Огромные великолепные крылья Натаниэля расправились за его спиной, достигая более шести футов в длину, как у древнего мифического дракона или ангела воина. Шелковистые иссиня-черные перья мерцали, как темные кристаллы, под лунным светом, гармонируя с его волосами точно такого же цвета, в то время как он парил в небесах, одержимый поиском добычи.

Хотя это табу для вампиров — охотиться так близко к дому, его первым побуждением было пролететь над Казино Лунной Долины.

Оно всегда было полно туристов и путешественников, многие из них с темными тайнами и скрытыми страстями, не всегда чистыми. Но чем больше он прокручивал яркие воспоминания, которые видел в мыслях Джослин, тем больше ярости чувствовал. В казино просто не найдется энергии, достаточно сильной, достаточно гнусной, чтобы удовлетворить неутолимую жажду крови, которую разбудил в нем Валентайн.

Натаниэль опустился ниже, чтобы лучше присмотреться.

В казино были мелкие воришки и алкоголики, избивающие своих жен, профессионалы, надувающие клиентов, и даже одна молодая женщина, которой сошло с рук отравление богатого мужа, но Натаниэль хотел большего. Ему требовалось намного, намного больше. Где сегодня были все преступники? Где все по-настоящему больные, порочные умы, которые наслаждались несчастьем других? Натаниэль удалялся все дальше и дальше от Лунной Долины, летя на сверхъестественной скорости.

Нужно найти крупный город.

Он летел больше часа, окутанный нескончаемой яростью, бесцельно выпуская пар, через Нью-Мексико и Аризону, пока, наконец, не приземлился в Калифорнии, где думал попробовать Голливуд, но нашел только беглецов, наркоманов и покровителей проституции.

Затем он хотел направиться на территорию какой-нибудь банды, но быстро понял, что тогда окажется в ситуации «все-или-ничего». Такие слабоумные типы редко обладали мужеством драться в одиночку. Это стало бы либо пиром, либо чумой.

Натаниэлю пришлось бы поймать всю банду сразу или вообще никого.

Пир. Где он мог попировать?

Его кровь вскипела, и внезапно он резко развернулся и начал снижаться.

Федеральная тюрьма.

Он легко растворял молекулы своего тела, пока не стал просто квантовой энергией, не имеющей никакой формы. А потом прошел прямо через тюремные стены в основной корпус и отдал мощную команду охранникам спать. Когда он поднял глаза, то увидел три ряда клеток: все полные отвратительных, опасных узников, ждущих его внимания. Хищники человеческого рода.

Хищники, которые должны стать жертвами.

Натаниэль шел по проходам, как крадущийся лев, в поисках идеальной добычи, чуя кровь, читая их мысли, пока, наконец, не наткнулся на камеру, которая его заинтересовала. Насильник и растлитель малолетних. Оба совершили гораздо больше преступлений, чем те, за которые их арестовали, но при этом они все еще верили, что стали жертвами — жертвами системы, которая имела наглость приговорить их за содеянное.

Он мог распознать в них признаки социопатии: не раскаиваются, полностью поглощены собой, не в состоянии воспринимать своих жертв, как людей… все еще сетуют из-за несправедливого заключения… и отчаянно нуждаются в пьянящем удовольствии от преступлений. Социопаты винили в сложившихся обстоятельствах всех в этом мире, кроме самих себя.

Натаниэль скользнул в небольшую, темную камеру, все еще невидимый.

Хотя крошечная комнатка выглядела относительно чистой по стерильным стандартам большого государственного учреждения, тяжелый запах антисептического моющего средства и человеческих отходов был подавляющим.

Он сразу же отключил свое усиленное обоняние.

В столь поздний час заключенные уже спали на своих узких койках. Парень сверху — грузный мужчина с огромными бицепсами, покрытыми угрожающими татуировками. У него была бородка с заостренным кончиком, свисающим с подбородка, и Натаниэль легко узнал его имя, проникнув в мысли, — Крис Тейлор. Крис любил бить и насиловать женщин.

В частности, очень маленьких, молодых женщин, у которых было мало сил, чтобы с ним бороться, и еще меньше жизненного опыта, чтобы распознать надвигающуюся опасность.

Пульс Натаниэля ускорился, и его глаза сузились в две угрожающие крошечные щели, в то время как он поднялся к потолку и завис лицом к лицу над мерзким человеком, как паук, подвешенный на невидимой паутине. Было недостаточно просто взять кровь или избавить мир от его вони; Натаниэль хотел увидеть страх в его глазах, когда он поймет, что умрет. Хотел, чтобы он почувствовал хоть жалкую толику того, что чувствовали его жертвы, когда он мучил их.

Что чувствовала Далия, когда Валентайн мучил ее.

Натаниэль пронзил сознание Криса и мысленно приказал ему проснуться, пока сам замер в ожидании.

Крис медленно открыл глаза, раздраженный. Было уже поздно; почему он проснулся?

Натаниэль зарычал. Человек до этого наслаждался сном об одинокой женщине, с которой переписывался последние нескольких месяцев. Он с нетерпением ждал ее первого визита в тюрьму, и с еще большим нетерпением ждал тех денег, которые она начнет отправлять ему на регулярной основе. Она и еще трое других, с которыми он познакомился по переписке.

А потом глаза заключенного сфокусировались, и он увидел черную тень, нависающую над ним под потолком.

Натаниэль особенно наслаждался, видя этот конкретный образ в сознании насильника. Его собственное отражение. Монстр с блестящими красными глазами и острыми зубами, замерший над ним, как хищник над своей жертвой.

Огромные мышцы Криса напряглись, когда он попытался броситься на существо, несомненно, надеясь схватить Натаниэля за шею и задушить, как часто делал со своими жертвами, но его руки не двигались. Они просто лежали по бокам, словно пара тяжелых гантелей.

Натаниэль встретил его взгляд и выжег четкую, яркую картинку своих смертоносных намерений в мозгу заключенного, посылая ему детальные изображения его разорванного горла. Он почти потерял возможность убить человека, так как сердце Криса, охваченного паникой, судорожно сжалось и прерывисто забилось. Предвестники сердечного приступа.

Натаниэль был разочарован.

Ему придется убить его гораздо быстрее, чем хотелось.

Отчаянно пытаясь позвать своего сокамерника, Крис изо всех сил старался открыть рот, но из него не вышло ни единого звука.

— Ты хочешь закричать, Крис? — прошипел Натаниэль, щелкая своими клыками перед испуганным человеком, его ум был наполнен диким туманом ярости и возмездия. — Я думал, кто-то такой сильный, как ты, примет свою смерть как мужчина. Ты же так наслаждаешься хорошей игрой в кошки-мышки, не так ли?

Несмотря на паралич, привязывающий его к тонкому, как лист бумаги, матрасу, Крис бесконтрольно дрожал с головы до ног, пот лился из его пор, как капли грязной воды из полузабитой насадки для душа.

Натаниэль бросился вперед так быстро, что его движение было смазанным.

Он вырвал большой кусок плоти из горла мужчины, яростно качая головой из стороны в сторону, как бешеная собака, пытаясь причинить как можно больше боли. Крис бился в конвульсиях, наблюдая, как разъяренное существо выплевывает огромную часть его горла на пол.

Именно тогда Натаниэль заметил Мартина, невысокого, коренастого сокамерника Криса, стоящего рядом с кроватью с каким-то самодельным ножом в руке. Сосед бросился на вампира, размахивая им с огромной силой, уверенный, что одержит победу.

Натаниэль остановил руку Мартина в воздухе. Воздействуя только разумом, он медленно повернул ее, направляя нож к лицу самого Мартина, и дал заключенному мощную команду, используя всю силу своего голоса — темные интонации абсолютной власти.

— Мартин, ты используешь это лезвие, чтобы сейчас выколоть себе левый глаз, но оставь правый нетронутым, чтобы не пропустить, как Крис с тобой прощается. Я ведь знаю, как ты любишь смотреть на страдания других.

Глаза Мартина расширились от ужаса, когда он понял, что больше не контролирует свою руку, а сердце Криса пропустило несколько ударов, прежде чем начало биться снова, как тяжелый барабан в оркестре, так громко, что, казалось, было слышно на другом конце камеры… его грудь резко сжалась, словно в тисках.

Натаниэль с отвращением покачал головой.

— У тебя действительно нет сердца, верно, Крис? Я разочарован, — он вздохнул. — Тогда, конечно, ты не будешь возражать, если я его просто вырву, не так ли?

Он вытянул руку перед лицом Криса и медленно позволил своим ногтям превратиться в острые когти, пока все пять не оказались прямо перед испуганным взглядом заключенного.

Крис стал призрачного оттенка белого, и его полные слез глаза закатились от ужаса.

Прорываясь без усилий через наружный слой оранжевого комбинезона, Натаниэль начал медленно вырезать круг на груди мужчины — чуть выше жалкого, слабого органа.

— Это за Эшли, — сказал он, отрезая его сосок и кидая в Мартина, который теперь просто неконтролируемо содрогался, неустанно вырезая собственный глаз, и темная кровь лилась из его глазной впадины, пачкая искаженное в агонии лицо.

— А это за Шейлу, — продолжил он, делая глубокий вертикальный разрез от груди Криса к животу, а затем просунул руку внутрь и отломал ребро. Оно сломалось, как тонкая куриная косточка, и Натаниэль бросил его в другой конец камеры. — А это за Лизу…

Он продолжал, имя за именем, ребро за ребром, пока не устал от игры, и, наконец, со светящимися диким оттенком красного глазами, с растущей угрозой в зрачках, потянулся внутрь всеми пятью когтями и вырвал бесполезное сердце.

Он поднял его перед лицом Криса, и оба заключенных с ужасом наблюдали, как вырванный орган продолжает биться.

— А это за меня.

Натаниэль зашипел от удовольствия, а затем склонил голову, длинные иссиня-черные волосы упали вперед каскадными волнами тьмы…

И он пил.

Пил, пока в теле не осталось ни единой капли крови, а потом медленно повернул голову в сторону, и дьявольская ухмылка прокралась на его залитые кровью губы.

— Как хорошо, что ты дождался своей очереди, Мартин. Я прошу прощения, что заставил тебя ждать. Теперь давай посмотрим на этот глаз.

Натаниэль спустился с верхней койки и склонился над изувеченным лицом, изучая работу Мартина.

— Я думаю, сойдет и так, — он усмехнулся.

Выпрямившись, он небрежно прошагал в другой конец камеры, прислонился к стене, и, скрестив руки на груди, отпустил Мартина от паралича, чтобы позволить ему несколько задушенных хрипов и стонов. Это не имело никакого значения — мужчина был слишком испуган, чтобы кричать, и испытывал слишком сильную боль, чтобы оказать стоящее сопротивление.

Натаниэль покачал указательным пальцем вперед и назад, будто выговаривая ему.

— А теперь, Мартин, у тебя ведь на самом деле не должно быть здесь ножа, не так ли?

Мартин покачал головой, оставшийся у него глаз остекленел от страха.

— Тогда, возможно, тебе стоит отложить его в сторону.

Глаз Мартина расширился. Не в силах унять дрожь, он попытался отойти от вампира, но покорно наклонился к нижней койке и собрался положить нож под тонкий матрас.

— Не туда, — прошипел Натаниэль.

Мартин замер. Испугавшись. Не понимая.

— Ты ведь совратитель малолетних, верно? Ты ведь любишь молоденьких мальчиков?

Мартин затрясся, беззвучно произнося слово «пожалуйста» снова и снова, вымаливая свою жизнь.

Натаниэль вздохнул.

— Как бы это сказать? — его темные глаза встретились с взглядом Мартина. — Почему бы тебе не засунуть его… туда, куда ты так любишь засовывать кое-что другое? — он посмотрел на заключенного, а затем отвернулся, не желая лицезреть это отвратительное действо.

Мартин послушно сунул зазубренный, окровавленный нож глубоко в свой задний проход и взвыл в агонии.

— Ты же находишь такие пытки приятными, правда? — Натаниэль поморщился. — Должен признать, я этого не понимаю, но каждому свое…

Мартин упал на пол, корчась от боли и рыдая как ребенок.

Натаниэль махнул рукой, чтобы заставить его замолчать, и закатил глаза.

— На уязвимых всегда охотятся слабейшие вашего вида. Ты мне отвратителен. Я больше не желаю играть, — его лицо стало жестким и жестоким. — Так что ползи ко мне, как животное, которым ты и являешься, — он прошипел свои следующие слова со злобой. — Ползи ко мне, Мартин, и приветствуй свою смерть.

Низкорослый, мускулистый мужчина отчаянно пытался сопротивляться приказу, но его тело не могло бороться с принуждением. Он начал медленно ползти, кровь лилась из его тела как река возмездия, в то время как он продолжал биться в конвульсиях от боли… пока, наконец, не оказался на коленях у ног вампира.

Натаниэль махнул рукой вверх, призывая Мартина встать. Это было мучительное испытание для страдающего человека, но у него не было выбора.

— Очень хорошо, — сказал Натаниэль и постучал двумя пальцами под подбородком Мартина, указывая ему приподнять голову и откинуть ее в сторону, выставляя свое горло. — Ухо к плечу, мой друг, я бы не хотел к тебе прикасаться, пока питаюсь, — хныкая как ребенок, Мартин медленно повиновался; он задыхался и все еще умолял оставить ему жизнь.

Причиняя столько боли, сколько возможно, Натаниэль жестоко вырвал горло мужчине и осушил тело от крови.

Яркий образ Шелби, лежащего на каменной плите на темном кладбище их народа, ужасное видение Далии, корчащейся в агонии на каменной плите в пещере Темных, — все это только раззадоривало его, будто боевой клич.

Требовало, чтобы он убивал.

Снова и снова.

Натаниэль входил и выходил из камер, рвал глотки, вырывал сердца, пил, пока в его жертвах не оставалось ни капли крови. Пока он, наконец, не бросал их на пол, как мешки с гнилой картошкой.

Пока позади него не осталось семь тел.

Когда он вошел в следующую камеру, его разум полностью погрузился в бешенство. В комнате был только один заключенный, молодой мужчина, который уже проснулся от шума борьбы в соседней камере. Он присел в оборонительную позицию в задней части камеры, с руками, поднятыми вверх, готовый нанести удар. Его кулаки были крепко сжаты в ожидании, кто завернет за угол.

Когда Натаниэль одним прыжком сократил расстояние между ними, приземляясь перед ним как хищник, рот человека распахнулся на мгновение от полного шока и ужаса. Этого времени было достаточно. До того как заключенный смог среагировать, Натаниэль вонзил острые клыки глубоко в его горло, предвкушая сладкий вкус густой, темной жидкости.

Внезапно его будто ударили, Натаниэль отшатнулся и отскочил от заключенного, ошеломленный тем, что увидел.

Ему пришлось бороться, чтобы вернуть контроль над зверем внутри себя… зверем, который не хотел останавливаться. Худощавый, светловолосый парень, стоящий перед ним со слезами в голубовато-серых глазах, был невиновен — его беспокойную душу уже отягощали чувства беспомощности и поражения. Заключенный был обвинен в двойном убийстве, которого не совершал, и он и его семья сильно пострадали.

Натаниэль сделал несколько медленных глубоких вдохов, позволяя своей ярости уменьшиться до управляемого гнева. Затем подошел прямо к человеку, который теперь дрожал, и заглянул в его умоляющие глаза.

— Я вижу твою невиновность, ты в безопасности, — слова были похожи на тихое рычание. — Позволь мне заняться твоей раной, чтобы ты не истек кровью.

Блондинистый парень застыл как статуя, когда Натаниэль снова наклонился к его шее. На этот раз он позволил удлиниться своим резцам, вместо клыков: резцы вампира использовались так же, как змея использовала свои клыки, чтобы вводить и распространять яд — за исключением того, что яд вампира содержал абсолютную власть исцеления и бессмертия.

Иногда он использовался для создания другого вампира, превращая человека в нежить, но гораздо чаще его использовали среди вампиров для лечения ран и ускорения регенерации, вливая в рану или вводя в больной орган. Пораженная часть тела немедленно начинала восстанавливаться. К сожалению, для человека получение такой медленной инъекции было невероятно болезненно.

Впиваясь своими острыми клыками достаточно глубоко, чтобы сделать правильную инъекцию, Натаниэль начал вводить это мощное вещество в невинного человека, на этот раз давая жизнь вместо того, чтобы отбирать ее. Он был достаточно осторожен, чтобы распространить только небольшое количество яда, так как у него не было никакого намерения превращать человека, подвергая опасности его душу. Как и ожидалось, раны мгновенно стали заживать. Человеческий мужчина с этого момента будет обладать мощной иммунной системой.

Более чем вероятно, что он будет устойчив к большинству человеческих заболеваний.

Натаниэль поднял темную голову и отплыл назад от мужчины, который коснулся своей шеи и почувствовал гладкую, безупречную кожу. Их глаза встретились, а затем вампир исчез. Его убийственная ярость ушла. Его голод был полностью утолен.

Натаниэль быстро бежал через холодную, стерильную тюрьму, снова пробуждая охранников. Он скользил над полом гладко и бесшумно, как и все вампиры. И никто не заметил его присутствия, или холода, который сопровождал его, когда он остановился в административных помещениях, чтобы изменить автоматизированную компьютерную систему.

Читая мысли охранников, он быстро выведал, какая программа содержит информацию о датах освобождений, и как сгенерировать досрочные освобождения. Положив руку на жесткий диск, он начал изменять данные, чтобы месяцы подготовки к досрочному освобождению оказались уже завершенными.

Майкл Уайт.

Убийство первой степени.

Дата освобождения… завтра.

Он послал новые данные через систему и, чтобы убедиться, что не было никаких расхождений, без особых усилий вошел в картотеку с резервным файлом Майкла и сжег его.

Охранники тут же вскочили, чтобы потушить спонтанный пожар, но было слишком поздно, чтобы восстановить какую-либо информацию. Удовлетворенный, Натаниэль стер воспоминания охранников и прошептал мягкую команду высокой брюнетке на пути из офиса, напоминая ей немедленно заглянуть в дело об освобождении Майкла Уайта. Она уже тянулась к компьютеру, когда Натаниэль растворился через потолок и оказался на прохладном ночном воздухе, его широкие крылья развернулись, словно пытались обнять глубокое синее небо.

Его голод был утолен.

Теперь он мог вернуться к своей судьбе — к Джослин.