокойна, как никогда, и хватит юлить. Почему это ты… В чем дело, Дивон? Сейчас же отвечай, куда ты собрался!

Но Дивон уже не слышал ее вопроса, пробираясь через весь зал под финальные звуки замиравшего вальса и не сводя глаз с пары, остановившейся рядом с колонной. Молодой человек был тощ, долговяз и по-мальчишески красив, но внимание Дивона привлекла в первую очередь дама.

Юный кавалер, без сомнения, вел свою партнершу на место под бдительное око какой-нибудь старой тетушки, но отважный моряк не мог позволить свершиться такой вопиющей несправедливости.

– Надеюсь, что следующий танец – мой, – промурлыкал он, нежно касаясь затянутой в митенку руки дамы.

Та подняла взгляд, и ее синие глаза широко раскрылись от гневного изумления.

– Вы ошиблись, – холодно произнесла она, взглянув на бальную карточку, висевшую у нее на поясе. – Следующий танец обещан капитану Джамисону.

Улыбка ее была ослепительна.

– Ошибки здесь быть не может, – твердо заявил Дивон и, не успел оркестр начать новый танец, подхватил незнакомку и закружился с ней в упоительном вальсе. – Капитан Джамисон просит его извинить и посылает вместо себя – меня.

– Простите, но я вынужден попросить вас оставить даму, сэр! – звонко произнес молодой военный и вытянулся во весь рост. – Она вас совершенно не знает и… – пальцы юноши плясали на рукоятке парадной шпаги.

– Все в порядке, лейтенант Эдвардс, правда, все в порядке, – прошептала Фелисити, едва дыша от жаркого объятия Наглого незнакомца. Она хотела всего лишь подразнить своего юного поклонника, но ее весьма небогатый опыт вкупе с голосом природы уже говорили ей, что маленький лейтенант не идет с этим требовательным властным мужчиной ни в какое сравнение.

Что ж, если он непременно хочет танцевать с ней, – пожалуйста, но это отнюдь не означает, что она будет с ним мила, а когда он возвратит ее миссис Блэкстоун, она укажет этому хаму его место…

А тем временем волшебные звуки вальса все стремительнее наполняли зал, и Фелисити плыла под музыку в крепких объятиях незнакомца. Она не решалась даже поднять глаз – ведь это может быть расценено как флирт, – но все же каким-то шестым чувством ощущала, что он пристально изучает ее. Для грубияна и невежи он танцевал слишком умело, и теперь, когда она подчинилась его желаниям, он держал ее лишь чуточку крепче, чем предписывали правила хорошего тона.

Предпочитая не встречаться с незнакомцем глазами, Фелисити уставилась на его белую рубашку в разрезе фрака, покрывавшую широкую и мощную грудь. Он кружил Фелисити по залу, ее юбки разлетались, дыхание останавливалось, и девушка уже почти забыла о том, что собиралась обидеться. Впрочем, это блаженное состояние длилось лишь до первых его слов.

– Быстро же вы оправились от своего горя, мадам!

– Простите? – Фелисити взглянула на своего партнера и… онемела: состояние его лица нельзя было назвать даже плачевным: левый глаз совершенно заплыл багровым кровоподтеком, а вместо губ виднелось какое-то почерневшее месиво, делавшее его улыбку кособокой и даже подкупающей.

– Я говорю всего лишь об отсутствии на вас сегодня вдовьего наряда.

Глаза Дивона намеренно долго задержались на ее пышной груди, вздымающейся над украшенным цветами декольте, и Фелисити прокляла заливший ее в ту же минуту румянец.

– Я… Я не понимаю, о чем вы говорите… О, перестаньте, перестаньте, пожалуйста! – девушка и сама не знала, о чем она просит своего мучителя. – Вы выглядите настолько плохо, что вам лучше было бы лечь в постель…

– Именно там я и провел большую часть дня. – Вальс закончился, и Дивон осторожно повел свою даму к дверям, ведущим на веранду. – Если вы находите мое лицо обезображенным, то что же вы скажете, посмотрев на мои ребра?

– Думаю, мне не стоит этого делать.

В ответ на эти слова ее партнер дьявольски усмехнулся и крепко взял ее за руки, как-то странно вдохнув при этом воздух. Фелисити почувствовала к нему почти жалость, впрочем, быстро сменившуюся ужасом, когда он потащил ее в самый дальний угол ярко залитой луной веранды.

– Что вы делаете?!

– Пытаюсь добиться хотя бы подобия гарантии нашего уединения на то время, пока вы будете отвечать на кое-какие мои вопросы.

– Я решительно не намерена отвечать на ваши вопросы, и, будьте любезны, отпустите меня.

Дивон неожиданно разнял руки, но лишь для того, чтобы, прижав девушку спиной к перилам, загородить ее своим мощным телом.

Фелисити вознамерилась было закричать, но в этот момент из освещенного зала вновь загремела музыка, наполнив пространство разгульными звуками народных напевов, и растерянная пленница поняла, что крики ее едва ли будут услышаны.

Подняв чуть дрожащий подбородок как можно более гордо, Фелисити собрала все свое мужество. Весьма ревнивые поклонники бывали у нее и раньше.

– Если вы желаете еще один танец… – начала она, но запнулась, подавленная его смехом.

– Вы, кажется, преувеличиваете свои достоинства, мадам.

При других обстоятельствах он и сам был бы не прочь пройти с этой красавицей пару туров вальса, но сейчас думать об этом даже не стоило: ребра его адски болели. Вопреки уверениям Лил, он не сомневался, что пара ребер у него все-таки сломана. А ведь все по вине этой милой дамы, так высокомерно взирающей на него сейчас.

Его слова, обжегшие ее как плетью, напомнили Фелисити реакцию Иебедии, – слава Богу, что ее возлюбленный хотя бы не смеялся. Обида нахлынула на нее, и, подняв свой маленький кулачок, она изо всей силы ударила стоящего перед ней мужчину прямо по его искалеченным ребрам. Он застонал, и выражение легкого добродушия мгновенно слетело с его лица. Дивон схватил ее за обнаженные плечи, и на какую-то долю секунды Фелисити показалось, что сейчас он ответит ей таким же ударом.

– Отпустите меня, или я закричу.

– Что же ты, маленькая… – Дивон судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, пытаясь преодолеть стремительно подступавшую тошноту. Будь у него на фраке намалевана мишень, и тогда эта проклятая девица не смогла бы нанести удар точнее.

Лунный свет, смешиваясь с отсветами зажженных свечей, упал на лицо Фелисити, и Дивон увидел на нем настоящий страх. Ее синие глаза, застывшие на белом лице, вызывали у него непреодолимое желание встряхнуть ее хорошенько; желание это по силе ничуть не уступало прежнему, утреннему, стремлению ее защитить.

Но Дивон сдержался. Он лишь слегка провел пальцами по ее голым плечам, с удивлением увидев на груди строптивой незнакомки подозрительно-знакомое сапфировое ожерелье. Девушка сжалась, словно заподозрив его в стремлении сорвать драгоценности, но он всего лишь скользнул указательным пальцем по золотой оправе, сияющей ярче и теплее, чем камни.

– Я узнал бы эти волосы, даже не видя вашего лица. Даже если бы оно было спрятано. – И с отсутствующим видом Дивон приподнял ее шелковый локон, пахнувший на него тонким запахом жасмина.

– Еще раз повторяю вам: я не понимаю, о чем вы говорите.

Фелисити рванулась вперед, ожидая или, вернее, надеясь, что, как и положено джентльмену, он деликатно отойдет в сторону.

Но этого не произошло.

Наоборот, рука Дивона, до этого спокойно игравшая с ее локоном, медленно перешла на тонкую кожу шеи и замерла там, словно отсчитывая учащенно бьющийся пульс. Фелисити испугалась, но, помимо испуга, нечто иное закипело в ее крови. Что-то донельзя простое, чувственное и… дикое.

Девушка затаила дыхание, пытаясь разобраться в захлестнувших ее эмоциях. Его прикосновения обжигали, и в этом полыхавшем огне Фелисити пыталась понять, кого же он ей напоминает.

Стоящий рядом с ней мужчина был высок, широк в плечах, и, несмотря на то, что сейчас на этих плечах красовался фрак, а не принятая в те дни серая форма армии конфедератов, было ясно, что эта фигура заставила вожделенно млеть уже не одну обитательницу Чарлстона.

Нельзя сказать, чтобы Фелисити тоже млела. Она была слишком поглощена мыслями и намерениями этого незнакомца, чтобы позволить своей головке закружиться от каких-то там властных рук и стройной фигуры.

Сколько простояла она в этом жарком пространстве между перилами и его телом, сказать было трудно, ибо рука его, медленно переползшая с шеи на грудь и там застывшая, погрузила Фелисити в настоящий летаргический сон. Но вдруг ей почудилось, будто след его ладони отпечатался на ее груди огненным знаком, и девушка оттолкнула пылавшую руку.

– Вы не джентльмен, сэр.

В ответ он лишь наклонил голову, и по губам его пробежала дьявольская усмешка, заставившая Фелисити отшатнуться назад, больно ударившись о перила. Дивон стоял, не шевелясь все в той же позе, а сердце Фелисити забилось с удвоенной силой: густая тень упала на изуродованное лицо этого странного господина, и теперь перед ней стоял испепеляюще-красивый мужчина.

Темные кудри падали на чуть наморщенный от насмешки лоб, а зеленые прищуренные глаза загадочно мерцали. Нос, вероятно сломанный когда-то в очередной потасовке, совершенно не портил магическую гармонию этого лица, придавая ему вид скорее шаловливый, чем грозный. Но настоящее ухарство ему придавали губы, щедрые и чувственные, что можно было заметить с той стороны, где по ним не прошелся увесистый кулак противника.

– Я никогда этого и не утверждал. Но в таком случае, рыженькая, – и Дивон резко отбросил ее локон, – я не уверен, что и ты леди.

Оскорбление заставило Фелисити резко выпрямиться и напрочь забыть о соблазнительной красоте мучителя.

– Меня зовут Фелисити Уэнтворт. Я настоящая леди, и не смейте называть меня на «ты» и «рыженькой»!

– Фелисити? Неужели? – Кажется, негодяю показалось забавным ее имя. – Ладно, пусть я не знаю, откуда вы, мисс Фелисити, но…

– Из Ричмонда. Я из Ричмонда… штат Вирджиния, – добавила она, чуть подумав.

Его темные брови в ответ на такую ложь – Фелисити слишком поздно вспомнила про выдававший ее акцент – поднялись вверх, но он лишь спокойно и лениво заметил:

– Но в тех краях, если мне не изменяет память, женщины ведут себя гораздо более достойно, когда мужчины спасают их честное имя.

– Единственный человек, который посягает на мое честное имя, это вы, сэр. А теперь, будьте так добры, сделайте шаг в сторону.

Разумеется, Дивон Блэкстоун не ожидал от этой рыжей красотки объятий и поцелуев в первый же вечер, но после получасового стояния в темноте подобная реакция была уже просто возмутительной. Маленькая нахалка слишком заносчива и неблагодарна.

– Так, значит, вы искренне порадовались вниманию этих гнусных матросов нынешним утром?

– Каких матросов? – переспросила Фелисити, в глубине души уже прекрасно понявшая, о каких именно матросах идет речь. Она внимательно посмотрела на смеющееся разбитое лицо.

– Вы совершенно правы, – заявил Дивон, складывая на груди руки, – я именно тот дурак, который бросился вам на помощь.

Фелисити лихорадочно вспоминала, но никак не могла представить себе лиц ни нападавших, ни ее спасителя. По правде говоря, она и не думала, что ее честное имя подвергалось какой-либо опасности; просто какие-то грабители решили похитить ее багаж, для чего и уронили ее на грязную улицу. А когда она поднялась, то, быстренько подхватив юбки, бросилась бежать во весь дух подальше от того гнусного места.

Улыбнувшись как можно более очаровательно этому непрошеному спасителю, Фелисити кокетливо поблагодарила:

– Спасибо, но, боюсь, вы спутали меня с какой-то другой дамой. Я…

Слова Фелисити, произнесенные почти без северного акцента, заставили Дивона упрямо покачать головой, и девушку неожиданно поразил контраст между двумя сторонами его лица: одной – разбитой и обезображенной, другой – невыразимо притягательной и прекрасной.

– Рыженькая, но ведь я уже сказал тебе, что твой огонь спутать невозможно ни с чем. Только вот не совсем понятно, зачем ты прячешь его под вдовьей накидкой?

– Я вижу, вы не понимаете и многого другого.

Все, хватит с нее хамства и беспардонности этого невежи. Ей давно уже пора заняться поисками благородного джентльмена, который согласится помочь ей в вызволении детей несчастной Эсфири. Было бы замечательно, если бы ловкий «блокадолом», по меткому выражению лейтенанта Эдвардса, встал на ее сторону. А чем она занимается до сих пор? – Стоит, удерживаемая грубой силой какого-то портового мужлана – ибо для Фелисити стоящий перед ней мужчина оставался не кем иным, как одним из грабителей, напавших на нее неподалеку от гавани, – и даже не предпринимает мало-мальски серьезных попыток, чтобы вырваться.

– И что же? – щеголевато тряхнув головой, поинтересовался Дивон.

– А то, что я не намерена далее пускаться с вами ни в какие разговоры, равно как и вообще находиться в вашем обществе.

Она снова решительно замахнулась на притеснителя кулачком, и тот вынужден был отступить, пропустив рванувшуюся мимо него пену темно-голубых оборок и кружев. Еще мгновение – и пламя ее пышных волос блеснуло в последний раз в отблеске бального света, – девушка исчезла в толпе танцующих.

На веранде остался лишь томительный запах ее духов. Дивон втянул в себя воздух, покачал головой и рассмеялся. Боже, что за помрачение рассудка! Ведь было же ясно с самого начала… с того самого утра, черт побери, что дамочка отнюдь не расположена к благодарности. Разумеется, ничего из ряда вон выходящего он и не ждал, но просто «спасибо» оказалось бы вполне к месту… или хотя бы слегка облегчило невыносимую боль в сломанных ребрах.

Впрочем, ее и не могут интересовать его страдания, равно, как и все остальное, с ним связанное, а Дивон Блэкстоун был не тот человек, чтобы навязываться тому, кто его не желал. Если, конечно, дело происходило не в открытом море.

Он прислонился к балюстраде веранды и вытащил из гладкого серебряного портсигара небольшую сигарку с обрезанными концами. Проведя по ней ногтем большого пальца, Дивон бездумно поднял глаза к небу и увидел, что Люцифер уже вовсю разгорается на предутреннем небе. Молодой человек еще раз хмыкнул, раскурил сигару, долгим взором посмотрел на ярко тлеющий огонек и окончательно пришел к выводу, что женщина, с которой он танцевал сегодня вальс и которая столь категорически отказалась заводить с ним знакомство, была вдовой лишь с нынешнего утра.

И второе: какие бы причины ни заставляли ее отказываться признать утреннюю встречу с ним, второй женщины с такими кудрями и такими глазами нет в Чарлстоне, а может быть, черт возьми, и на всем Юге.

Затянувшись еще раз, Дивон наконец-то почувствовал вкус отличного табака и вознамерился выкинуть из головы этот нелепый случай. Сделать это, к сожалению, оказалось не так-то просто, ибо уже через минуту Дивону пришел на ум очередной вопрос, касающийся рыжеволосой незнакомки: «А куда же именно направлялась эта несчастная, убитая горем вдовушка?»

Луна уже почти касалась своим белесым серпом верхушек сада. Осенняя паутина испанского мха, повисшая на мощных дубах, как полупрозрачная вуаль, колыхалась от легкого морского ветра. Природа мирно дремала, и Дивон почти с досадой вернулся мыслями к не дающей ему покоя теме.

Подозрительность его натуры, столь безупречно служившая хозяину в делах морских сражений, и в короткое время передышек не позволяла Дивону ни на минуту забывать о том, что страшная война продолжается. А люди, выдающие себя не за тех, кто они есть на самом деле, в военное время называются не иначе как шпионами.

Блэкстоун резко тряхнул головой. Нет, шпионом мисс Фелисити Уэнтворт быть не может. Она слишком красива и… и, дьявольщина, не из Вирджинии, а уж, скорее, откуда-нибудь из Пенсильвании или Нью-Йорка, если только его не подвел слух.

Неожиданно резким щелчком Дивон выбросил недокуренную сигару, которая, прочертив в воздухе огненную дугу, упала где-то в саду. Да он просто фантазер и тупица, напридумавший вокруг ситуации, ничуть того не стоящей, опасностей и тумана. Возможно, дама просто удирала от ревнивого мужа или… Хорошо, пусть он не знает в действительности, почему она переоделась в мрачный вдовий наряд, но, разумеется, ее мотивы были абсолютно далеки от его навязчивых подозрений. Все. Кончено.

Дивон расправил плечи и выругался себе под нос, в который раз посылая проклятия занывшим ребрам. Надо сейчас же найти бабку и попросить у нее прощения за свой неожиданный и невежливый уход. «Бесстрашный» после недавнего прорыва нуждался в основательном ремонте, и, таким образом, у любящего внука еще будет уйма времени поговорить со своей ба обо всем на свете.

А теперь он нуждается лишь в крепком напитке, который должен быть куда погорячей жиденького плантаторского пуншика, выпитого в начале бала, – да в мягкой постели.

Увидев, наконец, Эвелин Блэкстоун, Фелисити немедленно пожаловалась ей на ужасную головную боль, но упрямая старушка ни за что не хотела уйти, не познакомив бедняжку со своим внуком.

– Когда у меня еще будет возможность увидеть его?!

– Но, может быть, мне представится счастье лицезреть его все-таки в другой раз? – без надежды спросила Фелисити, разгоняя веером тяжелый, наполненный ароматом множества духов воздух. Как хорошо было бы вырваться отсюда немедленно! Она с испугом покосилась на дверь веранды. Верно, он все еще там.

– О, он никогда не сидит на месте.

Миссис Блэкстоун произнесла эту фразу с гордостью за своего внука, словно ставила эту его способность в заслугу. Тетка же была явно другого мнения.

– На самом деле я вовсе не…

– А, вот он где! – и старуха, схватив Фелисити за руку, буквально потащила ее к стоящей неподалеку группе людей, не забывая при этом выделывать своей тростью по натертому полу настоящее стаккато.

Фелисити оставалось только подчиниться. Тщетно она высматривала выход – зала была переполнена, и уже в двух шагах ничего не было видно. Затем она увидела мужчину с веранды и попыталась вырваться из рук неугомонной старушки. Юбки ее взвихрились и зашуршали.

– Да не вертитесь же, ради Бога! – одернула ее Эвелин и постучала золотым набалдашником по широкому плечу невоспитанного господина.

Он повернулся, и брови его взлетели вверх при виде Фелисити. Не успела Эвелин представить их друг другу, как бедная девушка ощутила у себя в животе предательски холодящую пустоту.

Преодолевая боль разбитых губ, Дивон Блэкстоун усмехнулся. Полученное недавно оскорбление еще жило в нем.

– Ну, если это не Рыженькая… – только и проговорил он в ответ.

 

Глава третья

– Что это ты там бормочешь? – Эвелин бесцеремонно в очередной раз воспользовалась своей тросточкой, чтобы привлечь внимание внука. – Я представляю тебе мисс Уэнтворт, а ты! Фелисити, это и есть мой внук Дивон Блэкстоун, и я хочу, чтобы его раны не произвели на вас обманчивое впечатление.

– Судя по всему, мисс Уэнтворт нет никакого дела до моих доблестных шрамов. – И Дивон, несмотря на боль в ребрах, поклонился как можно ниже.

Фелисити в ответ дерзко щелкнула веером.

– Воистину. – Почему этот несносный нахал все время попадается на ее пути? И почему его, помимо всего прочего, еще и угораздило быть внуком почтенной миссис Блэкстоун? – Не сомневаюсь, что свои раны вы получили в честном бою и за правое дело.

– Когда-то и я считал именно так.

Девушка надменно и резко выпрямилась.

– А теперь, надо полагать, вы так не считаете?

Возможно, он обижен на то, что она его не поблагодарила, но ведь она не узнала в нем своего спасителя, если, впрочем, таковой и существовал. Кроме того, своим возмутительным поведением на веранде он и вовсе перечеркнул то хорошее, что, может быть, для нее и сделал.

Дивон даже не удостоил ее ответом. Высокомерный наглец только усмехнулся своей кривой усмешкой – странно притягательной, несмотря на синяки и раны, – и обернулся к достопочтенной бабушке:

– Могу я принести вам бокал пунша, прежде чем откланяться?

– Но я надеялась, что ты задержишься. Может быть, потанцуешь с мисс Уэнтворт…

Фелисити стиснула зубы: одна мысль о повторном танце с этим человеком казалась ей отвратительной. Он снова будет сжимать ее в объятиях, и стоит ей лишь на минуту потерять бдительность, как он снова будет пытаться остаться с ней наедине. Представив себе, как он прижимается к ней, она вздрогнула. Разумеется, от танца можно отказаться, но старая миссис Блэкстоун была к ней так добра, что вовсе не хотелось бы выглядеть неблагодарной.

Размышления Фелисити были прерваны громким смехом невежливого внука, в глазах которого блестели нехорошие огоньки, словно он догадывался, о чем она в данный момент думает.

– Полагаю, что бальная карточка мисс заполнена до отказа, – проговорил он, кланяясь сперва бабушке, а затем Фелисити, – кроме того, сегодня танцами я сыт по горло.

Он отказывается с ней танцевать! Девушка с трудом верила своим ушам. Никогда, ни в Нью-Йорке, ни в Нью-Джерси, где угодно, не бывало еще такого случая, чтобы присутствующие на балу мужчины не оспаривали возможности танцевать с ней! Даже на знаменитом балу, данном в честь принца Уэльского, его высочество сам попросил оставить за ним последний танец! И здесь приглашения уже не умещались в ее карточку! Фелисити с трудом подавила искушение бросить эту карточку прямо в лицо невеже, дабы он смог воочию убедиться, сколько мужчин сгорают от желания танцевать именно с ней!

Но, не обращая на нее абсолютно никакого внимания, Дивон Блэкстоун нагнулся к любимой бабке, поцеловал ее и обнял так нежно, что старушка заулыбалась и похлопала внука по руке.

– Берегите себя, ба, – тихо сказал он, – завтра утром я сам к вам заеду.

– Только не слишком поздно, – приказала она, но голос ее потерял всю язвительность и резкость, – в середине дня я отправляюсь проведать госпиталь. И, если уж на то пошло, ты мог бы сопровождать меня.

– Мог бы, – Дивон контрабандой привез в Чарлстон кое-какие медикаменты, и посещение госпиталя было ему весьма на руку. – Не беспокойтесь, я приеду пораньше.

Кивнув Фелисити самым невежливым образом, Дивон повернулся и направился к выходу. Она вздохнула с облегчением, подумав о том, что, завтра, когда этот внучек соберется навестить свою бабушку, ее давно уже не будет в доме миссис Блэкстоун.

Сейчас же ей больше всего хотелось уложить свое уставшее тело на пуховую перину и побыстрее заснуть. Ее сегодняшний дневной сон отнюдь не возместил необходимости отдыха после бессонной ночи в тряском вагоне, следующем на Юг. Дай Бог, обратно она поедет не поездом, тем более с тремя-то детишками! Внезапно ей в голову пришла мысль добираться обратно пароходом: комфортабельная каюта, свежий воздух… Фелисити до сих пор не могла забыть морского путешествия, которое они с матерью совершили в Англию несколько лет назад. Итак, пароход – и помощь блокадолома. Все решено, остается только найти его и предложить часть имеющегося у нее золота. Насколько ей известно из газет, все эти южане – хитрое безнравственное стадо, готовое за деньги на что угодно.

Эвелин Блэкстоун все еще упорно следила, как ее внук пробирается сквозь толпу танцующих. Несомненно, старая карга полагает, что внук ее – красное солнышко, с уходом которого весь мир погружается во тьму.

– Он славный мальчик, – прошептала старуха и, поглядев на Фелисити, почти растрогалась. Последняя же удивилась проявлению подобной нежности в столь язвительном существе, равно как и тому неведению, в котором пребывала старушка относительно жестокости и хамства ее «славного мальчика».

Дивон в последний раз мелькнул в широких двойных дверях зала, и что-то заставило Фелисити обратить на него внимание еще раз – что-то, не имеющее отношения к его красивому лицу и импозантной фигуре. Почти все мужчины на балу, исключая, разумеется, стариков возраста миссис Эвелин, были одеты в сероватую униформу армии конфедератов.

Все – за исключением Дивона Блэкстоуна. Его одежда очень напомнила Фелисити наряды тех мужчин, которых она видела в свой предыдущий приезд в Чарлстон еще перед войной. Белоснежная рубашка небрежно облегала его красивый торс, и лишь черный галстук оттенял эту белизну.

Костюм джентльмена. Но, увы, на этом сходство и заканчивалось. Под европейским платьем таилось нечто дикое и неукрощенное – и неприятная мелкая дрожь пробежала по телу Фелисити, когда она об этом подумала. – Вам нехорошо, голубушка? Здесь жарко, как в топке, и вы, кажется, дрожите? – Оказывается, старая гарпия за ней наблюдает! Это явилось для Фелисити неприятной неожиданностью. Даже на балу не скрыться от ее маленьких пронзительных глазок. Обмахивая веером разгоряченные щеки, девушка притворилась, что ее знобит все сильнее.

– Боюсь, что у меня опять лихорадка, – призналась она, искусно подражая протяжному выговору кузины Луизы.

– Что? Лихорадка?

– Увы, у меня нередко случаются подобные приступы. – Слова эти не были явной ложью, ибо Фелисити не раз наблюдала, как мучается от изматывающих приступов мать, и порой ей казалось, что и ее тело начинает содрогаться в мелком отвратительном ознобе и задыхаться в тисках туго затянутого корсета.

Правда, на этот раз, благодаря изуродованным артритом рукам старой негритянки, корсет позволял дышать совершенно свободно, но это не помешало Фелисити пожаловаться на невыносимую головную боль и выразить желание побыть в полном одиночестве.

– Ну что ж, полагаю, что теперь и мы можем покинуть сие место. К тому же, проклятое бедро беспокоит меня все больше и больше. Где же моя дочь, скажите на милость? – и Эвелин нетерпеливо застучала тростью.

– Сейчас я найду ее! – Фелисити рванулась было в гущу, танцующих, но вовремя вспомнила, что, как бы то ни было, миссис Блэкстоун действительно очень стара и, без сомнения, больна. Увидев у стены зала под горшком с каким-то пышным неведомым растением пустующий стул, девушка бросилась туда, чтобы никто другой не успел занять драгоценное место. Она быстро принесла его миссис Блэкстоун, тяжело опиравшуюся все на ту же неизменную трость. В ответ на этот акт милосердия старуха посмотрела на нее с подозрением и гневом.

– Что это?!

Едкость ее тона вкупе с видимым идиотизмом вопроса поставили Фелисити в тупик.

– Как что? Это стул. Стул, чтобы вы могли сесть и поудобнее устроить вашу ногу… – Но не успела окончательно сбитая с толку Фелисити продолжить, как возмущенная старуха прервала ее на самой середине фразы:

– Я не просила вас приносить мне стул, милочка! Фелисити лихорадочно принялась вспоминать, что предписывают делать в таких случаях правила хорошего тона, которым столь методично учила ее мать, но сказать еще что-либо она уже не успела, ибо строптивая дама неожиданно резво отбросила принесенный стул в сторону. Девушке оставалось лишь отвернуться и пробормотать: «В таком случае можете на него не садиться!», списав происшедший инцидент на преклонный возраст дамы.

Вскоре подошла Юдифь в сопровождении двух дам, ничем не уступающих ей в комплекции и манере одеваться. Все трое были одеты в скучно-черные платья, отличающие на балу всех дам зрелого возраста, – унылое напоминание о потерянной молодости. Юдифи вовсе не хотелось оставлять своих подруг, но напоминание Фелисити о больном бедре старушки все же вынудило ее заняться приготовлением к отъезду.

– Мама никогда не слушает доводов рассудка! – бурчала она себе под нос. – Я настоятельно уговаривала ее остаться дома. В ее возрасте все может случиться и притом в самый неожиданный момент! Тем более в наше-то время!

– Полагаю, что миссис Блэкстоун не привыкла прислушиваться к чужому мнению! – запальчиво произнесла Фелисити и мгновенно устыдилась собственной невежливости. Но Юдифь, вместо того чтобы обидеться за свою мать, Неожиданно согласилась с высказанным замечанием.

– О, вы решительно правы! Она в грош не ставит даже доктора Бэйтмена, а тот, если уж на то пошло, – и Юдифь наклонилась к Фелисити, расправив свой черный с эмалью веер, словно доверяя ей какой-то огромный секрет, – просто боится ее смертельно!

– Как, доктор?!

– Да! И не только он! Все, все ее боятся!

Под суровым взглядом матери Юдифь опустила веер и намеренно заботливо склонилась над ней, уже соблаговолившей усесться на стул, что с великим изумлением отметила Фелисити.

Юдифь торопливо опустилась на колени и попыталась взять материнские руки в свои, но тут же была бесцеремонно отвергнута.

– Ах, мама, мисс Уэнтворт сказала мне, что вам нехорошо. Позвольте мне вызвать носилки, и мы будем дома в три минуты. Сейчас я видела доктора Бэйтмена за бокалом пунша, так что он мог бы…

– Будь любезна сейчас же подняться и прекратить этот пошлый спектакль! А видеть этого старого шарлатана Бэйтмена я и вовсе не желаю. Кроме того, запомни еще одно, милая доченька: на носилках меня понесут лишь к последнему приюту! Так что отойди немедленно и дай мне возможность подняться, – и старуха тяжело встала, отвергая малейшую попытку со стороны дочери помочь ей, хотя Юдифь все еще продолжала театрально простирать к матери руки.

После утомительной духоты помещения ветер с залива показался особенно приятным и мог бы быть еще приятнее, если бы, охлаждая пылающее лицо Фелисити, уносил с собою воспоминания о грубом отпрыске миссис Блэкстоун. Увы, надежда на то, что утро и ветер сотрут из ее памяти неприятное приключение на веранде, оказалась напрасной.

Все же усилием воли Фелисити постаралась выкинуть этот эпизод из головы и под равномерное дребезжание кареты, трясущейся по вымощенной булыжником дороге, принялась думать о том, что предстоит ей завтра, точнее уже сегодня утром. Первым делом в ее плане стоял отъезд из дома гостеприимной миссис Блэкстоун до визита ее хамоватого внука. Затем – поиски человека, способного доставить ее в Магнолию-Хилл, то есть прорывателе блокад.

Погруженная глубоко в свои размышления, девушка едва слышала происходящий в карете разговор; приглушенные голоса – хныкающий Юдифи и рассерженный Эвелин – едва достигали ее сознания. Но вот в беседе двух дам прозвучало слово «блокада», и Фелисити сразу же насторожилась.

– Что вы сказали? – девушка выпрямилась и наклонила голову поближе к смутно очерченному в темноте силуэту старухи. Уже светало, и фонари в карете оставались незажженными, погружая внутренность последней в какой-то волшебный полумрак.

– Я всего лишь толковала о доблести людей, оказавшихся мужественными настолько, чтобы пощипать за нос федеральных вояк.

– Но, мама, я же не говорила, что он не доблестен! Просто я удивилась, почему он не предложил свои услуги правительству Конфедерации официально?

– Правительство – стадо некомпетентных ослов!

– Мама, мама, как вы можете говорить такие вещи! Фелисити были хорошо видны округлившиеся от ужаса глаза Юдифи, глядевшие прямо на нее, словно она собиралась сию же минуту бежать куда следует и повторить там слова Эвелин Блэкстоун о правительстве Конфедерации.

– А я буду говорить, что мне, черт побери, заблагорассудится, Юдифь! Пусть даже самому Джефферсону Дэвису, окажись он здесь! Мы не готовы к этой войне, никогда не были готовы, и вот теперь все вокруг летит вверх тормашками!

– Но, мама, вы все-таки неправы. Когда Гарри говорит…

– Да начхала я на слова твоего глупого муженька!

– Но ведь он доверенное лицо президента Дэвиса! И только вчера я получила от него письмо, в котором говорится, что президент, в конце концов, непременно одержит решающую победу. Я же рассказывала вам об этом.

В ответ на эту тираду миссис Блэкстоун как-то уж совсем не по-дамски всхрапнула, так что Фелисити едва удержалась от смеха, а разговор уже ушел в сторону от столь интересовавшей ее темы блокады и связанных с нею людей.

– Я знаю, вы никогда не верили в Гарри! А ведь он воистину блестящий человек, и его последнее назначение прекрасно это доказывает. Вам же он не нравится лишь потому, что женился на мне…

В голосе Юдифи уже явственно звенели слезы, и Фелисити подумала, что она вот-вот расплачется в свой надушенный платок. Впрочем, причины неприязни Эвелин к достойному мужу ее дочери девушку абсолютно не интересовали. Ясно, что старая ведьма не любит никого… Делая некоторое исключение для невоспитанного внука – и только. Все это доказывает лишь ее крутой нрав и неверную оценку достоинств окружающих.

– Хватит распускать нюни, дурашка Юдифь! Факт его женитьбы на тебе не имеет к моей неприязни никакого отношения, запомни.

Юдифь судорожно всхлипнула, и, дабы дело не кончилось истерикой, Фелисити решила, что пора вмешаться в этот милый разговор.

– А что касается людей, прорывающих эту блокаду…

– И что же их касается? – вопрос Эвелин прозвучал среди всхлипываний Юдифи как падающий нож.

Фелисити перевела дыхание.

– Мне бы так хотелось встретиться с кем-нибудь из них! Кажется, они такие храбрые и даже романтичные…

– Ничего романтического в том, чтобы каждый день рисковать руками и ногами, а то и собственной жизнью, нет, – отрезала Эвелин.

Фелисити замолчала. На самом деле она прекрасно знала, что в прорывах блокад и окружений нет ни капли романтики, ей всего лишь хотелось завуалировать перед обеими дамами истинную причину своего любопытства.

– А если вы так мечтаете о встрече с подобным человеком, то она уже состоялась, – хмуро продолжила миссис Блэкстоун.

– Да, но…

– Прекратите же прерывать меня, милая…

Карета мягко остановилась, и не успела старуха закончить фразы, как дверцы распахнулись. Злосчастное бедро, видимо, действительно причиняло ей сильную боль, ибо перемещение из добротной кареты на мостовую перед собственным домом отняло у нее немалое время.

Фелисити же с трудом сдерживала любопытство по поводу того, кто бы это мог оказаться тем самым романтическим блокадоломом из тех людей, что встретились ей сегодня. Кто же, кто обладал той отчаянной и дерзкой душой, которая необходима для подобных операций?

Но ответ на этот вопрос был подобен ведру ледяной воды в холодное зимнее утро.

– Миссис Блэкстоун!

Фелисити выпрыгнула из кареты и, подобрав юбки, рванулась за старухой, неуклюже взбиравшейся по ступеням крыльца с помощью дочери.

– В чем дело, девочка? С той поры, как эти дурни подожгли Форт-Самтер, я и слыхом не слыхивала такого шума.

– Этот человек, прорывающий блокады… ваш внук?!

– Разумеется. Дивон Блэкстоун – самый удачливый и знаменитый из всех ему подобных.

Фелисити в каком-то отупении проследовала за дамами в дом. В серебряных подсвечниках, окаймлявших стены, горело лишь несколько свечей, и потому холл казался мрачной пещерой, погруженной в тень. Слуг у Блэкстоунов было мало, да и те весьма преклонного возраста, словом, встретить вернувшихся с бала хозяек не явился ни один человек. Даже Лукас, довезший их до дому в полном молчании, отворив двери, куда-то исчез.

Вручив Фелисити один из подсвечников, Юдифь подняла другой как можно выше и, освещая широкую винтовую лестницу, повела мать в ее апартаменты. Миссис Блэкстоун ковыляла за ней молча, не позволив себе проронить ни одного едкого слова.

Фелисити поднялась к себе, открыла дверь и с удивлением обнаружила, что комната освещена лишь серебряным лучом луны, робко проникавшим сквозь незашторенные окна. В ее родном доме лампы бывали раскалены докрасна в любое время ночи, освещая стены, покрытые дорогой материей.

Кроме того, по приезде откуда бы то ни было юную хозяйку всегда встречала ее горничная Эдди, снимавшая с нее платье, расшнуровывавшая корсет и расчесывавшая пышные волосы. Помимо этого, она еще умудрялась беспрерывно болтать, расспрашивая хозяйку о минувшем бале: «С кем же вы танцевали на этот раз, мисс Фелисити? Красивы ли были сегодня мужчины? Всем ли понравился ваш наряд?»

В темной пустой комнате Фелисити поставила подсвечник на туалетный столик и присела на стоявшую рядом скамеечку. Уткнув подбородок в ладони, она задумчиво уставилась в зеркало. Как же случилось, что, проделав столь короткий путь, она оказалась уже на недосягаемом расстоянии от своей прежней мечты?

Но отражавшееся в зеркале усталое лицо молчало. Впрочем, она добилась именно того, чего хотела: возможности доказать свою порядочность. Себе. Иебедии. Отцу.

Девушка вздохнула и принялась вытаскивать из тяжелых волос длинные шпильки, державшие прическу. Одну за другой она вынимала серебряные заколки и бросала их на столик красного дерева, покрытый толстым слоем пыли.

Нет, временная задержка в поисках детей Эсфири не является доказательством несостоятельности ее убеждений вообще! Вот только… только почему именно Дивону Блэкстоуну суждено было оказаться этим «ловким блокадоломом»? Но тут же в девушке вспыхнула искра надежды – ведь не один же он такой во всем Чарлстоне! И, наверное, не так уж и сложно найти другого! Правда, его бабушка уверяла, что он лучший из лучших, да и к тому же единственный, которого она, по крайней мере, знает. Для того чтобы найти другого, понадобится время. А времени у нее в обрез.

Фелисити встала со скамейки и отчаянно вступила в борьбу с застежками на платье, окончившуюся, когда корсет был распущен и упал на пол, ее победным стоном. Оставив подле столика груду одежды, увенчанную сверху кринолином и нижними юбками, девушка опустилась на колени около кровати и придвинула к себе саквояж. Волоча его по обюссоновскому ковру, она с облегчением заметила, что тяжесть его не уменьшилась, и, щелкнув ремешками, раскрыла его кожаную пасть… Зеленое уродливое платье, единственное оставшееся после пропажи остальных вещей в поезде, сложено, как она и предполагала, наверху. Фелисити вытащила его и кинула на стул – завтра оно ей непременно понадобится.

Чулки и рубашки она нетерпеливо отодвинула в сторону и достала, наконец, откуда-то со дна два увесистых кожаных мешочка, составлявших основную тяжесть ее багажа. Золотые монеты весело засверкали в свете догоравшей свечи, и девушка, не удержавшись, взяла несколько монет в руки.

Золото понадобится тоже.

Фелисити затолкала все вещи обратно в саквояж, снова засунула его под кровать и потушила свечу. Через окно, обращенное на восток, пробивались дымчато-розовые лучи, казалось чуть дрожавшие от дуновения слабого ветра.

Затем измученная путешественница забралась на кровать, застланную пуховиками, свила там себе гнездышко поуютней и предалась размышлениям о завтрашнем тяжелом дне. День этот воистину станет проверкой ее характера.

Глаза Фелисити широко раскрылись навстречу яркому солнечному свету, струящемуся через высокие сводчатые окна. Нетерпеливо отбросив одеяло, она соскользнула с постели. Как можно было так долго спать?! Ведь все ее планы основывались на том, чтобы встать пораньше.

Ночь остудила воду в кувшине, но девушка быстро сполоснула лицо и взялась за корсет. Однако неумелые пальцы упорно не хотели справляться с такой трудной задачей, а звать на помощь кого-либо из прислуги ей вовсе не хотелось. Наконец, не выдержав, она с отвращением отбросила корсет прочь и влезла в нижние юбки без корсета. Слава Богу, ее костюм был прост и прекрасно сидел на ней даже без этого ужасного приспособления. Расправив двойную, отделанную рюшами юбку и вытащив пышные рукава блузки, Фелисити взяла с туалетного столика серебряную расческу.

Волосы ее этим утром, казалось, были гораздо кудрявее, чем обычно, – расческа с трудом продиралась сквозь тяжелые золотые заросли. Девушка закрутила их в пышный шиньон и, уложив на затылке, начала скреплять их распадающуюся массу серебряными шпильками, которые вчера вынула из волос.

Мимоходом оглядев себя в зеркале, Фелисити поморщилась. Конечно, с того времени, как она решила стать женой Иебедии Уэбстера, волосы ее укладывались только так, но какой-то смутный внутренний голос говорил ей, что вкусы Дивона Блэкстоуна весьма далеки от пристрастий ее возлюбленного.

Но сегодня она во что бы то ни стало должна произвести впечатление не на сумрачного Иебедию, а на красавца Дивона, а потому… мгновенное движение быстрых пальцев – и на нее обрушился водопад волос, отливающих старым золотом. Еще несколько взмахов расчески, локоны приглажены, а синяя лента из тафты, украшавшая платье, скрыла завитки, падающие на лицо.

Фелисити пристальнее посмотрела на свое отражение в зеркале. Вид был немного уставший, несмотря на продолжительный сон, и под глазами залегли лиловато-розовые тени… Увы, рисовой пудры, чтобы прикрыть эти явные свидетельства утомления, на столике не оказалось, как, впрочем, и какой-либо другой косметики. Девушка несколько раз ущипнула себя за бледные щеки, которые после подобной процедуры весьма быстро порозовели, и принялась строить перед все тем же зеркалом то кокетливые, то обольстительные улыбки. Результат, к сожалению, был малоутешительным.

Ни на что более времени уже не оставалось, ибо бессовестный прерыватель блокад, по расчетам Фелисити, должен был сейчас восседать в гостиной своей бабки. Девушка надела туфли и бегом поспешила из комнаты.

Высокие напольные часы в стеклянном корпусе, стоявшие на ее пути, показывали самое начало девятого – и это было очень неожиданно для сладко выспавшейся Фелисити. Тихо, как мышка, гостья проскользнула вниз по лестнице, не встретив по дороге ни души, и уже было подумала, что она первая проснулась в этом унылом и сонном доме, как из гостиной послышались приглушенные голоса.

Внимательно прислушавшись, Фелисити поняла, что разговаривают две женщины – Эвелин и Руфь.

Слава Богу, значит, он еще не приехал!

Ноги ее бесшумно заскользили по холодному мрамору холла, и через несколько мгновений девушка уже была по ту сторону массивной входной двери. По булыжной мостовой с грохотом проносились повозки, и, не таясь уже больше, Фелисити обогнула дом и уселась на скамейку под глянцевитыми листьями старой магнолии. Из груди ее вырвался вздох облегчения.

Со своей выгодной позиции она могла наблюдать за железной оградой дома, что позволяло ей не пропустить ни одного человека, направляющегося к Блэкстоунам. Расправив юбки, девушка сложила руки на коленях и стала ждать. Ждать сколько понадобится.

Но где все-таки этот проклятый герой? Разве не давал он клятвенных обещаний своей дорогой, ненаглядной бабусе прийти пораньше? Хорошо, пусть Эвелин Блэкстоун далеко не похожа на дорогую и ненаглядную, но все же она действительно приходится ему родной бабушкой!

Утро выдалось теплое, и Фелисити позволила себе расслабиться, прислонившись к постепенно нагревающейся стене дома. Внимание ее привлекло гипнотическое жужжание огромной бархатистой пчелы, совершавшей облеты цветущей магнолии и зарывавшейся в ее белые цветы в поисках сладкого сока.

– Мисс Уэнтворт! Неужели?

Этот мужской голос заставил Фелисити буквально подпрыгнуть, и, резко повернув голову, она увидела того самого человека, которого намерена была удивить этим ласковым южным утром. Он стоял, небрежно опершись на ограду, помахивая широкополой щегольской шляпой. В его усмешке таилось нечто дьявольское, словно он уже наслаждался тем, что застал ее врасплох… А ведь от этого человека ей надо добиться помощи!

– О, мистер Блэкстоун… или, простите, капитан Блэкстоун, вы меня напугали! – Губы Фелисити сложились в самую очаровательную улыбку, которая должна была заставить этого пройдоху забыть о ее несколько странном для южанки акценте. Глаза его медленно сузились. Надо отдать должное, сегодня Дивон Блэкстоун выглядел значительно лучше; опухоль спала, оставив на лице лишь мертвенно-зеленые расплывшиеся синяки.

– Примите мои извинения, мисс Уэнтворт. – Дивон даже не тронулся с места, чтобы сопроводить свое извинение приличествующим учтивым поклоном. Он лишь по-прежнему смотрел на нее пронизывающим взглядом дерзких зеленых глаз, так напоминающих глаза его бабки.

Проглотив очередную обиду, Фелисити улыбнулась еще шире. Ведь до того как она решила посвятить свою жизнь Иебедии и аболиционистскому движению, ее улыбка, как было хорошо известно в Нью-Йорке, сводила с ума и заставляла терять голову даже самых закаленных мужчин. Увы, Дивон Блэкстоун не был похож на человека, который может потерять голову, а тем более сердце. Желваки жестко перекатывались на его скулах, и Фелисити удивилась тому, что сразу не смогла распознать в этом человеке со стальными нервами знаменитого моряка конфедератов.

– Любопытно было бы узнать, мисс Уэнтворт, – неожиданно начал он, когда Фелисити уже с трудом удерживала на лице тонкую улыбку обольщения.

– Да, капитан Блэкстоун?

– Что вы делаете в такой час в саду моей драгоценной бабки?

– Жду вас, разумеется. – Слава Богу, это была чистая правда, и долгожданная откровенность придала Фелисити храбрости. Она посмотрела на Дивона долгим взглядом из-под густых ресниц и медленно перевела его на свои сложенные руки.

– Я чувствую себя просто ужасно, – почти прошептала она.

– И отчего же это, скажите на милость? – в конце концов, избит, кажется, все-таки он.

– Оттого что так плохо вела себя с вами вчера вечером.

– Конечно.

Фелисити быстро подняла глаза. Дивон и не собирался принимать ее извинения, тем более в таком виде.

– Я имею в виду тот факт, что после того как вы спасли меня от этих ужасных разбойников, я вела себя недостойно по отношению к вам. – Девушка хотела быть искренней, хотя до сих пор не могла до конца поверить в свое бескорыстное спасение; быть может, его тоже интересовал лишь ее багаж…

Блэкстоун и на этот раз не сдвинулся с места, а только снял руки с ограды и вальяжно скрестил их на широкой груди.

– Вы были просто великолепны! А я испугалась и потому вчера никак не могла вас узнать. – Еще одна истина, и уже не важно, поверит он ей или нет.

Молчание продолжалось, как показалось Фелисити, целую вечность. Затем Дивон намеренно медленно оперся на ограду ногой.

– Вопрос остается прежним, мисс Уэнтворт: что вы делаете в саду моей бабки?

– Но ведь я уже сказала вам – хочу извиниться. – Девушка прикусила губу и отвернулась, чтобы он не заметил этой досадливой гримасы.

– Я спрашиваю вас не о том, мисс. Меня интересует, как вы здесь очутились.

– Я остановилась у вашей бабушки и полагала, что вам это хорошо известно.

В действительности это было ему неизвестно, ибо после слов Фелисити он мгновенно сбросил с себя нарочитое равнодушие.

– И давно ли?

– Со вчерашнего дня. – Девушка вдруг вспомнила, что совсем перестала следить за своим акцентом и быстро раскрыла веер, что бы отвлечь его внимание.

– Известна ли ей ваша хамелеонская сущность?

Фелисити судорожно обмахивалась веером, разгоняя ставший уже душноватым воздух.

– Что вы имеете в виду?

– Я говорю о вашем скоропалительном обращении из неутешной вдовы в первую красавицу бала.

– Ах, это… Сейчас я вам все объясню. – Фелисити, прошуршав юбками, встала и повернулась к Блэкстоуну боком. Ложь не была ее сильной стороной, и потому она предпочитала, чтобы зеленые непримиримые глаза внука хозяйки не смотрели ей прямо в лицо во время этой фальшивой истории. Девушка осторожно провела пальцами по белому восковому лепестку магнолии, оказавшемуся у ее лица.

– Я надела траур, потому что боялась. Путешествие в Чарлстон… это… у меня нет опыта в таких делах. – И она слегка улыбнулась.

– Тогда зачем же за них браться? – Прошлой ночью, валяясь на своей постели, он провел несколько часов в размышлениях об этой мнимой вдове, и все они свелись к тому соображению, что красавица Фелисити Уэнтворт не кто иная, как шпионка проклятых янки, ибо за то, что ее акцент происходил из местности, лежащей далеко за линией Мэйсона-Диксона, он был готов поручиться головой.

– Но почему? – Фелисити вытащила из рукава белоснежный платочек. – А обещания? Неужели вы не верите в то, что обещания выполняются, капитан Блэкстоун?

– Какое же обещание могло завести вас в далекий, полыхающий войной город? – отрезал он, игнорируя ее вопрос.

Девушка притворно всхлипнула.

– Я обещала своей кормилице. На смертном одре, – добавила она и слегка повернулась, чтобы увидеть его реакцию. Он не двигался. – Дома, в Ричмонде. Кормилица очень любила меня, но беспокоилась и о своих детях.

– И что же с ними произошло? – Дивону хотелось поторопить ее в этой печальной истории, но надо было выдержать приличествующий случаю вид, несмотря на появившиеся в уголках его губ морщинки смеха.

– Проданы на юг. – Фелисити быстренько вспомнила кое-какие проповеди Иебедии об ужасах рабства.

– Кошмар.

Притворщица не выдержала и посмотрела капитану прямо в глаза – в них светилась лишь высокомерная насмешка. Однако ей не оставалось ничего другого, как продолжить свой печальный рассказ:

– Я обещала ей съездить в Южную Каролину и выкупить их…

– Но кормилица, конечно, умерла. Ведь вы только что упоминали смертное ложе, не так ли?

– Умирает, – поправила его Фелисити. – Именно поэтому мне надо спешить. – Она закрыла лицо платком и затряслась в едва сдерживаемых рыданиях, пока плечи ее не оказались стиснутыми в сильных руках капитана Блэкстоуна.

– Послушайте-ка меня, мисс Уэнтворт, – слова звучали мягко, но у девушки не было никакой уверенности в том, что это не очередная насмешка, – все в этом мире когда-нибудь проходит.

– Я знаю, конечно, но… – Фелисити надеялась, что сейчас он отпустит ее, но вместо этого он снова и снова проводил своей горячей рукой по ее спине, и после его прикосновений оставалось впечатление ожога. Девушка совершенно не к месту подумала о том, что Дивон догадался об отсутствии на ней корсета. – Я просто обязана найти их, – пробормотала она, подавляя желание вырваться из его объятий.

А Дивон беззастенчиво пользовался неожиданно появившейся возможностью; раскаяния за свои объятия он не чувствовал, ибо ложь этой красивой девицы была очевидной, а несколько вполне невинных ласк не причинят его ребрам никакого вреда, тем более, что сегодня им уже лучше. Вдохнув поглубже, он ощутил приятно защекотавший раздувшиеся ноздри терпкий запах ее волос. Что ж, именно об этих волосах он грезил минувшей ночью; грезил о том, чтобы окунуть руки в это расплавленное золото и с наслаждением наблюдать, как мерцающий огонь переливается на его ладонях.

– Я обязана, обязана их найти, – твердила Фелисити, не слыша ответа, а его руки все продолжали скользить по ее спине и волосам. И снова, как вчера, летаргический сон начал охватывать ее тело, заставляя забыть обо всех обещаниях и маня навеки остаться в неге этих пылающих рук.

Но вот его пальцы скользнули под волосы и коснулись тонкой кожи на шее. Фелисити вздрогнула, вздохнула и мягко откинула назад отяжелевшую голову.

Дивон отнюдь не улыбался.

Наоборот, девушку даже удивило странное выражение, затуманившее его живые зеленые глаза.

– Мистер… то есть капитан… Мне кажется… я не думаю…

Губы, закрывшие ей рот, были горячи и тверды. Фелисити едва успела осознать, что происходит, как в ушах ее зашумела кровь – и все окружающее исчезло. Глаза Фелисити закрылись, а руки, до сей поры, висевшие безвольно, как плети, потянулись к нему в одном неудержимом порыве – обхватить эту темноволосую голову и каким-то чудом спасти себя от окончательного падения.

Разумеется, она целовалась и раньше, позволяя это некоторым из самых вожделеющих ее поклонников, но делала все, словно королева, одаряющая своих подданных наищедрейшей милостью. Более того, Фелисити находила сие сладкое действо даже приятным, но все же она оказалась совсем неподготовленной к тому, чтобы нырнуть в омут, в котором очутилась сейчас.

Внезапно он резко отстранил ее.

Незалеченные ребра заныли с новой силой, разгоняя алую дымку желания.

Руки его остались лежать на плечах Фелисити, и капитан Блэкстоун вынужден был признать, что красотка оказалась куда более опытной актрисой, чем он предполагал вначале. Возможно, акцентом ей еще стоит заняться, неплохо бы поработать и над рыданиями, но в деле страсти она чувствует себя вполне уверенно.

Сейчас она, конечно, кажется растерянной, но это всего лишь следствие внезапного поцелуя. В этом она даже проиграла, ибо женщина, столь откровенно флиртующая, прекрасно понимает, на что идет. Тем более, если она опытная шпионка.

Проглотив застрявший в горле комок, Фелисити почти робко посмотрела на Дивона и обнаружила, что он спокойно наблюдает за тем, как она пытается успокоить свое дыхание. Ветерок с залива холодил ее порозовевшую кожу и небрежно играл с золотистым локоном, упавшим на лоб. Дивон лениво усмехнулся, и тут Фелисити своим женским инстинктом поняла, что вести себя с этим загадочным человеком так, как со своими обожателями в Нью-Йорке, – немыслимо.

Кроме того, в этом и нет необходимости. Он – настоящий блокадолом, а всем известно, как падки они на золото, и, убедившись в том, что повторное объятие ей не грозит, Фелисити начала:

– Я хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу…

– Найти детей вашей чадолюбивой мамки, – подхватил он, кривя губы в сардонической улыбке.

– Да. – Девушка сжала руки. – А я вам за это заплачу.

– Вы? Мне? Заплатите?

– Да. В звонкой монете и немалую сумму. – Она самодовольно хмыкнула, видя, как поползли вверх его черные брови.

– И что же мне конкретно надо исполнить, дабы заслужить это… м-м-м… огромное количество денег?

Он заинтересовался! Фелисити уже видела в его глазах тусклый блеск скаредности.

– Все, что от вас потребуется, – это проводить меня на плантацию Магнолия-Хилл и помочь вывезти оттуда детей.

Но в следующее мгновение ее самодовольство как рукой сняло, ибо в ответ на последнюю фразу Дивон Блэкстоун, откинув свою красивую голову, искренне захохотал.

 

Глава четвертая

– Чему вы так изволите смеяться? – Фелисити вызывающим жестом подняла руки и уперла их в бедра. Губы ее сложились в тонкую злую линию, делавшуюся все уже по мере того, как Дивон продолжал заливаться отчаянным хохотом.

Смеху его, казалось, не будет конца.

– Неужели мое предложение настолько смешно?

Дивон в изнеможении схватился за бока, он буквально задыхался, и даже слезы выступили на его раскрасневшемся лице. Он явно потешался над предложенными деньгами.

Терпение Фелисити лопнуло.

Ее кулачок взлетел, но, прежде чем опуститься на тренированные мышцы его живота, был перехвачен умелой стальной рукой.

– Не надо повторяться, Рыженькая! – голос стал жестким, а ямочки на щеках, придававшие столь пленительное выражение лицу, исчезли, оставив лишь тень былого веселья.

Бороться с железной хваткой капитана Блэкстоуна было, разумеется, бесполезно, однако Фелисити все же предприняла какие-то слабые попытки проделать это.

– Пустите меня сейчас же, вы, животное!

– Животное? Вот как? – и одним рывком, так, что взвихрились ее юбки, Дивон притянул девушку снова к себе и, дыша ей прямо в лицо, прошептал:

– Что же произошло с истекающими медом губками, если даже такая деловая дама, как вы, предлагаете мне оплату за мои услуги?

Прикусив губу, Фелисити отвернулась, чтобы не видеть его насмехающегося лица. Что ж, она виновата сама, допустив со своей стороны необдуманную вспыльчивость, которая унесла всякую надежду на помощь Дивона Блэкстоуна в деле спасения несчастных детей. И все же девушка попыталась загладить свою оплошность. Невинно распахнув глаза, она повернулась к по-прежнему держащему ее за руку Дивону:

– Я не хотела ударить вас… То есть это была шутка.

– Брось, Рыженькая! Что бы ты ни говорила, что бы ни делала, в Порт-Ройял я тебя не повезу. – Дивон отпустил ее руку и откинул со лба непокорную прядь.

– Почему? – Фелисити старательно терла руку, словно пыталась избавиться от жгущего следа. Но Дивон, повернувшись к ней спиной, демонстративно молчал, обхватив ладонями железные прутья ограды, он смотрел куда-то на улицу.

Там, неподалеку от дома, шла женщина, сияющая матовой теплотой эбенового лица; плечи ее устало ссутулились под тяжестью прикрытой тканью огромной корзины. Дивон закрыл глаза. Вид этой негритянки почему-то совершенно расслабил его.

– Может быть, вы все-таки соблаговолите мне ответить? Повторяю еще раз: я согласна вам заплатить… – Фелисити замолчала, прежде чем произнести заветное слово, которое должно было купить его помощь. – Золотом.

Дивон лениво обернулся через плечо и процедил:

– Моя помощь тебе уже стоила мне сломанных ребер, заплывшего глаза и разбитых губ… – И, не давая девушке прервать себя, добавил: – Так что, видишь, Рыженькая, я не склонен больше продавать свою помощь, даже если бы и хотел.

– Но…

– Никто из нас не получит в Порт-Ройяле желаемого, детка, и без всяких «но». – Дивон все-таки обернулся к ней и закончил: – Местечко это кишит северянами.

– За это-то я и намерена платить вам. Платить, чтобы вы пробрались и… – Тут Фелисити пришла в голову простая мысль, что в окружении янки ей будет куда безопаснее, чем с Дивоном Блэкстоуном в качестве сопровождающего. Но вслух она этого не сказала.

– Ты не будешь платить мне ни за что, Рыженькая.

Неожиданно Фелисити подумала, что она даже не знает, что хочет получить в Порт-Ройяле этот блокадолом.

– Отлично. – Девушка сделала вид, что заинтересовалась растущими неподалеку грушами. – В таком случае я найму кого-нибудь другого.

Не единственный же он смельчак во всем городе! Да и, возможно, она нуждается в услугах человека вовсе не такой профессии. Если Магнолия-Хилл действительно находится в руках янки, то нет ничего легче, чем проехать туда одной и просто-напросто забрать троих ребятишек. Как она раньше до этого не додумалась!

В этот момент девушка почувствовала на себе холодный взгляд зеленых прищуренных глаз.

– Ну-ка, признавайтесь, что творится сейчас в этой хорошенькой головке?

– Ничего, что может иметь хотя бы малейшее отношение к вам. – Фелисити повернулась, чтобы уйти, и от этого, чуть резковатого движения волосы густой волной окутали ей плечи. – Кроме того, все-таки не надо называть меня Рыженькой.

– И почему же? – Дивон бесцеремонно протянул руку к золотому огню и пропустил его через пальцы. – Никто, кроме вас, не имеет большего основания так называться. – И с этими словами он легонько потянул ее за волосы, улыбаясь тому, с какой неохотой она была все же вынуждена к нему повернуться. – Да и, к тому же, то, чем вы изволите заниматься, находясь в доме моей бабки, имеет, честно говоря, весьма непосредственное отношение именно ко мне…

Но Фелисити было не суждено произнести уже придуманный достойный ответ, ибо утренняя беседа двух молодых людей была вдруг прервана громким нетерпеливым постукиванием. Обернувшись, они сразу же увидели стоящую в оконном проеме вездесущую Эвелин Блэкстоун, стучащую по стеклу золотым набалдашником с видом, противиться которому было бесполезно.

Осознав, что он до сих пор держит в руках ее длинный локон, Дивон вздрогнул и выпустил его.

– Полагаю, бабушка жаждет нашего общества, – проронил он, перед тем как разжать пальцы, а Фелисити, проклиная всячески старых дур и сумасшедших капитанов, бормотала себе под нос ругательства до тех пор, пока не поняла, что говорит, оказывается, весьма громко. Девушка поперхнулась.

– Бабушке было бы лучше не слышать подобных излияний, это может стоить вам головы.

– Да не боюсь я вашей бабушки! – вспылила Фелисити, но, как только Дивон открыл входную дверь и, поклонившись бабке, ввел девушку в парадный холл, она немедленно засомневалась в искренности только что сказанного. Величественная Эвелин стояла посреди холла, все так же нетерпеливо ударяя тростью о мраморный пол.

– Еще немного – и я была бы вынуждена послать на ваши розыски местную милицию. А на мой стук вы и вовсе не обращали внимания!

– Но зато, как только услышали, так и прибежали! – весело ответил Дивон, наклоняясь для ритуального поцелуя в щеку. Давно знакомый крепкий запах лаванды, поднимающийся от ее красного шелкового платья, защекотал ему ноздри, и он прошептал прямо на ухо бабке: – И вы сами прекрасно это знаете!

– Хм! – Эвелин мягко отстранила внука раскрытой ладонью и повернулась к Фелисити. – А что вы делали ранним утром у меня в саду в компании моего шалопая, юная леди?

– Но… я…

– Когда несколько минут назад я подошел к дому, эта созерцательная натура, вероятно, любовалась солнышком. Я едва лишь успел пожелать ей доброго утра.

Зеленые глаза Эвелин метнулись снова в сторону Дивона.

– Я стара, но, слава Богу, еще не ослепла.

В ответ на это замечание в холле повисла тишина, прерываемая лишь мерным ходом высоких напольных часов. Фелисити с трудом удерживалась от того, чтобы не ломать себе пальцы, и осторожно поглядывала на капитана, стоявшего с видом человека, которому нет дела ни до чего в целом свете. С самым невинным видом он несколько раз взмахнул ресницами и удалился в гостиную, оставив несчастную девушку наедине с грозной бабкой.

С бабкой, которая наверняка видела, как они целовались.

Щеки Фелисити запылали, но она категорически решила отказаться от каких-либо объяснений, несмотря на то, что весь вид непримиримой старухи требовал именно этого. Взамен долгого разговора девушка сделала быстрый книксен.

– Сейчас я соберу вещи и покину ваш дом, миссис. Чрезвычайно благодарна вам за гостеприимство. – С этими словами Фелисити почти побежала по лестнице, словно опасаясь, что старуха вдруг отбросит прочь свою палку и бросится за ней в погоню.

Но постукивание тросточки направилось совершенно в другую сторону – миссис Блэкстоун пошла в гостиную. Закрыв за собой двери, она некоторое время молча смотрела на гордый профиль внука, выделяющийся на светлом фоне окна.

– Что произошло между тобой и этой девчонкой? Да, прежде чем отвечать, вспомни, что я всегда вижу, когда ты лжешь.

Дивон медленно опустил шелковые гардины, проследив за тем, чтобы все кисти легли ровно.

– Вы спрашиваете, потому что уже знаете ответ.

– Не дерзите мне, молодой человек, а лучше вспомните, что я еще жива, а вы не единственный, кому можно передать наследство Блэкстоунов.

Повернувшись к бабке, Дивон откашлялся.

– Это старая уловка, ба, и она не работает. Разве у вас есть на примете еще кто-нибудь, кому можно оставить ваше богатство? И не тешьте себя надеждой, что я хотя бы на секунду поверю в перемену вашей сердечной склонности в отношении тетушки Юдифи и дядюшки Гарри.

Эвелин скрестила руки на набалдашнике трости и оперлась на нее тяжело и устало.

– Не забывай о целой толпе родственников.

Дивон покачал головой и помог бабке опуститься в кресло.

– Кроме того, моя дорогая бабушка, мы с вами оба прекрасно знаем, что, благодаря этой несносной войне, мое состояние стало куда больше вашего…

– Обсуждать подобные вещи вульгарно, мой милый, – остановила его Эвелин, но искорки, вспыхнувшие в ее глазах, дали понять Дивону, знавшему свою бабку как никто другой, что их полушутливый диалог весьма ей по вкусу.

– Ну а почему бы и нет? – улыбнулся он, и на щеках его показались почти детские ямочки. Затем он присел на диванчик, напротив бабки, и голос его посерьезнел: – Кроме того, я сомневаюсь, что янки признают ваши претензии на Ройял-Оук законными.

Эвелин не по-дамски всхрапнула и почти закашлялась, а Дивон, дабы скрыть смущение и неловкость, встал, подошел к столику, на котором обычно сервировался чай, налил из стоящего там графина две рюмки коньяку и, подавая одну из них бабке, постарался не заметить, как она смахнула с глаз непрошеные слезы. Сделав глоток, Эвелин откинулась на подушки.

Вытащив зачем-то монокль, Дивон изучающе посмотрел на нее.

– Что, неужели док Бэйтмен снова недавно побывал здесь? – спросил он самым равнодушным тоном, на какой только был способен.

При этих, даже столь нейтральных словах, старуха резко подалась вперед.

– Этот старый шарлатан! Да зачем он мне нужен?! А, кроме того, у меня нет никаких иных болячек, за исключением тех, которые излечит окончание этой идиотской войны!

– Наверное, вы правы. – Дивон сделал еще глоток, предварительно удостоверившись, что дыхание бабки стало ровным и легким. – Но, увы, рассчитывать на это пока еще не приходится.

– Проклятые дурни! – злобно проговорила Эвелин и от избытка эмоций снова стукнула тростью по ковру. – А что касается Ройял-Оук, то местечко находится во владении Блэкстоунов с того самого момента, как туда удалился на покой господин Джек-пират. Так у кого же больше оснований владеть им, как не у нас?! – Она указала кончиком трости прямо на Дивона. – У тебя! Кровь Блэкстоунов бурно течет в твоих жилах, кровь храбрецов и прекрасных женщин… И голос ее вопиет: «Ройял-Оук – это наследственная земля, Дивон! Земля, которую я оставила тебе. И кончим на этом!»

– А, дьявольщина! – Дивон оперся локтями о колени и обхватил голову. Он мог бы заставить бабку попридержать язык, хотя пикировки с ней доставляли ему удовольствие; он принимал даже эти припадки кашля и сломанное бедро – в конце концов, это всего лишь следствие возраста, но ту меланхолию, которая временами накатывала на нее, Дивон ненавидел всем своим существом. – Ладно, пусть Ройял-Оук сейчас в руках северян, не все еще потеряно. Вспомните британцев в семьдесят восьмом. Тогда они оккупировали Чарлстон и всю территорию вокруг Ройял-Оук – но только до тех пор, пока Джейред Блэкстоун не выкинул их оттуда! – Резким жестом Дивон указал на портрет своего прадедушки, висевший над огромным камином. – И мы тоже своего добьемся!

– Но не забывай, что у Джейреда Блэкстоуна была жена англичанка.

Действительно, на портрете рядом с известным моряком красовалась женская головка.

Как Дивон мог это забыть? Ведь бабка Эвелин была великая мастерица рассказывать всякие истории, и с самого детства баюкала она его дивными сказками о предках: о господине Джеке-пирате и той даме, которую он похитил, а потом женился; о Джейреде Блэкстоуне и его жене Меридит; обо всех Блэкстоунах, прошедших свой жизненный путь еще до его рождения; о том наследстве, что принес ему долгий ряд поколений моряков… О наследстве, которое теперь уходит у него сквозь пальцы.

Отпив коньяку, Дивон заставил себя стряхнуть это ощущение отчаяния.

– Может, и я найду себе какую-нибудь северяночку! – проворчал он и, подняв на бабку глаза, увидел, что желаемый эффект слова его, несомненно, произвели: старушка затрясла головой и рассыпалась легким смешком.

– Вот найдешь – и тетка твоя решительно грохнется от возмущения в обморок!

– А я-то думал, что она уже сделала это, когда я встал на сторону конвенции и голосовал против отделения штатов.

– Люди, что развалили союз, еще пожалеют о том проклятом дне! – Эвелин перевела дыхание. – Как дела с блокадой, малыш? Кораблей прорывается все меньше и меньше.

– Блокада сжимается, да. Как веревка на нашей шее. – Дивон поставил рюмку на стол. – И я не знаю, сколько раз сумею прорваться еще.

– Плохо.

– В этот раз я был атакован и с трудом вывел корабль.

– Но как?

– Ребята немного занервничали, когда я пригрозил швырнуть в пороховой погреб зажженный фонарь, и мгновенно исчезли.

– Боже мой, Дивон! – пальцы Эвелин судорожно охватили набалдашник. – И ты был вынужден вести корабль в одиночку? Сам?!

Дивон пожал плечами.

– На самом деле у меня было мало шансов, ибо мы в этот раз везли не порох, а партию обуви.

Через плотно закрытую дверь до Фелисити донеслись раскаты хохота. Спустившись по лестнице с багажом в одной руке и с зонтиком в другой, девушка намеревалась всего лишь незаметно проскочить к входной двери, так как говорить с обоими Блэкстоунами ей было больше не о чем.

Однако раздававшийся смех заинтересовал ее: то, что смеялся капитан, было неудивительно, но смех старухи, до сей поры отдававшей лишь лающие команды, поразил ее.

Все же, подойдя к порогу, Фелисити решила, что ни до их смеха, ни до чего-либо другого ей решительно нет дела, и на цыпочках уже сделала было последний шаг к освобождению… но тут вдруг двери столовой распахнулись, и в них показалась Руфь.

– Куда ж это вы так раненько? И даже без хорошего завтрака, чтобы поддержать этакий поход!

Все попытки Фелисити жестами усмирить красноречие болтушки не увенчались успехом; наоборот, служанка принялась тараторить громче прежнего.

– И не машите на меня руками-то! Разве миссис Эвелин знает, что вы уходите?

– Держу пари, что нет, – раздался за их спиной низкий мужской голос.

Фелисити резко обернулась на стоящего в дверях гостиной капитана Блэкстоуна именно с той доводящей ее до бешенства ухмылкой, какую она боялась увидеть. Девушка выпрямила плечи, насколько позволяла ей тяжесть небезызвестного саквояжа.

– Не сомневаюсь, что вы будете счастливы известить ее об этом.

Но прежде чем ей удалось сделать хотя бы шаг, Дивон уже был рядом.

– Отчего же? – улыбнулся он, обнимая ее за плечи жестом, исключающим малейшее сопротивление. – Полагаю, ей будет приятней услышать эту новость из ваших собственных уст. – Приподняв саквояж, Дивон сделал удивленное лицо. – Похищение фамильного серебра, а, Малышка?

– Да вы что?! – Фелисити потянулась к багажу, но легким мановением руки Дивон сделал его недосягаемым. – Отдайте! Отдайте сейчас же! Вы не имеете права!

– Ваши вещи будут непременно возвращены, и к тому же, я уже говорил вам, что ваше пребывание в доме моей бабушки имеет непосредственное отношение лично ко мне и моим занятиям, а с этим надо считаться.

Фелисити оставалось лишь подчиниться, но выражение недовольства на ее личике говорило о самой последней степени терпения. С таким красноречивым лицом она и вошла в гостиную.

– Что же это происходит? Ради всего святого, скажи же мне, Дивон! – Эвелин была уже на ногах, встречая молодых людей на пороге.

– Мисс Уэнтворт покидает нас, ба.

– Ваш внук, это животное, отнял у меня саквояж!

Эти две фразы прозвучали одновременно, заставив миссис Блэкстоун беспомощно перевести взор с одного на другого. Фелисити упорно тянулась за своим саквояжем, Дивон же в самый последний момент выхватывал его прямо из ее рук.

– Отдайте!

– Что ты делаешь с саквояжем мисс Уэнтворт, Дивон? – указала старуха кончиком трости на злосчастный багаж.

– Всего лишь учтиво держу его, ба.

– Не надо мне лгать, мальчик. Ты этого никогда не умел. – Оскорбленно улыбнувшись, старуха важно прошествовала обратно к креслу.

– Как? Разве вы не заставите его отдать мне мой саквояж?! – Фелисити окончательно разъярилась.

– Да он и не намерен его держать. – Эвелин нетерпеливо махнула рукой, приказывая им сесть. Фелисити поняла, что перед тем, как уйти из этого сумасшедшего дома, ей придется вынести все, что бы ни придумали старая ведьма и ее хамоватый внучок. О, почему же она сразу, сломя голову, не бросилась вон из этого проклятого места?!

– Так-то лучше. – Эвелин снова склонилась над тростью. – А теперь поведайте мне добром, куда вы направляетесь.

Фелисити перевела дыхание, понимая, что нет никакого толку объяснять этой парочке свою непричастность к определенной женской профессии, в занятии которой и бабка, и внук, видимо, недвусмысленно ее подозревали, и потому решила говорить почти правду.

– Я направляюсь в Магнолию-Хилл, чтобы забрать троих детей. Детей-рабов. Я выкуплю их и увезу с собой в… Ричмонд.

– Она обещала это своей дорогой кормилице, которая умирает… или уже умерла? Что из этого всего правда, мисс Уэнтворт?

Фелисити в ответ лишь презрительно окинула его взглядом.

– Замолчи, Дивон, пусть девушка закончит.

Дивон отодвинулся, скрестил демонстративно руки и приготовился смотреть очередное представление в исполнении очаровательной мисс Уэнтворт. И он не разочаровался. Ее синие глаза потемнели от гнева так, что стали напоминать только что освеженный дождем барвинок; потом девушка отвернулась и сосредоточила все усилия на уверении в своей искренности нахмуренной старушки. Речь ее, потеряв протяжность, приобрела медлительность прибрежной волны и нежность жасмина, перемешанного с медом.

– Он сказал правду. Кормилица умирает, и я обещала ей найти детей и вернуть их.

– Но разве вам никто не говорил, что война распространяется и на детей?

– Конечно… но… – Что оставалось ей сказать? То, что в Нью-Йорке эта война казалась далекой и романтичной? Что она сама не имела о войне никакого понятия, кроме представлений о красивых сражениях с развернутыми знаменами? Все это было бы совершенно бессмысленно. Фелисити вынула платок и тихо заплакала. – Я обещала… Обещала…

– Да ради Бога! Прекратите же снова ломать комедию!

– Это правда!

Дивон отмахнулся и с возмущением обернулся к бабке.

– Только что вы спрашивали меня о моих отношениях с этой особой. Так вот, именно она – причина моего подбитого глаза. Как дурак я бросился спасать эту красотку, еще вчера носившую вдовий траур!

– Это не имеет никакого отношения к моей поездке в Магнолию-Хилл, – Фелисити встала. – А теперь простите меня, но мне уже давно пора быть в пути. – Потянувшись к саквояжу, девушка с негодованием и ужасом увидела, что несносный внук уже успел открыть его, дабы действительно удостовериться, что она не украла их канделябры и вилки. Боже! Фелисити выдернула саквояж у него из-под носа и захлопнула замочек. Будь проклят этот наглец и хам вместе со своей старой каргой! Больше они ей не нужны! Эти Блэкстоуны и так стоили ей целого дня задержки и пусть скажут спасибо, что она и вправду не стащила у них фамильные драгоценности.

Высоко задрав подбородок, Фелисити зашагала к выходу из гостиной, настроенная уйти, чего бы ей это ни стоило. Она уйдет, если только Эвелин Блэкстоун не произнесет единственную вещь, способную поколебать ее уверенность…

– Почему же ты не хочешь отвезти ее в Магнолию-Хилл, Дивон?

– Что?! – Дивон вскочил и в изумлении посмотрел на бабку.

Фелисити стояла у двери, стараясь не дышать. – Черт! Неужели и вы впали в маразм?!

– Не советую говорить со мной таким образом, Дивон.

– Я…

– Знаю! Знаю! Проклянете! Отречетесь! Пустите по миру! Но все это только цветочки по сравнению с моим появлением в Порт-Ройяле!

– Я была о тебе лучшего мнения, Дивон.

– Порт-Ройял кишит северянами!

– Не больше, чем Атлантика, но это, кажется, тебя еще ни разу не останавливало.

– Она лжет! Лжет же, ба! – тихо произнес Дивон, глядя бабке прямо в глаза.

– Конечно, лжет, – Эвелин повернулась к двери, где стояла Фелисити, готовая возразить в любую минуту. – Но ведь это еще не значит, что у нее нет вполне законной причины добраться до Порт-Ройяла. К тому же, эта поездка даст тебе возможность побывать в Ройял-Оук и посмотреть, как там обстоят дела.

Дивон откинул со лба непокорную прядь и помрачнел.

– Ройял-Оук я навещу и так. Но один. Один, слышите! А мисс Уэнтворт я могу проводить лишь до станции, дабы посадить в поезд и отправить в Ричмонд или еще дальше на Север. – Он обернулся, чтобы проверить впечатление от последних слов, но Рыженькой в комнате уже не было.

Фелисити припустила по мощенной кирпичом улице, не забывая все же время от времени оглядываться назад.

Погони не было.

– Слава тебе, Господи! – прошептала она, сворачивая за угол Брод-стрит. Она не нуждается теперь в ничьей помощи и, что значительно важнее, не желает ее.

Разумеется, было бы замечательно спихнуть все дорожные хлопоты на кого-нибудь другого – но только не на Дивона Блэкстоуна. А, кроме того, поскольку Магнолия-Хилл занята северянами, ей и вообще беспокоиться не о чем.

Чарлстон-отель был полон народа, хотя и не в такой степени, как в прошлый приезд сюда Фелисити. Сняв номер без всяких проблем, девушка, наконец, смогла спокойно отдохнуть, и сон ее беспокоили лишь насмешливая улыбка да сладкие поцелуи, от которых она, в конце концов, и проснулась. Увидев, что солнце еще не поднялось, она взбила подушку и с превеликим удовольствием представила себе красивое лицо Дивона Блэкстоуна, но с еще большим – его переломанные ребра.

На рассвете Фелисити встала, облачилась в зеленое уродливое платье и быстро докончила остальной нехитрый туалет. Затем на всякий случай все-таки проверила содержимое саквояжа, дабы удостовериться, что золотые монеты никуда не исчезли, натянула на пальчики почти детские перчатки, завязала потуже атласные ленты чепчика и спустилась в гостиничный вестибюль.

Заказать повозку также оказалось делом нетрудным. Дав мальчику-конюшему несколько лишних монеток, чтобы он задал лошадям овса получше, и, купив на рыночной площади у негритянки с приятной улыбкой фруктов и хлеба, Фелисити, переполненная самодовольством, отправилась к югу от Чарлстона.

Дивону был знаком каждый поворот и выбоина той дороги, что, следуя за извилистой речкой, тянулась на юг. Всю свою жизнь, начиная с туманного младенческого возраста, он катался по ней то на север – к Чарлстону, то на юг – к Ройял-Оук, и потому его совсем не раздражала монотонность обсаженной соснами дороги, сами сосны, покрытые вековыми мхами, и кружащие над головой краснохвостые ястребы. Спокойно смотрел он на этот пейзаж и сейчас, хотя мирная картина и радость путешествия могли быть в любой миг нарушены жестоким вмешательством врага.

Проклятыми янки, захватившими его родную землю. Дивон отпустил поводья своей вороной кобылки, отличавшейся скорее добросердечием, чем норовом, и соскользнул с седла. Конюшни Ройял-Оука были ей хорошо известны, так как только отчаянное вмешательство Дивона спасло кобылку от реквизиции в пользу местной милиции федератов. Сорвав с головы фетровую шляпу и тыльной стороной ладони вытерев заливавший глаза пот, капитан пустил лошадь по берегу медленно текущей речки.

Карманные часы – наследство знаменитого прадедушки Джейреда – показывали самое начало двенадцатого. Значит, он выехал из Чарлстона всего лишь два часа назад, предварительно проследив, как мисс Фелисити Уэнтворт наняла повозку и отправилась прямым ходом на юг.

Еще утром он собирался не вмешиваться в этот ее вояж никоим образом, а в Ройял-Оук заехать попозже, ибо ни одному слову золотоволосой красотки, разумеется, не верил ни на грош. Помочь ей и снова попасть в переделку, но теперь уже не с пьяными матросами, а с хорошо вооруженными янки – нет уж, увольте!

Но, увы! Бабка капитана Блэкстоуна, помимо острого язычка, отличалась еще и человеколюбием.

– Проклятая самаритянка! – ругнул Дивон ни в чем не повинную кобылу, снова берясь за поводья. Было жарко и Душно, «Бесстрашный» мог бы простоять на рейде в ожидании ремонта еще несколько долгих дней, и у Дивона было множество занятий, куда более интересных, чем таскаться черт-те где и черт-те за кем.

И все же вопрос, почему эта девица с таким упорством рвется в Магнолию-Хилл, не давал ему покоя; невозможность избавиться от этой запарки, вероятно, совсем его не касающейся, раздражала и утомляла Дивона. А, кроме того, и несколько беспокоила, ибо Магнолия-Хилл находилась как раз на границе с его родовым поместьем.

Верхом капитан Блэкстоун ездил с грацией, совершенно не подобающей морскому офицеру. Он сидел в седле, как влитой, чуть прищурив зеленые глаза, готовый в каждое мгновение предупредить надвигающуюся опасность.

Стук лошадиных копыт, раздавшийся за поворотом дороги, заставил Дивона прилечь на шею кобылы, ласково похлопывая ее, чтобы та не всхрапнула. Затем, бесшумно спрыгнув, он затаился в придорожных зарослях. Вскоре послышался женский голос, задыхавшийся от гнева.

Мисс Фелисити Уэнтворт рвала и метала, проклятия ее изливались на лошадь, колесо, какого-то господина по имени Иебедия и на судьбу вообще. Покачав головой, Дивон приподнял ветку и внимательно посмотрел в образовавшийся просвет. Девушка с разметавшимися волосами нервно шагала взад и вперед по дороге, на которой валялись отлетевшее колесо и упавшая на бок повозка.

Дивон вышел из своего укрытия, так и не сумев убрать с лица усмешку.

– Какие-то проблемы, а?

Путешественница обернулась и застыла с прижатой к груди рукой и открытым ртом.

– Ради всего святого, что вы здесь делаете?! – от неожиданности и страха лицо ее даже покрылось капельками пота. – Вы… Неужели вы преследуете меня?

– Разумеется. Но это не моя идея. Вероятно, бабушка думала…

– Меня не интересует, что думала ваша бабушка. Я сама просила вас о помощи и получила отказ! – Вызывающе положив руки на бедра, Фелисити мечтала только о том, как бы стереть с этого загорелого лица оскорбительно-наглую улыбку. – Поэтому я решила, что смогу справиться с этим делом и сама!

– Оно и видно.

Дивон перевел взгляд на сломанную повозку, затем снова на девушку; щеки ее горели, и она с неохотой проговорила:

– Временная неудача. Я собиралась… – Тут Фелисити запнулась, ибо и сама не знала, что именно она собиралась, но не успела она что-нибудь придумать, как Дивон бросился к ней и крепко сжал ее талию. – Да что вы…

– Тс-с! – Капитан повернул ее лицом к югу так, что его рука оказалась у нее под грудью. – Слышите?

– Ничего я не слышу… – но его рука уже властно легла ей на губы.

– Всадники, – прошептал он скорее даже себе, чем ей. – И много.

 

Глава пятая

Прижатая к телу капитана, Фелисити ощущала напряжение всех его мышц и уже снова начала потихоньку погружаться в тот страшный и сладкий летаргический сон, но вдруг, секунду поколебавшись, он резко толкнул ее в сторону обочины. Рука его все еще закрывала ей рот, и Фелисити отчетливо чувствовала запах кожи, морской соли и его самого.

– Быстро в заросли! – Голос Дивона был хриплым и резким. Прежде чем девушка успела что-либо ответить, он перепрыгнул через валявшееся колесо и побежал к лошади все еще не выпряженной из упавшей повозки.

Не зная, что делать, Фелисити с ужасом посмотрела на темный таинственный лес, раскинувшийся у нее за спиной, затем – с не меньшим страхом – на залитую солнцем дорогу, уже вовсю гудевшую топотом многих подков. Ясно – Дивон Блэкстоун решил, что приближаются федеральные войска.

А он думал лишь о том, что девушке неслыханно повезло, что федеральные солдаты на глухой дороге появились именно после того, как ей повстречался капитан Дивон Блэкстоун.

– Слышишь, что я приказал? – зашипел он и, рванувшись к упряжке, перерезал постромки и, ударив лошадь по крупу, пустив ее по дороге на север, после чего быстрым движением взял Фелисити за руку и бегом потащил за собой в чащу спасительных зарослей, тянущихся вдоль дороги.

– Быстрей! – процедил он сквозь зубы, заметив, что Фелисити зацепилась за какое-то молодое деревце. – Какого черта…

Извернувшись, девушка, наконец, вытащила руку.

– Мой саквояж! – всхлипнула она и, подобрав юбки, устремилась назад к опрокинутой повозке. Как она могла забыть о нем?!

– Забудь! – жестко приказал капитан и схватил ее за плечи. В отчаянии Фелисити начала сопротивляться что было сил.

– Нет! Нет! Я не могу его оставить! Только пустите, пустите меня!

Пыль от приближающихся всадников уже явственно висела над дорогой. Ах, если бы ей только вырваться от капитана! Но девушка недооценила его ловкость и отвагу. Не успела она и глазом моргнуть, как Дивон толкнул ее, грубо выругался и метнулся обратно на дорогу. Прошло полминуты, пыль становилась все гуще, Фелисити лежала ни жива ни мертва, когда капитан вернулся с саквояжем в руке и, вновь сжав запястье уже ничего не соображавшей искательницы приключений, пустился в заросли.

Земля была влажная как губка, растительность густа и непроходима, воздух обжигал паром – словом, их путь напоминал сошествие в ад. Через некоторое время они уперлись в овраг, склоны которого почти отвесно спускались вниз, что, впрочем, не заставило капитана приостановить безумное бегство. Он спотыкался и скользил, таща за собой Фелисити, и она, не удержавшись, упала в грязь на самом дне отнявшего у нее последние силы препятствия.

Выплевывая изо рта липкую грязь, девушка перевернулась на спину и тут прямо на нее свалился, как с неба, запыхавшийся капитан.

– Как вы смеете… – Но его рука снова зажала ей рот, исключая какое бы то ни было возмущение.

Острый запах прелой листвы и потного мужского тела душил ее, тяжелое тело не давало пошевелиться, и девушка поняла, что сопротивление бессмысленно. С каждым ее движением он лишь плотнее прижимал свою руку, причиняя почти боль, и не забывал при этом придерживать бедром ее пытающиеся освободиться ноги. Через минуту Фелисити сдалась и, обреченно замерев, закрыла глаза.

Когда же она решилась открыть их, то его лицо уже было в нескольких дюймах от нее: жилы на шее вздулись, и в глазах был дьявольский блеск. Кроме того, как с ужасом обнаружила Фелисити, в руках у капитана теперь красовался отделанный перламутром револьвер, направленный в сторону дороги. И пока в такой боевой позе Дивон ожидал возможного появления неприятеля, Фелисити с любопытством принялась разглядывать его самого. Синяки его приняли уже серовато-зеленый оттенок и не были так заметны как раньше; распухшие губы тоже почти пришли в норму… Все это, конечно, решительно ее не касалось, тем более в таком положении, когда она лежала в вонючей грязи, но все-таки стоило признать, что он был очень красивым мужчиной во всяком случае, для презренного бунтовщика.

В это время Блэкстоун опустил глаза на ее перемазанное лицо и, невзирая на окружающие обстоятельства, снова нагловато ухмыльнулся. Фелисити отвела взор. Дивон отпустил было зажимавшую ей рот руку, но тотчас чувство собственной безопасности заставило его опустить ее на прежнее место, ибо интуиция, никогда еще его не подводившая, говорила лишь о том, что мисс Фелисити Уэнтворт будет только рада выдать его северянам. Судя по доносившимся с дороги звукам, солдаты, видимо, столпились у опрокинутой повозки, и командир приказал немедленно обыскать лес поблизости. Несомненно, они будут прочесывать заросли до тех пор, дока не найдут беглецов, и Дивон почувствовал, как напряглось и закаменело под ним доселе неподвижное тело Фелисити. Однако командир отряда не пожелал терять времени на поиски неизвестно кого.

– В этом болоте они долго не высидят! – крикнул он, приказывая солдатам двигаться дальше.

Фелисити безвольно закрыла глаза, услышав удаляющийся перестук подков – отряд уходил на север. Рука, зажимавшая ей рот, медленно разжалась и ласково остановилась на подбородке. Ее мучитель задышал ровнее и положил свою щеку на тонкие кружева, украшавшие декольте уродливого зеленого платья. Черные волосы закрыли ей лицо, и она невольно подняла руку, чтобы отвести их, и тут на какое-то одно-единственное глупое мгновение ее пальцы нежно скользнули по его непокорным, чуть выгоревшим на солнце кудрям.

Дивон приподнял голову, и его пронзительные глаза посмотрели на нее в упор. Рука Фелисити снова безжизненно упала. Еще было можно закричать, взвизгнуть, позвать на помощь, пока солдаты находились в пределах слышимости человеческого голоса, но кошмар сладкой летаргии опять окутал девушку своим темным туманом. То ли она устала от пережитых волнений, то ли в глазах капитана действительно таился какой-то мистический гипнотизм, но Фелисити оказалась полностью обезоруженной.

Она понимала, что Дивон сейчас ее поцелует, но у нее не хватило сил даже отвернуться, несмотря на то, что в глубине души она знала, что совсем не желает этого знака признания со стороны самоуверенного капитана. Увы, доводы разума отступали перед странными и сладкими чувствами, охватившими все ее существо.

И когда его губы стали медленно приближаться к ее губам, Фелисити с безнадежным отчаянием поняла, что пропала, но только легко вздохнула в ответ на эту мысль, доверчиво открывая ему свои розовые юные губы. Вкус его поцелуя был нежен и возбуждающ, и эта горячая отрава заставила девушку потерять чувство реальности окончательно.

Еще минуту назад его тело лежало на ней, как тяжелый, сковывающий движения груз, а теперь получило восхитительную живую легкость. Поцелуи становились более проникновенными, и Фелисити позабыла о таких прозаических вещах, как москиты и зной, только что ужасно мешавшие.

Дивон на секунду оставил ее губы, чтобы провести влажный след к бархатному изгибу ее шеи, и девушка, в порыве сладкого безумия вцепившись в спутанные черные волосы, Задышала прерывисто и тяжко; вздох, вырвавшийся на этот раз из ее набухших губ, был глубок и страстен. Тело ее, подчиняясь какому-то сверхчеловеческому порыву, выгнулось, приподнявшись с земли в стремлении к еще более полному слиянию с его телом.

И когда оно пришло, – преодолев нескончаемые слои ткани, Дивон стиснул смуглыми пальцами затвердевший сосок, – Фелисити, уже не помня себя, громко застонала.

Капитан почти хрипел, душа ее в объятиях. Рыженькая оказалась горяча и сладка, и он с трудом удерживал себя, чтобы не приняться за поиски того дурманящего влажного, огня под ворохом пышных кружевных юбок, который был сейчас скрыт от него. Ах, если бы они лежали не на грязной земле посреди занятой янки территории, он бы давно уже раздел ее и положил на себя… но теперь настали тяжелые времена, времена, не дающие возможности никакому делу окончиться естественным образом.

Снова положив ладонь ей на грудь, Дивон почти с восхищением почувствовал, как тут же требовательно ткнулся ему в руку закаменевший сосок. У него было много женщин но еще ни одна не реагировала на его ласки столь быстро с таким самозабвением. Возможно, просто еще ни одна из его партнерш не обладала таким опытом, как эта шпионка, а уж опытных дам у капитана Блэкстоуна было в избытке.

Медленно и с неохотой Дивон заставил свое тело послушаться команды разума, никогда не дремавшего в эти тяжелые времена, – и оторвался от девушки. Руки ее судорожно вцепились ему в шею, пытаясь притянуть снова к себе, и Дивон едва удержался от этого соблазна. Лишь уверенность в том, что это, как, впрочем, и все действия милейшей мисс Уэнтворт, только игра, заставили его, уже было забывшего про грязь и кишащих вокруг янки да и вообще про всякую на свете войну, вернуться к действительности.

Он поцеловал ее всего лишь потому, что, видимо, ей этого хотелось – или же она просто нуждалась в ободрении после только что перенесенной опасности; это был всего лишь один равнодушный поцелуй, который никак не должен был вызвать такой взрыв страсти и, как следствие, такую потерю контроля над самим собой. А капитан гордился тем, что может контролировать свои действия, ничуть не меньше, чем той видимой легкостью, с какой это ему удавалось.

Внимательно посмотрев на темно-рыжие ресницы, прикрывающие пылавшую в синих глазах страсть, Дивон решился подвергнуть ее испытанию. Он улыбнулся той ленивой и холодной улыбкой, которая сводила с ума определенного сорта дам, и медленно завел руку под юбки. Это было с его стороны почти ошибкой, ибо после посягательства на ту часть тела, которая была спрятана там, остановиться было уже практически невозможно.

Он слегка засмеялся, оценив себя со стороны, но женщина под ним даже не заметила этого, глаза ее, до сих пор вожделеющие, вдруг резко сузились. Дивон задержал плавное движение руки. Тогда в глазах появилось какое-то разочарование, но от чего – от происходящего или, наоборот, от заминки в происходящем, – он определить так и не смог. Зато в этот момент он однозначно решил для себя, что Фелисити Уэнтворт будет его любовницей, вне зависимости от того, шпионка она или нет. Уж он сумеет выбрать место и время для того, чтобы закончить дело, начатое сегодня.

Впрочем, не сейчас и не здесь. В глазах Фелисити засверкала почти ярость, когда капитан спокойно убрал свою руку. – Я не думаю, что подобная идея хороша… для этого места, – внятно произнес он, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку. Ее же отказ подняться даже не удивил уже Успевшего прийти в себя Дивона.

Идея не хороша для этого места! Фелисити даже обиженно заморгала. Что это он подразумевает под такими словами? Подобная идея была нехороша всегда и везде; идея даже целоваться с Дивоном Блэкстоуном, мятежником и блокадоломом, была наихудшей из всех возможных идей… Но почему же тогда она сделала это да еще и получила столь несказанное удовольствие?

Ибо даже сейчас, находясь на грани возмущения, Фелисити все еще никак не могла избавиться от чувственного восторга. Она тряхнула головой и вздрогнула, когда с волос ей на плечи посыпались комочки грязи.

– Посмотрите, что вы со мной сделали! – пробормотала она, по-прежнему не желая подниматься с земли. Но время шло, и ей ничего не оставалось, как, поправив волосы, встать на ноги и отряхнуть запачканные измятые юбки. – Не представляю, как вы могли затащить меня сюда! – Девушка прихлопнула огромного москита, надоедливо гудящего над ухом.

– Полагаю, что сие – меньшее из зол.

Фелисити сделала вид, что никаких поцелуев не было вовсе. Да, с ним было хорошо, но только на тот момент.

– Это ваше мнение, – проворчала она. – Не думаю, чтобы эти янки причинили нам какой-нибудь вред. В конце концов, мы же не мятежные солдаты! – И с этими словами девушка бросилась на штурм отвесного мокрого склона. Разумеется, она тут же соскользнула вниз, и проклятие, сорвавшееся с ее губ при падении, шокировало бы достопочтенного Иебедию Уэбстера. Дивон же Блэкстоун нашел его; весьма забавным.

Фелисити злобно посмотрела на него через плечо.

– Вы собираетесь мне помочь или нет?

– Будет лучше, если мы пройдем немного вперед вдоль ручья.

– И как долго? – девушка воздела руки, но все-таки поспешила за капитаном, не обращавшим на нее никакого внимания и двигавшимся прямо по кустам оврага.

– Но повозка осталась в другом месте! – настаивала Фелисити.

– Да она гроша ломаного не стоит без лошади!

– Которая, между прочим, была нанята на мои деньги. Зачем вы отпустили Персика!

– Персика?

– Да, я назвала ее именно так. – Фелисити презрительно оглядела капитана. – Должна же я была назвать бедную лошадку хоть как-нибудь.

Дивон недоверчиво покачал головой и продолжил путь, изредка останавливаясь, чтобы подождать Фелисити, выпутывающую платье из очередного куста.

– Ничего… Этот Персик был не настолько хорош, чтобы стать полноправным членом федеральной кавалерии.

Устав вытаскивать юбки, которые, благодаря оборкам, цеплялись за каждый куст, и видя, что помощи от капитана ждать не приходится, Фелисити без сожаления дернула кружева – раздался треск разорвавшейся материи, и шагать стало легче. Девушка вздохнула:

– Словом, лошадка, – ах, никогда больше не станет она называть лошадей подобным образом! – не принесла нам никакой пользы, не так ли?

Дивон промолчал, а затем неожиданно остановился и воззрился на саквояж, болтавшийся у него в руке.

– Дьявольщина, что у вас там напихано?! – Он поставил саквояж на ладонь. – Помнится, я обвинял вас в краже моего фамильного серебра, но…

– Так это было обвинение?! – Девушка остановилась и посмотрела на капитана с такой заносчивостью, как только могла, не подумав о том, что следы грязи на ее разрумянившемся лице делают его в такой ситуации комичным.

Дивон опустил чемодан на землю.

– Возможно. – И с этими наглыми словами он склонился над саквояжем, чтобы расстегнуть ремни. Фелисити, как кошка, бросилась к нему и выхватила предмет обсуждения.

– Я сама понесу его! – гордо заявила она, важно бредя берегом маленького ручья. Но проклятый саквояж оказался так тяжел, что девушка втайне понадеялась на предложение Дивона все-таки освободить ее от непосильной ноши. Увы, капитан лишь невозмутимо пожал плечами и двинулся следом.

Сделав еще три шага, Фелисити не выдержала, бросила саквояж и уныло над ним склонилась.

– Так куда же мы идем?

– Туда, что может оказаться весьма далеко. – Дивон сделал движение в сторону склона. – Подождите-ка минутку.

Подождите! И у него хватает хладнокровия задерживать ее здесь, в этом вонючем мерзком овраге! Фелисити осмотрелась. За ее спиной лениво тек грязноватый ручей, в мутной коричневой воде которого отражались простершиеся над ним ветви дуба; вокруг поднимались высокие травы, застывшие как солдат на часах, и только слабое колыхание их верхушек говорило о том, что и в этой глуши еще присутствует какое-то подобие воздуха.

Девушка поискала носовой платок но, не найдя его, решила воспользоваться просто ладонью, чтобы вытереть попадающий в глаза пот. Ладонь была грязной, как и ноги, вплоть до икр. Фелисити невольно расстроилась – как могла она довести себя до такого состояния?

Как вообще с ней могло произойти даже нечто подобное тому, что произошло, – с ней, с Фелисити Уэнтворт?!

Никогда в жизни ей не приходилось быть такой потной, такой грязной… Но, к сожалению, сейчас ее руки и ноги были именно такими, и Фелисити с отвращением стала вытирать руки оставшимися чистыми местами платья.

Ах, если бы Иебедия только знал, какие муки претерпела она ради него! Однако в самый разгар своего патетического рассуждения Фелисити вынуждена была остановиться и прихлопнуть на своем запястье большущего москита. Это переполнило чашу ее терпения, и слезы хлынули из глаз самоотверженной аболиционистки, смешиваясь с потом и грязью.

Она хочет домой. Домой!

Это, в конце концов, совершенно естественно. Ни Иебедия, ни отец никогда бы не согласились подвергнуть ее всем тем страданиям, через которые ей пришлось пройти, а если бы они и узнали о них, то первым делом и немедленно заставили бы ее вернуться в уютный мир выметенных садовых дорожек и сладкого сна до полудня. Возможно, именно в этот самый момент они сидят в гостиной, гадая, куда она пропала и что могло ее подвигнуть на столь странную авантюру.

И Фелисити очень захотелось поверить, что ее исчезновение непременно заставит Иебедию понять, как на самом деле он ее любит. Что же касается отца, то… Девушка приподняла волосы, чтобы едва заметный ветерок остудил шею. Он, конечно, любит ее безумно, и только смерть Артура вынудила его вести себя по отношению к ней так… так невнимательно.

Впрочем, эта мысль показалась ей не очень приятной, она вздрогнула, несмотря на удушающую жару, подхватила саквояж и, подобрав юбки, полезла вверх по склону. Каждый, с трудом дававшийся шаг все больше и больше уверял ее в правоте своего поступка и придавал ей все больше решимости. Она отправляется домой! Домой, где примет самую благоуханную ванну, какую только можно себе представить, и ляжет на свои шелковые простыни, и забудет, забудет навсегда про этот ужас.

Она объяснит Иебедии и отцу причины своего поступка, и они оба ласково похлопают ее по руке, хором заявив, что она самая мужественная девушка на свете. Эти сладкие грезы придали Фелисити сил, и она действительно мужественно карабкалась по оврагу все выше и выше. А Эсфирь, разумеется, все поймет и…

Но мысль об Эсфири неожиданно ее остановила; Эсфирь, конечно, но дети… Лицо ее залила волна стыда. Как посмела она забыть о несчастных детях? Фелисити прикрыла глаза, но стыд не проходил.

– Почему не исполняешь приказы, Рыженькая?

В двух шагах от края оврага, на дороге стоял Дивон Блэкстоун, и слепящий солнечный свет создавал вокруг него некое подобие нимба. Девушка прищурилась.

– Но почему… Где вам удалось найти лошадь?

– Я спрятал мою вороную достаточно надежно. – Дивон ласково похлопал лошадь по холке. – Малышка невелика, но, думаю, без проблем доставит вас обратно в Чарлстон. Дорогу, не сомневаюсь, вы знаете.

Фелисити, игнорируя протянутую руку, сама сделала те несколько шагов, что отделяли ее от ровной дороги.

– В настоящее время, – заявила она, расправляя юбки столь элегантно, что можно было забыть о дырах и грязи на ней, – возвращаться в Чарлстон я не намерена. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы ехать в Магнолию-Хилл, – и план этот я выполню.

Уперев кулак в бедро, капитан посмотрел прямо в глаза зарвавшейся красотке, но та, не отводя глаз, стойко выдержала этот взгляд.

– Так вы едете в Магнолию-Хилл?

– Совершенно верно.

– Несмотря на присутствие там янки?

– Да.

– Невзирая на сломанное колесо повозки?

Фелисити с тоской посмотрела на дорогу, представляя изматывающую поездку верхом или, еще того хуже, утомительное путешествие пешком под раскаленным солнцем, и, сжав зубы, выдавила:

– Да.

– Чтобы забрать детей кормилицы?

В голосе Блэкстоуна сквозило такое недоверие, что девушку даже передернуло от обиды.

– Кажется, все это я уже имела честь вам рассказывать.

– О, разумеется! Все это чистая правда, как и все прочие ваши штучки.

– Ну что ж, в таком случае, если мы прекрасно друг друга понимаем, предлагаю начать наше путешествие незамедлительно.

– Наше?!

Дивон насмешливо приподнял брови. Благодарствую, мое южное путешествие подошло к концу. Надо отдать должное, оно было весьма приятным благодаря вмешательству федератов, но где гарантия, что они не попадутся им на дороге еще раз и что в следующий раз девушка предпочтет помощь не мятежного южанина, а их.

Фелисити же надменно улыбалась, полагая, что капитану Блэкстоуну, видимо, очень грустно видеть, как она уезжает.

– Было так приятно познакомиться с вами, капитан, – промурлыкала она. – Передавайте мой сердечный привет вашей бабушке в Чарлстоне! – С этими словами Фелисити подхватила кожаный саквояж и зашагала вперед по наезженной дороге с самым наидостойнейшим видом.

Решимости и благородных побуждений хватило в этом походе на десять шагов, затем навалилась жара, усталость, вес злополучного саквояжа и, наконец, незнание петляющей впереди дороги. Однако гордость не давала ей возможности оглянуться и упорно гнала дальше, пока несчастная не услышала за спиной стук копыт.

Голос Блэкстоуна, достигший ушей Фелисити, неожиданно показался ей добрым и домашним, несмотря на звучавшую в нем насмешку.

– Понимаете ли вы хотя бы, куда идете? Э-эй, Рыженькая!

Видимо, просить этого наглеца, чтобы он прекратил называть ее этой дурацкой кличкой, – тщетное занятие, и потому девушка в ответ просто гордо вскинула подбородок.

– На плантацию Магнолия-Хилл.

Господин из гостиницы дал ей исчерпывающие указания, как туда добираться; во всяком случае, хотелось бы на это надеяться.

Фелисити повернула голову, чтобы самым уничижительным взглядом смерить трусившего рядом на кобыле Дивона.

– Кажется, указания требуются только вам. В таком случае, Чарлстон находится вон там! – и она указала пальцем в сторону, противоположную направлению их движения. Юбки ее при этом всколыхнулись и засияли всеми своими дырами. К счастью, Дивон сумел сдержаться и не рассмеяться при виде всего этого.

– Я не возвращаюсь в Чарлстон. По крайней мере, сейчас.

– Неужели? – В голосе Фелисити зазвучала скука.

– Я решил проверить, как дела в Ройял-Оук. Это моя наследственная вотчина.

– Как неожиданно и мило! – Девушка отвернулась, чтобы прокашляться, ибо глупая лошадь пылила изо всех сил.

– Это по соседству с Магнолией-Хилл.

Фелисити резко остановилась и стала отмахиваться от душившей ее пыли, ставшей еще гуще, когда кобыла загарцевала с натянутыми поводьями.

– Что вы хотите этим сказать, капитан Блэкстоун? Дивон склонился к девушке, положив руки на луку седла.

– А только то, мисс Уэнтворт, что поскольку мы движемся в одном направлении, то, возможно, лучше двигаться вместе.

– Но не кажется ли вам, что лошадка устанет от столь медленной рыси?

Дивон усмехнулся и потрепал лошадь по холке.

– Думаю, что услуги Чернички вполне можно поделить между нами.

– Чернички?

Ямочки на щеках Дивона заиграли.

– Разве вам не кажется, что для кобылы это самое подходящее имя?

Сузив от ненависти глаза, Фелисити снова зашагала вперед.

– В конце концов, меня не волнует, будем ли мы путешествовать вместе или по отдельности. – Вдруг девушка почувствовала, что саквояж уплывает из ее рук, и злобно дернула его обратно.

– Просто я думал, что лучше было бы положить его на седло, – наивно произнес Дивон и широким жестом указал на кобылу.

Подозрение, что знаменитый прерыватель блокад, подхватив саквояж с золотом, умчится на своей кобыле в неизвестном направлении, было для Фелисити весьма мучительным, но не таким, как боль в отваливающихся руках, и девушка с неохотой передала груз.

Привязав саквояж, Дивон вновь догнал девушку. Она была грязна, явно измучена, и неубранные волосы тяжело лежали на ее поникших плечах. Впрочем, все это не мешало ей держать подбородок высоко, и, невзирая на свои подозрения, Дивон про себя отдал должное решимости этой малышки во что бы то ни стало добраться до Магнолии-Хилл.

– У меня нет дамского седла, но моя лошадь к вашим услугам.

– Очень мило, – начала было Фелисити, но смутилась. – А где в это время будете вы? – Ее обожгло воспоминание об их переплетенных телах. В том состоянии усталости и физической нечистоты она все же предпочла бы путешествовать пешком, а не в объятиях пылкого капитана. Но вдруг на этот раз все обойдется?

– Хотя Черничка всегда выкладывается до конца, я все-таки думаю, что ей не стоит тащить двоих. Вы поедете, а я – пойду.

Возможно, это было не самое галантное предложение для Фелисити Уэнтворт, но на данный момент оно было самым предпочтительным, и поэтому она даже позволила Дивону помочь ей взобраться в седло.

Верховая езда никогда не доставляла Фелисити особенного удовольствия, и сейчас, сидя кое-как на несчастной, измотанной лошади, она лишь утвердилась в своем отношении к этому виду передвижения.

Однако отношение это заметно поколебалось, когда спустя час капитан расседлал кобылу для водопоя и предложил девушке пройтись пешком, дабы дать утомленному животному немного отдохнуть. Слава Богу, что ей не придется тащить хотя бы саквояж!

– Как далеко еще до Порт-Ройяла? – Фелисити держалась из последних сил; она перестала бороться даже с москитами и обреченно тащилась по дороге, окаймленной соснами и остролистом.

– Если не останавливаться, то к сумеркам мы уже будем на плантации.

Многозначительный взгляд капитана вынудил девушку чуть замедлить и без того небыстрый шаг, но, спохватившись, она последним усилием нагнала его. Впрочем, ее героизм был напрасен – Дивон решительно не обратил на это внимания.

Разумеется, ему и дела нет до неудобств подобного путешествия. Единственная уступка, которую он сделал невыносимой жаре, заключалась в том, что капитан снял сюртук и ослабил галстук. Рубашка его была запачкана и от пота плотно прилипла к телу, но каким-то чудом ему удавалось выглядеть не так отвратительно, как бедной путешественнице.

Несколько миль назад он даже отдал Фелисити свою широкополую шляпу, и она, не желавшая брать ничего от подобного человека, все же, почти с ненавистью, взяла эту шляпу и через некоторое время почувствовала, что солнце, столь нещадно палившее ее лицо, смягчилось.

И все же было мучительно жарко. Труся за капитаном, Фелисити безнадежно прикидывала, как долго осталось еще до заката. Теряясь в догадках, она решила спросить об этом Дивона, но вовремя прикусила язык. Когда придут, тогда и ладно.

Затем девушка попыталась отвлечься и стала думать об Иебедии, о том, какое выражение будет на его лице, когда она с триумфом вернется домой, держа за руки детей, но, увы, аскетическое лицо проповедника все больше вытеснял образ мужчины, крупными шагами идущего впереди.

С обнаженной головой и в распахнутой белой рубашке он все больше напоминал ей старинного пирата, и девушке даже казалось, что повернись он, и в руках у него блеснет абордажная сабля, а в ушах – золотые серьги.

Но обернулся Дивон всего лишь для того, чтобы предложить Фелисити снова сесть на кобылу.

– Я знаю, зачем вы все это делаете, – прошептала она, занося ногу на его сомкнутые, приставленные в виде стремени, руки.

– И зачем же, Рыженькая?

– Чтобы посмеяться надо мной за то, что я назвала свою лошадь Персиком!

Взрыв его хохота заставил бедную кобылу отпрянуть на обочину, и Фелисити пришлось долго ждать, пока Дивону удастся ее успокоить. Затем капитан приподнял девушку за талию и, не успела она оттолкнуть его рук, посадил на седло.

– Я никогда не смеюсь над хорошенькими южанками, Рыженькая. Особенно над такими, как ты, – спокойно ответил Дивон и пустил Черничку шагом.

– Ну, вот мы и на месте.

Фелисити, дернувшись, судорожно вцепилась в седло, чтобы никоим образом не оказаться снятой с кобылы. Дивон молча смотрел на пересекающие дорогу две узкие колесные колеи, местами еще влажные, местами высохшие.

– Это и есть Магнолия-Хилл?!

Местность была совершенно не похожа на представлявшуюся ее воображению рисовую плантацию.

– Это окольный проезд. Через поля, – пояснил Дивон. – Думаю, это будет наилучший путь к основным строениям. – С этими словами он поставил девушку на землю. – Кроме того, я думаю также, что Черничке стоит дать передохнуть еще раз. Она может нам понадобиться… если придется спешно ретироваться.

– Ради всего святого! Вы говорите так, словно это местечко должно кишеть всякими хищниками! – и Фелисити убрала под шляпу пряди волос, что было самым правильным действием в нынешних обстоятельствах. Сделала она это вовсе не потому, что ее беспокоило, в каком виде она появится перед детьми негритянки, а потому, что о своей внешности стоило побеспокоиться.

– Ну-с, если ты уже кончила прихорашиваться, Рыженькая, то лучше бы нам отправиться дальше. Собираются тучи, и, возможно, очень скоро мы окажемся в непроглядной темноте, тем более, что и луна собирается спрятаться подальше.

Мужественно проигнорировав иронию по поводу «прихорашиваться» и ужасную кличку, Фелисити двинулась дальше по тропе, ибо в одном капитан был, несомненно, прав: солнце уже садилось, и все вокруг начинало окутываться мягко лиловеющими тенями. Громко заквакали лягушки, расположившиеся на незасеянных рисовых грядах, перекрывая своими голосами стук подков по утоптанной земле.

Предвкушение победы гнало Фелисити вперед. Она уже почти у цели! А потом первым делом ванна, затем еда. Только не есть ничего тяжелого, хотя ее уже давно мучил голод; лучше всего холодного цыпленка или что-нибудь в этом роде. И в постель! А уж наутро она разузнает про детей, выкупит их, если необходимо, и немедленно отправится в обратный путь. Перспектива пуститься в новое путешествие, не успев хорошенько прийти в себя от прежнего, не очень-то радовала Фелисити, но она никоим образом не хотела, чтобы Иебедия и отец волновались по поводу ее отсутствия больше, чем нужно.

– Так, Черничку мы привяжем здесь, – прервал мечтания девушки голос мятежного капитана. Они стояли неподалеку от каких-то служебных построек, окруженных разросшимися дубами.

– Это ваше дело, – улыбнулась она, пожав плечами. – Или же вы просто пошлете за ней кого-нибудь.

Лица его в полумраке уже было почти не видно, однако каким-то залихватским жестом капитан привязал поводья к дубовой ветке и двинулся в ее сторону.

– А как насчет моего саквояжа?

– Неужели вы не можете забыть свое сокровище! – осклабился Дивон и, схватив ее за руку, грубо оттолкнул от лошади.

– Но, позвольте… в нем…

Слова ее были заглушены его резким движением, когда он молниеносно прижал девушку к себе и приблизил загорелое лицо прямо к ее испуганно раскрытым глазам.

– Меня не волнует, что в нем. Но, проползая в дом, нам незачем тащить с собой эту штуковину.

– Проползая?! Но зачем же нам проползать?! – Ее план был абсолютно иным. Однако капитан даже не удостоил ее какого-либо объяснения, а лишь прижал к себе еще крепче.

– Ну, а теперь, если не хочешь быть привязанной здесь, как Черничка, ступай за мной след в след и попридержи язык.

После этого капитан отпустил ее, не выслушав ответа, и развернулся в сторону полуразрушенных построек. Обогнув их, молодые люди углубились сквозь чащу деревьев прямо на восток, причем Фелисити в точности повторяла все крадущиеся движения капитана.

Через некоторое время они вышли к сосновой роще; здесь девушка услышала доносившиеся откуда-то голоса и слабые звуки настраиваемой гармоники. Дивон предупреждающим жестом поднес палец к губам и, пригнувшись еще ниже, вытащил, к великому удивлению Фелисити, револьвер. Затем одним прыжком они перебрались к изгороди, весьма обветшавшей, но предоставляющей хотя бы некоторое прикрытие.

А в последнем они действительно нуждались. Ибо, как только Фелисити заглянула через отошедшую доску забора на величаво-элегантное главное здание Магнолии-Хилл, то с ужасом увидела, что весь двор усеян федеральными солдатами, беспечно расположившимися на отдых между палатками.

 

Глава шестая

Сильная рука Дивона остановила Фелисити именно в тот момент, когда та уже приготовилась подняться во весь рост и направиться прямиком к лагерным огням, пунктиром окаймлявшим лужайку с людьми и повозками. Без сомнения, любой из солдат, сидевших около костра, тут же проводит ее в этот роскошный белый дом с колоннами. Но вместо этого девушка была грубо повалена за изгородь, и в нее зло вонзились ледяные глаза капитана.

– Да вы хоть представляете, черт бы вас побрал, что делаете?! – голос звучал почти угрожающе.

Фелисити оставалось лишь воззриться на капитана с такой же угрозой, пыл которой не остужала даже намокшая холодной вечерней росой трава. Остановить ее в такой момент! Сейчас, когда она, несмотря на проклятую войну, находится у самой цели! Девушка села в липкую грязь под забором, и мозг ее бешено заработал в поисках выхода.

Стоит ей только закричать – и янки немедленно будут здесь, крепко держа ее за руку, Дивон почему-то забыл заткнуть ей рот.

Объяснить, кто она такая и зачем появилась здесь, будет делом минуты, и федеральные солдаты, разумеется, сразу же одобрят ее поступок. Они отведут ее в дом, который так заманчиво сияет зажженными огнями, там она, наконец, примет ванну и заснет столь необходимым после всех приключений сном. Командир, конечно же, поможет найти несчастных малюток, а возможно, и лично проследит за ее безопасным отъездом домой.

Да, именно так все и произойдет.

Фелисити зажмурилась и втянула в себя побольше воздуха, чтобы как можно громче завизжать, но тут перед ее закрытыми глазами в какой-то дымке поплыло лицо ненавистного мятежника: его зеленые глаза и красиво очерченный нос, его насмешливая ухмылка, доводившая ее до бешенства даже тогда, когда она находилась в плену обезоруживающей чувственности, и даже слабый запах лаванды, напоминавший о его чарлстонской бабушке.

А главное, те страшные побои, которые он получил, защищая ее достоинство.

Воздух бесшумно вышел из ее переполненных легких. Но, может быть, солдаты все же не причинят капитану вреда, особенно, если она как-нибудь их обманет за его счет?

Фелисити так и не удалось додумать до конца. Дивон, подняв ее рывком, петляя, потащил за собой через высящиеся прямо, как свечки, сосны.

– Куда мы бежим? – все же не повышая голоса, спросила девушка.

– Дьявольщина, мы всего лишь проверим, как… Нам нельзя оставаться там дольше.

Каждую секунду Дивон ожидал услышать за спиной грозное «стой» или, еще того хуже, тонкий посвист пущенных им вслед пуль. Янки могли оказаться где угодно.

Как только они с Фелисити, не отстающей от него ни на шаг, влетели под плотную сень толстых стволов, и, повернув к группе стоявших неподалеку построек, прислонились спиной к шаткой стене какого-то рахитичного сарая, Блэкстоун позволил себе перевести дух и на секунду прикрыть глаза.

Он прекрасно понимал, что янки разбросаны по всей территории плантации. Слава Богу, ему не раз приходилось проскальзывать у них под носом на суше и прорывать их чертову блокаду на море, но увидеть их привольно расположившимися на землях Магнолии-Хилл и знать, что подобную картину можно обнаружить и в Ройял-Оук!..

Об этом капитан Блэкстоун приказал себе не думать. У него и так хватает проблем, например в виде этой Фелисити Уэнтворт.

Открывая глаза, Дивон был почти уверен, что рыжеволосая красотка уже испарилась. Разумеется, янки ей куда ближе, чем он, и в любом случае она предпочтет их. Однако девушка оказалась на месте. Облака рассеялись, и Дивон неожиданно увидел у нее в волосах отблеск вечерней звезды. Фелисити тихо сидела возле его ног.

– Пора забирать Черничку и пускаться в путь.

Девушка приподнялась, стараясь увидеть еще что-нибудь, помимо смутного пятна его белой рубашки.

– Но… Но ведь мне же надо найти детей.

Дивон сдавленно засмеялся, и Фелисити снова опустилась на землю.

– Каких детей?! Неужели вы здесь видели каких-нибудь негритят, этак весело резвящихся где-то на полянке? Людей короля Абнера здесь больше нет.

– Но где же они? – Не могли же все негры разом исчезнуть, особенно после того, как Фелисити Уэнтворт пришлось проделать столь долгий и опасный путь.

– Не знаю, – Дивон уловил в своем голосе нотки поражения, но не стал менять его. – Просто не знаю – вот и все. Здесь неподалеку есть местечко, где можно переночевать, – он на секунду заколебался, – во всяком случае, я надеюсь, что оно еще есть.

Местечко это оказалось полуразрушенным сараем на берегу реки. Осторожно добравшись до привязанной Чернички, они пустили ее вперед и, стараясь не нарваться на патрули, двинулись к югу.

Подойдя к реке, Дивон неожиданно увидел теплившийся сквозь дыры в стене сарая огонек и почувствовал облегчение, впрочем, не совсем свободное от беспокойства.

– Постой здесь, – шепотом бросил он девушке и мгновенно скользнул в темноту.

Фелисити осталась стоять, обнимая себя за плечи, не обращая внимания на выпавшие из рук поводья и не сводя глаз с развалюхи, в окнах которой, подобно спасительному маяку, мерцал огонь. Странные, пугающие, совсем непривычные звуки окружали ее – звуки враждебной ночи. Слева неумолчно, лениво журчала река между размытыми берегами, справа густой стеной надвигался лес. Неожиданно что-то царапнуло по юбке, и девушка замерла от страха.

– Дивон! – имя это прозвучало безответной мольбой. – Капитан Блэкстоун! – Фелисити сглотнула слюну и решилась позвать чуть громче.

Но и на второй призыв не последовало ответа, кроме пронзительного крика, который, пронесясь в стылом воздухе, заставил тело Фелисити мгновенно покрыться гусиной кожей. Крик повторился, затем раздался еще один, словно бы в ответ, и дверь сарая внезапно широко распахнулась.

Свет, освещавший согнувшегося старика, хлынул наружу. Подняв керосиновую лампу, он несколько раз оглянулся прежде чем позвать капитана по имени, затем радостно шагнул навстречу вышедшему из темноты Дивону. Мужчины крепко обнялись.

Фелисити молча наблюдала их оживленный разговор и с каждой минутой чувствовала себя все более покинутой. Смертельно уставшая и напуганная, она так и не решалась выйти на освещенное пространство и вмешаться в трогательную встречу старых знакомых.

Даже когда капитан обернулся и позвал ее, она продолжала неподвижно стоять на месте до тех пор, пока он сам не подошел к ней и не дал руку. Старик с длинной бахромой седых волос, в беспорядке падавших на голые плечи, лишь равнодушно посмотрел на странное существо, выскользнувшее из окружающего мрака.

– Он пошел прятать Черничку, – объяснил Дивон, подводя девушку к дверям сарая. Зайдя внутрь, он осторожно поставил лампу на столик, который, к великому удивлению Фелисити, оказался способным выдержать эту тяжесть.

Девушка огляделась вокруг, не переставая дрожать несмотря на жару. Вся обстановка крохотного жилища была случайной и такой же ветхой, как уже упомянутый столик, и потому, испытывая мучительное желание присесть, Фелисити все же медлила, опасаясь за судьбу единственного стула. На полу в самом углу валялся ворох каких-то тряпок, а все остальное пространство заполняли старые горшки и банки. Еще большую нереальность и призрачность придавали этому странному месту наброшенные на стены москитные сетки.

Девушка вздохнула и нерешительно направилась по грязному полу к Дивону, постукивавшему пальцами по высоким напольным часам, казавшимся в подобном помещении чем-то сверхъестественным.

– Кто он? – едва слышно прошептала Фелисити, и перехвативший горло спазм выдал ее отчаянный ужас.

– Болотный Человек, – Дивон вяло повел плечом. – Никто в точности этого и не знает. Когда-то он спустился сюда со стороны индейцев, бродивших по этим местам еще тысячи лет назад.

– Индеец, – пробормотала девушка, убирая упавшие на лицо волосы. – А я думала, он раб.

Дивон рассмеялся.

– Вряд ли ему понравится такое название, хотя я и не сомневаюсь, что в нем есть какая-то примесь негритянской крови. – Он закрыл дверцу часов, за которой, как оказалось, не существовало ни маятника, ни самого механизма, и добавил: – Но, разумеется, белой крови в нем тоже предостаточно.

– Но откуда вы его знаете? И чем занимаемся мы в данный момент?

– Я осматриваю часы.

Обиженно отвернувшись, Фелисити увидела, что в дверях, видимо уже давно, стоит страшный старик и смотрит на нее глубоко посаженными темными глазами. Рука его покоилась на рукоятке ножа, подвязанного к тощему телу.

Дивон совершенно проигнорировал появление старика и его угрожающую позу, а лишь еще раз легко пробежал рукой по футляру.

– Выглядит весьма знакомо, а?

– Что ж, по-вашему, надо было оставить это янки?

– Тысяча чертей, нет! – Дивон дружелюбно посмотрев прямо в лицо Болотному Человеку. – Я никогда и ни в чем не собираюсь тебя упрекать, вот только показывать время без механизма они не могут.

– А для чего, скажите на милость, мне это ваше время? – логично возразил старик, закрывая за собой дверь. – вещица уж больно забавная. – И он ткнул костлявым пальцем в сторону опустошенных часов, а затем с важностью уселся напротив полуразбитого глиняного горшка. – Вы голодны?

При этих словах Фелисити почувствовала, что рот ее наполняется слюной, но как только старик принялся вытаскивать из горшка какие-то куски прямо руками, желание ее несколько поутихло. Дивон же, напротив, принял протянутое с благодарностью, перед этим вежливо протянув первую порцию ей. Девушка бледно улыбнулась в пространство и решилась попробовать. Еда оказалась рисом, перемешанным с мясом и приправленным неизвестной ей доселе травой и, на удивление, вкусной, так что, доев первый кусок, Фелисити благополучно съела еще три, заботливо переданные капитаном.

На протяжении всей этой на скорую руку трапезы старик не только не поинтересовался девушкой, но даже ни разу не посмотрел в ее сторону. Потом он тяжело поднялся и направился к двери.

– Даю вам немного времени, кэп, – проворчал он. – На нее. – И его скрюченный палец лениво ткнул сначала в сторону девушки, а затем в направлении вороха тряпок на полу. – Но только поторопитесь.

Фелисити вскинула глаза.

– Я не понимаю!

– Времечко для… – старик гнусно хрюкнул и сделал нижней частью своего грязного тела недвусмысленное движение, залившее лицо Фелисити краской стыда и гнева.

– Да как вы смеете… – начала она, глядя на Дивона, но тот равнодушно отвел глаза в сторону.

Его слова, сопровождаемые добродушным смешком, прозвучали, как показалось девушке, спустя целую вечность:

– Благодарю, старичина, но, боюсь, на этот раз обойдется без этого. Я слишком вымотался этой ночью.

– Вымотался?! – Старик снова хрюкнул, словно услышал в ответ совершенно немыслимое оправдание.

– Может быть утречком, – и Дивон обнял Фелисити за талию, прижимая к себе, чтобы унять ее дрожь.

Такой ответ старика, по-видимому, вполне удовлетворил, и он, закутавшись в отрепья с пола, задул свечу и преспокойно улегся. Еще какое-то недолгое время Фелисити, застывшая с раскрытым ртом, слышала, как он скребется в дальнем углу, устраиваясь поудобнее. Затем все стихло. Девушка повернулась к Блэкстоуну, тщетно пытаясь разглядеть в темноте его лицо. Впрочем, это ничуть не помешало потоку возмущения, которое она немедленно обрушила на капитана:

– Что это вы подразумеваете под словами «может быть утречком»?! Никаких…

Но окончание фразы поглотил его жесткий поцелуй, и Фелисити оказалась распластанной по его твердому горячему телу. Впрочем, на этот раз поцелуй оказался непродолжительным. Дивон оторвал свои губы и насмешливо промурлыкал:

– А то, сладенькая, что нам действительно стоит подождать до утра. – Потом капитан, не обращая внимания на ее попытки высвободить стиснутую им руку, отвел волосы над маленьким розовым ушком и еле слышно прошептал: – Держись, я все объясню позже. – Еще через некоторое время, на протяжении которого Фелисити дрожала, как в ознобе, от жаркого мужского дыхания, добавил: – Верь мне.

Верить ему?! Это было слишком. И без того уже доверчивость завела ее слишком далеко, забросила в какую-то развалину посреди болота, где хозяйничает старый индеец, намеревающийся отдать ее на… На то, о чем порядочные люди даже не говорят вслух.

Но все же, каким бы идиотизмом это ни казалось, Фелисити действительно поверила капитану Блэкстоуну – пусть даже всего лишь до его обещанного объяснения.

Жара, вероятно, совсем разморила девушку, так как только этим можно было оправдать то, что она бездумно опустилась на вонючие тряпки. Дивон тут же отпустил ее руку и вежливо поинтересовался, все ли в порядке.

Замечательно, хотела ответить Фелисити. Абсолютно замечательно. Как он смеет даже спрашивать о подобном?! Воздух был тяжелым и затхлым, почти мешающим дышать, тряпки скомканы и шершавы, и Фелисити весьма удивилась бы, если бы в них не кишели полчища паразитов. Сама она страдала от грязи и, несмотря на съеденный рис, – от голода. Но самое отвратительное заключалось в том, что лежала она рядом с бунтовщиком и блокадоломом. Сжав зубы, девушка решила во что бы то ни стало не засыпать.

Однако следующей вещью, которую Фелисити ясно осознала, было яркое солнце, струящееся через провал в стене и бьющее ей прямо в лицо. Повертев головой, чтобы свет падал хотя бы на затылок, девушка обнаружила, что лежит она вовсе не на затасканных тряпках, а… прямо на широко распростертом теле Дивона Блэкстоуна и его зеленые глаза нагло мерцают в ответ на ее недоумевающий взгляд.

– О Господи! – простонала девушка и собралась поскорее встать, однако не смогла даже пошевелиться, удерживаемая сильной рукой.

– Ш-ш-ш!

– Прекратите шипеть! – Фелисити тряхнула головой, и огненные в лучах утреннего солнца волосы закрыли Дивону лицо. – Где этот… Этот человек?

– Нэйти, как и было обещано, более чем любезно предоставил нам некоторое уединение.

– О-о-о! – Обескураженная, Фелисити не могла даже говорить. – Пустите меня!

– Сейчас.

– Если вы думаете, что я настолько благодарна вам за эти удобства, что… что я…

– Расслабься, Рыжуля, – Дивон отвел руки. Фелисити сорвалась с него, как ужаленная. – Никто ничего от тебя не требует. А твоей благодарностью я сыт уже по горло.

Фелисити стало несколько стыдно, но тем выше задрала она подбородок.

– Но ведь это было просто недоразумение!

В ответ капитан долго и пристально смотрел на нее.

– Надеюсь, – почти процедил он, опираясь на локоть. На губах у него снова заиграла улыбка. – А насчет Нэйти я просто не знаю.

– То есть? – Девушка решительным жестом убрала волосы. Нечего больше смотреть на этого негодяя, ибо и без того она знает, что в этот момент он опять улыбается своей уничижительной улыбкой, а непокорный черный локон падает ему на лоб.

– Я полагаю, будет лучше, если старичина поверит в то, что мы действительно любовники.

Фелисити невольно и не совсем пристойно прыснула.

– Лучше для вас, я так понимаю.

На этот раз пришла очередь Дивона. Он коротко усмехнулся.

– Отнюдь. Именно – для вас!

– Хм.

– Нэйти не очень-то любит посторонних. А таких, как ты, Рыженькая, и подавно. – Капитан сладко потянулся всем своим длинным породистым телом. – К тому же, он особо и не привык к дамам… исключая, конечно, употребляемых.

– Что?! – Стыд, как и вчера, снова залил все лицо девушки. – Нет, увольте, я не хочу слушать ничего подобного.

– Впрочем, от бабушки он если и не в восторге, то относится к ней вполне сносно. Но, увы, этим все и кончается.

Глядя на капитана со все возрастающим недоверием, Фелисити поднялась на ноги и попыталась рукой почистить до последней степени запыленные юбки, но, видя, что занятие это совершенно бесполезное, закрутила кудри и решительно направилась к выходу.

– Так быстро? – насмешливо приподнял брови Дивон. – Помилуй, Нэйти совсем разочаруется в моих способностях услаждать прекрасных дам.

– Вы отвратительны! – Девушка намеревалась было толкнуть шаткую дверцу, как она раскрылась сама – кто-то дернул ее с наружной стороны. Фелисити так и застыла на пороге, с ужасом глядя на морщинистое лицо индейца, оскаленное в беззубой ухмылке.

– Я ловил рыбу, – сообщил он своим гортанным голосом и протянул девушке трех нанизанных на веревку стеклянноглазых каракатиц. Ей не оставалось ничего другого, как взять их. – После такого дела надо подкрепиться. – Старик кивнул головой в сторону Дивона, уже не глядя больше на девушку, продолжавшую автоматически держать в руках дергающихся каракатиц.

– И что мне с ними делать? – Она в недоумении посмотрела на капитана – тот, не скрывая удовольствия, хохотал. Смеялся над ней! Отлично! Фелисити захотелось швырнуть этих глупых рыб прямо в его красивое лицо и навсегда покинуть проклятую лачугу. Но, увы, она даже не знала, где находится.

– Иди свари! – приказал ей индеец, сопровождая свои слова жестом, указывающим куда-то за дверь.

После этих слов капитан с неохотой встал и медленно направился к девушке. Та стояла в колеблющейся сетке пробивающегося сквозь листву солнечного света, по-прежнему сжимая в руках веревку с каракатицами, и ждала, по крайней мере, извинений, которые она, разумеется, никогда не примет. Но вместо извинений Дивон грубо толкнул ее за порог.

– Что вы делаете?! Не смейте меня трогать! – Фелисити даже замахнулась на капитана связкой каракатиц.

– А ну-ка, потише! И убери прочь эту мерзость! – Дивон вырвал у девушки веревку и отправил рыб поплавать на суше. Несчастные создания плюхнулись на землю, смачно хлопнув.

– Я уже устала от ваших просьб быть потише, – заныла Фелисити, понизив, однако, голос.

– А теперь слушай. – Дивон обнял ее за плечи и по тому, как обреченно она подалась к нему, понял, что девушка совершенно подавлена. – Сейчас я переговорю с Нэйти, чтобы выяснить, что ему известно насчет Ройял-Оук. Сюрпризов типа вчерашнего вечера с меня довольно. – Тут он сменил тон и игриво пощекотал ее. – Почему бы тебе и вправду не приготовить этих тварей, Рыжуля?

– Вы сошли с ума! – Искры гнева заблестели в глубине ее синих глаз. – Я понятия не имею о подобных штуках.

– Да здесь и делать нечего! Гляди-ка, Нэйти уже и огонь разжег.

Он повернул незадачливую хозяйку лицом к лачуге, неподалеку от которой на песчаной отмели уже стлался незаметный походный дымок. Однако Фелисити, не обращая внимания на костер, жадными глазами смотрела дальше на простирающуюся вокруг местность. Она была пустынна, и ни одно строение, за исключением халупы, в которой они провели ночь, не нарушало девственной чистоты пейзажа. Сама же лачуга при свете дня выглядела до того жалкой, что казалось, первый же прилив смоет эту груду обветшалых досок в темные мрачные глубины реки.

Увы, картина, окружавшая девушку, оживлялась лишь прогнившим сараем и крохотным костерком.

– А где же Черничка? – вспомнила внезапно Фелисити. – А заодно и мой саквояж!

– Спрятаны, – коротко бросил Дивон. – И не беспокойся, Нэйти твое золото не нужно – деньги его не интересуют.

Фелисити невольно открыла рот.

– Как вы узнали, что… То есть я, вообще, не понимаю, что вы такое говорите! Нет у меня никакого золота!

– Уймись, Рыженькая. Чемодан весит тонну, ты не спускаешь с него глаз, а ведь такая женщина, как ты, не станет дрожать из-за нескольких лент или коробки пудры, правда?

От нахлынувшей злости Фелисити вывернулась из его и без того некрепкого объятия.

– Да что вы можете знать о такой женщине, как я?!

Дивон с интересом сузил глаза, в глазах у красотки блестели неподдельные слезы, и нынешняя вспышка злости была – в этом он мог поклясться – далеко не наигранной. Почти осторожно он убрал локон, упавший ей на щеку, а когда она попыталась отвернуть лицо, мягко взял за подбородок.

– Ты права. Я действительно ничего о тебе не знаю.

Фелисити буквально задыхалась от обиды и унижения; сладкий и чистый утренний воздух неотвратимо уходил из груди, оставляя лишь мучительный вакуум, наполненный мерцающим медовым светом желания. Лицо капитана приближалось к ней, и, зная, что ни в коем случае она не должна давать ему этого поцелуя, Фелисити, тем не менее, с каждой секундой жаждала его все сильнее. Этот мятежник был грязен и потрепан, но силе, толкавшей ее к нему, не было до этого дела, и девушка в изнеможении качнулась в сторону горячего мускулистого тела.

– Эй, Блэкстоун, пора и закурить! – Скрежещущий старческий голос мгновенно разрушил остро пульсирующее желание.

Девушка приоткрыла глаза, со страхом ожидая увидеть все ту же убивающую самые лучшие чувства усмешку, но Дивон всего лишь протягивал ей связку замученных каракатиц.

– Почему же ты до сих пор ничего с ними не сделала? От неожиданности девушка взяла вручаемую ей веревку.

– Но я ведь уже сказала, что не знаю, как…

– Ничего трудного – просто почисти и бросай прямо в огонь, – кивнул Блэкстоун в сторону костра.

Фелисити еще раз беспомощно посмотрела на рыб и тихо выпустила из рук бечевку. Слишком много неверных шагов сделала она на пути к своей высокой цели, а самое ужасное – забыла уже и о самой цели.

Девушка подбежала к капитану, отворяющему дверь в лачугу, и неожиданно для себя схватила его за руку.

– Подождите! Спросите у этого… человека про детишек…

Дивон оскалил ровные зубы и уточнил:

– Детишек кормилицы? – Было странно, что после всего пережитого девица все еще продолжает твердить об этой сказке.

Но Фелисити не сдавалась.

– Да, да! – пальцы ее все отчаянней сжимали рукав его хлопковой рубашки. – Я должна найти их. Пожалуйста, прошу вас.

И снова Дивон на минуту засомневался в натуральности происходящей сцены, а сомнение – дело опасное, даже если оно продиктовано его плотским желанием и очарованием хитрой обманщицы. Пусть даже вид ее в данный момент вызывает почти жалость, ибо золотые кудри спутались и покрылись толстым налетом пыли, словно она валялась в чарлстонских притонах.

– Пожалуйста, – снова прошептала Фелисити, и Блэкстоун кивнул. В ответ ему засветилась тихая светлая улыбка. – Их зовут Эзра, Сисси и Люси. Сколько им лет, я точно не знаю, но старший уже почти взрослый. И живут они на Магнолии-Хилл.

– Ладно, я постараюсь выведать у него что-нибудь.

– Благодарю.

И, чувствуя, как с головокружительной быстротой он втягивается в синий водоворот ее глаз, Дивон решительно указал на кучку валяющейся на земле рыбы.

– Лучше свари-ка это, – попросил он, не в силах оторвать глаз от лица девушки, с которого так и не сошло выражение благодарности. Девушка покорно наклонилась, чтобы поднять рыбу, и Дивон увидел ее трогательную и непривычно добрую улыбку. Он молча повернулся, вошел в сарай и закрыл за собой двери.

Фелисити принялась за каракатиц, выглядевших, надо сказать, весьма отвратительно из-за их выпученных глаз и длинных влажных усов. К моменту разделки они, слава Богу, прекратили биться и трепыхаться, словно все еще надеялись попасть обратно в родную стихию.

Рыбу Фелисити любила всегда, а особенно вареного лосося и камбалу с миндалем; о том же, как эти кушанья готовятся, она, разумеется, не имела даже представления. Еще много лет назад, когда Артур был помладше, он часто ездил на рыбалку и не раз предлагал взять с собой и Фелисити, но мама считала, что рыбалка не самое подходящее занятие для молодой леди. Теперь девушка поняла, почему именно.

Первым делом каракатиц нужно было почистить и помыть, и Фелисити с тоской посмотрела на ближайший водоем, который представлял собой мутную и грязную реку. Не оставалось ничего другого, как идти туда, и со вздохом девушка зашагала к реке, набирая и в без того испачканные туфли прибрежный ил. Еще одна порция грязи теперь уже ничего не изменит. Ах, если бы только Иебедия и отец смогли по достоинству оценить все подвиги, которые она совершает ради них!

Брезгливо держа веревку на вытянутой руке, Фелисити дважды макнула каракатиц в воду, но чище от этого они не стали. Вероятно, их надо было хорошенько поскрести, но дотрагиваться до омерзительных тварей Фелисити ужасно не хотелось, и потому она просто начала водить связкой под водой взад и вперед. К несчастью, эта процедура закончилась тем, что одна из каракатиц принялась оживленно дергаться.

– Этого еще только не хватало! – охнула девушка и, вытащив рыб, понесла их обратно, держа на столь же безопасном расстоянии, как и прежде. Костер уже догорал, и Фелисити бросила туда предполагаемый завтрак, который обдал ее снопом горящих искр, заставивших неопытную хозяйку побыстрее отпрыгнуть. Затем из костра повалил дым, от которого, дабы увидеть, что происходит дальше с невинными жертвами, пришлось отмахиваться обеими руками. Жертвы же при этом смотрели на Фелисити укоряющими очами.

Капитан Блэкстоун вышел из лачуги, и в нос ему ударил едкий запах горелого, перемешавшись с вонючей трубкой старого Нэйти. Посмотрев на берег, он тут же увидел чадящий костер, а рядом самодовольно восседающую на чурбачке девушку.

– Чем вы занимаетесь, черт побери?

Фелисити отвела взгляд от свежего ожога на руке.

– Всего лишь жарю рыбу, как вы и просили. – Она вскочила на ноги и длинной палочкой кое-как вытащила из огня связку. – Надеюсь, вы не думаете, что я собираюсь чистить их еще раз?

Каракатицы одна за другой беспомощно ложились в прибрежную грязь.

– Еще раз? – Дивон присел на корточки, чтобы рассмотреть все повнимательней, и, когда поднялся, лицо его выражало некое замешательство. – Но ведь они не почищены вовсе!

Тыльной стороной руки Фелисити отбросила волосы на спину.

– Зато я их помыла! А не поскребла лишь потому, что было нечем! – Девушка оправдывалась тем жарче, чем сильнее становился почти утробный хохот капитана. – Не вижу ничего смешного! – обиделась, наконец, она и, видя, что смех его не прекращается, а становится все заливистее, смело сделала по направлению к Дивону шаг, а затем второй. У того на глазах уже показались слезы. – Прекратите! – потребовала Фелисити, хлопнув Дивона по руке, однако смех становился все сильнее и сильнее. – Прекратите же, кому говорят! Ох, как я вас ненавижу! – и уже не думая о последствиях, девушка кинулась на неугомонного капитана; они оба рухнули на мягкую землю. Фелисити отчаянно заколотила кулачками по его широкой груди.

– Стоп! – Дивон, извернувшись, крепко стиснул ее запястья. – Довольно, уймись! – все еще задыхаясь от смеха, пробормотал он. – Больно, в конце-то концов!

– Переживете! – Фелисити приходилось бороться не только с явно превосходящими силами противника, но еще и с подступающими злыми слезами. – Да я…

– Знаю, знаю, ты меня ненавидишь. – Капитан ловко завел обе ее руки назад так, что ее бурно вздымавшаяся грудь оказалась прижатой к его. Шумно втянув воздух, Фелисити неожиданно сдалась и поспешно закрыла глаза. Увы, было слишком поздно – светлые прозрачные капли уже просочились сквозь сомкнутые ресницы.

– Не плачь! – Перестав смеяться, Дивон потянулся пальцем к ее щеке, чтобы повторить путь, проделанный соленой слезой по грязи и копоти. Девушка вызывающе отвернулась, и, только погрузив руки в ее рыжие кудри, Дивон заставил ее посмотреть ему прямо в глаза, и глаза эти невольно сузились от того выражения презрения и ненависти, которое светилось во всем ее раскрасневшемся лице. – Что-нибудь не так, Рыженькая?

– Все так. – Девушка всхлипнула и вновь попыталась отвернуться. Руки капитана непроизвольно сжались. – Пустите меня.

– Не могу. А теперь скажи-ка мне… – но в этот момент ему пришлось резко прижать ногой ее юбки, ибо девушка попыталась его лягнуть. – Скажи мне все.

– Вы – животное.

Он коротко рассмеялся.

– Ну да, и еще жулик. И еще хам.

– Даже хуже.

– Вполне согласен, но не это же заставило тебя заплакать?

– Вы смеялись надо мной! – бросила Фелисити, но тут же поспешила взять свои слова обратно. – То есть над тем, как я приготовила рыбу.

Капитан, промолчав, улыбнулся и долгим взглядом посмотрел на голубое утреннее небо, подернутое белесой дымкой. Высоко над ними парил в тугих струях воздуха краснохвостый ястреб. Всюду царили умиротворение и тишина.

– Я виноват. Мне не следовало смеяться. Да.

– Но вы и до сих пор надо мной смеетесь.

– Отнюдь. – Дивон сделал скорбное лицо. – Возможно, вам в жизни не приходилось жарить рыбу!

– Конечно, не приходилось!

– А уж чистить – тем более!

Подобное замечание можно было оставить и вовсе без ответа.

– Вероятно, мне следовало бы объяснить все подробнее.

– Вы так думаете? – Фелисити наморщила лоб. Лицо ее находилось всего лишь в нескольких дюймах от его губ, и девушка со страхом ждала появления на этих твердо и красиво очерченных губах все той же ядовитой ухмылки. Они, тем не менее, оставались неподвижными и сомкнутыми. – Так вы не собирались сделать из меня посмешище?

– Клянусь. Я сам виноват во всем и приношу свои извинения.

Фелисити облегченно вздохнула.

– Тогда все в порядке. Я принимаю ваши извинения.

– Ну и отлично. – Теперь была самая пора отпустить девушку, но Дивон медлил, не в силах заставить себя вытащить руки из ее спутанных рыжих кудрей. Они заливали его расплавленным золотом, и пальцы капитана непроизвольно сжимались все крепче. Фелисити попробовала выскользнуть из его рук, но внезапно почувствовала, каким каменным и горячим стало вдруг тело лежащего под ней мятежника.

– Мне кажется… – девушка смутилась и так и не сумела закончить фразу, потому что увидела в глазах капитана знакомый мрачно сиявший свет, в ответ на который призывно потянулось ее собственное тело.

– Не надо… – еле слышно прошептала она.

– Не надо – что? – Он и так лежит совершенно неподвижно… по крайней мере, пока.

– Не целуйте меня.

– Почему?

– Потому… потому что я не хочу.

– Лгунья! – И легким толчком в затылок капитан прижал ее губы к своим. Боже, до чего упоителен их вкус! И его язык влажной змеей проник в глубины девичьего рта, судорожно выпивая еще не растраченную медовую сладость. Фелисити неожиданно ответила ему тем же, и Дивон, не помня себя, застонал.

Девушка находилась почти в прострации, тело ее таяло в истоме, обволакивало собой капитана, его поцелуи казались ей недостаточно глубокими, и она в забытьи желания все сильнее сжимала черноволосую голову, требуя новых упоительных поцелуев.

Дивон отчаянно горел последним пламенем – о, больше чем горел – изнемогал! – и девушка отвечала ему страстным согласием. Он перекатил ее на спину и нежно раздвинул запутавшиеся в юбках ноги. Теперь его уже не смущало то, что они лежат в грязи под палящим солнцем – желание застилало ему не только глаза, но и разум.

Фелисити извивалась под его руками, задыхаясь от восторга. Капитан стонал, не сдерживаясь, все громче и громче – и они не сразу услышали насмешливое покашливание, раздавшееся откуда-то сверху.

Дивон вздрогнул, словно его окатили холодной водой, и разразился потоком ругательств.

– Черт возьми, Нэйти! – крикнул он старому индейцу, как ни в чем не бывало стоящему над ними. – Так ты меня в гроб загонишь!

В ответ Нэйти только улыбался или, скорее, гримасничал, в чем, правда, не было особой разницы.

– Я пойду поохочусь, – возвестил он, язвительно глядя на сгоревших каракатиц, и, тряхнув остатками седых волос, заковылял к лесу.

Некоторое время Дивон тупо смотрел на то место, где только что стоял несносный старик, а затем почувствовал легкое прикосновение к груди.

– Оставьте меня… Оставьте… сейчас же! – с каждым словом голос становился все громче и нетерпеливей.

Капитан нехотя скатился на землю.

– Ты непостоянна, как течение в Дьявольской бухте!

– И что же это должно означать? – потребовала объяснений Фелисити, но тут же оборвала себя, ибо она уже прекрасно все поняла и не намерена была пускаться в какие-либо разговоры на эту тему. Делая вид, что не замечает капитана, она принялась счищать с юбок прилипшую грязь. К сожалению, преуспела она в этом мало.

Дивон также не был расположен вступать в беседу. Поднявшись с земли гибким и быстрым движением, он потянулся, сначала осторожно, затем, убедившись, что ребра почти не болят, сильнее и свободней. После этой процедуры он, не обращая внимания на Фелисити, стянул с себя сапоги.

Девушка, однако, краем глаза внимательно смотрела на все эти совершаемые им бестактные действия и, когда он широким жестом скинул рубашку, все-таки не выдержала.

– Что же вы делаете?!

Грудь капитана была загорелой и широкой, и Фелисити, стыдясь себя самой, не могла отвести от нее восхищенных глаз. Мятежник, безусловно, красив, но, если он посмеет приблизиться к ней еще раз, она непременно ответит ему отказом. Да, гордым отказом.

– Я всего лишь иду принимать ванну, Рыжуля, – бросил ей Блэкстоун, скрываясь за стеной сарая.

– Ванну? Купаться! Купаться! – закричала Фелисити и бросилась вслед за Дивоном, едва успев заметить, как тот обнаженный, будто в первые дни творенья, вступает в тяжелые темные воды реки.

 

Глава седьмая

Раздавшийся короткий визг заставил Дивона, только было вознамерившегося окунуться в холодную мутную воду, оглянуться и увидеть, что мисс Фелисити Уэнтворт стоит среди спутанной травы и в ужасе закрывает лицо растопыренными ладошками.

– Заходи! – крикнул он ей. – Смывай всю грязь – и вчерашнюю, и сегодняшнюю!

– Нет уж, спасибо, – не разжимая ладоней, глухо ответила она.

– Дело хозяйское. Однако мало что в мире может сравниться с удовольствием быть чистым.

– В этом вы, конечно, правы, – и, услышав всплеск, Фелисити осторожно открыла один глаз. Капитана, слава Богу, видно не было, но на берегу прямо рядом с ней лежали брошенные рубашка, брюки и – самое ужасное – нижнее белье. Девушка выждала еще минуту – капитан не появлялся. Тогда она окончательно убрала руки с лица.

– Капитан Блэкстоун! – позвала она тихонько, подойдя к берегу настолько близко, что туфли ее оказались полны вязкого ила. Мимо по темной воде почти бесшумно проскользнула большая черепаха. – Дивон! – снова окликнула исчезнувшего капитана несколько испуганная девушка. – Где… вы…

Но как раз в это мгновение вода посередине реки забурлила, и на поверхности в брызгах и пене показалась голова Дивона с черными мокрыми волосами, блестевшими на солнце. И голова эта хохотала.

– Это совершенно не смешно.

– Отчего же? Уж не станешь ли ты меня уверять, будто беспокоилась о моей драгоценной жизни! – Капитан, не торопясь, вылез на берег и встряхнулся, словно огромная золотистая пантера; брызги с его лоснящегося тела упали даже на поспешно отскочившую Фелисити.

– Разумеется, не стану, – девушка поджала губы, глядя, как Дивон беспечно полощет в реке свою одежду. – Разве у нас есть время на подобные процедуры? – нахмурилась она. – Что поведал вам этот старик о вашем поместье?

– Янки в Ройял-Оук нет, – вздохнул Дивон, усердно отстирывая белье, которое он зажал между коленями. – По крайней мере, вчера еще не было.

– А что насчет детей? – Фелисити непроизвольно сделала шаг вперед, чтобы не пропустить ни единого слова.

– Там остались еще какие-то люди, – равнодушно ответил капитан, – да только Нэйти не знает кто. – Его опять поразила и даже раздосадовала та настойчивость, с какой эта девица держится за придуманную ею сказочку. Впрочем, поражало его теперь в очаровательной мисс Уэнтворт не только это.

– Когда же мы отправимся? – спросила Фелисити и в волнении заходила по берегу, не обращая внимания на то, что отяжелевшие от прибрежного ила юбки били ее по ногам.

– А ты уверена, что не хочешь присоединиться ко мне, Рыженькая? То есть все-таки немного помыться?

Фелисити вздернула подбородок – никто не вправе говорить ей об этом! Тем более, такой невежа, как этот мятежный капитан.

– Я подожду момента, когда смогу принять ванну… В более комфортабельных условиях.

Дивон в ответ усмехнулся себе под нос и, закончив стирку, выпрямился. Фелисити стояла ни жива, ни мертва, не в силах отвести глаз от его обнаженного тела.

– А что касается комфорта, – пояснил он, собираясь окончательно выйти на берег, – то я не из тех, кто требует многого. – Фелисити, как окаменевшая, продолжала стоять по щиколотки в грязи. – Кроме того, – продолжил он, – считаю своим долгом предупредить, что еще несколько шагов – и мое тело не будет таить в себе никаких секретов.

Кровь бросилась Фелисити в лицо, и только сейчас она осознала, что уже довольно долго стоит, как бы приковаванная взглядом к обнаженному мужскому телу. Она ойкнула и кинулась прочь, слыша за собой едва подавляемый смех.

Итак, Господь послал ей сильное искушение. Ни отец, ни Иебедия никогда не простят ей этого, если узнают, однако это обстоятельство уже никак не мешало ее желанию отодвинуть завесу тайны еще немножечко дальше.

Она еще раз представила себе темные густые волосы на его груди, плавным треугольником уходящие куда-то вниз, туда, где переплетенными клубками играли мускулы живота и бедер и, вероятно, пряталось то длинное и твердое, что ощущалось ею каждый раз, когда капитан накрывал ее своим большим и горячим телом.

Впрочем, все эти соблазнительные картины не помешали девушке добраться до спасительного сарая. Она прислонилась к стене, распустила волосы и мужественно принялась их расчесывать, пытаясь попутно по возможности очистить от грязи. Затем, оторвав от нижней юбки наименее запачканный кусок, старательно вытерла пылавшие огнем щеки.

– Вода помогла бы лучше, – раздался откуда-то сзади голос Дивона.

Фелисити укоризненно глянула через плечо.

– Но в воде были вы.

– Но в данный момент меня там уже нет. – Капитан бросил к ее ногам саквояж, за которым последовали и седельные сумки. – Я обменял Яблочко на лодку.

– Какое яблочко? – почти машинально переспросила Фелисити, удивляясь тому, каким свежим и отдохнувшим, в отличие от нее, выглядит капитан. Он был в чистой и влажной одежде, причем вовсе не в той, что несколько минут назад он так бесстыдно стирал в мутной реке; волосы были причесаны и красиво откинуты назад, открывая загорелый высокий лоб.

– Лошадь, – пояснил он уже из сарая.

– Но мне казалось, что лошадь звали Черничкой, – чуть замявшись, напомнила девушка.

– Черничка… Яблочко… Невелика разница. Может быть, все же поешь риса, поскольку рыба… – но тут он оборвал себя, не желая давать нового повода к горьким слезам, не важно – настоящим или наигранным.

Фелисити согласилась на клейкий рис, удивляясь тому, что в состоянии есть подобную гадость.

– А все-таки, – поинтересовалась она, дожевывая последнюю ложку, – зачем вы отдали лошадь?

– Путешествовать по реке проще. Да, пожалуй, и безопасней.

Лодка оказалась старой и едва способной к передвижению, но капитан был прав, утверждая, что плыть по реке гораздо легче, чем пылить по дороге. По крайней мере, для Фелисити это было именно так. Усевшись на корму, она с любопытством наблюдала, как Дивон вывел посудину на середину реки и сильными взмахами весел погнал ее на юг. Путь их лежал мимо берегов, почти затопленных хмурыми грязными водами, на которых, лениво колыхаясь, росли какие-то высокие жесткие травы. Капитан назвал их солевыми болотами, и пробираться между ними порой было весьма затруднительно.

– Будь у нас время, я бы устроил для тебя целый пир из обитателей этих местечек, – неожиданно сказал Дивон, указывая веслом на волнуемые течением травы. – Крабы, креветки… – он скривил губы —…и аллигаторы!

Девушка отвернулась, глядя, как тихо плещутся на ветру кружева ее зеленого платья, но, подумав, весело рассмеялась.

– Могу поспорить, что уж аллигаторов-то вам есть не приходилось.

– В таком случае, ты проиграла. Мы с Нэйти охотимся на них регулярно.

Фелисити посмотрела на Дивона из-под ресниц долгим взглядом, ибо никак не могла понять, шутит он или нет, но из предосторожности все же вытащила из воды руку.

– Когда мы сможем добраться до Ройял-Оук? – Несмотря на грязь и затянувшийся голод, отнюдь не утоленный вязким подобием риса, девушка находила, что путешествие через испещренные солнечными пятнами странные болота весьма приятно. Даже чересчур приятно, ибо на какое-то время Фелисити даже забыла его причину, любуясь красиво перекатывающимися при гребле мускулами капитана Блэкстоуна.

– Через некоторое время мы уже будем на месте. Лагерь Нэйти разбит на самом краю наших владений. – Дивон направил лодку в очередной узкий проход. – Если будешь внимательна, то увидишь главную пристань как раз справа.

Действительно, через несколько минут девушка увидела пустынный причал, окруженный редкими соснами.

– Он выглядит почему-то запущенным.

– Ничего удивительного, – рассеянно ответил Дивон, опуская весла и не глядя на хорошо знакомое место. – Нет никакой нужды вывозить что-либо из Ройял-Оук с тех пор, как вся местность захвачена северянами.

На это замечание у Фелисити не нашлось ответа. Ведь говорить о том, что она рада победам союзных сил и мечтает о полном изгнании конфедератов с американского Юга, было бы просто глупо. А уж упоминать о полном освобождении рабов!.. С другой стороны, ей по-своему было жаль капитана – ведь потерять свой собственный дом дело несладкое.

Однако через несколько минут ее сострадание улетучилось, уступив место уже привычному недоверию.

– Куда мы направляемся на этот раз? – спросила она, так как лодка скользнула мимо канала, ведущего к пристани, и оказалась в укромном месте, где низко стелющиеся ветви прибрежных деревьев покрывали реку сплошным ковром, а борта лодки царапали жесткие переплетенные травы.

– Я думаю, будет удобней подойти с черного хода.

– Но почему? – Гораздо удобней было бы причалить к пустынной и еще вполне добротной пристани, и там привязать лодку, пусть даже такую развалюху.

В ответ на это замечание Дивон промолчал, и Фелисити вынуждена была уточнить:

– Это из-за янки? Но ведь вы сами сказали, что их здесь нет.

– Нэйти сказал, что вчера их тут не было, – уточнил капитан, и Фелисити раздраженно откинулась на скамейке.

Наконец Дивон остановил лодку в совершенно заросшем и топком местечке, от которого если и вела когда-то тропинка, то ныне она бесследно исчезла, поглощенная наступающим болотом. Туфли девушки с хлюпаньем погрузились в пористую, как губка, землю.

– Не забудьте мой саквояж.

– Твое золото здесь будет куда в большей безопасности чем на берегу. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не сходим на разведку.

– Разведка меня не интересует, – огрызнулась Фелисити, с трудом вытаскивая ноги из влажного грунта. – Я хочу…

Капитан резко повернулся и одним взглядом своих кипящих бешенством зеленых глаз заставил ее замолчать. Успокоившись, он добавил тихо и быстро, тоном, не оставляющим никакой возможности для пререканий:

– Мне тысячу раз наплевать на ваши желания, мисс. Я ничуть не сомневаюсь в том, что вы с радостью броситесь в объятия хоть целого полка янки.

Тем не менее, девушка открыла, было, рот, чтобы возмутиться, но капитан предупреждающим жестом поднял руку.

– Я же, со своей стороны, не желаю встретиться ни с одним из вышеназванных субъектов. – Он медленно перевел дыхание. – Так что, если не будешь вести себя тише воды и ниже травы, то я просто-напросто оставлю тебя здесь в одиночестве сторожить свое бесценное сокровище.

Фелисити неудержимо захотелось наорать на него и бросить ему в лицо все, что она уже давно о нем думает, но надменное выражение его загорелого властного лица остановило ее. В капитане Блэкстоуне не осталось и следа от дружелюбного плантатора Юга с жуликоватой усмешкой – перед девушкой стоял мощный прекрасный зверь, каждое движение которого было отточено, а в глазах таился решительный блеск. На какую-то долю секунды Фелисити задохнулась, сама не понимая, – от ужаса или от восхищения.

И зверь этот, полностью уверенный в том, что Фелисити скорее умрет, чем примет его ультиматум, не оглядываясь, пошел вперед. Заставив себя забыть про оставшийся без присмотра саквояж, последовала за ним и Фелисити.

Воздух был по-прежнему тяжел от болотных испарений, и насекомые лениво, но назойливо жужжали вокруг измученной путешественницы, пробирающейся вслед за своим проводником. Все эти неудобства стали для нее уже почти чем-то привычным, и столь же привычно она занимала себя, воображая, какое будет выражение на лице Иебедии при ее триумфальном возвращении в Нью-Йорк.

Но на этот раз, спустя несколько минут, девушка с отчаянием обнаружила, что не может представить себе его столь знакомого и любимого лица. Она закрывала глаза, вызывая в памяти угловатые черты и суровый сжатый рот, но, увы, видение не обретало четкости. В конце концов, огромным усилием воли ей все же удалось вообразить его высокую худую фигуру, но тут же, как на грех, она натолкнулась на широкую спину замедлившего шаг капитана. Тот вопросительно поднял брови и взял ее под локоть. С озлоблением девушка вырвала руку, освобождаясь от ненавистного прикосновения.

Какая разница – помнит она или не помнит лицо Иебедии Уэбстера?! Она любит его! Любит воистину, и скоро он разделит с ней это чувство.

– Не посмотреть ли все-таки по сторонам? Все мысли об Иебедии мгновенно испарились. Капитан остановился и широким жестом повел рукой. Перед ними расстилались земли когда-то ухоженной плантации. Слева изгибалась подъездная дорога, идущая через неотразимо пленительную аллею дубов, покрытых тончайшим слоем серебристого мха.

Следуя по ней, взор девушки добрался и до самого дома. Широко и свободно распростершись на родной земле, он все еще был прекрасен и загадочно мерцал в мягких лучах позднего полуденного солнца. Неожиданно для себя Фелисити Уэнтворт, владелица роскошного дома Уэнтвортов ощутила благоговейный трепет.

Однако Блэкстоун не обратил никакого внимания на стройные колонны и украшенный высоким гребнем портик. Его глаза печально остановились на облупившейся краске и слепых разбитых окнах – жалкий остов фамильного гнезда многих поколений Блэкстоунов!

Разумеется, умом он давно все понимал и давно приготовил себя к подобному зрелищу; к тому же Ройял-Оук был всего лишь местом, которое славный капитан посещал изредка и в котором никогда не задерживался больше недели. Отсутствовал месяцами, а порой, если учесть годы учения в Академии, и значительно дольше. Но все же Дивон всегда знал, что есть на земле дом, который существует именно для него, как существовал когда-то для пирата Джека Блэкстоуна и многих других.

Бабка никогда не препятствовала его желанию стать моряком. «Это у тебя в крови, – сказала она ему перед его отъездом на учебу, – но помни, что есть еще и плантация. Когда ты созреешь для этого, Ройял-Оук станет незаменимым».

Но этого не произошло.

Дивон проглотил застрявший в горле комок и оглянулся вокруг; взор его был затуманен, и храброму капитану пришлось несколько раз взмахнуть ресницами, чтобы увидеть перед собой отчетливую картину. Не думая о возможных последствиях, он смело шагнул из-под укрывавших его дубов прямо к дому. Вокруг было тихо. Следов янки нигде не было видно.

Кажущаяся пустынность почему-то насторожила Дивона, и он осторожно вытащил из кобуры пистолет. Держа оружие наизготовку, капитан медленно обошел все хозяйственные строения, конюшню, где в былые времена нервно топтали землю породистые лошади, и коптильню, в которой уже давно не готовилось никакой ветчины. Когда же Дивон подошел к дому вплотную, то с резанувшей внезапно по сердцу болью обнаружил, что дом разрушен значительно сильней, чем казалось с дубовой аллеи. Что ж, ведь он приехал сюда лишь для того, чтобы убедиться в печальных последствиях войны – и вот они явлены ему в полной мере.

Посыпанные когда-то песком дорожки около дома заросли сорняками, которые скрадывали звук его шагов, направленных к крыльцу. Шаги эти немедленно напомнили Дивону, что он не один в этом пустынном месте. Он оглянулся и увидел, что Фелисити почти догнала его. Тогда он встал перед беспомощно болтающейся на выломанных петлях дверью и знаками приказал девушке спрятаться за его спиной.

Внутри дома причудливые тени перемежались слабыми солнечными лучами, падавшими через грязные запыленные окна. Каблуки капитана звонко простучали по выщербленному мраморному полу передней.

– Но где же все? – Голосок Фелисити эхом раскатился по всему дому, и ей не потребовалось даже грозного окрика Блэкстоуна, чтобы в дальнейшем не повторять подобные опыты.

Тем временем Дивон заглянул в западную гостиную – в ней не осталось ничего, кроме диванчика, набитого конским волосом, да и то наполовину вывороченным наружу. Стены зияли наготой, и только несколько длинных полосок обоев говорили о былой роскоши и вкусе хозяев.

Скрипнув зубами, капитан перешел в другую залу – и почти уловил те призрачные звуки фортепьяно и скрипки, украшавшие некогда изуродованную ныне бальную залу. Затем он вернулся назад в переднюю и, проходя к тому выходу, что был обращен к реке, отметил вполне сохранившуюся обстановку в столовой и восточной гостиной.

– Мне кажется, что здесь совсем-совсем никого нет, – прошептала Фелисити, и ей показалось, что капитан с этим вполне согласился, так как начал медленно засовывать пистолет обратно в кобуру.

В этот момент откуда-то из глубин дома раздался тонкий ноющий звук. Рванувшись в ту сторону, Дивон распахнул двери кладовой и молниеносно взял на мушку огромную бочку.

– Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте! – донесся до него полузадушенный, молящий голос. Какие-то люди прятались в дальнем неосвещенном солнцем углу.

– Хатти?! – Дивон пристально всматривался в темноту.

– Да неужто это вы, маста Дивон? – голос начинал обретать уверенность, но все еще дрожал. – Что же вы это тут делаете, добрых людей до смерти пугаете?

– Виноват. Но что делаете здесь вы, прячась за бочками в пустой кладовке? – Капитан убрал пистолет и почти с улыбкой смотрел, как экономка важно вынесла свои пышные телеса на свет божий. За ней в холл проследовали и две другие женщины, которых Дивон не знал.

– Да мы и предположить-то не могли, что это вы! – обстоятельно начала толстуха. – С тех пор как госпожа уехала в Чарлстон, здесь не бывало никого, окромя янки, да и те творят одни мерзости! – При этих словах она махнула фартуком на двух женщин помоложе. – А вы ступайте-ка себе да поищите чего-нибудь поесть молодому хозяину, ведь он, небось, голоден, как волк, а, маста Дивон? Сытым-то вы, почитай, никогда и не бываете.

Слушать дальше разглагольствования старухи не было сил, и Фелисити выступила из-за широкой спины Дивона.

– Мадам, не известно ли вам случайно что-нибудь о трех осиротевших детях?

Увенчанная тюрбаном, голова Хатти тяжело опустилась на грудь, и экономка с подозрением уставилась на девушку.

– Трое ребятишек? Каких? О чем это она толкует, маста Дивон?

– Это Фелисити Уэнтворт, Хатти, она ищет детей своей кормилицы.

– Что-что она делает?!

Девушка бросила на капитана хмурый взгляд, словно он был повинен в насмешливом вопросе негритянки.

– Я приехала сюда, чтобы найти троих детей, – снова, как можно более спокойно, повторила Фелисити. – Их зовут Эзра, Сисси и Люси. Они негры и, насколько мне известно, последнее время находились на Магнолии-Хилл.

– Так они действительно существуют? – капитану никак не верилось, что рыжеволосая красотка будет продолжать упорствовать в своем фарсе, но та буквально затаила дыхание в ожидании ответа.

– Счас-то и не знаю. Какие-то оборванцы живут по хижинам, да только, как их зовут, не знаю.

– Есть ли в доме еда? Подождите же! Куда вы помчались? – возвысил голос Блэкстоун, увидев, что Фелисити, а за ней и Хатти поспешили к выходу.

– В хижины, разумеется! – Девушка на мгновение задумалась. – А где именно они находятся?

– Одна ты не пойдешь никуда, – твердо заявил капитан и раздраженно смахнул со лба непокорную черную прядь. В ответ раздалось лишь мерное упрямое постукивание туфельки по изуродованному мрамору пола. Дивон закрыл глаза, глубоко вздохнул и безнадежно махнул рукой.

– Ладно. Сейчас мы пойдем вместе, – в конце концов, чем раньше он узнает подлинные причины, побудившие эту девицу притащиться за ним в Ройял-Оук, тем лучше.

– А теперь – ни шагу из-за моей спины, – приказал он, как только они вышли на солнечный свет. Жилища рабов традиционно располагались в стороне от плантаторского дома, но были разрушены ничуть не меньше, чем остальное поместье. Увидев эти развалины, Дивон в глубине души порадовался, что бабка, сидя в городе, не видит, какое чудовищное запустение царит на их фамильной вотчине. Ведь она всегда так гордилась образцовым содержанием своих людей.

Дивон и Фелисити медленно проходили по узкой пыльной тропинке, пролегавшей между рядами полуразрушенных строений, из которых со страхом и любопытством порой высовывались им навстречу кудрявые головы. Некоторых Дивон узнавал и даже окликал по имени.

– Маста Дивон? – На середину тропинки, преграждая путь, выступил высокий негр с кожей цвета отполированного эбенового дерева.

Фелисити инстинктивно схватилась за руку капитана.

– Эб! – Дивон хлопнул мужчину по плечу, не выпуская из другой руки так доверчиво вверившуюся ему маленькую ладошку. – Я был уверен, что найду тебя здесь.

– Верно. Пока я тут, все в порядке. Куда вам еще-то идти. А хозяйка тоже здесь?

– Нет. – Дивон печально покачал головой. – Ее здорово мучает больное бедро, но держится она как герой. – На протяжении этой краткой беседы из хижины начали выходить люди и, кто осторожно, кто посмелее, стали подтягиваться к разговаривающим. Капитан приветствовал их всех разом.

– И это все, кто остался? – осмотревшись, спросил он у Эба, обводя рукой тридцать с небольшим полураздетых людей. Еще недавно Ройял-Оук считался одной из самых больших рисовых плантаций во всей Южной Каролине. Домашними слугами полновластно командовала пухлая Хатти, а высокий Эб подчинялся лишь главному надсмотрщику Тому Смиту; да и то последний позволял рабам выполнять свои приказания лишь после распоряжений их толкового соплеменника.

Эб также обвел взглядом жалкую толпу и заявил: – Вообще-то, было немного побольше. Сдается мне, кое-кто сбежал, как только хозяйка изволила уехать. Потом нагрянули янки и схватили масту Тома да еще кой-кого, кто был позадиристей. Так с тех пор ничего о них и не слышно.

Капитан Блэкстоун слушал все эти новости с тяжелым сердцем.

– Как же вы здесь управляетесь? Рабство всегда было тем политическим институтом, который Дивон и его прогрессивная бабка отвергали полностью, и, хотя мисс Эвелин постоянно осуждала флотское панибратство внука с этими, по ее выражению, «личностями, не представляющими себе, что такое на самом деле северяне», намерение ее отпустить всех рабов Ройял-Оук на свободу было непоколебимо. Однако они вовсе не планировали просто пустить сотни и сотни людей по миру – наоборот, они предполагали выплачивать бывшим рабам некое жалованье, дабы те могли спокойно обрабатывать все ту же землю.

Эта грандиозная идея не отпускала капитана Блэкстоуна все те долгие ночи в открытом море, когда, не имея возможности сомкнуть глаз, он часами простаивал у руля под звездным бездонным небом. Вопрос заключался еще и в том, что для осуществления этого благородного замысла необходимо было покончить с той жизнью, которую он так любил – с жизнью странствующего моряка – и осесть на родине в Ройял-Оук.

Грянувшая вскоре война разрешила эту дилемму без особых трудностей.

Усилием воли отогнав от себя грустные воспоминания, Дивон прислушался к дальнейшим объяснениям толкового негра.

– Хатти, умница, проследила, чтобы побольше спрятать, когда пришли янки. Они-то думали поживиться здесь на славу, да ни шиша не нашли! – закончил он с явной гордостью.

Представив себе Хатти, сбивающую со следа отряд янки, Дивон не смог удержаться от улыбки.

– Словом, никто из наших людей не голодает?

– Что вы, маста, мы в полном порядке.

Фелисити тем временем уже надоело слушать эту трогательную беседу, в которой так и не были упомянуты несчастные дети. Будь у капитана желание, он уже давно бы мог выспросить все у этого долговязого болтуна – и девушка решительно выступила из-за спины заболтавшегося Дивона.

Ей было немного страшно. И не потому, что она в жизни не видела столько негров – отец, конечно, никогда не пользовался их трудом, но Иебедия частенько приводил их на свои проповеди – а всего лишь оттого, что здесь, в сердце Южных Штатов, они чувствовали себя дома, а она была враждебной чужестранкой. Фелисити невольно завидовала той простоте и естественности, с которыми говорил с ними обо всех хозяйственных мелочах сам Дивон, но позволить такой тон себе не могла, да и не умела.

– Я ищу троих детей, – начала она, и все глаза моментально обратились в ее сторону. Фелисити стушевалась и скороговоркой закончила свое беглое описание неведомых ей самой негритят. Поначалу все молчали, но хозяин кивнул, и вперед вышел длинный Эб, покашливая от торжественности момента.

– Сдается мне, что тут есть похожие ребятки.

– Но где? Где же они?! – Фелисити не могла больше сдерживать свою радость. Ведь пускаясь в это путешествие, она и представить себе не могла всех испытаний, какие выпадут на ее долю: опасность, жара, грязь, Дивон Блэкстоун, наконец! И бывали минуты – а бывали они частенько, – когда ей хотелось бросить все и спокойно вернуться домой, распивать с подругами чай, болтать о последних модах или даже рассуждать о положении бедных рабов на юге страны.

Аболиционизм стал одной из ее любимых тем с тех самых пор, как вопросы рабства начали обсуждаться в кругу ее отца; большинство подруг Фелисити считали ее столь сведущей в этой области, что даже мгновенно меняли эту тему при первой же возможности.

Но в действительное и знала она постыдно мало. Теперь это стало очевидным, и девушка растерялась, однако она смело двинулась вслед за Эбом. За ними шаг в шаг следовал капитан, а дальше, сбившись плотной группой и образовав некое подобие процессии, шли остальные рабы. Путь их лежал к маленькой хижине на самом краю поселения.

Наконец Эб остановился, и Фелисити почувствовала, что не может даже облизать пересохшие от волнения губы. Хижина, до которой они добрались, ничем, впрочем, не отличалась от других – та же грязь, те же два окна и рахитичная дверь. Стены покрыты осыпавшейся штукатуркой, в которой местами видны вкрапления ракушек. Из лачуги доносилось сухое покашливание. В смятении девушка застыла на пороге открытой настежь двери, а затем, неожиданно для самой себя, оглянулась на капитана. Он стоял, и на лице его застыло выражение не то насмешки, не то – любопытствующего ожидания. Фелисити знала, что Блэкстоун не верит ей с самого начала, и теперь уже почти не осуждала его за это, ибо история ее и вправду казалась малоправдоподобной.

Кашель раздался снова, и дрожь разлилась по спине Фелисити. Ей оставалось сделать лишь последний маленький шаг и войти в убогую хижину. Что стоит этот шаг по сравнению с тем, что выпало ей на долю за последние три дня? Но вдруг в этом полуразвалившемся доме находятся вовсе не дети бедной Эсфири, а другие потерянные детские души, заброшенные в Ройял-Оук безжалостной войной? Что ей делать тогда? Возвращаться домой с пустыми руками? Продолжать поиски? Ни один из этих вариантов Фелисити не устраивал.

Если дети окажутся чужими, то все ее надежды рухнут и она никогда не сможет гордо поглядеть в лицо Иебедии и отцу. Не сможет.

Девушка зажмурила глаза и, как в пропасть, шагнула за порог. Внутри царил полумрак, а в столбе солнечного света, падавшего из двери, плясали пылинки. Окна были занавешены рваными остатками дерюжных мешков.

Глазам девушки понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к сумраку. Посередине стоял хромоногий стол, составлявший здесь единственный предмет мебели; ни стульев, ни каких-либо полок или шкафов не было. Отсутствовала и кровать, которую заменяли кое-как брошенные на пол тряпки, в которых копошились три маленькие фигурки.

Одна из них при появлении Фелисити встала и оказалась мальчиком лет двенадцати, тощим и слабым, с костистыми длинными ногами. В руках он держал голенастого петуха. Мальчик подошел к девушке поближе, тем самым закрыв от ее взгляда остальных обитателей лачуги.

– Ты… ты Эзра?

Глаза мальчика сузились, голова запрокинулась – он молчал. В страхе Фелисити молчала тоже. Наконец, стесняясь и опуская голову, ребенок произнес:

– Да, это я.

Из-за ноги мальчика высунулось личико с торчащими в обе стороны косичками, но его уже Фелисити, упоенная своей победой, почти не видела. Она протянула мальчику руки.

– Я приехала, чтобы забрать вас с собой! – В ее словах было столько энтузиазма, что поначалу она приписала молчание детей именно ему. Прошло еще несколько секунд и…

– Нет! – завизжал изо всех сил один из негритят, и вся компания пустилась в отчаянный рев. Снова послышался кашель. Старший мальчик внимательно посмотрел на растерявшуюся Фелисити, покачал головой и медленно проследовал в темный вонючий угол.

В этот момент девушка почувствовала, что находится в хижине не одна – рядом с ней стоял капитан Блэкстоун.

 

Глава восьмая

– А ну-ка, все замолчали! – голос Дивона был не то чтобы груб, но достаточно повелительным, чтобы мгновенно заставить закрыть все рты. В его сторону обернулись четыре пары настороженных глаз. – В жизни не слыхивал такого концерта.

– Удивительно, я просто не понимаю, – поддакнула было Фелисити, но умолкла, пригвожденная к месту холодным взором прищуренных зеленых глаз.

– Моя просьба относится и к вам, мисс Уэнтворт. Девушка так и ощетинилась от подобного замечания, но взглянуть в лицо капитану ей не удалось, так как, повернувшись к ней спиной, он пристально рассматривал сбившихся в кучу детей.

Младшая, крошечная девочка лет четырех-пяти, смотрела на незнакомого мужчину широко раскрытыми черными глазами, едва удерживаясь, чтобы не уткнуться лицом в рукав жалкого подобия платья. Вторая по-прежнему продолжала лежать на куче тряпья и единственное, что могла сделать при виде капитана, – это с трудом приподняться на своих дрожащих локотках.

Но главным здесь, по-видимому, был мальчик. Грязный, явно голодный, он был готов в любую минуту броситься на незнакомца, сделай тот лишь малейшее движение в сторону сестренок. Все еще не веря в то, что история про детей оказалась правдой – а он готов был прозакладывать голову, утверждая обратное, – Дивон осторожно шагнул по направлению к девочкам, адресуя свой вопрос все-таки Эзре:

– Эти малышки – твои сестры?

– Да, сэр.

– Где ваша мать?

– Она умерла.

– Нет-нет, она жива! – Стараясь не обращать внимания на скептическую улыбку капитана, вперед выскочила Фелисити. – Ваша мама жива, с ней все в порядке, она сейчас в… Ричмонде. – Девушка прикусила губы и уже тише добавила: – Я приехала за вами, чтобы отвезти вас прямо к ней. – Но снова ее сообщение не вызвало у детей решительно никакого энтузиазма. Девушка попробовала сменить тактику. – Вы, что же, не хотите увидеться с мамой?

Дети упорно молчали, и Фелисити терялась в догадках. Руки ее, еще минуту назад простертые к детям, безвольно опустились, и, если бы в этом сарае был стул, она непременно бы на него упала.

– Почему вы думаете, что ваша мать умерла? – продолжал допрос Дивон, от внимания которого не ускользнула ни малейшая перемена в лице Фелисити.

– Просто умерла – и все. Мы не видим ее вот уже… – Мальчик замялся, не в состоянии высчитать то время, которое матери уже не было с ними. – Умерла она, чего там говорить, – снова грубо повторил он.

– А вы уверены, мисс, что это дети именно вашей кормилицы? – Дивон испытующе посмотрел на побледневшую девушку. Однако его язвительность лишь раззадорила Фелисити.

– Уверена. – И, опустившись на колени прямо в сор и грязь, Фелисити протянула руки к младшей, которая в ответ на это незамедлительно сунула в рот грязный большой палец. – Твою маму зовут Эсфирь, правда?

Малышка ничего не ответила, но к Фелисити, закрывая сестру, шагнул Эзра.

– Ее имя ни для кого не секрет.

– Возможно, – Фелисити встала. – Но именно она послала меня разыскать вас.

– Послать разыскивать детей такую даму, как вы? – голос капитана звучал совершенно оскорбительно.

На этот раз от объяснений девушку спас раздавшийся в углу сухой кашель.

– Сисси больна, – неожиданно пропищала младшая, прекратив, наконец, заливаться слезами.

– Да, я вижу, – Фелисити подошла ближе.

О болезнях Девушка знала немного, ибо, сколько она себя помнила, ни ее родители, ни они с братом никогда не болели.

Обведя глазами унылый сарай, Фелисити вдруг безаппеляционно заявила:

– Эта развалина для детей не место! Думаю, что в доме им будет гораздо лучше! – и, сломив слабое сопротивление Эзры, пытавшегося помешать ей, девушка мягко встала на колени перед постелью Сисси. Она собиралась помочь девочке встать на ноги, но капитан бесцеремонно оттолкнул ее и поднял девочку вместе со всем добром.

Они шли между хижинами, и, несмотря на трагичность ситуации, Фелисити подумала, что выглядят они весьма комично: впереди – несущий больную Сисси капитан Блэкстоун, за ним – держащий за руку младшую Эзра, и она, растрепанная, прикрывает тылы. Фелисити шла с гордо поднятой головой, с глазами, устремленными куда-то вперед, отчаянно сопротивляясь желанию обернуться и посмотреть на толпу, которая, как она знала, двигалась за ними.

Шагая пыльной дорогой, Фелисити совсем некстати почему-то задумалась о том, бывал ли Иебедия Уэбстер на юге их огромной страны и видел ли когда-нибудь своими собственными глазами то, о чем так пылко проповедовал в церкви. Она решила непременно расспросить его об этом по возвращении в Нью-Йорк.

– И о чем вы думали, маста Дивон, когда притащили этих котят в наш дом?! – Хатти стояла на пороге, подбоченясь и всем своим видом выражая решительное несогласие с хозяином.

Фелисити ожидала, что капитан задаст нахалке хорошую взбучку, которой она, по мнению девушки, вполне заслуживала, но он лишь спокойно прошел мимо, на ходу уточнив:

– Есть наверху какие-нибудь кровати?

– Янки не шарили там – им хватило порезвиться и тут, внизу.

– А в западной спальне осталось чистое белье?

– Да уж хозяйка вечно пеклась о чистом белье, – ворчала домоправительница, пыхтя и поднимаясь вслед за Дивоном на второй этаж. – Да только вот не знаю, как бы она посмотрела на эти ваши шалости, маста.

– Ты здесь совершенно ни при чем, Хатти, – успокоил толстуху Дивон и ударом ноги открыл дверь в спальню. Фелисити бросилась вперед, чтобы раскрыть постель; белье оказалось действительно чистым, лишь от подушки исходил неприятный запах затхлости.

Капитан опустил девочку на кровать, и та благодарно вздохнула, когда пуховый матрас нежно принял ее исхудавшее тельце. После этого капитан повернулся к Фелисити, всем своим видом спрашивая, что делать дальше.

Стоявшая у дверей с остальными двумя негритятами девушка ответила ему таким же взглядом, ибо она и сама не представляла, что еще можно сейчас сделать для бедных детей. Вдруг она увидела подле своих юбок изможденное маленькое личико, и ее осенило.

– Поесть! Конечно же, дети хотят есть! И пить! И того и другого побольше! Всех их надо хорошенько вымыть, у меня это получится.

Дивон кивнул, и Хатти выкатилась из комнаты. Наступившее молчание прерывалось лишь сухим надсадным кашлем больной Сисси. Фелисити не выдержала, подошла к девочке, все еще не зная, как ей помочь, и ей вновь пришла в голову удачная мысль: она подняла подушки повыше, и ребенку стало заметно легче.

Закутывая плечи больной в одеяло, краем глаза девушка увидела, что капитан лениво направился к выходу.

– Подождите! – вскрикнула она. – Что вы делаете?

– Я думал, мне стоит оставить вас наедине с вашей подопечной, так как в деле выхаживания больных я ни черта не смыслю.

– Как и все… – девушка замялась, не желая говорить правды. Впрочем, она попытается справиться сама, не унижаясь и не прося больше помощи у этого равнодушного человека. – Как и все мужчины, – закончила она и снова занялась больной.

– Вам поможет Хатти.

– Отлично. – Не зная, что можно было бы придумать еще, девушка взялась теперь за москитную сетку.

– Мисс Уэнтворт… – Фелисити подняла глаза и вновь наткнулась на холодную насмешку стоявшего в дверях капитана. – Я бы много дал, чтобы поговорить с вами наедине. Разумеется, лишь после того, как вы сделаете все необходимое для детей.

– Хорошо.

Как только Блэкстоун вышел из комнаты, девушка расслабленно опустила плечи и чуть было не рухнула на пол прямо подле кровати. Возможно, она и сделала бы это, если бы за ее юбку не цеплялась маленькая Люси. Фелисити с тоской посмотрела на грязную задранную вверх мордашку.

– Ты, правда, хочешь отвести нас к маме?

– Нет, неправда! – раздался высокий голос Эзры еще до того, как Фелисити успела открыть рот, и потому предпочла сделать вид, что никаких возражений просто не существует.

– Конечно, Люси. Я заберу вас всех. – Краем глаза девушка смотрела на Эзру, который все еще держал своего петуха. Мальчик молчал. – И вы уже больше никогда не будете рабами! Вы будете свободны!

В дверь решительно постучали, и Фелисити знаком попросила Эзру открыть ее. На пороге стояла Хатти с подносом, на котором красовались три большие чашки, распространявшие по комнате крепкий приятный аромат.

Проглотив слюну, Фелисити сама поднесла поднос к постели и поставила у изголовья Сисси.

– Но сначала, – твердо заявила она, увидев, что в комнату зашла еще одна служанка с ведром горячей воды, – вас надо хорошенько помыть и приготовить к дальнейшему путешествию.

От усталости Фелисити буквально валилась с ног. Однако она спустилась в холл совершенно удовлетворенная собой: в тихой спальне сном праведников сопели трое детей. Сисси и малышка на широкой кровати, а Эзра с неразлучным петухом – на детской, которую по настоянию Фелисити принесла наверх Хатти.

Дети были вымыты, накормлены, и даже кашель больной, казалось, сделался помягче.

Сама же девушка не успела ни поесть, ни помыться, что, впрочем, не мешало победной улыбке ярко сиять на ее изможденном лице. Но в тот же момент в холл прибежала запыхавшаяся Хатти.

– Маста Дивон немедленно хочет вас видеть!

Улыбка погасла.

– Я знаю, – прошептала Фелисити. – Где он?

– Рядом, в библиотеке, но сперва он приказал вам умыться. Так что, идите-ка за мной, – и Хатти повела девушку снова наверх в другую спальню.

Войдя в нее, Фелисити даже онемела: спальня эта представляла собой огромную комнату, украшенную мраморным камином необычайно тонкой работы, роскошной высокой кроватью и главное, блестящей медной ванной, полной душистой воды. Как давно она не имела возможности насладиться всем этим, как давно не ощущала чистоты белья и сытости в желудке!

Не раздумывая, девушка сбросила с себя изорванное платье. Неужели она надела его всего лишь два дня назад?!

Отдав одежду, коробившуюся от засохшей грязи, ворчащей Хатти, взиравшей с отчаянием, а в большей степени с презрением, на подобное безобразие, Фелисити погрузилась в ванну, даже не обратив внимания на то, что мыло было жестким и сильно отдавало щелочью.

Первым делом необходимо было вымыть голову, а уж затем добраться и до тела, которое медленно, но верно принимало свой прежний нежно-розовый цвет. Выйдя из воды Фелисити небрежно кивнула на платье, брошенное на старинную кровать.

– Маста Дивон сказал, что по размерам вы вылитая Селия. Вот я и нашла кой-чего из ее одежды. Старенькое, конечно, но уж, ручаюсь вам, чистое.

В отличие от Чарлстона, здесь не было опытных пальцев Руфи, чтобы аккуратно подколоть кайму или затянуть шнуровку корсажа, но Фелисити уже не обращала внимания на такие мелочи, ей хотелось одного – есть.

– Как вы думаете, можно будет поесть?

– Поедите вместе с мастой Дивоном в библиотеке. – Довольно невежливо толстуха толкнула Фелисити на низенькую скамейку и принялась расчесывать ее мокрые волосы, ворча, пыхтя и отдуваясь при этом. Наконец она закрутила еще влажные кудри и, подняв их на затылок, заколола шпильками на какой-то весьма странный манер.

– Я вам не какая-нибудь горничная, – пробурчала она, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

– Спасибо, все замечательно! – Девушка вскочила со скамейки и, подобрав юбки желтого шелкового платья, рванулась к двери. Ей и дела нет, что подумает о ее наряде и прическе капитан Блэкстоун! – Как пройти в эту библиотеку?

– Вниз и на…

Но, не дослушав противную экономку, Фелисити решила, что сама найдет библиотеку по запаху пищи. Однако это оказалось не так-то просто: комнат внизу было куда больше, чем предполагала Фелисити поначалу, и, тем не менее, после продолжительных поисков она нашла, наконец, искомое, причем совсем не по запаху пищи, а по клубам ароматного табака, валившего из полуоткрытой двери.

Дивон Блэкстоун стоял спиной к двери, опираясь локтем на каминную доску, в одной руке у него дымился чубук, в другой искрился стакан с темным вином. Взор мятежного капитана был устремлен на висевший над камином портрет. Фелисити вошла в комнату незамеченной.

Поначалу она честно решила объявить о своем приходе, но затем предпочла чуть замешкаться, заинтересованная изображенным на портрете человеком. Картина была написана маслом с большим талантом и, видимо, старым мастером. Но не это привлекло внимание Фелисити – ее поразил сам человек.

Мужчина на портрете был крупным, с длинными светлыми волосами, падавшими на плечи и почти закрывавшими золотую тяжелую серьгу в ухе. Черты его лица дышали отвагой, он был красив настоящей суровой мужской красотой, однако мало чем походил на язвительно-насмешливого капитана. Их роднило, пожалуй, лишь одно – пронзительный взгляд и способность полностью заполнять собой пространство: у изображенного на картине – холст, у капитана – комнату.

Девушка догадалась, что портрет изображает кого-то из предков Дивона, и, хотя она очень сомневалась в этом, все же продолжала искать сходство. В этот момент Дивон обернулся и позвал ее. Но, увы, не ее именем.

– Ну, Рыженькая, – приподняв стакан в приветствии, Улыбнулся капитан, – выглядишь ты грандиозно!

Услышав в словах Блэкстоуна прежний игриво-порочный тон, девушка поджала губы.

– Вы пьяны, – сухо заметила она, двигаясь к подносу с едой.

– Видишь, я же говорил тебе, что она умненькая шлюшка! – рассмеялся Дивон, обращаясь к портрету и подмигивая ему. – Я как раз толковал своему пра-пра-пра… Черт, никак не упомню, сколько там этих пра. Ладно, все равно, – он снова оглядел девушку, – я говорил этому пирату именно о тебе.

– Ваш прадедушка был пиратом? – Фелисити взглянула на портрет с еще большим интересом. В таком случае, нет ничего удивительно в том, что вчера капитан напомнил ей настоящего флибустьера.

– Увы, был. – Дивон одним глотком допил вино и потянулся к стоящему на камине графину. – Он плавал по испанским морям, грабил честной народ и похищал прекрасных девушек.

Одетый, как обычно, в белую рубашку с низко вырезанным воротом, позволяющим видеть курчавящиеся на груди волосы, и в туго облегающие брюки, капитан и сам выглядел так, словно был грозой и ужасом всех морей. А уж о похищении девушек не стоило и говорить – достаточно было вспомнить щедро даримые им страстные поцелуи. Фелисити покраснела, возможно, позавидовав похищенным девицам.

Слава Богу, накрытый маленький стол прогнал из ее головы постыдные мысли. Сев у раскрытого окна, откуда расстилался чарующий вид на освещенный вечерним солнцем истерзанный Ройял-Оук, девушка полностью отдалась еде, показавшейся ей божественной.

– А ты знаешь, он и жену свою похитил, – продолжал Дивон, наблюдая за тем, как девушка поглощает пищу. Ему доставляло почти удовольствие смотреть, как двигаются ее челюсти и вздымается под кружевами сливочного оттенка грудь.

– Нет, не знаю, – без интереса ответила Фелисити, занятая тем, что пыталась угадать сорт лежавшей на тарелочке рыбы.

– Ее звали Миранда, – капитан указал стаканом на другой портрет, висевший на противоположной стене. – Красивая, правда?

Девушка мельком взглянула на портрет и успела заметить лишь, что дама на нем, безусловно, хороша и одета по моде того же времени, что и пират; черные волосы, убранные кружевами, были высоко подняты, а глаза, как показалось Фелисити, лукаво смотрели на портрет напротив. Девушка тряхнула головой, чтобы выкинуть из головы подобную глупость, и вновь отдалась еде.

– Они появились здесь после того, как Джек… Господин Джек-пират, как они его звали… Словом, после того как он их простил, они с Мирандой поселились здесь. Построили еще дом, затопили поля и сделали из красивого места доходную рисовую плантацию. Короче, превратили Ройял-Оук в то, что он есть сейчас. – Тут капитан умолк и обвел глазами рваные занавеси и протертый ковер. – Нет, не в то, что сейчас, а… – Дивон вздохнул и отхлебнул еще глоток. – Привести Ройял-Оук в запустение выпало на долю моего поколения.

Фелисити почувствовала, что жалеет капитана, и удивилась – что, кроме презрения, может она испытывать к этому человеку? Однако вилка ее застыла на полпути ко рту – Девушка лихорадочно придумывала слова утешения. Блэкстоун, отвернувшись, ворочал кочергой в камине, но Фелисити могла поклясться, что в его насмешливых зеленых глазах блеснули слезы.

– Война не будет продолжаться вечно, – тронула Фелисити рукав белоснежной рубашки. Оставив трапезу, она подошла к нему сзади столь неслышно, что капитан даже вздрогнул от легкого прикосновения. Он обернулся – и к великому разочарованию девушки, в твердом прищуренном взгляде Дивона Блэкстоуна даже намека на слезы не было, наоборот, в нем светился какой-то нехороший похотливый огонь.

– Только не уверяйте меня, что вы тоже некий глупый страус, прячущий при опасности голову в песок.

– Что?

– И не говорите, будто убеждены, что эту войну выиграем мы и вышвырнем проклятых янки с наших священных земель.

– Действительно, не убеждена. – Фелисити тихо опустила ресницы. – Скорее всего, я думаю даже наоборот.

– Вот и славно! – Дивон потянулся, чтобы снова наполнить стакан. – Ибо этого не случится. О, я знаю, знаю, что вы сейчас скажете! Манассас? Манассас! Да один крепкий южанин стоит десятка противников – вот правда.

– Я вовсе не собиралась говорить ничего подобного… – Капитан снова оборвал девушку, по-видимому, неудовлетворенный только что высказанным доводом.

– Хорошо, пусть это неправда, но я знаю янки. Черт, в конце концов, я учился вместе с ними! Разве вам неизвестно, что я учился в Военно-морской академии?

Фелисити молча покачала головой, и высохшие волосы, за исключением удерживаемого шпильками узла на затылке, упали, мягкими волнами обрамляя лицо.

– Да разрази меня гром, я вышел вторым! Мне были суждены великие дела, да! – С явной злостью и насмешкой над самим собой капитан одним глотком выпил рубиновую жидкость. – Это было как раз перед началом войны.

– Вы служили во флоте Соединенных Штатов?

– Именно в нем, мисс Уэнтворт. Быстро делающий карьеру блестящий молодой офицер, черт побери!

– Но почему же тогда… вы не… не остались там?

– И не стал сражаться против своей родины? – Опьянение делало насмешку капитана неубедительной и даже забавной. – Надеюсь, вы шутите. Да вы не представляете, сколько поколений Блэкстоунов перевернется в своих могилах, посмей я предать нашу фамилию!

– Но если вы действительно не верите в дело, которое?..

– Стоп, Рыженькая, стоп. – Дивон, казалось, мгновенно пришел в себя. – Разве я говорил тебе что-нибудь подобное?! Нет, черт побери, я всегда готов защищать право государства, когда оно предпочитает само следить за своим благосостоянием! И я терпеть не могу тарифы, которые душат нашу экономику, этих толстопузых политиканов, твердящих нам, что…

– Но рабство? Неужели вы поддерживаете этот гнусный институт? – Фелисити уселась на своего конька.

– Нет, – голос капитана осел. – Я всегда говорил, что рабство – вещь отвратительная.

– И сражаетесь именно за него. За то, чтобы живые люди продолжали носить оковы!

– Оковы? – Дивон расхохотался. – Верно, вы просто начитались «Хижины дяди Тома»! Где это, тысяча чертей, видели вы эти оковы?

– Я не видела, но имею в виду… – Когда-то Иебедия дал ей экземпляр этого романа, но она так и не удосужилась прочесть его. Однако книга Бичер-Стоу была у нее на слуху, ибо сам Уэбстер частенько использовал отрывки из нее в своих пламенных проповедях.

– Ах да, я и забыл, что у вас есть особые причины восставать против рабства – у вас с вашей умирающей нянькой.

– Я никогда не восставала. – Но девушка знала, что говорит неправду: она восставала и пустословила на эту тему с немалой помпой на протяжении нескольких последних месяцев. Устыдившись самое себя, Фелисити снова села к столу и принялась за недоеденную рыбу. На какое-то время в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь вечерними песнями лягушек и цикад, доносившимися через раскрытое окно.

– Да, кстати, как вам известно, я и не сражаюсь. Фелисити повернулась в его сторону чуть ли не вместе со стулом.

– Мне, может быть, попросить у вас прощения?

– Вы только что обвинили меня в том, что я сражаюсь за оковы. Но я всего лишь скромный прерыватель вражеских блокад, короче блокадолом, как говорят наши бравые ребята. Я, черт побери, ни разу не выстрелил в тех, кто эти блокады устраивает! Это делается совсем другим способом – я просто тихо проплываю куда нужно под покровом нашей темной южной ночи – вот и все! – Дивон отошел к окну и одной рукой приподнял тяжелую гардину. – А эта ночь будет отличной – луна в тучах, и плотный туман с реки. Идеальное время, чтобы проскочить через дьявольские сети. – Капитан испытующе посмотрел на девушку через плечо. – Знаете, порой мы проходим так близко от неприятеля, что я слышу, как они беспечно посвистывают на палубе. – Он хмыкнул. – И, ей-богу, при желании мы могли бы посвистеть дуэтом.

– Звучит весьма интригующе.

Капитан невесело засмеялся.

– Не принимайте близко к сердцу. – Он отпустил, наконец порванную гардину и уселся напротив Фелисити. – помните, я же был подающим надежды офицером флота и знал свое дело превосходно. Дьявольщина, все Блэкстоуны знали свое дело превосходно, что пираты, что каперы… Я, кажется, о последних я еще не успел вам рассказать?

– Нет, вы говорили мне только о пирате.

– Но это же самое замечательное из всего, что я мог бы вам рассказать, и раз уж вы застали меня перед портретом предка, я расскажу о нем, да и о них. – Капитан вздохнул. – Это все бабкин грех. Она считает, что история нашей семьи куда интересней волшебных сказок, и потому, когда я был маленьким и долго не мог заснуть… – В этом месте Дивон неожиданно прикусил губу и жестко закончил: – Впрочем, обо мне довольно. Давайте лучше поговорим о вас и… этих детях.

Фелисити нервно откусила кусочек кукурузного хлеба.

– Что же тут можно обсуждать?

– Ну, хотя бы то, что вас подвигло на такой риск, как путешествие в места столь отдаленные? Начните-ка с этого.

– Это я вам уже говорила: я приехала забрать детей кормилицы.

Глаза капитана неуловимо уходили от ее взора.

– Да, именно так вы и говорили, но я не верю вам ни на грош.

Фелисити нахмурилась.

– И даже теперь, когда их увидели…

– Теперь я могу всего лишь несколько засомневаться в моем первоначальном о вас мнении.

– В каком мнении?!

– В том, что вы просто шпионка.

– Шпионка! – Девушка от души расхохоталась. – Конечно, вы никогда не думали так всерьез!

– Почему же нет? Вы достаточно красивы, чтобы заставить мужчину расстаться с его секретами, – его рука протянулась через столик, чтобы поиграть с ее вьющимися по щеке кудрями. – А ваши волосы… Я был очарован ими с первого же взгляда, там, около гавани…

Наступившие сумерки наполнили комнату глубокими тенями и спеленали ее, будто кокон. Однако никто и не подумал зажечь лампу на столе или подсвечники на камине.

В такой обстановке самым разумным было бы уклониться от прикосновения пьяного капитана, но Фелисити почему-то сидела не двигаясь и, не отрываясь, смотрела на его бледное лицо, позабыв про еду. Губы ее внезапно пересохли.

Ладонь Дивона медленно скользила по ее лицу, и все тело девушки уже пронизывала какая-то острая непонятная тоска, похожая на сладость и на боль одновременно. Обхватив ладонью лицо Фелисити, капитан, перегнувшись через стол и опираясь свободной рукой на это шаткое сооружение, властно поднял его. Дыхание их смешалось в безумном запахе коньяка и желания.

И все еще не веря в то, что этот сладкий кошмар вновь пленил ее, Фелисити покорно закрыла глаза. Все существо ее рвалось лишь к этому высокому насмешливому мужчине.

Язык его увлажнил жаркую пустыню ее пересохших губ, и она, издав нежный стон, открыла их шире. Дивон, несмотря на ее мучившее ее желание, не погружался в медовые глубины, а лишь покусывал, лизал, щекотал и всячески забавлялся набухшими губами, в которых толчками стучалась кровь.

Для того чтобы удержать себя от губительного порыва вцепиться в его рубашку и притянуть к себе, Фелисити отчаянно ухватилась за край стола и едва терпела эту любовную игру – Дивон входил в знойную пещеру ее рта лишь для того, чтобы мгновенно покинуть ее.

Пальцы его тем временем быстро пробегали по ее затылку, то, сжимаясь и причиняя боль, то осторожно поглаживая. Девушка решилась открыть глаза – и утонула в зеленом тумане. Не сдерживаясь больше, она прижала Дивона к себе, заставляя его дарить ей поцелуй за поцелуем – все глубже и глубже, все острее и все безудержней. Волна страсти стремительно поднималась.

Фелисити едва могла дышать, и комната, еще несколько минут назад казавшаяся прохладной из-за проникавшего в окно ветерка, сделалась теперь непереносимо жаркой. Дивон оставил ее рот и поднялся к уху, проделав на щеке девушки обжигающую влажную дорожку.

– Так почему же я должен тебе верить? – Это был всего лишь слабый шепот, почти вздох, но Фелисити услышала его – или, вернее, ощутила как лед, как пощечину на своем лице.

Фелисити отпрянула, стараясь не выдать переполнившую ее обиду. Дивон тяжело клонился к ней, опираясь обеими руками на хрупкий столик, уставленный недоеденным ужином. Глаза его, полуприкрытые набрякшими веками, смотрели испытующе и тоскливо.

Девушка замерла; одна ее часть стремилась к этому циничному моряку, сводившему ее с ума одним лишь прикосновением губ, но другая… Но другая ее половина – половина той прежней Фелисити, которая проводила время на балах и вечеринках, той гордой наследницы миллионов, – бунтовала против нанесенного оскорбления.

Кроме того, сейчас слишком много людей были связаны с ней прочными узами – отец, Иебедия, Эсфирь, наконец, дети, – чтобы позволить себе пуститься в какую-то амурную авантюру.

Капитан не отрывал от нее глаз, и девушке показалось, что он прекрасно понимает, какая буря противоречий жестоко разрывает ее сердечко. Хуже того – он находит это весьма забавным.

Почти теряя рассудок, девушка покачнулась и, собрав последние силы, прошептала:

– Думаю, я на сегодня вполне сыта.

Медленно, как во сне, она поправила платье, чувствуя, что волосы, из которых сильные пальцы Дивона уже успели вытащить шпильки, плавным потоком текут на плечи и спину.

– Спокойной ночи.

Остатки еще не растоптанной гордости позволили девушке подойти к дверям ни разу не обернувшись. Рука ее уже поднялась, чтобы выбраться, наконец, из этой сладкой тюрьмы, как сзади послышался осторожный, почти добродушный смешок.

– Сладких снов тебе, Рыженькая!

Фелисити, не помня себя, выскочила из библиотеки.

– И преисподняя в огне, – пробормотал капитан, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Почему он опять не сдержался? И какая, в конце концов, разница – верит он этой девице или нет? Он хочет ее – и это единственная правда. Жаждет, как не жаждал никогда и ни одной женщины, и желание это мутит ему разум и острой болью пронзает тело.

Какое ему, собственно говоря, дело до того, зачем она заявилась в Ройял-Оук? Нанести плантации вред больший, чем это уже сделали янки, она все равно не сможет, а тот факт, что она расчетливая шпионка, отнюдь не мешает ему швырнуть ее на пол и удовлетворить в полной мере ту страсть, что снедает, впрочем, не его одного.

Словом, вряд ли бы она стала особо сопротивляться, ибо опытным чутьем Блэкстоун уже почувствовал, что девушку гложет тот же огонь, который заставляет его сейчас все бросить и сломя голову бежать на речку, чтобы немного охладить пылающее тело.

Однако капитан никуда не побежал, а, усевшись на стул, попытался усилием воли стряхнуть с себя опьянение. Приходится признать, что он выпил сегодня лишнего, и не оправдывать это тоской о судьбе Ройял-Оук и всех Блэкстоунов. Мятежному офицеру не пристало впадать в ностальгию и слюнявую сентиментальность, черт побери! Не за этим он приехал сюда.

Дивон зажег лампу на неубранном столе, откинулся на спинку стула и привычным движением отпер потайной ящик, выдвигавшийся из этого же стола. Пошарив там рукой, капитан аккуратно вытащил толстую пачку каких-то бумаг.

Сюда он положил их перед самой войной. Бабка, разумеется, не одобрила бы такого шага, но военное ремесло сделало Дивона достаточно предусмотрительным, несмотря на то, что и он не разделял всеобщего в те дни стремления по возможности устраивать все заранее. Ройял-Оук по настоящее время все еще принадлежал миссис Эвелин Блэкстоун, но своевольная старуха уже давно высказывала намерение оставить богатую плантацию в наследство не дочери, а любимому внуку. Намерение ее было столь твердое, что она даже передала ему все права на ведение хозяйства и юридических дел… И вот теперь внук впервые воспользовался этим правом, решив незамедлительно подписать документы по освобождению от рабства всех черных обитателей родного поместья.

– А пошли к дьяволу все его сладкие пожелания, – прошептала Фелисити, едва коснувшись головой пуховой подушки. Впрочем, если бы она была набита камнями, то девушка бы этого не заметила – настолько она устала. Главное – уснуть, уснуть, получить хотя бы малейший отдых от истомивших ее волнений и хлопот.

Увы, сон ее был наполнен отнюдь не розовыми видениями.

Фелисити мучили сладострастные картины: всю ночь напролет она пылала от прикосновений литого тела и волшебных рук, от запаха вьющихся, выгоревших на солнце волос, а главное – от его обжигающей дерзкой улыбки.

Даже проснувшись, девушка была не в силах отогнать от себя этот магический образ. С почти неприличным стоном, она откинула москитную сетку, словно пытаясь освободиться от опутавших ее желаний, и соскользнула с кровати. Кожа ее горела от прикосновений грубой холщовой рубашки, найденной Хатти, и Фелисити, не раздумывая, сбросила ее на пол. Покрасневшие соски ее нестерпимо болели, все ее тело страдало от того, что сотворил с ней этот бездушный капитан. Никогда, до встречи с ним, девушка не испытывала еще таких ощущений; больше того, она даже не подозревала об их существовании.

Фелисити выглянула во двор. Рассвет едва подкрашивал голубоватое небо, но во дворе внизу уже собралось немало народу. Рабы стояли у изгороди и внимательно слушали хозяина, спокойно восседавшего на кобыле, которую он обменял вчера на лодку. Нэйти, движимый какими-то непонятными побуждениями, рано утром пригнал несчастное животное прямо в Ройял-Оук. Не успела девушка рассмотреть все подробнее, как Дивон поднял лошадь на дыбы и легким карьером пустился вдоль по длинной дубовой аллее.

Слава Богу, этим утром она сможет вздохнуть свободно и не бояться ежеминутно, увидеть эту надменную ухмылку! Фелисити поспешно оделась и поскорей заглянула в соседнюю комнату, где спали дети. К своему удивлению, она нашла их уже проснувшимися. Сисси даже казалась посвежевшей, несмотря на продолжающийся кашель и общую слабость.

– Сейчас я пойду, узнаю насчет завтрака, – сказала Фелисити. – Эзра, пойдем со мной, ты поможешь мне нести поднос, ладно?..

Ничего не ответив, мальчик последовал за ней вниз. В холле их, как и надеялась девушка, уже ждала Хатти, нахально уперев руки в толстые бока.

– Маста Дивон уехал, он никак не думал, что вы подниметесь в такую рань!

– Вижу, – Фелисити вздохнула. И он смел подумать, что после вчерашнего она проспит до полудня!

– Маста сказал, что вернется к ночи, и велел передать вам вот это. – «Это» оказалось уже знакомым Фелисити револьвером, который Хатти вытащила из кармана своего передника и сунула девушке. Та воззрилась на него почти с ужасом.

– Но что я с ним буду делать?

– Понятия не имею. Но маста Дивон приказал вам его взять, – в устах верной домоправительницы приказание хозяина звучало прямо-таки божьим повелением, и толстуха, не теряя больше времени, удалилась.

Осторожно держа оружие за рукоятку, Фелисити желала лишь одного – высказать ускакавшему капитану все, что она думает о его идиотском приказании.

– Подожди меня здесь, – попросила она по-прежнему угрюмо молчавшего Эзру и, прежде чем идти за завтраком, зашла в библиотеку, где положила опасную игрушку на стол. Пират и его красавица-жена, казалось, насмешливо следили за ее столь малодушными действиями. Фелисити прикусила губы и быстро вышла.

На кухне, накладывая в чашки побольше кукурузы, девушка рискнула заговорить с Эзрой о его матери.

– Она очень переживает за вас и хочет, чтобы вы скорее вернулись. Сегодня мы еще побудем здесь, чтобы Сисси получше отдохнула, а завтра, не мешкая, отправимся на север. Как добраться отсюда до Нью-Йорка, я и сама точно не знаю, но непременно что-нибудь придумаем, – говорила Фелисити, успокаивая скорее себя, чем мальчика. – Ведь приехала же я как-то сюда, правда?

Ответа на свои слова девушка и не ожидала. Эзра молча помог ей пронести по широкой, продуваемой всеми сквозняками лестнице завтрак и так же, не проронив ни слова, принялся его есть.

На протяжении всей трапезы кусок не лез Фелисити в горло, ибо теперь она могла думать только о том, как бы скорее отправиться с детьми на родину.

Дети уже долизывали чашки, когда снаружи дома послышался какой-то шум и движение, затем дверь в комнату распахнулась, и в ней возник Эб, судорожно мявший в руках видавшую виды шляпу.

– Они пришли! – выдохнул он, не удосуживаясь объяснить, кто же именно.

– Кто пришел? – Фелисити передала пустой поднос Эзре и шагнула к испуганному негру.

– Янки! Они уже на аллее!

– Янки?!

Было ясно, что правдивый Эб и не мыслил себе новостей ужаснее, чем эти, но Фелисити лишь радостно засмеялась в ответ.

 

Глава девятая

– Отнесите поднос куда следует, – весело приказала Фелисити, убирая со лба распустившийся локон. – Я сейчас спущусь.

– Но мисс Фелисити…

– Сейчас не время для возражений, Эб, и еще: закройте, пожалуйста, входную дверь. – Негр продолжал растерянно стоять на месте.

– Слушаюсь, мэм.

– Впрочем, вы снова ее откроете, как только янки постучатся. Я приму их в восточной гостиной.

И с этими словами девушка побежала вниз, мимо нахмуренной, уткнувшей кулаки в бедра Хатти. На пороге гостиной Фелисити обернулась и, как можно более вежливо, попросила:

– Хатти, как вы думаете, есть ли у вас что-нибудь перекусить, если, конечно, возможно?

– Для янки что ли?

– Конечно. Я полагаю, это самое разумное в такой ситуации.

– Сдается мне, маста Дивон не одобрил бы этого. Разумеется, не одобрил бы… Но Дивона Блэкстоуна нет на плантации, и, дай Бог, она с детьми сумеет ее покинуть до его возвращения. Возможно, это будет большим облегчением и для него. Не вступая в дальнейшие пререкания с экономкой, Фелисити зашла в гостиную, где приготовилась ждать появления северян. Тут ей в голову пришла мысль, что, скорее всего, стучаться в дверь янки не будут, а просто-напросто выломают запертые двери, и все тут. И думать ей надо не о том, как они войдут, а каким образом она изложит командиру федератов свои требования.

Вскоре послышались громкие грубые голоса, приказывавшие немедленно отворить дверь. Забывшая о своем первоначальном намерении встретить северян в гостиной, Фелисити выбежала к главному входу как раз в то мгновение, когда четверо солдат, навалившись на дверь, отбросили трясущегося Эба к стенке.

– Что здесь происходит? – властно остановила их Фелисити.

Солдаты разом опустили пистолеты и осклабились.

– Эге, смотрите-ка! Это никак одна из аппетитненьких южных красоток соизволила выбраться к нам из своей черноты!

– Остановитесь, сержант! – одернул шутника другой военный и, обращаясь к Фелисити, спросил:

– Вы миссис Эвелин Блэкстоун, не так ли? Фелисити, шокированная поведением и внешностью ворвавшихся вояк, поначалу даже не могла вымолвить ни слова, не то, что парировать наглую выходку сержанта. Эти солдаты и отдаленно не напоминали бравых солдат Федерации, которых она часто представляла себе в мечтах о справедливой войне. Артур и его друзья, уходившие на войну, были так изысканны, чисты и красивы в своей облегающей синей форме…

– Я, кажется, задал вам вопрос, мэм.

Фелисити вздрогнула. Из четырех военных этот лейтенант, кажется, более или менее был похож на приличного человека, и девушка решила иметь дело только с ним, игнорируя остальных.

– Нет, вы ошиблись. Я не миссис Эвелин Блэкстоун, я Фелисити…

– А где же она? – Голос молодого офицера выдавал напряжение, но, несмотря на невежливость, отнюдь не злобу.

– Миссис Блэкстоун в данное время здесь нет, – улыбнулась Фелисити, заставляя себя продолжить кокетство даже после того, как заметила, что ее чары никак не действуют на сурового лейтенанта. Тем временем вперед выступил дюжий сержант, озабоченно поглаживающий длинную запущенную бороду.

– Не кажется ли вам, что нашу беседу можно будет продолжить в гостиной? – Слова девушки были адресованы лейтенанту, но первым на них ответил наглый сержант.

– Эй, лейтенант, берегитесь! Эта красотка съест вас с потрохами!

– Довольно, сержант Пуле. Возьмите людей и обыщите помещение.

– Обыскивать дом? Но ведь я уже сказала вам… – Протест Фелисити был заглушён уверенными командами сержанта и топотом солдатских ботинок по мрамору холла.

Вкладывая пистолет обратно в кобуру, лейтенант повернулся к девушке.

– Только после вас, – хмыкнул он, махнув рукой в сторону гостиной.

Фелисити не оставалось ничего другого, как последовать его безукоризненному приглашению, и она нерешительно двинулась в указанную комнату, как ее остановил грохот, послышавшийся откуда-то из глубин дома. За грохотом последовал отчаянный визг.

– Что делают ваши солдаты?! – Девушка обернулась на шум, но была тут же схвачена за руку неумолимым лейтенантом.

– Причинять ущерб нам нет никакой нужды. По крайней мере, до тех пор, пока вы с нами сотрудничаете.

– Сотрудничаю?! – Все попытки Фелисити вырвать руку привели к тому, что железная хватка капитана сделалась еще сильнее.

– Мы – отделение фуражиров из Хилтон-Хед, и вам, Южанам, давно бы уже пора понять, что вы находитесь на оккупированной федеральными войсками территории и прекратить…

– Но я не южанка! – Карие глаза лейтенанта недоверчиво сощурились, но Фелисити в упоении продолжала: – Я из Нью-Йорка! Меня зовут Фелисити Уэнтворт, и я… – Девушка осеклась, увидев, как солдаты насильно тащат по лестнице Люси и Эзру с его неразлучным петухом. – Что вы делаете с детьми?!

– Мы нашли эту контрабанду наверху, лейтенант. Еще одна больная валяется там же в кровати.

– Это никакая не контрабанда! – Фелисити удалось вытащить руку, и она бросилась к малышке, подняв ее на руки. – Это мои подопечные, и я не позволю над ними издеваться!

– У красотки кудри под стать темпераменту! – загоготал сержант. – Я таких баб уважаю! – И, толкая впереди себя недовольную Хатти, направился к выходу из дома.

– Ступайте на улицу, и один, да посмотрите, сколько еще можно собрать людей, – остановил его лейтенант. – А этих оставьте здесь.

– Для чего вы намерены собрать людей? – шагнула к офицеру Фелисити. – И, вообще, я должна знать, что здесь происходит, в конце концов!

– В библиотеке на столе обнаружен револьвер. Он конфискован. – Один из солдат внес в холл и отдал лейтенанту то самое оружие, что Дивон оставил Фелисити.

– Ваш? – поинтересовался лейтенант, бегло осмотрев револьвер.

– Нет… То есть не совсем. Оружие принадлежит владельцу… Впрочем, неважно, кому именно оно принадлежит. Человека этого здесь нет, а в роли хозяйки выступаю я. Так что извольте рассказать мне, что происходит в доме.

– Я уже говорил вам, мисс…

– Уэнтворт.

– Мисс Уэнтворт. Мы фуражиры, командированные на сбор продуктов питания для армии, а также для того, чтобы найти подходящих людей для работы на верфи Хилтон-Хед.

– Что ж, в таком случае могу вам ответить следующее: ни провианта для армии, ни людей для работы на верфи вы здесь не найдете. А, кроме того… – голос Фелисити неожиданно сник, когда она заметила, что лейтенант ее вовсе не слушает, а решительным шагом направляется к главному выходу.

– Думаю, вы несколько дезинформированы насчет положения дел в Ройял-Оук, – бросил он на ходу, указывая рукой на первый двор, гудящий, как улей. На хрустящем ракушечнике подъездной дороги выстроилось несколько повозок, и солдаты, топча разросшиеся цветы, пытались выровнять их в единую линию. Другие таскали на плечах дерюжные мешки, передавая их по цепочке.

– Этот рис мы обнаружили под полом коптильни! – доложил сержант и сплюнул себе под ноги тягучую, коричневую от табака слюну. – Эти мятежники вовсе не такие хитрые, как мнят о себе.

С другой стороны двора солдаты тычками гнали группу человек в десять, среди которых был и Эб.

– Этого нельзя, нельзя делать, – прошептала Фелисити, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Это неправильно.

Однако ее суждение о неправильности поведения федеральных войск никоим образом не помешало последним вторично разграбить поместье. Они тащили гардины с окон и картины со стен, набросившись на две еще сохранившиеся внизу комнаты. По всему дому стоял хруст разбиваемого китайского фарфора.

Фелисити оставалось лишь молча наблюдать за всем этим варварством, ее постепенно начало мутить. На руках у нее сидела малышка, а старшие испуганно прижимались к юбке. Наконец лейтенант смилостивился и позволил ей положить куда-нибудь больного ребенка, но прекратить разбой в доме решительно отказался. Он не стал слушать девушку даже тогда, когда она указала ему на оттопырившиеся от серебра карманы его солдат.

Неожиданно сверху донесся ликующий вопль, и Фелисити с ужасом увидела, что какой-то солдат спускается вниз сжимая в руках ее саквояж.

– Посмотрите, посмотрите, что я нашел! – орал он.

– О, не смейте, не смейте! – так же громко крикнула Фелисити и сунула малышку в руки Эзры. – Это мое! – Выражение восторга сменилось на худом лице солдата явным удивлением, когда девушка, подбежав к нему, рванула на себя ручку и действительно чуть ее не вырвала. Впрочем, растерялся он ненадолго. Через секунду его взлетевший кулак ударил Фелисити по щеке, заставив ее скатиться на нижние ступени лестницы, где она едва сумела зацепиться рукой за перила.

– Это уже лишнее, капрал Сойерс, – повысил голос лейтенант.

– Проклятая баба сама на меня бросилась! – оправдывался капрал.

Горькие слезы обиды подступили к глазам девушки, которой хотелось в эту минуту только одного – отчаянно и в голос заплакать. Но вместо этого она прикусила губы от боли и неверными шагами подошла к лейтенанту.

– Этот саквояж мой, – сказала она, удивляя своей твердостью даже немало повидавшего на своем веку лейтенанта. – Я Фелисити Уэнтворт из Нью-Йорка и прибыла сюда для спасения вот этих детей. А по сему прошу вас как джентльмена, сделать все от вас зависящее, чтобы поскорее отправить нас домой.

Молодой офицер уставился на нее так, словно видел впервые – и в душе у девушки робко загорелась искра надежды. Увы, ей не суждено было разгореться сильнее, ибо лейтенант задумчиво покачал головой, а рот его под кустистыми светлыми усами сжался в непроницаемую линию.

– Прошу прощения, мэм, даже если все, что вы говорите – чистая правда…

– Это правда, правда! – Фелисити умоляюще схватила его за обшлаг мундира. – Мой отец…

– К несчастью, я ничего не могу для вас сделать, – закончил он.

Взгляд неумолимого лейтенанта упал на капрала, торопливо рассовывающего по карманам золотые монеты.

– Положите деньги на место. Саквояж будет передан нами в штаб-квартиру.

– Но он мой, – упрямо твердила девушка, впрочем, уже понимая, что это бесполезно. Плечи ее поникли, она была на грани истерики. С тяжелым вздохом опустилась Фелисити на ступеньки лестницы, равнодушным взглядом провожая уходивших капрала и лейтенанта. Что ей теперь делать? Ей, оставшейся в мятежной Южной Каролине почти без гроша в кармане, среди янки, которые и не подумали помочь своей соплеменнице! И вся эта трагедия произошла по милости человека, который не то что не любил ее, а даже не верил ей, и который был здесь хозяином и богом. Быть может, и сам он лежит сейчас где-нибудь неподалеку, истекающий кровью, раненный меткой пулей северянина…

Последняя мысль заставила Фелисити громко застонать и до боли стиснуть холодные руки; она даже не сразу почувствовала, что кто-то легонько трогает ее за плечо. Это оказалась Хатти.

– Что вы хотите? – вяло спросила она у толстухи.

Хатти сморщила нос в ответ на такой тон и горячо прошептала девушке на ухо:

– Янки собираются увести наших рабов!

– Да, я знаю, – машинально ответила девушка, потерев переносицу – голова просто раскалывалась от боли. – Но я ничего не могу сделать, простите, – объяснила она экономке то, что, по ее мнению, было ясно и так: если она не может спасти свое собственное имущество, то, что уж говорить о рабах Ройял-Оук?!

– Но это не так.

– Что… не так? – Почему эта настырная Хатти не оставит ее в покое и не даст ей просто побыть наедине со своими мыслями? Ей надо подумать, как выбраться отсюда вместе с детьми.

– Они не рабы. Янки угрожают им как рабам, а они-то не рабы! Никто из нас больше не раб!

– Боже, о чем вы говорите? – Фелисити с трудом поднялась и посмотрела на возбужденную женщину.

– Маста Дивон освободил нас всех… Как раз этой ночью. Он сам сказал нам об этом утром, прежде чем ускакать в поля.

– Так вы больше не рабы? – Девушка крепко обняла пухлые плечи Хатти.

– Нет, мэм, не рабы!

– Но бумаги?! – Фелисити стиснула руки. – Он дал вам какие-нибудь бумаги, где говорится об этом?

– Да, мэм, дал, да только мы их тут же ему обратно и отдали – так сохраннее. А он спрятал их где-то в библиотеке.

И не успела Хатти и глазом моргнуть, как Фелисити помчалась обратно в глубину дома. Библиотека была завалена всевозможными бумагами и книгами, сброшенными с полок, но портреты пирата и его жены, хотя и сорванные сон стен, все же казались неповрежденными. Больше того, сваленные кое-как у противоположных стен, они по-прежнему улыбались друг другу. Отвязаться от этой иллюзии Фелисити так и не смогла и, осторожно покачивая разламывающейся от боли головой, принялась разбирать валяющиеся по всей комнате кипы бумаг. Ей попадались то какие-то отчеты, то письма, но она немедленно откидывала их прочь. Как сумасшедшая ползала она по полу, ища бумаги, от которых зависела сейчас судьба нескольких десятков человек. Документов не было.

– Где же ты, Дивон? Где же ты их спрятал? – бормотала она, роясь в развороченной библиотеке. Взгляд ее упал на портрет Миранды, и девушка с ужасом увидела, что синие глаза красавицы, улыбаясь, смотрят на мужа, словно разделяя с ним какой-то нежный секрет.

– Ну, конечно же! – Фелисити отправилась к портрету господина Джека-пирата. Рама портрета оказалась куда тяжелее, чем можно было себе представить, но девушка сумела отодвинуть картину в сторону и обнаружить заткнутую с изнанки пачку бумаг.

Быстро пробежав их глазами, Фелисити поняла, что, наконец, нашла эти, столь необходимые сейчас документы, и с победным кличем выскочила из дома. И вовремя, ибо лейтенант был уже в седле и поднимал руку, давая веренице повозок и людей команду двигаться.

– Остановитесь, лейтенант! – отчаянно закричала девушка, размахивая высоко поднятыми над головой бумагами.

Тот заерзал в седле и поскорей отвел в сторону глаза.

– Но ведь я уже говорил вам, что ничем не могу помочь. Мы весьма бережно отнеслись к дому благодаря вашему нью-йоркскому происхождению, но большего вы не вправе требовать.

– Сейчас речь не обо мне, – Фелисити бесстрашно приблизилась к нервно пританцовывающему ореховой масти мерину и, прикрыв глаза от слепящего солнца ладонью, посмотрела прямо в лицо офицеру. – Дело касается этих людей.

– Что еще?

– Вы не можете просто так забрать их.

– Почему же? Люди также подлежат конфискации, мною это согласовано с генералом Батлером из Форт-Монро. Южная Каролина не считает себя частью Соединенных Штатов, таким образом, на нее и не распространяются федеральные законы…

– Но эти люди вовсе не рабы, они всего лишь свободные цветные и поэтому не могут быть никуда угнаны против своей воли. Вот бумаги, подтверждающие этот факт. – Фелисити победно сунула офицеру бумаги, и тот, поколебавшись, вынужден был взять их. Документы и вправду подтверждали освобождение жителей Ройял-Оук.

– Интересно, – хмыкнул лейтенант, возвращая бумаги. – Но это, мисс, дела не меняет, ибо люди, о которых вы говорите, сопровождают меня по их собственной воле. Спросите у них сами, если не верите.

Опасаясь, что лейтенант передумает и снова отдаст приказ трогаться, девушка бегом побежала вдоль повозок, но только в третьей увидела единственного знакомого ей человека, которым был длинный Эб.

– Вы уезжаете, потому что сами этого хотите? Можете говорить мне чистую правду, – добавила она, заметив, что негр несколько смутился.

– Здесь мне оставаться проку мало, честно говоря, – с неохотой проговорил он. – Солдаты обещают хорошо заплатить, так хорошо, как я в жизни не получал. Маста Дивон конечно молодец, что отпустил меня, да только мне этого мало – мне деньги нужны. – При этих словах Эб поднес к глазам свою старую соломенную шляпу. – А масте Дивону передайте, что мне и вправду грустно от того, как все вышло.

– Я передам. – Фелисити невольно отшатнулась двинувшегося с места вагона. – Я думаю, он поймет, Все поймет, – еще раз повторила она, на самом деле не имея и понятия, как может отнестись к подобному повороту дел строптивый капитан.

Но думать о Дивоне Блэкстоуне девушке не пришлось: не успела осесть пыль на широкой аллее величественных дубов, как маленькая ручка дернула ее за юбку.

– Что случилось, милая? – Фелисити нагнулась, чтобы погладить девочку по растрепавшимся косичкам.

– Там… Сисси… – пролепетала малышка.

Девушка помчалась обратно в дом и застала старшую девочку распростертой на полу в холле задыхающейся от мучительного приступа кашля, который сгибал ее худенькое тельце в дугу. Схватив Сисси за плечи, Фелисити помогла ей принять полусидячее положение и держала так на протяжении всего припадка. Наконец девочка облегченно вздохнула и прикрыла глаза, а Фелисити, обняв ее покрепче, изо всех сил старалась перелить в больную свои, уже тоже слабеющие силы.

Но сегодняшние треволнения на этом не кончились. Подняв глаза от с таким трудом успокоившейся девочки, Фелисити увидела в холле слуг, не сводящих с нее настороженных глаз.

– Ну и что вы собираетесь делать теперь? – нетерпеливо вопросила Хатти, как всегда державшая свои мощные руки на бедрах.

– Что… делать? – обессилено прошептала девушка. – Я не знаю, что делать.

Такой ответ почему-то не удовлетворил негритянок, и все они, кроме единственного мужчины – Эзры, выразили на лицах полнейшее недоумение. Переглядываясь, они негромко бормотали что-то на своем диалекте.

– Что ж, может быть самым разумным будет подождать возвращения капитана Блэкстоуна, – неуверенно предположила Фелисити, в глубине души надеясь, что пугающий образ этого человека уже никогда больше не смутит ее покой. Может быть, после освобождения своих рабов он решил навсегда покинуть разграбленное поместье, – помогать ей, Фелисити Уэнтворт, он никогда и не обещал. И возможно именно сейчас он уже приближается к Чарлстону, в то время как она заперта здесь… Или…

Об иных причинах возможного исчезновения капитана Фелисити думать не посмела; достаточно было и того, что она узнала о жестокости федеральных солдат, рыскающих по округе, и о том, что ни один из них не поморщится, если придется отправить на тот свет мятежника или просто владельца рабовладельческой плантации, не говоря уже об известном прорывателе блокад.

Девушка вскочила на ноги, запретив себе думать о Дивоне Блэкстоуне как о мертвом, так и о живом.

Действительность требовала незамедлительных решений.

– Эзра, – сказала Фелисити мальчику, – отнеси Сисси обратно в постель и подложи ей под голову побольше подушек, чтобы, не дай Бог, приступ не повторился.

– Хорошо, мэм. А самому мне как – оставаться с ней или…

– Нет, – девушка порывисто откинула с лица рыжие пряди. – Это будет обязанностью… Люси. – Она внимательно поглядела на жавшуюся к ней малышку. – Как, девочка моя, справишься? Ты должна будешь извещать нас, если твоей сестренке что-нибудь понадобится, хорошо? Это совсем нетрудно, ведь ты недавно именно так и сделала.

Черные глаза малышки посерьезнели, и она важно закивала головкой в знак согласия.

– Вот и отлично. – Фелисити потрепала девчушку по волосам, и дети отправились наверх. Девушка перевела дух: одна проблема, кажется, разрешена, но сколько их еще впереди! Ах, если бы у нее был хотя бы малейший опыт решения насущных проблем! Отец и брат всегда проповедовали лишь одно: она должна прекрасно выглядеть, быть обворожительной и уметь принимать гостей.

Сейчас ей не помогло ни одно из этих замечательных качеств.

Когда-то давно, еще перед войной, пока был жив Артур и отец не ударился в аболиционистское движение со всем пылом новообращенного, Фелисити нравилась ее легкая жизнь – она была приятна и необременительна, и в ней никогда не было ситуаций, даже близко похожих на ту, в которой она оказалась сейчас.

– Осталась ли в доме хоть какая-нибудь еда? – уточнила девушка, с трудом оторвавшись мыслями от минувшей жизни и пытаясь овладеть нынешним положением дел.

– Немного. Маста Дивон велел нам спрятать немного риса в сарае у болота. Но только его надолго не хватит.

– Об этом мы позаботимся попозже. А есть ли повозки? – Подобный допрос был встречен некоторым недоумением. – Эзра, – обратилась Фелисити к спустившемуся мальчику, – ступай посмотри, можно ли найти где-нибудь повозку или карету, чтобы подвезти на ней рис.

– А! Да чего думать! Тут же есть этот бравый петух! Он, конечно, изрядно стар, да я и не таких едала! – раздался вдруг пронзительный женский голос.

– Не смейте трогать маста Петьку!

Маста Петька? Кто бы мог подумать, что у почтенного петуха есть имя? Фелисити не удержалась от улыбки, но вовремя ее погасила, когда увидела полные ужаса глаза негритенка.

– Мы не будем трогать твоего петушка, не бойся, – как можно ласковее заверила мальчика Фелисити. – А теперь – беги! Остальные же останутся здесь, со мной. Мы посмотрим, что еще сохранилось в доме.

Ранним вечером рис был привезен и часть его сварена с куском сала, не замеченного янки в подполе коптильни. В болотном сарае обнаружилось также несколько мешков с кукурузой, а в огороде, почему-то оставленном солдатами без внимания, еще было немало овощей. Проблема питания отступила на второй план.

Для ужина Фелисити собрала оставшихся обитателей Ройял-Оук в гостиной. Огромный стол оказался целым, не считая нескольких глубоких царапин, обезобразивших полированную столешницу красного дерева. Стульев со всего дома тоже натаскали достаточно, чтобы разместиться всем, кроме Сисси и Фелисити, которые ужинали в комнате наверху. Девушка боялась, как бы во время очередного приступа больная не подавилась едой.

– А правда, что мы собираемся поехать к маме? – вдруг поинтересовалась девочка, глотнув теплого молока – в поисках повозок расторопному Эзре посчастливилось найти дойную корову.

Фелисити на мгновение заколебалась.

– Да-да, конечно. Как только ты поправишься, мы сразу же поедем на север, к маме.

– Может быть, вам не стоит меня ждать…

– Что за глупости! – На глаза сиделки навернулись слезы умиления. – Мы… Мне самой нужно несколько дней, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. А ты за это время непременно поправишься.

Сисси промолчала, и девушка подумала, что не совсем убедила больную своими рассуждениями. Тогда она переключилась на еду и стала уговаривать девочку доесть хотя бы то небольшое количество риса, что было положено на тарелку. Но Сисси закапризничала и, в конце концов, погрузилась в некрепкий тревожный сон.

Тем временем в комнате стало почти темно, и Фелисити подошла к окну, за которым неотвратимо сгущалась враждебная густая ночь.

– Где же ты, Дивон? – тоскливо шептала девушка, подавляя рыдания и теребя похолодевшими пальцами рваную портьеру. – Где вы, капитан Блэкстоун?

Сердце отказывалось верить, что отважный блокадолом покинул ее навсегда. Кроме того, она еще до ужина успела переговорить с Хатти, и толстуха уверила ее, что хозяин непременно вернется, раз обещал. Однако наступил поздний вечер, и надежд на возвращение Дивона становилось все меньше.

– Может быть, он только в плену, – успокаивала себя девушка, но мысль о том, что хозяин Ройял-Оук мертв, раскаленным гвоздем сверлила ей мозг; перед глазами непрестанно стояли его улыбка и зеленые глаза, мерцавшие отвагой. Не в силах больше выносить одиночества, Фелисити спустилась вниз.

Там уже никого не было, весь дом спал, и девушка, движимая какой-то тайной силой, отправилась в библиотеку. Она зажгла свечу, найденную на столике, водрузила портрет пирата на каминную доску, а сама уселась напротив. Господин с развевающимися золотыми волосами начинал все больше напоминать ей Дивона Блэкстоуна, и все сильнее хотелось, чтобы сам мятежный капитан смотрел на нее так же, как смотрит на свою супругу этот отважный господин Джек.

Впрочем, все это было смешно и нелепо. Какое ей дело до того, как посмотрит на нее Дивон Блэкстоун, и посмотрит ли вообще? Он – враг. Бунтовщик. Сепаратист. Человек, спекулирующий на блокаде, и рабовладелец в придачу. Ах, нет, теперь он уже не рабовладелец. Но был им. И совсем недавно.

Кроме того, все эти рассуждения решительно ничего не меняют, ибо она любит одного Иебедию. Иебедию, который добр и чист, который достоин ее любви и обожания. Иебедию, взывающего к отмене рабства, сильного духом, прекрасного… Девушка откинулась на спинку стула и, закрыв глаза, стала воссоздавать перед своим мысленным взором образ любимого.

Длинное худощавое лицо, кадык… Фелисити нахмурилась, живо представив себе, как он движется… Рот жесткий и узкий… Совсем не такой, как у капитана Блэкстоуна…

– О Господи! – Фелисити испуганно выпрямилась, ибо поняла, что видела сейчас перед собой никакого ни Иебедию, а мятежного капитана, его красивое лицо и тело, дарящее наслаждение. Его образ проплывал перед ее закрытыми глазами, совершенно вытеснив собой аскетическую фигуру пастора. Этого не может быть!

Собрав всю свою волю, девушка попыталась вновь представить себе Иебедию – но, увы, вновь ее звала и манила насмешливая холодная улыбка.

– Хватит! – рассердилась Фелисити. – Не хочу о тебе думать! Может, ты давно уже убит доблестными северянами!

Однако от подобных слов стало грустно, и она тихо задремала. Вдруг до слуха ее донесся слабый стук копыт.

Быстро вскочив, Фелисити смахнула с ресниц глупую непрошеную слезу и прижала руку к сердцу, чтобы унять его сумасшедший радостный стук.

– Вовремя же он вернулся! – шептала она, пробираясь среди разбросанных бумаг к выходу. – Целая армия прошагала через Ройял-Оук, все разворовали, всех унизили, где же он был тогда?! – Фелисити ускорила шаги. Сейчас она потребует от него объяснений, она спросит его, как посмел он оставить ее здесь одну!

На крыльце уже раздавалось позвякивание шпор, и девушка с трудом удержалась от того, чтобы не пригладить волосы и не расправить помятые юбки, – с какой стати ее должно волновать, как она выглядит перед этим бунтовщиком? За медную дверную ручку она схватилась с самым жарким пылом – и широко распахнула двери.

– Вовремя же вы возвратились! Я… – начала было Фелисити, но поперхнулась словами.

– Готов поклясться преисподней, что плутовка выскочила встречать именно меня! Небось ожидала сержанта Пуле, признавайся! – Все это сопровождалось дьявольским хихиканьем. Девушка попыталась захлопнуть дверь, но было уже поздно, и ее хрупкие руки никак не могли справиться со здоровенным сержантом, вломившимся в холл.

– Помогите! Эзра! Эй, кто-нибудь!

– Кто-нибудь нам теперь уже не нужен, правда, киска? – Сержант грубо толкнул ее к лестнице.

– Уберите ваши руки! Помогите! Помогите! О нет, ради Бога, нет! – Топорные пальцы сержанта легли на лицо Фелисити, и от запаха пота и грязи девушке стало дурно. Превозмогая тошноту, она все же продолжала царапать и кусать вонючую руку, отбиваться ногами и выворачиваться из железных объятий до тех пор, пока удар в лицо не обездвижил ее.

Тогда янки обнял ее за талию и, обдавая зловонным дыханием, зашептал прямо в ухо:

– Я все равно добьюсь своего, детка, и уж неважно, добром или силой. – С этими словами сержант вытащил ее на крыльцо и поволок в темноту.

Цепляясь каблуками за кирпичи дорожки, полными слез глазами смотрела Фелисити на удаляющуюся темную громаду дома, но дом молчал, ибо никто в нем и не подозревал о случившемся.

Ночной воздух был полон влаги и стрекотания цикад.

Сержант тащил девушку к пустому сараю за конюшни. На воздухе звон в ушах от удара немного прошел, и Фелисити лихорадочно придумывала, как можно спастись за те считанные минуты, что оставались в ее распоряжении. Но в голову ничего не приходило, и вот уже сержант распахнул дверь сарая и бросил ее на покрытый соломой пол.

Оставалось последнее: пока насильник закрывает двери – успеть проскользнуть мимо и с криком исчезнуть в темноте.

– Не вздумай улизнуть, а то тебе и вправду не поздоровится! – буркнул сержант, заметив, что девушка вскочила на ноги. Слова его сопровождались дьявольской усмешкой. Фелисити почудилось, будто в руках у него загорелся адский цветок. Но это была всего лишь серная спичка, неровно горящая и бросающая рваные тени на тяжелый квадратный подбородок северянина.

– Эй, я не вижу тебя, плутовка! – хрипло засмеялся он и, заперев дверь, зажег висевший на гвозде фонарь.

Путь к спасению был отрезан.

Но все существо Фелисити отказывалось сдаваться, и с проворностью, какой она никогда в себе не ожидала, Фелисити рванула к лестнице, ведущей на чердак. Острые занозы вонзались ей в руки, но она упрямо продолжала карабкаться наверх. Дыхания не хватало. Вот чердак уже на уровне глаз, на уровне подбородка, еще немного и… Потная рука схватила ее за лодыжку.

– Нет, нет! – визжала и лягалась Фелисити. Железная хватка не ослабевала, и, в конце концов, девушка, сдернутая с лестницы, упала, запутавшись в ворохе нижних юбок. Сержант облапил ее и унес подальше от лестницы.

– Ничего у тебя не выйдет, милашка!

Фелисити, не помня себя, вонзила ногти ему в лицо, и янки снова ее ударил.

– В конце концов, мне уже прискучило это милосердие проворчал он и, повалив ее на пол, тяжело рухнул сверху.

От его тяжести девушка задохнулась; она невольно раскрыла рот, но оттуда вылетел лишь сдавленный хрип.

– Ну и девка, – бормотал сержант, шаря по ней рукой и задирая вверх юбки. – Не бойся, понравится – и еще попросишь!

 

Глава десятая

В ответ Фелисити снова стала царапать ногтями ненавистное лицо. Сержант чертыхнулся, вытащил из-под платья руку и сильнее навалился на девушку. Проведя пальцем по своим обвисшим полуседым усам, он вдруг резко отдернул руку – с пальца капала кровь.

– А, мятежная шлюха! Сейчас я покажу тебе, что происходит с такими, когда за дело берется союзная армия!

Фелисити, закрыв глаза, по возможности отвернула лицо, и последнее, что она видела, был занесенный над нею грязный кулак.

Удара, однако, не последовало.

Наоборот, отвратительная тяжесть вдруг исчезла, и сквозь полуприкрытые веки девушка увидела недоумевающую физиономию свалившегося с нее сержанта.

– Дивон, – едва слышно выдохнула Фелисити, увидев над головой янки взметнувшийся кулак капитана.

Впрочем, наслаждаться освобождением было еще рано, ибо потная рука сержанта все еще крепко держала ее ногу, и чтобы избавиться от омерзительного прикосновения, девушка, рванувшись, отползла подальше.

Сержант, огорошенный ударом сзади, неожиданно быстро пришел в себя. Оглушительно рыча, он, как таран, бросился на Дивона, и мужчины покатились по полу. Дрались они остервенело и долго, пока капитану, оказавшемуся сверху, не удалось прижать колено к горлу противника.

Лицо сержанта стало багровым от натуги и гнева, он злобно махал руками и сыпал непристойнейшими ругательствами. Увернувшись от удара, Дивон сам тут же обрушил на северянина мощнейший хук справа. Охнув, сержант осел, и Дивон уже было схватился за пистолет, чтобы пристрелить негодяя, как собаку, но вовремя одумался, не желая привлекать внимания звуком выстрела.

Вместо этого он нанес рукояткой пистолета еще один удар в голову, после которого нечестивец замертво растянулся на затоптанном полу. Взяв его за грудки, Дивон отшвырнул безжизненное тело к стене и, казалось, перестал обращать на него внимание.

Расправившись с противником, капитан позволил себе посмотреть на девушку. Она сидела, прислонившись к стене, и ее лицо смутно виднелось в мерцающем неровном свете. Приглядевшись, он увидел, что почти все лицо Фелисити заплыло от ударов, но глаза, целые и широко раскрытые, доверчиво смотрят на него.

– С тобой все в порядке? – Грудь Дивона все еще тяжело вздымалась. Подъехав к дому, несколько минут назад потайной тропинкой среди деревьев, капитан Блэкстоун был взбешен, обнаружив на коновязи лошадь под федеральным седлом. Итак, его худшие опасения оправдались! Мисс Фелисити шпионка, да еще назначившая явку в его собственном доме… И пока трепетавший от гнева Дивон крался к сараю, который вычислил по проникавшей из-под дверей полоске света, план в его голове был уже готов. Оказалось достаточно лишь одного беглого взгляда на происходящее, чтобы кардинально поменять ход мыслей.

– Фелисити? – Дивон склонился над девушкой. – Он… Он успел?

– Нет, – рыжие кудри закрывали ее обезображенное лицо. Еще немного – и проклятый сержант действительно успел бы… – Со мной все в порядке, – добавила она.

– Ты уверена?

– Да, – Фелисити ласково посмотрела на капитана. – А вы?

Рубашка его была разорвана так, что едва держалась на плечах, лицо и руки в синяках и ссадинах, сапоги и брюки – мокрые и в грязи.

– Со мной дело получше. – Дивон встал и еще раз приподнял сержанта за отворот мундира. – Правда, в тумане я напоролся на патруль, который рыскал в поисках моей персоны где-то по соседству.

– И как же вы?.. – Фелисити тоже встала и принялась отряхивать с платья солому.

– Скакал, как бешеный, разумеется, – улыбнулся капитан, сам того не желая. Было в этой женщине нечто, заставляющее его покровительствовать ей. Он почувствовал это с самого первого момента, в гавани, когда бросился на ее защиту и заработал себе сломанные ребра и разукрашенную физиономию. О том, что было бы с ней в этот раз, опоздай он на несколько минут, капитан старался не думать.

Фелисити же мирно улыбалась, чуть кривясь от боли в разбитых губах. Взгляд ее упал на сержанта, которого Дивон держал на вытянутой руке, другой уперев револьвер прямо в выпирающий живот.

– Что… Что вы собираетесь с ним сделать?

Дивон передернул плечами, как от озноба.

– Пока что свяжу. Посмотри, нет ли поблизости веревки.

– Я не один, как вам известно, – прохрипел очнувшийся сержант и сплюнул на солому кровью. – Скоро меня хватятся и примчатся сюда.

– Как вы думаете, он прав? – робко спросила Фелисити поглядывая в сторону конюшни.

– Чертовски прав, малышка! Союзная армия обрушится на это место, как птичка на майского жука. Тогда-то ты пожалеешь, что не приласкала старого сержанта Пуле!

– Возможно, – оборвал его Дивон, поигрывая спусковым крючком. – Но только вас здесь не будет, чтобы посмотреть на это. – И он презрительно усмехнулся в неожиданно посеревшее лицо янки.

– Неужели вы… – Фелисити проглотила комок. – Хотите его убить?

– Это тебя не касается. Веревку нашла?

– Немного бечевки, – и девушка протянула капитану спутанный клубок. – Но его нельзя просто расстрелять, он такой гадкий, презренный, он хотел… – Фелисити вздрогнула при мысли о том, что он хотел с ней сделать. – Нет, я не могу его…

– В этом нет необходимости – я все сделаю сам, а пока давай веревку и, ради Бога, не подходи к нему близко!

Но предупреждение прозвучало слишком поздно. Не успевшая понять, что происходит, Фелисити мгновенно оказалась в душных объятиях сержанта, и холодное лезвие ножа уткнулось в ее нежную шею под ухом.

– Брось свою игрушку, сука, а не то твоя плутовка умоется кровью!

Девушка почти теряла сознание; голова ее была запрокинута к плечу северянина, но Дивона она видела. Он колебался, и на секунду Фелисити представила себе, что произойдет, если он действительно согласится отдать пистолет. Оружие с глухим стуком упало на земляной пол.

– Ты послушный парень, гляди-ка! А теперь ногой отбрось его подальше, да смотри, аккуратней!

Дивон, не сводя глаз с отточенного ножа, прижатого к белой коже, носком сапога отодвинул пистолет к соломе.

– Ближе, ближе, ты же знаешь, что отсюда я не могу достать его! – Сержант притиснул Фелисити ближе к себе, не слушая ее стонов. В ту же секунду Дивон швырнул револьвер прямо к ногам янки, и тот, оттолкнув девушку, неуловимым движением нагнулся, чтобы поднять его. Не успел он разогнуться, как был сбит с ног молниеносным ударом капитана.

Противники снова сцепились врукопашную.

Фелисити пришла в чувство от ноющей боли в бедре. Осторожно приподнявшись, она с удивлением обнаружила, что жива, что подлый сержант не убил ее, а только, как она поняла, проведя пальцами по шее и вытерев несколько капель крови, слегка поранил. Слезы заливали ей глаза, но она горячо благодарила Бога за столь неожиданное спасение.

Потом ее внимание поглотила продолжающаяся на полу драка. Фелисити завертелась на месте, выискивая какую-нибудь возможность помочь капитану.

Неожиданно на глаза ей попался злополучный револьвер.

Наполовину закрытый соломой, он торчал вверх деревянной рукоятью, так и манившей взять ее в руки. Она подползла к нему на коленях и решительно выхватила из вороха грязных сухих стеблей. До сей поры Фелисити всего лишь раз держала в руках оружие… да и то малодушно положила его на столик в библиотеке. Сейчас же задача была посерьезней, и целиться приходилось осторожно из-за постоянно меняющегося положения катающихся по полу противников.

Да и сможет ли она выстрелить?

– Пожалуйста, Дивон, пожалуйста, победи! – молила она, не в силах нажать на курок. Но сержант не сдавался и до сих пор держал в руке нож, хотя и постоянно отводимый железной рукой Блэкстоуна. Наконец янки, хрипя, откинулся назад, ловким движением вывернул руку и замахнулся.

Просвистевшая пуля отбросила его к стене, и кровавое пятно стало медленно расползаться на темно-синем федеральном мундире. Через секунду он уже не двигался.

Фелисити стояла среди поднимавшихся клубов порохового дыма, не понимая происшедшего, пока теплая ладонь не легла ей на голову, а затем мягко вынула револьвер из ее занемевших пальцев. Девушка подняла глаза и увидела над собой смуглое и прекрасное лицо капитана Блэкстоуна.

– О нет… нет! – Случившееся оглушило ее сильнее, чем кулак сержанта Пуле. Она стреляла, может быть даже убила человека! С безумным криком Фелисити упала на грудь Дивона и зашлась в истерических рыданиях, становившихся тем громче, чем крепче обнимали ее горячие капитанские руки. – Я не хотела… Не хотела убивать его! – всхлипывала она, пытаясь справиться с душившими ее слезами. – Я думала, он хочет… он собирается… ножом… он… мертв?

Ответ на этот вопрос Дивон знал с самого начала: судя по расположению алого пятна, пуля Фелисити попала сержанту в самую смертельную точку; таких ранений, заканчивающихся почти мгновенной смертью, Блэкстоун повидал немало на этой страшной войне.

– Это… так? – голос девушки снова звенел на грани нервного срыва, и Дивон вынужден был солгать, впрочем, в ту же минуту раскаявшись в своем обмане: правду она раньше или позже все равно узнает, а времени, чтобы долго ее успокаивать, у него нет. Необходимо успеть еще многое, и, чем скорее, тем лучше…

– Скорее всего, он все-таки мертв, Рыженькая. Ты сделала то, что было необходимо, не расстраивайся. – Дивон нежно перебирал ее спутанные кудри. – Он все равно не оставил бы своего намерения убрать меня… А затем и тебя тоже. И может быть, кого-нибудь из дома, кто, на свою голову, проходил бы мимо.

Девушка отшатнулась и сквозь текущие ручьем слезы посмотрела на человека, уверенно обнимавшего ее за плечи.

– Вы действительно так думаете?

– Конечно.

По лицу Фелисити разлилось умиротворение и спокойствие, и Дивон ощутил непреодолимое желание не выпускать этих нежных плеч, баюкать спасенную им девушку. Он непременно рассказал бы ей о том, как он рассердился и безумно обиделся, когда увидел привязанную вражескую лошадь, а самое главное, как смертельно испугался, обнаружив насильника. А потом… а потом он стал бы целовать ее сам, сладко и долго, и показал бы ей ту огромную разницу, которая заключается между похотью этого животного и настоящей высокой страстью.

Но времени оставалось в обрез. Каждая минута промедления ввергала их самих и всех обитателей плантации в пучину невероятной опасности.

– Зачем вы уходите? – Несмотря на мягкое тепло южной ночи, Фелисити снова затряслась в ознобе, стоило лишь Дивону оторвать от нее свое жаркое мускулистое тело. Стараясь не глядеть на окровавленный труп у стены, девушка опухшими от слез глазами наблюдала за вновь покидавшим ее капитаном. Дивон осторожно выглянул из распахнутой двери и тщательнейшим образом снова запер ее.

– Этот парень мог действительно сказать правду, что он здесь не один.

– Да, этим утром их здесь было много, – Фелисити не сводила глаз с Дивона. – Очень много. Они забрали всю еду и людей. Правда, я не думаю, что все они были, как этот.

Последнее замечание Дивон пропустил мимо ушей.

– Ничего удивительного – янки кишат по всей округе.

– Они были посланы за едой и рабочими для судоверфи в Хилтон-Хед, посланы своим командованием. Ваши же люди пошли с ними добровольно. Я говорила лейтенанту, что вы всех освободили, но он предложил им деньги. Я думаю, что они… Что вы делаете?! – глаза девушки округлились от ужаса, когда она увидела, что капитан низко склонился над трупом.

– Избавляюсь от тела. – Дивон крякнул, ощутив на своем плече стылую тяжесть мертвеца. – Черт, он кровоточит, как недорезанная свинья! Погаси-ка…

– Подождите же, подождите! – почти закричала Фелисити, и, когда ее просьба не возымела действия, бросилась к дверям и загородила собой выход. – Вы не можете так просто от него… избавиться! Надо позвать кого-нибудь! Нужно вызвать власти!

Дивон поморщился и перекинул сержанта поудобней.

– То есть – янки?

– Наверное, да. Лейтенант, бывший здесь утром, очень разумный молодой человек, и, если мы все ему объясним, то есть что сержант Пуле намеревался сделать…

– О, разумеется, мисс Уэнтворт! Не сомневайтесь, зная все эти обстоятельства, бравый лейтенант насовал бы нам полные штаны медалей! Хватит! Быстро гасите проклятый свет, а не то мы окажемся нос к носу со всей союзной армией, черт побери! – С этими словами капитан, оттолкнув Фелисити и вышел на улицу.

– Вы что же, меня не слышите? – шипела девушка, едва поспевая за Дивоном. – То, что вы делаете, неправильно, незаконно!

Тот неожиданно резко остановился и, перебросив труп на другое плечо, обернулся к Фелисити. Лунный свет падал прямо ей на лицо, не давая возможности видеть его выражение; впрочем, Дивон и не сомневался в том, что оно было искренним.

– Незаконно?! Итак, вы считаете незаконными именно эти мои действия? Дьявольщина, вы что, не видите? Незаконно все вокруг! Все! Но мы вляпаемся в куда более незаконную ситуацию, если не избавимся от этого… этого… – Несмотря на долгие годы службы во флоте, капитан никак не мог придумать подходящего определения для лежащего у него на плече мертвеца. – А теперь, делай, что я велел, и поживее!

Выбора у Фелисити не оставалось. Разрываемая противоречиями, она еще минуту постояла во дворе, решая, как же ей поступить, но, в конце концов, тряхнула головой и помчалась обратно в сарай гасить предательски мерцавший фонарь.

В небе играл и плескался серебряный свет луны, то выглядывающей, то прячущейся за облаками, но, выбежав из сарая, девушка не обнаружила вокруг никого и ничего, за исключением мрачной громады дома. Капитан с трупом исчез. У Фелисити перехватило дыхание – неужели он снова ее бросил?

– Дивон! – Тихо произнесенное имя, казалось, загрохотало во влажном густом воздухе.

– Здесь.

Звук его голоса подсказал Фелисити, что капитан стоит, прижавшись вплотную к теневой стороне дома, и она скорей поспешила туда, к широким ступеням старомодного крыльца. Блэкстоун стоял подле привязанной лошади, которую, увидев приближающуюся девушку, он ловко и быстро отвязал, а затем, перекинув сержанта лицом вниз через седло, погнал животное подальше от дома.

– Живо в дом! – приказал он. – Я скоро вернусь. Команда была отдана столь безоговорочным тоном, что спорить не имело смысла, но Фелисити это не остановило.

– Еще минуту, – задержала она капитана. – Убила его я! – И девушка, превозмогая отвращение, указала на подпрыгивающее поперек седла тело. – И отвечать за содеянное буду тоже я!

Торжественное это объявление не вызвало никакой реакции со стороны Дивона, тем более такой, на какую Фелисити надеялась, – капитан просто продолжал уходить от дома, а в словах его, когда он снова попросил девушку зайти в дом, явственно прозвучала усталость.

– Я не пойду! – упрямилась Фелисити, следуя за Дивоном по тропинке, которая привела их в Ройял-Оук два дня назад. Или всего день? – Послушайте же меня, капитан. Я ничуть не сомневаюсь в том, что лейтенант знает, каков субчик был этот сержант Пуле, и он непременно поймет нас.

– Он поймет только одно: его сержант убит, и убит южанином.

– Вы неправы, – девушка схватилась за виноградную лозу, хлестнувшую ее по лицу, когда она догоняла капитана. – Мне он поверит!

– Не надо быть столь наивной, – Дивон сошел с тропы, руководствуясь в большей степени воспоминаниями детства, чем разумом или зрением.

– Наивной? – под ногами глухо зачавкало болото. Фелисити стремилась не отставать от Дивона, опасаясь, как бы провалившаяся под ней земля не утащила ее вниз. – Я вовсе не наивная! – Девушке очень хотелось, чтобы слова эти были правдой, но, увы, она сама понимала, что ее бестолковое путешествие на юг может быть расценено капитаном лишь как величайшая наивность. Правда, после встречи с детьми она была готова совершить подобную авантюру и во второй раз.

Но убивать человека?

Фелисити отбросила эту мысль и снова принялась уговаривать идущего впереди Дивона:

– Вы просто меня не понимаете.

– Нет, это вы, кажется, не в состоянии понять самые простые вещи! – Земля под их ногами с каждым шагом становилась все мягче и ненадежней. – Эта война, Рыженькая, а мы находимся на оккупированной территории. – Подлесок почти полностью сменился тростником, и жесткая трава исчезла. – Здесь не бывает ни цивилизованных отношений, ни справедливых судов.

– Это вы так говорите, а я все-таки хочу испробовать свой шанс. – Ведь действительно, если она забрала чью-то жизнь, то должна понести хотя бы минимальное наказание.

– Это ваше дело. Но я не хочу подставлять под удар ни себя, ни плантацию, ни безвинных людей на ней.

– Но…

Капитан настороженно остановился перед нешироким ручьем, змейкой перерезавшим их путь. Вода в нем была темная, заросшая болотной травой, она не сулила ничего хорошего.

– Если янки только заподозрят, что их человек был убит здесь, то они сожгут все поместье дотла – то есть сделают то, что еще, благодаря какому-то дьявольскому везению, не сделали до сих пор. Большинство плантаций в округе больше не существует… Кроме того, они замучают всех, кого обнаружат поблизости, не различая, белый он или цветной. – Дивон крепко ухватил сержанта за ремень. – Этого вы хотите, мисс Уэнтворт? Думаю, что сама преисподняя не сможет сравниться с тем, что они могут натворить.

Такого поворота событий Фелисити не хотела и потому молча смотрела, как Дивон подтащил труп к ручью и толчком отправил его по течению. Тело заколыхалось, медленно погружаясь в черную мутную воду. Все было кончено.

Фелисити не могла оторвать глаз от сомкнувшихся вод, на которых блеснул свет вновь появившейся луны. Из груди девушки вырвался глубокий вздох.

– Мы… ничего над ним не скажем?

Дивон вытер руки об изорванную и окровавленную рубашку и лишь после этого посмотрел на испуганную Фелисити.

– Если вам так невмоготу – скажите. – Капитану Блэкстоуну по долгу службы приходилось хоронить немало солдат как своих, так и чужих, и для каждого из них у него всегда находилось несколько слов; к этому же человеку он не чувствовал ничего, кроме презрения. Вряд ли что-нибудь доброе могла сказать о нем и Фелисити.

– Может быть – «покойся с миром»? – предложила она и сменила тему: – А что теперь?

– Выкинуть седло. – Дивон умело освободил животное от лишней тяжести, взял седло и седельную сумку и все швырнул в ручей. – Лошадь надо будет спрятать до утра, покуда мы не отправимся.

– Отправимся? – Фелисити поспешила за капитаном, твердой рукой ведущим лошадь обратно. – Но мы не можем ехать так скоро! Сисси все еще очень слаба!

– В таком случае, ее мы оставим.

– Но я…

Дивон обернулся так резко, что девушка с размаху уткнулась ему прямо в грудь.

– Завтра же, с утра, янки начнут разыскивать своего сержанта. Дай Бог, если поначалу они подумают, что он просто пропал. Но нам на это рассчитывать нечего: скорее всего, мерзавец успел поделиться своими гнусными планами с кем-нибудь из товарищей, и утром они непременно нагрянут в Ройял-Оук. И для плантации, и для ее обитателей будет лучше, если к утру нас здесь не будет.

– Вы правы, – тихо откликнулась девушка.

– Что-о-о? Неужто я не ослышался? Неужто вы действительно со мной согласны?

Фелисити, которая не могла видеть в темноте капитана, ничуть не сомневалась в том, что сейчас на его лице играет знаменитая наглая усмешка, и, подняв повыше голову, не оборачиваясь, она зашагала к виднеющемуся вдали лесу.

– Рыженькая, эй! – Ненавистная кличка заставила ее прибавить шагу, и лишь горячая властная рука остановила это слепое движение. – Дом в противоположной стороне, слышишь?

Зловонное дыхание и грубые руки душили ее, и, сколько Фелисити ни билась и ни кричала, вырваться она не могла. Тогда она стала умолять, просить, но напрасно: человек лишь смеялся и все глубже втягивал ее в водоворот переплетенных рук и ног.

– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! – кричала и не могла докричаться Фелисити.

Неожиданно ее подняли горячие сильные руки, и даже сквозь страх и сон девушка узнала знакомый и желанный запах того, кто ее держал.

– Рыженькая. Рыженькая, проснись, это только дурной сон!

Голос был спокоен и ласков, он давал уверенность и негу. Фелисити отчаянно вцепилась в обнимавшие ее руки.

– Не отпускай меня, пожалуйста, не отпускай!

– Я и не собираюсь. Лучше сама прижмись ко мне покрепче.

И Фелисити обхватила руками его шею, наслаждаясь тем, что он нежно, как ребенку, поглаживает ей спину и волосы. Ночью она капризничала и хотела сразу же пойти спать, но Дивон заставил ее прежде замыть кровь в сарае, на что Фелисити очень обиделась и стала уверять его, что ночной инцидент ее больше совершенно не волнует. Но теперь капитан – увы! – знал правду, ибо ее крики разбудили его, спавшего в соседней комнате.

– Не позволяй ему больше приходить ко мне, – затихая, всхлипывала она.

– Не позволю, не бойся, малышка. Ты в полной безопасности. – В такой безопасности, в какой может находиться человек посреди вражеского лагеря. Впрочем, вероятно, она не станет упрекать его в этой невинной лжи и не захочет разрушить слабую иллюзию спокойствия – на волшебных просторах ночи ничто не кажется невозможным.

Однако следующие ее слова доказали капитану, что Фелисити еще сохранила ощущение реальности; откинувшись, чтобы видеть его лицо, она спросила:

– Я убила его? Да, убила, – сама себе ответила девушка, и голос ее прозвучал спокойней, чем он ожидал.

– Ты спасла мне жизнь. – Дивон, улыбаясь, оправил ее бледное лицо в рамку густых золотистых волос. – У тебя не было иного выбора, – добавил он чуть настойчивей. – Не было.

В комнату заглядывала луна, заливая все вокруг призрачным серебристым сиянием, а Дивон, как в первый раз, видел в этом сказочном свете ее большие глаза, окаймленные мокрыми ресницами, маленький нос и щедрый припухший рот с дрожащей нижней губой. Руки его сжали белые хрупкие плечи.

– А теперь скажи мне, что ты все поняла.

– Поняла, – прошептала девушка, – все поняла.

Ответ этот, казалось, удовлетворил его, и, осторожно наклонившись к заплаканному лицу, Дивон языком начал слизывать соленые теплые слезы с ее щек. Это длилось бесконечно, а Фелисити, как завороженная, все не могла закрыть глаз.

Лицо его было рядом, как и тогда, когда он успокаивал и баюкал ее, но сейчас на нем застыло выражение безумия, заставившее девушку одновременно задрожать от жара и ледяного холода. Пространство в несколько дюймов, разделяющее их лица, дышало напряжением, как тот последний миг перед началом летней грозы. Неожиданно руки его разжались, и у Фелисити пересохло в горле и остановилось сердце. Сознание мучительно-сладко покидало ее, и, как в тумане, видела она, что Дивон сидит на ее кровати голый до пояса и ничто, кроме тонкой ночной рубашки, обжигавшей ей кожу, не отделяет его мускулистую грудь от ее тела.

Рот капитана как-то странно кривился, и Фелисити могла поклясться, что он просто прочитал ее мысли. Впрочем, ей было уже все равно. Она неумело протянула обнаженные руки и, путаясь в жестких зарослях его волос, коснулась его мощного торса. Все в этом мужественном теле обещало наслаждение плоти… как искупление тех ужасных воспоминаний.

Как только пальцы Фелисити коснулись его кожи, Дивон замер и лишь колоссальным усилием воли остановил желание немедленно опрокинуть девушку на себя. Острый ноготок ее, то ли случайно, то ли намеренно, царапнул его широкий темный сосок – и капитан застонал.

Фелисити мгновенно отдернула руки.

– Тебе больно? – Щеки ее запылали, и она была бы рада сейчас с головой зарыться в пуховую пышную перину.

Признанная королева Нью-Йорка была абсолютно несведущей в искусстве обольщения.

– Фелисити.

Было странно услышать из его уст свое настоящее имя, ведь он всегда звал ее только Рыженькой. Девушка промолчала, и голос раздался снова:

– Посмотри на меня. – Фелисити со страхом подняла ресницы. – Коснись меня.

Слова эти оказались ключом, открывшим все доселе бушевавшие в ней страсти. Не было больше стыда, не было запретов! Задохнувшись от желания, Фелисити прильнула к чужому телу. Кожа его была горячей и влажной от пота, она сводила с ума и сжимала внутренности. Гладя Дивона по ключице, девушка, еще боясь самой себя, осторожно перевела руку на грудь, затем еще ниже… Сомнений у Дивона больше не оставалось. Он открыл глаза и приблизил свое лицо к Фелисити.

– Ты понимаешь, что делаешь? – Его жаркое дыхание, казалось, тоже ласкает ее.

Отвечать было бессмысленно, ибо Фелисити знала только одно: если он сейчас не поцелует ее, то она разорвется на тысячу мелких кусочков, и, словно защищаясь от этой опасности, девушка судорожно притянула капитана к себе. Губы их встретились – и реальность покинула разграбленную комнату старого дома.

Рот капитана был жаден и властен, ее – покорен и сладок, ликующее желание звенело в их напряженных, кипящих кровью венах. Дивон, не помня себя, опрокинул девушку на подушки и накрыл своим изнемогающим каменеющим телом. Оторвавшись от ее губ, он принялся чертить огненные следы по ее плечам и шее, а когда раскаленный цветок его рта добрался до грудей, Фелисити, как в мучительном припадке, выгнула свое тело дугой, словно подставляя укусам и поцелуям затвердевшие, ноющие какой-то глубинной болью соски.

– Боже, как я мечтал об этом! – прохрипел Дивон и опытной рукой сорвал смятую рубашку, чтобы насладиться всей роскошью ее округлых грудей. Отросшая за день щетина на его лице царапала ей кожу и приводила девушку во все большее возбуждение – она, изнывая, корчилась на сбившихся простынях.

– Скажи мне, если больно, – прошептал он и посмотрел на Фелисити: в лице ее смешались страсть и забвение, и оно уже не было лицом той девушки, полчаса назад плакавшей в его руках от ночных кошмаров. Капитан отнюдь не хотел своими действиями напомнить бедняжке о том, что собирался сделать с нею сержант. Наоборот – наслаждением, которое они могли бы испытать вместе, он намерен был заставить ее забыть об этом.

Больно? Фелисити недоумевала: как можно говорить о какой-то боли, если ей еще никогда в жизни не было так хорошо? И она, беззвучно рассмеявшись, вновь привлекла его к себе, отвечая на каждый страстный поцелуй еще более страстным. В этом они были равны.

В любовной игре Фелисити оказалась способной ученицей, и уже скоро ее язычок играл с его, флиртовал и заманивал все глубже, пока он не овладел ее ртом, как полагается властному мужчине; руки его тем временем уже срывали с девушки последние одежды.

Наконец, задохнувшись, он отшатнулся, но лишь для того, чтобы увидеть ее всю и затем вновь припасть к ее набухшим покрасневшим соскам, гладкому животу, заканчивающемуся золотым манящим треугольником.

Первое погружение его воспаленного языка было почти агрессивным, и, несмотря на то, что по ее вздрогнувшим на его плечах рукам Дивон понял – девушка готова к самому последнему шагу, он продолжал крепко держать ее тугие бедра, вонзая язык снова и снова, с каждым разом нежнее и мягче, обильно смачивая горячей слюной животворно налившуюся почку. Тело ее на секунду расслабилось, затем напряглось еще сильнее, и стоны Фелисити зазвучали для капитана подобно пению сирен.

Первые волны наслаждения сотрясли ее тело, и девушка закричала в голос, заломив руки, а затем вонзила ногти в напрягшиеся плечи Дивона. Мучительный и жаркий экстаз красной темнотой окутал ее сознание.

Никогда еще капитан не испытывал ничего подобного и, уже не отдавая себе отчета, освободил ту часть своего тела, которая требовала немедленного и полного удовлетворения.

Больше ждать он не мог.

Ее оргазм был свободен и дик – тело Дивона жаждало того же. Его единственным желанием стало полное погружение себя в бездонные влажные глубины, уже почти раскрытые для него. Припав к ее губам, Дивон осторожно обвил ногами девушки свои бедра.

Его первый толчок был силен и всепроникающ – и слишком поздно Дивон понял, что страстность лежащей под ним девушки исходила отнюдь не из ее опытности. Тонкая преграда девственности уступила жаркому мужскому порыву, и он вошел в непорочное тело, уже не успев остановиться.

Фелисити чуть заметно охнула, но уже через секунду двигалась вместе с ним, приближая заветный миг. Оргазм Дивона был мощным и полным; стеная и выгибаясь, он постепенно успокаивался, все еще лежа на девушке, а в голове у него непрерывно стучала лишь одна мысль: если бы он знал… если бы она сказала…

Но ведь с самого начала он считал ее шпионкой или женщиной, продающей свое тело на утеху мужчин, и потому вряд ли поверил бы такому ее признанию. И вот он – первый.

Дивон поднял голову, чтобы заглянуть ей в глаза, но Фелисити лежала такая умиротворенная и невинная, что он почувствовал себя последним мерзавцем.

– Рыженькая… Фелисити… Я даже не знаю, что сказать.

– Я тоже. – Но не прошло и минуты, как ужасающая реальность навалилась на девушку, повергая ее в беспросветный мрак. – Я… я не думаю, что Иебедия поймет это, – только и прошептала она.

– Да, такие вещи понять трудно, – начал, было, капитан, но, осознав ее ответ, резко приподнялся на локте. – Да кто такой, черт побери, этот Иебедия?!

 

Глава одиннадцатая

– Слышишь меня? – еще раз упрямо повторил Дивон, ибо Фелисити в упор смотрела на него расширенными от недоумения и страха глазами. – Кто такой Иебедия? – Капитан откатился на край кровати и рывком сел, сам, удивляясь своей настойчивости. Какое ему дело до того, что ей придется объяснять их занятия любовью другому мужчине? Ведь эта Рыженькая – всего лишь одна из многих женщин, встретившаяся ему на рискованном военном пути. Авантюра. Авантюра красивая, не более того, и не сегодня-завтра он отправит ее в Чарлстон, чем дело и кончится.

Откинувшись на подушки, Фелисити смахнула с лица прилипшие пряди и тихонько потянула на себя простыню. Та не поддавалась, пока девушка выразительно и с укором не тронула Дивона за плечо; он хмыкнул, но все же приподнялся. С облегчением Фелисити натянула простыню на обнаженную грудь и только тогда почувствовала себя в состоянии разговаривать.

Однако ее все еще смущала разорванная рубашка, валявшаяся в ногах кровати, а капитан, вальяжно развалившийся рядом, и не собирался подавать ей этот жалкий кусочек ткани или спрятать его куда-нибудь подальше. Тогда девушка уставилась прямо перед собой, чтобы более или менее серьезно подумать о случившемся.

Она тут же была лишена такой роскоши: палец Дивона немедленно коснулся ее подбородка и нежно, но решительно заставил ее повернуться к нему.

Ах, зачем, зачем она упомянула про Иебедию? Девушка прикрыла глаза и сухо ответила:

– Он мой нареченный.

– Нареченный? – В тоне капитана проскользнуло явное недоверие.

– Ну да, почти. Мы обручимся, как только я вернусь.

– В Ричмонд?

– А… Да. – Почему-то на этот раз – быть может, благодаря последнему, столь тесному общению – ложь показалась Фелисити особенно тягостной.

Капитан отвернулся. Окна уже молочно светлели от первых намеков восхода, и птицы неумолчным щебетом радостно приветствовали утро. Итак, женщина, которую он подозревал в связи с федеральной разведкой, была кем угодно, только не шпионкой. Нашлись реально существующие дети, которых она собирается вернуть матери, продажная красота обернулась девственностью, и, вдобавок ко всему, выясняется, что у нее есть жених.

Рассуждая здраво, тот факт, что красотка не имеет никаких предательских намерений по отношению к Конфедерации, должен был бы обрадовать Дивона, равно как и то, что скоро она и вовсе исчезнет из его жизни, – но, увы, в действительности его ощущения были весьма далеки от облегчения, а тем более – радости. Он тяжело вздохнул.

– Возможно, будет более благоразумным не… не говорить об этом инциденте твоему нареченному.

– Вероятно, вы правы, – она покосилась долгим взглядом на капитана, и лицо ее зарделось. – Разве он и так этого не узнает?

Девушка спросила об этом так серьезно и так застенчиво, что Дивон внутренне даже рассмеялся, однако вслух произнес голосом опытного и старшего друга:

– Совсем необязательно. Ведь ты ездишь верхом?

– Иногда.

– И даже на мужском седле?

– Нет, такой способ я впервые попробовала только здесь.

– Этого вполне достаточно, – капитан придвинулся ближе и погладил ее щеку. – Если он тебя любит… если действительно хочет жениться, то вряд ли будет заострять на этом внимание. Ну, в чем еще проблема?

– Ни в чем, – Фелисити опустила ресницы. Трудно поверить, что она, девушка из общества, ведет в постели подобные разговоры… или, что грубый мятежник оказался таким понятливым. К сожалению, проблема действительно была и заключалась она в том, что Иебедия Уэбстер вовсе не хочет на ней жениться – ни сейчас, ни, скорее всего, потом… даже если она вернет детей. Теперь Фелисити поняла это, но сообщить столь унизительную подробность капитану не могла. Просто не могла.

Девушка робко посмотрела на замолчавшего Дивона и удивилась, заметив, что лицо его помрачнело. – Что-нибудь не так?

– Этот Иебедия. Какого черта он отпускает любимую невесту путешествовать в разгар войны по вражеской территории?! Или у него камень вместо сердца?

– О нет! – Фелисити мгновенно ощетинилась. – Он очень чувствительный человек! Интеллигентный, добрый! – Она все сильнее натягивала на себя простыню. – И очень меня любит. Очень. Как и мой папа! – Последнее было добавлено уже с запальчивой горячностью.

– Тогда с какой стати…

– Они просто не знали про мое путешествие, никто не знал. – Фелисити с гордостью посмотрела на хмурого капитана. – Я хотела все сделать сама! Одна!

– В таком случае, я считаю, что это абсолютно идиотская затея! – Дивон резко спустил свои длинные ноги на пол.

– Ваше мнение меня совершенно не интересует! – отрезала девушка и еще крепче ухватилась за простыню, которую рванул к себе Дивон.

– Ладно, оставь ее себе, – капитан выпустил ткань, которую собирался, было обернуть вокруг бедер. – Я своего тела не стесняюсь! – с этими словами он повернулся к Фелисити, положив руки на талию и расставив ноги.

– Я тоже! – пискнула девушка и… еще глубже зарылась в белье. Капитан стоял перед ней во всем своем великолепии, и она вынуждена была признать, что он – совершеннейший экземпляр мужчины во всем. Вздох желания вырвался из ее груди, и девушка предпочла перевести взгляд на все еще недовольное лицо капитана.

– Светает, – кивнул он в сторону окна, пыльные стекла которого уже золотились от первых лучей. – Скоро выходить.

– Но…

– У нас нет выбора, Фелисити. Большую часть пути мы проплывем на лодке, так что с девчонкой все будет в порядке.

Что же, он, как всегда, прав. Выбора нет. У нее никогда нет выбора.

– Хорошо, я буду готова, как только… вы уйдете.

Сев на край кровати, капитан невозмутимо натягивал брюки.

– Я пойду, разбужу Хатти и остальных, надо подготовиться к дороге как следует. Когда соберешься, приходи вниз.

Дивон исчез за дверью, а девушка еще долго смотрела на качавшиеся перед нею гардины. Все вокруг стало нереальным: и раннее утро, пробивавшееся сквозь москитную сетку, и запах магнолий, и она сама, обнаженная, под смятой простыней, все еще переполненная утехами любви с бунтовщиком. Как странно повернулась ее жизнь!

Шум внизу напомнил Фелисити, что времени предаваться праздным размышлениям нет. Она спрыгнула с кровати и взялась за рубашку – та была вся изорвана, и девушка отбросила ее в сторону, стараясь не вспоминать о том, с чем это было связано. Торопливо порывшись в гардеробе, она нашла чистое нижнее белье и вполне подходящее платье.

Потом Фелисити ловко закрутила волосы и, перед тем как выйти из комнаты, сунула руку под матрац и вытащила оттуда несколько золотых монет, которые по какому-то наитию спрятала туда еще до прихода янки. Конечно, это было ничтожно мало по сравнению с похищенным капиталом, но все же в руках ее были реальные деньги, которые при случае могут и пригодиться.

Внезапно звонко и радостно пропел петух. Фелисити бросилась к детям, которые, как оказалось, уже давно не спали. Сисси было полегче, и она даже застенчиво улыбнулась в ответ на расспросы девушки о ее здоровье.

– Она почти всю ночь проспала! – радостно сообщила малышка Люси, подбегая к Фелисити и хватая ее за юбку – А мы прямо сегодня поедем к маме? Так маста Дивон сказал!

– Как? Он уже был у вас? – девушка подхватила малышку на руки и, улыбаясь, слушала ее лепет.

– Он сказал, что мы отправляемся в настоящее путешествие! На лодке!

– Это правда! – воскликнула Фелисити и повернулась к Эзре, который со своим петухом в руках до сих пор не проронил ни слова и напряженно всматривался в окно. – А ты как себя чувствуешь сегодня, Эзра?

Мальчик неохотно оторвался от окна и, поглаживая петуха по красному гребню, тихо сказал:

– Все-таки так нельзя.

– Что – нельзя? – Девушка опустила Люси на пол, предварительно попросив собрать все, что она хочет взять в дорогу, и подошла к Эзре.

– Вы забираете нас на север. Вы – белая женщина. Что тут говорить?

– Все так, но я тебе скажу вот что. – Фелисити ласково взяла его руку в свою. – Когда мы доберемся до мамы – Тут девушка заколебалась, стоит ли сообщать мальчику конечный пункт их путешествия, которого не знал даже капитан Блэкстоун. – Словом, тогда ты уже не будешь беспокоиться, что принадлежишь кому-то. Ни один человек в мире не сможет назвать себя твоим хозяином!

Черные глаза осмотрели на нее серьезно и пристально, но у девушки не было времени объяснять что-либо подробно.

– Просто поверь мне, – шепнула она и сжала его руку. – А теперь мне очень нужна твоя помощь. Пойдем со мной, я дам тебе кое-какой багаж, и поторопись.

Мысль, пришедшая в голову Фелисити, была почти сумасбродной в той ситуации, в которой все они находились, она твердо решила ее исполнить. Подобрав юбки, она пустилась по лестнице, сопровождаемая Эзрой, и шмыгнула мимо суетящихся в холле слуг прямо в библиотеку.

– Что это вы делаете, мисс Фелисити? – удивился мальчик, обнаружив, что она поднимает тяжелую золоченую раму.

– Спасаю пирата! – заговорщицки подмигнула она, подзывая Эзру поближе.

– Итак, все в сборе, – удовлетворенно констатировал Дивон, застав всю четверку в гостиной, где они торопливо доедали рис. – Готовы?

– Да-да, мы готовы, – вскочила Фелисити, несколько смущенная торопливостью и энтузиазмом своего ответа. Ей трудно было, даже при мимолетном взгляде на капитана, тут же не представить себе того, что делал он с ней минувшей ночью. Эту ночь лучше всего было бы забыть. Забыть, так же как и проклятого сержанта, из-за которого они теперь так поспешно уезжают.

– Отлично. Тогда пошли. А ты держи вот это, – и Дивон кинул Эзре холщовый мешок с провизией – все то, что он рискнул забрать у остающихся обитателей Ройял-Оук. Мальчик свободной рукой ловко поймал его, ни на секунду не выпуская из другой костлявого петуха. Поначалу капитан удивился, как это негритенку удалось сохранить птицу среди полуголодной плантации, но, присмотревшись, убедился, что таким количеством мяса не накормишь и блоху.

Капитан решительным жестом поднял на руки Сисси, Люси ухватилась, как обычно, за Фелисити, и вся компания выбралась, наконец, из дома.

На внутреннем дворе, как и вчера, толпились бывшие рабы Ройял-Оука, не представляющие, что им делать с полученной свободой. Дивон всей душой желал помочь им, но освобождение и доля риса, честно выданная каждому, были единственным, что он мог для них теперь сделать.

Дойдя до аллеи, Дивон усадил девочку под сень раскидистого дуба и обернулся, чтобы в последний раз полюбоваться родными местами. Сверкающие белые стены и стройные колонны вздымались, казалось, прямо из клубившегося над рекой тумана. Капитан любил этот дом и всегда думал о нем как о родине, особенно когда не выходил на берег месяцами, и в груди его поднималась острая тоска по своей болотной плантации.

«Ройял-Оук у тебя в крови, – говаривала бабка, – и так же, как манят тебя в дорогу соленые морские брызги, когда-нибудь болотный ил, проступающий меж пальцев, позовет тебя домой».

Дивон опустил голову. Многие годы прошли с тех пор, как ба сказала ему эти слова, но их сладкая горечь и поныне тревожила его душу. Что ж, теперь у него куда больше причин, чем болотный ил, вернуться сюда еще раз, ибо, может быть, в последний раз глядит он теперь на старый дом – гнездо многих поколений Блэкстоунов. Капитан никак не ожидал от себя подобной сентиментальности.

– Вы еще вернетесь, – прошептала Фелисити, подчиняясь какой-то неведомой силе, которая заставила ее произнести эти слова и бережно положить руку ему на плечо. Насмешливый взгляд сверху вниз остановил ее желание закинуть вторую руку ему на шею.

– Ты так думаешь? – Печальная улыбка, столь необычная для мятежника, тронула его губы.

– Да! – с уверенностью, какой она вовсе не ощущала, твердо ответила девушка. Может ли она теперь ручаться за других, если даже ее собственная судьба повернулась совсем по-иному, чем ей хотелось? Если бы в мире был порядок, то она бы сейчас крепко спала в своей уютной постели и грезила бы о тех красавцах, что умоляли о чести протанцевать с ней на последнем балу. Но та жизнь была теперь такой далекой, и возврата к ней быть не могло.

Фелисити задушила подступающие к горлу слезы и выпрямилась.

– Но не обнадеживайте себя, Дивон Блэкстоун! – добавила она и замерла, пораженная его смехом. – Что вас так рассмешило? – Она старалась поддержать его, и он принял это за шутку?

– Все в порядке, Рыжуля, – капитан присвистнул и неожиданно ловко подбросил ее в воздух, успев смачно поцеловать в самые губы, перед тем как опустить на землю.

– Это потому, что я услышал в твоих словах бабушкины нотки!

Фелисити занервничала; поцелуй был совершенно дружеский, а в ней уже загорелось желание. Испугавшись, что щеки ее заалели, девушка прижала к ним ладони, и лишь тогда до нее дошел смысл слов капитана.

– Вашей бабушки?! – Фелисити чуть не сорвалась на визг.

– Именно. – И, шутливо отсалютовав старому дому, Дивон пошел за Сисси.

– Но ведь она… старая… – Девушка не знала, как и назвать почтенную леди перед ее зарвавшимся внуком – да-да, именно внуком, от которого зависела теперь судьба и ее, и этих детей.

Капитан, однако, ничуть не обиделся на заминку и даже нашел ее забавной.

– Бой-баба? – предложил он. – Ведьма?

– Ну, не совсем, – смутилась Фелисити, в глубине души думая о миссис Блэкстоун куда хуже.

– Неужели? – приподнял брови Дивон. – А большинство окружающих считает именно так.

– Возможно, она чересчур догматична… – Взяв за руку Люси, девушка последовала за капитаном.

– Это есть, – усмехнулся он. – Ба всегда говорит то, что думает… Но сердце у нее золотое.

Слава Богу, что при этих словах Дивон не обернулся.

– Но сурова, конечно, – добавил он и перехватил Сисси, чтобы девочке было удобней. – Я думаю, именно это качество сделало нашу семью такой сильной.

Фелисити, не отрываясь, смотрела на широкую спину Дивона, но вдруг, словно повинуясь таинственному порыву, обернулась в сторону дома. Солнце уже поднялось над верхушками сосен и празднично залило белые стены золотым сиянием – казалось, дом манит ее назад… Девушка отогнала это нелепое, но вполне реальное чувство – какое ей дело до мятежного гнезда на болотах Южной Каролины? У нее есть проблемы поважнее.

– Так что, вы сказали, сделало сильной вашу семью? – переспросила она, чтобы избавиться от странного желания побежать обратно.

– О чем ты, Рыженькая? – голос Дивона потушил этот порыв.

– Я говорю о силе вашей семьи.

– А! – Глаза Фелисити мерцали ярким цветом васильков после дождя. Сердце капитана забилось. – Это все женщины, на которых мы женились. – Он снова начинал терять самообладание. – Блэкстоуны всегда выбирали в жены совершенно исключительных женщин.

– Начиная с пирата? – уточнила Фелисити, почему-то разволновавшись.

– Угу – Сисси заснула у него на руках, и он испытывал жгучее желание опустить ее на усыпанную сосновой хвоей землю и заключить в объятия идущую за ним женщину, вместо этого он лишь ускорил шаг. – Все они женились удачно, все улучшили породу, как выражается бабушка. Конечно, она сама вышла замуж за моего деда и потому несколько преувеличивает.

– А вы?

– Что я?

– Вы тоже собираетесь жениться на исключительной женщине? – Зачем она это спрашивает, девушка не понимала. Разумеется, на ней он никогда не женится. Будучи уверена в своей красоте, Фелисити была уверена и в своей заурядности. Интеллигентность, сила характера, бесстрашный дух – вот что ценили Блэкстоуны в своих женах и вот, что будет искать ее случайный любовник в своей будущей жене. Доказательством тому служит и его бабка…

– Собираюсь, – ухмыльнулся капитан и, вновь оглянувшись на дом, уже серьезно добавил: – Только я сомневаюсь, что дело заключается в этом.

Девушка открыла рот, чтобы возразить, но была спасена от глупого препирательства тихим смехом Люси. Фелисити посмотрела вниз и увидела, что Люси поймала гусеницу; несчастная тварь извивалась в ее руках, а ребенок радостно заливался.

– Надо торопиться, – хмуро прервал эту игру Дивон, и лицо его стало непроницаемым. Он быстро зашагал вперед, и Фелисити, отобрав у девочки ее «игрушку», едва за ним поспевала.

Путь маленькой колонне преградили люди, столпившиеся на краю тропинки.

– Смотрите, вот он, вот он! – Им навстречу выступил старый негр, смущенно мявший в руках рваную соломенную шляпу. – Позвольте минутку поговорить с вами, маста?

– Конечно, Бен. Как дела, Гэйб, Мерси, Хатти?

– Да нехорошо, маста, – ответил за всех старик по имени Амос. – Не то, что мы жалуемся, да вот оставаться в Ройял-Оук как-то уж очень не хочется. – Беззубый Гэйб и седой Мерси согласно закивали головами.

– Понял, – ответил Дивон. – Как я уже говорил вам раньше, я вовсе не заставляю вас оставаться. Теперь вы сами себе хозяева. На первых порах, конечно, вам будет трудно… всем трудно, но я поделился с вами всем, что у меня есть. А землю обрабатывайте для себя. – Дивон почти беспомощно улыбнулся. – Будь у меня деньги, дал бы непременно, но…

– А деньги могут помочь? – начала Фелисити, но тут же себя остановила: деньги всегда нужны – этот урок она вытвердила наизусть еще с пеленок. – Впрочем, не надо, молчите, – девушка вытащила из кармана оставшиеся монеты, – вот, это для вас и всех.

Бен завороженно смотрел на поблескивающее в лучах восхода золото, Дивон же в раздумье почесывал переносицу.

– Возьмите, – настаивала Фелисити, – Дивон, скажите ему, пусть возьмет!

– Она хочет, чтобы вы взяли деньги, Бен, и я бы на вашем месте не отказывался. Мисс Фелисити знает что делает.

Фелисити нахмурилась – слова капитана звучали насмешкой, но, как бы то ни было, дело свое они сделали. Старик протянул ладонь, и девушка высыпала туда золото.

– На первое время хватит, – пробормотала она, желая на самом деле сказать, что денег должно хватить им до окончания войны, но не решилась, ибо с момента своего путешествия на Юг стала сомневаться, что война эта закончится скоро и безболезненно.

Дивон же облегченно вздохнул и, сомкнув дрожащие пальцы над черной ладонью, уверенно добавил:

– Расходуйте деньги умеренно, ибо вряд ли в ближайшее время получите еще. Главное – вырастите рис. Кроме того, на плантации полно дичи и рыбы. – Капитан задумался на секунду и добродушно засмеялся. – Помнишь, как ты учил меня ловить моего первого краба, а?

– И он чуть было не схватил вас на ногу!

– Точно! – Капитан обнял поникшие худые плечи. – Будьте осторожны, заклинаю вас! – Он ласково шлепнул Хатти по пухлой руке. – И помните – ради своей собственной да и моей безопасности: меня здесь не было с самого начала войны.

– Конечно, маста Дивон, мы уж давно забыли, как вы и выглядите!

Эзра ждал их у маленького шлюпа, стоявшего на приколе возле берега. Мальчик сидел, кусая травинку и подтянув к подбородку костлявые колени, а на руках его по-прежнему восседал маста Петька. Птица гордо топорщила свои жалкие перья и громко кукарекала, но Фелисити, поглощенная рассматриванием шлюпа, даже не обратила на это внимания.

– Где вы умудрились достать такое? – Девушка невольно залюбовалась лодкой, ее безукоризненным, даже щеголеватым силуэтом, несмотря на явную необходимость новой покраски.

– Ты забыла, Рыженькая, что я человек морской! Мы с Нэйти построили этого красавца много лет назад, а когда в прошлом году начались настоящие военные действия, я пришвартовал его в одном из маленьких заливчиков неподалеку отсюда. Это одно из немногих мест, куда янки еще не добрались.

– Очень, очень красивый! – восхищенно подтвердила Фелисити, переходя с помощью капитана в лодку, а вернее в небольшой шлюп.

– Он доставит нас куда угодно. – Солнце светило уже достаточно ярко; было, вероятно, около девяти утра. – Я рассчитывал на более раннее отплытие, – недовольно проговорил Дивон и пустил шлюп по течению.

– Слава Богу, северян, кажется, нигде не видно! – Кто бы мог подумать, что она будет страшиться встречи со своими соплеменниками? Увы, минувшая ночь изменила очень и очень многое. Девушка поправила сложенную простыню под головой Сисси и, не торопясь, огляделась. Плывут ли они неподалеку от того места, где всего несколько часов назад они с Дивоном утопили тело сержанта, или двигаются совсем в другом направлении, девушка сказать теперь не могла.

Тряхнув головой, Фелисити решила не думать больше об этом и полностью принять точку зрения капитана: это была самооборона, ибо при малейшей возможности сержант убил бы их не раздумывая… Но все же, как отнесутся к такому ее поступку Иебедия и отец? Ведь они так чисты, так набожны…

– Рыженькая, слышишь, что я говорю?

– Что? А? – Девушка рассеянно посмотрела на мачту, где Дивон уже поднимал маленький треугольный парус. – Я задумалась о… Впрочем, неважно. Что вы сказали, простите?

– Следи повнимательней за малышкой, а не то она свалится за борт.

Фелисити в панике завертела головой и увидела, что Люси уже сгустила в воду руки, если не голову, а над бортом торчит только ее худенькая попка.

– Ах, Люси, ради Бога! – охнула девушка и осторожно, чтобы не раскачивать шлюп, двинулась к заигравшейся малышке. Она быстро поймала ее за талию и усадила обратно на низенькую скамейку.

– Что это ты делала? Пыталась покормить голодных аллигаторов? – весело спросила девушка, поправляя Люси платьице и вытирая ей ручки своей нижней юбкой, но тут же раскаялась в своей шутке.

– Так аллигаторы хотят нас съесть, мисс Фелисити?!

– Что ты, моя хорошая!

– Но вы же сказали! – Крупные слезы брызнули у девочки из глаз и покатились по черным щечкам.

– Я всего лишь… Ну, не плачь! – Юбку теперь пришлось использовать и для вытирания носа. Фелисити беспомощно и с надеждой посмотрела на Дивона, сидевшего на корме и не снимавшего с руля руку.

– Полагаю, находящиеся на борту дамы оскорбляют капитана и команду! – пробасил тот, сделав страшное лицо. – Не так ли, первый помощник Эзра?

Мальчик, неподвижно сидевший напротив Дивона, продолжал все так же поглаживать свою птицу.

– Не совсем понимаю, о чем вы говорите, маста Дивон.

– Не «маста Дивон», а «капитан»! И говорю я о том, что прекрасные пассажирки, кажется, сомневаются в том, что мы сможем защитить их от каких-то аллигаторов, – а уж это настоящее оскорбление!

Зеленые искорки заплясали в глазах капитана, и Фелисити не могла не улыбнуться.

– Почему же? Мы, кажется, не выказывали ни малейшего неуважения, – произнесла она, растягивая гласные как можно более по-южному. – Правда, Люси?

Девочка забралась к Фелисити на колени и постепенно затихла, переводя глазенки с нее на грозного капитана и обратно.

– Что же ты, Люси? Неужели думаешь, что мы с Эзрой не сможем защитить наших дам? Если это так, то я немедленно впадаю в страшную тоску.

– Ладно, – девушка приподняла маленький подбородок и ласково поглядела в детское личико. – Мы ведь не хотим сделать капитана Блэкстоуна несчастным, правда?

– Ребенок отрицательно и серьезно помотал головой.

– Тогда отлично! – Дивон надул щеки и выпятил грудь. – Но на будущее запомните: хозяин на корабле – капитан! Все должны подчиняться его приказаниям, и капитан запрещает погружать в воду руки или ноги.

– Поняла? – улыбнулась Фелисити, ероша тугие черные кудряшки.

Девочка кивнула, и успокоенная Фелисити с благодарностью посмотрела на Дивона. Тот улыбнулся в ответ, напомнив этой улыбкой своего предка-пирата.

Капитан сидел на руле, солнце золотило его волосы, а темная вода и мощные кипарисы по берегам создавали прекрасный фон для его мужественной фигуры. Дивон был одет всего лишь в обтягивающие брюки, высокие сапоги и просторную белую рубашку, которая из-за жары была распахнута, открывая половину груди. Темные завитки волос выбивались наружу, напоминая Фелисити о том остром наслаждении, какое давали они, касаясь ее обнаженной груди.

Во рту у девушки пересохло.

– Что? – В ответ на ее пристальный взгляд спросил Дивон.

– Не скажу… – Неужели она сказала что-нибудь вслух? Или того хуже – застонала? Девушка быстро опустила глаза и отвернулась к заболоченному берегу. – Я просто думала, где же мы плывем, ведь вы так и не объяснили, как мы доберемся до Чарлстона.

– Чем хороша эта местность, так это своими реками. От Порт-Ройяла до Чарлстона можно дойти, ни разу не выходя в открытое море и не пересекая суши. – Дивон улыбнулся. – А это, черт возьми, куда быстрее и безопаснее путешествия верхом.

– Почему же тогда мы столько тащились по пыльной дороге?

– Я же гнался за тобой.

– Гнался? – Фелисити даже привстала.

– Ну, следовал, если так тебе приятней. Ведь я и представить не мог, что тебе нужно в Порт-Ройяле.

– Но я же говорила! – Девушка обвила рукой детей. Сисси спала, Эзра сидел, опустив голову так, что соломенная шляпа совсем закрывала его глаза, а Люси прикорнула у Фелисити на плече. Малышка вздремнула, издавая во сне тоненький свист и причмокивая от засунутых в рот двух пальцев.

– Говорила, – согласился Дивон, – но я не верил.

– Но…

– Я же сказал в прошедшем времени. Теперь верю, конечно.

Они проплывали по узкой, извивающейся, как лента, протоке, окруженной волнующейся травой соляных болот. Слева, как часовые, высились стройные сосны. Фелисити поглядела на прозрачное небо, где в солнечных лучах парил ястреб, и неожиданно решила сказать капитану всю правду… Всю до конца.

– Дивон, вы знаете…

– Я рад, что ты все-таки нашла этих детишек, – признался Дивон, и слова о том, что она аболиционистка из Нью-Йорка, застряли у Фелисити в горле.

– Да… Я тоже рада.

Капитан надолго замолчал, вынуждая к этому и Фелисити. Пейзаж, обрамляющий реку, изменился, и вместо болот по берегам стояли мощные кипарисы, затеняющие свет; голова девушки тихо опустилась, и веки отяжелели. Вчера она спала так мало, и теперь ее все сильнее клонило ко сну.

Сколько провела она в этой блаженной дреме, Фелисити не знала, но проснулась она от громкого гулкого звука, напоминающего выстрел, которым она убила сержанта. Лодка накренилась, и девушка едва успела подхватить Люси. Налетевший ветер разметал рыжие кудри и трепал платье.

– Что случилось? – крикнула Фелисити, перекрывая громкий рев малышки.

– Шторм! – еле слышно из-за нового раската грома ответил Дивон. – Он нагоняет нас – и быстро. Надо срочно искать какое-нибудь убежище.

Первые капли дождя застучали по шлюпу. Сисси проснулась и закашлялась, Люси заплакала громче прежнего, один только Эзра, помогавший Дивону убирать парус, казался спокойным.

– Куда же нам плыть? – Небо над ними потемнело и отливало мрачной синевой, деревья на берегу сгибались под порывами ветра чуть ли не до земли, а река, казавшаяся такой спокойной, теперь бурлила и кипела, швыряя маленький шлюп из стороны в сторону. Вода заливала корму, и Фелисити стала помогать Эзре вычерпывать воду, в то время как Дивон налегал на весла.

– Мы, значит, умрем, мисс Фелисити?

Девушка улучила момент, чтобы потрепать малышку по щеке.

– Конечно нет, глупышка! Разве ты не помнишь, как наш капитан сказал, что будет защищать всех нас?

Дождь обрушивался на путешественников грозными водопадами, и Фелисити подумала, что сама мало верит в только что сказанные слова.

 

Глава двенадцатая

– Где мы? – В грохоте бури Фелисити сама едва расслышала свой голос, но лодка уже ткнулась носом в берег, и она с Люси на руках быстро покинула шлюп. Дивон сумел привести шлюп к берегу, несмотря на шквалистый ветер и затапливающий все вокруг дождь. С помощью Эзры он вытащил суденышко подальше на песок и закрепил у полуразрушенного пирса.

– Скорее наверх, – крикнул он, – там дом! – и, кинув мешок с подмокшей провизией мальчику, взял в охапку больную Сисси. Прямо сквозь не перестававший лить дождь маленькая компания побежала к смутно видневшемуся плантаторскому дому. Ветер ломал ветви дубов и сосен, швыряя их на землю, а беспрестанные раскаты грома не давали возможности говорить.

На рубашку Дивона налипли мокрые листья, становилось темней, и он то и дело сбивался с тропинки, когда-то широкой и ухоженной, а теперь совершенно заросшей.

– Теперь вниз! – раздался где-то впереди его голос.

– Мы идем, идем! – откликнулась, едва расслышав его, Фелисити и весьма удивилась, когда капитан вынырнул из темноты совсем рядом. Оба они, а затем и дети тут же увязли в грязи и под детский отчаянный плач едва выбрались оттуда; над головами несчастных путешественников грохотало. Небо раскололось тысячами огненных искр, и молния вонзилась прямо в стоящую неподалеку сосну. Через несколько секунд дерево рухнуло на землю.

– Все в порядке? – спросил Дивон, как только перестали падать обломки. Он лежал, накрывая собой Фелисити и детей, что было с его стороны единственной возможностью хотя бы немного обезопасить их от острых сосновых щепок.

– Что… Что произошло? – лицо Фелисити было измазано жидкой грязью, и чувствовала она себя помятой и избитой.

– Молния, – кратко ответил капитан, помогая всем подняться на ноги. Сисси сильно и нехорошо кашляла, и он понимал, что девочку надо доставить в сухое место как можно скорее. – Пошли! – приказал он, указывая путь остальным.

Было еще никак не позднее полудня, но низкие тяжелые тучи и дождь, идущий сплошной стеной, не давали возможности видеть и на два шага вперед, поэтому Фелисити увидела ожидающий их дом только при следующей вспышке молнии. Он был большим, с портиком на два этажа и двойной лестницей при входе. Взбежав на крыльцо под спасительную крышу с малышкой на руках, Фелисити наконец почувствовала нечто вроде облегчения – дождь уже не сек лицо свинцовыми струями.

Капитан попробовал дернуть дверь и страшно зачертыхался, поняв, что она заперта. Отдав Сисси ее брату, он разбежался и мощным ударом ноги выбил ее; дверь гулко хлопнула. Быстро улетучились последние сомнения Фелисити насчет проникновения без спросу в незнакомый дом – в передней было сухо и почти тепло.

– Стойте здесь! – приказал Дивон и исчез внутри дома. Через некоторое время он вернулся с высоко поднятым серебряным подсвечником. Пламя свечей бросало красноватые отблески на его прилипшую к телу рубашку и выразительное лицо.

Девушка прислонилась к стене, с трудом переводя дыхание; на руках у нее все еще сидела Люси, но нетерпеливый ребенок уже вырывался, требуя пустить его на пол.

Капитан поставил подсвечник в нишу и присвистнул от открывшейся его взору картины: в отличие от Ройял-Оука, где было поломано и унесено все, обстановка этого дома сохранилась полностью. Можно было подумать, что его обитатели просто уехали поразвлечься в Чарлстон.

– Где же мы? – Фелисити шагнула к Дивону, и ее мокрые туфли заскрипели.

– Мы в Си-Вью. Дом принадлежит человеку по имени Пинкни Дойль, который назвал так это место, будучи большим оптимистом. – Губы Дивона расплылись в улыбке. – Ибо даже в самый ясный день моря отсюда не увидишь!

– Но где в точности мы находимся? – продолжала свои расспросы Фелисити, следуя за Дивоном, который засовывал свою голову и подсвечник в каждую попадавшуюся им по пути комнату. Все они, как и холл, оказались совершенно не тронутыми войной.

– На острове Эдисто. Это один из тех морских островов, что лежат между материком и взморьем. – С этими словами он вручил девушке подсвечник, а сам пошел за Сисси. Кашель прошел, но девочка горела в жару, и ее надо было переодеть в сухое.

– Иди за мной, – приказал Дивон и знаком показал Фелисити на двойную лестницу в глубине холла. – Здесь я всегда укрываюсь от бури, но сегодня она застала нас в проливе Святой Елены, так что пришлось немного потрудиться, чтобы добраться сюда.

Девушка нерешительно толкнула первую дверь наверху и, сопровождаемая капитаном, вошла внутрь. Комната была роскошно обставлена, посередине возвышалась кровать под балдахином, а под их мокрыми грязными ногами расстилался обюссоновский ковер.

– Эзра, возьми-ка свечу да посмотри, нельзя ли развести огонь. Кажется, в камине осталось немного дров.

Дивон усадил больную на стул перед украшенной кружевами кроватью и с помощью скомканных бумаг, обнаруженных им на дамском столике в стиле королевы Анны, быстро помог Эзре затопить камин. Скоро уже сквозь завывания ветра ласково гудел быстро набиравший тепло камин.

Тем временем Фелисити засветила все свечи и перебрала все платяные шкафы в поисках сухого белья для девочки.

– А где сам этот господин Дойль? Не собирается ли он сейчас вернуться и застать нас здесь?

– Сегодня ночью я не рассчитываю с ним увидеться! – задорно ответил Дивон под вспышку очередной молнии. – Впрочем, если говорить честно, то я не знаю, что стало с Пинкни и его семьей. Когда федераты захватили Порт-Ройял, уходивший последним генерал Ли заставил местных жителей покинуть дома, ибо линия фронта проходила как раз по этим местам. – Пальцы его быстро тронули тонкую москитную сетку. – Это была комната Виктории… – Вдруг капитан обнаружил, что на него с немым удивлением смотрят четыре пары настороженных глаз, и вынужден был прервать сладкие воспоминания. – Эзра и я будем в соседней комнате. Как ты думаешь, Рыженькая, справишься ты с двумя девчонками?

Обидевшись на прозвище да и к тому же сомневаясь, что действительно справится с поставленной задачей, Фелисити не удостоила капитана ответом, а лишь жестом попросила его выйти из комнаты. Затем она не только поменяла белье девочкам, но и переоделась сама. Правда, это ее ничуть не успокоило, и, взяв в руки платье, найденное в гардеробе, она отправилась на поиски Дивона. Было ясно, что эта Виктория была женщиной высокой и имела пристрастие к лентам и бантикам.

Фелисити сразу же невзлюбила ее платья.

Последнее было уже совсем неразумным, если учесть, что женщину эту она никогда не видела, а ее дом только что дал приют детям и ей самой. И все-таки нечто, промелькнувшее в глазах капитана, когда он говорил об исчезнувшей Виктории, пробудило в девушке раздражение и гнев.

– Кем приходится вам Виктория Дойль? – сердито спросила она прямо с порога, едва только переодетый Дивон открыл ей дверь.

– Мне? – уточнил он, несколько огорошенный таким вопросом. – Она была… хм… насколько я знаю, она была женой Пинкни.

– Его женой? – Почему-то Фелисити уверила себя, что Виктория была избалованной дочерью. – Ну, хорошо… ладно… Я просто поинтересовалась, откуда вы ее знаете.

– Ее многие знали… как, впрочем, и Пинкни. Как чувствуют себя девочки? – решительно сменил тему капитан.

– Они в порядке. Я уложила их в кровать, но просила не спать до… обеда? Ужина? – Тут Фелисити вспомнила, что до сих пор держит в руках дурацкое платье, и бросила его на стул. – Вот я и пришла спросить, нет ли в доме еды.

– У нас есть наш рис и, увы, ничего больше.

Однако еда нашлась – и в самом неограниченном количестве. Это был настоящий пир после голодовки последних дней. Кладовая оказалась набитой продуктами: сыр, пусть немного и подсохший, ветчина, мука, из которой Фелисити испекла под мудрым руководством Сисси почти настоящие бисквиты.

– Неплохо! – с набитым ртом одобрил Дивон, раскачиваясь на хромоногом стуле в кухне. Дети были уже накормлены и приводили себя в порядок перед сном.

– Я думаю, стоит оставить и на завтра, – по-хозяйски заметила Фелисити, наливая воды в большой чугунный котел.

– Да тут всего полно, брось, Рыженькая! – Дивон высоко поднял тарелку с бесформенными бисквитами. Рецепт Сисси был явно рассчитан не на пятерых, и, кроме того, в нем ни слова не говорилось о том, как уберечь тесто от подгорания. Дивон терпеливо отгрызал черную хрустящую корку очередного бисквита.

Правда, она честно старалась сделать все как можно лучше. Девушка устала, и плечи ее ныли от долгого стояния внаклонку над плитой, когда она боролась с бисквитами.

Кроме того, ее раздражала какая-то расхлябанная поза капитана: после ужина он всем телом навалился на стол, а скрещенные ноги вытянул далеко к самой плите. Брюки его слишком плотно облегали ноги, и Фелисити каждый раз натыкалась взглядом на тугие длинные мышцы его ног, бедер… и всего остального. Наверняка, этот Пинкни Дойль был потоньше, чем его друг Блэкстоун, или же последний просто воображала!

– Что с тобой? – Дивон, наконец, не выдержал.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Ты только что плеснула воду мимо котла и прямо мне на ноги.

Фелисити в растерянности посмотрела на кирпичный пол, покрытый мыльной пеной, потом подняла глаза на капитана: он стоял, держа в руках все тот же подгорелый бисквит.

– Извините, – прошептала она.

– Но только мне кажется, Рыженькая, что за твоим извинением стоит мало искренности, а?

– Ничего другого я сказать не могу! – отрубила Фелисити, едва подавляя желание выплеснуть ему на брюки воду из чайника. Мокрое пятно, расползавшееся по верху брюк, обрисовало его мужественную плоть еще отчетливее, и Фелисити бесилась от этого еще сильнее, сама не понимая почему. Она стиснула зубы.

– Все-таки вы, может быть, перестанете называть меня Рыженькой? Как вам известно, зовут меня совершенно не так.

– Ах, неужели?

– Ужели. – Слава Богу, что он был красив и на щеках его играли почти детские ямочки. Если бы не они, Фелисити, вероятно, не смогла бы удержаться от грубости… Возможно…

– А я думал, тебя все называют так. – Дивон подошел поближе и остановился прямо за ее спиной.

– Никто, кроме вас. – Девушке было крайне неудобно и неприятно разговаривать с капитаном, не видя его лица. А он стоял так близко, что даже запах сгоревших бисквитов не мешал ей чувствовать его острый мужской запах.

– Ну, только не говори мне, что никто никогда не прохаживался по поводу твоих огненных волос!

– Такое, конечно, бывало… – Девушка передернула плечами, чтобы скрыть пробежавшую от его прикосновения к ее кудрям дрожь. Затем она быстро убрала волосы, кое-как закрутив их. – Многие находили оттенок моих волос особенным… даже удивительным…

– А я, значит, по твоему мнению, таковым его не нахожу? – Дивон ласково тронул локон, упавший вдоль гибкой белой шеи. Какая-то часть его существа явно противилась этому: женщина помолвлена с другим, а он лучше, чем кто-либо другой знал, как непорядочно пользоваться случайной близостью, чтобы убить в человеке настоящее чувство. Разве сам он не стал когда-то жертвой именно таких действий? Разве его не резанули по сердцу горькие воспоминания о пребывании в этом доме?

Но, несмотря на это, бороться с собой было трудно. Женщина благоухала так сладко, кожа ее была так бела, а опущенная голова слишком заманчиво обнажала шею для поцелуев.

– Я не знаю, что вы вообще думаете, – пролепетала Фелисити, пытаясь отрешиться от греховных мыслей и заняться делом. Вода уже остыла, а она все никак не могла приняться за мытье посуды.

– Я думаю, что ты очень красива. Думаю также, что никогда не видел таких поразительных волос и таких глаз… как весенние цветы после дождя.

Девушка вздрогнула и судорожно сжала край котла.

– Думаю, что у тебя есть надо мной какая-то необъяснимая власть, – продолжал Дивон, – и сейчас я даже не хочу ее и объяснять.

Руки его оказались у нее на плечах, и Фелисити безвольно закрыла глаза. Тяжело дыша, Дивон повернул ее к себе, не обращая внимания на капавшую с ее рук воду, а она бессознательно обвила их вокруг его талии.

Губы ее раскрылись в томительном ожидании поцелуя, но капитан, все еще терзаемый сомнениями и угрызениями совести, колебался.

Все происходящее было нехорошо.

Она это знала.

Он знал тоже.

Но отступать было уже поздно, ибо никакая сила не могла уже потушить желания, возникшего между ними.

– Когда нас застала буря, – неожиданно начал Дивон, задыхаясь и торопясь, – ну, перед тем, как рухнула сосна, знаешь… волосы у меня на затылке поднялись, как наэлектризованные…

– А я еще удивлялась, как вам удалось предугадать это и укрыть нас собой, – ее вздымающаяся грудь все чаще касалась его напрягшегося тела.

– О чем-то подобном мне рассказывал Нейти. Когда он был молодой, его ударило молнией. Мне было страшно, когда он это рассказывал, но я все слушал и слушал, особенно чуткими были ощущения самого последнего мига перед ударом. – Дивон замолчал и, сцепив ладони у нее на шее, большими пальцами осторожно поднял нежный маленький подбородок. – И вот сейчас я чувствую именно это – как будто меня вот-вот ударит молния.

Фелисити тихо застонала. Его слова уничтожили последние сомнения, а когда его губы впечатались в ее, Фелисити загорелась по-настоящему. Руки ее нетерпеливо рвали его рубашку, добираясь до мускулистой обнаженной плоти. Поцелуи капитана с каждой секундой становились все более обезумевшими и животными; язык его пересыхал в бесконечных атаках, и, чувствуя дрожь прильнувшего к нему тела, он все сильнее распалялся ответным огнем ее страсти. Обоюдоострый меч желания терзал их жаркие, еще не слившиеся тела, а яростная сила молодости заставляла терять всякий контроль над происходящим.

Скоро дышать стало почти невозможно, и Дивон, оставив ее рот, раскаленными губами впился в стройное белое горло, руками бешено разрывая крошечные пуговицы столь знакомого платья. Они падали на кирпичный пол с тихим шорохом дождя, но молодые люди, поглощенные собой, даже не замечали этого.

Наконец грудь ее была освобождена. Капитан в неистовстве накинулся на розовые бутоны, лелея их руками и губами так, что скоро маленькие соски стали тяжелыми и набухшими, как спелая ежевика.

– О Господи, Рыжая! – Дивон спускал ее платье все ниже, с легкостью обрывая застежки и ленты; через минуту Фелисити стояла среди вороха белья, призывно розовея нагим телом.

Он положил руки ей на бедра, и девушка, чувствуя, что колени ее подгибаются, медленно стала оседать на пол, – но Дивон тут же подхватил ее и стал заваливать назад, пока ее ягодицы не коснулись края стола, а его тяжелое тело не легло сверху. Естество его, стиснутое брюками, огромное и живое, бунтовало все неукротимей. Ощутив это прикосновение, Фелисити сама раздвинула ноги, словно приглашая насладиться сладкими глубинами своей плоти.

Капитан стонал, готовый взорваться каждую секунду.

Быстро смахнув со стола посуду и недоеденные бисквиты, он уложил девушку на стол, непрерывно поглаживая разгоряченной рукой то ее грудь с торчащими сосками, то пленительную тонкую талию, то золотой треугольник с тонкими волнистыми завитками.

Палец его, наконец, нашел вход в волшебную пещеру, столь жаждущую властного проникновения, – в ней было горячо и влажно. Затем он медленно нажал на крошечное чувствительное ядро над входом, и Фелисити взвизгнула, содрогаясь в непроизвольных конвульсиях.

Дивон был даже не в состоянии полностью освободиться от мешающих ему брюк – он лишь стянул их книзу, чтобы не мешать своему трепещущему естеству, и развел ноги девушки еще шире.

Его вхождение на этот раз было мягким и глубоким, вызвавшим обоюдный стон. Локти Дивона опирались на грубо сработанный стол, а руки сжимали льющееся золото ее распущенных волос. Гладкие и упругие ноги обнимали его работающие бедра, а за окном с монотонным шумом лил дождь. Губы любовников под становившийся все более сумасшедшим ритм сливались все плотнее.

Первой почувствовала приближение оргазма Фелисити; она на мгновение замерла, сосредоточившись на одном ощущении и затаив дыхание, а затем содрогнулась в неистовом порыве, вбирая его плоть в себя еще глубже, впиваясь в потную скользкую спину и безудержно крича. Через секунду ей ответил и Дивон, изогнувшись и посылая в сокращающуюся воспаленную бездну свое семя.

Фелисити в изнеможении молчала, глядя на спутанные волосы капитана. Оба они едва переводили дыхание. Тела их казались невесомыми. Затем девушка открыла, было, рот, но тут же сомкнула его, не зная, что сказать. Дивон, не отрываясь, смотрел на ее истомленное счастливое лицо.

Перед ужином они зажгли все имевшиеся на кухне масляные лампы, и теперь она была освещена, как в праздник, но, увы, яркий свет все равно не давал возможности прочитать выражение его задумчивого лица. Наконец Фелисити смогла встать и нежно положила свою ладонь на спутанные колечки волос на его широкой груди.

В ответ он молча прижал ее руку своей – под ее пальцами радостно и доверчиво билось его сердце. Затем Дивон тоже поднялся и небрежно потянулся.

– Должно быть, стол был жесткий, а? – заметил он, подбирая разбросанную по полу одежду.

– Я не заметила, – честно ответила Фелисити. Капитан улыбнулся, вручая ей нижнюю юбку.

– Я бы, пожалуй, тоже не заметил.

Девушка беззащитным жестом прикрыла юбкой грудь, что весьма удивило и насмешило Дивона.

– Неужели нам действительно надо говорить о чем-то… теперь… как ты думаешь? – Первый раз в голосе его проскользнула нотка неуверенности.

– Не знаю, – девушка отвернулась, находя неприличным смотреть на то, как Дивон надевает брюки. – Кажется, здесь вообще не о чем говорить.

– Мы же занимались любовью на столе, Пресвятая Дева! – рассмеялся он, застегивая брюки и пробегая рукой по спутанным волосам, падающим на лоб.

– А вы полагали, что мне это неизвестно? – Для Фелисити удивительней была, скорее, скорость, с которой это произошло, и, завязав нижнюю юбку, она быстро натянула через голову платье и поспешила к выходу. Капитан догнал ее в холле и крепко взял за руку.

– Ну, в чем дело? Ты опять беспокоишься об этом… как там его зовут, словом, твоем… твоем нареченном?

– Его зовут Иебедия, – она попыталась вырвать руку, но тщетно. Тогда девушка почти со злобой посмотрела в красивое мужественное лицо. – Запомните: Иебедия! И если уж на то пошло, я действительно обеспокоена. – Она чуть замялась. – Ему бы не понравилось то… чем мы с вами сейчас занимались.

– Что-то я не видел его поблизости! – Дивон еще сильнее сжал тонкие пальцы. Раздражение его было абсолютно беспочвенным, и он знал это. У девушки есть жених – этого вполне достаточно, чтобы оставить ее в покое, но, увы, нелогичность его эмоций, вызываемых Фелисити Уэнтворт, не поддавалась ни анализу, ни укрощению.

Девушка втянула в себя воздух.

– Иебедия – наичестнейший, благороднейший человек. Он заслуживает девушку лучше меня! – Фелисити прикусила губы, вспомнив, что она уже таковой не является, а виновник этого стоит перед ней собственной персоной.

– В таком случае, нечего ему было отпускать тебя шляться туда, где кипит война, черт побери!

– Он меня и не отпускал! Тем более, это все равно не оправдывает моих действий! – Слезы уже застилали ей глаза, и она пыталась незаметно смахнуть их.

Рука Дивона разжалась.

– Итак, ты хочешь получить с меня обещание, что происшедшее уже дважды больше не повторится?!

Девушка подняла на него глаза, полные мольбы, видеть которую он не мог и не хотел.

– Послушай, – примирительно сказал он, усаживаясь на нижнюю ступеньку лестницы. – Я и сам не знаю, как это вышло. – Он закашлялся. – Я, конечно, виноват, но… Впрочем, ладно. Впредь я постараюсь.

Девушка присела рядом с ним на ступеньку лестницы, но капитан тут же поднялся.

– Конечно, это не совсем только твоя вина, – неожиданно заключила Фелисити. – Может быть, если бы мы не проводили столько времени вместе, наедине… – Тут она улыбнулась и закончила: – Впрочем, по приезде в Чарлстон мы все равно расстанемся.

– Туда надо еще добраться. – Никто из них не двигался с места.

– А эта плантация тоже рисовая? – поинтересовалась девушка, и Дивон понял, что она старается вести себя так, чтобы можно было просто сидеть и болтать, не заканчивая это объятиями и… прочим.

– Хлопок, – пояснил он, – но непростой. Черносеменной хлопок, произрастающий здесь, известен за свои шелковистые нити всему миру. Называется он – хлопок морских островов.

– А, – Фелисити постаралась подумать о чем-нибудь умном, но так и не смогла. – Ну что ж, в таком случае – спокойной ночи!

Фелисити попыталась встать, но обнаружила, что на подоле ее юбки сидит Дивон. Она рванулась посильнее, в результате чего ткань сползла с белого плеча, но капитан, еще полчаса назад лежавший на ней в сладком забытьи, теперь лишь равнодушно посмотрел на розоватую кожу – ни искры желания не загорелось в его зеленых глазах.

Освободив платье, девушка побежала к себе наверх.

Девочки уже спали, поэтому она спокойно и не торопясь переоделась в свежую ночную рубашку и забралась в постель… но, несмотря на усталость, спасительный сон не шел к ней. Мысли все время возвращались к Иебедии… к Дивону…

Наступившее утро было ярким и солнечным, хотя туман затянул пролив. Дивон оказался прав – океана отсюда не видно, зато, поднявшись на крыльцо, Фелисити смогла увидеть разрушения, нанесенные ураганом. У нескольких красавиц-сосен были сломаны верхушки, вся земля была усыпана сорванными листьями и испанским мхом.

Увидев Дивона и Эзру, поднимавшихся к дому по тропинке, девушка почувствовала непреодолимое желание уйти: встречаться с капитаном так рано отнюдь не входило в ее намерения. Увы, встреча оказалась неизбежной, и оставалось лишь как можно более спокойно покориться обстоятельствам. Фелисити заслонилась рукой от солнца.

– Что с лодкой?

– Все в порядке, – ответил за капитана Эзра. – Маста Дивон сказал, что можно отправляться сразу же после легкого завтрака. – В руках у мальчика по-прежнему был петух. Мальчик остановился около лестницы и весело добавил: – Вчера вы приготовили много бисквитов, они были очень вкусны, наверное, можно подкрепиться ими и сегодня.

Фелисити залилась краской и обернулась за помощью к Дивону. Но тот невозмутимо стоял, опираясь на перила и поставив ногу в высоком ботфорте на две ступеньки выше.

– Сегодня я приготовлю что-нибудь свеженькое, – пообещала девушка, так и не дождавшись поддержки от капитана. Мальчик ушел.

– Как легко сделать счастливым этого мальчугана.

– Что вы хотите этим сказать? – Фелисити вздернула подбородок в ответ на заигравшую в глазах капитана насмешку.

– Ничего. Просто позаботиться о том, чтобы он был сыт.

– Завтрак на кухне, если вам так хочется есть.

– Конечно, хочется – и всегда! В этом уж можешь не сомневаться!

Двусмысленность, прозвучавшая в этой фразе, окончательно взбесила Фелисити, и, резко отвернувшись, она пошла в кухню, по пятам сопровождаемая невыносимым капитаном.

Еще ранним утром, спустившись туда, девушка заметила, что Дивон постарался убрать все следы вчерашнего: поднятые с полу бисквиты стояли на вымытом столе, и победно сиял своими боками недочищенный чайник.

Таким образом, они благопристойно позавтракали – бисквиты уже не казались такими подгоревшими, – и Фелисити упаковала столько продуктов, сколько можно было унести.

Сисси, несмотря на тяготы путешествия, даже окрепла за эту ночь и настаивала на том, чтобы самой идти к лодке. Надо было видеть ее радость, когда она доковыляла до берега, всего лишь слегка опираясь о руку брата. Девочка поправлялась, и это радовало Фелисити еще и потому, что она с трудом представляла себе, как можно будет везти такого больного ребенка на Север в переполненном вагоне. Переезд из Чарлстона в Нью-Йорк – предприятие тяжелое даже для здорового взрослого человека, однако теперь, когда девочка уже стала ходить, путешествие это становилось вполне реальным.

Погода с каждой минутой все улучшалась, словно вознаграждая компанию за несчастья и волнения минувшего дня. Небо сияло синевой, не омраченное ни единой тучкой, а свежий ветерок с востока делал речной путь даже приятным. С удивлением смотрела Фелисити из-под полей своей соломенной шляпки, как неуловимо, но значительно меняется окружающий их пейзаж.

– Здесь действительно очень красиво! – пробормотала она, чуть повернув голову в сторону Дивона. – Когда светло и нет бури.

– Вчерашнее было так… игрушки. Посмотрела бы ты на ураган, что приходит сюда с Багамов! – Он покачал головой. – Дома сносит, как картонные.

– А сейчас тихо. – Взгляд девушки надолго задержался на снежно-белой цапле, неподвижно охраняющей устье маленького пролива. – И такой покой вокруг, что даже не верится, будто война… – Она тяжело вздохнула, вновь не услышав ничего в ответ, но, посмотрев прямо в лицо Дивону, увидела, что глаза его зажглись ровным теплым огнем.

– Многие, жившие здесь перед войной, уже покинули этот благословенный край, а их дети сражаются и умирают. Многие уже погибли, очень многие.

– Я оставила им немного денег.

– Кому?!

– Дойлям. Ведь мы ели их запасы и брали одежду. Правда, я оставила только одну золотую монету, но все-таки так будет справедливей.

Дивон улыбнулся, но на сей раз довольно печально.

– Жест, конечно, благородный, но, боюсь, воспользуется твоей щедростью какой-нибудь ублюдок из янки. Ведь Си-Вью еще до сих пор не разграблен только благодаря своей удаленности от материка.

Странно, как это не пришло ей в голову сразу! Впрочем, что говорить о каком-то там Си-Вью, когда она не могла понять вещей, куда более важных, например, судьбы освобожденных, но по-прежнему нищих и несчастных рабов. В своих проповедях об отмене рабства Иебедия никогда не говорил о дальнейшей их жизни. Или рабовладельцы… Пастор и отец рисовали их как огнедышащих монстров, готовых ради наживы пойти на любые преступления… Вряд ли такую характеристику можно было отнести к Дивону Блэкстоуну… или его бабке.

– Вы хотели освободить своих рабов еще до начала войны, правда?

– Мы с ба давно уже толковали об этом.

– Но, должно быть, вы не только вели разговоры, так как я видела на документах об освобождении проставленные даты.

– Я попросил составить эти бумаги нашего адвоката, ибо, если ты моряк, то принадлежать себе полностью не можешь. Когда началась война, я был в море, а затем что-либо делать было уже поздно. – Дивон отвязал парус и позвал Эзру, сидящего на корме с сестрами.

– Да, сэр, кэптэн, сэр! Капитан довольно улыбнулся.

– Отвечает как настоящий моряк. Сможешь подойти сюда, не задев милых дам, и немного поуправлять этой штукой?

– Что вы задумали? – удивилась Фелисити, тем временем подбирая юбки, чтобы уберечь их от размашистых движений Эзры, готового не остановиться ни перед чем, если его позвал сам капитан. Даже неразлучный друг Петька остался на этот раз у девочек.

– Я, дорогая моя мисс Уэнтворт, срочно нуждаюсь в хорошем полуденном сне!

– В чем?!

– Понятно? – Дивон дал мальчику необходимые инструкции и вручил ему руль. – Ну а теперь, если ваши колени сыграют роль подушки… – Капитан заулыбался во весь рот и Фелисити не могла не ответить ему.

– Наверное, сыграют, не может же бравый капитан спать прямо на штурвале!

Детям вся эта игра показалась очень забавной, но девочки все же перестали болтать, как только Дивон закрыл глаза, а Эзра все свое внимание перенес на управление шлюпом.

Фелисити сидела ни жива, ни мертва, закаменев от тяжести лежащих у нее на коленях плеч и черноволосой головы, а услышав ровное дыхание спящего, рискнула посмотреть вниз. Упрямый локон, все время падавший на лоб капитана и поминутно им откидываемый, опять лежал на смуглом, чуть удивленном лице, и девушке стоило немалых усилий, чтобы не поправить его.

Капитан со времени их первой встречи загорел еще больше, кожа его стала совсем бронзовой, и лишь тонкие белые лучики разбегались от уголков закрытых глаз. Рот во сне чуть кривился и вздрагивал, и Фелисити почувствовала, как ее заливает волна нежности при одной мысли о том, что делал с ней этот большой хорошо очерченный рот.

– Мисс Фелисити! Мисс Фелисити!

Девушка оторвалась от спящего не сразу.

– В чем дело?

Судя по голосу Эзры, происходило что-то нехорошее. Фелисити сразу же решила, что мальчик не справился с управлением, они уже тонут, но…

– Вон там, за деревьями, на берегу, – шепотом ответил негритенок, – там несметное количество янки. – Эзра вытянул указательный палец, и Фелисити убедилась, что он был совершенно прав.

Рот ее открылся в беззвучном крике.

 

Глава тринадцатая

– Будем будить капитана?

Фелисити быстро закрыла рот, вспомнив о человеке, спавшем у нее на коленях. Затем снова перевела взгляд на Эзру.

– Думаю, что пока не стоит. – Девушка сорвала с головы соломенную шляпу и ловко закрыла ею лицо Дивона. – Правь быстрей к противоположному берегу, кажется, они нас еще не заметили.

Пролив в этом месте был очень широк, и увидеть плывущую посередине маленькую лодку было не так легко.

– Вы, верно, хотите, чтоб я пришвартовался, да вот беда, я этого еще не умею.

– Ладно, я все равно не знаю, где мы. – Фелисити напряженно оглядела болотистые берега, поросшие высокой негнущейся травой. – Тогда просто плыви вперед как можно быстрей. Девочки, – окликнула она сестер, – продолжайте болтать, словно ничего не происходит, словно мы их тоже не видим.

– А стрелять они в нас не будут, мисс Фелисити?

– Нет, Люси, им нет никакого смысла причинять нам зло. – Действительно, зачем стрелять в путешествующих детей с одинокой молодой дамой. А как солдаты отреагируют на капитана Блэкстоуна – это уже другой вопрос.

Дивон потянулся во сне, и Фелисити ласково погладила его по руке, не сводя глаз с пехотинцев в синей униформе, марширующих вдоль берега меньше, чем в ста ярдах от шлюпа. Частично их строй закрывали сосны и заросли остролиста.

– А как вы думаете, сколько их?

– Не знаю. Но, кажется, они куда-то торопятся. – Лодка уже миновала группу офицеров, повозки, запряженные каурыми лошадьми, и теперь мимо них шла и шла бесконечными рядами пехота.

Капитан снова заворочался, устраиваясь поудобнее, и голова его уткнулась прямо в живот Фелисити.

– У-у-уу, Рыжая, – сонно протянул он, и девушка почувствовала, как сладкий озноб начинает охватывать все ее тело.

– Ш-ш-ш, тише, – прошептала она, прижимая его руки.

– Эй, Рыженькая, – опять замурлыкал Дивон, но уже громче. Девушка была готова изо всех сил стукнуть его по голове, лишь бы он только замолчал. К счастью, этого не потребовалось, ибо капитан еще немного повозился, прижимаясь к ней все плотнее, и снова умиротворенно и тихо засопел. Фелисити вздохнула с облегчением.

На берегу появилась кавалерия, приветствуемая радостным кличем. Фелисити уже подумала, что им удастся проскользнуть мимо спешащих войск незамеченными, но тут с берега раздался свист и грубый окрик:

– Эй, на лодке!

Девушка решила никоим образом не реагировать и не отвечать на подобное хамство.

– Черт меня побери, если это не маленькая красотка со своими шоколадками! – Дальше последовало что-то вовсе непристойное, заставившее Фелисити закрыть глаза. С берега снова донеслось уже нетерпеливее и злей:

– Эй, вы!

Девушка, решившаяся все-таки посмотреть в сторону кричавшего, увидела федерального солдата, который стоял подле своей лошади и знаками приказывал ей подплыть ближе.

– Что делать, мисс Фелисити? – В голосе мальчика уже звенела паника.

– Продолжай плыть прямо, не сворачивая.

– А если он начнет стрелять?

– Не начнет.

– Что происходит? – Дивон отбросил мешавшую ему шляпу и попытался поднять голову – Фелисити же толкнула ее вниз, в пенные складки своих юбок.

– Молчите и не высовывайтесь, – прошипела она, когда солдат закричал снова.

– Сейчас ведь будет стрелять, – упавшим голосом проговорил Эзра.

– Не будет.

– Что все-таки происходит, дьявольщина? – Капитан оттолкнул зажимавшие ему рот тонкие пальцы. – Что такое?

– Янки, – кратко пояснила она. – Не двигайтесь, а не то я посажу на вас Сисси и Люси. – Посмотрев вперед, девушка увидела маленькую протоку, ведущую прочь от солдат. Она даже заулыбалась. – Сможешь направить лодку туда? – спросила она Эзру.

– Думаю да.

– Хорошо, давай.

– Только не очень резко на повороте, – подал голос капитан, – а не то утопишь судно. – Лежа внизу, он начал давать мальчику указания, а когда тот привел шлюп под сень раскинувших ветви кипарисов, уточнил: – Мы вне видимости?

– Да. – На этот раз капитан поднял голову, и Фелисити его не остановила. – Это были федеральные войска, – добавила девушка, предупреждая вопрос, – очень много войск. Они шли куда-то по дороге.

– Черт!

– Но ведь мы ускользнули, – резонно заметила Фелисити, – и они не могут достать нас… правда?

– Если не пустятся вплавь, – согласился Дивон. – но меня гораздо больше беспокоит вопрос, куда они идут? – Капитан выпрямил спину. – Сколько их было?

– Не знаю, но очень, очень много.

– Сколько, я спрашиваю, разрази меня гром?! Полк? Батальон?

– Не знаю, – девушка обиделась. – Там были повозки и пушки, больше ничего не могу сказать.

– Они двигаются к Чарлстону! – Капитан нетерпеливо откинул со лба волосы. – Возможно, федераты решили отказаться от лобовой атаки с моря и начнут ломиться с заднего хода.

– Вы говорите о сражении? – Фелисити не могла поверить, что это возможно.

Дивон не ответил и только пересадил Эзру.

– Что вы делаете? Мы же заплыли сюда только для того, чтобы спрятаться.

– Вся эта местность – настоящий лабиринт из проток и ручьев. Я смогу провести шлюп рядом с ними – и в то же время остаться невидимым.

– Но зачем нам быть рядом? – Девушка старалась скрыть появившуюся в ее голосе панику. Люси слезла со скамьи и взобралась на колени капитана. – Разве мы не можем просто уплыть? – Память о сержанте Пуле была еще слишком свежей, и Фелисити хотелось как можно скорее покинуть эту землю, где опасность караулит за каждым углом.

– Я должен в точности узнать, куда они следуют, Рыженькая. И сколько их.

Так они путешествовали по переплетениям маленьких проток, пробивавших себе дороги в зарослях тростника и кипарисов до самого полудня. Девочки заныли. Пытаясь их успокоить, Фелисити рассказывала им истории из своего собственного детства. Мать ее была светской дамой, но бывали периоды, когда она любила заходить в детскую, обычно с какой-нибудь подругой, чтобы полюбоваться на свою златокудрую дочь. В эти посещения девочка делала все, лишь бы только казаться послушным, идеальным ребенком…

«О, она будет настоящей красавицей! Просто принцесса!» – как-то в один из таких визитов сказала отцу восхищенная мать. Тот неприязненно улыбнулся в ответ и отправился работать в библиотеку. «Но как же бал у Глеснеров? – с обидой спросила мать, глядя на высокую уходящую фигуру сквозь полуприкрытые ресницы. – Ты же обещал сопровождать меня!» «Я так и сделаю», – сухо ответил отец. Ах, как ей хотелось тогда отправиться вместе с ним… и быть маленькой принцессой, которую в ней видели родители. Впрочем, скоро так и случилось: красота и отцовские деньги сделали Фелисити Уэнтворт принцессой сезона, затем года, затем… Спустя несколько лет умерла мать, и она осталась с отцом и братом. Правда, брату было не до нее, а отец и вообще не интересовался жизнью дочери, поскольку скандалов в свете из-за нее не происходило.

Затем Артур, во многом благодаря огромному отцовскому наследству, примкнул к аболиционистскому движению, чего никак нельзя было ожидать от юноши, всегда находившегося в тени значительной фигуры отца, занимавшегося крупным бизнесом. Сам Артур тоже поначалу намеревался заняться этим же и не слушал никогда людей типа Генри Уарда Бичера. Когда же он объявил, что уходит на святой бой против рабства, отец разъярился не на шутку и продолжал гневаться, пока в дом не пришло известие, что Артур убит под маленьким городком Манассасом. С этого вечера отец совершенно переменился: он больше не игнорировал вопрос аболиционизма – он ушел в него с головой… Его сын не мог умереть за ложную идею и неправое дело, а потому он не позволил Фелисити заниматься привычными женскими делами: разбивать сердца и танцевать до рассвета, – нет, она должна была вместе с ним посещать всяческие собрания и проповеди, разоблачающие сущность рабства.

Так она встретилась с Иебедией Уэбстером.

И все это закончилось бегством по рекам Южной Каролины в компании с тремя чернокожими детьми и мятежником-блокадоломом.

– А что случилось с принцессой потом? – спросила настырная Люси, не давая девушке перевести дух.

– Ох, – Фелисити поняла, что, углубившись в собственные воспоминания, напрочь забыла рассказываемую историю. Она ласково улыбнулась малышке, упорно сосущей грязные пальчики. – Она встретила принца, и они жили долго и счастливо.

– Но чем кончилось дело с драконом? – теперь вступила в разговор и Сисси.

– Он убежал и решил исправиться.

– Очаровательная история, – улыбнулся капитан.

– А я и не знала, что вы тоже слушаете. – Он усмехнулся, и Фелисити снова повернулась к детям.

– Расскажите нам еще, еще! – затянула малышка, дергая ее за рукав. Девушке стало не по себе: она устала, вспотела, и ее занимал только один вопрос – скоро ли они прибудут в Чарлстон.

– Сейчас отдохну немножко и расскажу, – успокоила она девочек и снова обернулась к Дивону. – Где же все-таки мы находимся?

– На юге. А движемся на север. – С этими словами капитан ловко обошел уродливый корень кипариса, торчавший из воды, как шишковатое колено великана. – Солдаты непременно остановятся для привала, раз у них лошади и пушки. Я буду преследовать их, сохраняя дистанцию, а затем мы под прикрытием темноты вернемся обратно в бухту Секессионвиль.

– А потом? – На лице у Фелисити явно читалось замешательство. – Потом мы отвезем детей в Чарлстон?

– Потом, Рыженькая, потом. Прежде я собираюсь провести разведку.

– Разведку чего?

– Федеральных планов.

– Но они же увидят вас! – Зря старалась она скрыть от северных солдат его присутствие в лодке!

– Не увидят, ибо тьма будет густой, а я осторожным.

– Но…

– Не надо ни о чем беспокоиться, Рыженькая!

Но беспокоиться Фелисити пришлось. К вечеру, когда темнота, как шелковым покрывалом, окутала берега, маленькая компания взяла курс на бухту Секессионвиль. Дивон приспустил парус и обвязал носовыми платками уключины, шлюп медленно скользил по восточному берегу пролива. Все говорили тихо, но как только капитан увидел неподалеку яркую вереницу походных костров, то потребовал и вовсе полного молчания.

– Лагерь разбит на месте старого Левиса, – было последнее, что он прошептал, прежде чем прижать палец к губам.

Едва не касаясь берега, лодка бесшумно скользила в тени нависших деревьев. Порой Фелисити слышала неприятный резкий звук губной гармошки и крепко зажмуривала глаза; она понимала, что это ни в коей мере не спасет ее, но ничего не видеть почему-то представлялось девушке более безопасным…

К тому же, этот прием никак не мешал ее спутникам, которые и без того были заняты каждый своим делом. Спустя некоторое время Дивон тихо прошептал ей в самое ухо:

– Проехали! Можешь открыть глаза!

Фелисити глубоко вздохнула и поглядела прямо на Дивона, хотя весьма сомневалась в возможности вообще видеть что-либо в такой непроглядной темноте. Люси, угнездившаяся на ее коленях, тоже завозилась и подняла голову, но Фелисити лишь крепче прижала малышку к груди.

– Не представляю, как вы можете столь легкомысленно к этому относиться! Даже красться мимо было ужасно страшно. Я была уверена, что они слышат, как бьется мое сердце!

– А я слышала!

– Не сомневаюсь, Люси.

– Да о чем вы? Это же моя профессия. Неужели, Рыженькая, ты думаешь, что люди, занимающиеся моим делом, в открытую проходят мимо врага, позволяя пуститься за собой в погоню?

– Нет, конечно, но… – Тут Фелисити поняла, что и не знает толком, чем в действительности занимаются блокадоломы. Впрочем, капитан и не ждал от нее ответа – он быстро греб в маленькую бухточку за ближайшей отмелью. Испанский мох, прядями свисавший с деревьев, казался в свете бледной луны чудовищными ведьмиными космами.

– Вы останетесь здесь. Вернусь я быстро, – заявил Дивон, осматривая револьвер убитого сержанта. Убедившись, что все в порядке, он вручил его Эзре, словно чувствуя, что Фелисити с оружием будет спокойней.

– Куда вы? – И девушка, не сдержавшись, схватила его за рукав.

– Пойду, осмотрюсь вокруг, как я уже говорил.

– О! – Услышав во тьме какой-то подозрительный шорох, Фелисити прижалась к Дивону еще крепче. – Что это? – Казалось, янки могут настигнуть их в любую минуту.

– Аллигатор, – капитан спокойно подтянул ботфорты. – Но в шлюпе вы в безопасности.

Девушка в ужасе посмотрела на темную поверхность воды.

– А крокодилы…

– Просто оставайтесь в лодке – и все. Я долго не задержусь.

– Но как вы доберетесь обратно?

– Вплавь. – Фелисити увидела, как блеснули в темноте его белые зубы.

– Но…

– Не волнуйся, Рыжуля. Я вернусь.

Капитан быстро поцеловал ее на прощание и растворился в черной бездне за бортом.

– А что, нас теперь эти гаторы съедят? – спрашивала малышка и тянула Фелисити.

– Да нет, конечно. Ты же слышала, что сказал капитан: с нами все будет в порядке. – И, веря своим словам вопреки рассудку, девушка поудобней усадила Сисси, а младшую устроила рядом; Эзра же всячески старался доказать свое право быть настоящим мужчиной и с револьвером наизготовку сурово всматривался в смутные очертания берега.

Нельзя, нельзя так бояться, не уставала повторять себе Фелисити, ведь она уже прошла через такие испытания! Она даже убила человека… Но страх не проходил.

Девушка сидела, скрючившись на дне лодки, всеми силами стараясь не давать повода испугаться детям, и в то же время она прекрасно сознавала, что эта ее наигранная храбрость была всего лишь попыткой заглушить леденящий ужас.

Вцепившись в накинутый на плечи Сисси платок, Фелисити вдруг начала беззвучно молиться. Тот факт, что она просит у Бога спасения для самой себя и детей, врученных ей судьбою, девушку удивил мало. Ее смущало то, что самые пылкие и горячие просьбы она возносила за спасение не их и себя, но… Дивона Блэкстоуна! Сначала она постаралась объяснить это тем обстоятельством, что капитан сейчас находится в самой непосредственной опасности… затем, что жизнь ее и детей находится в полной зависимости от него… Но ни одно из этих объяснений не было исчерпывающим. Она просто по-женски переживала за него. И переживала отчаянно. И сам этот факт был абсурдом.

Много ли, мало прошло времени в таких раздумьях – Фелисити не знала.

Луна уже высоко плыла над верхушками деревьев, заливая все вокруг мертвенным светом, а капитана все не было.

– Как вы думаете, где он? – послышался взволнованный голос с носа лодки.

– Не знаю, Эзра. Но я уверена, что капитан скоро вернется.

– Плохо это, – продолжал мальчишеский тенорок, – слишком давно он ушел.

– Капитан знает, что делает, – попыталась успокоить себя и детей Фелисити. – И я уверена – с ним все хорошо.

Сисси закашлялась, и девушка снова засомневалась в справедливости своих слов. Она напоила больную, тут же снова заснувшую, а потом принялась тихонько играть с лежащей на дне маленькой Люси.

– Почему бы тебе не отдохнуть, Эзра? А на твой пост встала бы пока я.

– Простите, мисс Фелисити, но капитан приказал мне охранять вас всех.

– Это, разумеется, замечательно, но ты всего лишь мальчик, и я сама могла бы…

– И все же, мисс Фелисити, я своей вахты вам не уступлю.

– Хорошо, Эзра. – Она будет нести свою вахту.

Фелисити откинулась на бот шлюпа, ласково и умиротворенно покачивающегося на темной воде, и все ее чувства напряглись, улавливая в окружающем мире тысячи незнакомых звуков и запахов. Порой ее приводило в трепет неожиданное ворчание аллигатора, но, в основном, ночные звуки были ласковыми и даже приятными для слуха.

Все успокаивало душу: и плеск воды, и шорох камыша, и шуршание сосновых иголок, и даже неумолчный звон ночных насекомых, если позабыть об их укусах. То тут то там раздавался ухающий призывный крик совы.

А запахи! От нечего делать Фелисити попробовала различить окружающие ее запахи. Запах грязи был ей уже знаком; поначалу соленый, терпкий, он не давал покоя, и до самого Чарлстона, где и вовсе было нечем дышать, Фелисити прижимала к носу надушенный носовой платок. Но теперь… Что уж говорить теперь!

Вместе с ароматами жасмина, магнолии, индейской розы и нежной ноты испанского мха острый запах грязи создавал неповторимый тонкий букет, который навсегда станет ассоциироваться у Фелисити с этими проклятыми местами.

Слишком взвинченная для того, чтобы заснуть, девушка, тем не менее, задремала под журчание отлива, пока вынырнувший прямо у борта Дивон не нарушил ее тревожного забытья.

– Где же вы были столько времени?! – немедленно потребовала она ответа, но голоса не повысила и, не удержав руки, дотронулась до его мокрой небритой щеки.

– И все-таки вы все меня пропустили! – Губы капитана были солены, когда он, раскачивая лодку, крепко и весело поцеловал смущенную Фелисити.

– Вовсе нет! – сказала девушка, но Дивон, не обращая внимания на эту ложь, уже поднимал якорь. Фелисити была вся мокрая от его поспешного объятия и хотела было сделать за это неосторожному капитану выговор, но вдруг заметила, что движения его как-то непривычно поспешны.

– Что-нибудь случилось?.. За вами погоня? – Она внезапно представила себе их маленькую компанию, сражающуюся не на жизнь, а на смерть с целой армией янки.

– Они меня не видели, – неохотно ответил капитан, забирая у Эзры револьвер и затыкая его за ремень на поясе.

Шлюп быстро выходил на середину бухты, и развернутый парус, наполненный свежим ветром, явственно белел в мутноватом свете луны.

– Вы не боитесь, что они увидят нас?

Дивон убрал с лица мокрые волосы.

– Я проверил их дозоры, все они находятся ниже по течению. Впрочем, теперь это все равно. Мы должны добраться до Форт-Ламара.

– До Форт-Ламара? Но я думала, мы направляемся в Чарлстон?

– Мне удалось подобраться так близко, что я слышал, как разговаривают офицеры…

– Боже правый! Да ведь они убили бы вас, если б заметили!

– Почему это, мисс Уэнтворт, ваш голос звучит так, словно бы вы и дня не прожили, если бы они сделали это?

Фелисити напряглась, даже в темноте ощутив проклятую дьявольскую ухмылку. Нет, она не даст этому наглецу понять, что пережила из-за него еще час назад; в лучшем случае он лишь посмеется над нею.

– Я просто очень переживала за детей. Что с ними стало бы, попадись вы!

– Значит, только за детей?

– Ну… и за себя, конечно.

Дивон громко расхохотался, не считаясь с обстоятельствами, а Фелисити постаралась скрыть свои чувства, поправляя сбившуюся простыню под головой Сисси. Однако следующие слова капитана вынудили ее снова обернуться, и обернуться в панике.

– Утром они собираются атаковать этот форт.

– Вы уверены? – девушка схватилась за голову. – Конечно, уверены, раз вы слышали это собственными ушами! – Пальцы ее дрожали. – И что же вы намерены предпринять?

– Предупредить наших, – был ответ.

Было уже около одиннадцати вечера, когда путешественники причалили в Секессионвиль. Дивон на руках вынес Фелисити и детей из лодки на берег, где девушка расстелила для больной одеяло, чтобы немного перевести дух перед походом к форту.

Здесь в полях между Секессионвилем и фортом лагерем стояли войска, защищающие город. Капитан немедленно остановил первого попавшегося офицера, оказавшегося чистеньким, хорошо выбритым мальчиком из Атланты.

– Не уверен, что нам стоит врываться к полковнику Ламару прямо сейчас, – забубнил тот, когда они подошли к форту, построенному в виде буквы М.

– Поверьте мне, он будет только рад этому.

Форт смутно темнел на равнине своими коричнево-желтыми от грязи стенами, окруженными брустверами, и Дивон порадовался, что на каждом из них виднеется пушка. Еще больше вдохновило его обнаруженное в самом форте несметное количество минометов.

Полковник Ламар, по фамилии которого и был назван форт, сидел у себя в штабе, наслаждаясь коньяком и сигарой, когда в дверь вежливо постучали.

– Войдите!

Услышав спокойный голос полковника, лейтенант кинул на Дивона взгляд, обещавший, что, может быть, все и обойдется.

– Со мной штатский, сэр, который утверждает, что имеет важные сведения о противнике.

– Пусть зайдет, лейтенант. – Полковник сделал последнюю затяжку, скривил губы и одернул мундир.

– Полковник Ламар! – войдя в штаб, капитан приступил прямо к делу. – Сегодня я поднимался вверх по Фолли-ривер и по проливу Лонг-Айленд, где собственными глазами видел скопление военных сил северян.

Ламар расправил усы.

– Сомнительные новости. Враг, как известно, окопался на южной оконечности острова. – Он чуть помедлил. – Как ваше имя, сэр?

– Блэкстоун. Капитан Дивон Блэкстоун.

– Слыхал о ваших подвигах, капитан, но сейчас, пожалуй…

– Если вы не выслушаете меня, полковник, произойдет катастрофа. Янки уже не сидят в окопах, они двигаются сюда скорым маршем и будут здесь еще до рассвета. В данный момент они стоят бивуаком в каких-нибудь пяти милях отсюда, планируя начать атаку с восходом солнца.

Лицо полковника побелело.

– Вы уверены в том, что говорите, капитан?

– Я слышал разговор двух офицеров, как слышу вас. Их конечной целью является Чарлстон, а ваш форт стоит на пути.

Полковник нервно потер жесткий подбородок.

– Сколько?

– Две дивизии. В каждой примерно по три бригады.

– Итак, больше шести тысяч. Против наших пятисот. – Полковник колебался лишь мгновение. – Лейтенант, срочно соберите штаб. Через пять минут все должны быть здесь.

– Слушаюсь, сэр. – Бакстер выскочил из комнаты и помчался бегом.

– Приветствую ваш патриотизм, капитан, и надеюсь, что наше сотрудничество этим не кончится.

– К вашим услугам, сэр. Но у меня есть некое личное дело, не терпящее отлагательств.

– Личное дело?

– Я путешествую не один. Со мной леди и трое негритят. Я был вынужден оставить их на пристани, перед тем как прийти сюда. – Услышав раздавшийся сигнал тревоги, Дивон хотел как можно быстрей вернуться и убедиться, что с его подопечными все в порядке. Ряды недавно виденных синих мундиров не давали ему покоя.

– В таком случае, идите к своей даме. Но все же поторопитесь обратно. Насколько я могу судить, местность вам известна?

– Я здесь родился и вырос, сэр.

– Отлично. Тогда вы сможете пробраться к генералу Ивенсу в Форт-Джонсон. Нам нужны подкрепления…

Форт-Джонсон находился в пяти милях ходьбы, и Дивон не сомневался, что сумеет добраться туда достаточно быстро, после того как увидит Фелисити с детьми. Она там, наверное, уже сходит с ума от его долгого отсутствия; эта мысль заставляла Дивона, двигавшегося через поля, навстречу бегущим в форт солдатам, все ускорять и ускорять шаг.

К пристани он примчался бегом.

– Рыженькая! – позвал он, оглядываясь по сторонам. – Фелисити! – Увидев, что вокруг никого нет, Дивон пустился по тропе, ведущей в город.

– Капитан Блэкстоун!

Дивон обернулся на звавший его голос – молодой солдатик с румяными, как яблоки, щеками подъехал к нему на рысях и дернул повод гнедой кобылы.

– Я рядовой Бернс. Полковник послал меня к вам с этой лошадью и письмом для генерала Ивенса. Он также просил, чтобы вы поторопились. Нам очень нужно подкрепление, сэр, – очевидно уже от себя добавил солдатик.

Дивон взял кожаную сумку, в которой находились инструкции полковника Ламара, затем посмотрел на городок, в котором уже светились окна немногих домов, и вновь обернулся к рядовому Бернсу. Уезжать, не найдя Фелисити и не узнав, что с ней случилось, ему не хотелось смертельно, но делать было нечего. Если необходимые подкрепления не появятся в Форт-Ламаре, девушку уже ничто не спасет.

– Передайте полковнику, что я уже в пути, – приказал Дивон, забирая поводья и занося ногу в седло. Однако через несколько шагов он остановился и оглянулся на все еще стоявшего солдатика. – Можете ли вы оказать мне одну услугу, Бернс? Кажется, я немного ошибся в местоположении леди с тремя черными ребятишками, но если вы поищите их вон в тех домах, то, не сомневаюсь, найдете их. Тогда просто передайте мисс Уэнтворт, куда и зачем я отправился.

– К сожалению, сэр, мне дан приказ тотчас же после выполнения поручения вернуться обратно. Нужно затащить пушки на плавучую батарею, что пришвартована на пирсе.

– Понял. – Дивон ласково похлопал по холке загарцевавшую под ним кобылу. Единственным выходом оставалась бешеная скачка туда и обратно. Зло и отчаянно обнажив в покорности судьбе белоснежные зубы, капитан дал лошади шенкелей.

– Удачи вам, рядовой!

– И вам, сэр! И вашей подруге! – добавил тот, но Дивон был уже далеко.

Фелисити ждала очень долго. Уже совсем стемнело, и москиты затянули свою нудную песню. Капитана Блэкстоуна все не было. А всего в какой-то сотне ярдов начиналась дорога к городу. К городу, с его чистыми постелями, горячей водой и даже, возможно, ужином. Сама Фелисити запросто перенесла бы отсутствие и того, и другого, и третьего; она уже привыкла к постоянным трудностям, но Люси ревела как заведенная, и, хуже того, ей вторил хриплый кашель сестры.

– Как ты думаешь, ты смогла бы пройти немного? – спросила Фелисити больную, когда та немного пришла в себя от очередного приступа кашля.

– Да, мэм, наверное, смогу.

– А куда мы пойдем? – встряла неугомонная Люси.

– В город. – Но тут запротестовал Эзра. Девушка сдающимся жестом подняла вверх руки. – Я знаю, знаю, что капитан Блэкстоун приказал оставаться здесь, но, я думаю, он задерживается и к тому же вовсе не хочет, чтобы мы просидели на пристани всю ночь.

И они пошли. Фелисити держала на руках засыпавшую малышку, Эзра поддерживал сестру, а она, в свою очередь, измученного петуха.

Они постучались в первый же дом – двухэтажную развалюху с перекошенным от времени крыльцом, и человек, вышедший на стук, сразу напомнил Фелисити Иебедию. Он был высок, худощав, и на узком лице его горели глубоко посаженные глаза. Девушка не удержалась от улыбки.

– Меня зовут Фелисити Уэнтворт, – начала она, невольно подаваясь вперед, так как человек, кажется, намеревался захлопнуть дверь прямо перед ее носом. – Я с детьми… И нам просто некуда пойти… Словом, я надеялась, что…

– Ступай своей дорогой, женщина.

Девушке пришлось ухватиться за дверную ручку.

– Вы, вероятно, не поняли…

– Нет, барышня, это вы не поняли. Мы тут всяких странников не принимаем.

– Но…

Увы, больше ее некому было слушать.

Женщина в следующем домишке оказалась более вежливой, однако результат был столь же плачевным. В дома никого не пускали.

Вниз по дороге, за изгородью из самшита, стоял еще один дом, выглядевший несколько побогаче, и Фелисити решила, что тактику пора менять. Оставив детей у ограды, она тщательно отряхнула платье и пригладила волосы, а затем решительным шагом поднялась на крыльцо, намеренная сражаться до конца. Местные люди не любят чужих – хорошо, она постарается прикинуться своей, насколько это у нее получится.

– Как поживаете? – вежливо и спокойно осведомилась она у болезненного вида женщины в черном, открывшей массивную дверь. – Я… – Фелисити колебалась лишь мгновение, – я миссис Дивон Блэкстоун. Возможно, вы знаете моего мужа, известного прерывателя блокад?

– Как? – женщина приложила к уху ладонь, сложенную воронкой. – Так вы говорите, что замужем за блэкстоуновским мальчиком?

– Да! – вызывающе подтвердила девушка, но голос ее дрогнул. – Да, я вышла за него замуж.

– Вот каналья, – усмехнулась женщина. – Он слишком красив, чтоб из него вышло что-нибудь путное. А что, он все еще хорош, этот дьяволенок?

– Да, очень, – согласилась Фелисити. – Но я хотела бы узнать…

– Где он? Да я не видела этого сорванца целую вечность!

– Я хотела поговорить с вами совсем о другом. Дивон… то есть, мой муж, находится сейчас в форте, и мне необходимо… Вернее, муж просил приискать какой-нибудь дом, в котором я могла бы остановиться, чтобы подождать его.

– Так вы хотите зайти в дом?

Фелисити кивнула.

– Так бы сразу и сказали. Блэкстоунов мы всегда рады видеть.

– Но я… Ах да, благодарю вас. Но со мной еще трое наших людей.

– Вон на задворках бараки, – указала куда-то назад женщина, представившаяся миссис Хокинс, вернее вдовой Хокинс. – Сейчас не сезон, они пустуют, так что вашим неграм там будет вполне удобно.

– Вы, разумеется, правы, но мне бы хотелось оставить их при себе. Дивон будет вам за это очень признателен.

Имя Дивона действовало магически, и через некоторое время всех их поместили в просторной спальне. Фелисити упорно настаивала, чтобы Эзра привязал господина Петьку в сарае, дабы не слишком дразнить выпавшую им удачу, но мальчик категорически отказался. Несмотря на это, вдова даже принесла им ломтики ветчины и кукурузного хлеба, но уставшие дети заснули, даже не притронувшись к еде.

Сама Фелисити тоже едва притронулась к еде, снедаемая сомнением, говорить ли доброй вдове о приближении янки. Старушка была слишком слаба, чтобы успеть собраться и уйти, да к тому же из слов девушки она слышала далеко не все.

Наконец Фелисити решила, что не стоит волновать пожилую женщину, особенно если в точности неизвестно, что и когда должно произойти.

Сон не шел к девушке, лежащей на широкой кровати под пуховым одеялом между Люси и Сисси. Эзра удобно разместился на соломенном тюфяке неподалеку. Все дети крепко спали, и потому, не боясь разбудить их, Фелисити шептала в тревоге:

– Где же он? Где?

Куда нелегкая военная фортуна занесла капитана Блэкстоуна? Девушка то молилась о его спасении, то проклинала за долгое отсутствие. Не мог он не найти их! В городе не так много домов… Он просто не искал…

Оглушительный рев пушек подкинул Фелисити на горячей постели. В ужасе она зажала руками рот: «Боже мой! Дивон!»

 

Глава четырнадцатая

Дивон не стал дожидаться, когда подкрепления отправятся в путь.

Он сменил лошадь и помчался назад, отчаянно погоняя коня в стылой предутренней тьме.

Он не должен был оставлять девушку на пристани.

Пусть она ушла, пусть не послушалась его, лишь бы все было в порядке. Он отвезет ее вместе с детьми прямо в форт.

Дорога была пустынна, и только ночные стервятники сопровождали бешено скачущего капитана.

– Впрочем, о чем я так беспокоюсь? – громко и назло самому себе неожиданно спросил Дивон. Гнедая испуганно зашевелила ушами. – Фелисити Уэнтворт вполне взрослая женщина. Она сама добралась из Ричмонда до Чарлстона… – Но если бы он не вмешался в эту историю, то вряд ли сейчас… Капитан опустил голову и придержал лошадь.

И тут раздалась канонада. Стреляли ружья. Гремела артиллерия. Гул шел прямо от Форт-Ламара. Было ясно, что янки не стали дожидаться рассвета, ибо сейчас едва ли перевалило за четыре утра.

Не жалея лошадиных боков, Дивон въехал в тыловую открытую часть форта, прикрывавшего Секессионвильский полуостров, как раз в то время, когда стрельба почему-то прекратилась. Спрыгнув с коня и ударом ладони по крупу послав его обратно в город, капитан побежал к насыпанным земляным валам под стенами укреплений.

Заметив полковника Ламара около восьмидюймовой пушки на правом бруствере, Дивон бросился туда мимо солдат, сгрудившихся по редутам. Генерал Ивенс в спешке даже не передал письменного ответа на донесение Ламара, и потому Блэкстоуну пришлось передать его на словах:

– Войска выступили, полковник.

– А, капитан! Слава Богу! – благодарность полковника была прервана отчаянными криками с деревянной дозорной башни.

– Они снова наступают!

Выхватив винтовку из кучи «реквизированного» у погибших союзных солдат оружия – а их немало валялось под стенами форта, – Дивон немедля прицелился, прячась за земляной насыпью, и выстрелил. Затем еще и еще. Вскоре патроны кончились. Противник шел столь плотной стеной, что целиться просто не имело смысла – капитан зубами рванул затвор и перезарядил винтовку.

Враг по-прежнему приближался.

Цепь за цепью, одетые в синее солдаты карабкалась по склонам форта, где их неизбежно настигал огонь ружей и холодная сталь байонетов. Наконец северяне были отброшены, и Дивон полуживой свалился на землю, сжимая в руках винтовку. Воздух пропах селитрой и серой, а в ушах звенела непривычная тишина.

За второй атакой последовала третья, в которой федеральные войска добрались уже до самых брустверов, где были недосягаемы для огня батарей, но где полегли все, скошенные ружейным и минометным огнем.

Скольких человек убил Дивон в этом бою, он уже не считал и желал лишь одного: чтобы они перестали наступать, а он – нажимать на курок. Отброшенный противник разместился за деревьями и хлопковыми посевами, раскинувшимися неподалеку от форта.

Спустя всего лишь несколько минут крепость подверглась новому нападению, на этот раз с фланга. Дивон вместе с другими, падая и отстреливаясь, побежал на правую сторону форта, в ужасе думая, что если сейчас в бой двинутся и основные силы, то сопротивление защитников несомненно будет сломлено, федераты сомнут форт, возьмут Секессионвиль, открывая себе беспрепятственную дорогу прямо на Чарлстон.

Но вот сзади, из туманных болот, раздался усиленный огонь, и ликующий вопль огласил батареи. Подкрепление пришло. Федеральным стрелкам пришлось срочно перенести основной удар на пешеходный мост, соединяющий полуостров с берегом Джеймса, который уже безудержно штурмовали конфедераты.

Стрельба, то усиливаясь, то затихая, продолжалась до девяти часов. Затем янки отступили, но никто не знал, был ли это отход для переформирования или окончательное отступление.

Лишь ближе к полудню положение прояснилось. Разведчики донесли, что войска северян находятся на пути к своему лагерю на юго-западном мысу острова Джеймса.

Во время битвы Дивон мало думал о Фелисити и о том, где она в данный момент может быть, но теперь, когда по полю пошла похоронная команда, выполняя свою печальную обязанность, он снова забеспокоился.

Ополоснув лицо, капитан выбежал из форта и прямо через поля понесся к городу.

Он устал и проголодался. Горло саднило от порохового дыма, а плечи и голову нещадно пекло солнце, заставляя мечтать лишь об одном – воде и тени. Он с жадностью посмотрел на холст, растянутый под кроной гигантского дуба, где городские женщины наливали сражавшимся в форте солдатам чистую холодную воду и предлагали теплые ковриги кукурузного хлеба.

Дивон решил остановиться. В конце концов, пара минут ничего не решает, если с Фелисити и так все в порядке. А если нет? Капитан вздохнул и понуро свернул обратно на дорогу. Не успел он пройти и нескольких шагов, как навстречу ему поплыли огненные кудри и два ведра свежей воды.

– Рыженькая! – Дивон взволнованно побежал навстречу. – Рыжая! – еще раз повторил он, безжалостно топча траву.

Девушка уронила ведра, и тонкие струи потекли по выжженной солнцем земле. Она смеялась и плакала одновременно, стоя как вкопанная посреди дороги.

Всю ночь и все утро она жарко молилась о его спасении, и Бог даровал ей такую радость.

Фелисити внимательно разглядывала приближающегося Дивона, начиная с развевающихся по ветру волос и кончая пропыленными сапогами – следов ранения нигде не было видно, и она облегченно вздохнула.

Капитан был грязен, его небритое лицо покрыто пороховой гарью, а обычная молодцеватая походка сменилась тяжелой и усталой, но все же и в таком виде он был самым красивым мужчиной, какого она когда-либо видела!

Он замер, не дойдя до Фелисити всего каких-нибудь пяти шагов, и она в растерянности тоже не знала, что делать. Броситься ему на шею – как бы ей этого ни хотелось – казалось слишком мелодраматичным; кроме того, она надеялась, что он сам поцелует ее или хотя бы обнимет, но Дивон продолжал стоять неподвижно – и момент был упущен.

– С тобой, кажется, все в порядке, – тихо проговорил капитан, трогая вившийся по щеке локон. – Только немного больше веснушек?

Слава Богу, она сама не знала, как выглядит с этими пятнами грязи и пота на раскрасневшемся лице.

– Я потеряла шляпу и не знаю где, – пролепетала она, не отрывая глаз от Дивона. – Но вы? Говорят, очень много убитых и раненых? – Голос ее помимо воли дрогнул.

– Жив и здоров! – подмигнул капитан. – Неужели ты беспокоилась обо мне?

– Естественно, я… Ведь мы все-таки знакомы и… – Девушке хотелось разом отдать этому человеку и сердце, и душу, но, засмущавшись оттого, что никакой поддержки с его стороны нет, она лишь пробормотала: – Может, хотите воды? – И, вспомнив об уроненных ведрах, бросилась их поднимать.

Она держала ведра, протянув их вперед, к нему – и это было ошибкой. Капитан подошел ближе, так, что в ноздри ей ударил острый запах гари и пота, сквозь который пробивался тонкий солоноватый аромат его кожи – сладкое напоминание о мгновениях, проведенных на кухонном столе, или о том, как непредсказуема наша жизнь.

Она поднесла ведро к его губам, и смуглая рука накрыла маленькие грязные пальцы. Дивон пил жадно и с наслаждением, а Фелисити с трудом удерживалась, чтобы не коснуться его щедро зацелованных солнцем волос.

– Как дети? – напившись и тыльной стороной ладони вытерев рот, поинтересовался Дивон.

– В порядке, – Фелисити махнула рукой в сторону людей, отрезавших крупные куски от только что зажаренной свиньи. – Эзра там, а Сисси вместе с Люси в доме у вдовы Хокинс.

– У Тилли Хокинс? – Дивон присвистнул.

– Вообще-то она сказала, что ее зовут Матильда. – Ложь, сказанная старушке, тут же всплыла у Фелисити в памяти. – Мне кажется, она вас знает.

– Скорее бабушку, чем меня, – пояснил капитан, отступая назад, дабы не стоять с девушкой в такой соблазнительной близости. – Но мне она всегда нравилась, и, кроме того, старуха делала замечательные коврижки из черной патоки.

– Она действительно очень мила, – Фелисити запнулась, – но на самом деле я сказала…

– Ба! Да вот и она сама! – в голосе капитана послышалась неподдельная радость.

Девушка, прикрыв глаза рукой, посмотрела в сторону города и тут же увидела вдову, которая ковыляла, опираясь на свою пекановую тросточку. Шаги ее, однако, были решительны и бодры. Дивон Пошел было ей навстречу, но Фелисити изо всех сил вцепилась в его рукав.

– Мне нужно вам кое-что сказать.

– Что случилось? – Дивон недоуменно на нее уставился. – Ведь с девочкой, надеюсь, все хорошо?

– О да! Это совсем не об этом. Просто я…

– А вот и наш герой! Я же говорила вам, что все обойдется, – обратилась старушка к жалко улыбавшейся и кивающей головой Фелисити. – Красив, мерзавец, как всегда! – Она потрепала по затылку поцеловавшего ее морщинистую щеку Дивона. – И все такой же непоседа! А я-то уж думала, Фелисити тебя образумит!

Капитан успел бросить лишь мимолетный вопрошающий взгляд на сосредоточенно изучавшую носки своих туфель девушку, как старуха ласково похлопала его по руке.

– Только не притворяйся, что и ты оглох, дружочек. Как бабушка поживает? Как здоровье этой драгоценной женщины?

Фелисити вытаращила глаза в ответ на определение миссис Эвелин как «драгоценной», но Дивона это ничуть не удивило. Он наклонился поближе к вдове и громко принялся рассказывать ей о бабке.

– Я, пожалуй, отнесу оставшуюся воду туда, к дубу, – вставила в секундную паузу оживленной болтовни Фелисити, чтобы оказаться подальше от Дивона, когда прозвучит роковое слово «жена». Поэтому она резко отвергла попытки помочь и заторопилась прочь. – Я сама, сама, вам надо отдохнуть, вы выглядите… – Дальнейшего уже не было слышно.

Она шла, осторожно неся воду, и каждую минуту опасалась услышать сзади раскатистый смех капитана. Разумеется, ее ложь о браке развеселит его или, хуже, что он подумает, раз они были близки, то теперь она, как дурочка, потребует официального оформления их отношений. От этого предположения девушка даже вздрогнула и поспешила поскорей вылить в бочку остатки воды. Выйти замуж за мятежника! Нелепость! Ей стало почему-то смешно.

– Что-нибудь смешное, мэм?

Девушка подняла глаза и увидела молоденького солдата, едва старше Эзры, с подвязанной рукой.

– Нет… Я просто рада, что сражение закончилось.

– И что выиграли его мы.

Фелисити снова улыбнулась.

– И это тоже.

Фелисити никогда еще не приходилось столько работать.

Разумеется, если вспомнить, что до своего южного путешествия она вообще не работала. Теперь же к полудню на руках у нее появились мозоли, а поясница едва разгибалась. Пряди мокрых волос липли к шее, а лицо, как ей казалось, превратилось в одну сплошную веснушку. Однако она чувствовала себя прекрасно.

Солдаты, которых она кормила и поила, были удивительно щедры на благодарность. Женщины, многие из которых являлись женами воинов четвертого Луизианского батальона, а большинство – просто жительницами Секессионвиля и его окрестностей, тоже искренне восхищались ее помощью.

Не стоит и говорить, что все они, естественно, считали ее миссис Фелисити Блэкстоун.

Вдова Хокинс, несмотря на глухоту и годы, была настоящей сплетницей: историю о новой семье Блэкстоунов она рассказывала всем налево и направо.

– Откуда, стало быть, вы родом? – терзала она Фелисити, режущую теплый, прямо из печи, хлеб.

– Из Ричмонда, – ответила девушка, боясь проговориться в этом кругу южан, еще возбужденных победой над янки.

– Уэнтворт? Так ведь была ваша девичья фамилия, если я правильно расслышала? Что-то слух меня стал подводить.

Фелисити солидно кивнула и вытерла руки о полотенце, завязанное на талии.

– Что-то я не припомню никаких Уэнтвортов в Ричмонде. Правда, я была там давным-давно, и я так рада, что Дивон Блэкстоун нашел вас! – Сухонькой ручкой она похлопала Фелисити по плечу. – А то эта девчонка Кингов никогда не довела бы его до добра!

– Кингов? Каких Кингов? О Боже! – Девушка отдернула палец.

– Ох, дорогая, да вы не поранились?

– Ничего, – Фелисити обернула палец полотенцем.

– Отойдите-ка в тенек да посидите минутку, вы слишком много работаете.

– Нет-нет, со мной действительно все в порядке.

– Пойдемте, пойдемте, дорогая! Если вы не хотите отдыхать сами, то сделайте это ради пожилой женщины!

Улыбаясь, Фелисити все-таки сдалась на уговоры, и обе женщины уселись на кучу хлопка. Вдова подняла висевший на поясе бумажный веер и принялась разгонять им влажный тяжелый воздух.

– Так вы ничего не знали о Виктории Кинг? Я вовсе не хотела причинить вам боль этим напоминанием. Просто я считала, раз уж она была в свое время помолвлена с вашим мужем, то он непременно говорил вам о ней.

Момент настал – лучшая возможность признаться в недавней лжи вряд ли предоставится.

«Я вовсе не жена капитана Блэкстоуна», – едва не сорвалось с ее губ, что могло прикончить весь этот недостойный фарс, но вместо этого она спокойно ответила:

– Да, я знаю о ней.

– Буду откровенной, – Тилли наклонилась поближе к девушке, – девчонка мне никогда не нравилась. Она, конечно, хорошего рода, ведь Кинги, как вам известно, живут здесь с незапамятных времен. И хороша была чертовка отчаянно. Не такая, как вы, но было в ней нечто… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Не совсем, – любопытство Фелисити было серьезно задето.

– Ну… не в этом дело. Она была тихим омутом, в котором черти водятся, как говорят у нас. Дело, скорее, в том, что Дивон был действительно без ума от нее, и все считали, что и она тоже. Увы… – худые плечи старушки поднялись, не обещая никаких дальнейших объяснений.

– Увы – что? – настаивала Фелисити.

– Вот почему он и подался отсюда. Прямо во флот пошел. Ах, Боже, как красиво смотрелся он в новенькой форме! Конечно, я никогда не говорила в таком духе при покойном Хокинсе, но мальчишка был чертовски красив!

– Не сомневаюсь в этом, – Фелисити замолчала, ожидая, что вдова продолжит свою историю, но она тоже остановилась. Тогда девушка решила, что беседу надо немножечко подтолкнуть. – Но что же произошло? В целом я, конечно, знаю, но…

– Хорошо. Дивон, разумеется, вам рассказывал о том, как она порвала их помолвку и вышла замуж за человека много ее старше, зато богатого, как Мидас.

– Си-Вью?

– Именно. Она выскочила за Пинкни Дойля – за все его деньги от приморского хлопка. Блэкстоун, конечно, тоже не нищий, их семья – одна из самых влиятельных в Южной Каролине вот уже многие-многие годы. Дед Дивона был и вовсе сенатором, и вы, конечно, знаете о его дяде, то есть не родном, а теткином муже – Гарри Фентоне? Он один из самых преданных советников Джефферсона Дейвиса. – Старушка вздохнула и с удвоенной силой замахала веером перед носом. – Но Дивон с детства мечтал быть моряком, а девчонке казалось это малопрестижным. Говорят, они много спорили об этом перед его уходом во флот, но любовь оставалась нерушимой… Так что, ваш муж был весьма удивлен, когда вернулся в Чарлстон и узнал о ее свадьбе.

– Можно представить! – вздохнула Фелисити и подумала, что их собственная «свадьба» удивит капитана не меньше. Назойливый комар вился над ее ухом и совершенно машинально она прихлопнула бедное насекомое. – Так это и все? Она просто вышла замуж за другого, ничего не сказав Дивону?

– Боже правый, да разве этого мало?! – Узкие вдовьи глазки распахнулись от возмущения. – Но только дело-то просто не обошлось, была настоящая дуэль.

– Дуэль?! – Голос Фелисити удивленно и даже испуганно зазвенел.

– Пресвятая Дева, да неужто муженек не рассказал вам об этом? И слух о дуэли не дошел до Ричмонда? Непостижимо! Весь Чарлстон и окрестности только и судачили об этом происшествии! – Тилли поспешно вскочила на ноги, и ее старые кости заскрипели от такой непочтительности. – Впрочем, как бы то ни было, не мне рассказывать вам подобные вещи.

– Как?! – едва поверила своим ушам Фелисити. Старая сплетница, болтающая обо всем и со всеми, теперь, когда тема достигла апогея, прикусывает язычок! – Миссис Хокинс! – с криком бросилась за ней девушка. – Расскажите же мне, что случилось? Я как жена имею полное право знать! – Проклятая ложь снова сорвалась у нее с губ.

– Конечно, конечно, дорогая, – старушка умолкла и взяла руку девушки в свои, ласково поглаживая узловатыми пальцами. – Но объяснить это может только ваш муж, и никто другой.

– Но ведь он до сих пор не объяснил!

– Э, милочка, видно, вы замужем совсем недавно, коли не знаете, как выманить у мужа то, что нужно! Будьте с ним поласковей – и он выложит вам что угодно.

Быть поласковей! Фелисити явно сомневалась, что ее ласки заставят открыть рот такого человека, как Дивон Блэкстоун. В отличие от толпы красавцев, ловящих каждое ее слово в Нью-Йорке, капитан был абсолютно невосприимчив ни к ее улыбкам, ни к ее словам.

Он не видел в ней человека. Безусловно, Фелисити нравилась ему физически, равно как и он ей, но, когда они давали волю своим желаниям, они, к несчастью, приходили совершенно к другим результатам, чем нежный, доверительный разговор. Девушку передернуло.

– Что ж, пора за работу, дорогая. Голодные солдаты требуют вашего участия.

Услышав эти слова миссис Хокинс, Фелисити с ужасом обнаружила, что, стоя на полевой кухне, среди бела дня грезит о поцелуях капитана. Сжав виски руками, она поспешила к навесу, где женщины раздавали солдатам хлеб.

Фелисити работала не покладая рук и постоянно думала о том, как бы поскорей уйти. Возможность разоблачения угнетала ее, и к тому же среди жителей распространился слух, будто северяне отошли к своему лагерю на острове Джеймса.

– Сдается мне, что они вообще могут погрузиться на лодки, припрятанные в Хилтон-Хед, и выкатиться с острова к чертовой матери! – Солдат, проговоривший эту тираду, извинился перед Фелисити за ругательство и вонзил свои оставшиеся зубы в ломоть хлеба с ветчиной. Ему, судя по внешности, следовало бы скорее кататься в инвалидной коляске, чем держать в руках оружие.

– Так, значит, вокруг уже нет федеральных войск? – уточнила девушка, подавая солдату треснувшую чашку с водой.

– Не-а! Мы так им всыпали, что отбили всякую охоту снова лезть к форту! – похвастался старик и просительно поглядел на девушку. – А нет ли у вас чего покрепче? – И он щелкнул себя по горлу.

– Увы, – ответила Фелисити, зная, что вся жидкость покрепче была отдана армейским хирургам.

Поморщившись, старый солдат выпил воду и обтер рукавом усы.

– Теперича эти янки поймут, что есть настоящие мятежники! А заодно и поучатся плавать в грязи! Известно ли вам, барышня, что ни одна армия не пройдет через эти болота?

– А разве именно это они пытались сделать?

– Ага! Своими ушами слышал, как полковник говорил об этом. Пытались обойти нас с флангов, да только сами грязи и нахлебались! – Старик загоготал так громко, что Фелисити испугалась, как бы от натуги проглоченная еда не выскочила из него обратно.

Разумеется, девушку отнюдь не радовало поражение союзных войск, и она искренне скорбела о трех – как утверждали – сотнях синих мундиров, закопанных под стенами форта, с ужасом представляя, что вот так где-нибудь был зарыт и ее брат.

С другой стороны, возможность добраться до Чарлстона, не встретив на своем пути больше ни одного федерального солдата, ее успокаивала и вдохновляла…

Фелисити увидела, как приближается к навесу Дивон. Теперь оставалось только забрать детей и беспрепятственно продолжить путешествие, ибо в Секессионвиле делать им больше было нечего.

К несчастью, первой капитана заметила вездесущая миссис Хокинс. Семеня, она подбежала к нему и зашептала что-то в его склоненное ухо, Дивон рассмеялся – и сердце Фелисити упало. Наверняка болтливая старушонка сообщает ему об ее самозванстве. Что ж, она достойно выдержит и это испытание.

Честно говоря, поначалу Фелисити надеялась, что все как-нибудь обойдется, но уж если она раскрыта, остается просто-напросто честно объяснить, почему она это сделала, и вынести его очередную невыносимую усмешку.

Однако ничего не произошло.

Капитан спокойно подошел к ней – девушка сразу же заметила, что он вычистил одежду и сапоги, умылся, и лишь трехдневная щетина выдавала недавние перипетии – и тихо сказал:

– Ты, должно быть, устала. Да и солдаты уже возвращаются обратно в форт. Так что хватит работать, можно отдохнуть.

Фелисити надеялась, что Дивон скажет еще что-нибудь, похвалит ее за самоотверженную работу, но тут же одернула себя: во-первых, ничего особенного она не сделала, и, во-вторых, она ничего для него не значит.

Она быстро скинула передник и убрала незатейливый походный стол.

– Я готова, – объявила она через несколько минут и потуже закрутила рассыпавшиеся волосы. – Эзра, наверное, с девочками. Мы заберем их и отправимся дальше. Спасибо вам за приют, миссис Хокинс. Я – вечная ваша должница.

– Да вы доставили мне удовольствие, милочка! Вы так помогли всем. Но об этом мы поговорим позже.

– С большим удовольствием! – Еще одна неправда. – Но нам с Дивоном необходимо ехать.

– Не торопись, Рыжуля. Тилли предлагает нам остаться на ночь, и, я думаю, это отличная идея.

Ну, уж нет! Фелисити затравленно переводила взгляд с одного мучителя на другого.

– А как же Чарлстон?!

– Гораздо разумнее будет хорошенько выспаться, а утром отправиться со свежими силами. – С этими словами Дивон протянул девушке левую руку, а правую – ковыляющей вдове.

Фелисити хотела, было заупрямиться, но, в конце концов, выбора у нее просто не было.

Обед превратился для честной обманщицы в настоящий кошмар.

Миссис Хокинс последнее время явно недоставало компании, и поэтому она вовсю использовала две пары свежих молодых ушей. Еды было немного, впрочем, никто и не был особенно голоден. По крайней мере, Фелисити, весь день провозившаяся с пищей.

Вскоре вдова предложила перейти в гостиную, и девушка, сославшись на детей, поспешила ретироваться в спальню. За обедом вопрос о «браке» так ни разу и не всплыл, так что у Фелисити появилась слабая надежда уйти из этого гостеприимного дома не уличенной в постыдной лжи…

Больной снова стало хуже. Она с трудом съела размоченного в молоке хлеба и выпила глоток бульона, а теперь, разметавшись, стонала во сне. Люси, успокоенная уверениями Фелисити, что они в безопасности и сражение закончилось, уютно примостилась возле сестры… Эзра же, уставший ничуть не меньше самой мисс, прикорнул на тюфяке у незажженного камина.

– Я скоро приду, – прошептала Фелисити, закрывая за собой дверь. Во всяком случае, ей бы очень этого хотелось, если только миссис Хокинс не вышвырнет негодяйку из своего дома. Правда, девушка надеялась, что сердце у вдовы доброе, да и капитан не позволит совершиться такому насилию… Хотя еще неизвестно, как отнесется он к подобной лжи, преподнесенной его старым друзьям.

А ложь эта, судя по всему, должна была выясниться, тем более что разговор между Дивоном и словоохотливой старушкой вертелся в основном вокруг общих знакомых и приключений капитана после объявления войны.

Ни о Виктории, ни о Пинкни Дойле не было произнесено ни слова.

То есть тема, интересовавшая Фелисити больше всего на свете, игнорировалась полностью. «Спросите своего мужа», – посоветовала Тилли. Девушка даже хмыкнула, вспомнив об этом, – такой вопрос явно не сулил ей ничего хорошего.

Спустившись в холл и остановившись перед чиппендейловским зеркалом, Фелисити поставила на столик свечу и поправила волосы. Зеркало не отразило ничего утешительного: даже при слабом свете свечи выглядела она отвратительно. Кожа ее потеряла фарфоровую белизну, а веснушки, покрывшие переносицу, были такими яркими, что капитан не преувеличивал, говоря о них…

Под глазами пролегли морщинки от солнца, а платье, хотя и модное, сидело ужасно и все было заляпано дорожной грязью.

Девушка задумчиво дотронулась пальцем до веснушек, затем провела рукой по щекам и подбородку и коснулась глубокого декольте на платье таинственной Виктории. Уж она-то, конечно, никогда не выходила к людям без кружевного чепчика и не толкалась целый день среди солдат. И не делала еще многого из того, что выпало за последнюю неделю на долю Фелисити. Впрочем, все это не важно. Скоро она будет снова дома, будет, если захочет, спать до полудня, а остальное время ходить по модным магазинам и друзьям. А эти дни превратятся в малоприятные воспоминания. Что же касается внешности, то неделька-другая отдыха снова сделают ее первой красавицей Нью-Йорка.

И какая, в конце концов, разница, как она выглядит сегодня? Выглядит перед капитаном Блэкстоуном – мятежником, блокадоломом и рабовладельцем?!

С непередаваемым отвращением Фелисити пощипала себя за щеки, облизала губы, вздохнула и по возможности твердым шагом вошла в гостиную.

Капитан стоял посреди комнаты и широко улыбался. Ноги девушки подкосились, она едва не упала.

– Как Сисси?

Для бывшего плантатора он слишком озабочен здоровьем маленькой негритянки.

– Она заснула. Они все теперь, кажется, спят.

Дивон протянул ей стакан вина, и на щеках у него заиграли ямочки.

– Это дикая слива, – поставила ее в известность вдова, прежде чем Фелисити успела сделать хотя бы глоток. – Мой покойный муж, царствие ему небесное, сам его гнал из плодов дерева, что растет у нас на задворках. Каждый вечер сидели мы с ним тут, и… – голос ее упал, и она беспомощно заморгала маленькими глазками. – Теперь-то я редко его пью, но сегодня уж такой, можно сказать, праздник! Словом, Дивон был настолько добр, что принес бутылочку из погреба.

– Восхитительно! – Девушка отпила еще. Она пьет! Но сейчас ей так плохо, так неуютно под взглядами этих людей. Впрочем, пока все идет мирно, никто не предъявляет ей никаких обвинений, а завтра… завтра у нее будет больше сил, чтобы вынести все замечания капитана по поводу своего семейного положения.

– Я предлагаю тост! – подняла стаканчик вдова. – За нашу славную победу над янки!

Фелисити невольно вздрогнула, но глоток сделала.

– Ах, Господи! – старушка шумно обмахнулась веером. – Да как же я забыла про главное! – Она вновь подняла искрящийся хрустальный бокал. – За Дивона Блэкстоуна…

Девушка поднесла вино ко рту и его прелестную жену!

Пурпурное вино выплеснулось изо рта Фелисити, облив ее платье и брюки Дивона, сидевшего рядом.

– Боже правый, да все ли в порядке? – засуетилась вдова вокруг Фелисити, пытаясь вытереть пятно кружевным платочком. – Что с вами случилось, голубушка?

Капитан стоял сзади, постукивая девушку по спине, чтобы она откашлялась. А ей хотелось провалиться на месте, и она покорно закрыла глаза в ожидании жестокой отповеди.

Секунды бежали, но Дивон молчал. Фелисити перестала кашлять и вся превратилась в ожидание.

– Думаю, она просто подавилась, – спокойно произнес он, наклоняясь к ее лицу.

– Не правда ли, моя дорогая женушка?

Если бы взгляды могли ранить, то капитан тут же упал бы на ковер смертельно раненный, но, увы, он только привычно усмехнулся и добавил:

– День был длинный, Тилли. И слишком насыщенный. Словом, мне и моей жене пора в постель.

– Да-да, конечно. Я совсем заболталась и забыла, как все устали! – Вдова стала подниматься с кресла, и Дивон поспешил помочь ей. – Я ведь тоже устала не меньше вашего целую ночь бегала и весь день! Так что, идите себе – и доброй вам ночи. Я уже приказала горничной открыть для вас верхнюю спальню.

– Это вовсе необязательно! – вспылила Фелисити под их удивленными взглядами. – То есть Дивон, конечно, может спать там, но я лучше останусь с детьми. Сисси может…

– Глупости! – отрубил капитан и обнял ее за плечи. – С девочкой все будет в порядке. – Он потянул девушку к лестнице. – Увидимся утром, Тилли, – улыбнулся он, оборачиваясь через плечо.

На ступеньках, ведущих наверх, Фелисити обхватила обеими руками точеную балясину и оскалила зубы.

– Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? – заметив ковыляющую к себе Тилли, прошипела Фелисити.

– Я иду спать со своей женой, – невозмутимо ответил Дивон и поднял Фелисити на руки.

 

Глава пятнадцатая

– Поставьте меня… на пол! – Последнее слово совпало со стуком ее башмачков. «Молодые» стояли в верхней спальне, она – опершись на деревянную панель стены, он – подпирая плечом захлопнутую дверь.

Фелисити тщетно пыталась взять себя в руки, что действительно было трудно под горячим насмешливым взором капитана.

На комоде стояла зажженная свеча, дававшая мало света, но вполне позволяющая увидеть, что Дивон весьма доволен ее растерянностью. Девушка перевела дыхание и выпалила:

– Как давно вам это известно?

– То, что мы женаты?

Фелисити поморщилась.

– Я вынуждена была солгать, чтобы получить крышу над головой для себя и детей.

Глаза капитана сузились.

– Неужели ты хочешь уверить меня, что Тилли Хокинс, добрейшая и самая заботливая в мире женщина, не считая, конечно, бабушки, отказалась бы впустить тебя без этого обмана?

– Да… Нет, но… – и девушка торопливо заговорила: – Я же не знала, какая она. А несколько хозяев до нее просто выставили меня за дверь. Так случилось, потому что я решила поменять тактику, ибо шансов получить крышу над головой у меня совсем не оставалось. Я же не знала, что в этом доме живут ваши знакомые. – Последнее было сказано уже почти с извинением. Капитан дернул плечом.

– Думаю, надо быть поосторожней, когда лжешь.

– Вероятно. – Что бы он подумал, если б узнал обо всей прочей ее лжи! Ах, если бы она могла просто и честно поведать ему обо всем, но обнажать душу в такой момент показалось девушке не совсем уместным. Впрочем, что было бы уместным, она не знала и сама. – И что же вы теперь собираетесь делать?

Дивон снова дернул плечом. Он стоял так близко, что Фелисити ощущала тонкий запах мыла, с помощью которого он брил свои щеки, и сладковатый аромат сливового вина.

– Полагаю, надо идти спать, – ответил капитан, но с места не сдвинулся.

– Я не хочу спать вместе с вами! – Слова, вырвавшиеся у Фелисити, почему-то рассмешили Дивона; ведь прошлые два раза она не раздумывала ни секунды.

– Я имею в виду… – Девушка пыталась срочно придумать какое-нибудь объяснение своему отказу. Ах, лучше бы он не стоял к ней так близко, лучше бы его широкая грудь не касалась ее уже отвердевших сосков…

Подняв голову, Фелисити поборола желание и посмотрела капитану прямо в глаза.

– Не кажется ли вам, что нам лучше просто все рассказать миссис Хокинс?

– Мы разобьем ее старое сердце.

– Честно признавшись в обмане?

– Это-то, возможно, ее и порадует, но старушка считает, что мы идеальная пара.

Фелисити вытаращила глаза.

– Но это совсем не так! Да просто смешно даже говорить об этом!

– Я и не сказал, что согласен с ее мнением.

– Надеюсь.

Ах, только бы он немного отодвинулся от нее, чтобы можно было забыть о манящей сладости его тела!

– У тебя к тому же есть нареченный, как его там?

– Вы правы, есть. И зовут его Иебедия. Иебедия Уэбстер.

– Да-да, – Дивон уныло кивнул. – Иебедия. Он, кстати, не в нашей армии?

– Конечно, нет! – Фелисити даже обиделась, но быстро вспомнила свою ложь о том, что живет в Ричмонде. – Он же пастор.

– Ты собираешься выйти замуж за проповедника?!

Фелисити еще плотнее прижалась к стене, гадая, подастся ли за ней и он.

– Что вы хотите этим сказать? Почему я не могу выйти замуж за священника? – Неожиданно доводы Иебедии против их брака всплыли в ее сознании, и она сжалась, ожидая услышать их повторение и от капитана. Но вместо этого он потянулся к ней, трогая кончиками пальцев обрамляющие ее лицо волосы.

– Потому что в тебе слишком много жизни для того, чтобы жить со старым вонючим занудой! – рассмеялся Дивон и прижался к ее губам.

Сердце гулко застучало у Фелисити где-то в ушах.

– Да кто вам сказал, что он вонючий?

Капитан потерся носом об ее веснушки и прошептал:

– А разве нет?

Чего только не сделает переполняющее тело желание! Фелисити кивнула, подтверждая правоту Дивона.

– К несчастью да, – выдохнула она, и ее признание было задушено новым поцелуем.

Поцелуй этот становился все глубже, и Фелисити все больше теряла голову. Его губы, его язык, движения языка – все заставляло ее таять, равно как и любое прикосновение его рук.

Крупные ладони Дивона поддерживали ее голову, а тело все сильнее прижималось к ее телу. Фелисити уже ощутила силу его желания – властного, парализующего ее волю и раскрывающего плоть.

Губы Дивона скользнули вдоль ее шеи, и тогда в какой-то отчаянный миг Фелисити собрала все силы, уперлась ладонями ему в грудь и прошептала:

– Так разве мы не расскажем все миссис Хокинс?

– Что – все? – Дивон пылал. Прошлой ночью, мчась за подкреплениями, и сегодня после атаки он мечтал о ней – он изголодался.

– Что я солгала. Что мы вовсе не муж и жена. – Девушка выгнула шею, чтобы его магические губы дали ей возможность говорить.

– Не сейчас.

Грудь ее вздымалась все сильней, и Дивон осторожно освободил ее, чтобы попробовать на вкус и убедиться, что она все так же сладка и податлива, как и в его воспоминаниях.

– О! – Девушка уже едва дышала и застонала, когда рука капитана подняла ей юбки. Бархатный ночной воздух ласкал кожу. – Она все равно узнает!

Он молчал, надо было говорить что-то еще, но горячая рука гладила ее бедра, и она, чтобы не упасть на пол, обвила его шею руками.

Его горячие губы требовали невозможного, и невозможное вновь случилось – Фелисити потеряла рассудок. Поцелуи ее становились все изощреннее, все самозабвеннее…

– Господи, Ры… – не договорив, захлебнулся Дивон, всем телом рвущийся к ее влажной пылающей плоти. Неподалеку, всего в нескольких шагах, стояла роскошная мягкая кровать, но дойти до нее казалось уже невозможным. Руки его блуждали, рот горел, тонкие сильные пальцы соскользнули наконец к округлым ягодицам и сжали их, заставив девушку задышать еще чаще и, раздвинув ноги, невольно приблизить к нему истекающую желанием горящую глубину.

Пожар испепелял обоих. Фелисити едва держалась на ногах, раздираемая наслаждением и страстью. Руки ее смело рвали его одежду, стремясь как можно скорее ощутить напрягшиеся мускулы под гладкой вспотевшей кожей.

– Дотронься. Дотронься до меня.

Поначалу смысл его слов не дошел до Фелисити, ведь она и так трогает его, но когда тело Дивона изогнулось в мучительном порыве, она поняла, и рука ее медленно, дюйм за дюймом, стала спускаться вниз по белой рубашке. У пояса она застыла, но всего лишь на секунду – наградой ей стал долгий отчаянный стон, когда ее легкие пальцы коснулись его пульсирующего, восставшего под грубой тканью естества. Не задумываясь больше, Фелисити принялась расстегивать пуговицы, мешающие возлюбленному проникнуть в нее, но руки ее дрожали, и простое дело превратилось в нескончаемую пытку.

Дивон не мог помочь ей, ибо одновременно удерживал ее и лелеял таявшую нежную плоть, открывавшую ход в бесконечность ее женственности. Фелисити трясло, колени ее подгибались, рот заливала слюна. Она теряла сознание. Тогда Дивон одним рывком обнажил свои узкие мускулистые бедра и, подхватив девушку за ягодицы, приподнял над своим оружием.

– Что… ты… делаешь… – каждое слово давалось Фелисити с трудом, ибо она все сильнее выгибалась назад, желая приблизить вожделенный момент.

– Ножки… Твои ножки… Обвей меня ими…

– Что? – Девушка вскрикнула, и лоно ее поглотило раскаленный упругий и властный член.

Какое-то мгновение Дивон находился в полном беспамятстве и даже не мог шевельнуться. Чувствуя себя безумно сильным и отчаянно слабым одновременно, он готов был как умереть в эту минуту, так и совершить какой-нибудь немыслимый подвиг. На лице Фелисити блуждала небесная улыбка обладания.

Наконец он легко приподнял ее чуть выше и медленно закачался, не сводя глаз с рыжих кудрей, закрывавших ее затуманенный взор. Дыхание обоих становилось все прерывистей, поцелуи все более одержимыми, а Дивон раскачивался все быстрее и требовательней.

Вскоре волны оргазма стали проходить по ее изнемогающему телу, а с губ срываться безумные крики, которые капитан заглушал своим пересохшим ртом.

Его же собственная разрядка была настолько продолжительной и мощной, что оставила Дивона обессиленным и вымотанным так, как это умела делать лишь эта божественно-чувственная женщина. Вскоре он почувствовал прикосновение ее отяжелевших горячих грудей и, стряхнув с себя оцепенение, поднял девушку, чтобы отнести ее на кровать. Увы, он чуть было не упал, запутавшись в собственном белье. К счастью, ложе было недалеко, и капитан успел уронить туда Фелисити без какого-либо ущерба для обоих.

– Все в порядке? – спросил он, и сдавленный смешок был ему ответом. Он улыбнулся и, чертыхаясь, стал стягивать с ног упорно не хотевшие повиноваться панталоны. – Дьявольщина! – Пришлось все-таки оставить ее теплое податливое тело и сесть на кровать, чтобы снять сначала сапоги, а затем и все остальное.

Обернувшись, Дивон увидел, что Фелисити смотрит на него широко распахнутыми синими глазами, а волосы ее, спутанные и прекрасные, лишь кое-где закреплены шпильками, а остальная масса, тускло сияя в темноте, покрывает простыни. Платье девушки было порвано и смято, бедра обнажены, но надменная Фелисити Уэнтворт, казалось, вовсе не обращала на подобные мелочи внимания – она неотрывно смотрела на капитана.

Он улыбался, готовый в любую минуту произнести какую-нибудь шутку, которая бы разрядила эту несколько натянутую ситуацию. Но затем ему стало не до шуток, и, как бы в ответ на безмолвный укор ее синих глаз, он невольно помрачнел и тихо сказал:

– Я не знаю, как это случилось… То есть я не понимаю, почему опять очутился в твоей постели. Может быть, я просто очень устал сегодня и душой и телом. Сегодня был такой ад… И для тебя, наверное, тоже… Позволь мне заснуть рядом, чтобы попытаться забыть все это…

Разумеется, если она прикажет, он уйдет – в этом Фелисити не сомневалась. Сколько можно обманывать бедную старушку! Он уйдет, а утром или признается вдове в совершенном обмане, или оставит ее в счастливом неведении – впрочем, это ее уже не касается, пусть выкручивается сам. Главное, чтобы сегодня ее уже никто больше не беспокоил.

Но ведь в глубине души она хочет, чтобы капитан остался. Что толку раздумывать о дне завтрашнем, когда она хочет насладиться его силой и красотой сегодня – хорошо это или плохо.

Дивон неотрывно смотрел на девушку, жилы на его шее вздулись, дыхание едва было слышно. Наконец она медленно и ласково протянула руки ему навстречу, глаза его затуманились, и он молча упал в нежную колыбель ее тела, зарывшись лицом в золото распущенных волос.

Фелисити держала его в объятиях, как ребенка, стараясь, чтобы он успокоился и заснул. На нее нахлынули воспоминания о минувшей битве, о том, как поначалу она старалась не смотреть на повозки с ранеными, прибывавшими из Секессионвиля, и как затем, осознав, что среди них может оказаться и Дивон, бросилась туда… И вот теперь он лежит у нее на руках живой и невредимый, спасенный ее молитвами.

Так продолжалось долго, и девушка подумала уже, что Дивон уснул, но, как только она пошевелилась, чтобы освободить одну руку от тяжести его тела, капитан мгновенно приподнял голову – и в глазах его не было и тени обычной насмешливой улыбки.

– Прости, – прошептал он, – я понимаю, тебе так неудобно.

Она покачала головой в знак протеста, но Дивон остановил ее.

– И к тому же ты все еще в этом тесноватом наряде. – С этими словами Дивон повернул ее спиной к себе и осторожно, не торопясь, принялся расстегивать длинный ряд пуговиц на платье.

Он раздел Фелисити с величайшей нежностью, и она не испытала ни малейшего стыда даже тогда, когда Дивон уложил ее, обнаженную, на белые простыни и залюбовался ею в мерцающем свете зажженных свечей. Взгляд его был восхищенным и жарким, но он не прикоснулся к ней и даже не попытался поцеловать.

Одну за другой он вытащил шпильки из ее кудрей и свободно уложил волосы в круг на белоснежной подушке.

– Мне так нравится оттенок твоих волос, – тихо проговорил он, и Фелисити почувствовала, что это самый прекрасный комплимент, который она когда-либо получала по поводу своей внешности.

Но самым главным было то, что цену ее красоты дал ей ощутить именно он, Дивон. Он лелеял ее, оберегал, ценил.

Все это, конечно, самообман. Никогда он ее не лелеял; да и оберегал лишь потому, что они вынуждены были путешествовать в мире, полном опасностей. Что же касается понятия «ценил», то в этом Фелисити сомневалась как раз больше всего и поэтому постаралась не останавливаться на этой мысли.

Впрочем, подобные рассуждения не имели смысла – особенно в эту ночь – в ночь, о которой она мечтала, которой ждала. А влюблена ли она в этого человека, Фелисити даже не задумывалась, ибо твердо знала, что любит лишь одного мужчину на свете, которого зовут… Иебедия. Разве не так?

Дивон поцеловал ее бровь, и она тихо вздохнула. Тогда он поднялся, подошел к комоду и задул свечу.

Затем он ловким движением опустил москитную сетку, оставляя их в уютном мирке, освещаемом лишь далекими звездами. Фелисити прижалась к Дивону, и он, обняв ее покрепче, через минуту уже спал крепким спокойным сном. А она лежала, наслаждаясь его запахом и окутанная его теплом, пока глаза ее не защипали неизвестно почему набежавшие слезы. Тогда блаженно заснула и она.

Казалось, Чарлстон изменился даже за короткое время их отсутствия.

В чем конкретно это изменение выразилось, Фелисити сказать не могла, она лишь ощущала эту перемену, буквально разлитую в воздухе еще до того, как они причалили и вышли на берег.

Дорога от Секессионвиля до города через чарлстонскую гавань не занял а у них много времени, и хотя по пути у Форт-Самтера им встретилась целая эскадра янки, державших блокаду, Дивон не обратил на нее ни малейшего внимания. Именно поэтому не испугалась их и Фелисити с детьми…

Дивон вообще вел себя очень сдержанно и сухо, что, конечно, выглядело несколько странно после проведенной вдвоем ночи. Но на всем пути по Эшли-ривер Фелисити так и не увидела его глаз.

А ведь минувшей ночью, проснувшись перед рассветом в объятиях друг друга, они снова занялись любовью, на этот раз более неторопливо и спокойно. И теперь девушка была даже рада, что Дивон избегает смотреть на нее, равно как и она сама.

Так продолжалось весь день.

Прошлым же утром она проснулась одна на широкой постели и почувствовала себя совершенно одинокой. Быстро одевшись и заколов волосы, девушка поспешила вниз проведать детей. Они еще спали, но она разбудила их, и, пока Эзра бегал в сарай посмотреть, как поживает господин Петух, помогла обеим девочкам одеться. Лишь после этого Фелисити решилась выйти в холл.

Что ж, если миссис Хокинс уже знает правду – а Дивон, скорее всего, уже успел сообщить ей все, – она готова покинуть этот дом немедленно, особенно если старушка знает о ночи, проведенной обманщицей с капитаном. Преодолевая сопротивление Сисси, которая не хотела покидать уютную спальню, Фелисити поморщилась, представив, что думает о ней теперь благочестивая вдовушка.

Однако девушка была встречена ласковой улыбкой и добрым словом приветливой старушки.

– Дивон на улице, помогает мне сделать кое-какую домашнюю работу, – пояснила она, – ведь он такой добрый! – И все! Никаких разговоров об ее отношениях с капитаном Блэкстоуном. Больше того, на прощание они обменялись самыми дружескими поцелуями и заверили тетушку Хокинс в том, что непременно навестят ее, как только кончится эта проклятая война и доблестные конфедераты прогонят янки прочь с родных земель.

– Почему вы ничего ей не сказали? – Этот вопрос мучил Фелисити с самого утра и теперь, когда впереди уже показался шпиль собора Сен-Мишель, суливший скорое расставание, быть может навеки, она непременно хотела узнать правду.

Дивон молча правил вдоль берега. Казалось, он решительно настроен не понимать, о чем она говорит. Он сам за день не проронил ни слова, вынуждая тем самым к молчанию и ее. Возможно, он просто не знал, что ей ответить, и теперь лишь слегка пожал плечами.

– А какой был бы в этом смысл?

– Не знаю. – Фелисити приблизила свое лицо к нему в надежде, что дети не поймут сказанного или же прибрежный ветерок унесет ее слова подальше. – Впрочем, нет. Если честно, то я знаю. – Девушка отчаянно сжала руки. – Она ваша знакомая, которой было приятно поболтать со мной. Ну, и зачем… ведь когда-нибудь она все равно узнает правду.

– Возможно.

Дивон положительно не хотел продолжать этот разговор, и Фелисити тихо закончила:

– Но в любом случае, я вам очень благодарна. Ведь это было бы так… стыдно.

Лицо девушки было затенено огромной соломенной шляпой, которая так и не позволила капитану увидеть, покраснела она или нет. А ему так хотелось увидеть на ее щеках краску смущения. Спустя некоторое время он откашлялся, чтобы привести свои мысли в надлежащее русло и, наклонившись к ней, поинтересовался:

– А ты уже подумала о том, как станешь добираться до Ричмонда с этим выводком? То есть я хотел сказать, с детьми? – Дивон кивнул на трех съежившихся на корме ребятишек.

– До Ричмонда? Наверное, на поезде. – У Фелисити были проблемы куда поважнее, чем дорога в Ричмонд, и они неотвязно преследовали ее день и ночь. Детей надо было доставить в Нью-Йорк и причем так, чтобы об этом никоим образом не узнал проницательный капитан.

– Я тут подумал… – Смуглая рука убрала со лба вечно непокорный локон. – Если ты можешь подождать недельку-другую, то я смогу помочь тебе с отправлением.

– Помочь?!

Дивон дернул плечом.

– Сейчас я вынужден провести в Нассау груз хлопка и вернуться обратно с провиантом, но потом я мог бы доставить тебя домой. А до тех пор ты можешь спокойно оставаться в доме моей разлюбезной бабушки. – Дивон торопился, чтобы не сбиться и успеть все высказать. – Я, конечно, понимаю, ты спешишь скорее соединить семью, но… – Тут капитан запнулся и умолк. О чем он говорит?! Хуже того, о чем думает?!

Эта девушка обручена с другим и вовсе не намерена даже после ночи любви оставаться в чужом городе лишь для того, чтобы быть с ним рядом. Разве мало ему жестокого урока с Викторией? Все женщины стремятся отдать свое тело, но совсем не торопятся подарить душу.

И какого черта он вообще ударился в размышления о цветочках и сердечках, когда кругом идет война? Война, в которой Юг теряет свои земли и проигрывает одну за другой битвы. Блокада истощает силы армии и народа, часть которого уже вообще никогда ни о чем больше не узнает.

Но он, Дивон Блэкстоун, знает многое. Служба во флоте заставила его понять, что открытые порты необходимы любому государству как воздух и, как бы умело он ни пробирался через заслоны федеральных кораблей, дела в целом становятся все хуже и позиции янки под Порт-Ройялом крепнут день ото дня.

Так что, в любом случае думать о Фелисити Уэнтворт у него нет никакого права – ни как у мужчины, ни как у воина.

– Впрочем, Бог с этим. – Дивон подтянул парус. – Это была просто идея, не больше.

– Я должна уехать домой. – Что ей оставалось сказать еще? Фелисити судорожно проглотила слюну и посмотрела на берег. А что сделает он, если она сейчас скажет ему всю правду, всю до конца? Скажет, что живет не в Ричмонде, а в Нью-Йорке. Что она янки. Янки, приехавшая на Юг, чтобы освободить трех маленьких рабов.

Это признание было уже почти готово сорваться у нее с уст, как Дивон неожиданно позвал Эзру помочь ему свернуть парус – и момент был упущен.

На берегу капитан быстро заказал наемную карету, чтобы отправить Фелисити с детьми в дом уважаемой миссис Блэкстоун. Молва о сражении при Секессионвиле и поражении северян уже достигла Чарлстона, а потому прямо с порога путешественники была забросаны градом вопросов.

– Ну, наконец-то! Где же вы пропадали столько времени?

– Добрый день, ба! – Дивон усадил Сисси в кресло и поспешил к старухе. Внук и бабка трогательно обнялись и поцеловались.

– Я беспокоилась, – всего лишь и сказала суровая миссис Блэкстоун, перед тем как сменить тон и потребовать от прибывших полного отчета обо всем случившемся.

– Янки добрались-таки до Ройял-Оук, но, к счастью, дело обошлось без особых разрушений. – О том, что положение это временное и уже в настоящий момент все может быть далеко не так, Дивон говорить не стал…

– А как дела с документами по освобождению?

– Розданы по назначению. – Упрямый локон вновь упал на загорелый лоб. – При нынешних обстоятельствах я сделал для наших людей все что мог. – Тут капитан обернулся, взял Фелисити за руку и подвел к бабке. – Мисс Уэнтворт была очень щедра в отношении своих денег и своего времени.

Подобный комментарий вызвал у миссис Блэкстоун лишь короткий одобрительный кивок, словно она ничего другого и не ожидала от этой странной девицы. Опершись на трость, старуха сцепила пальцы на набалдашнике и поджала сухие губы.

– Не понимаю, почему это мы до сих пор топчемся в прихожей? Ну-ка, Дивон, помоги своей старой бабке перейти в гостиную.

С этими словами Эвелин окинула взглядом холл, и на глаза ей попался Эзра со своим неизменным Петькой. Старуха резко вскинула голову.

– Ну-с, молодой человек, – протянула она, и в голосе ее зазвучали аристократические нотки, – потрудитесь-ка объяснить, зачем вы притащили это сельскохозяйственное животное в мой дом?

– Это же господин Петух, – рванулась вперед Фелисити, вставая между строптивой миссис и задрожавшим с ног до головы Эзрой.

– Господин Петух?!

Словно в ответ на неуважительный тон хозяйки дома петух запрокинул голову и прокукарекал, шумно хлопая крыльями, так что мальчику пришлось обхватить птицу своими тонкими ручонками.

– Это замечательное ласковое животное, – продолжала уверять Фелисити, несмотря на то, что в данный момент птица казалась, наоборот, совершенно сумасшедшей. В отчаянии девушка обернулась за помощью к Дивону, но тот стоял, облокотясь о перила, и, сложив на груди руки, посматривал на происходящее с обычной насмешливой улыбкой. В ответ на выразительный взгляд Фелисити он едва поднял темные брови.

– Эзра, – сдалась, наконец, девушка, – пожалуй, будет спокойней, если ты отнесешь птицу куда-нибудь подальше. Ну, хотя бы в конюшню. Только спрячь его там получше.

И мальчик, и девушка прекрасно понимали, что станет с бедной птицей, если она попадется на глаза какому-нибудь оголодавшему жителю Чарлстона; тогда несчастному петуху не поможет и то, что мяса в нем, к тому же старого и жилистого, не хватит даже на то, чтобы накормить муху.

Когда суматошную птицу унесли, Фелисити вновь обратилась к миссис Блэкстоун.

– Со мной трое детей, – заявила она, отказываясь смириться под высокомерным взором старой леди. – И я буду вам очень признательна, если они смогут остаться в вашем доме некоторое время.

Эвелин Блэкстоун молчала. Ее колючие глаза внимательно посмотрели сперва на Люси, прятавшуюся за Фелисити и не выпускавшую подола ее юбки, затем перешли на Сисси, по направлению к которой старуха даже сделала несколько шагов, сопровождаемых стуком трости по мраморному полу. Фелисити едва удерживалась от стремления закрыть бедную девочку своим телом от въедливого взгляда несносной старой дамы.

– Этот ребенок, вероятно, болен, – объявила Эвелин, тщательно осмотрев пылающие щеки и припухшие глаза испуганной Сисси.

Сердце Фелисити оборвалось. Она так надеялась, что девочка сможет подправить свое здоровье в доме миссис Блэкстоун еще до их отъезда домой; в противном случае ни о каком путешествии не приходилось и думать.

– Да, она больна, – подтвердила девушка, – но… – Что она могла сказать еще этой безжалостной даме, которая и на нее-то, казалось, не обращает ни малейшего внимания.

– В таком случае, что же она делает в холле? Дивон! Быстро отнеси ее наверх и уложи в постель. А ты, – обратила она скрюченный ревматизмом палец в сторону малышки Люси, – ты, вероятно, сестра этой больной девочки?

Люси высунула мордашку из-за широких юбок Фелисити и молча кивнула.

– Тогда ступай за моим внуком наверх и тоже укладывайся. Ведь ты сможешь сделать это сама, не так ли?

Малышка в нерешительности сделала шаг вперед, раздираемая страхом и категоричностью приказания. Фелисити пришла ей на помощь. Она нагнулась к девочке и ласково потрепала ее по темным щечкам.

– Конечно, ты сможешь лечь в постель сама, ведь ты же уже большая. Беги-ка скорее за Сисси.

Люси убежала, и Фелисити в ужасе ожидала, что попечительство миссис Блэкстоун коснется сейчас и ее самой. Но старуха упорно не обращала на нее внимания и, казалось, даже просто ее не видела. Она вызвала Руфь и озаботила ее целым рядом приказаний, в числе которых был и вызов доктора.

– И не вздумай позволить ему отговориться своей якобы занятостью! – заявила Эвелин. – А в случае чего – напомни, кто платит за все те медикаменты, которыми он пользуется. – На секунду задумавшись, она покачала головой. – Да-да, напомни ему об этом независимо от того, будет ли он артачиться или нет. А, кроме того, перед уходом попроси Лукаса, чтобы он приготовил горячую ванну.

– Если вы будете купаться, то я уж лучше останусь, чтоб вам помочь.

– Ванна не для меня. Ты же знаешь, я купаюсь только по вечерам. Эти дети… К сожалению, они выглядят так, будто их протащили через грязное болото. – И тут ее черные глаза остановились наконец на Фелисити.

Девушка выпрямилась как можно горделивей, сжала руки и решила, что на сей раз не даст себя запугать ни в коем случае.

– Да, они побывали именно в болоте, как вы изволили выразиться! – Фелисити знала, что и сама она выглядит не лучше. – Но если мы и грязны, то это всего лишь следствие перенесенных невзгод. Из-за янки, из-за жары, из-за…

– Разумеется, но теперь-то вы в безопасности, не так ли?

Несколько сомневаясь в подобном утверждении, Фелисити все же согласилась и последовала за миссис Блэкстоун в гостиную. Там она нервно присела на краешек стула, ожидая, что сейчас появится еще и Дивон, чего ей почему-то совсем не хотелось.

– Говорят, под Форт-Ламаром было большое сражение?

– Да. И мы были там все это время.

– Я так и думала. – Эвелин откинулась на спинку кресла. – Так янки разбиты?

– Да, они отошли назад.

Старуха глубоко вздохнула, и пальцы ее на трости побелели от напряжения.

– Но они вернутся. Да. Они всегда возвращаются.

– Ну, ба, не стоит впадать в такой пессимизм! – В дверях, скрестив руки на груди, стоял Дивон. Улыбаясь, он окинул дам насмешливым взглядом и прошествовал в грязных сапогах прямо по ковру к стулу Фелисити. – Я послал Эзру наверх, и он теперь весьма переживает из-за этого.

– Может быть, я пойду проведаю его? – Девушка вскочила на ноги, но тут же села обратно, остановленная безаппеляционным тоном миссис Блэкстоун.

– Глупости. Нечего смущать мальчика, когда он принимает ванну. А тебе, Дивон, скажу, что подслушивать чужие разговоры, а тем более в них вмешиваться, невежливо. Но раз уж ты так сделал, то смею тебе напомнить, что относительно этой войны мы всегда имели с тобой единую точку зрения.

– Возможно, возможно, но так пугать нашу гостью все же не стоит.

– Чепуха! Нашу гостью, как ты ее назвал, напугать не так-то просто! Неужели ты этого не понял?

Дивон пожал плечами и невозмутимо уселся на хрупкий стул рядом с Фелисити, полностью игнорируя поджатые губы бабки, наблюдавшей за тем, как он водружает свои грязные сапоги на вышитую скамеечку для ног. Устроив поудобнее свое большое тело, он откинул со лба волосы и посмотрел на женщин.

– На самом деле дела действительно обстоят не блестяще. Насколько я могу судить, федераты усилили свои позиции под Хилтон-Хедом и, таким образом, смогут замкнуть блокаду, без особых трудностей перекрыв все побережье Южной Каролины.

– А как же «Бесстрашный»? Сможешь ли ты выскользнуть из гавани?

– Я-то выскользну. – Дивон тихо присвистнул. – Я, пожалуй, даже смогу привезти обратно в Чарлстон кое-какие припасы… на этот раз. Но без постоянного притока оружия и провианта конфедераты скиснут.

Фелисити слушала и не верила сама себе: она, северянка, сидит здесь и слушает, как эти рабовладельцы осуждают войну. Кажется, они даже не прочь втянуть в разговор и ее, словно и она может сообщить нечто важное. А что касается заявления миссис Блэкстоун об ее неустрашимости, то… самой страшной окажется только правда. Хотя всего остального Фелисити боялась тоже.

Она боялась, что не довезет детей домой целыми и невредимыми. Что попадет в плен к янки. Что будет окружена бунтовщиками. Что… В конце концов, она боялась даже саму миссис Эвелин. Поэтому она почти с радостью согласилась с предложением Дивона отправиться в доки и посмотреть, как обстоят дела с ремонтом «Бесстрашного». По крайней мере, ей не придется оставаться с глазу на глаз с этой невозможной старухой.

– Думаю, что перед обедом мне все-таки надо часок соснуть, – объявила Эвелин. – А что касается вас обоих, то, судя по вашему виду, вам бы тоже не мешало отдохнуть. – С этими словами старуха величественно вышла из гостиной.

Обед в этот вечер превратился в настоящее мучение. Отчасти это произошло потому, что Дивон не вернулся из доков, и Фелисити тяжело переживала его отсутствие, причем не только потому, что он служил отличным буфером между ней и его строптивой бабкой.

На сей раз беспокоила Фелисити не бабка, а несносная тетка Дивона Юдифь, оскорбленная тем, что ее мать позволила остаться в порядочном доме трем негритянским детям.

– Меня-то это мало волнует, – ворчала она, поедая кукурузные хлебцы, – но что скажут люди?! Ведь Гарри занимает теперь такой пост, который обязывает внимательно следить за общественным мнением! Мне даже странно, что вы, мама, этого не понимаете.

– Твой Гарри всего лишь мелкая сошка и все корчит из себя дурака, – пробормотала в ответ старуха, но повторить свои слова по просьбе дочери все же отказалась. – Заботиться о том, что скажут о нас чужие люди, тем более в такие времена, просто глупо.

– Что ты хочешь этим сказать? Ведь конфедераты только что выиграли такую грандиозную битву, и Гарри теперь утверждает, что впереди у нас еще немало славных побед. – Тут Юдифь снизошла наконец до Фелисити, кажется впервые за все время обеда. – Я вам так завидую, милочка, что вы собственными глазами видели, как полковник Ламар обратил этих янки в позорное бегство!

– Многие из них не бежали, а мужественно умирали. – Фелисити сама не понимала толком, что заставило ее сказать эту, несколько патетическую фразу. Ведь сражение – всегда смерть. Смерть и страх смерти.

– Фелисити права, – неожиданно подтвердила ее слова миссис Блэкстоун, немало удивив этим девушку. – Твой племянник тоже был там и мог быть убит, как и янки, в любую минуту…

Юдифь обиделась.

– Вы, мама, говорите так, словно я этого не понимаю. Кроме того, мой собственный сын Джеймс тоже сражается в этой ужасной войне.

– Под крылышком у папаши.

– И что же в этом плохого? Честное слово, мама, люди могут подумать, что вы не любите нашего великого президента и не одобряете его позиции в этой войне!

Юдифь продолжала свои похвалы доблестям великого президента Джефферсона Дэвиса до тех пор, пока старуха не задремала над тарелкой супа, что дало возможность Фелисити ускользнуть от нудной дамы, вызвавшись отвести миссис Блэкстоун до постели.

Однако придя к себе в спальню, девушка так и не смогла заснуть. Она долго мерила осторожными шагами огромную богатую спальню и никак не могла придумать, что же ей делать дальше.

Слава Богу, что миссис Блэкстоун оказалась, в отличие от своей дочери, благородным человеком и позволила черным детям остановиться в доме, тем более что явившийся доктор установил у Сисси тяжелую форму плеврита.

– Путешествовать поездом она решительно не может, – отрезал он, когда Фелисити заикнулась было о необходимости возвращения домой. – Отдых – вот в чем она нуждается. Отдых, постель и сон.

Судя по своему печальному опыту езды по железным дорогам, Фелисити прекрасно знала, как тяжело подобное путешествие даже для здорового человека, и тем более она не может подвергать такой опасности жизнь маленькой девочки. Но что же делать? Единственным приемлемым видом передвижения был бы корабль, но в условиях бушевавшей войны и блокады и это становилось невозможным.

Девушка подошла к окну и раздвинула кружевные занавески. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она мучительно раздумывала, как поступить ей в столь неблагоприятно сложившихся обстоятельствах, и, погруженная в свои размышления, даже не сразу заметила появившуюся на улице одинокую фигуру.

Дивон.

Волна радости и возбуждения захватила девушку. Она не отрываясь смотрела на капитана, совершенно не замечая его странной, шатающейся походки. У железной ограды он остановился и, неверной рукой схватившись за кованые прутья, посмотрел вверх на ее окно. Фелисити отпрянула, не будучи все же до конца уверенной, заметил он ее или нет. Но в одном можно было быть уверенной абсолютно – Дивон Блэкстоун был мертвецки пьян.

 

Глава шестнадцатая

Видел ли он ее в окне?

Дивон зло откинул со лба непослушную прядь и неожиданно засмеялся. Фелисити Уэнтворт, женщина с золотыми волосами и синими глазами, конечно же, давно спит или, в лучшем случае, упаковывает свой жалкий багаж. А ее интерес к его персоне ограничивается всего лишь необходимостью помощи. Или постелью.

– А, постелью!.. – пробормотал капитан. Постель с этой женщиной действительно манила его властно и неудержимо. – А как же душа? Как же с душой-то? – несколько раз повторил он и оглянулся, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Но свидетелей его пьяного куража не оказалось. Дивон с облегчением вздохнул.

На самом деле он вовсе не был настолько пьян. Не был, хотя приложил к этому немало усилий. Вечером, переговорив со своим напарником Эндрю Мак-Фарландом и обнаружив, что «Бесстрашный» не только полностью отремонтирован, но и нагружен хлопком, капитан Блэкстоун пустился по всем портовым тавернам, где пил без разбору все, что придется.

Поначалу он и сам не понимал, что подвигло его на это, ведь, как правило, он не выпивал больше нескольких кружек эля, но затем, по мере опьянения, в его мозгу родилась некая идея.

Имя этой идее было Фелисити Уэнтворт.

Все его мысли и побуждения свелись к ней, и никакого счастья это не приносило измученному капитану. Завтра она уезжает, а он, черт возьми, этого совершенно не желает!

Он желает ее.

Дивон сплюнул и резко толкнул входную дверь. Было уже поздно, но чья-то заботливая рука все же оставила для него на столике зажженную свечку. Капитан поднял серебряный подсвечник и осветил уходящую вверх лестницу. Ему просто нужно выспаться, выспаться здесь, в бабушкином доме, а потом тихо уйти к себе и перестать думать об этой рыжей.

Но ведь он влюблен в нее, теперь это приходится признать. Капитан всхрапнул и чуть было не упал, запутавшись в собственных сапогах. А идея-то ведь все еще не пущена в ход! Впервые она посетила его посреди пьяной толпы в «Ржавом Пеликане», и тогда он громко стукнул кружкой по изрезанному морскими ножами деревянному столу.

– Тысяча чертей, да что с тобой, парень? – всполошился Эндрю, озабоченно глядя на своего капитана.

– Что? Пустяки! – Дивон улыбнулся, стараясь успокоить напарника, затем хлебнул еще и выкатился из таверны, невнятно оправдывая свой уход предстоящим плаванием.

И вот теперь он стоял перед спальной его «истинной любви», смятенный и пьяный. Он стоит в двух шагах от ее постели, а она обручена с другим. Этот акт неожиданно показался ему чрезвычайно забавным. А ведь совсем недавно он поклялся себе никогда больше не связываться с подобными женщинами. Виктория отлично научила его не верить красоте и флиртующим женщинам, заботящимся прежде всего о собственной выгоде.

Впрочем, что касается выгоды, то вряд ли Рыженькая была уж столь эгоистична – она так трогательно заботилась о черных детях, что даже вызывала удивление у вполне лояльного по отношению к неграм Дивона. Удивляла она его и многим другим. Именно поэтому он и стоял теперь перед дверью ее спальни, борясь с демонами, побуждающими его вломиться в едва ли запертую дверь.

Больше выносить такой неопределенности Фелисити не могла.

Она до боли стиснула пальцы и, не мигая, уставилась на дверь. Она видела, как Дивон скрылся в доме, и прекрасно слышала, как он передвигается по холлу и лестницам; слышала даже его покашливание и неверные шаги тяжелых сапог. Затем все стихло, и только хрипловатое дыхание доносилось прямо за ее дверью. Девушка замерла в ожидании стука, хотя, она это хорошо знала, никогда его не услышит; вдруг первоначальное решение выпроводить его вежливо, но непреклонно переросло в жгучее любопытство и желание. Она прислушивалась к малейшему звуку за дверью, обшитой темными деревянными панелями.

Фелисити кожей ощущала присутствие Дивона, и, проводя кончиком пальца по лакированной поверхности двери, разделяющей их, она представляла, что гладит самого капитана. Ресницы ее невольно сомкнулись, и она увидела перед собой Дивона словно наяву – высокого, властного и жаждущего.

И тогда, не раздумывая больше, она толкнула дверь и увидела на его лице выражение счастливого удивления. В растерянности Фелисити замерла, не зная, что делать дальше.

Дивон стоял, опершись рукой на дверной косяк и уронив голову на плечо. Он молча улыбался. Казалось, прошла целая вечность.

Фелисити перевела дыхание и медленно опустила глаза к полу.

– Что вам угодно? – едва слышно прошептала она.

Осторожная, насмешливая улыбка тронула его измученное лицо.

– Не уверен, что тебе будет приятно услышать в ответ правду.

Ее веки приподнялись, но лишь для того, чтобы утонуть и потеряться в зеленых морских глубинах его пылающих глаз. Девушка нервно облизала неожиданно пересохшие губы.

– Возможно, вы правы.

И, наверное, сейчас будет правильнее всего просто захлопнуть двери и забыть этот странный инцидент. Сколько раз она уже падала в его объятия – и каждый раз ничего хорошего из этого не получалось. Ничего хорошего в духовном, высшем смысле… Но тут Дивон произнес нечто, что заставило девушку немедленно распахнуть двери еще шире.

– Завтра вечером я отплываю.

– Так скоро? Но я думала, судно повреждено… Вы говорили…

– «Бесстрашный» отремонтирован, – усмехнулся он. – И даже загружен хлопком. Ждать дольше я не могу, ибо тогда луна станет слишком яркой. – Рука Дивона безжизненно упала вниз. – Кроме того, город отчаянно нуждается в продовольствии, которое я должен привести обратным ходом.

– Да, я знаю… Просто я не думала, что все это произойдет так скоро. – Фелисити задохнулась, посмотрев на капитана и прочтя в глазах его неутоленное дикое желание. Он шагнул в комнату, и она не посмела возразить. Руки капитана обвились вокруг ее талии, сминая тонкую белую ночную рубашку, и все ее незатянутое в корсет свободное тело прильнуло к его широкой груди.

– Я чуть было не потерял тебя, Рыженькая, – прошептал Дивон прямо в ее раскрытые губы и накрепко запечатал их своим поцелуем.

Фелисити жаждала его. Жаждала прямо сейчас и здесь. Жаждала, забыв о том, что дверь распахнута настежь и в любой момент бабка или тетка могут пройти по освещенному несколькими свечами коридору; она забыла уже о своих недавних клятвах никогда больше не приближаться к этому человеку… Все улетело как дым, стоило лишь ей снова оказаться в сильных руках Дивона Блэкстоуна. Оказаться, вероятно, в последний раз. Дивон еще смог ударом кованого сапога захлопнуть дверь, не отпустив при этом ее тела и не оторвавшись от ее раскаленных губ. А ведь еще несколько часов назад, шатаясь по тавернам, он был убежден, что он просто жертва очередной любовной интрижки, пусть даже его чувства к Фелисити были куда сильнее влечения к изменившей Виктории. Разумеется, он был влюблен в ту высокую девушку и собирался на ней жениться, что весьма одобрялось родителями с обеих сторон, но, когда она вышла замуж за другого, его мучил скорее гнев, чем сердечная боль. А когда после свадьбы она пришла к нему и заявила, что ее брак вовсе не является помехой для продолжения их связи, он почувствовал даже отвращение.

Подобных чувств к Фелисити капитан ощутить не мог – он был в этом совершенно уверен, и даже ее помолвка с другим не могла потушить огня, пылавшего в нем с каждым днем все сильнее.

– Я хочу тебя! – Каждое слово сопровождалось безумным поцелуем, и вот уже голые ноги Фелисити заскользили по полу к кровати, куда через несколько секунд Дивон осторожно уложил ее, лаская свободной рукой обнаженную грудь.

Фелисити застонала, тело содрогнулось, и она, почти мешая Дивону, принялась лихорадочно расстегивать его штаны и рубашку. Кое-как он стянул с себя и сапоги, а затем нежно и с наслаждением освободил ее от ненужной уже кружевной сорочки. Горячие и нагие, они рванулись друг к другу, и Фелисити ощутила на своих сосках курчавые жесткие волосы, приводящие ее в неистовство.

Он целовал ее долго и ненасытно: губы, шею, влажную ложбинку между розовых грудей, снова губы и плечи, и стоило ему хотя бы на секунду оторваться от ее тела, Фелисити выгибалась и властно возвращала его к себе, обнимая своими тонкими руками. Но вот наступил момент, когда ей это не удалось, и она с изумлением увидела, что Дивон отстранился и, лежа на согнутых локтях, внимательно на нее смотрит.

Бледная луна слабо освещала его спутанные кудри, и рука Фелисити невольно потянулась, чтобы погрузиться в эти черные как смоль заросли.

– Что случилось? – удивилась она, ибо в глазах его светилось желание, подкрепленное каменеющей плотью, прижатой к ее животу.

– Я люблю тебя. – Глаза девушки широко раскрылись, и Дивон ласково коснулся уголка одного из них указательным пальцем. Но она промолчала, заставив тем самым капитана встряхнуть головой и продолжить: – Ты, конечно, не ожидала услышать от меня ничего подобного, правда?

В горле у Фелисити застрял комок.

– Я… Да… – Девушка пыталась подобрать нужные слова, чтобы ответить на вопрос как можно более честно. – Да, я никогда не могла подумать, что ты испытываешь ко мне такое.

Дьявольская улыбка искривила его губы.

– Ну, продолжай же, Рыженькая. Ведь не думала же ты, что я вовсе к тебе равнодушен. – И с этими словами он коленом раздвинул ее ноги и соскользнул в уютную колыбель ее тела.

Девушка вздохнула. Его плоть, горячая и твердая, терзала вход в глубины ее нежного естества, готового поглотить и поглощать этого человека вечно, но разум еще лихорадочно работал, пытаясь осознать то, что только что было произнесено.

Значит, он был нечестен с ней… Что он мог от нее ожидать? Может быть, это просто пьяный бред?

– Молчи, – палец Дивона коснулся ее губ. – Я просто думал, что ты знаешь. – И он бурно погрузился в нее, унося обоих в дикие и безумные миры сладострастия.

Проснулась Фелисити в одиночестве. И если бы не его запах, еще исходивший от подушки, и ее счастливо измученное тело, можно было бы подумать, что минувшая ночь – всего лишь сладкий волшебный сон. Тем не менее, отрицать происшедшее было глупо, его надо было обдумать.

Жизнь всегда казалась Фелисити простой и легкой. Еще с детства она научилась ценить свою красоту, и хотя порой на горизонте и появлялись какие-то облачка, девушка знала, что впереди у нее ясный путь, украшенный множеством вечеринок, балов и обедов, на которых она непременно будет царить. Война внесла в эту жизнь некоторые изменения, но путь ее в целом остался тем же. Может быть, лишь поступком с Иебедией она попыталась немного разнообразить его…

С тех пор как она приехала в Чарлстон… Нет, с тех пор как она увидела Дивона Блэкстоуна, жизнь ее стала запутанной и непонятной. Ровный путь, ведущий к любви и взаимопониманию, исчез.

– Ах, что же, что же мне делать?! – Фелисити закинула руки за голову и откинулась на подушки. Однако времени на душевные переживания ей отпущено не было. Раздался робкий стук, затем дверь приоткрылась, и показалась головенка Люси.

– Мисс Фелисити?

Мгновенно стряхнув с себя оцепенение, Фелисити села в кровати, натягивая одеяло до подбородка.

– Что такое? Что-нибудь с Сисси? – Как могла она предаваться тут глупым размышлениям о любви Дивона Блэкстоуна, когда на ее плечах лежит ответственность за трех маленьких беззащитных детей?!

– Нет, мэм, все в порядке, – девочка стояла, застенчиво изучая носки своих драных туфель.

– Тогда что же? Может быть плохо с тобой или Эзрой?

– И с нами все хорошо. Но миссис Блэкстоун… Фелисити откинула с лица волосы.

– А с ней что?

– Она спрашивает, собираетесь ли вы спать весь день или нет?

Да неужели старая карга осмелилась послать наверх малышку, чтобы разбудить ее? Девушка задохнулась от возмущения, но взгляд ее вовремя упал на каминные часы.

– Половина первого! – Фелисити вознамерилась было встать, но, вспомнив, что она совершенно голая, лишь крепче прижала к себе одеяло. Как она умудрилась проспать так долго?! Им с Дивоном это было понятно, но вот остальным…

– Люси, солнышко, сбегай, пожалуйста, вниз и скажи миссис Блэкстоун, что я буду готова через пять минут. Да, кстати… – девушка покраснела, – а капитан Блэкстоун дома?

– Его я не видела, – пропищала малышка и, захлопнув дверь, поскакала по лестнице вниз.

Унылая тоска окутала Фелисити, как только она услышала, что капитана, скорее всего, нет дома. Не может же он быть с ней рядом и ночью и днем. Он уедет, она и вообще его больше никогда не увидит… Тут Фелисити вздохнула и заставила себя встать.

Мысль о том, что миссис Блэкстоун возможно подозревает Бог знает что, заставила девушку поторопиться со своим туалетом, и, решив уверить хозяйку, что она всегда спит до полудня, – а до войны так и было, – Фелисити отправилась вниз. Такая ложь будет все-таки лучше подлинной причины.

Глубоко вздохнув, девушка вошла в просторный холл, поправляя выбившиеся локоны, и в ужасе замерла, услышав звуки, которые ни с чем невозможно было спутать. Только одна птица могла кричать столь громко и столь надоедливо – господин Петька! О чем же, в конце концов, думал этот несносный мальчишка, когда снова притащил в дом петуха, которого миссис Блэкстоун еще вчера приказала выкинуть?!

Эзра сидел на полу в гостиной, скрестив ноги и держа в руках какой-то маленький цилиндрический предмет, в который внимательно вглядывался. Петуха поблизости видно не было, но Фелисити знала, что он наверняка прятал его где-то неподалеку.

– Где он? – прошипела Фелисити. – Эзра! Разве ты не слышал, что сказала вчера миссис Блэкстоун? Она не хочет видеть здесь никаких петухов. А тем более – слышать!

– Но…

– Никаких «но», Эзра! Миссис Блэкстоун не та женщина, с которой можно спорить!

– Хорошо, что вы это помните, юная леди.

В изумлении Фелисити оглянулась, прижимая к груди руки. Она не проронила ни звука.

– Мисс Фелисити, мисс Фелисити, – дергала ее за платье Люси, – а миссис Эвелин рассказывает нам всякие истории. Про пиратов! – добавила она, и ее звонкий голосок сорвался от восторга почти на визг.

– Это… замечательно… – Фелисити пришла в себя и увидела перед собой картину, в которую трудно было поверить: гостиная превратилась в какое-то смешение больничной палаты, детской и хлева. Господин Петька вальяжно и с комфортом отдыхал на старом, Бог весть откуда взявшемся ящике.

Взяв Люси за руку и обогнув Эзру, полностью поглощенного созерцанием своего медного предмета, Фелисити подошла к креслу миссис Блэкстоун. Если старая карга скажет сейчас хоть слово, то они все вчетвером, не считая петуха, окажутся на улице в три минуты. А денег у Фелисити оставалось совсем немного, ибо последняя их часть, как известно, была национализирована в пользу освобожденных рабов Ройял-Оук.

Изображая на лице приветливую улыбку, девушка посмотрела на старуху.

– Прошу извинить этих детей… – Улыбка медленно растаяла. – И… И петуха.

Прищуренные глазки и поджатые губы миссис Блэкстоун остановили речь Фелисити, но девушка быстро собралась с духом, приказав себе ни за что не унижаться перед этой злой старухой.

Вновь вернув на лицо улыбку, девушка отважно продолжила:

– И все-таки, я сама бы с удовольствием занялась ими, если бы только кто-нибудь вовремя разбудил меня. – Фелисити упорно смотрела прямо в насмешливые глаза старой дамы. В конце концов, не пропадут же они в этом городе и без дома Блэкстоунов!

– Я никогда не делаю того, чего мне не хочется, – надменно ответила Эвелин, но взгляд ее светился добротой и теплом. – Ну-с, где же мы остановились? – спросила она ласково, тростью подзывая Люси к себе поближе. – Вы, мисс Уэнтворт, тоже можете к нам присоединиться, если, конечно, у вас нет других дел.

– Да… Нет… Я с радостью послушаю, – пролепетала Фелисити и уселась напротив старухи.

– Пират похитил прекрасную леди, – подсказала малышка.

– Да, он ее похитил. Именно на этом мы и остановились.

– Джентльмен Джэк! – невольно сорвалось с губ Фелисити. Миссис Блэкстоун медленно подняла глаза и оказалась в этот момент почему-то очень похожей на Дивона.

– Вы знаете историю о Джеке Блэкстоуне?

– Мне рассказал ее ваш внук. Я видела портреты в Ройял-Оук.

– Да-да, Джек и Миранда. Они были обворожительными людьми, и, я полагаю, Дивон сообщил вам об этом. Но упоминал ли он о Джейреде Блэкстоуне и о его жене Мередит? Их портреты висят в библиотеке, и вы увидите их позже.

После этого Эвелин возобновила свой удивительный и увлекательный рассказ о пирате и его единственной любви. Люси слушала с восторгом, Сисси, приютившаяся среди множества подушек, с интересом, а Эзра, несмотря на непрерывное изучение медного инструмента, с нескрываемым любопытством.

Инструмент при ближайшем рассмотрении оказался микроскопом, принадлежавшим пиратской жене Миранде.

– И он до сих пор работает? – поразилась Фелисити, присаживаясь рядом с мальчиком на обюссоновский ковер.

– А как же! Конечно, мы поменяли линзы, которые испортились за долгие годы лежания в ящике на чердаке, но в целом… Посмотрите сами, если не верите!

Фелисити так и сделала, и Дивон, неожиданно вошедший в гостиную, застал ее сидящей на полу. Раскинув юбки, она погрузилась в созерцание старинного микроскопа. На мгновение задержавшись в дверях, он подумал: как прелестно и уютно смотрится она в этом старом дедовском доме!

– Дивон, – девушка почувствовала на себе его взгляд и подняла глаза. Сердце ее забилось, она вскочила на ноги и протянула ему горячую маленькую ладонь.

– А, вот и ты! – протянула миссис Блэкстоун, и в голосе ее послышались обвиняющие нотки. – Как дела с «Бесстрашным»?

– Пока все отлично. – Капитан никак не мог оторвать глаз от Фелисити и выпустить ее руку. – Никаких проблем с отплытием сегодня не предвидится. Луна будет полностью закрыта облаками. Кстати, ты закончила свои письма?

– Большей частью. – Эвелин оперлась на трость. – A не хотите ли, молодой человек, помочь и мне? Пусть и не столь галантно, как мисс Уэнтворт, но все же протяните руку немощной старухе.

Дивон ухмыльнулся; конечно, бабка успела заметить его долгий взгляд, обращенный на Фелисити, и даже указать ему на него.

– Но ведь глаза у тебя карие, а не синие, ба! А попросить меня помочь можно было и без этих штучек. Тем более, я всегда готов это сделать.

– Дурачок, – улыбнулась старуха, с готовностью принимая его помощь. – Глаза-то у меня ореховые. Так, по крайней мере, утверждали все мои обожатели.

– Обожатели? – рассмеялся Дивон. – А знал ли об этом дед?

– Мои поклонники существовали еще до появления твоего дедушки. А теперь будь умницей и займи этих детей на то время, пока мисс Уэнтворт проводит меня в библиотеку. И, пожалуйста, не забудь дать лекарство Сисси ровно в час. Пузырек на столе. Слава Богу, что доктор Бэйтмен так мной запуган, что не осмеливается прописывать подобную гадость мне!

Затем старуха подала Фелисити свою крупную узловатую руку, и последней не оставалось ничего другого, как взять ее и отправиться вместе с миссис наверх.

– О детях не беспокойтесь. С ними все будет хорошо, – успокоила девушку старуха, заметив, как тревожно та обернулась на остающихся ребятишек. – А теперь я хочу показать вам портреты моего свекра и свекрови, пойдем.

Библиотека была огромной и сплошь уставленной книгами. Сильно пахло старой кожей и табаком, и Фелисити явственно представила себе Дивона, сидящего здесь с закинутыми на спинку дивана ногами и мундштуком, крепко зажатым между ровными белыми зубами.

– Вот они! – Старуха уселась в гнутое кресло и величественно указала на портреты. Как и в Ройял-Оук они висели друг против друга, созерцая окружающий мир с блуждающими на губах улыбками.

– Мой муж был точной копией своего отца. Черноволосый, красивый. Дивон тоже немного на него похож, но волосы у него светлее… – Неожиданно Эвелин нахмурилась. – Мужчины в этом роду всегда были слишком красивы, чтобы быть счастливыми. Они привлекали к себе слишком много женщин, летевших на эту красоту как мухи на мед. – С этими словами она посмотрела на Фелисити и та почувствовала, как щеки ее багровеют.

Однако надо было держаться. Девушка гордо вскинула подбородок и посмотрела старухе в глаза, которые почему-то посветлели и смягчились.

– Разумеется, они становились хорошими мужьями, как только находили действительно достойную женщину.

– Вот как? – Фелисити попыталась проявить полную незаинтересованность подобным вопросом. – От миссис Хокинс в Секессионвиле я слышала, что ваш внук тоже нашел себе достойную женщину однажды… ну, по крайней мере, он ее таковой полагал…

– Виктория Кинг никогда не заслуживала права носить фамилию Блэкстоун. Это был единственный случай в моей жизни, когда я должна была поговорить с Дивоном – и не сделала этого. Не то чтобы это помогло, но все же… все же… – Эвелин переплела морщинистые пальцы. – Так вас волнует его роман с Викторией?

– Нет! Нет! – громко воскликнула Фелисити и тут же умолкла. Старуха глядела на нее упорно и мрачно. – Вам нечего беспокоиться о моих отношениях с вашим внуком. – Тут в ушах девушки отчетливо прозвучали слова Дивона, сказанные им сегодня ночью. «Я люблю тебя». Она прикусила губы и закончила: – Я помолвлена с другим.

Это было почти правдой, ибо Фелисити казалось, что, как только она вернется в Нью-Йорк с детьми Эсфири, доказав тем самым свою самостоятельность, Иебедия непременно захочет на ней жениться. Вопрос заключался теперь в другом – хочет ли этого она сама?

– Дивон знает об этом?

– О моей помолвке? Знает.

Эвелин капризно дернула плечом, словно забыв о своем почтенном возрасте.

– В таком случае он найдет способ ее расстроить.

– Но подобные вещи расстроить невозможно.

– Все в свое время. Все в свое время. – Только и ответила старуха, поднявшись, чтобы идти дописывать письма. – Боюсь, что мне еще долго придется доверять свою почту в Англию и на север отчаянным блокадоломам.

– На север? То есть как на север?

– Дивон отправляется в Нассау, куда сходятся все суда с севера. Таким образом, это наипростейший способ передачи корреспонденции: с «Бесстрашного» на другое судно.

С корабля Дивона на корабль, отплывающий на север, – как просто! Почему же это не пришло ей в голову раньше? Нассау. Небольшой крюк, который вполне выдержат дети и даже Сисси, если только им предоставят удобную каюту.

План превосходный… не считая одной мелочи. А, кроме того, вряд ли Дивон согласится взять на борт детей, пускаясь в столь опасное плавание. Оставаться же в Чарлстоне еще неизвестно сколько времени тоже немыслимо: доктор не питал никаких оптимистических иллюзий по поводу выздоровления больной, и, если они здесь застрянут, девочка может никогда больше не увидеть своей матери. Кроме того, Дивон недвусмысленно говорил, что Чарлстону угрожает настоящий штурм северян.

Словом, она обязана сделать все возможное, чтобы вывезти детей. Все возможное – и невозможное.

Выйдя из библиотеки, девушка прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Она должна. И вовсе не ради Иебедии Уэбстера. Даже не ради Эсфири и ее детей, хотя все они ей дороги. Просто уже несколько дней назад Фелисити осознала, что спасение детей важно для нее самой.

– Для того чтобы поспать, есть места значительно более уютные, – раздался у нее над ухом голос Дивона, и его широкая ладонь легла на ее порозовевшую щеку.

Девушка подняла глаза, чтобы взглянуть в эту насмешливую морскую зелень. Ах, если бы они могли побыть друг с другом подольше!

– Я не сплю, я только размышляю.

– Обо мне? – Его брови поползли вверх, и Фелисити нашла это обворожительным.

Девушка была уже готова ответить ему кокетливой улыбкой, но вдруг подумала, что этот человек заслуживает большего.

– Сейчас – нет. Но до этого я действительно много о вас думала.

Капитан усмехнулся.

– Я так и предполагал. – Лицо его стало серьезным. – Сегодняшней ночью я был не настолько пьян, чтобы не помнить, что говорил.

– Я тоже помню.

Пальцы его потянулись к ее кудрям, и весь он подался к ней.

– Дьявольщина! Сейчас отнюдь не время да и не место. Я же прошу только одного – дождись меня. Я вернусь скоро и тогда… тогда мы с тобой все решим. – Брови его сурово сдвинулись. – Ведь не любишь же ты этого Иебедию или как его там?

– Иебедия Уэбстер. – Фелисити покачала головой. – Думаю, что я никогда и не любила его.

– Вот и славно. – Дивон поцеловал кончик ее носа. – Очень славно. – Затем губы его переместились ниже и запечатлели поцелуй, уносящий души на небеса. Затем горячий лоб Дивона прижался к ее волосам. – Я должен идти. У меня есть еще несколько дел, которые необходимо выполнить перед отплытием.

– Но ты будешь осторожен, правда?

– Можешь быть в этом уверена, Рыжая. – Он поцеловал девушку еще раз. И только на полпути к хлопковой бирже сообразил, что Фелисити так и не пообещала ему дождаться. Но, разумеется, она это сделает… хотя разумеется ли?

К счастью, в этот день миссис Блэкстоун решила навестить военный госпиталь и забрала с собой свою невыносимую дочь. На том, чтобы ее сопровождала Фелисити, она не настаивала, словно понимала, как тяжел для девушки отъезд внука. Как только дверь за обеими женщинами закрылась, Фелисити собрала детей в гостиной. К тому времени Эзра по ее просьбе уже упаковал большую часть вещей.

– Не знаю, сможем ли мы взять с собой и господина Петьку, – решительно произнесла Фелисити, наблюдая за петухом, зорко поглядывающим на нее сквозь дырки деревянного ящика. Губы мальчика обиженно опустились. – Но… я надеюсь, все будет в порядке, особенно если ты обещаешь мне не выпускать его из клетки. По крайней мере, до Нассау.

Надеясь, что она не совершила ошибки, взяв с собой петуха, равно как и решившись на путешествие с блокадоломом, Фелисити с детьми покинула гостеприимный дом Блэкстоунов.

 

Глава семнадцатая

Ночь выдалась замечательная.

Было темно как в преисподней, и густые облака не пропускали ни малейшего лучика света, способного предательски высветить рангоут или мощными башнями возвышающиеся трубы. Видно, само провидение стояло в эту ночь на стороне «Бесстрашного», ибо с болот поднялся плотный туман, окутавший судно, и его зеленоватый камуфляж полностью скрыл корабль.

Дивон Блэкстоун стоял у руля на заваленной хлопком палубе и смотрел на восток. Там таились они. Таились и ждали. Легкие беговые суда и мощные пароходы, державшие блокаду. Дивон глубоко вздохнул, набирая в легкие соленый морской воздух вперемешку со смрадным дымом труб. Он тоже ждал.

Увы, на сей раз ощущение риска не гнало молодую кровь по жилам быстрее. Ему совсем не хотелось пускаться в этот вояж; наоборот, он торопился поскорей вернуться и снова очутиться в объятиях прекрасной рыжеволосой Фелисити.

Капитан оскалился в темноту. Что ждет его нынче? Он слишком хорошо знал, что такое преданность делу, особенно в такие времена, как сейчас. Слишком многие когда-то пылкие сепаратисты за этот год порастеряли свою горячность и убеждения.

А худшие времена еще только наступали.

С каждой неделей кольцо блокады стягивалось все туже, а силы конфедератов слабели. Политики все еще неутомимо ждали помощи от Англии и Франции… Капитан тряхнул головой и ладонью отбросил со лба волосы. Его кузен, Стивен Блэкстоун, тоже весьма сомневался в этой помощи, а уж ему-то, члену Палаты лордов, была прекрасно известна нужда Англии в хлопке из Южных штатов…

Этот хлопок еще лежал на портовых складах Англии, но ее заводы уже вовсю перестраивались на работу с сырьем, поставляемым из Индии.

Нет, если южанам и суждено выиграть эту войну, то смогут они это сделать лишь своими собственными силами, а отнюдь не благодаря свободной торговле.

Дивон крепко стиснул белые зубы и передернул плечами, почувствовав сырость влажного воздуха. Сейчас не время размышлять о высоких материях, как, впрочем, и о чем-нибудь ином, кроме дела. Пока не время…

В голове у него зародился некий план. Когда он вернется – а капитан очень надеялся, что так и произойдет, – он непременно найдет какой-нибудь способ переправить этих негритянских детей в Ричмонд. Может быть, он даже лично отвезет их и там попросит у отца Фелисити ее руки, женится и заберет девушку обратно в Чарлстон. Этот ее нареченный Иебедия или как его там не казался Дивону особо большим препятствием, хотя у него и были некоторые соображения насчет того, что отвергнутым соперником может оказаться и он сам. Но ведь Фелисити явно не любит этого святошу! А уж безопасность любимой Дивон сумеет обеспечить и в Чарлстоне ничуть не хуже, чем в мирном Ричмонде…

– Топливо загружено, кэпт'н.

Дивон обернулся к помощнику, только что вошедшему в рубку. Тот был едва виден в непроглядной темноте.

– Мы готовы к отплытию, мистер Мак-Фарланд? – Настало время позабыть о горящих глазах прелестной Фелисити и полностью сконцентрироваться на опасном путешествии. За хлопок в количестве более тысячи кип в Нассау они получат хорошую цену, и он сможет привести в Чарлстон медикаменты и провиант, в которых так нуждается город.

Сосредоточившись всеми силами на предстоящем задании, Дивон все-таки никак не мог отогнать от себя мрачное предчувствие гибели, неожиданно навалившееся на него, словно туман, забивавший легкие.

– Мы готовы, сэр. – Дивон едва расслышал ответ здоровенного шотландца, пока тот не добавил: – Проскочим мимо северных ловушек так, что любо-дорого!

Привычные слова. Шотландец произносил их при каждом отплытии как заклинание-ритуал. Дивон улыбнулся, радуясь тому, что старик не может его видеть, и потянулся к переговорной трубке.

– Средний ход! – приказал он машинному отделению, а главному помощнику еще раз повторил свои инструкции относительно соблюдения полной тишины: – Передайте: всей команде, мистер Мак-Фарланд, – говорить только шепотом и то по большой необходимости…

Порой бывали случаи, когда они проходили так близко к борту вражеского корабля, что было слышно, как вахтенный насвистывает себе под нос какую-нибудь тоскливую мелодию.

– Взяли ли вы мешок с железными отливками? – остановил помощника Дивон, осторожно беря его за рукав.

– А то, как же! Никакого свиста у труб не будет. Не волнуйтесь, кэп, все сойдет как по маслу и в полной тишине.

– Молодец! – улыбнулся Дивон и дружелюбно сжал плечо шотландца. На него всегда можно было положиться, впрочем как и на штурмана, да и на всю команду. Все они подчинялись ему беспрекословно и никогда не выказывали ни малейшего страха даже в самых рискованных и опасных операциях.

Удача все-таки была на его стороне. Удача и опыт. Удача и погода. И даже уголь. В этот раз настоящий чистейший антрацит, который не дает этого темного дыма, столь заметного для внимательных глаз янки.

В рубку вошел штурман, мистер Дэвидсон. Дивон оставил штурвал и вышел в густой туман на вахту. Все мыслимые и немыслимые места на палубе были забиты хлопком, так что команде приходилось работать, стоя прямо на этих кипах. Встав у рубки, капитан пристально всматривался в свинцовую воду, и терпкий соленый ветер обдувал его разгоряченное лицо.

Монотонное гудение машины и плеск гребных колее звучали, как ему казалось, слишком громко, и он надеялся, что лишь шум волн и гам, доносившийся с вражеского берега, помогут «Бесстрашному» пройти начало пути незамеченным.

Неожиданно из темноты возник темный и неподвижный силуэт, мрачно отливающий в темноте своими бортами. Это был корабль северян, державший блокаду. Неуловимым движением Дивон скользнул в рубку.

– Два румба по правому борту, – прошептал он и тут же почувствовал, как судно осторожно напряглось, и затаил дыхание. – Так держать! Ровнее! – Столкновение могло произойти в любую секунду, но, к счастью, этого не случилось, и «Бесстрашный» ускользнул от врага бесшумно как мышь. Однако риск быть замеченными все еще оставался. И действительно в следующую минуту Дивон увидел впереди крейсер и едва успел прошептать: «Стоп!»

Он втянул в себя воздух, ощутив, как бешено забилась в висках кровь, и с ужасом подумал, что, пожалуй, даже среди шума своих машин янки могут услышать, как отчаянно колотится его сердце.

– Да, едва было… – сквозь зубы выругался штурман, и Дивон кивнул в знак согласия. Туман слепил глаза и забивал ноздри. Дивон дал команду идти дальше и тут же услышал, как его приказ был передан по переговорному устройству вниз, где, как он знал, матросы, зажатые среди кип хлопка, волнуются и переживают не меньше, чем он.

«Бесстрашный» шел вперед. И вдруг Дивон услышал нечто, заставившее похолодеть кровь в его жилах.

– Что, черт побери?! – Забыв о предосторожности, Дивон сорвался на крик.

В небе замелькали сигнальные разноцветные ракеты, оповещающие всех, что какой-то глупый или чересчур смелый корабль отважился вырваться из блокадного кольца.

– Полный вперед! – заорал Дивон, когда над кораблем с шипением пролетели первые снаряды. Они были обнаружены, и не оставалось ничего другого, как на максимальной скорости уходить, спасая свои жизни.

И все из-за какого-то идиотского петуха.

Фелисити, скорчившись и зажмурившись, сидела за кипами хлопка неподалеку от капитанской рубки, крепко обнимая Люси и Сисси.

– Я виноват, виноват, мисс Фелисити! Я пытался его удержать!

Девушка подняла ресницы, по-прежнему ничего вокруг не видя.

– Я верю. – Она вздохнула, приготовившись услышать пушечную канонаду. Все было тихо, и Фелисити добавила: – Я сама виновата, что позволила тебе взять эту птицу.

Действительно, когда они поднимались на борт, у девушки не хватило духу отобрать у бедного мальчика его любимца. Кроме того, какой мог быть вред от обыкновенного старого петуха?

Фелисити отдышалась и откинулась на фальшборт. Она прекрасно знала, какое значение придают прерыватели блокад полной тишине – именно поэтому она просила детей молчать до тех пор, пока они не услышат громких разговоров всей команды. Это означало бы, что корабль миновал опасную зону и вырвался из кольца.

Тем более она понимала, что артиллерийский обстрел, который уже начался, произошел именно после крика проклятого петуха. Глухие раскаты потрясали ночь, и корабль начал отклоняться вправо. Люси, тихо хныкавшая, испустила испуганный громкий вопль. Фелисити попыталась успокоить малышку, но ее слов даже не было слышно среди обстрела и взрывов снарядов.

Девушка сидела ни жива ни мертва, боясь за себя, за детей и за… Дивона, который, как она понимала, подвергается самой большой опасности, находясь на палубе прямо под вражескими снарядами.

В жутковатом свете ракет Дивону хорошо видны были матросы, которые, прижимаясь к палубе, прятались от снарядов за кипами хлопка. Правый борт был уже частично поврежден, а обстрел все не утихал.

– Больше пару, мистер Дэвидсон, больше пару, – перекрывая рев пушек, прокричал Дивон. – Передайте, пусть не жалеют угля!

Взрезая воду, «Бесстрашный» рвался вперед, несмотря на отчаянно плохую видимость, и капитану оставалось только молить Бога, чтобы они не наскочили на вражеский корабль.

Под градом снарядов судно все же приближалось к выходу из опасной зоны, и теперь, развив полный ход, «Бесстрашный» шел со скоростью не менее двенадцати узлов в час.

– Погоня, кэпт'н!

Дивон лихорадочно обернулся, чтобы понять, в чем дело, и тут же, при свете очередной ракеты, увидел, что шотландец не ошибся: вынырнув из кромешной тьмы, за ними гнался крейсер, и расстояние между кораблями катастрофически сокращалось.

– Все топки полны угля, – немедленно ответил штурман, увидев в глазах Дивона безмолвный вопрос. – Большего мы не сможем.

– Избавиться от части груза! – скрепя сердце приказал Дивон и первый бросился выполнять приказ. Он швырял за борт огромные тюки – тело его ныло, руки горели.

Когда верхняя палуба была очищена от груза, на востоке уже забрезжил рассвет, и неприятельский крейсер прекратил преследование. Янки попытались было запросить помощи, сигнализируя случайным судам береговыми дымками, но других кораблей поблизости не оказалось, и вскоре «Бесстрашный» шел один, по-прежнему не сбавляя скорости.

– Слава Всевышнему! – проворчал шотландец и, почесав рыжую бороду, разлегся в рубке. – Больше их нет поблизости – ручаюсь головой!

– Надеюсь, – Дивон рукавом вытер со лба соленый пот. – Повреждения большие? – Мак-Фарланд отрицательно покачал головой. – Я думаю, нас преследовал не кто иной, как «Коннектикут».

В ответ раздался длинный удивленный свист штурмана:

– Наше счастье, что нам удалось оторваться!

– Да, корабль мощный, но только за «Бесстрашным» ему все же не угнаться.

– Вероятно, но был момент, когда я засомневался.

– Вы, кэпт'н?! В жизни не поверю! – Шотландец натянул поглубже свою шапчонку. – А из-за чего, по вашему, поднялась вся эта буча?

Дивон промолчал и приказал помощнику послать людей на очистку палубы от осколков. Лицо его потемнело.

Сжав кулаки, он поспешил на нижнюю палубу. Его душил гнев и отчасти страх при мысли о том, что он должен будет сделать, когда найдет ее. Она здесь. Он понял это с того самого момента, как прокричал петух. Она предала его и едва не отправила к праотцам всю команду.

Рывком открывая все каюты в пассажирском отсеке, Дивон обошел его весь и догадался, что Фелисити, скорее всего, скрывается в его собственной каюте.

Он побежал туда и отшатнулся, увидев Фелисити, поднимающуюся с колен навстречу ему, с рукой, прижатой к горлу, словно она задыхалась. Лицо капитана Блэкстоуна в слабом свете начинающегося рассвета было страшным.

– Я… Я объясню… Видите ли…

– Молчи! – прорычал он, запирая на три оборота каюту и хватая девушку за руку. – Ни слова.

– Оставьте! Оставьте мисс Фелисити сейчас же! – тут же бросил вызов взрослому и сильному человеку маленький тщедушный Эзра.

Дивон от такой наглости резко обернулся и увидел, что злосчастный петух спокойно и мирно отдыхает на руках у мальчика. Не успел он сказать и слова, как Фелисити вырвала руку и, бросившись к негритенку, обняла его за плечи.

– Все хорошо, Эзра. Капитан Блэкстоун имеет полное право на меня сердиться.

– Да, черт побери! – Еще он будет спрашивать разрешения на свои эмоции! Дивон шагнул прямо к девушке и тут же увидел лежавшую на его кровати девочку. Кулак его разжался.

– С ней все в порядке?

Фелисити сглотнула слюну и кивнула.

– Она просто напугана и устала… И очень слаба.

– Да о чем ты думала вообще?! – Дивон не ждал ответа на свой вопрос и, естественно, не получил его. Эзра по-прежнему не сводил с него глаз, карауля каждое движение. Тысяча чертей, он уважал мальчишку за это, пусть даже тот был всего лишь жалким негритенком. Он повернулся к девушке и крепко взял ее за руку.

И тут на глаза ему попалась малышка, застенчиво ковырявшая рваным ботинком в куче хлопка, сваленной в каюте.

Сам не понимая зачем, Дивон склонился над ребенком. Люси посмотрела на него широко распахнутыми черными глазами, медленно вытащила изо рта два грязных пальчика и протянула ручонки – ему оставалось лишь подхватить ее на руки и ласково погладить по спине, когда малышка доверчиво обняла его за шею.

– А со мной ничего не случилось! – прошептала она ему на ухо.

– Вот и хорошо, – Дивон почувствовал, что ему стало легче.

– Мисс Фелисити все время говорила нам, что вы не позволите, чтобы с нами случилось что-нибудь плохое!

– Неужели? – Из-за детской головки Дивон посмотрел на девушку, которая при этом быстро опустила свои темно-золотые ресницы. Но в следующее мгновение она взглянула ему прямо в лицо.

Шутливо сжав малышку так, что она взвизгнула, Дивон осторожно усадил ее прямо на постель к больной сестре.

– Залезай-ка под одеяло и отдохни. – Затем Дивон спокойно сказал Фелисити: – Мне надо поговорить с тобой.

– Но ведь вы не сделаете ей ничего дурного, правда? При всем своем уважении к мальчику Дивон все же не мог позволить, чтобы ему задавал вопросы такой сопляк, да еще и на борту его собственного судна. Челюсти его сжались.

– Эзра, мы все прекрасно знаем капитана Блэкстоуна и верим ему, – Фелисити смело подняла голову, стараясь не думать о том, на что может быть способен капитан в гневе.

Дивон промолчал, лишь уголки его чувственного рта дрогнули, выражая гнев и надменность.

– Ты останешься здесь с сестрами, – тихо приказал он мальчику и направился к выходу, наполовину заваленному хлопком. Фелисити последовала за ним. Ей было мучительно страшно, но она старалась держать голову как можно выше.

Как только дверь за ними закрылась, Дивон схватил девушку за плечи и молча потащил по пассажирскому отсеку. Ему нужно было уединение, а такое место на корабле найти было трудно. Когда на глаза ему попалась каюта Мак-Фарланда, Дивон, не задумываясь, ударом ноги раскрыл дверь и втолкнул девушку внутрь.

Каюта оказалась сверху донизу набитой хлопком. Шотландец был настоящим патриотом, что не мешало ему блюсти и свои денежные интересы, особенно, если купить хлопок в Чарлстоне ничего не стоило, а переправить его на корабле в Нассау и получить за это хорошие деньги – тоже не составляло особого труда. Окно тоже было почти закрыто тюками, и молодые люди поначалу даже не видели друг друга. Фелисити набралась мужества.

– Я знаю, что вы хотите мне сказать, но…

– Ах, знаешь? Знаешь? – Это было вдвойне удивительно, ибо сам Дивон и не предполагал, что же он ей сейчас скажет. С одной стороны, ему хотелось вытрясти из девушки душу, ибо она поставила под удар себя, детей, жизнь всей команды – и ради чего? Конечно, она и до этого рисковала многим, путешествуя по районам военных действий, чуть ли не участвуя в бою, – и совершенно одна.

Капитан наклонился над девушкой, но та почувствовала в себе какое-то странное мужество и не отступила ни на шаг; она вспомнила, что гнев отца, который, правда, не столь часто обрушивался на нее, лучше всего было переносить с улыбкой. Фелисити облизнула губы, но заставить себя улыбнуться так и не смогла. У Дивона было полное право гневаться, но она тоже хотела объяснить, почему все так случилось. Она заломила руки.

– Разве вы не понимаете? Я обязана доставить этих детей матери! – Слезы обожгли ей щеки, но она быстро смахнула их рукой. Фелисити хотелось понимания, а не сочувствия.

Дивон грозно стоял со скрещенными на груди руками и смотрел на девушку, изо всех сил борясь с чувством, куда более сильным, чем гнев.

Да и зачем было ему сейчас себя сдерживать? Единым движением он повалил Фелисити на жесткий прессованный хлопок и накрыл своим тяжелым телом. Ее слабый крик удивления был задушен его горячими губами. Гнев обернулся страстью, подстегнутой недавним избавлением от опасности.

Дивон неистовствовал, доставая жарким языком до самых сокровенных глубин ее сладкого рта, вылизывая и щекоча его. Руки Фелисити блуждали в его кудрях, распаляя капитана еще больше.

– Боже, когда я услышал эту глупую птицу и понял, что вы здесь… – Язык Дивона, распаленный и опытный, пополз вниз по ее шее.

– Да… Он закричал… – Прикосновение его небритого подбородка заставляло Фелисити дрожать, как в лихорадке. – Я пыталась удержать его…

Ответом Дивона на это заявление был новый сумасшедший поцелуй. Задохнувшись, он, наконец, отнял губы и вскочил, по-прежнему не сводя с нее глаз. Фелисити лежала с закрытыми глазами, и тени от ее длинных ресниц мягко ложились на фарфоровое лицо, влажные губы были чуть приоткрыты, и весь ее облик был более соблазнительным, чем когда-либо.

Дивон нежно коснулся пальцами ее скул. Фелисити подняла глаза и посмотрела на капитана так, словно собиралась запомнить его лицо навсегда.

И тогда Дивон почувствовал, что не может больше произнести ни слова, и вновь припал к розовому рту, погружаясь все глубже и глубже в пучину желания. Рука его упала ей на грудь, нежа теплую податливую плоть до тех пор, пока набухшие соски не приподняли тонкий шелк платья.

Фелисити прижималась к нему все плотнее, ощущая его властный мужской зов через все нижние пышные юбки, и сладостно застонала, почувствовав его требовательную плоть у себя между ног.

Дивон яростно рвал на ней завязки корсета и, добравшись сквозь все оборки и кружева до колен, плавно завел ее ноги вверх и упал сам на это бездонное ложе.

Глаза Фелисити были широко открыты, а пальцы с неженской силой терзали его плечи. Она была воплощением горячей весны, и капитан хотел только одного: навсегда пропасть в этом роскошном желанном теле. Суконные форменные брюки причиняли его естеству невыносимую боль, он задыхался.

– Дивон.

Фелисити почти кричала, вонзая свои ногти в его тело все глубже, ворковала, извивалась, стонала, а он замер, словно парализованный, не имея возможности в этом крошечном пространстве даже раздеться и раздеть ее.

– Господи, Господи, Рыжая! – Дивон просунул руку меж разгоряченных тел, пытаясь хотя бы так добраться до недосягаемой цели. Палец его окунулся в жаркое и влажное, а девушка зашлась в исступленном крике. Быстрым поцелуем зажав ей рот, Дивон продолжал услаждать ненасытное тело до тех пор, пока оно не забилось под его рукой в конвульсиях оргазма.

Фелисити все не могла остановиться, она все выкрикивала его имя снова и снова.

– Капитан Блэкстоун!

Дивон едва только начал непослушными руками расстегивать пуговицы на брюках, изо всех пытаясь проигнорировать требовательный мужской голос. Но от неумолимого шотландца отвязаться было не так-то просто.

– Черт! – выругался Дивон и обернулся к двери.

– Эй, кэпт'н, да где вы? – Мистер Мак-Фарланд, казалось, находился где-то совсем рядом.

– Я… – Дивон на секунду умолк и прокашлялся. Голос его выдавал неудовлетворенное желание и пылкую страсть. Собравшись с силами, он, наконец, достаточно членораздельно добавил: – Сейчас буду.

Вновь повернувшись к Фелисити, Дивон увидел, что она по-прежнему лежит на тюках с хлопком и глядит на него широко раскрытыми синими глазами. Поморщившись, он поправил ее юбки.

– Кто?.. – Девушка постаралась заставить себя вернуться с небес на землю. – Кто это? – прошептала она уже тверже и даже кое-как поправила волосы. Дивон судорожно оправлял на ней панталоны и шелковое платье.

– Старший помощник. Это его каюта. Фелисити раскрыла рот.

– Так он сейчас войдет сюда!

И не успели эти слова сорваться с ее губ, как щеколда поднялась, дверь приоткрылась, и на девушку в упор посмотрели удивленные карие глаза.

Старший помощник с окладистой рыжей бородой меньше всего ожидал увидеть в своей каюте женщину.

– И кто же вы, простите, такая?

– Мисс Уэнтворт путешествует со мной, мистер Мак-Фарланд.

Девушка опустила голову, краем глаза наблюдая за тем, как Дивону удалось-таки протиснуться сквозь кипы хлопка и встать рядом с огромной морской картой. Шотландец едва верил своим глазам, но уважение к своему капитану удерживало его от нескромных расспросов.

– Вы искали меня, чтобы решить какие-то вопросы, мистер Мак-Фарланд? – Дивон упорно старался прятать нижнюю часть своего большого тела, дабы хитрый шотландец не обнаружил возбуждения, до сих пор не покидавшего капитана.

– Ну, как сказать… То есть… – Помощник еще раз украдкой бросил взгляд на Фелисити, а затем полностью переключился на капитана. – Просто я думал, вам будет небезынтересно узнать, что никто из команды не пострадал. Нам крупно повезло.

– Благодарю вас, мистер Мак-Фарланд, мне очень приятно это слышать! – И ведь, черт побери, это правда! Это известие куда важнее, чем занятия любовью с Фелисити Уэнтворт. Ах, если бы… – Но как сам «Бесстрашный»?

– Ничего особо серьезного. Повреждена пара рангоутов, но люди уже принялись за восстановление.

– Отлично.

– Но мы потеряли значительное количество хлопка.

– Иначе было невозможно. – Да, невозможно. Им было просто необходимо выкинуть лишний груз, кинуть в топки весь имеющийся уголь и помочь кораблю вырваться из опасной зоны, спасая тем самым самих себя. Впрочем, Дивон понимал, что он кривит душой, что всего этого могло бы и не быть, не проберись на судно рыжеволосая нарушительница спокойствия.

– В таком случае, кэпт'н, – шотландец достал из кармана резную трубку, – это все, и я могу вернуться на свой пост.

– С Богом, мистер Мак-Фарланд! – В глубине души Дивон благословлял этого бородача, у которого хватило выдержки не расспрашивать его, какого черта он возится в чужой каюте с девицей, о нахождении которой на судне даже не было никому известно. Шотландец же попросил всего лишь позволения взять наверх табаку.

Вскоре он ушел, и Дивон, едва разместившись на единственном стуле, приказал ей встать.

Фелисити подчинилась и беспрекословно подошла к стулу по кипам хлопка. Капитан уступил ей место и продолжал молчать. Но она уже знала, что ярость его, сметенная порывом страсти, уже исчезла. Она прикусила губы.

– Я заплачу за потерянный хлопок.

Такое заявление удивило Дивона. Он откинулся спиной к стене и сложил руки на груди.

– А если бы в результате твоих действий пострадал бы не только груз, но и люди? Как бы ты компенсировала такие потери?

Девушка сжала зубы. Так он хочет ее унизить, растоптать совсем! И это тогда, когда она уже раскаялась в своем необдуманном поступке…

– Но вы же слышали, что сказал ваш помощник! Хлопок – это единственная ваша потеря, а отвечать за все, что только могло бы произойти, я не обязана.

– Но я не смогу продать хлопок и выручить столь необходимые конфедератам деньги.

– Я заплачу вам золотом.

Дивон невесело покачал головой.

– Но почему же ты просто не подождала меня в Чарлстоне?!

Фелисити тяжело вздохнула, ибо сказать ей было нечего.

– Это из-за твоего нареченного? Неужели ты так рвешься к нему? – Дивон ненавидел и презирал сам себя, задавая этот унизительный вопрос.

Их глаза встретились.

– Нет. Я знаю, с ним ничего не случится.

И ни слова больше! Дальнейшие расспросы на эту тему Дивон продолжать уже не мог.

– Неужели ты думала, что я не сдержал бы слова? Или же… Или из-за того, что сказал тебе о своей любви?! Но ведь я не требовал взаимности, чтобы доставить тебя домой! Я знаю, мне вообще не следовало говорить этого, но…

– Нет, – Фелисити до крови прикусила нижнюю губу. – Я рада, что услышала это. – Сама она уже перестала сомневаться в своих собственных чувствах к нему, но сейчас было не время и не место говорить об этом. К тому же, девушка боялась, что он просто не поверит ей.

Она встала и обеими руками сжала спинку стула. В этот момент Фелисити хотелось быть от капитана как можно дальше, ибо она боялась не его, а себя, и не хотела использовать свою женскую власть над ним в каких-либо корыстных целях.

– Я просто решила, что путь через Нассау будет для детей самым удобным.

Лицо его вытянулось от изумления.

– Не понимаю. Но ведь твоя кормилица…

– У меня нет никакой кормилицы.

– Но эти дети?..

– Мать этих детей я видела лишь однажды. – Пальцы Фелисити побелели от напряжения. – Она беглая рабыня, которая вынуждена была оставить детей…

– Что?!

Девушка решительно оторвалась от стула и сделала шаг к Дивону. Может быть, правда станет более приемлемой, если она будет ближе к нему? Если возьмет его за руку и ласково заглянет в зеленые глаза? Но Фелисити мгновенно одернула себя: после того, что он для нее сделал… после того, что он для нее значит… Он заслуживает неприкрашенной правды.

– Я приехала в Южную Каролину, чтобы освободить этих несчастных из рук рабовладельцев.

– Вижу. – Кулаки Дивона непроизвольно сжались. – Но у нас и своих аболиционистов хватает.

– Но ведь вы и сам… Я же знаю, как вы относитесь к рабству!

– В данную минуту разговор не обо мне, – сухо отрезал капитан и отошел от стены. – И все-таки я до сих пор не понимаю, как это ты собиралась добираться до Ричмонда через Нассау.

– До Нью-Йорка.

Глаза его застыли, ибо все подозрения, терзавшие измученного капитана с первого момента их встречи, снова лавиной обрушились на него – те подозрения, которые он еще совсем недавно не мог или не хотел пускать в свою душу.

– Думаю, будет лучше, если ты объяснишь все сама.

Фелисити воздела руки к небу.

– О, чего же вы еще от меня хотите!?

«Чтобы ты не лгала мне. Чтобы не использовала в своих туманных целях как вещь». Но вслух Дивон не сказал ничего и только медленно направился к дверям каюты.

– Что же вы делаете? – В голосе девушки послышалось отчаяние, но Дивон даже не повернул головы. Взявшись за щеколду, он тихо и внятно произнес:

– Я, мисс Уэнтворт, продолжаю свой путь в Нассау, где буду продавать оставшийся хлопок, на вырученные деньги я куплю медикаменты и остальные необходимые вещи, без которых задыхаются несчастные жители блокированного Чарлстона. – Затем он поднял глаза и обдал Фелисити презрением зеленых огромных бездн. – Вы же можете высадиться в любое время, мисс.

С этими словами он покинул каюту, оставив девушку сожалеть о глубине своих чувств к этому человеку. Люби она его меньше, она преподнесла бы ему правду в более подслащенном виде.

 

Глава восемнадцатая

– Мисс Фелисити, мисс Фелисити, Сисси умирает!

Девушка на секунду закрыла глаза, прежде чем посмотреть в лицо малышке. При скудном свете подвесного фонаря и младшая девочка казалась бледной и изможденной; разбросав сложенные одеяла, Люси, взъерошенная, сидела, распахнув свои черные глазенки. А ведь Фелисити полагала, что она давно уже крепко спит, как ее брат… как Сисси. Несколько минут назад больная после многочасового изматывающего приступа кашля погрузилась наконец в тревожное полузабытье. На протяжении всего припадка Фелисити поддерживала девочке голову и плечи, так как та была слишком слаба, чтобы самостоятельно бороться с чудовищным удушьем.

Все это время Фелисити старалась не думать о том, что рано или поздно должно было произойти. Сисси умирает. Доктор Бэйтмен еще в Чарлстоне сказал ей, что смерть ребенка есть лишь вопрос времени и плеврит непременно убьет ее.

Девушка охнула и склонилась над Люси, превозмогая боль в пояснице. Она взяла малышку на руки, незаметно смахивая набежавшие горячие слезы.

Та обняла ее за шею и тоже зашлась в безудержном плаче. Фелисити оставалось лишь поглаживать ее по худенькой спинке и, раскачиваясь в такт корабельному ходу, повторять:

– Ну, не плачь, моя сладкая, не плачь. Я знаю, тебе грустно, но не надо плакать…

Малышка оторвала голову от ее плеча, и заплаканные глаза ее ярко блеснули в полумраке.

– Она умирает, умирает! Ведь, правда? – шептали ее искривившиеся от горя губки.

– Я не знаю, – неуверенно ответила Фелисити, в глубине души сознавая, что малышка, вероятно, права.

Через минуту Люси снова прижалась к теплому боку Фелисити и крепко заснула, повторяя лишь одно короткое слово «мама». Девушка осторожно уложила ее на снятые с постели Дивона одеяла и, переведя дыхание, подошла к месту, где спал Эзра. Она тихонько потрясла мальчика за плечо – тот проснулся немедленно.

– Что случилось?

– Ш-ш-ш! – Фелисити прижала палец к губам. – Мне нужна твоя помощь, чтобы осмотреть Сисси.

– Ей плохо?

Эзра встал рядом с Фелисити у постели сестры, готовый помогать, насколько хватит у него сил. А сил у мальчика оставалось мало; несколько часов назад Фелисити с трудом настояла, чтобы он все-таки отдохнул, ибо негритенок просто шатался от усталости и недосыпания. Эзра после долгих колебаний все-таки согласился и, взяв в охапку любимого петуха, повалился на пол прямо без одеял и подушки. Чуть позже девушка накрыла его старым одеялом, найденным ею в привинченном к стене шкафчике.

Но теперь его надо было разбудить, даже, несмотря на то, что мальчик еще не успел выспаться. Выхода у Фелисити не было!

– Сисси заснула. Может быть, ей даже немного получше, – прошептала она, понимая, что мальчика надо обнадежить хотя бы на то время, пока ее здесь не будет. – Мне необходимо переговорить с капитаном Блэкстоуном.

Мальчик даже не поинтересовался зачем, и Фелисити была ему от души благодарна за это. Эзра просто и молча сел у постели больной.

– Я ненадолго, – уходя, пробормотала девушка. Она не видела Дивона с утра, с того самого мгновения, когда сказала ему всю голую правду. После этого она вернулась в его каюту, которую он, казалось, отдал в полное их распоряжение. Больше того, он регулярно посылал туда еду и питье, а ближе к вечеру появился и доктор.

Увы, судовой врач не смог добавить к словам доктора Бэйтмена практически ничего. Фелисити же оставалось лишь помогать больной, как она умела, и надеяться на то, что ребенок будет доставлен в Нью-Йорк еще живым.

Пассажирский отсек был влажным и плохо освещенным; к тому же в нем отвратительно воняло трюмом. Подняв юбки, девушка осторожно пробиралась по проходу, стараясь двигаться в направлении, обратном тому, каким она возвращалась утром к себе. Наконец она вышла на верхнюю палубу, и в лицо ей ударил свежий крепкий морской ветер, немедленно растрепавший волосы и окрасивший щеки.

Ночь была ясная; на небе приветливо мигали звезды. Фелисити робко пробиралась к штурманской рубке, надеясь найти Дивона именно там, но вместо капитана обнаружила там его старшего помощника мистера Мак-Фарландом.

– Мне необходимо видеть капитана Блэкстоуна, – заявила она без обиняков, рассчитывая, что шотландец все-таки не отдаст приказа просто вышвырнуть ее вон. Ведь сам капитан был так рассержен, так разочарован…

Стоя рядом с большим компасом, помощник внимательно разглядывал Фелисити, словно не зная, как ему поступить. Наконец он оторвал от штурвала могучую руку, почесал ею бороду и промолвил:

– Он в офицерской кают-компании.

Благодаря указаниям, данным ей добродушным шотландцем, Фелисити без труда нашла помещение, где собирались офицеры, но взяться за ручку красиво отделанной деревом двери у нее не хватало духу. Через некоторое время она все же заставила себя постучать, в ответ послышалось громкое и недовольное «Войдите».

Было ясно, что капитану неприятно постороннее вторжение… хотя он даже и не представлял, какой неприятный сюрприз ожидает его на самом деле.

Фелисити зажмурилась и открыла дверь.

Кают-компания оказалась комнатой с низким потолком, едва освещенной чадящей масляной лампой, которой с трудом удавалось разгонять тени от нависших потолочных балок. В помещении царил тяжелый запах старого эля вперемешку с табачным дымом, и все оно в целом выглядело столь же неприветливо, как и сам капитан, мрачно смотревший на девушку поверх оловянной кружки, стоявшей на грубом столе.

– А, мисс Уэнтворт, аболиционистка! – сардонически протянул он. – Чему обязан таким удовольствием?

Фелисити закрыла за собой дверь и сделала несколько шагов. Вид у капитана был неприглядный: волосы спутались и неровными прядями нависали над измазанным углем лбом, щеки покрывала черная двухдневная щетина. Весь он был какой-то растрепанный, впрочем, как подозревала Фелисити, ничуть не больше, чем она сама. Но у нее, по крайней мере, есть для этого оправдание… Она приблизилась к столу и, подняв подбородок, постаралась унять дрожь в голосе.

– Сисси плохо. – На мгновение глаза его тревожно потемнели, но тут же в них снова засветились пренебрежение и насмешка, которых Фелисити твердо решилась не замечать.

– Увы, весьма сожалею. – Он отхлебнул из кружки. – Но я уже посылал мистера Лоури.

– Военный хирург здесь не годится.

– В таком случае, больше я помочь вам ничем не могу.

– Вы можете доставить ее в Нью-Йорк, – едва слышно проговорила Фелисити.

Дивон расхохотался каким-то лающим смехом.

– Боюсь, что вы ошиблись, мисс Уэнтворт, мой корабль не частная лавочка.

Не обращая внимания на его сарказм, Фелисити рискнула подойти еще на шаг.

– Я очень хорошо понимаю, о чем прошу вас.

– О, это, конечно, вдохновляет! Вы, видите ли, понимаете, что просите меня сунуть голову прямо в пасть к янки!

– Все будет хорошо.

– Да, рассуждать об этом, сидя в моей каюте, весьма просто! – Дивон поднял кружку в насмешливом приветствии. – Но запомните: я и близко не подойду к вашему благословенному городу Нью-Йорку. Из Нассау вы, конечно же, можете купить себе билет куда угодно. Я даже готов дать вам денег. – Дивон смотрел на девушку снизу вверх, всем своим видом выказывая полное равнодушие к ее бедам. – Ведь именно таков был ваш первоначальный план, если я не сомневаюсь?

– Да, но только вот Сисси едва ли доживет до встречи с матерью, если мы будем добираться до дома таким образом.

Капитан опустил глаза и вздохнул.

– Я сожалею, что обстоятельства сложились именно так, но жертвовать моим судном и командой ради одной девочки я не могу. Прошу меня извинить.

Фелисити знала, что он говорит правду, как бы дороги ему ни были дети и она сама, однако нахмурилась и дерзко дернула круглым плечом.

– Но почему же вас это удивляет? Вы, аболиционисты, мне уже давно хорошо известны. Я нагляделся на вас еще, будучи офицером флота Соединенных Штатов. Вы готовы свалить на южан и Юг в целом все грехи мира, а нас изображать какими-то бессердечными Симонами Легре, которые бьют, калечат и вообще занимаются черт знает чем, осмеивая все святые понятия.

– А я знаю о них совсем другое. – Фелисити говорила едва слышно, но все же ее слова заставили Дивона замолчать и смягчиться после только что произнесенной злой тирады.

– К сожалению, помочь вам я не могу ничем, – уже более дружелюбно добавил он и снова потянулся к кружке жестом, полным какого-то скрытого отчаяния.

Однако девушка не сдавалась.

– Вы будете вознаграждены по-королевски.

Возможно, Дивон поначалу просто не понял ее: он лениво оглядел ее грудь и талию, да так, что лицо Фелисити заполыхало краской стыда. Но взгляда она не отвела и ресниц не опустила.

– И какой же сорт вознаграждения вы имеете в виду, мисс?

Девушка вскинула голову.

– Денежный.

– Верно, вы забыли, что я продам хлопок.

– Но ведь не весь, который могли бы.

– А кому же я обязан тем, что пришлось выбросить за борт столь ценный груз?

Нет, она не отступит, ни за что не отступит!

– Мой отец богат… Очень богат.

– Так это он набил ваш саквояж золотом и отправил на Юг? Или это сделал Иебедия-как-его-там?

– Ни один из них не имеет к моей поездке ни малейшего отношения… они даже не знали о моих планах! – совершенно искренне добавила девушка.

– Ну, так они все равно им на руку, – пробормотал Дивон, опять поднося кружку к губам.

– Да прекратите ли вы когда-нибудь?! – Фелисити резко ударила ладонью по выщербленному столу. – И вообще, я не намерена обсуждать свои личные дела с пьяным идиотом!

Дивон, не спуская глаз с девушки, осушил кружку до дна, затем мгновенным движением бросил свое тело ей навстречу. Они оказались чуть ли не нос к носу.

– Во-первых, я трезв и не могу быть пьяным, поскольку нахожусь на борту этого судна. – Говоря это, Дивон все-таки не упомянул о том, что, выпив сейчас кувшин эля, он нарушил свое многолетнее правило не пить на борту. Нарушил же он его, как только узнал истинную причину появления этой рыжей на Юге. Он пил целый вечер, проклиная весь белый свет и любовь, на нем существующую. – А во-вторых, обсуждать вам со мной больше нечего.

– Мой отец много заплатит вам за мое удачное возвращение. Он достанет самые лучшие медикаменты, в которых так нуждается Чарлстон. Таких лекарств вы никогда не найдете ни в каком Нассау! – Руки девушки дрожали от напряжения; ей хотелось лишь одного – упасть в его объятия, но это было, увы, невозможно. Капитан угрюмо молчал, и она бросилась в новую атаку. – Я гарантирую полную безопасность и вам, и всей команде, и… «Бесстрашному».

– Ах, вы можете это гарантировать?! – Тон Дивона передать было невозможно.

Фелисити опустила ресницы.

– Мой отец может. – И поспешно добавила: – Он очень, очень богатый человек.

– Это вы так считаете.

– В его руках большая власть. Реальная власть.

По лицу девушки Дивон неожиданно прочел, что эта власть далеко не всегда была приятна его дочери. В глазах Фелисити было столько муки, что капитан почти забыл о том, сколько раз она уже лгала ему, – почти забыл. Он тряхнул головой, чтобы как можно скорее оборвать завязавшуюся между ними ниточку понимания. Несмотря на изможденность, растрепанные волосы и темные круги под синими глазами, Фелисити Уэнтворт все же оставалась для него самой прекрасной женщиной на свете.

– Ну, вот что, мисс Уэнтворт. – Дивон развалился на стуле. – Я не верю янки. Особенно богатым и влиятельным. Равно соблазнительным и рыжим. Они всегда лгут, и я имел возможность не однажды в этом убедиться.

Фелисити вздрогнула, и ему стало почти жалко ее.

– Я была вынуждена лгать вам. Что мне было делать? Объявить всему городу, что я из Нью-Йорка?

– И аболиционистка в придачу. Но это, однако, не помешало вам воспользоваться гостеприимством моей бабки…

– И вашим… – прошептала она. Дивон отвернулся.

– Я хотела признаться вам, особенно после…

– Во сколько оцениваете вы возможность добраться с детьми до Нью-Йорка в кратчайший срок? – Дивон совершенно не хотел обсуждать с нею этот вопрос, но услышать о своем признании в любви было для него просто невыносимым. Унизительно вспоминать о своих неразделенных чувствах. Кроме того, такой вопрос выбил девушку из колеи, и ему приятно было наблюдать, как она растерялась.

– Ну, я… Я не знаю. А что было бы приемлемым для вас?

– За то, что я буду рисковать своей жизнью, жизнью команды и… – он слегка усмехнулся, – не говоря уже о судне?

– Я же сказала вам…

– Да-да, я помню, – с неохотой отозвался Дивон. – Но что, если ваш отец не одобрит такой шаг?

– Он одобрит. – Фелисити в этом была уверена. – А если не одобрит он, то у меня достаточно своих средств. – Ее состояние по матери было тоже весьма значительным. – Сколько стоило снаряжение «Бесстрашного»?

– Мы с кузеном вложили в него около ста тысяч долларов.

Фелисити и глазом не моргнула.

– Мой отец заплатит вам столько же плюс рыночную стоимость хлопка… золотом.

Дивон громко свистнул.

– Да вы знаете толк в мотовстве, Рыжая! А что, если я потребую чего-либо другого, а не золота вашего панаши?

– Я… Я не понимаю, о чем вы говорите. – Фелисити почувствовала, как заныло у нее под ложечкой.

– Не понимаете? – Выражение его лица снова уличало Фелисити во лжи.

– Я понимаю только одно: вы не имеете никакого намерения доставить меня с детьми в Нью-Йорк, и потому лучше прекратить этот бессмысленный торг. – С этими словами девушка повернулась и направилась к выходу. Но не успела она взяться за ручку, как Дивон оказался рядом, заслонив от нее дверь своим плечом.

– В чем дело, Рыжуля? Неужели ты сдаешься так просто? А я думал, что аболиционисты готовы на все ради своего дела. По крайней мере, некоторые из них. – Плечи девушки задрожали, и капитан уже был готов прекратить эту комедию, обнять ее и пообещать все, что только она захочет. Но еще слишком свежа была рана, слишком чудовищен обман, и он сам почти верил в сказанную им только что фразу. – Ведь покинули же вы свой уютный безопасный дом для диких дебрей жаркого Юга?

– Прекратите! – Фелисити уткнулась пылающим лбом прямо в дверь, не осмеливаясь поглядеть Дивону в лицо. Его близость сводила ее с ума. – Вы сами такой же аболиционист, как и я. Не забывайте, что я видела ваши документы об освобождении рабов!

– Но, может быть, я подписывал эти письма скрепя сердце? Да, конечно, я ненавижу такое положение вещей, когда дети часами не разгибают спины на хлопковых плантациях, но в равной мере ненавижу и такое, когда этих детей используют на «свободных» потогонных заводах! А больше всего я ненавижу людей, которые болтают сами не зная, что и пытаются научить меня жить!

– Но ведь я так не делала…

Дивон стиснул зубы.

– Допустим, не делала. – Рука его провела уставшим жестом по деревянной обшивке дверей и коснулась кудрей на затылке Фелисити.

– Не надо, – умоляюще прошептала та.

– А может, именно этого я и потребую за вашу отправку в Нью-Йорк? – Волосы девушки были так пушисты, так наполнены мерцающим дивным светом, даже, несмотря на тусклый огонь убогой лампы.

– Вы не посмеете. – Его пальцы на ее тонкой шее заставляли девушку пылать и содрогаться.

– Не посмею? – Капитан нагнул голову и коснулся горячими губами ложбинки между плечом и шеей.

– Прошу вас… – Фелисити инстинктивно отшатнулась, ибо была перед ним слишком беззащитной.

– Прошу? – Зубы Дивона блеснули в привычной усмешке. – Прошу – что? Не трогать невинную девушку, дабы ее не соблазнить? Но ведь мы оба знаем, что поцелуй – единственное оставшееся у меня оружие.

– Нет, я не… – Конец фразы был задушен его жгучим продолжительным поцелуем. Губы капитана были жестоки и голодны, они требовали, насиловали, наполняли, а Фелисити упивалась вкусом его гнева; ощущая его не только в распаленных губах, но и в руках, терзающих ее локоны, и сильном каменеющем теле…

Она знала, что ему нужно, и, устав бороться со своим собственным телом, она решительно забросила тонкие руки ему на плечи, дрожа от желания и впивая горькую сладость его рта.

Раздался громкий мучительный стон, окончательно сломивший последнее сопротивление Фелисити. Пальцы ее заскользили по мягкому хлопку его рубашки.

А он был груб. Груб как никогда – но этого и хотела Фелисити.

Не отрываясь от ее рта, Дивон повернул девушку к столу и сильно прижал, небрежно смахнув перед этим кувшин и кружку прямо на пол.

Фелисити настолько потеряла голову в бушующем море страсти, что даже не ощутила спиной жесткую деревянную поверхность стола. Юбки ее были подняты, но она едва ощутила дуновение прохладного воздуха по ее разгоряченным ногам.

Через секунду рот капитана был уже прижат к сокровенному входу, а Фелисити, подгоняемая его бешеным языком, в исступлении колотила сжатыми кулачками по его широким плечам, разжимая их лишь для того, чтобы прижать любимую голову еще плотнее, жарче, больнее…

Когда Дивон вошел в нее, девушка была уже почти без сознания. Его первый толчок словно привел ее немного в себя, она ощутила удовлетворяющее состояние заполненности. Вскоре наступил и оргазм.

Его же собственная разрядка оказалась быстрой, мучительной и оставила Дивона совершенно изможденным. Он был полным и безраздельным хозяином ее тела и ее страстей – это было ясно с самого первого прикосновения, – но голая страсть его больше не устраивала.

Дивон зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их сладкий аромат, позволяющий ему не покидать ее еще одно лишнее мгновение. Но время шло, и он вынужден был встать, поспешно оправив на ней юбки, а на себе – форменные брюки.

Фелисити все ждала, что он скажет ей что-нибудь… не важно что… Она сама всей душой стремилась высказать ему все, что лежало у нее на сердце, но слова не шли с языка. А больше всего она боялась, что он просто не поверит в ее любовь, ибо и сама еще порой сомневалась в этом… Но Дивон молчал, а его сжатые челюсти, хмурый взгляд, отрешенно блуждающий по потолку каюты, и небрежные жесты вовсе убивали всякую возможность диалога.

Фелисити по возможности быстро привела себя в порядок и, кинув прощальный взгляд на его стройную фигуру, выскользнула из кают-компании.

– Эй, дьявольщина, да что с тобой, детка? – навстречу ей неожиданно громыхнул бас мистера Мак-Фарланда, направлявшегося прямо в кают-кампанию. Фелисити подняла на него заплаканные глаза и бросилась бежать еще быстрее, стараясь не слышать, как шотландец ударом кулака распахнул обшитую деревом дверь.

– Что вы сделали с девчонкой, кэпт'н? – не долго думая, спросил он у Дивона, заходя в каюту и быстро закрывая за собой дверь.

Тот нехотя процедил:

– Мы просто не сошлись кое в чем.

– Я так и думал, – проворчал помощник, нагибаясь и поднимая с пола оловянный кувшин. – Видать, вы позволили вашему гневу малость взять над собой верх, а?

Да, он позволил, но, увы, не гневу… Дивон медленно повернулся к помощнику.

– Вам что-нибудь нужно, мистер Мак-Фарланд?

– Глоток грога.

– Может быть, вы хотите объяснений?

– Любопытно было бы узнать, что же такая прелестная крошка делает на борту нашего «Бесстрашного»?

– Она едет зайцем в моей каюте.

– А! – Шотландец поскреб роскошную бороду. – Не может никак от вас отвязаться, кэпт'н?

– Ваше предположение совершенно неверно. – Дивон разлил коньяк по кружкам и протянул одну из них Мак-Фарланду. – Она хочет, чтобы я отправил ее в Нью-Йорк.

Янтарная жидкость прыснула изо рта шотландца.

– В Нью-Йорк?! – переспросил он, зажимая рукой рот. – А знает ли она, какого сорта наше судно?

– Знает. – Дивон резко повернулся на стуле, так что тот заскрипел. – Но ведь на самом деле мы являемся торговым судном под британским флагом.

– Так, значит, вы намерены пробираться в Нью-Йоркский порт, так что ли?

– Отнюдь. Как вам известно, наш долг велит нам плыть в Нассау.

Однако к вечеру следующего дня капитан Блэкстоун уже не был столь уверен в своем долге.

– Желтый флаг, кэпт'н! – сообщил впередсмотрящий после изучения вымпелов в гавани Нассау.

– Карантин! – выругался Дивон и стиснул полированный поручень. В раздражении он приказал повернуть судно.

– А что это значит? – Слова сорвались с губ Фелисити почти против ее воли. Она вышла на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха, оставив наблюдать за больной Эзру. Люси же повсюду ходила за девушкой, одной рукой держась за ее шелковые юбки, другую – засунув в рот.

На эти слова Дивон обернулся. Он не видел Фелисити с той безумной ночи в кают-компании и, честно говоря, видеть ее не хотел. Не поднимая глаз, он ответил:

– В гавани, вероятно, какая-то эпидемия.

– И что же делать? Подвергать детей новому испытанию? Но ведь Сисси и так едва жива…

– Придется искать другой порт, иначе мы рискуем попасть в карантин сами, а я не думаю, что хоть один человек на судне желает попасть в заключение на долгие три недели.

– Но где…

– Надо уходить! – вдруг раздался голос впередсмотрящего, и внимание Дивона мгновенно было обращено вверх.

– В чем дело?

– В районе порта два корабля. Они быстро приближаются, и оба под флагом Федерации!

– Проклятье! – Дивон в три прыжка достиг штурманской рубки, а за ним, не отставая, бежала Фелисити.

– Что вы собираетесь делать?

Прокричав что-то Мак-Фарланду, стоящему у штурвала, Дивон недовольно обернулся к Фелисити.

– Быстро вниз! – приказал он, не отвечая на ее вопрос. – И не выходить без моего разрешения!

Затем он ушел в рубку, оставив девушку в полном недоумении.

Все на судне пришло в движение: кто-то карабкался на мачты, кто-то сворачивал паруса, кто-то бросился вниз помогать кидать в топку уголь.

Фелисити, схватив малышку на руки, побежала вниз и по дороге услышала, как один матрос торопливо прокричал другому:

– Идем прямо на них!

– Так молись за капитана – он знает, что делает!

– Да-да, я буду молиться, – пробормотала Фелисити, подбирая юбки и спеша дальше.

Корабли федератов не выказывали намерения ни заходить в порт, ни отправляться дальше по Гольфстриму. Они встали на якорь неподалеку, как две гиены, расположившись одновременно и достаточно далеко от нейтрального порта, чтобы избежать недовольства иностранных правительств, и достаточно близко, чтобы держать под контролем неожиданную добычу в виде судов конфедератов.

Но у Дивона не было времени обдумывать эту новую стратегию, перекрывавшую доступ жизненно-необходимого воздуха для Юга. Он видел лишь одно: два федеральных крейсера находятся от него на самом опасном расстоянии, и возможности каким-либо маневром обойти их у «Бесстрашного» нет.

– Полный вперед! – передал он приказ всей команде и сам взялся за штурвальное колесо. Горячий пот струился у него по спине, заливал глаза и лоб, но он не видел вокруг уже ничего, кроме двух неприятельских кораблей, неминуемо приближающихся к идущему на полной скорости «Бесстрашному».

– Идем прямо на них, кэпт'н? Так оно вернее, – одобрил его Мак-Фарланд, значительно почесав бороду.

– Уходите, уходите вниз! – прокричал он старику, не отводя взгляда от сужающегося пространства между «Бесстрашным» и двумя крейсерами. Шотландец, не говоря больше ни слова, опустился на палубу тут же около рубки.

В этот момент раздался сигнал с одного из вражеских судов: «Приказываю остановиться, иначе открываем огонь на поражение!»

– У меня сегодня нет времени разговаривать с вами! – любезно ответил Дивон в переговорное устройство. – Да и желания тоже.

С ближайшего крейсера в ту же минуту раздался оглушительный пушечный выстрел, следом за ним еще и еще, а Дивон все гнал «Бесстрашного» к узкой полоске воды, кипевшей пеной между двумя неприятельскими судами.

– Еще раз приказываю остановиться! – послышался голос, но «Бесстрашный» уже проскочил между крейсерами и теперь удалялся от них на полном ходу. Дивон видел высыпавших на палубу матросов федеральных судов, но их корабельные пушки уже прекратили стрельбу, абсолютно бесполезную на таком расстоянии, и «Бесстрашный», сопя, как огромная свинья, продолжал стремиться вперед, оставляя позади обескураженных врагов.

Пулей промчался он мимо них на север, и пока федераты смогли завести машины, пока развернулись, пока дали полный ход, корабль конфедератов был уже недосягаем.

Меньше чем через час Дивон спустился в свою каюту и был больно поражен жалким видом Сисси, хотя о ее состоянии ему регулярно докладывал стюард, приносящий детям и Фелисити еду. Девушка была права, опасаясь, что больная не дотянет до встречи с матерью. Он ласково похлопал девочку по прозрачной руке, безвольно лежавшей поверх шерстяного одеяла, и обратился к сидящей у постели Фелисити:

– Могу я поговорить с вами наедине?

Девушка взглянула на Эзру, сидящего на полу у окна и развлекавшего малышку рисованием забавных картинок.

– Не думаю, что это будет благоразумным, – тихо ответила она, помня, как и чем обернулось их вчерашнее уединение… да и не только вчерашнее.

Глаза капитана потемнели.

– Ну что ж. А я хотел обсудить с вами еще раз тот груз, который сможет предложить нам ваш отец.

Девушка растерянно заморгала.

– Вы можете просить любой груз, кроме оружия, разумеется. Его он не даст все равно.

– Просить я не буду ничего.

– Но лекарства… лекарства он, конечно, даст сам… опиум, морфий, хинин… Он все вам даст, если только…

– Если я пойду на риск, – закончил Дивон, едва не сказав вместо этого «если я поверю вам». – В таком случае, мы направляемся в Нью-Йорк.

Забыв о присутствующих в комнате детях, Фелисити вскрикнула и бросилась на шею капитану Блэкстоуну.

 

Глава девятнадцатая

Плавание в логово врага – порт Нью-Йорк – оказалось куда проще, чем прорыв блокады в Чарлстоне. По крайней мере, Дивону так показалось. Прилив был высокий, и они легко прошли отмель Сэнди-Хук, а спустя некоторое время миновали и Форт-Лафайетт. Дивон полностью положился на свою морскую удачу.

Все дни после удивительного спасения «Бесстрашного» у Нассау вся его команда была загружена до предела. Надо было соскрести с его бортов гордое имя, заменив его «Морским Ястребом» – именем пиратского предка. Благодаря кузену Стивену, корабль Дивона ходил под британским флагом, и стоило весьма небольших хлопот изменить все записи и регистрацию в бортовом журнале на английский манер. На всем корабле воцарился дух законности и порядка, да и сам он, выкрашенный в тускло-зеленый цвет, казался теперь олицетворением покорности и послушания закону. Груз в виде хлопка тоже был совершенно легальным; оплаченный в таможнях южный хлопок являлся желанным товаром в союзных портах и одобрялся даже самыми непримиримыми аболиционистами, ибо, в отличие от Англии, уже перестроившей свои фабрики на обработку сырья из Египта и Индии, североамериканские предприятия остро нуждались в хлопке именно с Юга.

Ни для кого не было секретом, что этот хлопок, из-за которого Дивон и его команда рисковали жизнью, будет на Севере продан за бесценок и на нем неплохо наживутся все те же янки. Дивон тоже знал это, но продажа хлопка была единственной возможностью хотя бы чем-то помочь задыхающимся Южным штатам.

– Как странно возвращаться морем… – растерянно бормотала Фелисити, выйдя на палубу, чтобы найти Дивона. Обнаружив его, в конце концов, склоненным на поручни и наблюдающим за внутренней гаванью, она и совсем смешалась. Он оглядел ее с головы до ног печальным бездонным взором, и девушка пожалела о том, что вышла наверх, ибо в глазах его, сиявших от любви, можно было прочесть также разочарование и неверие.

Наконец Фелисити решилась заговорить:

– Я так благодарна вам за то, что вы согласились отвезти меня обратно…

– Я делаю его отнюдь не для вас. – Дивон поспешно перевел взгляд на оживленную гавань, чтобы девушка не успела понять, что он лжет. Капитан «Бесстрашного» предпринял это весьма рискованное путешествие именно из-за нее и детей, прикрывая это возможностью получить медикаменты и припасы. Увы, о втором обстоятельстве он был вынужден постоянно себе напоминать.

– И для начала нам придется немного подурачить портовые власти, – немного погодя продолжил он уже менее сурово. – Мы с вами высадимся на берег и…

– А дети?

– Они пока останутся на борту. – Дивон вовсе не хотел поступать так жестоко, но это был единственный шанс хотя бы немного подстраховать команду. Бог знает, что может произойти с ними, окажись они захваченными на вражеской территории. Возможно, самое лучшее, что их ожидает, это отдых до окончания войны в одном из лагерей для военнопленных.

– Но как же Сисси… – начала было Фелисити, тут же, впрочем, бесцеремонно оборванная капитаном.

– Дети покинут «Морской Ястреб» только после подписанного обеими сторонами соглашения! – Тон его не оставлял никакой возможности для возражений. – Если я смогу справиться с этим делом один, вы побудете с ними… в качестве дополнительной страховки.

Лицо Фелисити залила краска обиды.

– Но ведь я дала вам слово относительно того, что меня обменяют на дорогостоящий груз!

Дивон изогнул бровь, но не сопроводил это движение, как обычно, насмешливой ухмылкой.

– Простите мою прямоту, но ваше слово, увы, не всегда честно.

На этот раз Фелисити смертельно побледнела.

– Я уже объяснила вам свою ложь. Дети…

– И снова вы лжете.

– Нет! – Девушка вперила взгляд в свои стиснутые пальцы. – Я должна вернуть их матери, и этого я никогда не скрывала. Как не таила и свою заботу о них. – В смутной надежде, что он поймет правду по глазам, Фелисити вскинула ресницы. – Но дело в том, что… я люблю вас, Дивон Блэкстоун! – Голос ее пресекся. – И никогда, слышите, никогда я не делала и не сделаю ничего, что бы могло повредить вам!

Дивон утонул в ярком сиянии ее синих глаз и последним усилием воли отвел за спину руки, чтобы не схватить девушку немедленно в объятия.

– Эй, кэпт'н, их лоцман уже готов провести наше судно в порт!

Дивон оглянулся и увидел, что действительно небольшая шлюпка, ровно скользя, приближается к «Ястребу» – значит, первый раунд им выигран. Он быстро кивнул доложившему о лоцмане матросу:

– Проводите мисс Уэнтворт вниз.

– Но… – Фелисити вцепилась в его рукав. Она только что раскрыла перед ним всю душу, и теперь остаться без ответа было выше ее сил. Путь одно только слово, пусть просто взгляд!

– Ступай вниз, Фелисити. – Глаза капитана мерцали, как зеленый лед. – Желание твое исполнилось. Ты дома, и притворяться нет больше никакой нужды. А слова любви сохрани лучше для своего нареченного.

Гримаса страдания, исказившая ее прекрасное лицо, пронзила и его сердце, но капитан знал, что иного выхода нет, так как вряд ли он сможет когда-либо ей поверить.

Представитель порта, прибывший с лоцманом, оказался на голову ниже Дивона и пытался усиленно компенсировать это выпячиванием узенькой куриной груди. Кроме того, у него были огромные уши, толстые котлетообразные бакенбарды и чрезвычайно подозрительные глазки.

– Так вы утверждаете, капитан Блэкстоун, что ваш груз взят на борт в Ливерпуле? – И Питер Росс захлопнул вахтенный журнал с таким шумом, что сидевший рядом костлявый лоцман удивленно вскинул глаза.

Дело происходило в каюте Дивона, из которой предварительно был убран весь хлопок, а Фелисити с детьми переселена в каюту старшего помощника, чему тот немало удивился.

Однако в самый разгар беседы мисс Уэнтворт неожиданно появилась в каюте и, улыбаясь, поглядела на сидящих мужчин. По их восхищенным взглядам она поняла, что не зря потратила на свой туалет немало времени, хотя самого капитана ее лучезарная красота, судя по всему, нисколько не тронула.

– Прошу прощения за неуместное вторжение, – пропела она, разыгрывая беспечность и кокетство, – но я никак не ожидала, что у тебя посетители. – Небрежно подойдя к Дивону, она властным жестом положила ему на плечо руку, а он, ошеломленный таким поведением, даже не смог остановить ее. – Разве ты не познакомишь меня со своими гостями? – еще более интимно промурлыкала она.

Дивон никак не мог понять ее намерений, и это приводило его в бешенство. Однако ему оставалось только принять ее игру и представить ей обоих чиновников, после чего ему ужасно захотелось посильнее вмазать по носу этому отвратительному Питеру Россу, не сводившему с Фелисити масляных глазок. Конечно, она выглядела восхитительно, но ему казалось, что она так выглядит всегда. Даже когда не зачесывает вверх свои золотые волосы и не моргает так часто своими обворожительно-густыми ресницами.

– О, вы не можете себе представить, как мы с Дивоном рады благополучному прибытию в Нью-йоркский порт! – щебетала она, кокетливо косясь на Питера Росса. – Ну а теперь, когда на борту нашего корабля вы, то, разумеется, все будет в полном порядке. Правда, дорогой?

– Разумеется, дорогая. – Дивон крепко обнял ее за плечи, дабы пресечь игривые попытки показать маленькому таможеннику волнующие виды ее полуобнаженной груди. – Мы как раз обсуждаем наше путешествие, так что, я думаю, ты можешь идти к себе, так как тебе будет это скучно.

– Глупости! – Фелисити грациозно вывернулась из сильных рук, ненавязчиво подталкивающих ее к выходу. – Ты же знаешь, как безумно интересно мне все, связанное с тобой… Папа тоже всегда переживает за твои путешествия! – Она стрельнула глазами в сторону северян. – Вы, случайно, не знакомы с моим отцом, Фредериком Уэнтвортом?

Питер Росс в растерянности заморгал белесыми ресницами.

– Фредерик Уэнтворт – ваш отец?!

– Конечно! Так вы его знаете? – Фелисити была абсолютно уверена, что столь мелкий чиновник не может знать ее отца, но надеялась, что уж слышал-то он о северном магнате немало. И предположение ее вполне подтвердилось.

– Разумеется, разумеется, мистер Уэнтворт мне известен. Он… он очень влиятельный человек!

Девушка скромно потупилась.

– Для меня он просто папа… И, – добавила она с энтузиазмом, – мы с Дивоном так стремимся поскорее с ним встретиться! Я проводила каникулы в Англии, а папа взял да и послал за мной моего жениха! Папа так доверяет ему, потому что знает: капитан Блэкстоун, если что, защитит меня даже ценой собственной жизни! – Девушка сладко улыбнулась капитану. – А теперь папа будет благодарен и вам. – Тут Фелисити ласково пожала руки обоим растерявшимся окончательно янки. – Папа всегда так щедр! Когда же, по вашему мнению, мы сможем сойти на берег?

– Но ведь есть вопросы с грузом…

– Неужели? – Глаза Фелисити невинно распахнулись. – Милый, разве ты везешь не хлопок, о котором так просил тебя папа?

– Именно его. – Дивон решил говорить как можно более скупо.

– Ну, тогда все в порядке. – Девушка равнодушно пожала весьма оголенными плечами.

– Но этот хлопок, возможно, доставлен с Юга, и прежде, чем я…

– Ах, Боже мой! – Фелисити демонстративно прижала руку к сердцу; этот маленький бюрократ оказался слишком упрямым. – Ведь не думаете же вы, что Фредерик Уэнтворт может связаться с чем-то незаконным? Мой отец – местный патриот, сэр… ничуть не меньше, чем вы. Как раз перед моим отъездом в Англию у нас сидел государственный секретарь Сьювард и говорил то же самое. Помнишь, Дивон?

Не будь ситуация такой напряженной, Дивон, быть может, и рассмеялся бы, но сейчас он только сдержанно кивнул.

– Да-да, он говорил что-то о патриотизме отца.

– Нет, я, конечно, ни в коей мере не сомневаюсь… Патриотизм вашего батюшки документально подтвержденный факт, а сам он просто обожаем народом, в том числе и вашим покорным слугой. – Питер Росс заискивающе обернулся к лоцману. – Разве я не утверждал везде и всегда о своем уважении к мистеру Уэнтворту?

– Кхм… да. Это чистая правда… Кхм.

– Как мило! Я непременно расскажу папе о вашей преданности, как… как только смогу увидеть его.

Таможенник резко отодвинул стул и встал.

– Не будем больше тратить времени, а вас, капитан, мы ждем в штурманской рубке.

И, спросив позволения удалиться – чему Фелисити была, конечно, несказанно рада, – чиновники вышли из каюты.

Дивон немедленно поднялся тоже и, опершись бедром о кромку стола, надменно поинтересовался:

– Что все это значит, мисс?

– А я думала, что вы все поняли. Просто мистер Мак-Фарланд сказал мне, что у вас могут быть неприятности с портовыми властями, – вот я и решила помочь.

– Выставляя себя напоказ, флиртуя и обманывая?

– Я? Обманывала? – Девушка подбоченилась. – А что делали вы? Я же ни слова не сказала о том, что вы знаменитый блокадолом из мятежного Чарлстона с грузом контрабандного хлопка на борту! Кроме того, – она вздернула подбородок, – мой отец первый бы подтвердил, что такой флирт полезен и уместен и что владею я им с блеском. Вы же, разумеется, можете не согласиться и по-прежнему начать обвинять меня во лжи.

Едва Фелисити успела произнести последнюю фразу, как Дивон одним движением преодолел расстояние между ними и жадно припал к ее губам. Девушке оставалось только обнять его, что он и позволил ей сделать.

Через несколько минут Фелисити вышла из капитанской каюты, гадая, что бы мог значить этот поцелуй и как в дальнейшем она собирается жить без капитана Блэкстоуна.

Пятая авеню шумела и кипела как всегда. Неужели прошло уже две недели с тех пор, как она, продав кое-какие драгоценности, отправилась в неизвестность на Юг? Ее-то жизнь с тех пор изменилась совершенно.

Остановившись за углом Двадцать третьей авеню, Фелисити подняла глаза на импозантный, хорошо отделанный пятиэтажный дом.

– Это здесь, – и она указала на здание высокому красивому человеку, стоявшему рядом.

Тот громко присвистнул.

– Неплохо живешь, Рыженькая!

Фелисити засмеялась и повела Дивона за собой по широкой темного гранита лестнице. Он не называл ее Рыженькой с той самой ночи, когда она призналась ему в своем обмане, и Фелисити остро переживала оттого, что уже давно не слышала этого задорного ласкового прозвища.

Родной дом показался девушке почему-то настолько чужим, что она едва не принялась стучать в двери как гостья. Опомнившись, Фелисити все же толкнула дверь. Навстречу по огромному, богато отделанному холлу уже бежала горничная.

– Простите, мисс, но… – Горничная осеклась, увидев знакомое лицо, и потупила глаза под белой накрахмаленной наколкой. – Мисс Уэнтворт? Да неужто это вы? Господи, да мы и не ждали… То есть я хочу сказать, что все мы так рады вашему возвращению, мисс!

– Спасибо. – Фелисити огляделась в надежде, что хотя бы какая-то мелочь пробудит в ней ощущение дома и радость возвращения.

– А где папа?

– Да-да, мисс, конечно, вы хотите увидеть отца, это так понятно! Мистер Уэнтворт в библиотеке, мисс. – Круглощекая горничная развернулась, бросив исподтишка взгляд на красивого моряка, и повела хозяйку наверх по красивой дубовой лестнице. Около третьей комнаты наверху она остановилась, словно спрашивая дальнейших распоряжений.

– Докладывать о нас не надо, – улыбнулась ей Фелисити.

– Хорошо, мисс. Я скажу только экономке, чтобы она распорядилась приготовить вашу комнату.

Фелисити подождала, пока горничная скроется за углом, и поглядела на капитана.

– Ты хочешь подождать здесь?

– Нет, – решительно ответил он, открывая тяжелую дверь и пропуская девушку вперед.

Библиотека была прохладной и сумрачной, такой, какой Фелисити помнила ее с детства. Темно-бордовые гардины с пышными кистями надежно защищали книги от резкого полуденного солнца, помещение же освещалось лишь несколькими газовыми светильниками в виде глобусов. Отец спокойно сидел на бархатном диванчике неподалеку от резного мраморного камина… И он был не один.

У Фелисити сдавило горло, и, желая лишь одного – поскорее выбежать из библиотеки, она, тем не менее, медленно направилась прямо к отцу, легко ступая по драгоценному брюссельскому ковру.

– Привет, папа!

Сперва Фредерик едва повернулся на своем диване, но затем торопливо вскочил.

– Господи, Фелисити!

Отца и дочь по-прежнему разделяла тяжелая дубовая мебель.

Навстречу же ей побежал не кто иной, как Иебедия Уэбстер. Он протягивал ей руки и взволнованно говорил:

– Где же вы были? Ведь ваш отец так беспокоился, так…

– Я оставила записку, разве вы ее не получили?

– Получили, но все-таки… В ней было нечто маловразумительное по поводу поисков детей Эсфири, но это…

– И я нашла их! – Фелисити молча переводила взгляд с одного мужчины на другого, надеясь увидеть на их лицах хотя бы малейшее проявление восторга и обожания. – Я нашла детей и привезла их сюда. Они в Нью-Йорке! – Однако последнее сообщение почему-то не доставило девушке той радости, о которой она столько мечтала. Просто она выполнила свою задачу, и теперь ее мало волновала реакция на это Иебедии и отца… если не считать того, что возвращение детей имело непосредственное отношение к безопасности Дивона и его матросов.

– Ну, вот что, юная леди, – проговорил наконец, отец, обретя дар речи. – Тебе придется ответить на немало вопросов, но потом. Сейчас мы с Иебедией обсуждаем возможность утверждения Конгрессом кое-каких постановлений по вопросу эмансипации. Ступай в свою комнату, и я переговорю с тобой позже.

Фелисити рванулась к отцу, не обращая внимания на недовольное бормотание Дивона о том, что этот-то сухарь и есть нареченный Иебедия.

– Я не пойду ни в какую комнату до тех пор, пока не поговорю с тобой об очень важном деле. И тебе меня спрашивать не о чем. Дети здесь, и одна из девочек – Сисси – очень больна. Скажи мне, пожалуйста, где найти Эсфирь.

Квадратное лицо отца налилось кровью, и вены на руках вздулись.

– Послушай-ка, юная леди… – угрожающе начал он и сделал шаг по направлению к дочери, но тут же между ними встал Дивон.

– Мне не хотелось бы прерывать столь нежные изъявления отцовской любви, но, к несчастью, нам необходимо обсудить с вами и кое-какие иные вопросы.

Фредерик Уэнтворт отступил назад и уставился на незнакомца узкими серыми глазами, выпятив при этом круглую грудь, прикрытую черным фраком.

– А вы кто такой?

Дивон слегка поклонился, усмехнувшись тому обстоятельству, что отец Фелисити, вероятно, впервые заметил его присутствие в библиотеке.

– Капитан Блэкстоун к вашим услугам.

– Капитан привез в Нью-Йорк меня и детей, папа.

– Вижу. – Мистер Уэнтворт надменно отодвинулся от моряка. – И все-таки, юная леди…

– К сожалению, вам придется отреагировать на мое присутствие более серьезно, чем просто «вижу», – оборвал его Дивон. – Вопрос в деньгах. – Дивон спокойно улыбался, хотя на самом деле ему хотелось как следует тряхнуть этого зарвавшегося господина, вероятно ничуть не любящего свою прелестную дочь. И все же приходилось сдерживаться, ибо на карту были поставлены его жизнь и свобода, равно как и будущее команды и корабля.

– Ваши услуги будут оплачены, молодой человек, но…

– Капитан Блэкстоун и я заключили договор, папа. Я намерена выполнить свои обязательства по нему полностью и любой ценой. Капитан привез нас сюда, пойдя на огромный, колоссальный личный риск. – Фелисити подошла к отцу ближе и впервые тронула его за рукав. – Он спас мне жизнь, папа!

Фредерик Уэнтворт медленно опустил глаза на рукав сюртука, где лежала рука дочери.

– Но ведь я уже сказал, что мы отблагодарим капитана Блэкстоуна за причиненное ему беспокойство.

– Меня устроит лишь обмен восьмисот кип хлопка на лекарства, обезболивающие средства и провиант, – твердо заявил Дивон и приготовился ждать.

Иебедия изумленно раскрыл глаза.

– Но ведь это звучит, как… – Он споткнулся, не в силах вымолвить страшную истину.

– Совершенно верно, – не мог удержаться от ухмылки Дивон. – Мой груз прямиком из мятежного Юга, и я не собираюсь вам лгать. Но верно также и то, что вы его обменяете на требуемое мной.

– Но… Но это немыслимо! Мы находимся в состоянии войны, и, кроме того, аморально иметь отношения с правительством, поддерживающим наихудшее из известных миру зол. Рабство безнравственно и всегда являлось грехом! Именно поэтому…

– Дивон освободил своих рабов! Его личное обращение с неграми – а я видела его в разных ситуациях! – совершенно безукоризненно, и в том, что сегодня Эзра, Люси и Сисси находятся здесь, есть немалая доля его заслуг. – Фелисити говорила порывисто, едва удерживая бушевавшие в груди чувства.

Однако ее речь не произвела на Иебедию никакого впечатления.

– Как вы можете защищать этого человека! Рабовладельца, как только что сами признались! Да это же чудовище, ничтожнейший из ничтожных, он…

– Вы не знаете его и не знаете положения дел на Юге! Вы никогда там не были, не видели… Ведь, правда? – Фелисити требовала немедленного ответа.

– Не был, но это еще ничего не значит и…

– Значит. – Девушка шумно перевела дыхание. – Разве вы не видите…

– Я вижу, что вы совершенно переменились, мисс Уэнтворт, – отрубил Иебедия и посмотрел на девушку долгим и значительным взглядом из-под насупленных бровей.

– С этим я соглашусь, мистер Уэбстер. Я действительно изменилась и, смею надеяться, к лучшему.

– Но любой человек, добровольно общающийся с рабовладельцем… – непримиримый взгляд проповедника обратился на Дивона, – пусть даже просто польстившийся на красоту его лица, осужден навеки гореть в геенне огненной!

Иебедия воздел руки и шагнул к Фелисити, но был тут же остановлен властной рукой капитана.

Вторая мускулистая рука схватила белую накрахмаленную манишку пастора и подняла его вверх, так что он едва касался носками туфель роскошного ковра.

– Давайте остановимся, дружище! – Хватка Дивона стала еще туже. – И не будем оскорблять дам, пугая их нелепыми угрозами о преисподней. Фелисити Уэнтворт совершила в жизни столько добра, что вам и представить невозможно!

С этими словами Дивон легонько оттолкнул пастора, и тот вынужден был прислониться к круглому столику с мраморной столешницей, чем и спас себя от позора рухнуть на пол прямо на глазах у всей публики.

– Хватит! – неожиданно раздался твердый голос Фредерика Уэнтворта, остановивший попытку раскрасневшегося, со съехавшим набок галстуком Иебедии накинуться на обидчика, бывшего вдвое его крупнее и на голову выше. – Я не намерен и дальше терпеть это безобразие в своем доме! – Тут он обратился прямо к Дивону. – Даю вам слово, что любое условие соглашения, заключенного вами с моей дочерью, будет беспрекословно выполнено.

– Но, мистер Уэнтворт, – запротестовал Иебедия, – не имеете же вы в виду, что…

– Я сказал то, что сказал. – Ледяной тон магната быстро успокоил проповедника, и он отступил как побитый щенок, а его глаза, еще недавно пылавшие святым огнем вдохновения, заблестели теперь льдом ненависти по отношению к Дивону.

– Вы же, – продолжал Фредерик, уже не обращая внимания на пастора, – пройдете сейчас в контору, где находится мой секретарь, и составите ему список товаров, в которых нуждаетесь. Я переправлю их на ваше судно сразу же, как только будет выгружен хлопок.

Капитан кивнул. Кулаки его все еще чесались от желания как следует заехать по физиономии несносному Уэбстеру, но он прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого на выйдет. По каким-то невероятным причинам Фелисити согласилась отдать свою руку этому человеку, и тут уж ничего изменить невозможно. Расслабив пальцы, Дивон Блэкстоун направился к выходу из библиотеки.

– Что же касается вас, юная леди…

– Одну минутку, папа! – Фелисити подобрала юбки и кинулась вслед за Дивоном. Нагнала она его уже на лестнице и громко, не стесняясь, окликнула. Он вежливо остановился и даже подождал, пока она, шелестя платьем, спустится к нему. Но, когда они очутились лицом к лицу, слова застряли у нее в горле.

«Не покидай меня!» – вот о чем хотела она попросить, но подобная просьба была столь смешна и нелепа, что язык отказывался ее произнести. Тем более, Фелисити прекрасно знала, что Дивон не может остаться в Нью-Йорке, где его жизнь ежеминутно будет подвергаться смертельной опасности.

Но отпустить его девушка тоже не могла. Она упорно смотрела в его зеленые глаза, надеясь, что он без слов поймет ее самое жгучее желание.

– Я… Я… – Дыхание ее прервалось. – Спасибо вам… за все.

Дивон как-то грустно усмехнулся, ямочки на его щеках заиграли и исчезли, а лицо приняло такое несчастное выражение, что Фелисити почувствовала, как у нее разрывается сердце.

– Как бы то ни было, мы оба, смею надеяться, получили удовольствие.

Фелисити, застыдившись, опустила ресницы и улыбнулась.

– Вы настоящий джентльмен, мистер Блэкстоун, поэтому признайтесь хотя бы сейчас, что я не обманула ваши ожидания.

Дивон осторожно поднял ее подбородок двумя пальцами и тихо ответил:

– Я имел в виду именно и только то, что имел в виду. Простите.

Вдруг Фелисити зажмурила глаза и, рванувшись к нему, пробормотала:

– Я люблю тебя! Люблю! – Признание ее звучало скорее как мольба, чем как утверждение.

Дивон не отрывал от нее глаз; грудь его тяжело вздымалась.

– Я тоже, – прошептал он, раскрывая для объятия руки.

И так они стояли на дубовой лестнице, покрытой алым ковром, и наслаждались друг другом… в последний раз.

Фелисити отчаянно гладила его по спине, стараясь навсегда запомнить жар его мускулов, запах тела, вкус кожи… Она не плакала, не решаясь осквернить слезами последние минуты, тем более, что они все равно ничего бы не изменили… Однако они все же полились, соленые и горячие, и рубашка на плече у Дивона стала совсем мокрой.

– Не надо… Родная… – Дивон чуть отстранил ее, чтобы насладиться этим прелестным заплаканным лицом. Кончиками пальцев он стал утирать драгоценные капли, сверкавшие, как жемчуг, и разбивавшие его сердце. Ах, если бы можно было что-то сделать! Дивон был готов преодолевать моря и горы, убивать злых драконов, жертвовать тысячу раз жизнью, но изменить ход войны он был не в силах, как не в силах был остаться во вражеском городе или забрать возлюбленную в осажденный Чарлстон.

Он лишь сцеловывал ее слезы, не замечая, что и у него на ресницах повисли горькие капли, а затем, будучи не в состоянии более противиться тому морю соблазна, которое уносило его все дальше и дальше, резко отшатнулся и побежал вниз.

Платье Фелисити раздулось, как парус уходящего корабля, когда она, потеряв последние силы, упала на перила и зарыдала в голос.

– Ты выглядишь значительно лучше, Фелисити, – говорил Фредерик Уэнтворт, поднося к губам ложку с супом-пюре и внимательно рассматривая через стол дочь. – Я рад, что ты решила поужинать со мной.

Честно говоря, совместный ужин был, скорее, не ее желанием, а его приказанием, а улучшенный вид – результатом бесчисленных ухищрений горничных, искренне постаравшихся. На Фелисити было изумрудное платье из шелковой тафты, глубоко открывавшее плечи и грудь и туго стягивающее талию. Волосы же при помощи Эдди были тщательно вымыты, расчесаны и уложены в замысловатую прическу.

Словом, Фелисити была, как всегда, прекрасна, если не считать тонких морщинок под глазами, которые, конечно же, должны были обеспокоить настоящую светскую леди.

Однако Фелисити это ничуть не заботило.

– Известно ли, когда приедет Эсфирь? – Девушка прижала к губам белоснежную салфетку и, сложив ее, поместила рядом с расписанной суповой чашкой. По ее настоятельному требованию отец только что послал наемный экипаж, чтобы привезти из порта Эзру, Люси и Сисси, которых Дивон поспешил отдать незамедлительно.

– Иебедия наверху, а она прибудет с минуты на минуту, – Фредерик откинулся в высоком кресле, ожидая, пока слуга сменит суп на фазанов и овощное пюре, и заговорил с дочерью лишь тогда, когда они снова остались одни в темной мрачноватой столовой. – Никак не могу понять, что же заставило тебя убежать на Юг? – Он аккуратно отпил вина. – Иебедия передал мне тот разговор, что состоялся у вас незадолго до твоего бегства… И теперь он сам готов просить твоей руки. Я же, со своей стороны, полагаю, что, чем раньше это событие совершится, тем лучше.

Фелисити в упор посмотрела на отца, пытаясь отгадать, какие отступные пообещал тот аболиционистскому пастору за эту свадьбу. Однако глаза отца были непроницаемо-свинцовы.

– Брак с Иебедией меня больше не интересует, – спокойно заявила девушка.

– Из-за этого южанина?! – В голосе отца зазвучали нотки презрения.

Но Фелисити не отвела взгляда.

– Я не собираюсь отрицать свои чувства к Дивону Блэкстоуну, но причина моего отказа Иебедии заключается все же не в нем, а во мне самой.

Газовый свет тускло поблескивал на старинном серебре и на гладкой поверхности обеденного стола. Отец и дочь молча и не мигая смотрели друг на друга. Наконец Фредерик нервно отбросил салфетку.

– В таком случае я просто отказываюсь тебя понимать. Осторожный стук в дверь избавил девушку от ответа.

– Сэр, вы просили сообщить о прибытии этой негритянки, – провозгласил лакей, одетый значительно богаче, чем большинство жителей осажденного Чарлстона.

– Она здесь! – Фелисити вскочила и, не слушая, ворчания отца, устремилась в холл.

Эсфирь ничуть не изменилась; она покорно стояла, убирая со лба вьющиеся черные волосы, обильно присыпанные сединой, и, увидев бегущую к ней навстречу Фелисити, подняла на девушку удивленные миндалевидные глаза.

– Так это правда? Вы привезли мне моих детей?

– Правда. – Фелисити стиснула ее руки. – Они наверху отдыхают. По крайней мере, я так думаю, потому что Люси очень трудно удержать на месте. – Девушка улыбнулась, ей в ответ улыбнулась и бывшая рабыня. Затем воцарилось напряженное и неловкое молчание. Однако правду сказать было все равно необходимо, и Фелисити решилась:

– Прежде чем мы поднимаемся наверх, я должна сказать вам кое-что…

– Сисси? – Голос Эсфири дрогнул.

– Боюсь, что она очень больна. Очень. – Доктор Браун, пользовавший семью Уэнтвортов еще с незапамятных времен, подтвердил мнение своего коллеги из Чарлстона: у ребенка тяжелейшая форма плеврита, и жить ей осталось недолго.

Застенчивость на лице негритянки сменилась страхом, и, вся сжавшись, она опустила голову и тихо прошептала:

– Можно их увидеть?

Держа измученную женщину за руку, Фелисити медленно повела ее вверх по широкой лестнице; там они повернули налево к небольшой комнате в самом конце длинного коридора. Едва отворив дверь, Фелисити услышала пронзительный визг, и Люси бросилась прямо в ее юбки.

– Мисс Фелисити! Мисс Фелисити! Вы пришли, чтобы… – Но тут ребенок умолк и несколько испуганно уставился на неизвестно откуда появившуюся мать.

– Люси! – Эсфирь раскрыла объятия, и после небольшого колебания малышка упала в материнские руки. Эзра оторвался от рисования какой-то картинки и, увидев мать, оставил даже неизменного петуха. Через секунду и он уже был в крепких и ласковых руках.

Все трое радостно переглядывались до тех пор, пока с кровати не донесся слабый хрипящий голос. Эсфирь рванулась туда.

– Сисси больна, мама, – важно предупредила ее малышка, пока негритянка как завороженная приближалась к ее постели.

Так же медленно она опустилась на колени, положив одну изуродованную работой руку на лоб девочки, а другой накрыв ее исхудавшую ручку.

– Сисси, как я рада, что теперь мы снова вместе.

– Мама.

И второй раз за этот бесконечный день непредвиденные слезы заструились по щекам Фелисити. Тихонько прикрыв дверь, девушка вышла в коридор, не желая нарушать эту, с трудом обретенную семейную гармонию. В коридоре Фелисити прислонилась плечом к деревянной стене и задумалась.

Вопрос о дальнейшей судьбе Эсфири и детей был уже почти решен в разговоре с отцом, но тот, даже, несмотря на свои высокие идеалы, дать денег бывшей рабыне решительно отказался. Однако у Фелисити были и свои капиталы, весьма приумноженные дедом со стороны матери. Увидев же сейчас трогательную встречу негритянки с детьми, Фелисити только утвердилась в своем первоначальном намерении.

Девушка вытерла глаза и спустилась вниз. О предстоящем деле лучше всего было переговорить с Иебедией, пусть даже он и теперь имеет на нее какие-то матримониальные виды.

Ничьи ухаживания и ничьи чувства не трогали теперь кокетливую Фелисити Уэнтворт, ибо она твердо решила: если Дивон Блэкстоун окажется для нее недоступен, она не выйдет замуж ни за кого и никогда.

Приблизившись к библиотеке, девушка увидела, что дверь в нее распахнута; оттуда доносились громкие возбужденные голоса отца и пастора. Фелисити вздохнула: разговор с Иебедией придется немного отложить. Она уже повернулась, чтобы идти к себе, как вдруг услышала из библиотеки имя, заставившее ее остановиться. Иебедия пылко обвинял отца в позорном отступлении от своих принципов из-за какого-то отвратительного рабовладельца.

– Да понимаете ли вы, где осядут все те медикаменты и провиант, что вы, можно сказать, подарили этому южанину?! Они достанутся этим исчадиям ада, рабовладельцам-убийцам! Они используют ваши товары лишь для продолжения войны! Для того, чтобы и дальше держать негритянское население под своим железным сапогом!

Возмущенная Фелисити вернулась было снова к дверям библиотеки, готовая войти и рассказать этому слепцу всю правду о людях, живущих на далеком Юге, но отец сам предупредил ее пламенную речь, поставив на место потерявшего голову проповедника.

– Прекратите разговаривать в таком тоне, Иебедия! Вы отлично знаете, что я никогда не помогал и не собираюсь помогать Югу, но о капитане Блэкстоуне я все же навел справки. Этот молодой, человек – известный и благородный прорыватель блокад, о нем хорошо знают и на нашем флоте, и, могу добавить, его поимка будет высоко оценена высшим морским руководством…

– Но вы же обещали мисс Фелисити…

– То, чего она не узнает, ей не повредит. Девчонка просто околдована этим Блэкстоуном, и я… то есть мы обязаны пресечь его влияние на нее раз и навсегда. Судно его практически загружено, и он намерен покинуть порт с утренним приливом. На рассвете и он, и вся команда будут уже в наручниках препровождены в федеральный лагерь для военнопленных.

Выдержав еще несколько минут, чтобы до конца осознать предательский план отца, Фелисити сломя голову помчалась в гавань.

 

Глава двадцатая

К тому времени как Фелисити добралась до порта, она уже едва дышала и притом лишилась своих золотых сережек, которые, впрочем, сослужили ей хорошую службу. Схватив по дороге первый попавшийся кэб, она вдруг вспомнила, что денег у нее с собой нет ни цента, и потому, не торгуясь, вытащила из ушей материнское наследство и вручила его опешившему вознице.

Прошмыгнув мимо портовых докеров, при свете газовых рожков заканчивающих погрузку «Бесстрашного», Фелисити взлетела на сходни, где столкнулась лицом к лицу с мистером Мак-Фарландом, который раскуривал свою трубочку, как всегда не торопясь и со вкусом.

– Ну, барышня, что же привело вас сюда на этот раз? Да неужто это и в самом деле вы? Глазам своим не верю!

– Где Дивон?

– Надо полагать, на палубе, но… – И шотландец лишь задумчиво почесал бороду, увидев, как нарядная девушка побежала дальше, едва ли не расталкивая всех, кто попадался ей на пути.

Палуба кишела народом, и на мгновение Фелисити вынуждена была остановиться и оглядеться. Дивон стоял неподалеку в толпе матросов у приоткрытого люка, раздетый до пояса и потный от тяжелой работы.

– Дивон! – крикнула Фелисити и стала пробираться к полностью поглощенному погрузкой капитану.

Кивнув ближайшему матросу, Дивон отошел от люка и обнял подбежавшую девушку, не обращая никакого внимания на любопытствующие взгляды людей на палубе. Фелисити тяжело дышала, и он с дрожью ощутил, как поднимается под тонким шелком ее тугая грудь.

Глядя прямо в ее синие глаза и забыв обо всем на свете, он тревожно и ласково прошептал:

– Что-то случилось? С тобой?!

– Не со мной – с тобой! – Фелисити с трудом успокоилась, чтобы объяснить ему ужасную ситуацию. – Это ловушка! Ловушка! О, я так виновата! – Она прикусила дрожащую нижнюю губу; она тряслась, как в лихорадке, с того момента, как услышала о злодейском плане отца, и сейчас была одержима лишь одним – спасти Дивона пока еще не поздно. Но теперь на нее навалились и весь позор отцовского предательства, вся гнусность и низость северян.

– О Дивон, он вовсе не намерен выпустить тебя отсюда! Все его обещания – ложь, ложь, грязная ложь!

– Успокойся, – мягко попросил Дивон, прижимая ее к своему плечу.

– Я не могу! Не могу! – Она вырвалась из его рук и почти закричала: – Ты должен уехать! Отец посылает людей, чтобы захватить вас! Они отправят тебя и всю команду в лагерь для пленных!

Лицо Дивона мгновенно окаменело, и зеленые глаза вонзились в ее лицо.

– Откуда тебе это известно?

– Я слышала, как они говорили – Иебедия и отец. Иебедия высказывал неудовольствием тем, что отец пошел тебе навстречу, а папа тогда сказал, что беспокоиться тут не о чем и что ты никуда не отплываешь утром, потому что еще на рассвете вас всех схватят! О Дивон, я так виновата, так виновата! Это все моя доверчивость!

– Неправда. – Дивон снова заключил девушку в кольцо своих горячих рук. Пальцы его нежно поглаживали Фелисити по спине, а взгляд беспокойно метался по причалу и палубе, где вовсю кипела работа. «Бесстрашный» был разгружен уже полностью, но провиант и медикаменты поступили еще только наполовину; словом, как бы люди ни старались, пройдут еще долгие часы, прежде чем судно сможет отчалить.

– Когда? – сурово потребовал Дивон. – В какое время они придут за нами?

– Я не знаю. Он только сказал «на рассвете». Ох, Дивон, лучше бы тебе поторопиться!

– Оставайся здесь, я сейчас вернусь! – С этими словами Дивон отпустил ее и пошел по кораблю, спокойно предупреждая людей о немедленном выходе в море.

– Но, кэпт'н, не можем же мы оставить половину груза гнить здесь, на причале, а?

– Будет хуже, если мы сами сгнием в тюрьме у янки! – Дивон похлопал матроса по плечу. – Заберем груз в следующий раз.

Когда Дивон вернулся к Фелисити, вся команда «Бесстрашного» уже поднимала пары и убирала все, что можно, на нижнюю палубу.

– Возьми меня с собой, Дивон! – Фелисити рванулась к капитану, протягивая руки, словно в мольбе.

– Я не могу, Рыженькая. – Дивон отвернулся. – Я не могу гарантировать даже того, что мы живыми выйдем из гавани, а ты для меня слишком дорога, чтобы рисковать твоей жизнью.

– Тогда похить меня! Ведь все пираты так делали! Так сделал и твой предок во время революции… И к тому же, может быть они не станут топить корабль, если на борту буду я? – Глаза девушки умоляли и требовали, но, как ни хотелось Дивону изменить существующее положение вещей, он лишь угрюмо покачал головой.

– Если даже они и узнают о твоем пребывании на борту, мы все равно не застрахованы от того, что огонь не откроет Форт-Лафайетт. Кроме того, вспомни, родная, что творится в Чарлстоне. – Его крупная ладонь нежно коснулась ее щеки. – А будет еще хуже. И я не хочу сознательно подвергать тебя таким испытаниям.

Все вокруг них шумело и суетилось, судно готовилось к отплытию и, быть может, даже к бою, а они стояли полумертвые от горя и страдания.

– Я не могу без тебя жить.

– Не говори так! – Сердце у Дивона ныло, как ни прижимал он к нему ее беззащитную головку. – Ты сильная, смелая, ты все можешь, если захочешь. – Дивон торопливо поцеловал ее. – Война не будет продолжаться вечно, и, когда она кончится, я вернусь за тобою. Ничто, веришь ли, ничто тогда не сможет меня остановить.

Покачиваясь, Фелисити сидела в карете, которую нанял для нее Дивон, чтобы отправить домой. Но она попросила кэбмена задержаться на некоторое время у выхода из порта, ибо, не желая подвергать возлюбленного риску из-за дальнейшей задержки, все же не могла уехать, не убедившись, что «Бесстрашный» благополучно покинул нью-йоркскую гавань.

Итак, она сидела и ждала.

– Так вы поедете или нет, мисс? – поинтересовался слезший с козел и деликатно постучавшийся кучер. Девушка промолчала, и старик, проворчав что-то о причудах богатеев, взобрался обратно и больше ее уже не тревожил.

Наконец на рассвете, когда жемчужное небо начало наливаться розоватым золотом, где-то возле восточных доков глухо послышалась пушечная пальба, но, кто и откуда стреляет, Фелисити, конечно, понять не могла и, совершенно подавленная, велела кучеру везти себя домой на Пятую авеню.

Эвелин Блэкстоун одиноко сидела в саду. В воздухе уже пахло осенью, и потому плечи старухи обнимала теплая вязаная шаль. Тихий полдень заставил ее веки незаметно закрыться, а подбородок – упасть на высокий воротничок из старинного кружева. Неожиданно что-то заставило ее вздрогнуть и потянуться привычно за тростью, прислоненной на время к железной ограде сада.

В воротах стояла одетая в черное женщина. Эвелин подняла свою скрюченную подагрой руку и приветливо помахала даме, приглашая ее войти в сад.

– Я весьма рада вашему приезду.

Фелисити откинула тяжелую темную вуаль дорожного костюма.

– Разве вы знали о моем приезде?

Старуха неопределенно пожала плечами и подвинулась, чтобы дать место Фелисити.

– Я на него надеялась, – сухо ответила она.

– Но откуда вы…

– Я видела Дивона после его возвращения… и говорила с ним. Он мало что сказал, но я поняла, что ему плохо.

– А сейчас он дома? – Девушка вся подалась вперед, но старуха медленно покачала седой головой.

– Он вынужден постоянно подвозить провиант, так что он бывает дома редко, только для того, чтобы загрузиться хлопком.

Фелисити вздохнула и облизала пересохшие губы.

– А что он говорил о…

– О вас? – Эвелин сложила руки на трости. – Очень мало. Но не расстраивайтесь так, я поднимала этого мальчика на ноги с трех лет, с той поры, как умерли его родители, и я его знаю, знаю, чтобы понять: он влюблен без памяти.

В глазах у девушки заблестели слезы.

– Я люблю его безумно.

– Естественно. – Эвелин, не торопясь, отогнала докучливую пчелу. – Я в этом никогда и не сомневалась. Даже тогда, когда проходили месяцы, а вас все не было.

– Мне нужно было привести в порядок дела… – И, решив, что бабка Дивона заслуживает полной откровенности, добавила: – Я из Нью-Йорка.

Легкое движение старухиных плеч показало Фелисити, что этот вопрос для нее уже ничего не значит. – И детей я забирала туда, к их матери.

– Как Сисси?

Слезы брызнули из глаз Фелисити.

– Она умерла. – Девушка встала и, подойдя к старой магнолии, сорвала широкий побуревший лист. – Но она дожила до встречи с матерью. Я поселила их в маленьком домике с небольшим палисадничком для мистера Петьки, и он… – Фелисити, моргая, смотрела на старуху. – Эсфирь, так зовут их мать, замечательная портниха и шьет теперь на самых модных нью-йоркских дам.

– Благодаря вам, разумеется.

– Просто я предложила ее некоторым из моих знакомых, но свое мастерство она доказала им самостоятельно. – Улыбка Фелисити была печальной и чуть насмешливой. – А мои подруги относятся к туалетам очень серьезно.

– Что Эзра? – Эвелин размеренно выстукивала своей тростью какой-то марш.

– Он молодец! – с гордостью ответила девушка. – Эзра нашел себе работу в доках и уже почти научился читать. А Люси… Люси вертится и балуется, как всегда. Мне так жалко было оставлять их.

Трость продолжала стучать.

Затем старуха выпрямилась и, тяжело опираясь на палку, встала.

– Ну-с, – сказала она, – а теперь пора заняться делом. Медленно вышагивая по мощенной кирпичом дорожке, миссис Блэкстоун направилась к дому, не оглядываясь назад.

Фелисити глядела ей вслед и поражалась перемене, происшедшей со старухой. Эта ли энергичная женщина еще полчаса назад сидела в саду, едва борясь со старческим сном? Эта ли легкая молодая походка говорила о навеки изувеченном бедре?

И только тут до сознания Фелисити дошли слова Эвелин о каком-то деле. Она вскочила со скамьи и побежала следом.

– Чем же мы будем заниматься?

В последующий месяц Фелисити не раз уже раскаивалась в том, что задала старухе этот вопрос; нынешнее утро снова напомнило ей об этом. Она лежала под теплым одеялом, наблюдая, как за окном ее спальни медленно светлеет темное небо над старым дубом. Ей не хотелось ни думать, ни двигаться, ибо тело ее ныло, а под ложечкой появилось привычное тягостное ощущение тошноты.

Протерев глаза, Фелисити вздохнула, с ужасом подумав о том, что, как только она встанет, ей станет дурно. Осторожно передвинувшись на край постели, она медленно встала. Все было хорошо. Может быть, сегодня и обойдется. Ей так этого хотелось, ибо объяснять свои утренние задержки миссис Блэкстоун ей с каждым днем становилось все труднее.

Старуху же переполняла энергия, и Фелисити порой даже поражалась ее неутомимости. Они работали в госпитале и в приюте для сирот, и все это было чрезвычайно важно. Фелисити уставала неимоверно, порой у нее не было времени даже посидеть в течение дня, но эта работа приносила ей колоссальное удовлетворение, и она спешила заняться ею, забывая об участившихся обстрелах города.

Одно было плохо – не было Дивона.

Она ждала его ежеминутно, ежечасно, она переживала за его жизнь и гордилась им. Она молилась и плакала. Слава Богу, что ее еще как-то спасала работа в приюте – не то она давно бы сошла с ума от беспокойства.

Справившись с очередным приступом тошноты, Фелисити поспешила накинуть халат и в то же мгновение услышала требовательный стук во входную дверь. Ее обнаженные руки застыли в рукавах зеленого халата.

Стук повторился еще сильней. Девушка испугалась, что это может быть один из тех янки, что периодически пробирались ночами в осажденный город, и бросилась в холл. Но там ее ожидало нечто иное.

– Неужто это вы, маста Дивон? Мы уж и не чаяли увидеть вас живым!

– Тысячу покорнейших извинений, милая Руфь! А вот и бабушка! Бодра, как всегда, слава тебе, Господи!

Что ответила на эту тираду внука Эвелин, Фелисити так и не услышала, хотя и не сомневалась, что ответ, как всегда, был весьма саркастичен. Затаив дыхание и ничего вокруг не слыша, кроме родного голоса, глубокого и мужественного, Фелисити босиком тихо спускалась вниз по лестнице.

Пройдя несколько ступенек, она остановилась и увидела, как Дивон нежно целует бабку в сморщенный висок, затем он слегка отстранился, и взгляд его упал на широкие ступени лестницы.

Дивон медленно выпрямился, запрокидывая свое прекрасное, бронзово-загорелое лицо и, как слепой, двинулся ей навстречу. Она стояла, едва не теряя сознания.

– Ну, Дивон, видишь, как все замечательно обернулось! Эту девушку мне послал сам Бог! Эй, малыш, да ты меня слышишь?

– Я все слышу, ба, – как-то отрешенно ответил Дивон, продолжая подниматься по лестнице, как во сне, и протягивая к Фелисити руки. Коснувшись ее, он сдавленно крикнул и, подхватив на руки, понес обратно наверх.

Войдя в комнату, капитан ногой прикрыл дверь и бережно усадил девушку на ковер. Она тут же откинулась назад, всем своим телом призывая его к поцелуям. Однако их не последовало. С удивлением Фелисити открыла глаза – тяжелые желваки ходили по скулам Дивона, а руки, скрещенные на груди, заметно дрожали.

– Какого черта ты здесь? – грубо спросил он, но в глазах его сверкнул такой огонь страсти, что капитан тут же вынужден был надменно сузить зеленые глаза.

Фелисити напряженно ждала продолжения.

– Черт возьми, Рыжая, я оставил тебя в Нью-Йорке живую и невредимую не потому, что мне так хотелось, но потому, что так было лучше для тебя. А ты здесь. Как ты сюда добралась? На лодке? Только не говори мне, что все было очень просто, я знаю, каково пробираться сейчас в город. Неужели тебе было мало минувших волнений? А этот твой жених? Неужели он опять понятия не имеет, где тебя носит?

Поток вопросов, наконец, кончился, и Дивон устало отошел к окну, на минуту высунув голову, чтобы глотнуть свежего воздуха и остудить разгоряченную голову. Фелисити откашлялась.

– С какого из этих вопросов ты хочешь, чтобы я начала? – Дивон молчал, и девушка решила отвечать в том порядке, в каком ей заблагорассудится. – Хорошо. Приехала я сюда поездом… как и в прошлый раз. Никаких приключений со мной не было, и о помощи я никого не просила, ибо просить о чем-нибудь я могу только тебя.

Дивон стиснул зубы.

– Твои комплименты мне не нужны.

– Я их и не говорю, просто объясняю, что приехала в Чарлстон не морем. Что еще? Ах да, мой жених. – Девушка широко и беззаботно улыбнулась. – Мои дела Иебедии не касаются. Да и раньше не касались. Видишь ли, на самом деле мы никогда и не были помолвлены. Просто у меня была такая идея – и, надо сказать, одна из худших – выйти за него замуж. Слава Богу, что у Иебедии хватило ума не согласиться на это.

– Подожди-ка минутку, – Дивон как-то странно и чересчур внимательно изучал свои широкие ладони. – Так ты говоришь, что ты хотела за него выйти, а он… Он не захотел тебя? – Выражение лица у Дивона, когда он задавал этот вопрос, было неописуемо.

– Ну… и я-то не очень хотела. Просто решила доказать отцу свою серьезность и независимость. А он… Да, он отказал мне. – Фелисити опустила голову.

– М-да, этот господин оказался значительно глупей, чем я думал.

– Я так надеялась, что ты поймешь это раньше. – Девушка тяжело поднялась с ковра и сделала шаг по направлению к возлюбленному. – Я приехала на юг, чтобы выйти за тебя замуж.

Руки Дивона опустились, беспомощно и печально.

– Разве я не говорил тебе, почему это невозможно сейчас?

– Потому что война, – прошептала Фелисити и сделала еще один шаг.

– Да, война.

– И ты стремишься обезопасить меня.

– Я стремлюсь. – Капитан продолжал стоять, как каменный. Все труднее было ему сдерживать свою страсть, а время сейчас было не для постели, а для важных решений. – Что плохого в таком стремлении, Рыжая?

– Ничего. Но я не оранжерейный цветок – я женщина, у которой есть на плечах собственная голова, которая, как и тело, знает только одно: хочет быть с тобой. С тобой. А когда тебя нет, то в твоем доме… в нашем доме. – Фелисити подошла к Дивону вплотную и положила тонкие пальцы на обветренные губы, пытавшиеся возражать. – Я знаю, что война, что Чарлстон в опасности, но я знаю также и то, что люблю тебя больше жизни и что вдвоем мы сможем преодолеть все опасности и все трудности. – Пальцы ее горячо ласкали небритые жесткие щеки. – Ты не можешь меня оставить, Дивон! Если ты не хочешь жениться на мне, я согласна быть просто твоей любовницей. Может быть, когда война кончится…

Договорить ей Дивон не дал.

– Боже, как я терзался из-за тебя… – Руки его погрузились в густое золото ее кудрей. – Если бы с тобой что-нибудь случилось… – Губы капитана легкими касаниями ласкали бледные веснушки на розовом носике. – Ты сама, сама не оставляй меня… Никогда! – Ладони его закрыли ее лицо, а глаза засветились фантастическим блеском. – Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя… – И рот открылся, чтобы поглотить пунцовые жаркие губы.

Фелисити таяла в руках этого человека, который отныне и навеки принадлежал ей. Руки ее сомкнулись на мощной загорелой шее, и угар поцелуев затуманил сознание обоих.

Через некоторое время рука Дивона скользнула по ее бедру, дошла до колен и под градом голодных поцелуев он поднял девушку и направился к широкой старинной кровати, где уложил на прохладные белоснежные простыни.

Губы и тела слились, уносясь по бурному морю, откуда так трудно возвращаться.

Дивон лихорадочно стаскивал с нее ночную рубашку, путаясь от спешки и желания.

– Боже мой, Боже, как я хочу тебя! – Губы Дивона отрывались от желанной раковины лишь для того, чтобы произносить зажигающие безумные слова, а затем вновь припадали к ее неиссякаемым сокровищам.

Фелисити же не могла насытиться его телом, руки ее жадно трогали его спину, грудь, живот, затем опустились ниже, бешено разрывая неподдающиеся пуговицы на брюках. Под его руками она стала горячей и влажной, как и то, самое сокровенное, куда проник его палец и в такт с пляшущим языком заставил Фелисити изгибаться все сильнее, поощряя Дивона к еще более глубокому проникновению.

В руках у нее содрогался и пульсировал кипящей молодой кровью под багровеющей тонкой кожей его вздувшийся властный член, который она лелеяла и нежила ненасытными губами.

Не в силах больше терпеть, Дивон упал меж ее тугих бедер, жадно распахнутых ему навстречу, и вонзился в податливую плоть, как меч карающий и дарующий. Плоть его заполнила ее лоно, и она закричала, забилась, стонами заставляя его погружаться все ритмичнее и резче.

Дивон забыл даже о дыхании, всем своим существом приближая возлюбленную к звездному моменту экстаза, который и наступил, сопровождаемый почти животным воем и сладкими содроганиями набухших губ. Затем наступил и черед Дивона, наполнивший Фелисити до краев огненной влагой…

Потом они лежали, не размыкая объятий и упиваясь сладким дыханием друг друга. Дивон тихонько потерся носом об ее щеку. Фелисити открыла глаза, в которых еще светились огоньки страсти, и улыбнулась в ответ, потом робко подняла руку, чтобы провести по влажной побледневшей щеке.

– Так ты женишься на мне? – почти беззвучно спросила она и отвернулась.

– Я хочу только одного – провести всю свою жизнь рядом с тобой. – Черты его мужественного лица омрачила неожиданная горечь. – Но я не могу ручаться за наше будущее.

– Этого не может никто. Нам не дано знать того, что впереди – ни знать, ни распоряжаться этим… Но любовь наша будет жива всегда.

– Всегда, – как эхо повторил Дивон и уткнулся лбом в ее мягкое плечо.

Так они лежали, и понемногу Дивон стал раздевать ее. Медленно, заботливо и нежно он обнажал дюйм за дюймом ее шелковистую розовую кожу.

– Ты так прекрасна, – бормотал он, склоняясь над ее отвердевшими грудями. Ладонь его накрыла томную плоть. – Ты добра и сильна.

Рубашка опускалась все ниже, пока не открыла Дивону чуть округлившийся теплый живот. Он на секунду замер, а затем боязливо провел по нему указательным пальцем и припал губами, все поняв и обо всем догадавшись. В глазах его теплился ровный огонек любви и благодарности.

Фелисити намотала на палец прядь его черных волос.

– Твоя бабушка рассказывала мне недавно легенду о растении, что обвивает стволы больших деревьев. Когда долго нет дождя, его листья высыхают и кажутся совсем мертвыми…

– Воскресающая лиана.

– Да. И вот теперь стоит засуха, и все мертво, но пойдут дожди, которые наполнят сухие листья жизнью… – Ее рука тихо легла на его руку, ласкавшую тугой живот. – И этот ребенок станет возрождением Чарлстона… нашим возрождением. – Пальцы ее чуть сжались. – И не важно, что будет дальше с нами, ибо теперь у нас есть надежда.

 

Эпилог

Коричневатая фотография, изображающая счастливую пару в день их венчания, конечно, не была столь роскошна, как другие портреты, украшающие комнату, – старинные портреты пиратов и дерзких красавиц, помогавших им везде и во всем. Но, когда Фелисити смотрела на их с Дивоном фотографию, она никогда не могла удержаться от улыбки.

– Это тебя рассмешил малыш Томас? – спросила Мерри, глядя на мать с низкой скамеечки, стоящей на ковре. В свои четыре года Мерри была крайне любознательным ребенком, который мог назвать все произрастающие в Ройял-Оук растения и всех водящихся в округе животных.

– Нет, моя радость, – Фелисити прижала девочку к груди и погладила ее огненные кудри. – На самом деле, я думаю, что Томас давно спит.

– Ты уверена? А может он просто прикидывается? – с надеждой продолжала свои расспросы малышка.

– Не думаю. – Фелисити подняла сына, прикорнувшего на ее плече, и погладила по спинке. Мальчик недовольно засопел.

Застегнув корсаж, миссис Блэкстоун встала и осторожно понесла ребенка в детскую. Мерри поспешила за ней, путаясь ножками в пушистом ковре.

– Разве мне тоже надо идти спать? Я еще вовсе не устала и могу принести тебе папину корзинку для ленча!

Фелисити опустила своего двухмесячного сына в кроватку и, повернувшись к дочери, протянула ей руки. Малышка тотчас забралась к матери, и по тому, как сладко она засопела, устроившись поудобнее, Фелисити поняла, что девочка все-таки устала и строптивицу надо уложить.

– Если ты не поспишь сейчас, то не сможешь выслушать ту историю, что собрался прочесть тебе на ночь папа. Разве ты хочешь пропустить такую интересную сказку?

– Не-е-е-е, – задумчиво протянула Мерри. – Я хочу успеть и то и другое.

Фелисити улыбнулась.

– Но не сегодня, Мерри, – твердо ответила мать и, уложив девочку, плотно задвинула полог. – Отдохни хорошенько, Мерри. – Глаза девочки покорно закрылись, и Фелисити поспешила выйти из детской.

На секунду задержавшись у высокого зеркала в холле, чтобы поправить растрепавшиеся волосы, она подняла уже наполненную провизией корзинку и вышла из дома.

Ленивое полуденное солнце позднего лета просвечивало сквозь резную дубовую листву, шелестящую вслед торопящейся женщине. Подойдя к старому причалу, Фелисити совсем раскраснелась – встреча с мужем до сих пор волновала ее как и первый раз, а наступившая возможность видеть его, когда захочется, после постоянных разлук безжалостного военного времени вообще приводила молодую женщину в счастливое возбуждение. Она никогда не уставала любоваться мужем.

Вот и сейчас он стоял по колено в воде, приколачивая к пирсу новые доски. Было жарко, и Дивон снял рубашку, подставляя солнцу мускулистое прекрасное тело.

Присутствие Фелисити он почувствовал сразу и, подняв голову с зажатыми во рту гвоздями, приветливо хмыкнул. Фелисити подошла ближе.

– Выглядит замечательно, – оценила она, ступив прямо на свежеположенные доски.

– Благодарствую. – Он опустил молоток. – Я был уверен, что ты придешь. Что дети, заснули?

– Конечно. Эвелин сказала, что присмотрит за ними. Мерри, конечно, сопротивлялась до последнего. – Фелисити присела на дубовые доски, нагретые солнцем, и поставила корзинку рядом.

– Вся в мать, – рассмеялся Дивон и расстелил салфетку.

– Думаю, скорее в бабушку, – отпарировала жена. – Которая, кстати, настаивала на том, чтобы ты ел дома, а не на пристани.

– Неужели? – Дивон сдержанно погладил Фелисити по тонкой лодыжке. – А знает ли она, чем стали бы мы там заниматься, кроме поедания бутербродов с ветчиной, а?

– Наверное, нет. – Лицо ее вспыхнуло. – Лучше уж ей и не говорить. Да что ты делаешь?!

– Снимаю с тебя туфли. – Дивон удивленно вскинул бровь. – Разве тебе не жарко? – Развязав шнурки, он весело снял с жены обувь и опустил ее ноги в ласково журчащую воду. – Так лучше?

Фелисити кивнула и отдала свои ноги во власть мужа, устроившего настоящий массаж ее ступням и икрам. Полузакрытые глаза ее смотрели на маленькую гавань.

– Ты все успеешь вовремя?

– Успею. Стивен в своем письме обещал, что корабль будет здесь только на следующей неделе.

– И тогда он отвезет на рынок наш рис! – удовлетворенно сказала Фелисити.

– И я, наконец, смогу начать расплачиваться с тобой за все твои жертвы.

Фелисити возмущенно откинула у мужа со лба непокорный локон.

– Не говори так! Ты дал мне куда больше, чем можешь себе представить.

Дивон отвернулся, и Фелисити знала, что в такие минуты он обычно вспоминает прошлое, те последние годы войны, когда прорывать блокаду у Чарлстона стало уже невозможно, когда победили федераты и его родной дом оказался на оккупированной территории.

– Ах, Рыженькая, если бы не ты, мы никогда не смогли бы заново отстроить Ройял-Оук…

– Просто я вложила деньги в наше общее будущее. В будущее наших детей… А ведь строил и работал ты один.

Когда после войны чета Блэкстоунов прибыла в Ройял-Оук, возвращенный им по конфискационному акту Шермана, плантация находилась в самом плачевном состоянии. Все поля были густо покрыты сорняками, а дом представлял собой ветхую развалину. Молодые вынуждены были нанять рабочих и все свои силы сосредоточить на выращивании риса.

И вот настал день, когда они смогут наконец, пожать плоды своего упорного и кропотливого труда.

Подтянувшись на руках, Дивон подпрыгнул и сел рядом с женой на свежие доски.

– Мы ведь все сможем, Рыженькая! – прошептал он и крепко обнял ее за плечи.

Она обернула к нему лицо, полное любви, полное счастья, полное наслаждения от его присутствия, от его запаха и, прижавшись к родному плечу, произнесла те заветные слова, которые выражали всю ее непоколебимую веру в будущее:

– Если будем вместе.