– Поставьте меня… на пол! – Последнее слово совпало со стуком ее башмачков. «Молодые» стояли в верхней спальне, она – опершись на деревянную панель стены, он – подпирая плечом захлопнутую дверь.

Фелисити тщетно пыталась взять себя в руки, что действительно было трудно под горячим насмешливым взором капитана.

На комоде стояла зажженная свеча, дававшая мало света, но вполне позволяющая увидеть, что Дивон весьма доволен ее растерянностью. Девушка перевела дыхание и выпалила:

– Как давно вам это известно?

– То, что мы женаты?

Фелисити поморщилась.

– Я вынуждена была солгать, чтобы получить крышу над головой для себя и детей.

Глаза капитана сузились.

– Неужели ты хочешь уверить меня, что Тилли Хокинс, добрейшая и самая заботливая в мире женщина, не считая, конечно, бабушки, отказалась бы впустить тебя без этого обмана?

– Да… Нет, но… – и девушка торопливо заговорила: – Я же не знала, какая она. А несколько хозяев до нее просто выставили меня за дверь. Так случилось, потому что я решила поменять тактику, ибо шансов получить крышу над головой у меня совсем не оставалось. Я же не знала, что в этом доме живут ваши знакомые. – Последнее было сказано уже почти с извинением. Капитан дернул плечом.

– Думаю, надо быть поосторожней, когда лжешь.

– Вероятно. – Что бы он подумал, если б узнал обо всей прочей ее лжи! Ах, если бы она могла просто и честно поведать ему обо всем, но обнажать душу в такой момент показалось девушке не совсем уместным. Впрочем, что было бы уместным, она не знала и сама. – И что же вы теперь собираетесь делать?

Дивон снова дернул плечом. Он стоял так близко, что Фелисити ощущала тонкий запах мыла, с помощью которого он брил свои щеки, и сладковатый аромат сливового вина.

– Полагаю, надо идти спать, – ответил капитан, но с места не сдвинулся.

– Я не хочу спать вместе с вами! – Слова, вырвавшиеся у Фелисити, почему-то рассмешили Дивона; ведь прошлые два раза она не раздумывала ни секунды.

– Я имею в виду… – Девушка пыталась срочно придумать какое-нибудь объяснение своему отказу. Ах, лучше бы он не стоял к ней так близко, лучше бы его широкая грудь не касалась ее уже отвердевших сосков…

Подняв голову, Фелисити поборола желание и посмотрела капитану прямо в глаза.

– Не кажется ли вам, что нам лучше просто все рассказать миссис Хокинс?

– Мы разобьем ее старое сердце.

– Честно признавшись в обмане?

– Это-то, возможно, ее и порадует, но старушка считает, что мы идеальная пара.

Фелисити вытаращила глаза.

– Но это совсем не так! Да просто смешно даже говорить об этом!

– Я и не сказал, что согласен с ее мнением.

– Надеюсь.

Ах, только бы он немного отодвинулся от нее, чтобы можно было забыть о манящей сладости его тела!

– У тебя к тому же есть нареченный, как его там?

– Вы правы, есть. И зовут его Иебедия. Иебедия Уэбстер.

– Да-да, – Дивон уныло кивнул. – Иебедия. Он, кстати, не в нашей армии?

– Конечно, нет! – Фелисити даже обиделась, но быстро вспомнила свою ложь о том, что живет в Ричмонде. – Он же пастор.

– Ты собираешься выйти замуж за проповедника?!

Фелисити еще плотнее прижалась к стене, гадая, подастся ли за ней и он.

– Что вы хотите этим сказать? Почему я не могу выйти замуж за священника? – Неожиданно доводы Иебедии против их брака всплыли в ее сознании, и она сжалась, ожидая услышать их повторение и от капитана. Но вместо этого он потянулся к ней, трогая кончиками пальцев обрамляющие ее лицо волосы.

– Потому что в тебе слишком много жизни для того, чтобы жить со старым вонючим занудой! – рассмеялся Дивон и прижался к ее губам.

Сердце гулко застучало у Фелисити где-то в ушах.

– Да кто вам сказал, что он вонючий?

Капитан потерся носом об ее веснушки и прошептал:

– А разве нет?

Чего только не сделает переполняющее тело желание! Фелисити кивнула, подтверждая правоту Дивона.

– К несчастью да, – выдохнула она, и ее признание было задушено новым поцелуем.

Поцелуй этот становился все глубже, и Фелисити все больше теряла голову. Его губы, его язык, движения языка – все заставляло ее таять, равно как и любое прикосновение его рук.

Крупные ладони Дивона поддерживали ее голову, а тело все сильнее прижималось к ее телу. Фелисити уже ощутила силу его желания – властного, парализующего ее волю и раскрывающего плоть.

Губы Дивона скользнули вдоль ее шеи, и тогда в какой-то отчаянный миг Фелисити собрала все силы, уперлась ладонями ему в грудь и прошептала:

– Так разве мы не расскажем все миссис Хокинс?

– Что – все? – Дивон пылал. Прошлой ночью, мчась за подкреплениями, и сегодня после атаки он мечтал о ней – он изголодался.

– Что я солгала. Что мы вовсе не муж и жена. – Девушка выгнула шею, чтобы его магические губы дали ей возможность говорить.

– Не сейчас.

Грудь ее вздымалась все сильней, и Дивон осторожно освободил ее, чтобы попробовать на вкус и убедиться, что она все так же сладка и податлива, как и в его воспоминаниях.

– О! – Девушка уже едва дышала и застонала, когда рука капитана подняла ей юбки. Бархатный ночной воздух ласкал кожу. – Она все равно узнает!

Он молчал, надо было говорить что-то еще, но горячая рука гладила ее бедра, и она, чтобы не упасть на пол, обвила его шею руками.

Его горячие губы требовали невозможного, и невозможное вновь случилось – Фелисити потеряла рассудок. Поцелуи ее становились все изощреннее, все самозабвеннее…

– Господи, Ры… – не договорив, захлебнулся Дивон, всем телом рвущийся к ее влажной пылающей плоти. Неподалеку, всего в нескольких шагах, стояла роскошная мягкая кровать, но дойти до нее казалось уже невозможным. Руки его блуждали, рот горел, тонкие сильные пальцы соскользнули наконец к округлым ягодицам и сжали их, заставив девушку задышать еще чаще и, раздвинув ноги, невольно приблизить к нему истекающую желанием горящую глубину.

Пожар испепелял обоих. Фелисити едва держалась на ногах, раздираемая наслаждением и страстью. Руки ее смело рвали его одежду, стремясь как можно скорее ощутить напрягшиеся мускулы под гладкой вспотевшей кожей.

– Дотронься. Дотронься до меня.

Поначалу смысл его слов не дошел до Фелисити, ведь она и так трогает его, но когда тело Дивона изогнулось в мучительном порыве, она поняла, и рука ее медленно, дюйм за дюймом, стала спускаться вниз по белой рубашке. У пояса она застыла, но всего лишь на секунду – наградой ей стал долгий отчаянный стон, когда ее легкие пальцы коснулись его пульсирующего, восставшего под грубой тканью естества. Не задумываясь больше, Фелисити принялась расстегивать пуговицы, мешающие возлюбленному проникнуть в нее, но руки ее дрожали, и простое дело превратилось в нескончаемую пытку.

Дивон не мог помочь ей, ибо одновременно удерживал ее и лелеял таявшую нежную плоть, открывавшую ход в бесконечность ее женственности. Фелисити трясло, колени ее подгибались, рот заливала слюна. Она теряла сознание. Тогда Дивон одним рывком обнажил свои узкие мускулистые бедра и, подхватив девушку за ягодицы, приподнял над своим оружием.

– Что… ты… делаешь… – каждое слово давалось Фелисити с трудом, ибо она все сильнее выгибалась назад, желая приблизить вожделенный момент.

– Ножки… Твои ножки… Обвей меня ими…

– Что? – Девушка вскрикнула, и лоно ее поглотило раскаленный упругий и властный член.

Какое-то мгновение Дивон находился в полном беспамятстве и даже не мог шевельнуться. Чувствуя себя безумно сильным и отчаянно слабым одновременно, он готов был как умереть в эту минуту, так и совершить какой-нибудь немыслимый подвиг. На лице Фелисити блуждала небесная улыбка обладания.

Наконец он легко приподнял ее чуть выше и медленно закачался, не сводя глаз с рыжих кудрей, закрывавших ее затуманенный взор. Дыхание обоих становилось все прерывистей, поцелуи все более одержимыми, а Дивон раскачивался все быстрее и требовательней.

Вскоре волны оргазма стали проходить по ее изнемогающему телу, а с губ срываться безумные крики, которые капитан заглушал своим пересохшим ртом.

Его же собственная разрядка была настолько продолжительной и мощной, что оставила Дивона обессиленным и вымотанным так, как это умела делать лишь эта божественно-чувственная женщина. Вскоре он почувствовал прикосновение ее отяжелевших горячих грудей и, стряхнув с себя оцепенение, поднял девушку, чтобы отнести ее на кровать. Увы, он чуть было не упал, запутавшись в собственном белье. К счастью, ложе было недалеко, и капитан успел уронить туда Фелисити без какого-либо ущерба для обоих.

– Все в порядке? – спросил он, и сдавленный смешок был ему ответом. Он улыбнулся и, чертыхаясь, стал стягивать с ног упорно не хотевшие повиноваться панталоны. – Дьявольщина! – Пришлось все-таки оставить ее теплое податливое тело и сесть на кровать, чтобы снять сначала сапоги, а затем и все остальное.

Обернувшись, Дивон увидел, что Фелисити смотрит на него широко распахнутыми синими глазами, а волосы ее, спутанные и прекрасные, лишь кое-где закреплены шпильками, а остальная масса, тускло сияя в темноте, покрывает простыни. Платье девушки было порвано и смято, бедра обнажены, но надменная Фелисити Уэнтворт, казалось, вовсе не обращала на подобные мелочи внимания – она неотрывно смотрела на капитана.

Он улыбался, готовый в любую минуту произнести какую-нибудь шутку, которая бы разрядила эту несколько натянутую ситуацию. Но затем ему стало не до шуток, и, как бы в ответ на безмолвный укор ее синих глаз, он невольно помрачнел и тихо сказал:

– Я не знаю, как это случилось… То есть я не понимаю, почему опять очутился в твоей постели. Может быть, я просто очень устал сегодня и душой и телом. Сегодня был такой ад… И для тебя, наверное, тоже… Позволь мне заснуть рядом, чтобы попытаться забыть все это…

Разумеется, если она прикажет, он уйдет – в этом Фелисити не сомневалась. Сколько можно обманывать бедную старушку! Он уйдет, а утром или признается вдове в совершенном обмане, или оставит ее в счастливом неведении – впрочем, это ее уже не касается, пусть выкручивается сам. Главное, чтобы сегодня ее уже никто больше не беспокоил.

Но ведь в глубине души она хочет, чтобы капитан остался. Что толку раздумывать о дне завтрашнем, когда она хочет насладиться его силой и красотой сегодня – хорошо это или плохо.

Дивон неотрывно смотрел на девушку, жилы на его шее вздулись, дыхание едва было слышно. Наконец она медленно и ласково протянула руки ему навстречу, глаза его затуманились, и он молча упал в нежную колыбель ее тела, зарывшись лицом в золото распущенных волос.

Фелисити держала его в объятиях, как ребенка, стараясь, чтобы он успокоился и заснул. На нее нахлынули воспоминания о минувшей битве, о том, как поначалу она старалась не смотреть на повозки с ранеными, прибывавшими из Секессионвиля, и как затем, осознав, что среди них может оказаться и Дивон, бросилась туда… И вот теперь он лежит у нее на руках живой и невредимый, спасенный ее молитвами.

Так продолжалось долго, и девушка подумала уже, что Дивон уснул, но, как только она пошевелилась, чтобы освободить одну руку от тяжести его тела, капитан мгновенно приподнял голову – и в глазах его не было и тени обычной насмешливой улыбки.

– Прости, – прошептал он, – я понимаю, тебе так неудобно.

Она покачала головой в знак протеста, но Дивон остановил ее.

– И к тому же ты все еще в этом тесноватом наряде. – С этими словами Дивон повернул ее спиной к себе и осторожно, не торопясь, принялся расстегивать длинный ряд пуговиц на платье.

Он раздел Фелисити с величайшей нежностью, и она не испытала ни малейшего стыда даже тогда, когда Дивон уложил ее, обнаженную, на белые простыни и залюбовался ею в мерцающем свете зажженных свечей. Взгляд его был восхищенным и жарким, но он не прикоснулся к ней и даже не попытался поцеловать.

Одну за другой он вытащил шпильки из ее кудрей и свободно уложил волосы в круг на белоснежной подушке.

– Мне так нравится оттенок твоих волос, – тихо проговорил он, и Фелисити почувствовала, что это самый прекрасный комплимент, который она когда-либо получала по поводу своей внешности.

Но самым главным было то, что цену ее красоты дал ей ощутить именно он, Дивон. Он лелеял ее, оберегал, ценил.

Все это, конечно, самообман. Никогда он ее не лелеял; да и оберегал лишь потому, что они вынуждены были путешествовать в мире, полном опасностей. Что же касается понятия «ценил», то в этом Фелисити сомневалась как раз больше всего и поэтому постаралась не останавливаться на этой мысли.

Впрочем, подобные рассуждения не имели смысла – особенно в эту ночь – в ночь, о которой она мечтала, которой ждала. А влюблена ли она в этого человека, Фелисити даже не задумывалась, ибо твердо знала, что любит лишь одного мужчину на свете, которого зовут… Иебедия. Разве не так?

Дивон поцеловал ее бровь, и она тихо вздохнула. Тогда он поднялся, подошел к комоду и задул свечу.

Затем он ловким движением опустил москитную сетку, оставляя их в уютном мирке, освещаемом лишь далекими звездами. Фелисити прижалась к Дивону, и он, обняв ее покрепче, через минуту уже спал крепким спокойным сном. А она лежала, наслаждаясь его запахом и окутанная его теплом, пока глаза ее не защипали неизвестно почему набежавшие слезы. Тогда блаженно заснула и она.

Казалось, Чарлстон изменился даже за короткое время их отсутствия.

В чем конкретно это изменение выразилось, Фелисити сказать не могла, она лишь ощущала эту перемену, буквально разлитую в воздухе еще до того, как они причалили и вышли на берег.

Дорога от Секессионвиля до города через чарлстонскую гавань не занял а у них много времени, и хотя по пути у Форт-Самтера им встретилась целая эскадра янки, державших блокаду, Дивон не обратил на нее ни малейшего внимания. Именно поэтому не испугалась их и Фелисити с детьми…

Дивон вообще вел себя очень сдержанно и сухо, что, конечно, выглядело несколько странно после проведенной вдвоем ночи. Но на всем пути по Эшли-ривер Фелисити так и не увидела его глаз.

А ведь минувшей ночью, проснувшись перед рассветом в объятиях друг друга, они снова занялись любовью, на этот раз более неторопливо и спокойно. И теперь девушка была даже рада, что Дивон избегает смотреть на нее, равно как и она сама.

Так продолжалось весь день.

Прошлым же утром она проснулась одна на широкой постели и почувствовала себя совершенно одинокой. Быстро одевшись и заколов волосы, девушка поспешила вниз проведать детей. Они еще спали, но она разбудила их, и, пока Эзра бегал в сарай посмотреть, как поживает господин Петух, помогла обеим девочкам одеться. Лишь после этого Фелисити решилась выйти в холл.

Что ж, если миссис Хокинс уже знает правду – а Дивон, скорее всего, уже успел сообщить ей все, – она готова покинуть этот дом немедленно, особенно если старушка знает о ночи, проведенной обманщицей с капитаном. Преодолевая сопротивление Сисси, которая не хотела покидать уютную спальню, Фелисити поморщилась, представив, что думает о ней теперь благочестивая вдовушка.

Однако девушка была встречена ласковой улыбкой и добрым словом приветливой старушки.

– Дивон на улице, помогает мне сделать кое-какую домашнюю работу, – пояснила она, – ведь он такой добрый! – И все! Никаких разговоров об ее отношениях с капитаном Блэкстоуном. Больше того, на прощание они обменялись самыми дружескими поцелуями и заверили тетушку Хокинс в том, что непременно навестят ее, как только кончится эта проклятая война и доблестные конфедераты прогонят янки прочь с родных земель.

– Почему вы ничего ей не сказали? – Этот вопрос мучил Фелисити с самого утра и теперь, когда впереди уже показался шпиль собора Сен-Мишель, суливший скорое расставание, быть может навеки, она непременно хотела узнать правду.

Дивон молча правил вдоль берега. Казалось, он решительно настроен не понимать, о чем она говорит. Он сам за день не проронил ни слова, вынуждая тем самым к молчанию и ее. Возможно, он просто не знал, что ей ответить, и теперь лишь слегка пожал плечами.

– А какой был бы в этом смысл?

– Не знаю. – Фелисити приблизила свое лицо к нему в надежде, что дети не поймут сказанного или же прибрежный ветерок унесет ее слова подальше. – Впрочем, нет. Если честно, то я знаю. – Девушка отчаянно сжала руки. – Она ваша знакомая, которой было приятно поболтать со мной. Ну, и зачем… ведь когда-нибудь она все равно узнает правду.

– Возможно.

Дивон положительно не хотел продолжать этот разговор, и Фелисити тихо закончила:

– Но в любом случае, я вам очень благодарна. Ведь это было бы так… стыдно.

Лицо девушки было затенено огромной соломенной шляпой, которая так и не позволила капитану увидеть, покраснела она или нет. А ему так хотелось увидеть на ее щеках краску смущения. Спустя некоторое время он откашлялся, чтобы привести свои мысли в надлежащее русло и, наклонившись к ней, поинтересовался:

– А ты уже подумала о том, как станешь добираться до Ричмонда с этим выводком? То есть я хотел сказать, с детьми? – Дивон кивнул на трех съежившихся на корме ребятишек.

– До Ричмонда? Наверное, на поезде. – У Фелисити были проблемы куда поважнее, чем дорога в Ричмонд, и они неотвязно преследовали ее день и ночь. Детей надо было доставить в Нью-Йорк и причем так, чтобы об этом никоим образом не узнал проницательный капитан.

– Я тут подумал… – Смуглая рука убрала со лба вечно непокорный локон. – Если ты можешь подождать недельку-другую, то я смогу помочь тебе с отправлением.

– Помочь?!

Дивон дернул плечом.

– Сейчас я вынужден провести в Нассау груз хлопка и вернуться обратно с провиантом, но потом я мог бы доставить тебя домой. А до тех пор ты можешь спокойно оставаться в доме моей разлюбезной бабушки. – Дивон торопился, чтобы не сбиться и успеть все высказать. – Я, конечно, понимаю, ты спешишь скорее соединить семью, но… – Тут капитан запнулся и умолк. О чем он говорит?! Хуже того, о чем думает?!

Эта девушка обручена с другим и вовсе не намерена даже после ночи любви оставаться в чужом городе лишь для того, чтобы быть с ним рядом. Разве мало ему жестокого урока с Викторией? Все женщины стремятся отдать свое тело, но совсем не торопятся подарить душу.

И какого черта он вообще ударился в размышления о цветочках и сердечках, когда кругом идет война? Война, в которой Юг теряет свои земли и проигрывает одну за другой битвы. Блокада истощает силы армии и народа, часть которого уже вообще никогда ни о чем больше не узнает.

Но он, Дивон Блэкстоун, знает многое. Служба во флоте заставила его понять, что открытые порты необходимы любому государству как воздух и, как бы умело он ни пробирался через заслоны федеральных кораблей, дела в целом становятся все хуже и позиции янки под Порт-Ройялом крепнут день ото дня.

Так что, в любом случае думать о Фелисити Уэнтворт у него нет никакого права – ни как у мужчины, ни как у воина.

– Впрочем, Бог с этим. – Дивон подтянул парус. – Это была просто идея, не больше.

– Я должна уехать домой. – Что ей оставалось сказать еще? Фелисити судорожно проглотила слюну и посмотрела на берег. А что сделает он, если она сейчас скажет ему всю правду, всю до конца? Скажет, что живет не в Ричмонде, а в Нью-Йорке. Что она янки. Янки, приехавшая на Юг, чтобы освободить трех маленьких рабов.

Это признание было уже почти готово сорваться у нее с уст, как Дивон неожиданно позвал Эзру помочь ему свернуть парус – и момент был упущен.

На берегу капитан быстро заказал наемную карету, чтобы отправить Фелисити с детьми в дом уважаемой миссис Блэкстоун. Молва о сражении при Секессионвиле и поражении северян уже достигла Чарлстона, а потому прямо с порога путешественники была забросаны градом вопросов.

– Ну, наконец-то! Где же вы пропадали столько времени?

– Добрый день, ба! – Дивон усадил Сисси в кресло и поспешил к старухе. Внук и бабка трогательно обнялись и поцеловались.

– Я беспокоилась, – всего лишь и сказала суровая миссис Блэкстоун, перед тем как сменить тон и потребовать от прибывших полного отчета обо всем случившемся.

– Янки добрались-таки до Ройял-Оук, но, к счастью, дело обошлось без особых разрушений. – О том, что положение это временное и уже в настоящий момент все может быть далеко не так, Дивон говорить не стал…

– А как дела с документами по освобождению?

– Розданы по назначению. – Упрямый локон вновь упал на загорелый лоб. – При нынешних обстоятельствах я сделал для наших людей все что мог. – Тут капитан обернулся, взял Фелисити за руку и подвел к бабке. – Мисс Уэнтворт была очень щедра в отношении своих денег и своего времени.

Подобный комментарий вызвал у миссис Блэкстоун лишь короткий одобрительный кивок, словно она ничего другого и не ожидала от этой странной девицы. Опершись на трость, старуха сцепила пальцы на набалдашнике и поджала сухие губы.

– Не понимаю, почему это мы до сих пор топчемся в прихожей? Ну-ка, Дивон, помоги своей старой бабке перейти в гостиную.

С этими словами Эвелин окинула взглядом холл, и на глаза ей попался Эзра со своим неизменным Петькой. Старуха резко вскинула голову.

– Ну-с, молодой человек, – протянула она, и в голосе ее зазвучали аристократические нотки, – потрудитесь-ка объяснить, зачем вы притащили это сельскохозяйственное животное в мой дом?

– Это же господин Петух, – рванулась вперед Фелисити, вставая между строптивой миссис и задрожавшим с ног до головы Эзрой.

– Господин Петух?!

Словно в ответ на неуважительный тон хозяйки дома петух запрокинул голову и прокукарекал, шумно хлопая крыльями, так что мальчику пришлось обхватить птицу своими тонкими ручонками.

– Это замечательное ласковое животное, – продолжала уверять Фелисити, несмотря на то, что в данный момент птица казалась, наоборот, совершенно сумасшедшей. В отчаянии девушка обернулась за помощью к Дивону, но тот стоял, облокотясь о перила, и, сложив на груди руки, посматривал на происходящее с обычной насмешливой улыбкой. В ответ на выразительный взгляд Фелисити он едва поднял темные брови.

– Эзра, – сдалась, наконец, девушка, – пожалуй, будет спокойней, если ты отнесешь птицу куда-нибудь подальше. Ну, хотя бы в конюшню. Только спрячь его там получше.

И мальчик, и девушка прекрасно понимали, что станет с бедной птицей, если она попадется на глаза какому-нибудь оголодавшему жителю Чарлстона; тогда несчастному петуху не поможет и то, что мяса в нем, к тому же старого и жилистого, не хватит даже на то, чтобы накормить муху.

Когда суматошную птицу унесли, Фелисити вновь обратилась к миссис Блэкстоун.

– Со мной трое детей, – заявила она, отказываясь смириться под высокомерным взором старой леди. – И я буду вам очень признательна, если они смогут остаться в вашем доме некоторое время.

Эвелин Блэкстоун молчала. Ее колючие глаза внимательно посмотрели сперва на Люси, прятавшуюся за Фелисити и не выпускавшую подола ее юбки, затем перешли на Сисси, по направлению к которой старуха даже сделала несколько шагов, сопровождаемых стуком трости по мраморному полу. Фелисити едва удерживалась от стремления закрыть бедную девочку своим телом от въедливого взгляда несносной старой дамы.

– Этот ребенок, вероятно, болен, – объявила Эвелин, тщательно осмотрев пылающие щеки и припухшие глаза испуганной Сисси.

Сердце Фелисити оборвалось. Она так надеялась, что девочка сможет подправить свое здоровье в доме миссис Блэкстоун еще до их отъезда домой; в противном случае ни о каком путешествии не приходилось и думать.

– Да, она больна, – подтвердила девушка, – но… – Что она могла сказать еще этой безжалостной даме, которая и на нее-то, казалось, не обращает ни малейшего внимания.

– В таком случае, что же она делает в холле? Дивон! Быстро отнеси ее наверх и уложи в постель. А ты, – обратила она скрюченный ревматизмом палец в сторону малышки Люси, – ты, вероятно, сестра этой больной девочки?

Люси высунула мордашку из-за широких юбок Фелисити и молча кивнула.

– Тогда ступай за моим внуком наверх и тоже укладывайся. Ведь ты сможешь сделать это сама, не так ли?

Малышка в нерешительности сделала шаг вперед, раздираемая страхом и категоричностью приказания. Фелисити пришла ей на помощь. Она нагнулась к девочке и ласково потрепала ее по темным щечкам.

– Конечно, ты сможешь лечь в постель сама, ведь ты же уже большая. Беги-ка скорее за Сисси.

Люси убежала, и Фелисити в ужасе ожидала, что попечительство миссис Блэкстоун коснется сейчас и ее самой. Но старуха упорно не обращала на нее внимания и, казалось, даже просто ее не видела. Она вызвала Руфь и озаботила ее целым рядом приказаний, в числе которых был и вызов доктора.

– И не вздумай позволить ему отговориться своей якобы занятостью! – заявила Эвелин. – А в случае чего – напомни, кто платит за все те медикаменты, которыми он пользуется. – На секунду задумавшись, она покачала головой. – Да-да, напомни ему об этом независимо от того, будет ли он артачиться или нет. А, кроме того, перед уходом попроси Лукаса, чтобы он приготовил горячую ванну.

– Если вы будете купаться, то я уж лучше останусь, чтоб вам помочь.

– Ванна не для меня. Ты же знаешь, я купаюсь только по вечерам. Эти дети… К сожалению, они выглядят так, будто их протащили через грязное болото. – И тут ее черные глаза остановились наконец на Фелисити.

Девушка выпрямилась как можно горделивей, сжала руки и решила, что на сей раз не даст себя запугать ни в коем случае.

– Да, они побывали именно в болоте, как вы изволили выразиться! – Фелисити знала, что и сама она выглядит не лучше. – Но если мы и грязны, то это всего лишь следствие перенесенных невзгод. Из-за янки, из-за жары, из-за…

– Разумеется, но теперь-то вы в безопасности, не так ли?

Несколько сомневаясь в подобном утверждении, Фелисити все же согласилась и последовала за миссис Блэкстоун в гостиную. Там она нервно присела на краешек стула, ожидая, что сейчас появится еще и Дивон, чего ей почему-то совсем не хотелось.

– Говорят, под Форт-Ламаром было большое сражение?

– Да. И мы были там все это время.

– Я так и думала. – Эвелин откинулась на спинку кресла. – Так янки разбиты?

– Да, они отошли назад.

Старуха глубоко вздохнула, и пальцы ее на трости побелели от напряжения.

– Но они вернутся. Да. Они всегда возвращаются.

– Ну, ба, не стоит впадать в такой пессимизм! – В дверях, скрестив руки на груди, стоял Дивон. Улыбаясь, он окинул дам насмешливым взглядом и прошествовал в грязных сапогах прямо по ковру к стулу Фелисити. – Я послал Эзру наверх, и он теперь весьма переживает из-за этого.

– Может быть, я пойду проведаю его? – Девушка вскочила на ноги, но тут же села обратно, остановленная безаппеляционным тоном миссис Блэкстоун.

– Глупости. Нечего смущать мальчика, когда он принимает ванну. А тебе, Дивон, скажу, что подслушивать чужие разговоры, а тем более в них вмешиваться, невежливо. Но раз уж ты так сделал, то смею тебе напомнить, что относительно этой войны мы всегда имели с тобой единую точку зрения.

– Возможно, возможно, но так пугать нашу гостью все же не стоит.

– Чепуха! Нашу гостью, как ты ее назвал, напугать не так-то просто! Неужели ты этого не понял?

Дивон пожал плечами и невозмутимо уселся на хрупкий стул рядом с Фелисити, полностью игнорируя поджатые губы бабки, наблюдавшей за тем, как он водружает свои грязные сапоги на вышитую скамеечку для ног. Устроив поудобнее свое большое тело, он откинул со лба волосы и посмотрел на женщин.

– На самом деле дела действительно обстоят не блестяще. Насколько я могу судить, федераты усилили свои позиции под Хилтон-Хедом и, таким образом, смогут замкнуть блокаду, без особых трудностей перекрыв все побережье Южной Каролины.

– А как же «Бесстрашный»? Сможешь ли ты выскользнуть из гавани?

– Я-то выскользну. – Дивон тихо присвистнул. – Я, пожалуй, даже смогу привезти обратно в Чарлстон кое-какие припасы… на этот раз. Но без постоянного притока оружия и провианта конфедераты скиснут.

Фелисити слушала и не верила сама себе: она, северянка, сидит здесь и слушает, как эти рабовладельцы осуждают войну. Кажется, они даже не прочь втянуть в разговор и ее, словно и она может сообщить нечто важное. А что касается заявления миссис Блэкстоун об ее неустрашимости, то… самой страшной окажется только правда. Хотя всего остального Фелисити боялась тоже.

Она боялась, что не довезет детей домой целыми и невредимыми. Что попадет в плен к янки. Что будет окружена бунтовщиками. Что… В конце концов, она боялась даже саму миссис Эвелин. Поэтому она почти с радостью согласилась с предложением Дивона отправиться в доки и посмотреть, как обстоят дела с ремонтом «Бесстрашного». По крайней мере, ей не придется оставаться с глазу на глаз с этой невозможной старухой.

– Думаю, что перед обедом мне все-таки надо часок соснуть, – объявила Эвелин. – А что касается вас обоих, то, судя по вашему виду, вам бы тоже не мешало отдохнуть. – С этими словами старуха величественно вышла из гостиной.

Обед в этот вечер превратился в настоящее мучение. Отчасти это произошло потому, что Дивон не вернулся из доков, и Фелисити тяжело переживала его отсутствие, причем не только потому, что он служил отличным буфером между ней и его строптивой бабкой.

На сей раз беспокоила Фелисити не бабка, а несносная тетка Дивона Юдифь, оскорбленная тем, что ее мать позволила остаться в порядочном доме трем негритянским детям.

– Меня-то это мало волнует, – ворчала она, поедая кукурузные хлебцы, – но что скажут люди?! Ведь Гарри занимает теперь такой пост, который обязывает внимательно следить за общественным мнением! Мне даже странно, что вы, мама, этого не понимаете.

– Твой Гарри всего лишь мелкая сошка и все корчит из себя дурака, – пробормотала в ответ старуха, но повторить свои слова по просьбе дочери все же отказалась. – Заботиться о том, что скажут о нас чужие люди, тем более в такие времена, просто глупо.

– Что ты хочешь этим сказать? Ведь конфедераты только что выиграли такую грандиозную битву, и Гарри теперь утверждает, что впереди у нас еще немало славных побед. – Тут Юдифь снизошла наконец до Фелисити, кажется впервые за все время обеда. – Я вам так завидую, милочка, что вы собственными глазами видели, как полковник Ламар обратил этих янки в позорное бегство!

– Многие из них не бежали, а мужественно умирали. – Фелисити сама не понимала толком, что заставило ее сказать эту, несколько патетическую фразу. Ведь сражение – всегда смерть. Смерть и страх смерти.

– Фелисити права, – неожиданно подтвердила ее слова миссис Блэкстоун, немало удивив этим девушку. – Твой племянник тоже был там и мог быть убит, как и янки, в любую минуту…

Юдифь обиделась.

– Вы, мама, говорите так, словно я этого не понимаю. Кроме того, мой собственный сын Джеймс тоже сражается в этой ужасной войне.

– Под крылышком у папаши.

– И что же в этом плохого? Честное слово, мама, люди могут подумать, что вы не любите нашего великого президента и не одобряете его позиции в этой войне!

Юдифь продолжала свои похвалы доблестям великого президента Джефферсона Дэвиса до тех пор, пока старуха не задремала над тарелкой супа, что дало возможность Фелисити ускользнуть от нудной дамы, вызвавшись отвести миссис Блэкстоун до постели.

Однако придя к себе в спальню, девушка так и не смогла заснуть. Она долго мерила осторожными шагами огромную богатую спальню и никак не могла придумать, что же ей делать дальше.

Слава Богу, что миссис Блэкстоун оказалась, в отличие от своей дочери, благородным человеком и позволила черным детям остановиться в доме, тем более что явившийся доктор установил у Сисси тяжелую форму плеврита.

– Путешествовать поездом она решительно не может, – отрезал он, когда Фелисити заикнулась было о необходимости возвращения домой. – Отдых – вот в чем она нуждается. Отдых, постель и сон.

Судя по своему печальному опыту езды по железным дорогам, Фелисити прекрасно знала, как тяжело подобное путешествие даже для здорового человека, и тем более она не может подвергать такой опасности жизнь маленькой девочки. Но что же делать? Единственным приемлемым видом передвижения был бы корабль, но в условиях бушевавшей войны и блокады и это становилось невозможным.

Девушка подошла к окну и раздвинула кружевные занавески. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она мучительно раздумывала, как поступить ей в столь неблагоприятно сложившихся обстоятельствах, и, погруженная в свои размышления, даже не сразу заметила появившуюся на улице одинокую фигуру.

Дивон.

Волна радости и возбуждения захватила девушку. Она не отрываясь смотрела на капитана, совершенно не замечая его странной, шатающейся походки. У железной ограды он остановился и, неверной рукой схватившись за кованые прутья, посмотрел вверх на ее окно. Фелисити отпрянула, не будучи все же до конца уверенной, заметил он ее или нет. Но в одном можно было быть уверенной абсолютно – Дивон Блэкстоун был мертвецки пьян.