Сжав в руке беретту с многолетней уверенностью, приобретенной в тренировках, Джослин направилась к входной двери и побежала в сторону Натаниэля.

Натаниэль обернулся с угрожающим выражением лица, при виде ее приближения в его глубоких красных глазах засветился гнев. Этот пугающий взгляд застал ее врасплох и почти остановил на полпути.

— Вернись в хижину, — прошипел он, медленно поворачиваясь, чтобы прикрыть ее тело своим, становясь между Джослин и темными вампирами.

Джослин застыла на мгновение, не зная, что делать, не желая вызывать гнев Натаниэля после того, как только что стала свидетелем их боя с ликанами, но уже была здесь. Взгляд Натаниэля выражал абсолютную ярость.

Она не какая-то беспомощная девчонка, которая постоянно нуждается в спасении.

Она его судьба.

Его вторая половинка, верно?

Пришло время начать вести себя не только как испуганная жертва. Стать чем-то большим, чем просто пленницей. Если это будет ее новый мир, то она вполне может войти в него с шумом.

Джослин приподняла свой подбородок.

— Нет.

Почему-то в ее голове это звучало гораздо более уверенно.

Она сделала шаг вперед, пытаясь присоединиться к их линии.

Натаниэль двигался, словно ветер, полностью перекрывая ей путь. Он схватил ее за запястье железной хваткой, сжимая с такой силой, что она подумала, что кости рассыпятся. В это время Кейген подошел сзади, и Натаниэль толкнул ее себе за спину, зажав между собой и близнецом.

Джослин поморщилась, но отказалась вскрикнуть от боли: даже просто признать, что это больно. А потом, со смелостью, которой в действительности не обладала, она протиснулась вперед и встала рядом с Натаниэлем, повернувшись лицом к Темным в знак солидарности.

Это теперь и ее семья тоже, и она будет сражаться с ними.

Когда четверо вампиров медленно повернулись, глядя на дерзкую женщину глазами, полными ненависти, колени Джослин начали подгибаться, а ее живот превратился в желе.

Пронизывающие взгляды, казалось, прожигали ее насквозь, а затем хищная улыбка тронула губы самого высокого из мужчин. Он стоял ближе всех к крыльцу и сделал почти незаметный шаг вперед, осмотрел ее сверху до низу, остановившись на мгновение, чтобы усмехнуться над девятимиллиметровым в ее руке.

«О, черт, — подумала Джослин, когда здравый смысл, наконец, пришел на смену доблести, а стремление выжить перевесило ее предыдущий фанатичный импульс… — Что делать?»

Она стояла перед четырьмя сверхъестественными существами: вампирами, обнажившими свои острые клыки. Каждый из них мог двигаться так быстро, что она будет мертва, прежде чем заметит их приближение. Ни одного нельзя было застрелить, и все имели способность стать невидимыми. Тем не менее, она стояла там: держа оружие, заряженное серебряными пулями, которые действовали только на… оборотней.

Высокий Темный злобно и низко засмеялся, как будто мог читать ее мысли, — а он, вероятно, мог. Их злые взгляды вернулись к мужчинам, и она была уверена, что ее безопасность теперь станет главным приоритетом стратегии Натаниэля. Она поставила его в гораздо более уязвимое положение, чем ранее, и растущее осознание этого вызывало у нее тошноту.

Как будто сражения с ликанами было для него недостаточно, руки Маркуса начали подрагивать, и его глаза загорелись… становясь из красных желтыми, а затем снова красными. Он тронул кинжал внутри рукава своего пальто, позволяя серебряному лезвию бесшумно скользнуть в руку.

— Готовы сыграть тогда же, когда и вы, — прошипел он, его губы растянулись в улыбке.

Высокий вампир повернулся к Маркусу, но неожиданно из-за его спины появилась сильная рука и легла на грудь лидера… останавливая его.

Непонимание было ощутимо. Напряжение невероятно. В то время как все стояли… ожидая… что же мужчина собирается делать.

Джослин отпрянула, немедленно привлекая к себе нежелательное внимание, но ничего не могла поделать. Она узнает эти глаза где угодно.

До самой смерти разъяренный взгляд этих глаз, безумное выражение лица, ощущение его волос под подушечками пальцев будут выжжены в ее памяти. Находясь между жизнью и смертью, она смотрела в это лицо… и видела все его черты. Запомнила все детали. Она была в ужасе от его ошеломляющего желания убивать. И ее притягивало его отчаянное стремление выжить…

Это был тот самый вампир — ранее прикованный к гильотине в сарае. Встав рядом с лидером, он задумчиво оглядел ее с непередаваемым отвращением, настолько характерным для его рода. Тем не менее, было что-то еще в его глазах: узнавание, далеко выходящее за рамки инстинктов.

Натаниэль посмотрел на Темного, затем на Джослин… а потом снова на Темного… сразу чувствуя негласную связь между ними.

Он видел это. И ему это не нравилось.

Низко зарычав, предупреждая, он незаметно выпрямился, его мышцы напряглись перед атакой. Прожигающий взгляд обещал Темному быструю смерть.

Темный зашипел в ответ, но его глаза не отрывались от Джослин. А потом он выдохнул и еле заметно кивнул.

— А ты?

Темный ждал, не отводя взгляда от нее.

Джослин прочистила горло, пытаясь обрести голос:

— Джослин.

Этот звук был едва ли шепотом.

Натаниэль повернулся и посмотрел на нее с неподдельным презрением. Она почувствовала, как горло сжалось, словно парализованное, и поняла, что Натаниэль взял под контроль ее голос: она больше не могла говорить.

Не сможет произнести ни звука, даже если захочет.

Темный, казалось, полностью проигнорировал показательное проявление власти Натаниэля.

— Я Сайбер… Алексиарес, — представился он… Джослин.

Маркус, Накари и Кейген затаили дыхание, и в то же время были ошеломлены дерзостью Темного — его откровенной провокацией к бою.

— Ты хочешь подписать собственный смертный приговор, Темный? — спросил Натаниэль, его голос был твердым как камень. — Не будь дураком! Такое высокомерие не останется безнаказанным.

Темный быстро отвел взгляд, чтобы посмотреть на Натаниэля, и кивнул ему с уважением… четким пониманием, что Джослин принадлежит ему.

— Женщина твоя. Я не хотел проявить неуважение.

Высокий вампир, стоящий впереди, резко повернул голову и зашипел на Сайбера, явно возмущенный, но мужчина продолжал:

— У нас один раненый в лесу, и мертвый ребенок, которого схватили вчера за сараем, — он махнул рукой в сторону хижины. — У вас тоже есть раненый ребенок.

В этот раз его взгляд, изучающий Джослин, был не прямой связью с ней, а скорее обращением к Натаниэлю.

— Только этой ночью предлагаю нам собрать наших убитых и раненых и вернуться в свои дома; мы можем убить друг друга и завтра.

Маркус фыркнул, затем зарычал:

— Ты уже мертв, глупец.

Сайбер зашипел, напрягая мышцы в попытке сохранить контроль. Он, очевидно, хотел сражаться так же, как и Маркус, и явно не терпел оскорблений. Но он еще раз взглянул на Джослин… и сделал глубокий вдох.

— Возможно, — его глаза оставались сосредоточены на Натаниэле.

Сыновья Джегера, стоящие рядом с ним, были в недоумении. Они выглядели совершенно потрясенными, как будто его слова напрямую задевали их гордость, и не были уверены, что справятся с данной ситуацией.

— Нам не нужно разрешение от таких, как они, чтобы собрать наших убитых и раненых, Сайбер. Что, черт возьми, ты делаешь? — сказал высокий Темный.

Сайбер покачал головой.

— Будь уверен, я не спрашиваю разрешения у кого-либо, — он повернулся к говорившему и обнажил клыки.

Затем махнул рукой в сторону сарая и леса и начал уходить. Когда другие неохотно последовали за ним, стало очевидно, кто их лидер на самом деле.

Джослин выдохнула от нахлынувшего облегчения. Натаниэлю не придется сражаться сегодня; она может на самом деле дожить до завтра, и, возможно, он не станет злиться сильнее, чем сейчас. На этот раз ей удалось избежать последствий собственной глупости…

Наблюдая за тем, как уходили Темные вампиры, она не могла не бросить еще один взгляд на Сайбера Алексиареса. Имели ли ее действия в сарае какое-то отношение к его решению?

Как будто прочитав ее мысли, он повернулся, чтобы посмотреть на нее через плечо, и уголок его жестокого рта приподнялся на самую малость.

— Если только этой ночью, — прорычал он. — Враг моего врага… — его голос затих.

Джослин посмотрела вниз на землю, не желая вызывать еще больше гнева Натаниэля.

— Что это значит? — прошипел он.

Джослин приложила руку к горлу, этим жестом прося его освободить ее голос. Почувствовав, что голосовые связки расслабились, она прочистила горло.

— Враг моего врага — мой друг. В сарае… раньше… я спасла ему жизнь. А он спас мою.

Натаниэль посмотрел в сторону леса, недоверчиво глядя на сына Джегера.

— Темный, это правда? — он выглядел таким же ошеломленными, как и другие вампиры.

Сайбер пожал плечами и остановился, повернувшись лицом к братьям.

— Не волнуйтесь, сыновья Джейдона, я бы ее убил, если бы вы не появились, — он провел рукой по своим густым черно-красным волосам. — Ликан был просто более… первостепенной проблемой, — вампир склонил голову. — Но она разумно предугадала результат… и имела смелость, чтобы рискнуть. Это единственная причина, по которой мы не сражаемся здесь сегодня вечером, — и подмигнул Маркусу. — Завтра, воин. Всегда есть завтра, — а потом исчез за плотной стеной леса.

Джослин прикрыла горло руками, понимая, насколько близка была к смерти этой ночью.

— У меня не было другого выбора, — прошептала она. — Я была уже мертва, — и сразу же повернулась, чтобы пойти к хижине.

Она была в шоке, когда ударилась головой о твердую преграду, похожую на цементную стену, и сразу же поняла, что никогда не была в опасности: Натаниэль поместил ее в невидимую крепость так же, как Маркус Брейдена ранее. Он построил барьер, в который было невозможно проникнуть при сражении. Она смутилась. Униженная. Тем не менее, ждала без единого слова.

— Никогда… ни при каких обстоятельствах, — прогремел Натаниэль, — не считай одного из Темных своим другом! Он вернется, чтобы убить тебя… даже несмотря на то, что отпустил сегодня ночью. И я думал, что сказал тебе оставаться в доме!

Натаниэль был слишком зол, чтобы говорить. Слишком разъярен, чтобы освободить ее. Он долго смотрел на нее, с ощутимым неодобрение во взгляде, а потом просто отвернулся и пошел прочь.

Кейген посмотрел на импровизированную тюрьму и пожал плечами, извиняясь. Он был достаточно умен, чтобы не тянуть тигра за хвост, и последовал за Натаниэлем в хижину.

Тогда Маркус подошел к барьеру, и Джослин начал медленно отступать, пока не врезалась в другую сторону. Он был нехарактерно спокойным. На самом деле, слишком спокойным. Слишком сдержанным.

— Каждый раз, когда ты подвергаешь себя опасности, ты ставишь под угрозу жизнь Натаниэля. Знай, маленькая сестра, если ты снова рискнешь жизнью моего брата, ты потеряешь больше, чем голосовые связки. Я возьму контроль над твоими действиями и твоими мыслями, пока Кровавая Луна полностью не пройдет, и Натаниэль больше не будет в опасности. Ты будешь моей марионеткой, и никто не заметит разницы… даже Натаниэль. Ты все поняла?

Джослин сглотнула и посмотрела вниз. Она не смела ответить.

— Еще одного предупреждения у тебя не будет.

Как и Натаниэль, Маркус просто повернулся спиной и пошел прочь.

Накари вздохнул и подошел к барьеру.

— Я думаю, остался только я, да? — он сверкнул успокаивающей улыбкой, как и всегда потрясающе красивой. — Это была долгая ночь.

Джослин смотрела вниз, ненавидя свои слезы, не желая, чтобы Накари увидел, насколько ей больно от выговоров Натаниэля и Маркуса… какой потерянной и ошеломленной она себя чувствовала. Так унизительно — быть взрослой женщиной, с которой обращались как с ребенком; еще более унизительно — быть взрослой женщиной, ведущей себя, как ребенок, и подвергающей опасности чужие жизни.

Натаниэль отвернулся от нее. Она никогда не будет принадлежать этой жизни.

Не имеет значения, что думает Натаниэль. Она не была чьей-либо истинной судьбой, и никогда не станет истинным членом их семьи. А всегда будет каким-то… низшим существом… которое просто послужит для целей вампира.

Накари покачал головой, как будто точно знал, что она чувствовала, а потом начал тщательно разбирать барьер, один слой за другим.

— Когда я был просто юнцом около ста пятидесяти лет, я принял решение, что больше не буду кормиться… Больше не буду пить человеческую кровь, чтобы жить. Я думал, что у меня будет более глубокая связь с природой — ну, знаешь, с животными — если я буду брать кровь у них, — он пожал плечами, улыбаясь. — Когда Маркус узнал, он настрого запретил это. Но, будучи упрямым, я сделал вид, что продолжаю кормиться от людей, вообще отказываясь от какой-либо крови. И мой близнец, Шелби… — он запнулся на этом слове, его голос стал хриплым.

Наступила неловкая пауза, пока он изо всех сил пытался взять себя в руки, прежде чем продолжить.

— Шелби знал, что я делаю, и я слабел с каждым днем. И, в конце концов, он отправился к Маркусу и рассказал обо мне.

Глаза Джослин расширились. Она могла представить, к чему все шло.

Накари покачал головой с отвращением, снимая еще один слой барьера.

— Ты хочешь поговорить о том, что значит быть марионеткой? — он рассмеялся. — Маркус взял под свой контроль мое тело, и, будучи слишком молодым и неопытным, я не смог тогда ему помешать. Он усадил меня на крыльцо своего заднего двора и начал вызывать животных из леса, одного за другим… в течение всего дня.

Накари приподнял бровь.

— И я не говорю о хороших, дружелюбных, нормальных животных. Я имею в виду дикобразов, скунсов, крыс, змей, барсуков — животных, которые кусают тебя в ответ. Он выстроил их друг за другом, словно бесконечный шведский стол, заставлял меня погружать в них зубы, заставлял пить, пока меня не стошнило. Тогда, не дав мне вытереть рот, он призвал следующего животного…

Джослин была потрясена.

Накари покачал головой, когда барьер, наконец, разрушился, и потянулся, чтобы взять ее за руку.

— До сих пор я уношу задницу, когда вижу дикобраза.

Джослин не сдержалась и тихо рассмеялась.

Вампир улыбнулся.

— Я говорю все это не для того, чтобы напугать тебя, а чтобы объяснить. Если бы Маркусу было все равно, и он уже не воспринимал тебя, как семью, то не беспокоился бы. Этот мужчина — мой брат, и я люблю его всем сердцем, но Маркус довольно… напорист. У него была очень трудная жизнь. Сложнее, чем у нас всех. И, честно говоря, я думаю, что он устал от жизни после стольких веков в одиночестве. Мы всё, что у него есть, всё, ради чего он живет. И никогда не воспринимай это лично, — Накари замолчал, будто тщательно взвешивая свои следующие слова. — А что касается Натаниэля, можно только представить себе, как трудно ему сейчас. У него есть свои страхи, и не последним из них является твоя безопасность.

Они поднялись на крыльцо.

— Кстати, я хотел бы поблагодарить тебя за Брейдена. Он бы не выжил, если бы не ты, — искренность была ощутима в его голосе, зеленые глаза цвета леса смягчились.

Он выпустил ее руку, перед этим успокаивающе сжав.

Джослин улыбнулась.

— Брейден не заслужил того, что с ним сделали в том сарае, — она поморщилась, вспоминая. — Это было ужасно.

— Я знаю, — согласился Накари.

Дверь открылась, и Натаниэль отошел в сторону, чтобы позволить Накари войти, затем заблокировал путь Джослин. Очевидно, он наблюдал за ними все это время, зная с самого начала, что Накари освободит ее. Он закрыл за собой дверь, оставив их на крыльце.

Джослин отвела глаза.

— Ты злишься на меня настолько, насколько я думаю? Ты ненавидишь меня теперь? — ее голос дрожал.

Натаниэль хмыкнул.

— Я не знаю, обнять тебя или перекинуть через колено, Джослин. Я мог бы поцеловать тебя… а затем убить.

Джослин подняла брови.

— Даже не думай про колено. Я была достаточно унижена для одного дня, — несмотря на все усилия, в ее голосе не было даже намека на юмор.

Натаниэлю удалось выдавить слабую улыбку.

— Ох, малышка, я не хотел унижать тебя. Может быть, просто достаточно напугать, чтобы у тебя появился хоть какой-то здравый смысл, — он осторожно приподнял ее подбородок. — Вот что я тебе скажу: как насчет того, чтобы больше не совершать попыток самоубийства, не уходить с незнакомыми людьми, не пытаться бороться с вампирами глупым человеческим оружием — серебряные пули работают только на оборотнях, Джослин. И больше не держать за руку Накари. И все у нас будет просто отлично.

Джослин начала протестовать, услышав первые три пункта в его списке, собираясь напомнить ему об очень весомых причинах для их совершения, но остановилась на последнем запросе. Она слабо улыбнулась.

— Ты шутишь, верно?

Натаниэль смотрел на нее, но не улыбался.

— Натаниэль, ты же шутишь… верно?

— Я не вижу ничего смешного в том, как ты смотришь на моего младшего брата, и не думаю, что ты должна касаться кого-то, кроме меня. Кроме того, что это за глаза цвета леса или изумрудные глаза? Они зеленые, Джослин. Просто зеленые. И довольно скучные, на мой взгляд, — его голос ни разу не колебался.

Джослин нахмурилась, недоумевая.

— Ты сумасшедший, — это все, что она смогла сказать.

Натаниэль нагнулся и обхватил ее за талию, плотно прижав к себе.

— Вампиры — чрезвычайные собственники по своей природе, Джослин. В первую очередь мы хищники, никогда не забывай об этом.

Джослин взглянула на него, удивляясь, все еще пытаясь понять, был ли он серьезен.

— Тебе может это не нравиться, но ты моя, — сказал он и зарычал. — Я думал, что мне, возможно, придется вырезать сердце того Темного, наколоть его на вертел и преподнести тебе на блюде. Ты ведь все еще ешь обычную еду, не так ли? По крайней мере, до твоего обращения, — он улыбнулся.

Джослин закатила глаза.

— Натаниэль… ты такой милый.

Натаниэль засмеялся, наклонил ее голову, обхватив лицо руками, и уткнулся носом в волосы, позволяя клыкам удлиниться настолько, чтобы показать ей, что говорит серьезно. Он прикусил ее шею — достаточно нежно, чтобы дать понять, что заботится о ней, и достаточно сильно, чтобы вызвать небольшую боль. Это было мягким выговором, ясным предупреждением и жестом любви… все в одном.

Его руки обвели контуры ее тела, касаясь так, будто он действительно верил, что она принадлежит ему. И почему нет? Джослин знала без сомнения, что так и есть. И помоги ей Господь, но в тот момент она хотела, чтобы так и было.

Он провел пальцами по изгибу ее шеи, хрупким плечам и вдоль талии, властно коснулся груди. Его пальцы задержались над двумя твердыми сосками, лаская их медленно и ритмично, а затем, наконец, переместились на бедра.

— Это все мое, — его голос был хриплым, уверенным. — Твое сердце… твой разум… твое тело. Мое, чтобы касаться. Мое, чтобы любить. Мое, чтобы боготворить. Все это. Ты принадлежишь мне. Ты понимаешь? — он приподнял ее подбородок, чтобы встретить ее взгляд. — Я не хочу чувствовать на тебе никакой другой запах, кроме своего.

Джослин резко вдохнула, несколько удивленная его заявлениями. Ее тело было в огне от его прикосновений… и она поняла, что он имел в виду, каждое слово. Он клеймил ее, обволакивая своим ароматом, устанавливая над ней свое господство.

А затем он укусил ее.

И да помогут ей небеса, у нее подогнулись колени… от желания большего.

Джослин всегда была сильной женщиной, независимой личностью. И, вероятно, такой и останется. Но где-то глубоко внутри, она знала, что этот мужчина заставляет ее желать подчиняться. Делать все, что высмеивала в других женщинах. Она хотела принадлежать ему.

Глядя в его завораживающие глаза, Джослин моргнула. Он был невероятно порочным… и красив, как дикарь. А потом он наклонился, чтобы яростно заклеймить ее рот своим. Глубокий поцелуй был сильным, но мягким, требовательным, но уговаривающим, эротичным, но любящим, отнимал дыхание и наполнял желанием.

Она чувствовала себя возбужденной и более чем готовой.

— Пришло время в полной мере привести тебя в мой мир, Джослин. Я не думаю, что смогу пережить еще одну ночь, подобно этой.

Джослин просто смотрела на него.

А затем моргнула…

Как влюбленная девочка-подросток, которой каким-то образом удалось сходить на свидание со звездой футбольной команды.

Вести себя достойно становилось все сложнее рядом с этим мужчиной, и она не была уверена, что сможет взять себя в руки в ближайшее время. Но, черт возьми, когда он смотрел на нее так, она теряла голову.

По правде говоря… она была готова принадлежать ему.

Она хотела, чтобы он привел ее в свой мир.