Джослин вздохнула и положила голову на плечо Натаниэля, наслаждаясь объятьями. Она все еще не могла поверить в удовольствие, которое он доставил ей, и то, насколько сильно ее тело отвечало на его ласки.

Он поцеловал ее в макушку и зарылся подбородком в густые волосы, вздыхая от удовольствия.

— Ты действительно чудо, — прошептал он.

Джослин улыбнулась и прижалась еще ближе, приподнимая голову, чтобы изучить его гипнотизирующие глаза.

— Ты и сам не совсем обычный и ординарный.

Она захихикала как школьница.

Натаниэль засмеялся.

— Ты можешь стать хорошей подпиткой для моего эго, мисс Леви.

Он замолчал на мгновение, а затем понизил голос, сделав его мягким и хриплым.

— Миссис Силивази.

Джослин несколько раз моргнула. Ее глаза расширились в нарочитом удивлении.

— Ты хочешь сказать, что это было нашей свадебной церемонией? Я имею в виду, не пойми меня превратно, это было замечательно, но девушке нужна пара свадебных колоколов.

Натаниэль повернулся на бок, заинтригованный.

— Так мы с тобой лучше узнали друг друга. Наш союз не будет… завершен… до твоего изменения. И поверь мне, дорогая, у тебя будут все колокола, которые ты захочешь.

Он опустил голову, чтобы встретить ее пристальный взгляд.

— Тебе бы этого хотелось? Свадьбы?

Джослин пожала плечами.

— Я не знаю. Вообще, я никогда особо не думала об этом. Если быть совсем откровенной, я никогда не видела себя замужней.

Натаниэль выглядел удивленным.

— Такая красивая и умная как ты? Мне трудно в это поверить. Ты, должно быть, получала дюжину предложений.

Она начала отвечать, но ее прервало глубокое рычание.

— Вообще-то, если задуматься, — сказал он, — я не хочу знать.

Джослин засмеялась и покачала головой, целуя его в подбородок прежде, чем лечь на теплую грудь.

— А ты и правда ревнивец, верно?

Натаниэль лениво провел подушечками пальцев вдоль ее мягких, узких плеч, опустившись ниже, чтобы приласкать грудь, как будто не мог остановиться.

— Я не знаю, что подходит под человеческое понятие ревности. Я не боюсь, что другой мужчина отберет тебя у меня, потому что никакой мужчина, совершивший такое, не останется в живых. И да, то, что является моим, я держу близко к себе.

Джослин вздохнула. Она привыкала к его дикому характеру, начиная воспринимать… и принимать… в другом свете.

— Натаниэль? — прошептала она, ее голос внезапно стал серьезным. — Могу я спросить кое-что?

— Все что угодно, — ответил он, приподнимаясь над ней и прижимая ближе к себе, смотря с обожанием в глаза.

Джослин глубоко вдохнула.

Она знала о проклятии и о том, что, в конечном счете… требовалось… сделать, но у нее не хватало храбрости, чтобы столкнуться с этим лицом к лицу. Жуткие события предыдущей ночи, ужас от того, что сделали с Брэйденом, ее попытки сопоставить последние несколько дней с реальностью. Ей пришлось пережить ужасное столкновение с Тристаном, чтобы понять, насколько далеко зайдет Натаниэль, чтобы защитить ее… сколько безопасности, доброты и любви он может предложить ей.

Никто в действительности никогда не присматривал за ней прежде, и, конечно, никто не хотел обладать ею — угождать ей — так, как это делал Натаниэль. Он смотрел на нее так, словно она была всем в этом мире и могла затмить даже луну и звезды.

Колетт была права: есть намного худшие судьбы, чем жизнь с таким мужчиной, как Натаниэль. И теперь, когда она знала, каким любовником он мог быть, у нее не было намерений когда-либо отпускать его.

Рука Джослин спустилась к животу, и она спросила, пытаясь не отводить от него взгляд.

— Значит… я… беременна?

Она почти задохнулась от этого слова, но все-таки сумела задать вопрос, и теперь, затаив дыхание, ожидала ответа.

Натаниэль изучал ее лицо, мягко поглаживая щеку рукой.

— Ах, iubito mea, — он вздохнул, — так много всего мне приходится просить у тебя за такое короткое время. Это не всегда будет так.

Он коснулся губами ее лба, щек, кончика носа и только потом накрыл ее рот медлительным поцелуем, одновременно мягким и настойчивым, страстным и нежным.

Он уже был возбужден, но не стал распалять ее еще больше.

— Я намереваюсь сделать тебя счастливой, любовь моя, — интригующая улыбка осветила его лицо. — Фактически, я изучал твои воспоминания, и надеюсь, что ты не возражаешь, потому что у меня уже есть несколько идей.

Джослин не могла противиться, ее любопытство было сильнее.

— Например?

Он вздохнул.

— Например, поставить аквариум здесь в доме, — Натаниэль провел пальцами вдоль ее руки и обхватил ладонь, — если хочешь, мы можем оставить твой с теми же… рыбками… которые у тебя есть в Сан-Диего, перевезем их сюда: очень осторожно, я обещаю.

Он поднес ее руку ко рту и мягко поцеловал костяшки пальцев.

— У меня нет намерений позволить даже одной из твоих любимых рыб умереть, — он усмехнулся. — Или, если ты готова к приключениям, мы могли бы увеличить твою коллекцию.

Джослин улыбнулась.

— Это как?

— Я всегда хотел атриум: большой, тропический, мой дождевой лес, вместе с туманом, экзотическими птицами и водопадами. И что может быть лучше, чем построить аквариум, возможно, что-то панорамное, что-то естественное, посреди тропического рая. Мы могли бы привезти самых редких рыб со всего мира, — он поцеловал ее, прикусив нижнюю губу и оттянув ее немного, прежде чем отстраниться. — Ты бы хотела этого?

Джослин знала, что ее лицо вспыхнуло, потому что могла чувствовать переполнявшую ее теплоту и радость.

— Да! — воскликнула она. — О мой Бог, я так волновалась о том, что может произойти с моими рыбками.

Она засмеялась над нелепостью этого заявления, в сравнении со всеми другими произошедшими событиями.

Натаниэль тоже засмеялся.

— Ты правда так плохо думаешь обо мне, Джослин? — он был игриво саркастичен. — Я уже позаботился об уходе за ними в Сан-Диего до тех пор, пока нам можно будет перевезти их.

Джослин поцеловала его щеку и провела рукой по сексуальной груди, улыбаясь и пристально смотря в глаза.

— Спасибо, Натаниэль.

Его глаза светились удовлетворением.

— Всегда пожалуйста. И кстати об уходе, насчет твоей ближайшей соседки. Ида, не так ли?

Джослин села, выжидающе глядя на него, как ребенок в предвкушении.

— Ммм, хмм.

— Конечно, трудно сказать, что она позволит или не позволит нам делать. Когда люди доживают до такого возраста, у них уже обычно складывается своя жизнь, но я знаю, что у нее нет никакой другой семьи, и тебе очень важна забота о ней. Если необходимо, мы можем нанять кого-то, чтобы продолжать уход за ней в Сан-Диего…

Глаза Джослин широко распахнулись от восторга.

— И я имею в виду не только выполнение ежедневных дел, но и готовность обеспечить дружеские отношения. Однако, если она готова будет переехать, у меня не будет возражений обеспечить ее всем здесь, обустроить для нее собственное удобное место, окруженное всеми любимыми вещами, таким образом ты могла бы продолжать видеть ее так часто, как тебе хочется.

Джослин почувствовала, как теплая слеза скатилась по щеке. Натаниэль поймал ее губами.

— Никаких слез, любовь моя, — прошептал он, — не надо слез. Это делает тебя грустной?

— Нет… — она покачала головой и отвела взгляд. — Это делает меня невероятно счастливой. Ты знаешь, у меня никогда не было собственной семьи; я даже не знала своих биологических родителей. И после стольких приемных семей я в конечном счете поняла, как жить… не привязываясь… ни к кому. Они были просто смотрителями — людьми, которым я должна определенное количество времени и любезности; людьми, с которыми мне нужно ладить, пока я, наконец, не смогу съехать и стать уверенной и самостоятельной. Ида была другой, потому что я выбрала ее. Я хочу, чтобы она была в моей жизни. И выбрала меня.

Натаниэль сел и прижал ее к груди, его сильные руки дарили теплоту и безопасность.

— Я знаю это, малышка; я видел многие твои воспоминания. Верь мне, у тебя теперь есть семья… желанная или нет.

— Маркус, — отозвалась она с легкостью.

— Маркус, — он согласился, усмехнувшись. — Не волнуйся, он привяжется к тебе.

Джослин вздохнула.

— Да, наверное. И кто знает, возможно, если я когда-нибудь перестану сбегать каждый раз, когда увижу его, то смогу найти что-то, что мне понравится в нем.

Натаниэль засмеялся.

— Не заостряй на этом внимания. Я все еще борюсь с желанием убежать каждый раз, когда вижу его, а он мой брат, — его голос был игривым.

— Ну, я думаю, что в Маркусе есть одно большое преимущество.

— Какое?

— Безопасность. Я ничего не буду бояться, находясь рядом с ним.

Натаниэль сел прямо, напряженный, линии его лица стали резкими. Он издал низкое, дикое шипение.

— Маркус тот, кто заставляет тебя чувствовать себя в безопасности?

Несмотря на попытку пошутить, в его тоне было тонкое, но четкое предупреждение.

Джослин уткнулась носом в его грудь, наслаждаясь мужским ароматом его кожи, теплотой и силой рук, защищенностью, которую они дарили.

— Ты такой глупый, Натаниэль. Маркус не был тем, кто пришел ко мне той первой ночью в лесу — даже до Кровавой Луны, — она перебирала пальцами густую копну его волос. — И Маркус не был тем, кто… изменил… анатомию Тристана. Я думаю, что с тобой я в достаточной безопасности.

Глаза Натаниэля стали холодными.

— Я проявил огромную сдержанность с Тристаном… ты понятия не имеешь какую. Я не хотел пугать тебя, или его смерть была бы намного более… болезненной… и гораздо, гораздо медленнее.

Джослин задрожала, изучая его лицо, чтобы обнаружить малейший намек на преувеличение, и не нашла ни одного. Она не отвечала. Что могло быть более болезненным, чем отрывание мужского достоинства? Более ужасным, чем вырывание сердца через горло? Если честно, знать не хотелось. Одно было точно — она, возможно, должна заново переоценить братьев Силивази в целом: Маркус мог быть не самым опасным, в конце концов.

Внезапно Натаниэль расслабился снова. Он потянулся к ее руке и положил ее на свое сердце.

— Теперь ответ на твой первоначальный вопрос, любовь моя. Нет, ангел, ты… еще не беременна.

Джослин сделала глубокий вдох, не уверенная в том, чувствует ли облегчение или разочарование. Ее рука прошлась рассеянно по животу и прикрыла, словно защищая.

— Требуется несколько попыток? — спросила она, краснея.

Внезапно очень реальное чувство страха начало настигать ее.

— Натаниэль, что если этого не случится? Что произойдет с тобой, если я не смогу.

— Шшш, мой ангел, — Натаниэль прижал палец к ее губам и положил свою руку на ее живот, — здесь нечего бояться: ты — моя истинная судьба. Нет ни малейшего сомнения, что это произойдет. В некотором смысле это уже произошло.

Джослин покачала головой.

— Я не понимаю.

Натаниэль весело усмехнулся.

— Теперь, когда мы уже… узнали друг друга так близко… это просто вопрос того, чтобы я приказал этому случиться. В любое время в течение следующих семидесяти двух часов я могу приказать, чтобы твое тело забеременело… и это произойдет.

Джослин резко села, повернулась к нему лицом и сглотнула — ее глаза распахнулись от удивления.

— У тебя есть такая власть… надо мной? Над моим телом? С помощью только твоих слов? — эта мысль была больше, чем немного тревожной.

— Джослин, — он убеждал, — у тебя сейчас тоже есть власть над моей жизнью. У каждого из нас есть огромная власть друг над другом — так и должно быть.

Джослин медленно кивнула и откинулась назад, устраиваясь поудобней на его груди.

— Я думаю, это имеет смысл, — она посмотрела на него с состраданием, ее сердце переполняла храбрость. — Натаниэль, после того, что произошло прошлой ночью… после того, что я сделала… уходя с Тристаном… — она отвела взгляд, все еще стыдясь, — я действительно не могу вынести мысли о том, что с тобой может что-то случиться — и особенно из-за меня и моих страхов. Я могу не понимать точно, что ты такое, или как все это произошло, но я знаю сердцем, что это правильно. И я знаю, что хочу быть с тобой. Поэтому я думаю, что готова. И честно, чем скорее, тем лучше.

Натаниэль погладил ее по щеке, его глаза удивленно распахнулись.

— Хоть я и ненавижу Проклятие Крови, я всегда поражался мудрости древних и тому, как души наших судеб идеально подходят нашим собственным. Ты — чудо для меня, Джослин Леви; ты никогда не узнаешь, насколько ты чудесна… то, сколько времени я ждал тебя… как я мечтал о тебе… представлял… жаждал. И теперь, когда ты здесь, в моих руках, ты более удивительная, чем любое мое воображение.

Он закрыл глаза на мгновение и когда вновь открыл их, они сияли привязанностью. Все же в них было что-то еще, скрытое глубоко внутри, что-то, что Джослин никогда не видела там прежде.

Страх.

— Натаниэль, в чем дело?

Он взял ее руки и поднес их к своему лбу. И склонил голову, как будто молясь. Когда он открыл глаза, они были серьезными.

— Ты не можешь зачать ребенка или перенести беременность будучи… человеком. Ты уже видела результаты этого…

Натаниэль зарылся подбородком в ее волосы.

— Я должен сначала обратить тебя, любовь моя, сделать тебя такой, как я, — он закрыл глаза и опустил голову, — как только полное обращение наступит, я смогу управлять твоим зачатием.

Джослин осторожно пожала плечами.

— Хорошо… так в чем проблема?

Натаниэль нахмурился.

— Обращение… очень трудное… Джослин; это может быть довольно болезненно. Мне жаль, что я не могу спасти тебя от худшего в обращении, но боюсь, что изменить ничего нельзя. К счастью, это длится не так долго.

— Сколько? — спросила она, уверенная, что страх отражается в ее глазах.

— Это зависит от человека. Для некоторых — не больше, чем сорок пять минут или час, для других — пять или шесть часов… но редко больше.

Джослин облегченно выдохнула, не сознавая, что задерживала дыхание до сих пор.

— Я могу сделать это, Натаниэль. Я сильнее, чем ты думаешь.

Натаниэль улыбнулся, касаясь ее щеки нежным поцелуем.

— Конечно, ты такая, но мне нужно, чтобы ты была действительно подготовленной. Действительно готовой. Нельзя остановить обращение; как только оно начнется… пути назад не будет. Сделать это — только подвергнуть риску твою жизнь, и я так не поступлю… независимо от того, что произойдет.

Джослин вздрогнула, когда вес его слов начал доходить до нее. Он не шутил: этот переход должен быть плохим — действительно, действительно плохим. Поскольку она никогда не видела, чтобы Натаниэль прежде перед чем-то останавливался.

— Это необходимо, тем не менее, не так ли? — спросила она. — Для тебя, чтобы жить? Для нас, чтобы быть вместе?

Натаниэль серьезно кивнул.

— Да, это необходимо.

— Тогда я хочу сделать это. И не только для тебя, Натаниэль. Не только, чтобы спасти твою жизнь от этого ужасного… проклятия. Но потому что я правда хочу быть с тобой, — она посмотрела вниз. — Иногда ты даже не знаешь, что чего-то не хватает в твоей жизни… пока не находишь это, — ее голос был мягким, но сильным.

Натаниэль обхватил ее лицо руками и поцеловал. Он оперся о спинку кровати и поднял колено, абсолютно не стыдясь своего огромного члена.

— Почему бы тебе не пойти и не принять душ? Вымой волосы, расслабься на мгновение, выпей чашку чая и вернись. Когда ты вернешься, я буду держать тебя в своих руках… — он мягко провел пальцем вниз по ее шее, от мочки уха к ключице, — где у меня будет самый легкий доступ к твоей…

— Я поняла тебя, — Джослин отстранилась, но попыталась улыбнуться.

Натаниэль нагнулся вперед, чтобы взять ее руку и успокаивающе сжать.

— Когда тебе будет удобно и безопасно в моих руках, я изменю тебя. Мы сделаем это сегодня вечером тогда, да?

Джослин кивнула… неубедительно.

— Да? — повторил он.

Она изучала его темные, очаровательные глаза, излучающие любовь и доброту, которую он чувствовал к ней.

— Да, — сказала она с уверенностью, наклонилась и поцеловала его красивые губы. — Да, Натаниэль.

Натаниэль улыбнулся, глядя на нее как на ангела.

— Тогда иди, любовь моя. И когда ты будешь готова, вернись ко мне.

Джослин медленно сползла с кровати, подняла халат с пола и пошла в ванную.

Она бросила взгляд на комнату: великолепный вид из окон, высокие балки на потолке, прекрасное, сильное существо, пристально смотрящее на нее с кровати. Это все теперь принадлежало ей. Эта жизнь. Этот дом. Вся роскошь вокруг. Семья.

Он принадлежал ей теперь.

Покидая комнату, она посмотрела на яркую белую луну, сияющую на них сверху со спокойного ночного неба, и ей пришло в голову, что это последний раз, когда она видит небо, как человек.

К этому времени завтра ночью она будет как Натаниэль.

Не имея возможности сбежать. От него. Или ее новой жизни.

Вампиры — бессмертные существа.

И даже если бы не были, она знала одну вещь наверняка: Натаниэль Силивази — этот великолепный, могущественный, примитивный мужчина, со всей силой, нежностью и хитростью — никогда не позволил бы ей уйти.

Хорошо, что она этого и не хотела.

Джослин зашла в ванную, полная решимости не оглядываться назад.