1995-1996 годы

Когда я планировал этот рассказ, я очень не хотел впутывать свою личную жизнь, поскольку считал, что она тут не важна. Но если я не объясню, что происходило со мной в 1995 году, то будет непонятно, почему я так и не стал работать с Женей, почему так долго с ним не общался, и как вообще получилось, что в сентябре 1996-го я стоял с ломом в руках в питерском дворе.

Дело в том, что 31 декабря 1994-го началась долгая и мучительная история, которая впоследствии привела к моему разводу с Таней и вытолкнула всё остальное из моей головы.

Это случилось внезапно. Если бы меня спросили буквально за день до этого, планирую ли я разводиться, я бы удивился и сказал, что нет. Но как ни странно, именно в этот любимый всеми день, когда вокруг праздник и позитив, всё и произошло. Таня мерила платье для праздничного вечера и спросила, как оно ей. Выглядело всё плохо. И платье, и, честно говоря, сама Таня. Я, конечно, не сказал ей этого, но, видимо, она почувствовала. Начались вопросы. «Я тебе нравлюсь?», «Ты меня любишь?», и пошло-поехало. Такие разговоры были у нас и прежде, но в тот день почему-то не было сил оправдываться.

Праздник был испорчен. Да и, наверное, не только праздник. В гостях у нашей подруги Наташи мы сидели за столом и пытались натянуто улыбаться. А когда вечером я лёг спать, то вдруг понял: происходившее сегодня – начало конца моей семьи. Мне стало страшно.

Но самый эмоционально тяжёлый день моей жизни был как раз следующий, 1 января 1995 года, когда я сказал слово «развод», и Таню прорвало. Я никогда не видел, чтобы взрослый человек так рыдал. Это было ужасно. И я бы многое отдал, чтобы всё вернуть, но чувствовал, что обратной дороги нет. И мы начали расходиться.

Тот, кто не проходил подобное, не поймёт, каково это. Мне было совершенно непонятно, что дальше делать. Мы всё ещё жили в одной квартире при том, что Таня стала яростно ненавидеть меня. Кто-то из нас должен был переехать. Но кто? Я? И куда?

В самом разгаре этой нервотрёпки, примерно 10 января, неожиданно позвонил Женя. Он пытался рассказать, как продвигались его проекты. Я был в таком ужасном эмоциональном состоянии, что даже не смог нормально поддержать разговор, который в результате получился очень странным. В какой-то момент я сказал, что немного занят, а когда Женя спросил, в какое время можно перезвонить, ответил: «Не знаю». Так и поговорили. Если честно, мне тогда действительно было не до Жени. Возможно, он это понял и больше не звонил.

Через месяц, в середине февраля, я понял, что больше жить с Таней не могу, и арендовал маленькую, но отдельную квартирку на улице Арлозорова. Её создали путём деления двушки, и поэтому туалет был чуть ли не на кухне, душ – прямо над унитазом, а гипсовая стенка между частями квартиры была такая тонкая, что я слышал, как сосед чешется. Из окна моей комнаты была видна стена соседнего дома, на которой шпана баллончиком нарисовала эмблему анархии. Все время перед лицом мелькала эта анархия. Тем не менее, мне чуть-чуть полегчало. Теперь у меня было «своё» место, куда я смог перевезти личные вещи и Женин компьютер. Этот момент я упомянул не просто так, и он окажется очень важным позднее. Кстати, комп не включался. Да, несмотря на то что я работал системным администратором и вроде должен был понимать в «железе», мне было лень разбираться, что там не так.тНочами я валялся на диване и размышлял, что мне делать дальше.

Я часто вспоминал о Жениной истории, и несмотря на её абсурдность, пришёл к выводу, что всё-таки было бы глупо не попытаться извлечь из нее хоть какую-то пользу. Тем более, даже не особо интересуясь футболом, я знал, что в 1996-м будет чемпионат Европы. И, по всей видимости, Женя был в курсе, кто победит. В этот момент я пожалел, что не взял у Жени номер телефона или хотя бы адрес.

Сначала я вспомнил про Отабека. Повезло, что его номер я записал прямо на календаре, который висел возле телефона в моей бывшей квартире. Я позвонил Тане, хотя обычно пытался этого избежать, и попросил продиктовать мне этот номер. Но с Отабеком поговорить так и не получилось. Когда я звонил, каждый раз подходила как-то бабка и орала: «АЛЛЛЁ!». Номер я набирал правильно. Тогда подумал: «Может, они переехали?» Отабек говорил, что пользуется электронной почтой и постоянно переписывается с Женей по ней. Он мне её даже диктовал, но я не записал. В то время термин «электронная почта» был таким же фантастическим, как, скажем, «телепортация».

Потеряв надежду найти Отабека, я после работы заехал к Руслану. Поспрашивал его. Контактов Андрея и Жени он не знал, но предположил, что у Нелли, есть с ними связь. Мы сели в прихожей, и Руслан набрал её номер. Нелли тоже особо не помогла.

– Я познакомилась с Андреем через своего папу, – рассказала Нелли. – Они были соседями по гаражам. Ну а потом уже стали дружить семьями и уехали из «совка» примерно в одно время. А контакты? Даже не знаю… у нас нет.

– А как их найти в Питере? Может, какие-то общие знакомые?

– А зачем тебе? – после небольшой паузы спросила Нелли.

Я был готов к этому вопросу и что-то наврал.

– Ну хорошо, – сказала Нелли – сейчас папу спрошу…

Было слышны шаги и приглушённая речь. Вскоре Нелли опять взяла трубку:

– Папа сказал, что нет телефонов, потому что он потерял записную книжку при переезде, но есть адрес общего знакомого: Саши-Автогена.

Она продиктовала мне адрес. Потом мы поговорили о том о сём, я поблагодарил её и повесил трубку.

На всякий случай я специально съездил на улицу Алия, чтобы найти соседа Коби, который смотрел с нами квартиру, или кого-то другого из соседей, кто, мог дружить с Досычевыми. Это тоже результата не принесло. Я поспрашивал русскоязычных бабушек-пенсионерок и даже нашёл того самого Коби, но никакой новой информации не добыл. Вот так. Был человек – и куда-то пропал. Как его теперь искать? В газету, что ли, объявление дать?

У меня возникали самые невероятные сценарии Жениного «исчезновения». Например, я подумал, что, возможно, он вернулся в «будущее». Или вообще всё, связанное с Женей, не происходило на самом деле, а является моей галлюцинацией.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как ждать и наедятся что, Женя сам выйдет на связь со мной, Русланом, или Нелли. Можно было, конечно, слетать в Питер, но «зацепок» там явно не хватало. Тем более что моя должность помощника сисадмина была, мягко говоря, не особо важна, и я не хотел пропустить даже полдня на работе, чтобы меня не сократили к чертям. А этого я очень боялся, поскольку с деньгами был сильный напряг, да и вообще работа являлась, наверное, единственным, что держало меня в тонусе. Я даже, можно сказать, гордился моей работой. Ещё в конце 1994-го наша маленькая фирма вошла в состав очень большого израильского оборонного предприятия. Мы переехали в другое здание, которое находилось на территории, напоминающей военную базу.

Незаметно закончился 1995 год и начался 1996-й. Даже не знаю, что рассказать про этот период. В моем доме ограбили соседей этажом выше, в Израиле убили премьер-министра Ицхака Рабина, в Чечне шла война, а Ельцина выдвинули на второй срок. Как-то так.

И тут наступило 3 июля. Навсегда запомню эту чёртову дату. В конце рабочего дня, примерно в 17:00, я взял мой портфель-рюкзак и, погружённый в невесёлые мысли, направился по длинным коридорам к выходу из нашего здания. На проходной сидел пожилой security-дядька, с которым я был визуально знаком. Чтобы выйти на улицу, нужно было приложить свою карту к турникету, как в метро. Я, как обычно, полез рукой в сумку, но не нащупал карточку. Тогда, не снимая рюкзак с плеча, я попытался открыть его чуть больше, но случайно открыл молнию до конца… и из моего рюкзака на пол проходной посыпались вещи:

куча дискет,

штук 15 шариковых ручек,

3 мышки,

и в конце на пол грохнулся hard drive,

от которого сразу отлетела передняя панель.

Все эти вещи я попросту украл с работы ещё на прошлой неделе. И ТУПО ЗАБЫЛ ВЫТАЩИТЬ ИЗ СУМКИ. То есть ходил со всем этим барахлом на работу каждый день. Пару секунд я стоял как вкопанный и не знал, что делать. То ли быстро собрать все вещи и, ничего никому не сказав, выйти, то ли попытаться сочинить для охранника какую-то отмазку.

Получилось ни то ни сё. Сначала я бросился собирать вещи. Но тут понял, что на это уйдёт много времени, и решил подойти к охраннику. На своём ломаном иврите пытался сказать, что это мои вещи из дома. Security-дядька сам был немного удивлен и даже не шелохнулся. Через проходную продолжали входить и выходить люди, с любопытством рассматривая всё, что валялось на полу. Я опять ринулся собирать вещи. Уже собрав рассыпанное в сумку, я был готов выскочить на улицу, оставив этот неприятный эпизод позади, но… в тот самый момент охранник активизировался, подошёл ко мне и спросил на иврите, что это за дискеты. Я весь перепуганный, красный, срывающимся голосом нёс какую-то околесицу. Дядька попросил меня подождать и куда-то позвонил. Я еле сдерживался, чтобы просто не броситься бежать. Пришел другой, видимо, «главный» охранник, взял мою сумку, вытащил дискеты и хард-диск и сказал, что я не могу их выносить. Он записал моё имя и отпустил домой.

Я всю ночь не спал: не мог понять, то ли меня пронесло, то ли завтра грянет гром.

Отрепетировав, как мне казалось, более или менее приемлемое объяснение нахождения тех вещей в моей сумке, я поехал на работу. В 10 меня вызвали к начальнику. И гром-таки грянул. В 11 я уже стоял на остановке автобуса по дороге домой. Мне, наверное, никогда в жизни не было так стыдно и страшно. Свою подготовленную версию событий я даже не стал озвучивать, настолько идиотской она была. Это чёртова советская ментальность всё таскать с работы! До сих пор не могу понять, зачем я взял эти вещи. Они мне были совершенно не нужны! И как я вообще додумался красть дискеты с оборонного предприятия?! Меня же могли заподозрить в шпионаже! И самое страшное было то, что, возможно, и заподозрили, поскольку мне грозили заявлением в полицию.

Я был полностью подавлен. Тогда, наверное, я понял по-настоящему, что такое стресс. Примерно месяц я просто сидел дома, страдая от бессонницы, температуры и отсутствия аппетита. Я был не в состоянии куда-то ходить, искать работу или вообще что-либо делать. Кто-то скажет: «Делов-то! Ну, уволили и уволили. Зачем переживать?» Но в тот момент в моей жизни смешалось всё сразу: одиночество, стыд, страх.

Как-то вечером ко мне зашли Руслан, Нелли и парень, которого называли Нос. Решили навестить. Я с комом в горле рассказал о своей беде. К сожалению, никто из них не понимал в полной мере, что со мной происходило.

Руслана больше всего заинтересовала самая концовка, где я упомянул полицию.

– Тебя посадят, брат. Сто процентов, – уверенно сказал Руслан. – У вас-же какой-то секретный объект!

– Почему ты так уверен? – спросила Неля.

– У меня соседа так посадили. Он работал уборщиком в компании «Рафаэль» и брал домой бумаги из урн, у которых одна сторона была чистая, чтобы дети на них рисовали. Его поймали и дали 5 лет.

– Надо валить из страны, – посоветовал Нос. – Валить надо. Валить.

Потом все обсуждали, как меня скоро посадят в тюрягу, там меня изнасилуют, и вообще будет хана. Нос советовал добраться вплавь до Кипра, как Слава Курилов (который сбежал с советского туристического лайнера). Нелли упомянула что может попросить ее родственников в Питере приютить меня на время. Сидели мы тогда долго. Нос два раза бегал в магазин «Альберт», чтобы купить ещё вина.

Я не знаю, решился бы я куда-то уехать, если бы не событие, случившееся буквально через пару дней. А случилось следующее: я позвонил с телефона-автомата Тане, чтобы договориться об оплате Инниных кружков, а Таня сказала, что… (фанфары!) мне пришло какое-то письмо из «миштары» – израильской полиции.

У меня опять началась паника, и я специально поехал к Тане, чтобы забрать это письмо. Несмотря на то что иврит я знал не очень хорошо, понять, что от меня хотели, было нетрудно: прийти такого-то августа в 8:00 в полицейское отделение в нижнем городе.

Конечно, ужасно глупо, но вместо того, чтобы посоветоваться с адвокатом или хотя бы просто выяснить, по поводу чего, собственно, эта повестка, я начал планировать своё бегство из Израиля. Это было наивно с моей стороны, поскольку если бы я являлся реальным подозреваемым, меня в аэропорту, видимо, просто не выпустили бы из страны. Опять-таки, нужно понимать, что я находился в состоянии жуткого стресса и вообще ничего не соображал. И я купил билет в Москву. В город, где я провел большую часть своей жизни и где до сих пор жила моя старшая сестра.

Некоторая сложность заключалась в том, что у меня всё ещё был контракт на полгода на мою несчастную квартирку. Эта проблема решилась неожиданно быстро, после того как Руслан познакомил меня со своим приятелем Мишей, который недавно приехал из Пятигорска и как раз искал дешёвое жилье.

Миша был очень интересный персонаж. Я бы его назвал «интеллигентное быдло». Он был немного толстоват, одет неопрятно и часто матерился. Тем не менее буквально через десять минут общения мне стало ясно, что он толковый и добрый парень. Миша подписал контракт с хозяином и въехал вместо меня. Я оставил ему почти все свои вещи.

В день моего отъезда я зашёл к Тане, дал ей 650 долларов, крепко обнял Инку и поехал на маршрутке в аэропорт. Несмотря на мои страхи, на паспортном контроле меня не задержали, и я на самолете Boeing 737 компании «Трансаэро», о которой до этого никогда не слышал, вылетел в Москву.

Можно долго рассказывать о том, насколько ошеломила меня Москва 1996 года, но это не касается нашей истории, поэтому, наверное, не стоит. Я добрался до сестры, лёг на раскладной диван и просто пролежал на нём где-то неделю: смотрел телик, успокаивался, думал о том, что мне теперь делать.

22 августа у Нелли был день рождения. Я позвонил ей, чтобы поздравить, и услышал неожиданную новость.

– Мне 20 минут назад звонил Андрей, – сказала Нелли. – И оставил свой телефон. Так что записывай!

Я начиркал этот, судя по коду, питерский номер на газете, и как только мы попрощались с Нелли, набрал его. На пятом звонке ответил женский голос. Я попросил к телефону Женю.

Женя меня узнал не сразу, но когда узнал – обрадовался.

– О! Давно не слышно тебя!

– Да, как-то пропал, – согласился я.– Сейчас я у сестры в Москве. Думал встретиться с тобой.

Если честно, я намеривался напросится к ним в гости в Питер, но Женя предложил что-то другое:

– Я во вторник с родителями в Москву еду на два дня. По папиным делам. Можно встретиться.

– Ого! Давай. Может, у нас останетесь ночевать? – предложил я.

– Спасибо, но не будем тебя напрягать, – ответил Женя. – Нам есть где остановиться.

Я продиктовал свой адрес и телефон и передал привет Андрею и Вере.

В понедельник вечером позвонил Женя и сказал, что может встретиться завтра в 10:00. Ранее я планировал предложить ему погулять по Москве, но погода была не очень, и, кроме того, хотелось записать наш разговор в тишине. Я пригласил Женю к себе, точнее к сестре, и он согласился.

Встал утром во вторник. Почему-то очень волновался.

Кое-как побрился.

Съел бутерброд с колбасой.

И сел ждать.