На следующее утро Джослин проснулась поздно от запахов готовящегося завтрака и свежесваренного кофе, доносящихся из большой кухни внизу. Встав с дивана, где Натаниэль оставил ее накануне ночью, она направилась в столовую первого этажа и осторожно вошла в смежную комнату.

— Ты, должно быть, Джослин.

Высокая женщина с темно-рыжими волосами и голубыми глазами стояла у большой печи, выложенной каменными плитками. Она переворачивала блинчики и жарила бекон, и ее искренняя улыбка освещала комнату.

— Я Колетт, — произнесла она, — очень приятно с тобой познакомиться.

Джослин настороженно следила за незнакомкой. Она выглядела как человек, но кто мог точно сказать?

— Где Натаниэль?

Колетт положила последний блин на тарелку и выключила газовую горелку.

— Натаниэль ушел вчера поздно вечером. Не хотел тебя будить, когда вернулся, поэтому попросил меня побыть с тобой, пока он будет спать. К тому же его экономка уехала этим утром по делам, а из Натаниэля ужасный повар.

Джослин нахмурилась.

— Ты имеешь в виду, он попросил тебя следить за мной, пока он спит…

Колетт твердо встретила изучающий взгляд Джослин.

— Нет, я не думаю, что это было сказано в таком контексте. Это нормально для… мужчин… как Натаниэль, спать весь день. Ночью у них намного больше энергии. Я пытаюсь сказать, что Натаниэль не хотел, чтобы ты проснулась одна в незнакомом месте, — она положила два блинчика, полоску бекона и яичницу-болтунью на тарелку и поставила ее на гранитный бар позади. — Вот. Садись. Позавтракай немного.

Джослин неохотно смотрела на тарелку. Она ничего не хотела ни от Натаниэля, ни от этой новой женщины, но должна была признать, что просто умирала от голода. Она ничего не ела с прогулки к Красным Каньонам накануне.

Колетт налила апельсиновый сок в маленький стакан и поставила его около тарелки вместе с новыми серебряными приборами, завернутыми аккуратно в льняную салфетку.

— Ты не хотела бы немного кофе? — она показала на кофейник.

Джослин кивнула и неохотно села за барную стойку, в то время как Колетт налила кофе и села рядом.

— Натаниэль также попросил меня поговорить с тобой, — минута молчания затянулась, прежде чем Колетт продолжила. — Он сказал мне о том, что произошло вчера вечером. О том, что ты видела в каньонах. Он подумал, что тебе, может быть, комфортней разговаривать с женщиной, возможно, это поможет выговориться.

Джослин уставилась на уверенную, радушную женщину, изучая, как микроб под микроскопом: отмечая каждую мелкую деталь, чтобы определить ее разновидность и происхождение. Она носила пару поношенных джинсов Levis и синюю хлопковую рубашку. Двигалась с изящной непринужденностью и спокойной уверенностью — как будто контролируя все вокруг.

Добрые глаза и искренняя улыбка делали ее вполне нормальной.

— Если ты не возражаешь против моего вопроса то, кто ты такая? — слова прозвучали резче, чем хотела Джослин, но она не привыкла, чтобы незнакомцы говорили с ней так интимно.

К черту все это. Она съела часть яичницы и ждала ответа.

Колетт виновато улыбнулась.

— Прости меня за мою грубость. Мой муж, Кристос, рос с Натаниэлем. Они учились в Университете в Европе вместе. Мы были близкими друзьями последние пару лет, с тех пор как… могу лишь сказать, что я была в том же положении, что и ты сейчас, не так давно.

Теперь Джослин была заинтересована.

— Ты человек?

Голубые глаза Колетт засияли мягким светом.

Она тепло улыбнулась.

— Я была человеком… как ты.

Джослин вздрогнула и продолжила есть свой завтрак.

Несмотря на сомнения в том, стоит ли проявлять дружелюбие, она была благодарна за восхитительную еду и потраченное время.

Колетт продолжила говорить.

— Да, я не знаю тебя лично, но прекрасно понимаю, через что ты проходишь, — она посмотрела вдаль. — Я еще помню свой страх и множество вопросов, — ее голос смягчился. — Трудно принять все это сразу.

Женщина полностью завладела вниманием Джослин — как могло быть иначе? Она села прямо, заправила волосы за ухо и внимательно посмотрела в глаза Колетт, пытаясь найти в них правду.

— Итак, ты говоришь, что была такой же, как я. Ты ничего не знала о… вампирах… пока один из них не свалился тебе как снег на голову, напугав до смерти, и не начал твердить, что ты принадлежишь ему?

Она прошептала слово «вампир», будто стоит только произнести его вслух, и ее запрут где-нибудь в темнице.

Колетт кивнула и наклонилась вперед.

— Как и ты. И должна сказать, я точно так же долго не могла принять этого. Во всяком случае, не в начале. Хотя уже знала Кристоса, когда все произошло.

Джослин допила апельсиновый сок, откинулась назад и обдумала слова Колетт. По крайней мере, в силу своей профессии, она знала, что такое опасность и пугающие ситуации. Все это должно было казаться адом для такого мягкого человека, как Колетт. Она наклонилась вперед.

— Колетт, что действительно произойдет? Если я попытаюсь сбежать?

Колетт не стала уклоняться от ответа.

— Ты будешь в опасности, Джослин, — она понизила голос. — Есть участь гораздо худшая, чем та, которой ты боишься с Натаниэлем прямо сейчас, — она нахмурилась и взяла руку Джослин, сжав ее слегка. — И правда в том, что, скорее всего, ты не убежишь достаточно далеко от Натаниэля, Маркуса, Кейгена и стражей. Тебя вернут быстрее, чем ты успеешь произнести свое имя три раза, — она вздохнула. — Я знаю, это не то, что ты хочешь услышать, но такова правда: бежать — не выход.

Джослин опустила голову и закрыла глаза, осознавая всю реальность своего затруднительного положения.

Это просто не может быть правдой.

Этого не могло происходить.

Только пару дней назад она упаковывала вещи для поездки в долину в своем безопасном доме в Сан-Диего. Хотя большинству людей он таким не казался, она жила комфортной, обычной жизнью.

У нее была работа. Пожилая соседка Ида, о которой она часто заботилась. И ее любимый аквариум с редкими, тропическими рыбками… Потребовались годы, чтобы их приобрести.

«Боже, — подумала она, — мои рыбки умрут, если я не вернусь к концу недели».

Казалось совершенно ненормальным думать об этом, принимая во внимание все остальное, но она — обычный человек с обычной жизнью, который не в силах остановить то, что весь мир собирается измениться. Чудовищность ситуации угрожала сломить ее.

— Джослин… — в голосе Колетт слышалось сочувствие.

Джослин подняла взгляд.

— Сейчас, ты чувствуешь, словно находишься в худшем своем кошмаре. Поверь мне… я знаю. Но я не удивлюсь, если однажды ты оглянешься назад и поймешь, что это лучшее из того, что когда-либо с тобой случалось, — она погладила ее по плечу. — Хорошо, давай я налью тебе еще одну чашку кофе.

Колетт встала с барного стула, сделанного из сосны, как и кухонные шкафы, и, налив Джослин вторую чашку кофе, вернулась к стойке, неся маленький поднос со сливками и сахаром.

Джослин вздохнула и расстроено покачала головой.

— Я так не думаю, Колетт, — она нахмурилась. — Слушай, я понимаю, ты любишь своего мужа. И, очевидно, ты хорошего мнения о Натаниэле, иначе тебя бы здесь не было, но ты ничего не знаешь обо мне.

Колетт запустила пальцы в волосы — мягкие локоны средней длины, подпрыгивающие в такт ее движениям.

— Мне не нужно знать тебя, Джослин. Я знаю о Знаке, о том, что он означает, — она сделала паузу, подыскивая правильные слова. — Джослин, ты — судьба Натаниэля, так же как он — твоя. Твоя судьба была решена задолго до рождения. И неважно, произошло бы это сейчас или через год, или десять лет спустя, твое сердце будет всегда искать его, — голос звучал уверенно, — вампир или нет, его душа дополняет твою.

Джослин нахмурилась и отвернулась.

— Как романтично, — усмехнулась она.

Так или иначе, она не верила, что вписывается в эту сказочную чушь.

Колетт не отступала.

— Тогда, — сказала она бодро, — согласишься ты или нет с тем, что я говорю, ты все-таки должна воспользоваться шансом и задать некоторые вопросы, потому что у тебя больше не будет другой возможности, перед тем как… — ее голос резко прервался.

— Перед чем? — спросила Джослин.

Колетт тепло улыбнулась.

— Перед тем как вы с Натаниэлем будете вместе.

Джослин вздрогнула, почувствовав внезапно легкое головокружение, добавила ложку сахара в кофе, отпила глоток и отвела взгляд, пытаясь собраться с мыслями. Она была детективом, чертовски хорошим детективом. С надежными инстинктами и врожденной интуицией. Колетт абсолютно права в одном: чем больше информации у нее будет, тем лучше.

Она вздохнула и попыталась посмотреть на ситуацию со стороны.

Поставив кружку на стойку, повернулась к Колетт.

— Что именно это за существа? — спросила она с храбростью, которой не ощущала.

Колетт улыбнулась.

— Они… мы… именно то, что сказал Натаниэль.

Джослин положила локти на стол.

— Тогда расскажи мне больше о вампирах — потому что я все еще не уверена, является ли Натаниэль монстром, человеком или кем-то между ними. Я просто знаю, что у него есть слишком много силы.

Колетт держала свои руки на коленях.

— Не монстр — в этом ты можешь быть уверена. Но и не человек тоже, по крайней мере, не такой, как те мужчины, которых ты знала. Натаниэль — мужчина, в котором есть и свет, и тьма. Он способен на удивительную доброту, но… — она сделала глубокий вдох, — он также способен на жестокую месть и насилие, когда это необходимо. Сыновья Джейдона всегда пытаются уравновесить эти две энергии, — она наклонилась вперед, — по моему мнению, сердца Светлых хорошие, очень хорошие, но их характеры дикие.

— Светлые? — спросила Джослин. — Сыновья Джейдона?

— Да… — улыбка Колетт была терпеливой, — есть два вида вампиров, Джослин, и они оба произошли от очень сильной линии магических существ — не просто людей. Светлые — потомки Джейдона… — ее голос внезапно затих. — Я полагаю, тебе пришлось увидеть одного из Темных вчера вечером, потомка Джегера.

Джослин задрожала.

— Существо в зале. Натаниэль сказал тебе об этом?

Колетт кивнула.

— Он хотел, чтобы мы говорили свободно, — она рассеянно смахнула несколько крупиц сахара с барной стойки в свою открытую ладонь и сбросила их на поднос.

— Вампир, которого ты видела, Валентайн Нистор, — она поежилась. — Поверь мне, нет ничего хорошего в таких как он. Он, определенно, монстр.

Джослин кивнула. Тут не требовалось аргументов.

— Что он сделал с той бедной женщиной… — она положила руки на живот. — Почему ребенок прорвался из ее тела вот так? Она ведь была похожа на человека.

Колетт потерла руки, будто ей вдруг стало холодно.

— Я никогда не видела ритуал Темных. На самом деле я думаю, что ты первая, кто когда-либо его видел… так что, возможно, тебе будет лучше спросить Натаниэля, — она вздохнула. — Но я знаю одно: Темные больше похожи на рептилий, чем на людей, они генетически воспроизводят свое собственное потомство. Другими словами, они не требуют от женщин создавать жизнь, они просто используют их, чтобы поддерживать ее.

— Используют? — Джослин побледнела. — Ты имеешь в виду, как инкубатор?

Колетт кивнула.

— Именно. Просто теплое место, в котором может расти ребенок, — она беспокойно поерзала на стуле. — Из того что я слышала, они относятся к телу женщины, как к оболочке… из которой они вылупляются… как из яйца, — она вздрогнула. — Матерь Божья, наверно, это было ужасное зрелище.

Джослин не ответила — не нашла слов; и Колетт, по-видимому, понимала ее. Болезненная тишина повисла между ними, казалось, на целую вечность, прежде чем Джослин, наконец, заговорила снова.

— Тогда расскажи мне, как ты встретила Кристоса, — ей было необходимо оставаться сосредоточенной.

Колетт вздохнула.

— Я встретила Кристоса в Лунной Долине. Он был нашим гидом во время поездки вдоль реки, — ее глаза загорелись. — Я не буду врать, я подумала, что он самый сексуальный из всех, кого я когда-либо встречала, и, честно говоря, до сих пор так думаю, — она отвернулась и покраснела.

Джослин подумала о Натаниэле: его великолепных чертах и крепком теле.

— Да, они, безусловно… великолепны, — само это признание раздражало ее. — Но вряд ли дело только в этом.

— Верно, — Колетт кивнула, оставив ностальгию, вспыхнула понимающей улыбкой и вернулась к своей истории. — В последнюю ночь нашего путешествия мы допоздна заговорились у костра. И ты можешь себе представить, как я испугалась, когда увидела, что небо изменилось в такую прекрасную ночь.

— Как вчера? — спросила Джослин.

— Именно… черное небо, кровавая луна… все остальное. Только созвездие Кристоса — Ящерица.

Колетт протянула свое запястье, и Джослин наклонилась вперед, чтобы рассмотреть странную картину зигзагообразных линий и мистических знаков, которые преобразовывались в форму ящерицы. Она взглянула на собственное запястье, впервые изучая его внимательно.

— Что означают эти знаки?

Колетт протянула руку и провела пальцем по руке Джослин.

— То, что за сотни лет ты единственная из миллионов людей, избранная для Натаниэля, — она наклонилась вперед. — Ты знаешь, самым трудным для меня было осознать одно: божественность всего этого. Понять, что Кристос не выбирал свою судьбу, как и я. Просто так случилось. И так как он не был виноват в произошедшем, то не мог ничего отменить, — она положила локти на бар. — Если ты позволишь дать тебе совет, Джослин, то не осуждай Натаниэля за то, что с тобой происходит. Так будет проще. Он виноват не больше, чем ты. И правда заключается в том, что это происходит и с ним тоже. И ему, наверное, тоже страшно… хотя он никогда этого не покажет.

Джослин откинулась на спинку стула, внимательно обдумывая слова Колетт. Где-то глубоко внутри она понимала их правдивость. Где-то еще глубже чувствовала Натаниэля, будто он уже был ее частью. Сила страсти в его пронзительном темном взгляде, и пламя, что разгоралось от его прикосновений. Все это было просто… слишком…

Ошеломляющим.

— Что если я не хочу этого, Колетт? — прошептала она. — Что если я не хочу его?

Колетт успокаивающе покачала головой.

— Но ты захочешь, Джослин, — она посмотрела ей в глаза. — Я знаю, мои слова прозвучат как абсурд, но эти знаки на запястье скажут тебе больше, чем я. Смотри, ты можешь себе представить рыб, спрашивающих: «Что если мне не нравится вода?» Или птиц, говорящих: «Что если я не хочу летать?»

Джослин нахмурилась.

— Ты понимаешь, о чем я, не так ли? — Колетт мягко вновь перевернула запястье Джослин и указала на Кассиопею. — Ты не должна спрашивать… или пробовать… быть той, кто ты есть, Джослин. Как ты можешь быть кем-нибудь еще?

Джослин глубоко вздохнула.

— Может быть, Колетт, может быть, но я все еще должна знать… — она заставила себя произнести эти слова. — Что будет со мной? Что будет с ним? Если я не захочу этого. Скажи мне правду, Колетт, что если я откажусь?

******

Колетт встала с барного стула и жестом указала в дальний угол кухни. Светлые подушки лежали на мягкой скамейке у стены, прямо под большим окном. Оттуда открывался вид на восточные скалы и захватывающие дух пейзажи, растянувшиеся насколько хватало глаз.

Джослин был рада встать. Она последовала за Колетт к большому живописному окну и, свернувшись калачиком в углу, лениво смотрела на обрыв внизу.

После того как они обе устроились, Колетт начала с вопроса:

— Ты когда-нибудь изучала древнюю цивилизацию Ацтеков?

Джослин пожала плечами.

— Да… Я думаю, да. А что?

Колетт вздохнула.

— Тогда ты знаешь, что их культура была полна кровавых жертвоприношений, не так ли?

— Да, — ответила Джослин, не уверенная, что ей нравилось, к чему все шло.

Колетт сделала глубокий, успокаивающий вдох.

— Ну, очень давно, предки Кристоса и Натаниэля делали нечто подобное, они приносили своих женщин в жертву богам. Я думаю, они хотели больше силы… больше магии.

— Больше, чем у них уже было? — спросила Джослин недоверчиво.

— По-видимому, так, — ответила Колетт. — Сначала новорожденные, а затем старшие девочки — ну, ты знаешь, девственницы — пока, через некоторое время, не осталось ни одной женщины.

— Ну, это просто блестяще, — пошутила Джослин.

— Точно, — согласилась Колетт.

Джослин подалась вперед, призывая Колетт продолжать.

Колетт выглянула в окно и вздохнула.

— В то время у правителя их народа было два сына-близнеца — Джейдон и Джегер. Легенда гласит, что Джейдон пытался остановить жертвоприношения, но Джегер сошел с ума от жажды крови и отказался поддаться мольбам брата. В конце концов, оба мужчины были жестоко наказаны… прокляты кровью убитых.

— Кровью… убитых? — Джослин приподняла бровь.

Колетт кивнула.

— Вот как они стали вампирами — прокляты собственной жаждой — вынужденные питаться кровью, чтобы выжить.

Джослин вздохнула.

— Это так нереально, — она заставила себя сосредоточиться. — Продолжай…

Колетт похлопала ее по руке.

— Проклятие, лишившее их способности иметь дочерей. И Проклятие, требующее плату за их грехи: постоянно отдавать сына, как искупление за дочь.

Джослин прижала руку к груди, чувствуя тошноту. Что-то глубоко внутри нее говорило ей остановить женщину… остановить ее, прежде чем она зайдет слишком далеко.

Джосин знала, что ее судьба ждет где-то впереди, и она словно неслась к ней на скорости сто миль в час через темный туннель, ожидая неминуемого столкновения в конце.

— Джослин?

Она слышала, как Колетт зовет ее по имени, как будто издалека.

— Ты все еще со мной?

Джослин почувствовала внезапный озноб и снова посмотрела на Колетт.

— Да, я с тобой. Итак, как же это… жертвоприношение… работает? — она чуть не подавилась этим словом.

Колетт не сходила с пути.

— Дети вампиров всегда рождаются в паре близнецов, — пояснила она. — Два мальчика за раз. И из первой пары один должен быть… передан… древним духам. Для сыновей Джегера это первенец. Для сыновей Джейдона — Темный.

Джослин покачала головой, не веря, и потерла виски.

— Я не понимаю, — прошептала она.

Колетт вздохнула и нахмурилась.

— Темные… как Валентайн, — начала она, — они потомки Джегера, и их сыновья — близнецы — оба рождаются чистым злом… Всё, чего ты когда-либо боялась в вампирах… и даже более того. Но Кристос и Натаниэль являются потомками Джейдона, и проклятие частично снято с них. У них тоже рождаются близнецы, как и у Темных, но только один из младенцев проклят… злом. Другой — ребенок света.

Джослин оперлась лбом на свои руки.

Они сейчас мчались через туннель на огромной скорости, и столкновение стремительно приближалось. Пытаясь быть смелой, она решила покончить с этим.

— Что именно ты говоришь, Колетт? Пожалуйста, просто переходи к сути.

Колетт оставалась непоколебимой, как всегда. Она смотрела Джослин прямо в глаза, не моргая.

— Кровавая Луна символизирует, что наступает время для принесения требуемой жертвы. Так происходит, когда один из потомков Джейдона находит свою судьбу, женщину, с которой ему предстоит выполнить условия проклятия. Перед тем как пройдет Кровавая Луна, она даст ему сыновей-близнецов — одного, рожденного от света, другого — от тьмы. И Темный будет принесен в жертву.

И вот оно — столкновение — повсюду летят осколки.

Джослин отпрянула, слишком шокированная, чтобы говорить. Потребовалось мгновение, чтобы в полной мере осознать слова Колетт, но как только это случилось, она услышала более чем достаточно.

Она вскочила со своего места, капельки пота выступили в ложбинке между ее грудей, плечи и руки заметно дрожали, когда нечто среднее между недоверием и паникой начало охватывать ее.

— Тогда это то же самое! — крикнула она. — Ты меня обманула! И он тоже!

Колетт выглядела шокированной.

— Я ему нужна, чтобы размножаться для его жертвоприношения. Так же, как тому… существу… в пещере! Точно так же, как тому монстру! — она была в истерике, ее голос выдавал панику.

Колетт категорично покачала головой. Она вскочила, схватила Джослин за плечи и осторожно потрясла ее.

— Успокойся, Джослин. Если ты не прекратишь кричать, то разбудишь Натаниэля, и тебе придется говорить с ним, а не со мной. Это то, чего ты хочешь?

Взгляд женщины говорил Джослин, что Колетт гораздо больше боялась сама встретиться с Натаниэлем, чем того, что Джослин разбудит его.

Колетт понизила голос и ослабила хватку на плечах Джослин.

— Ты так не права, Джослин, я не очень хорошо все объяснила, и это моя вина, я прошу прощения. Но поверь мне… Натаниэлю ты нужна не только чтобы… размножаться. Ты ему нужна, потому что он уже вечность жил в одиночестве, у него никогда не было ничего и никого, чтобы назвать своим. Ты ему нужна, потому что ты его судьба… судьба… партнер… вторая половинка души. И да, ты можешь дать ему то, что никто во Вселенной никогда не сможет или не захочет: сына, чтобы любить, семью, чтобы лелеять, и будущее, ради которого стоит жить. Ты ему нужна, чтобы любить. И ты ему нужна чтобы… существовать… — голос Колетт был наполнен убеждением.

Джослин сглотнула.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я нужна ему, чтобы жить?

Колетт вздохнула, помрачнев.

— Джослин, у Натаниэля есть тридцать дней с ночи, когда он увидел Кровавую Луну, чтобы отдать темного ребенка, или он будет уничтожен, и никто не сможет спасти его. И то, через что прошла Далия, покажется прогулкой в парке по сравнению с его смертью. Таково Проклятие Крови. Их наследие. Наше наследие. Оно не может быть изменено.

Грудь Джослин сжалась, и ее сердце заболело. Она не могла дышать.

— Это то, что случилось с братом Натаниэля? — спросила она, ее ум начал соединять все воедино. — Он сказал, что похоронил брата вчера… и та женщина в пещере… она была женой его брата… — понимание озарило ее сердце, как солнце, восходящее над горизонтом. — О Боже, — она опустилась обратно на подушку, тяжесть в ее груди была невыносимой. — О Боже.

— Джослин? Ты в порядке? — спросила Колетт.

Голова Джослин кружилась. И она была уверена, что упадет в обморок: редкое, практически неслыханное явление для нее. Такое не просто принять сразу. Предполагалось, что у нее будет ребенок от мужчины, которого она не знала. От вампира. Нет, двое детей! И пожертвовать одним из них, просто отдать его в руки тому злобному… туману… который она видела в пещере. Немыслимо! И что это вообще за дело с тридцатью днями?

— Тридцать дней! — воскликнула она, когда слова, наконец, достигли ее мозга. — Это невозможно! Даже если бы я была достаточно безумна, чтобы… никто не может завести ребенка за тридцать дней.

Колетт прикусила нижнюю губу; на этот раз она молчала.

— Что теперь? — потребовала Джослин.

Колетт покачала головой.

— Не смей! — крикнула Джослин. — Ты уже и так много мне рассказала, теперь расскажи все остальное!

— Было бы лучше, если бы Натаниэль…

— Натаниэль не женщина! — крикнула Джослин, начиная терять контроль, ее голос дрожал от гнева. — Натаниэлю никого не нужно рожать! Колетт, что ты от меня скрываешь?

Колетт схватила Джослин, на этот раз за предплечья, с мольбой в глазах.

— Пожалуйста, успокойся, Джослин, — она нервно огляделась. — Натаниэль будет так зол на меня.

— К черту его!

— Джослин, — Колетт говорила, как с загнанным в угол зверем. — Успокойся. Ты беспокоишься не о том. Поверь мне, тебе на самом деле не придется никого рожать, из всего, с чем ты должна столкнуться, эта часть легкая.

— Легкая? — спросила Джослин недоверчиво.

Колетт вздохнула.

— Когда ты решишь… если ты решишь… иметь детей с Натаниэлем, весь процесс займет всего сорок восемь часов.

Джослин не просто изумилась; она остолбенела. И была полностью готовой к тому, что кто-то разбудит ее в любой момент от этого странного, фантастического сна. Руки закрыли живот в бессознательной попытке защититься.

— Как это возможно? — она запнулась, ужас начинал затмевать все в ее голове.

— Сядь, Джослин, — приказала Колетт, ее собственное лицо заметно побледнело.

Джослин села.

— Прежде всего, да, с момента, когда ты решишь иметь детей, весь процесс займет сорок восемь часов, но это не страшно и не больно. Натаниэль погрузит тебя в состояние похожее на сон, так что ты не будешь чувствовать никаких быстрых изменений в своем теле. Ты не будешь напугана или потрясена.

Джослин подняла руку, чтобы ее остановить.

Этого было достаточно.

Она не могла больше слушать.

Неожиданно Колетт стала суровой и настойчивой.

— Что касается родов, их у тебя не будет. Это так просто, — ее голос был тверд. — Ты видела его силу, Джослин. Ты знаешь, что он может делать, что его вид может делать. Среди прочего они могут растворять свою физическую форму, проходить сквозь стены, проходить сквозь твердые объекты — все в этом роде. Когда время придет, Натаниэль призовет твоих детей из тебя. Ты не родишь своих сыновей, Джослин, они просто дематериализуются и пройдут через матку, когда их призовет отец. Ты даже не почувствуешь ничего.

Джослин смотрела на нее с широко раскрытыми глазами, как ребенок, слушающий причудливые сказки взрослого о волшебных существах и о том, что происходит под покровом ночи. Она повернула голову в сторону и просто дала словам омыть себя рекой абсурда, мягко протекающей сквозь нее… Прокладывающей свой путь в постоянно расширяющиеся неведомые земли, уносящей с собой весь здравый смысл и любые рассуждения.

Она оглядела комнату, ожидая, что сейчас кто-то в белой стерильной форме войдет через заднюю дверь и утащит ее… но сначала сделает ей тяжелую инъекцию какого-нибудь успокоительного. Джослин ущипнула себя, чтобы убедиться, что в самом деле не спит: да, она была еще в сознании и не отказалась бы от успокоительного.

— Джослин… — прошептала Колетт с состраданием во взгляде.

Джослин моргнула, возвращаясь в реальность.

— Я человек, Колетт, другой вид. Как я могу иметь ребенка от… одного из них?

Колетт мягко покачала головой.

— Для одного дня достаточно, Джослин. Я думаю.

— Точно, — Джослин продолжала, — ты больше не человек, не так ли?

Колетт посмотрела в сторону.

— Не так ли?

— Нет.

— Ты… изменилась… до или после того, как у тебя появились дети Кристоса?

Колетт закрыла глаза и едва слышно прошептала:

— До.

Джослин опустилась на сиденье.

— Натаниэль должен сделать меня такой, как он?

— Это единственный путь, — подтвердила Колетт.

Джослин рассмеялась, почти истерично.

— Боже мой, он собирается превратить меня в вампира, — она вытерла слезу в уголке глаза и обхватила себя руками, пытаясь сдержать нахлынувшее внезапно веселье. — Хорошо, давай посмотрим, поняла ли я тебя верно: к концу Кровавой Луны я собираюсь проспать свои два дня беременности, а затем Натаниэль позовет наших не рождённых детей…. Интересно как? По сотовому? — она хихикнула. — Эй, я знаю, может быть, он просто напишет им с BlackBerry, — ее голос становился громче, как и ее истерический смех. — И все это, чтобы мы могли выплатить долг куче мертвых, обозленных женщин, прежде чем мы улетим в закат, как нечистые, кровососущие существа ночи — в комплекте с клыками и парой неживых детей. Я тебя правильно поняла, Колетт? — Джослин откинулась на скамейке, обхватив руками живот, и смеялась, пока не заболели бока.

Колетт нахмурилась.

— Не с парой неживых детей, Джослин, а красивых, прекрасных, и замечательных… если ты захочешь их. Детей, которые никогда не будут болеть или умирать. Которые будут любить и уважать тебя, вероятно, больше, чем стали бы твои человеческие дети… и конечно дольше… так как ты тоже будешь бессмертной. И да, тебе придется пройти через короткую беременность и совершенно безболезненные роды. И когда все будет сказано и сделано, ты спасешь жизнь невероятного мужчины… который с готовностью умрет за тебя. Того, кто никогда не будет обманывать тебя или изменять тебе. Того, кто будет любить твоих детей всем сердцем, жить для твоего счастья, и, вероятно, спасет тебя в ответ. Да, я бы сказала, что это повод для истерики.

Джослин наблюдала, как Колетт снова села на скамью рядом с ней. Она выглядела больше разочарованной, чем злой, в то время как они обе смотрели в окно в тишине. Через некоторое время она снова заговорила:

— Скажи, Джослин… я, по-твоему, похожа на нечистое, кровососущее ночное существо?

Джослин замерла. Неуверенная. И немного устыдившаяся.

Колетт отвернулась и подошла к маленькой встроенной полке за пределами кладовой. Она взяла тонкую, красиво оформленную рамку с картиной и принесла ее в уголок.

— Это Кейтаро и Серена Силивази со своими пятью детьми, — сказала она, вручая портрет Джослин. — Родители Натаниэля… его семья. Картина написана почти четыреста восемьдесят лет назад, — она указала на высокого, красивого молодого мужчину с ослепительной улыбкой и светящимися глазами, он стоял с левого края. — А это Шелби Силивази, младший брат Натаниэля. Тот, которого похоронили вчера, — она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Шелби был самым добрым существом, которое я когда-либо встречала, будь то человек или вампир. Он учил сноубордингу на горнолыжном курорте, а в свободное время давал частные уроки детям с ограниченными возможностями. Я не думаю, что когда-либо видела Шелби без улыбки на лице или слышала от него что-то плохое. У него была вся вечность впереди… — Колетт помолчала. — Просто подержи ее, Джослин. Посмотри на них. Реши для себя, монстры ли эти люди.

Джослин выпрямилась, чувствуя себя ужасно из-за того, что потеряла контроль.

— Колетт, мне очень жаль, я никогда не имела в виду, что…

Колетт махнула рукой и потянулась погладить свободную прядь волос Джослин, перед тем как положить ладонь на ее дрожащее плечо.

— Джослин, это нормально — бояться. И злиться. И все такое. Просто знай, что это не игра для Натаниэля… или его семьи. И ты, безусловно, не просто какой-то инкубатор.

Джослин почувствовала всю тяжесть слов Колетт, когда в очередной раз посмотрела вниз на картину.

— Они все выглядят ровесниками.

Колетт улыбнулась.

— Бессмертие может сделать это. Двое стоящих справа — это Кейтаро и Серена.

Пара была ошеломляющей. У мужчины была густая грива черных волос, таких же, как у Натаниэля, а у красивой женщины элегантные черты и изящные руки и ноги. Джослин постучала по картине.

— Я узнаю Маркуса и Натаниэля… и теперь Шелби… но кто эти двое других?

Колетт смотрела через ее плечо и, указывая, говорила:

— Рядом с Шелби Накари. Они с Шелби близнецы. А мужчина, стоящий слева от Натаниэля, это его близнец, Кейген.

Джослин изучала картину в мельчайших подробностях.

— Почему у Маркуса нет близнеца?

Взгляд Колетт смягчился.

— Шелби и Накари самые молодые, родившиеся последними. Натаниэль и Кейген родились в середине. Но Маркус был одним из первенцев.

Джослин все еще не понимала.

— Я не понимаю.

— Близнец Маркуса был… Темным… тем, кого они должны были отпустить.

Джослин посмотрела вверх и поморщилась.

— О…

Она спрашивала себя, мог ли Маркус быть темнее других своих братьев из-за такого близнеца.

— И это так со всеми семьями? Со всеми вампирами?

— Со всеми Светлыми, — ответила Колетт. — Потомками Джейдона, — пояснила она.

— Сколько детей у вас с Кристосом? — спросила Джослин, стараясь быть вежливой: независимо от того, что она думала о Натаниэле и ее собственной ситуации, Колетт ничем ей не была обязана и приложила реальные усилия, чтобы ответить на все вопросы… настолько честно, насколько это возможно.

— Только один, — ответила Колетт. — Он сейчас в академии.

Джослин больше ничего не спрашивала.

Она узнала более чем достаточно для одного дня, мысли спутались. Можно было подумать обо всем позже — побеспокоиться и проанализировать.

Она знала, что ее выбор не будет таким быстрым и легким, как казалось поначалу. Ей еще не приходилось держать жизнь другого человека в своих руках… по крайней мере, не так. Одно дело — держать преступника на прицеле, когда его или ее действия, в конечном счете, предопределяют исход. Но здесь совсем другое, такое, что вызвало бы жаркие дебаты на курсах этики в колледже.

И Колетт была права.

Существовало что-то мистическое между ней и Натаниэлем. Она уже чувствовала это. Было страшно подумать, что в какой-то момент придется с этим разбираться.

— Колетт? — у нее был еще один вопрос.

Как обычно Колетт была бесконечно терпеливой.

— Да?

— Если я не останусь с Натаниэлем… после того как все будет сказано и сделано, я просто не смогу… Натаниэль… заставит меня?

Колетт колебалась, явно обдумывая вопрос.

— Я не знаю, что Натаниэль готов или не готов сделать, Джослин. Так же как я не знаю, какое влияние могут оказать на него Маркус или Наполеан… или любые другие, если предположить, что все сведется к этому… Но я знаю, что он никогда не навредит тебе так, как ты думаешь. Будет он использовать внушение или контроль над разумом… или какую-либо другую форму соблазнения, я действительно не знаю. Трудно сказать, что будет делать человек, когда его жизнь находится под угрозой. Надеюсь, для вашего общего блага, до этого не дойдет.

Джослин не был уверена, что это тот ответ, которого она искала, но, как и все остальное, что сказала Колетт, он был честным.

Она с благоговением провела пальцами по краям масляной картины, словно уже знала людей, так красиво запечатленных на ней. В одном она была совершенно уверена: лицо молодого человека с блестящей улыбкой — Шелби Силивази — будет преследовать ее еще долго после ухода Колетт.

Несмотря на весь ее страх, отвращение и отчаяние, она с трудом могла вынести мысль о том, что то, что случилось с Шелби, произойдет с Натаниэлем.

Сама возможность заставляла ее желудок сжиматься.

******

Когда Натаниэль вошел в кухню, Джослин все еще сидела в укромном уголке, уставившись на панорамный вид из окна, прижимая руками колени к груди.

— Ты в порядке? — спросил Натаниэль, останавливаясь в дверях. Его большая фигура заняла все пространство.

Джослин посмотрела через плечо и окинула его взглядом.

— А ты как думаешь?

Натаниэль вздохнул.

— Что я могу сделать?

Джослин усмехнулась, хотя в ее смехе не было никакой радости.

— Я не думаю, что ты можешь просто отпустить меня. Возможно, позвонить мне лет через двадцать?

Натаниэль улыбнулся и сделал неуверенный шаг вперед.

— Ты знаешь, что я не могу.

Джослин нахмурилась и прислонилась к окну.

— Ты правда думаешь, что через двадцать лет тебе будет легче? — спросил он.

Джослин пожала плечами.

— Наверное, нет, но, по крайней мере, я бы не переживала все сейчас…

Натаниэль не знал, что ответить. В конце концов, что он мог сказать? Джослин неожиданно оказалась в совершенно чужом мире, и сейчас от нее требовалось гораздо больше, чем многие существа — люди или вампиры — могли бы переварить за такой короткий промежуток времени. Боги, он хотел подойти к ней и обнять ее.

Показать ей, кто он такой. Заставить ее увидеть, что их совместной судьбы не стоит бояться. Но как он мог убедить ее, когда не был уверен сам?

— На что это похоже? — спросила она.

— Прости? — Натаниэль прислонился к стене и скрестил руки на груди; он был достаточно осторожен, чтобы оставаться на безопасном расстоянии от стола — не желая подходить слишком близко.

Она повернулась, чтобы посмотреть на него с нестерпимой грустью в глазах.

— Быть тобой. Каково это, иметь так много власти над другим человеком? — она снова засмеялась, все тем же неискренним смехом. — Я имею в виду, ты быстрее меня, сильнее меня и, насколько я могу сказать, полностью способен управлять мной, если захочешь. Так что мне просто интересно, на что это похоже… быть тобой?

Натаниэль нахмурился и потер подбородок, пытаясь не принимать близко к сердцу ее слова.

— Может быть, я и такой, как ты сказала, но все же ты та, кто держит мою жизнь в своих руках. Это ты будешь определять, смогу ли я когда-нибудь иметь семью… жить так, как только мечтал. Это тебя я ждал на протяжении тысячи лет, — его голос затих, когда реальность его слов настигла ее. — Здесь и сейчас, mea draga, все карты у тебя в руках.

Джослин обернулась к нему лицом; она была удивлена его словами.

— Mea draga?

— Моя дорогая.

— О, — сказала она, мимолетно встречаясь с ним взглядом, нервно потерла руки и начала говорить что-то еще, возможно, желая еще раз поспорить, но затем, по-видимому, передумала.

Ее взгляд скользнул по небольшой картине маслом, лежащей на столе рядом с ней.

— Я действительно сожалею о твоем брате, — искренне сказала она. — Терять семью, должно быть, трудно.

Натаниэль кивнул.

— Спасибо. Это… очень тяжело. Ты никогда не теряла никого?

Джослин изучала свои ладони.

— Нет. Никогда не было того, кого можно потерять.

Натаниэль закрыл глаза. Боги, если бы она только подпустила его к себе. Позволила держать ее. Прикоснуться к ней. Его член затвердел, и он почувствовал себя зверем из-за такой примитивной реакции. Он вздохнул.

— Теперь есть, Джослин. Есть кто-то.

Ее взгляд был полон трепета, страха и неуверенности.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что все не так просто. Ты не можешь ворваться в мою жизнь… или мое сердце… независимо от какого-то древнего проклятия. И ты не можешь притворяться, что заботишься обо мне, когда мы только встретились.

Натаниэль не мог больше оставаться в стороне.

Двигаясь молча, он скользнул в уголок, опустился на колени перед ней и потянулся, чтобы взять ее руки в свои. Она начала отстраняться, но колебалась, как будто знала, что это бесполезно. И, конечно, так и было. Нежно прижимая ее тонкие пальцы к своим губам, он поцеловал каждую ее руку.

— Ты можешь в это не верить, Джослин, но я забочусь о тебе… больше, чем ты знаешь. И если бы я мог забрать у тебя это бремя, я бы так и сделал.

В ее взгляде читался скептицизм.

— Если бы ты мог, ты бы отпустил меня?

Натаниэль покачал головой.

— Ты поняла меня неправильно, — он ласкал центр ее ладони пальцами. — Если бы я мог забрать твой страх, твою неуверенность, облегчить ситуацию, я бы это сделал. Но ты моя судьба, знаешь ты это или нет. Как я могу куда-либо отпустить тебя?

Джослин просто смотрела на него, ее красивые карие глаза смягчились, невзирая на дискомфорт.

— Боже, ты так говоришь, будто это правда.

Он отпустил ее руку и мягко провел по линии подбородка пальцами, слегка обхватывая щеку. Она была так невероятно красива — и сильнее, чем он мог себе представить. Эта женщина-воин была просто создана специально для него.

Хотя его сердце болело при виде ее дискомфорта, он не мог не поблагодарить богиню за то, что она, наконец, привела ее домой.

— Ты знаешь, что я хочу больше всего на свете, ангел?

Ее губы чуть-чуть задрожали, и он убрал руку с ее лица.

— Что?

— Сделать тебя невероятно счастливой однажды: забрать всю печаль из твоих глаз и провести остаток своей жизни заслуживая твое доверие.

Глаза Джослин расширились, и она быстро отвернулась, уставившись в очередной раз на бесконечные каньоны.

Натаниэль скользнул на скамью позади нее, и затем осторожно обернул свои руки вокруг ее талии. Он приготовился к ее сопротивлению, ожидая, что его отвергнут, но, когда она просто замерла, как испуганный олень, вложил столько тепла и уверенности в свои прикосновения, сколько смог. А потом осторожно — так осторожно — он положил подбородок на ее шелковистые волосы и просто смотрел в окно вместе с ней, позволяя тишине охватить их обоих.

Через некоторое время ее напряженность стала спадать, и, к его удивлению, она прислонилась к нему. Это едва ли было полным объятием — и далеко от полного одобрения — но он примет это.

Когда она подняла руку и рассеяно положила на его плечо, Натаниэль закрыл глаза и затаил дыхание.

Он не смел нарушать этот момент словами.