Утро было наполнено приятностью. Спокойный, как обычно, Фред уселся за рабочий монитор и повернул выключатель. Чувство радости от предстоящего труда ласковым теплом растекалось по всему телу. Наконец-то. Он очень любил этот момент. Потом ему тоже было хорошо, но в начале, пока не устали глаза, работать было особенно приятно. Лучше, чем быть с любой женщиной. Кроме, может быть, Мэй. И после каждого решения, после любой задачи, тоже было так. Как будто мягкие искорки по всему телу. Ну!

Азартная его сосредоточенность сразу нашла выход, на экране появилась первая задача. Часа через три он с трудом оторвался от новых, интереснейших цифр, чтобы выпить стакан черного тоника. Закрыл глаза, расслабляясь на несколько минут. И снова, еле дождавшись конца паузы, с наслаждением включил экран.

Это было восхитительно.

Через шесть часов упоение работой спало. Потный, выжатый как лимон, Фредди вышел в душевую. Он был очень доволен днем — одиннадцать полных решений. Редкий по количеству результат. Прохладная вода смывала усталость. Даже веки были в порядке; а последнее время к концу дня у него часто подергивался глаз. В раздевалке, причесывая щеткой мокрые волосы, его ожидал Джекки.

Обычно они курили здесь по две, а иногда и по три сигареты подряд. Но в этот раз что-то мешало Фреду полностью расслабиться. И он вдруг вспомнил что.

— Джекки, у тебя ведь завтра выходной?

Джек лениво повернул голову.

— Завтра.

— И к кому ты пойдешь?

— Все равно. Я поспать люблю. Да я их плохо на имена помню.

— Тогда сходи к Мэй. Помнишь ее?

Джек кивнул.

— И покажи ей, как дышать. У тебя это лучше всех получается.

— Зачем? Мне Хью говорил. Все равно ей через первое число не перебраться.

— Сходи. Я тебе две дискеты очищу.

— Ладно. Если не забуду, расскажу. «Не забудешь, — подумал Фред. — Даст она тебе забыть, как же».

Дома он снова выдернул из-под обойного пластика белый лист. Почерк был его. До последней завитушки.

«Положи на то же место». Эта фраза предполагает, что если он не сумеет разобраться в письме, то следующий его матричный окажется умнее. С точки зрения автора письма, разумеется. Передача «по наследству». Ха. У него идеальное состояние психики, и никакая проверка не застанет его врасплох. Следующего матричного не будет.

Фред заржал. Спохватившись, усмехнулся. И все-таки, что-то тут было неправильно. Ошибка в оценке этого письма может стать ошибкой «первого рода», ошибкой недопустимой, которую уже невозможно будет исправить. Надо будет еще раз проверить все пункты.

В дверь коротко постучали. Вошел Джек вместе с огромным зевком во всю пасть, которую он деликатно прикрывал ладошкой.

— А-а-а… Не спишь?

— Сплю.

— Шутишь. Хью не заходил?

— Нет.

— Что это у тебя?

— Письмо получил.

— Шутишь. А я сегодня твоего матричного видел.

— Двойняшку?

— Двойняшку. Четыре этажа вниз. За стеклом.

— Так то я и был.

— Шутишь. Ты за дисплеем был. С перекошенной от счастья рожей. Я у тебя за спиной тележку загружал, но ты же ничего не видишь, когда работаешь. У тебя глаза на лоб вылезают и слюни капают.

Фред загоготал.

— А что? Мне моя работа нравится. А ты мог бы и позвать, раз видел.

— Ха, позвать. Это же за стекло заходить надо. Хватит, я в прошлом месяце и так два балла потерял. На работе надо работать.

— Слушай, Джекки, — Фред неожиданно для себя решил проверить еще один пункт письма, — тебе всегда твоя работа нравится?

Джек сладко потянулся, выгибаясь в кресле. Задумчиво плюнул на ладонь, оттирая пятнышко смазки.

— Всегда, конечно. Найди мне дурака, которому работа не нравится.

— И утром, и вечером, и ночью?

— Ночью я сплю. А вечером… Не знаю. На работу как приду, тележку увижу, включу — все нравится. Ездил бы и ездил, не выключая. Мне, вообще-то, даже мало восьми часов.

— У меня их всего шесть, так что не жалуйся. Я два раза просил добавить.

— Я тоже просил.

— Не добавили?

— Да ну что ты. Кто тебе за просто так рабочий день удлинять будет? На второй раз сняли один балл, я больше и не заикался.

— У меня то же самое. — Фред задумчиво потянул из пачки сигарету, но потом спрятал ее обратно. — Хотя ты знаешь, вечером приду, работать уже не хочется. Голова будто электрический шар. Как неродная.

— Нет, у меня такого нет. Я бы ездил и ездил. Это, знаешь, вообще, здорово. — Джек опять зевнул и поднялся. — Пойду-ка я к себе спать.

— Погоди, Джек. Ты в другие соты когда-нибудь ездил?

— В третий и восьмой.

— Ну и как там?

Джек удивленно хмыкнул.

— Да так же, как у нас. Тридцать шесть этажей и свой дурацкий распорядок. На, отдашь Хью, — Джек выложил на стол десяток сигарет. Он курил еще меньше Фреда. Тот отодвинул несколько штук.

— Подари завтра Мэй. Ей тоже не хватает.

Джек кивнул, ощерил длинные желтые зубы в новом людоедском зевке, запоздало прикрыл его пальчиками и вышел. Фред опустился в кресло и стал ждать. Сегодня картинки как будто запаздывали.

Наконец экран осветился. Ожил. Сиреневый туман отделился от темноты и пополз в мозг теплыми пятнами цвета. Сладкое небытие заколыхало и подхватило Фреда. Мягкие, шелковистые нити обволакивали его и несли, несли, медленно баюкая и лаская… Сегодня это были цветы. Звезды, цветы, актинии и огненные вспышки. Прекрасно. Как прекрасны эти огненные, огненные вспышки… Огромный костер, в котором все они перерождаются в свет и тепло. Как это правильно…

Утром Фред проснулся чуть раньше обычного. Не вставая с постели, только открыв глаза, он заворочался. Протянул руку, нацедив обязательный стакан черной горячей жидкости, лег поудобнее и слегка потянулся. Так, чтобы не расплескать по кровати тоник.

Сегодня к Мэй пойдет Джек. Это хорошо. Пусть она немного успокоится. В ее вчерашнем состоянии — а это была почти истерика — ее сотрут дня через три. Примерно дня через три. Это плохо. Он привык к Мэй. Кстати, интересно посчитать, сколько она продержится. Если пользоваться обычной шкалой вероятностных отклонений… Фред мысленно наложил известные ему психочисла Мэй на шкалу и прикинул до второго знака. Три целых четыре десятых дня. Математическое ожидание три. Потом наступит срыв. Хм. Он, Фред, молодец, он умница — с удовольствием посмотрел на себя в треснувшее зеркало, стоявшее на тумбочке у кровати, — он предсказал этот результат не считая. Так и подумал, дня через три. Хорошо чувствовать числа. А потом подсчитал по шкале, и совпало. Он молодец, потому что расчет без шкалы очень сложен. Кстати, интересно было бы проверить, насколько практический результат совпадет с ожидаемым. Надо будет точно узнать, когда именно Мэй сотрут. Правильно сотрут, потому что отклонения в психике недопустимы. Он как программист знает это лучше, чем кто-либо другой в соте.

Фред помассировал морщины возле глаз, глядя в мутное, замусоленное пальцами зеркало. Надо будет протереть, помыть водичкой. Лицо, к которому он привык за три своих длинных года, постепенно менялось, становилось каким-то несвежим. Еще одна задачка, с которой можно будет разобраться позже. Когда с Мэй все закончится и он познакомится с ее матричной заново. Хотя… Если Джек расскажет ей о дыхании… Тогда у Мэй появится шанс еще немного потянуть кота за хвост, потянуть время. Зачем тянуть за хвост кота? Это же глупо. Впрочем, котов он никогда не видел. Может быть, это как раз очень интересно.

Фред подтянул сползшее одеяло. Было тепло и уютно. И почему-то немного жалко Мэй. Даже похоже на эмоцию. Бессмысленное чувство жалости. Это, конечно, запрещено, эмоция может помешать работе. А жалость вообще нецелесообразна. Но это интересно. Все новое интересно. И потом, он всегда сумеет обойти контроль, так что эмоции — это как усмешка. Он может позволить себе усмехаться, он может позволить себе и немножечко эмоций. Вот эта называется печаль. Он сейчас испытывает печаль, настоящую печаль и жалость, он грустит. Никто во всем соте на это не способен, а у него получается. Какое-то время Фред старательно грустил, потом отвлекся. Пора было вставать. Приближались рабочие часы.

И это было здорово.

Миновав контроль с обычным, близким к идеальному индексом психотеста, Фред поймал себя на ощущении беспокойства. Он чувствовал какую-то озабоченность. Почти тревогу. Даже естественный в начале дня бодрый подъем не мог этому помешать. Да, он полностью избавился от всякой накипи в момент прохождения тестера, сбросил ее с себя перед горящими лампочками, счистил как шелуху. Но это было усилие воли и ничего не меняло в принципе. В его безоблачной психике появился червячок-раздражитель. А Фред любил свою психику и тщательно оберегал ее устойчивую стабильность.

В этом следовало разобраться. Он хорошо помнил одну из своих рабочих задач, ту, что касалась расчета взаимосвязей эмоционального психотеста. Он тогда сразу понял важность этой информации для него лично и скопировал ее в подпрограмму так, чтобы данными всегда можно было воспользоваться. Именно с помощью ее допусков и показателей он учился правильно проходить контроль. Именно на основе ее данных им была разработана целая система тренировок, которую потом частично узнали Хью и Джекки. Там же было много всякой чепухи, вроде «информации» в Письме — отвлеченные, никому ненужные выкладки-умствования, но практические ее выводы всегда подтверждались огоньками контроля, а практические рекомендации, которые реально подтверждаются, Фред привык уважать. Кроме того, тестер вообще слишком важная штука — жизнь любого человека заканчивается, когда его лампочки высветят недопустимую Правилами комбинацию. Психическая стабильность Мэй, например, почти уже закончилась.

Неприятно.

Работал Фред механически, без огонька. Все это было слишком серьезно. И дело здесь даже не в Мэй. В конце концов, что ему до этой женщины? Дело было в нем самом, во Фреде, в замечательном, умном Фреде, который может вот так глупо вляпаться и сгореть, если только что-то реальное стоит за его «интуицией». Ведь что такое интуиция? Это вывод, оформленный подсознанием как окончательное решение какой-то задачи, но не имеющий записи самого решения. Ответ без обычной, связной, логической цепочки причин и следствий. Этот вывод не подтверждается так, как положено. Все его подтверждение скрыто, оно спрятано в глубине и может представлять собой вообще не логическую цепочку, а множество мелких, разрозненных фактов, штрихов, неясных деталей, на основе которых мозг принимает «необъяснимое» решение.

Пренебрегать такими выводами нельзя. Себе дороже.

Фред проверил это ощущение на устойчивость, воспользовавшись специальным подтестом. Получалась странная, но законченная картина. Его подсознание воспринимало письмо абсолютно серьезно, воспринимало как угрозу первого рода, реальную угрозу смерти. Предупреждение самому себе? Мало того. Его подсознание ощущало как угрозу и будущую потерю Мэй — глупой женщины Мэй, каких в блоке было несколько десятков. И вот это было совсем непонятно. Чем ему, Фреду, могло повредить уничтожение этой женщины? Даже не женщины — тело-то останется, им можно будет пользоваться и потом, — а только ее психики, ее сознания? Ну ладно, она ему нравится, ему приятно с ней быть, приятно с ней спать. Иногда ему даже приятно с ней разговаривать, когда она внимательно слушает и молчит. Неужели этого достаточно?

Чепуха.

Нет, не чепуха. Пренебрежение подобным тестом может очень дорого обойтись. Устойчивость его психики будет нарушена, чувство тревоги и потери станет постоянным, он уже не сможет правильно мыслить и будет все время напряжен. Хм. Надо действовать, надо принять эти выкладки как факт, а разобраться в ситуации можно будет позже.

Надо спасать Мэй.

Стоп. Но ведь если начать действовать… Это то же самое. Это самому спровоцировать опасность. Здесь можно нарваться на такие неприятности, которые уже не удастся расхлебать. Поставить под удар весь его налаженный быт, всю устойчивую стабильность. У него лучшие показатели в соте, лучшее бытие.

Максимум возможных премий. Особый паек по воскресеньям. У него джем, цыплята, бренди, оранжад. Хорошие сигареты. Жвачка, которую он не жует, потому что она ему не нравится. Но жвачка у него тоже есть. Идеальные числа контроля. И всем этим рискнуть? Из-за чего? Из-за неясной тревоги?

Что же выбрать? В каком варианте он будет чувствовать себя более комфортно? Пустить все на самотек и наблюдать, как Мэй сгорит, надеясь, что все его предчувствия, как и письмо, не означают ничего серьезного? Или самому вляпаться в то дерьмо, в котором она уже плавает по уши?

Бодрящего подъема от работы к концу дня Фред совершенно не ощущал и очень устал из-за этого. День был скомкан; всего шесть задач за смену. Это три потерянных балла. Это плохо. Все было плохо, и Фредди чувствовал дискомфорт. Слабое удовлетворение работой. Слишком многое отвлекает, и уже почти появилось что-то похожее на страх. Кажется, это так называется — страх. Фред не любил терять контроль над ситуацией, но условия задачи совершенно не зависели от его желаний, действий, от его умения владеть собой. Все было значительно сложнее обычного.

Эта задача перестала его развлекать.

Он долго стоял под теплым душем. Джек сегодня выходной, так что гостей не будет. Можно не спешить. Можно отдохнуть. Вот только влага, струящаяся по телу, почти не освежала. И плохо смывала пот. Липкий, противный пот. Возле мониторов очень жарко. И одежда потом прилипает к телу, и все вокруг стреляет электричеством. Впервые он почувствовал, насколько утомительна его работа.

Он не мог сосредоточиться. В кои-то веки ему довелось развлечься не абстрактной задачей, не головоломками — вопрос касался его жизни, его самого, а он никак не мог сосредоточиться. Надоело ему решать эту задачу. Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это напиться. Выпить много, очень много бренди и закурить. И все. Наплевать ему на Мэй. Какая разница.

Он хочет пить? Значит, он будет пить.

Фред вызвал робота-служку. У него был большой и устойчивый кредит. Он не зря столько работал над своей психикой. Он был самым лучшим в соте.

Он будет пить столько, сколько захочет. Чихать он хотел на эту дуру.

Комната поплыла на пятой стопке. Фред сложил ноги на механического паучка и вынул из него сигареты. Окошко защелкнулось, лимит на табак был уже исчерпан; почему-то это показалось несправедливым, и Фред стукнул робота кулаком. Но стены приятно кружились, и сердитое настроение быстро исчезло.

«Надо бы чего-нибудь съесть», — подумал Фред и выпил еще стопку. Это была последняя относительно трезвая мысль, которая растворилась в следующем стаканчике. Ее вытеснила лихая, веселая волна. Он выдоил из робота сразу несколько порций и кусочек копченой рыбы из вечернего пайка. Дал ему щелчок и ушиб палец. Теперь буду закусывать. Это показалось ужасно смешным. Это было забавно. И вообще, пора было заменять электричество в голове винными парами. Фред захихикал.

Он настоящий мужчина и ничего не боится. А все прочие так, ерунда. Он умный, храбрый и хитрый. Это, конечно, очень приятно осознавать. И еще у него большой кредит. Он может напиться так, как ник…то другой в соте. Сейчас он это разберет прак…тически…