Редкие тучи, собравшиеся над заливом Тампа как раз перед традиционным пятнадцатиминутным дождичком, чуть поубавили дневную жару. Марта Дэйвенпорт надела широкополую соломенную шляпу с желтой лентой и взялась за корзину с садовым инвентарем, усадив Николь в детском стульчике рядом с клумбой.

Напевая себе под нос, она пропалывала кусты и корчила смешные рожицы Николь; малышка хихикала и радостно подпрыгивала.

Вдруг краем глаза Марта заметила какое-то движение: с другой стороны улицы на них несся питбуль. Похолодев, она схватила Николь со стульчика и глянула на дверь. Слишком далеко. Собака уже ворвалась во двор.

Марта даже не поняла, откуда что взялось. Может, материнская память генов. Когда пес оказался от них всего в двух шагах и разинул пасть, Марта закинула Николь под мышку, как мяч для американского футбола, присела в боевой стойке и издала хриплый горловой рык. Питбуль от неожиданности встал как вкопанный. Впрочем, сама Марта удивилась не меньше. Секунду Распутин смотрел на нее, затем потрусил в свой двор и принялся себя вылизывать.

Марта зашла в дом, приседай не смогла унять дрожь. Потом взяла трубку и позвонила в службу контроля над животными.

Джим Дэйвенпорт ехал с работы домой. За поворотом на улицу Спинорга он увидел толпу соседей и микроавтобус. В гуще событий, конечно, была Марта: Джим услышал ее с другого конца квартала.

Джим подъехал к дому и вылез из машины.

— Как это вы не можете его забрать? — кричала Марта на работника службы контроля за животными.

— Успокойтесь, — повторял тот.

— Вы должны убрать пса из района! Хозяин за ним не следит! Это угроза для общества!

— Вы сказали, собака не укусила ни вас, ни вашу дочь?

— Но хотела!

— Простите. Я могу только выписать штраф за то, что собака не на поводке. Я ничего не могу сделать, пока она кого-нибудь не укусит.

— Тогда будет поздно! Вперед вышел Пит Терьер.

— Я искренне извиняюсь за доставленные неудобства, сэр. Даже не представляю, как он сорвался с привязи. В первый раз!.. Обещаю, такого больше не повторится.

Глэдис Плант кинулась в бой:

— Он врет! Собака вечно без поводка!

Подошли новые соседи, в том числе Серж, Коулмэн и студенты.

Марта заметила Джима и схватила его за руку.

— Джим! Сделай что-нибудь!

— Не понимаю, что происходит…

— Джим!

— Я могу выписать штраф, — повторил работник службы.

— Собака напала на моего ребенка! — пронзительно взвизгнула Марта.

— Не надо так кричать, мэм!

— Он просто хотел вас понюхать. Хотел подружиться. — Пит наклонился над Распутиным, который сидел у его ног на поводке, и засюсюкал: — Ты ведь хотел с ними подружиться, правда, моя утютюленька?

Распутин высунул язык и перевернулся на спину, выставив на всеобщее обозрение полуэрегированный пенис.

— Какая гадость! — воскликнула Марта и потом повернулась к работнику службы. — Да за что мы вам платим деньги?!

— Я уже говорил вам, успокойтесь!

— Уважаемый, — сказал Пит, — пожалуйста, войдите в ее положение. Женщину можно понять. Она неверно истолковала поведение Распутина. Она просто старается быть хорошей матерью.

— Мне твоих подачек не надо, козел! — возмутилась Марта.

— Мэм, предупреждаю вас в последний раз, — сказал работник службы.

— Это чудовище напало на моего ребенка!

— А Распутин — мой ребенок, — сказал Пит.

— Сукин ты сын!

— Мэм!

— Послушайте, не расстраивайте Распутина! — сказал Пит. — У него сегодня день рождения.

— Ах ты… — Марта вцепилась в горло Терьера, и ее арестовали.

В «субурбане» стояла напряженная тишина. Когда Джим и Марта подъехали к своему кварталу, на улице уже стемнело.

Марта доставала из коробки на коленях салфетку за салфеткой, пытаясь стереть с пальцев чернила.

— Даже не знаю, что сказать, — наконец произнес Джим. — Я поражен до глубины души.

— Хорош из тебя защитничек!

— Никогда не думал, что придется забирать жену из тюрьмы.

— Кто-то должен был постоять за семью!

— Но зачем плевать в представителя властей? Марта скрестила руки и отвернулась.

Они въехали на улицу Спинорога. Впереди что-то мелькнуло.

Марта схватилась за приборный щиток и вскрикнула:

— Осторожно!

Джим резко крутанул руль, чтобы не сбить вставшего посреди дороги Распутина.

Они подъехали к дому. Джим обошел машину кругом и открыл Марте дверь, но Марта опять скрестила руки и даже не шелохнулась.

— Ну и день, — сказал Джим. Марта молчала.

Джим вздохнул и пошел один.

Распутин стоял посреди улицы, покачивая задом. Он видел, как заходит в дом Джим Дэйвенпорт, а через несколько минут — Марта.

Снова стало тихо. Распутин потрусил вверх по улице, стуча когтями по асфальту. Ночью улица Спинорога принадлежала Распутину, и пес обходил свою территорию.

Это кто? Белка? Распутин бросился вперед.

— Р-р-р! Р-р-р! Р-р-р! Р-р-р! Белка юркнула на дерево.

Распутин пошел дальше. Это кто? Кошка?

— Р-р-р! Р-р-р! Р-р-р! Р-р-р!

Кошка прыгнула на крышу автомобиля. Кто следующий? Опоссум?

— Р-р-р! Р-р-р! Р-р-р! Р-р-р!

Опоссум метнулся под веранду Дэйвенпортов. Наконец Распутин дождался дичи покрупнее. Ага!

За полночь Коулмэн сидел на передней веранде и украдкой курил косяк, зажав его специальными щипчиками, чтобы не пропало ни крошки драгоценного продукта. С тех пор, как началось «Позднее шоу» Леттермана, прошло четыре косяка — значит пора подкрепиться. Коулмэн держал на коленях блюдо с кукурузными чипсами и маленькими, на один укус, сосисками.

Затянувшись еще раз, Коулмэн почувствовал, что кто-то на него смотрит. Обернулся — никого. Глюки, наверное, — а травка-то класс!..

Раздалось низкое рычание. У ступеней стоял Распутин; с обнаженных клыков капала слюна. Пес ступил вперед и клацнул зубами.

— О, приветик! — сказал Коулмэн. — Пришел брат мой меньший!

Распутин опять клацнул зубами и залаял.

— Кушать хочешь, да?

Коулмэн бросил собаке сосиску. Распутин поймал ее на лету и проглотил.

— Ух! Да тебя совсем голодом заморили! — Он бросил новую сосиску, Распутин поймал и ее. Потом сел и завилял хвостом.

Поток сосисок не прекращался.

— Кажись, сегодня у тебя день рождения!.. Это надо отметить! Стой…

Коулмэн хотел подняться, но упал.

— Ого, классно вставило!

Он встал еще раз, помедленнее, и ушел в дом.

Коулмэн вернулся с пластиковой упаковкой из-под искусственных сливок, поставил перед Распутиным и налил пива. Собака принялась лакать.

— Эй, паря! Главное в нашем деле — не спешить!

Коулмэн опять сходил в дом и вынес новый косяк и трубочку от рулона туалетной бумаги. Зажег косяк, глубоко затянулся, приставил трубку ко рту и, держа у носа Распутина, выдохнул.

— Задержи дыхание!

Распутин, увы, слушал невнимательно. Он замотал головой и тоненько, по-щенячьи, закашлялся.

— А давай телик посмотрим!

Коулмэн пошел в дом, Распутин за ним. Захватили финальную сцену «Конана».

— Что-то опять кушать хочется. А тебе?

Распутин хвостиком потянулся за Коулмэном на кухню; Коулмэн открыл кладовку.

— Ну, что на тебя смотрит? Пес дважды пролаял.

— Что, Лэсси любит «Читос»?

Коулмэн вывалил в глубокую миску целый пакет. Открыл два «Будвайзера» и вылил в большой пластиковый стакан.

— Надо лить медленно, под маленьким углом, чтобы не сильно пенилось.

Коулмэн открыл еще банку и налил Распутину.

Распутин пошел вслед за Коулмэном в зал. Коулмэн поставил пиво и «Читос» на пол перед собакой и включил шоу «Ночной Ник».

Четыре утра.

Серж и Шэрон вернулись с ограбления номера в мотеле. В доме, не считая голубого свечения от телевизора, было темно. Серж и Шэрон тихо переругивались.

— …Нечего было бить его пистолетом! — говорил один.

— А что он на меня пялился?! — отвечала другая.

— Ты же делала ему минет!

— Все равно нечего пялиться!

— Похоже, мы так и не придем к консенсусу… — Серж включил свет. — Что задела, блин?

Коулмэн в полной прострации валялся на диване, Распутин — под кофейным столиком. Рядом блестели две лужицы рвоты — собачьей и коулмэновской.

— Какая гадость! — с чувством сказала Шэрон.

— Рота, подъем! — заорал Серж.

— Что? Что случилось? — пробормотал Коулмэн, медленно приходя в себя. Распутин проснулся и стукнулся головой о столик. Шатаясь, выполз, врезался в табурет и упал.

— У собаки красные глаза! — Серж внимательно посмотрел на пол. — Ты кормил его «Читос»?

— Он сам попросил.

— Тогда понятно, почему его рвало. Что тебя рвет, я давно привык. А это что такое?

— Лавовая лампа.

— Сам знаю. Что она делает на полу?

— Чтобы он посмотрел. Целый час на нее таращился.

— А чем вы еще занимались? — спросил Серж. Коулмэн смутился.

— Ну, выкладывай! Коулмэн выложил.

— Господи! — воскликнула Шэрон. — Нуты и извращенец! Коулмэн обиженно ответил:

— Я перчаткой.

— Но зачем?! — никак не успокаивался Серж. — Как такая мерзость вообще взбрела тебе в голову?

Коулмэн пожал плечами.

— У него сегодня день рождения.