Поездка была недолгой, но весьма тяжкой. Селькирк провел их через город, вверх по крутой скале и по деревянному подъемному мосту в Эдинбургский замок. Корбетта, у которого ныло все тело, который промок и которого мутило от этой скачки, стащили с лошади и повели к боковой стене главной башни. Он пытался протестовать, но Селькирк молча ударил его по губам и, приоткрыв обитую железом дверь, втолкнул внутрь. Корбетт оскальзывался и спотыкался, а его толкали по узким крутым ступенькам вниз, под башню. Было темно и сыро, стены блестели от струек зеленоватой воды. На дне ждал тюремщик в грязной кожаной куртке, штанах и сапогах. Он привычным ко всему взглядом поздравил Корбетта с прибытием и отобрал у него плащ, пояс и кинжал. После чего довольно грубо потребовал у Селькирка показать приказ об аресте, а тот, помахав куском пергамента, велел ему поторапливаться. Тюремщик вздохнул и, сняв ключ с кольца, висевшего на его толстом брюхе, двинулся вразвалку по узкому, тускло освещенному коридору мимо нескольких камер. Он остановился у одной из них, отпер ее и жестом пригласил Корбетта войти. Селькирк втолкнул Корбетта в камеру и усадил на корточки на каменный выступ, потом развязал ему руки, но лишь затем, чтобы надеть на него кандалы, прикрепленные цепью к стене, — цепь позволяла Корбетту двигаться, но кандалы быстро стали натирать запястья и лодыжки. Селькирк встал, посмотрел на Корбетта и похлопал по голове.

— Ну вот, господин английский чиновник, попытайтесь теперь погулять по Шотландии!

Он насмешливо поклонился, хохотнул и вышел. Тюремщик вышел следом и запер за собой дверь.

Корбетт сидел, устремив взгляд на сырые стены: камера была узкая и зловонная, зарешеченное окошко под потолком пропускало немного воздуха и света. В дальнем углу валялась охапка мокрой соломы, которая, судя по всему, должна будет служить ему постелью. Корбетт встал, но обнаружил, что цепь не позволяет ему дотянуться даже до соломы, и тогда он рухнул на выступ и задал себе вопрос — сколько времени его будут здесь держать? Его обвиняют в измене и убийстве, но в чем состоит его измена и кого он якобы убил? За решеткой вверху стемнело, и Корбетта стала бить дрожь — на нем по-прежнему была промокшая в дороге одежда, он озяб да к тому же и проголодался. Через несколько часов тюремщик явился с чашкой солоноватой воды, миской плохо сваренного мяса и жестким хлебом. Корбетт с жадностью набросился на еду, а тюремщик равнодушно смотрел на него, но когда Корбетт попытался задать ему вопрос, ударил его по губам, схватил миску и вышел вразвалку из камеры. Корбетт попробовал уснуть, но не смог, и сидел, дрожа, пытаясь привести в порядок мысли, однако безуспешно — он никак не мог успокоиться. Послышалось царапанье под дверью камеры, две маленькие черные тени затмили полоску слабого света, пролезая в щель, и побежали по полу. Появлялись все новые крысы, и Корбетт пинал их ногами, не обращая внимания на то, что острые кандалы впиваются в лодыжки. Крысы наконец сбежали, Корбетт упал на выступ, грудь его тяжело вздымалась, он всхлипывал от негодования и страха, глаза его были устремлены на решетку — в мольбе о наступлении рассвета.

Стало светлее, потом в камеру проникли солнечные лучи. Явился тюремщик, оставил чашу воды. Корбетт выпил ее, сидя на собственных нечистотах, не сводя глаз с решетки, уже вкушая ужас предстоящей ночи. Он успокаивал себя, пытаясь понять, почему его посадили в тюрьму и кто в этом виноват. Он утешался мимолетной мыслью, что, по крайней мере, ему удалось встретиться с сэром Джеймсом Селькирком, человеком, нашедшим тело Александра III, и усмехнулся, решив, что обязательно расспросит его, когда представится такая возможность. Корбетт сосредоточился на тайне, окружающей смерть короля Александра, но видения, которые ему явились в деревне пиктов, не оставляли его. Он заснул ненадолго и был грубо разбужен, когда дверь распахнулась, и вошел Селькирк. Он расстегнул кандалы, поднял Корбетта на ноги и потащил за дверь, по коридору, вверх по ступеням, на чистый воздух. Корбетт повернулся к Селькирку.

— Куда вы меня ведете? — запротестовал он.

— Мы ведем тебя, англичанин, к епископу Уишарту.

Корбетт потряс головой.

— Мне нужен мой плащ, кинжал и пояс, — объявил он.

— Горячая пища и немного вина, — ухмыльнулся Селькирк. — Ты предатель, — сказал он. — Ты узник. Никаких требований!

Корбетт устал, и ему уже было все равно.

— Я — облеченный полномочиями английский посланник, — солгал он. — Я требую вернуть мои вещи и дать еды.

Селькирк кивнул.

— Ладно, — пробормотал он. — Это не имеет особого значения. Пошли.

Он отвел Корбетта на кухню, кухарка принесла ему пива и тарелку с мясом и овощами. Он уже поел, когда вернулся Селькирк и швырнул ему его вещи; Корбетт подобрал их и пошел за Селькирком вверх по ступням и дальше — в маленький, сумрачный покой.

В дальнем конце покоя, в круге света, который отбрасывали факелы в светцах и несколько свечей, сидел маленький, лысеющий человек, облаченный в мантию, — Корбетт узнал Уишарта, епископа Глазго. Когда Корбетт вошел, тот поднял голову.

— Добро пожаловать, мастер Корбетт, — воскликнул он, отбрасывая манускрипт, который до того изучал. — Дайте же табурет нашему гостю, сэр Джеймс!

Корбетт сел, а епископ налил ему чашу подогретого вина с пряностями; Селькирк уселся рядом, развалившись на стуле. Епископ долго прибирал пергаментные свитки, лежащие перед ним, так что Корбетт, устав от этого фарса, встал и налил себе вторую чашу.

— Ваша милость, — резко сказал он, — вы арестовали меня, посадили в тюрьму, и без всяких обвинений. Я чиновник суда Королевской Скамьи королевского двора Англии. Я также облеченный полномочиями посланник лорд-канцлера.

Уишарт улыбнулся.

— Мастер Корбетт, — отозвался он, — даже будь вы братом английского короля, мне это было бы безразлично. По какому праву вы ездите по нашему королевству, расспрашивая шотландцев о смерти их монарха? Кто дал вам такие полномочия?

Этот вопрос очень не понравился Корбетту, но он давно знал, что вопрос этот будет задан. Он пожал плечами, чтобы скрыть тревогу.

— Я посланник, — ответил он. — Моя задача — собирать сведения. Ваши посланники занимаются тем же в Англии.

Уишарт усмехнулся и подался вперед, сложив пальцы домиком.

— Вы считаете, что наш покойный король был убит? — спросил он.

— Да, считаю, — быстро ответил Корбетт. — Да, я считаю, что он был убит. Я мог бы солгать, но говорю правду. Я знаю, что он был убит, но кем и когда — не ведаю.

Уишарт кивнул, и Корбетт нутром почувствовал, что напряжение слабеет.

— Мастер Корбетт, — начал епископ, — я тоже считаю, что его величество был убит, но меня это совершенно не заботит! — Он предостерегающе погрозил Корбетту пальцем. — Поймите меня правильно. Александр был не из лучших людей, определенно не идеал рыцаря-христианина, но как король он хорошо правил Шотландией. Он хранил ее свободной от иностранных союзов, иностранных войн, иностранного вмешательства. — Голос Уишарта стал бесстрастным. — Единственное, что меня заботит, англичанин, больше, чем моя семья или моя церковь, это Шотландия. Александр служил ей хорошо, но подвел ее, не произведя на свет наследника, когда женился на этой французской потаскушке.

— Королева Иоланда беременна, — вставил Корбетт, заинтригованный откровениями епископа.

— Королева Иоланда, — подчеркнул Уишарт, — не беременна. Это точно установлено; она вернется во Францию и тем разрушит все надежды этой страны на постоянный союз.

— Но ведь королева была беременна?

Уишарт покачал головой:

— Нет. Это было то, что лекари называют ложной беременностью, вероятно вызванной внезапной смертью мужа, чувством вины, бог знает чем еще!

— А этот союз? — осведомился Корбетт.

Уишарт улыбнулся:

— Стало быть, вы не знаете? Александр был увлечен новым французским королем Филиппом и его планами, касающимися Европы. Иоланда де Дре была первым шагом к закреплению союза с Францией. — Уишарт пожал плечами. — Это была тайна. Тайна, которая мне не нравилась, но Александр был упрям. Он так и не простил вашему королю оскорбления.

— Оскорбления? Какого? Когда? — спросил Корбетт, действительно сбитый с толку.

— В 1278 году, — ответил Уишарт. — В Вестминстере, когда короновали вашего короля. Эдуард I справедливо потребовал от Александра присяги за те земли, которыми тот владел в Англии, и Александр согласился, но потом англичанин потребовал от Александра принести вассальную клятву за Шотландию. Наш король отказался, заявив, что трон ему дан самим Богом. Александр так и не забыл оскорбления.

— Я этого не знал, — пробормотал Корбетт. — Но вы сказали, что вы тоже считаете, что король Александр III был убит?

— Нет, — осторожно ответил Уишарт. — Я сказал, что он, возможно, был убит. Его гибель была вполне ожиданной, учитывая его образ жизни. Но если он был убит, важно не кто это сделал, а почему. Если это личная месть… — Епископ помолчал и пожал плечами. — Однако коль скоро в этом замешана политика, то это касается судьбы Шотландии и, стало быть, представляет для меня интерес.

— Вашу милость, похоже, это не очень волнует, — вставил Корбетт.

— Нашу милость, — возразил Уишарт, — это волнует очень. Но что я могу? Прилюдно и гласно выяснить все обстоятельства? И что случится, если окажется, что за убийством стоит лорд Брюс — а? Что тогда, господин чиновник? Усобица? Нет, это не дело.

— И посему, — добавил Корбетт, — вас интересует, что обнаружил я. И посему — тюрьма и, — Корбетт повернулся к Селькирку, — соответствующее обращение со мной!

Селькирк напрягся от возмущения и хотел было встать, но Уишарт махнул ему рукой.

— Да, Корбетт, меня очень интересует, что вы обнаружили. Сэр Джеймс и тюремная камера были просто предостережением, чтобы вы не заходили чересчур далеко, не слишком злоупотребляли нашей теперешней слабостью.

— А обвинение в убийстве? — спокойно спросил Корбетт.

— А, — улыбнулся епископ, — Томас Эрселдун, спальник, которого вы дотошно расспрашивали ночью на нашем пиру. Его нашли задушенным в церкви Святого Эгидия примерно семь дней назад. — Епископ подавил зевок. — Этот молодой человек был достаточно силен, и я сомневаюсь, что вам по силам было бы убить его. Как бы то ни было, на самом деле мы знаем, что в день, когда он был убит, вы находились довольно далеко от Эдинбурга, но это был хороший повод арестовать вас и удерживать, если бы вы попытались пожаловаться вашим хозяевам в Лондоне!

Корбетт сидел и думал. Эрселдун мертв, что важно, но сейчас он слишком поглощен тем, что говорит Уишарт, чтобы обдумывать еще и это. Он утомился и хочет спать.

— Итак, — устало сказал он, — чего вы хотите от меня?

— Пока ничего, — ответил Уишарт. — Кроме того, что я не стану держать вас в тюрьме или высылать из Шотландии, но — при одном условии. Вы скажете мне, если удостоверитесь, что это было убийство, и назовете мне имя убийцы. Взамен, — епископ выпрямился в своем кресле, — я буду оказывать вам всяческую помощь. Сэр Джеймс Селькирк, — он поклонился рыцарю, сидевшему рядом с Корбеттом, — будет помогать вам, коль скоро вы попросите его о помощи. Что скажете, английский чиновник?

Корбетт попытался собраться с мыслями. Если он не согласится, это означает конец его миссии. Если он примет предложение, тогда это будет значить — всего лишь, — что ему придется поделиться частью своих сведений с Уишартом. Корбетт кивнул:

— Я принимаю предложение вашей милости, но сначала вы должны ответить на ряд вопросов.

Уишарт удивился, но согласился.

— Какие именно вопросы?

— Вы были на Совете в ночь, когда умер король?

Уишарт кивнул.

— Не заметили ли вы чего-нибудь неблагоприятного? Я знаю, что настроение у короля резко переменилось — был угрюм, вдруг стал весел. Вы не знаете почему?

Уишарт покачал головой.

— Да, я тоже заметил перемену в настроении короля, но не обратил на это внимания, поскольку король Александр вообще был человеком переменчивого нрава. Совет был созван по мелкому поводу. Полагаю, это дело рук Сетона, и ваш Бенстед мог быть причастен к этому, ведь они с Сетоном, кажется, были близкими друзьями. Я помню только, что король и де Краон выглядели вполне довольными. Вот и все. Остальное вам известно.

Корбетт смотрел на Уишарта. Ему хотелось уйти, чтобы хорошенько все обдумать. Он понимал, почему Уишарт посадил его в тюрьму, а потом велел привести его сюда, озябшего и усталого: Уишарт надеялся поймать его в ловушку. Епископ, как и другие, и вправду считает, что он, Корбетт, находится здесь по другим причинам, и надеется выманить у него признание. Если же не получится, то занять его поисками убийцы Александра III. Ну что же, пожал плечами Корбетт, он будет продолжать свое дело, а потом вернется в Англию. Борьба за шотландский престол его не касается. Но вопросы все-таки остаются.

— В дни перед его смертью, — спросил он, — не сделал ли король чего-либо несвойственного ему?

Уишарт немного подумал и покачал головой.

— Нет, — ответил он, — он был угрюм, в дурном настроении. Он готовился послать своего духовника отца Джона, францисканца, в Рим по некоему делу личного свойства, каковое он не пожелал обсуждать со мной или с Советом.

В голосе епископа звучала уязвленная гордость.

— Был ли отец Джон послан в Рим?

— Нет, — ответил Уишарт. — Перед тем как отправиться в Кингорн, король дал мне указание отложить поездку отца Джона, но велеть тому оставаться в замке до его возвращения. Это все.

Корбетт устало потер глаза, притворяясь, что устал больше, чем то было на самом деле.

— Милорд, — слабо сказал он. — Воистину, мне нужно выспаться.

— Милости прошу, оставайтесь здесь, — отозвался Уишарт.

— Нет, нет. Я должен вернуться в аббатство. Я был бы благодарен сэру Джеймсу, если бы он позаботился обо мне. К сожалению, неосторожного путника всегда подстерегают несчастные случаи.

— Именно! Именно! — воскликнул епископ. — Опасно быть неосторожным. Сэр Джеймс, не могли бы вы?..

Селькирк кивнул в знак согласия, и Корбетт поспешно откланялся и вышел.

Обратный путь прошел в молчании и без приключений. Корбетт разбудил привратника, позвонив в надвратный колокол, а за воротами его встретил встревоженный приор и заботливый Ранульф. Чиновник не стал отвечать на их вопросы, но они вполне успокоились, увидев, как он отпустил сэра Джеймса — так, словно тот был его оруженосцем, — ласково похлопав по щеке. Два дня Корбетт не покидал своей кельи, приходя в себя после путешествия и тюремного сидения. Он не обсуждал свои злоключения ни с Ранульфом, ни с приором, хотя снова и снова повторял им, что с ним все в порядке, и позволял им распоряжаться его повседневной жизнью, довольный тем, что у него есть возможность плыть по течению и без помех думать о своем. Он проводил время, записывая на случайных обрывках пергамента свои размышления о том, что ему удалось разузнать за последние пару недель. Уже начала проступать некая сквозная линия, но все еще смутная и расплывчатая.

На третий вечер после возвращения из замка он вдруг объявил, что снова едет в Кингорн. Негодующий Ранульф тяжко вздохнул, но Корбетт настоял на том, чтобы слуга собрал вещи и сделал необходимые приготовления. Он также приказал двум оставшимся в монастыре людям, которых Бенстед послал с ним, быть во всеоружии и сопровождать его. Он купил провизию на монастырской кухне и сообщил приору, что в отъезде они будут по меньшей мере два дня. Приор спросил о причине этой поездки.

— Мне необходимо, — ответил Корбетт, — с глазу на глаз поговорить с королевой, прежде чем она вернется во Францию.

— Но она же носит во чреве! — воскликнул монах. — Она не может вернуться!

— Если бы она была беременна, — загадочно возразил Корбетт, — ей бы не позволили уехать.

Приор, недоумевая, молча покачал головой и ушел.