Работа у Джона Милтона была препаршивая.

Так считали все: и строители, что смолят майамские крыши под июльским солнцем; и специалисты по дренажным работам в отстойниках; и электрики, которые чинят линии электропередач под дождем; и служащие аэропорта, обыскивающие полость рта и прямую кишку. И те бедолаги, которых каждый матч тузят баскетболисты-комики «Гарлемские бродяги». И бессловесный персонаж из «Стар Трека», который спускается на враждебную планету вместе с Керком, Споком и Боунсом… Все в один голос утверждали: «Эх и паршивая же у тебя работенка!»

Джон работал в школе учителем на замену.

Он старался как мог — но трудно сеять знания и добродетель в детишках, которые отбывают условный срок, носят на щиколотках полицейский прибор слежения и на занятиях пытаются его взломать.

Джон жил на западе Тампы в крошечной квартирке с видом на на задний двор универсама. Квартира находилась в одном из старых трехэтажных домов, реликтов пятидесятых, с бледно-голубой отделкой и табличками с надписями курсивом. К сожалению, прочность этих построек не пережила их популярность; скромный старомодный квартал стал буквально опасным для жизни. Вся зелень давно погибла, стены до второго этажа были покрыты копотью, а прямо под ними теснились дешевые седаны, из которых капало масло, тормозная жидкость и всякая автохимия. Все это сочилось в ливнестоки через фильтр из окурков, разбитых пивных бутылок и использованных телефонных карточек. Табличка на доме Джона гласила: «Великолепные акры».

Заводной будильник сработал в шесть. Если вызовут на замену, то только в следующие полчаса. Если нет — можно снова ложиться спать. Джон подошел к входной двери, выглянул в глазок, снял засов и забрал газету. Встав посреди тесной кухни, он грыз тост без масла и читал о том, что в южной Флориде появились новые фонари из алюминия, которые ломаются, если в них врезаться, и предотвращают смертельный исход, и что некоторые наловчились сбивать их специально, увозить и сдавать в металлолом.

Телефон все-таки зазвонил.

* * *

Джон вошел в здание Тампской средней школы и направился в класс. Из офиса высунул голову директор.

— Джон, поговорим.

Джон сел перед директорским столом.

— Джон, у нас жалоба. Звонили родители. Вы говорили вчера ученику «заткнись на хрен»?

— Что?

— Я хочу услышать правдивый ответ на простой вопрос. Было или нет?

— Ну, было, — ответил Джон. — Вообще-то цитата вырвана из контекста. Я сказал: «Убери нож, сядь и заткнись на хрен!»

— Джон, подобные выражения в классе недопустимы. В школе вступила в действие программа нулевой толерантности.

— Вы шутите, да?

— Нулевая толерантность значит толерантность, равная нулю. Будет проводиться расследование. Временно вы отстранены от работы.

— А как же нож? Что полиция сказала на это?

— Другие ученики ничего не видели.

— Я видел.

— Поскольку вы нарушили программу нулевой толерантности, ваша версия событий во внимание не принимается. Хотите копию приказа?

Джим промолчал.

Директор опустил глаза и стал перебирать какие-то бумажки, показывая, что беседа закончена.

Джон побрел из школы как в тумане. Дома он открыл рекламную полосу газеты и позвонил по объявлению, где приглашали желающих мыть судна в тюремной больнице.

Джона спросили, чем же он занимался раньше, если готов на такое. Джон ответил.

— Ну и паршивая работенка!

Теперь, мол, понятно, почему Джон уволился. Джон объяснил, что не уволился, а отстранен за то, что использовал ругательное слово, обращаясь к вооруженному ученику. Они сказали, мол, извините, в таком случае мы не можем взять вас на работу.

Джон не унывал. Он сидел на телефоне почти весь день, и упорство наконец было вознаграждено. Бывший учитель надел свой лучший костюм из синтетической ткани и отправился через весь город на собеседование. Вскоре он пожимал руку новым работодателям.

На следующее утро Джон вошел в сияющее чистотой офисное здание «Консолидированного банка» и снял пиджак, под которым оказалась нарядная белая рубашка с короткими рукавами. Подошел к своему окошку и убрал табличку «Обращайтесь в соседнее окно».

— Чем могу вам помочь? — спросил Джон.

Человек, стоявший в очереди, поспешил к его окошку.

Джон обнаружил, что ему нравится работа кассира. Каждое утро он любовно протирал стекло специальным моющим средством и бумажными полотенцами, следил, чтобы стопки банкнот разного достоинства смотрели в ящике в одну сторону, менял стержни в привязанных к окошку ручках и наполнял вазочку леденцами.

Вскоре Джон привык к банковскому распорядку. Утром приходили пенсионеры, после обеда — бизнесмены. Обсыпанные опилками строители — к полудню пятницы. Самые богатые вообще не становились в очередь, а сразу шли в офис к старшему вице-президенту, который приглашал их на обед.

Постепенно Джон запомнил имена постоянных посетителей, а те прониклись к нему доверием настолько, чтобы рассказывать о проблемах со здоровьем. Джон умел слушать. Другие кассиры просто притворялись, а сами считали деньги — улыбались и кивали, услышав страшную новость, и мрачнели, когда клиент шутил. Выражение лица Джона всегда соответствовало случаю.

Внешность Джона также внушала доверие. Брюки цвета хаки, кожаные мокасины и одна из десяти идентичных белых рубашек с короткими рукавами. Подтянутый, чуть моложе пятидесяти, с шапкой жирноватых каштановых волос. Старательный, всем довольный, лояльный по отношению к компании, не карьерист. Короче говоря, идеальный рядовой.

— Доброе утро, миссис Глэдстоун! Как вы сегодня?

— Колит замучил!

— Сочувствую.

— Врачи ничего не соображают!

— Это точно.

— Вот сейчас опять колики.

— Очень жаль…

— Вы женаты?

— Свободен как птичка.

— Уж не знаю, куда они все смотрят!

— Леденцов внукам?

Джон отсчитывал двадцатки, когда к очереди пристроились четыре старушки. Они выглядывали из-за спин остальных клиентов и усиленно махали Джону. Джон улыбнулся и помахал в ответ.

Самая высокая из старушек — вдова в возрасте от семидесяти шести до восьмидесяти восьми — могла похвастаться ростом в полтора метра (со свежей завивкой). Когда подошла очередь, они обступили окошко Джона, словно двухдолларовую кассу на собачьих бегах.

Многие клиентки Джона были на пенсии и скучали. Чтобы выдавить из денежных операций хоть капельку общения, они растягивали разговор с кассиром до астрономических размеров, подробно отчитываясь, как провели последние двадцать четыре часа. Менее терпеливые клерки торопили их, но доброжелательность Джона не знала границ. Его никогда не утомляли разговоры о заболеваниях стоп, клетчатке в питании или неблагодарной дочери, которая хоть бы разок позвонила.

Однако четыре пенсионерки, стоявшие перед окошком Джона, отличались от остальных. Эдит, Эдна, Эвника и Этель создали инвестиционный клуб и добились куда большего успеха, чем обычные взаимные фонды. Команду Э — так прозвали их журналисты — стали приглашать на ток-шоу.

Подружек уже узнавали в барах и ночных клубах, в супермаркетах и кафетериях, где они ухитрялись ставить автографы на желе с искусственными сливками. Их умение жонглировать цифрами затмевалось лишь отчаянной борьбой за мужское внимание, которая кончалась не меньшим кровопролитием, чем на русском фронте. Престарелая четверка провела не один день, фланируя вдоль шоссе и высматривая мужчин, как женский клуб по весне. Утомившись, дамы заходили в супермаркет, чтобы шлепнуть по заду какого-нибудь престарелого упаковщика.

Джон вручил женщинам четыре депозитные квитанции.

— Как дела у нашей Команды Э?

— Все чики-пики!

Из офиса вышел вице-президенте представительным седовласым клиентом и повел его на обед.

— Смотрите! — вскричала Эдит. — Амброз!

— Кто? — переспросил Джон.

— Амброз Таррингтон-третий, — объяснила Эвника. — Старый денежный мешок.

— Лапочка, — вздохнула Этель.

— Сучка! — отрезала Эдит.

Дамы заторопились, сунули Джону на чай и побежали за Амброзом.

— Куда он делся? — спросила Эвника.

— Вот он!

С парковки отъехал белый «бентли».

Команда Э погрузилась в открытый синий «бьюик-регал» и припустила за «бентли». По ветру чуть выше дверей машины развевались четыре пучка седых волос.

На светофоре «бьюик» притормозил рядом с Амброзом.

— Какие люди!

Амброз обернулся и увидел «бьюик».

Зажегся зеленый, Амброз изо всех сил нажал на педаль, но «бьюик» три квартала не отставал. Члены Команды Э встали на колени и вывесились из окон.

— У тебя подружка есть?

— Хочешь прогуляться?

Амброз поднял стекло и надавил на газ. «Бентли» скользнул на поворотную улицу и повернул направо.

— За ним! — приказала Эдна.

Эвника медленно повернула направо, не обращая внимания натри полосы гудящих машин.

Амброз решил, что ему удалось спастись, и приободрился. Однако, случайно глянув в зеркало заднего вида, он обнаружил позади синий «бьюик». На скорости девяносто миль в час «бьюик» то встраивался в поток, то вырывался для обгона и быстро сокращал дистанцию. Амброз затормозил и в последний момент свернул с шоссе. Повторить маневр с крайней левой полосы у «бьюика» не было шансов.

— Ты специально! — закричала Эдна на Эвнику. — Из ревности!

— Ну, укуси меня!

— Быстро надеть очки! — велела Этель. — Так сказал врач. Все выпрямились и нацепили огромные черные очки от катаракты.

— Ненавижу эти очки! — сказала Этель. — Жутко старомодные!

— А я в них выгляжу шикарно, — сказала Эдит, — как Блэйд.

Эдна посмотрела на часы.

— В «Малио» утренние скидки.

— Мы почти на месте. — Эвника хотела было включить поворотник, но оказалось, что тот уже давно мигает.