Джослин была слишком истощена, чтобы бороться дальше. Боль, наконец, победила. Она чувствовала, что смерть рядом, и просила прийти ее скорей.

Гнев на Натаниэля испарился, ни ощущения предательства, ни паники… ни просьб о милосердии. Только сладкое ожидание неизбежного конца.

Очевидно, превращение не сработало.

И она задавалась вопросом — почему?

Почему ее тело отказывалось от изменений?

Джослин то находилась в сознании, то отключалась, думая о Натаниэле, о том, насколько болезненной будет его смерть, и надеялась, что она будет похожа на это.

Она думала об Иде, своей ближайшей соседке, и семье, которой у нее никогда не будет. И о своих рыбках.

Кто позаботится о них?

А затем внезапно комната наполнилась цветами, как переливающаяся радуга в небе. Мысли о Натаниэле медленно исчезали из ее сознания, пока она не перестала чувствовать удерживающие ее твердые руки и сильные ноги.

Клыки в шее больше не казались чем-то ужасным. Возможно, боль искупила все ее грехи — у нее действительно было так много грехов? — так, чтобы перед смертью ее ожидали только прощение, мир и вечный покой.

Она смеялась вслух или, по крайней мере, думала, что смеялась. Все казалось таким глупым. Возможно, это просто какой-то сумасшедший сон…

Вампиры.

Оборотни.

Красивый, сексуальный мужчина, который живет только ради нее… обожает ее… поклоняется ей.

Бессмертие.

Теперь, размышляя над этим, она могла сказать, что это определенно сон. Но почему тогда так чертовски горят ее вены, и боль не уходит?

А потом произошло нечто совершенно странное.

Электрический заряд прошел через нее, вызывая ощущения, которых она никогда не испытывала прежде: резкое, бесспорное освобождение, как будто ее дух выходил из тела. Должно быть, это и называют смертью. Просто… освобождение.

Вес ее человеческого тела, казалось, исчез, кислород наполнял легкие, а энергия текла по венам новой жизнью — усиливая чувства и разум. Суставы и мышцы быстро ожили: возбужденные, омоложенные. Сердце начало качать новые силы, пробуждая каждый орган и ткань.

Джослин чувствовала свое совершенное тело, переполненное здоровьем и энергий…

И силой.

Так, словно она могла прыгнуть с крыши здания или летать… вместе с ветром.

Возможно, она стала ангелом в конце концов.

Джослин не нужно было пробовать новые силы, чтобы знать, что они есть. Она ощущала их в каждой клетке тела: никаких болезней, никакой уязвимости, отсутствие любых токсинов, которые были в почках или печени до этого.

И ясность ума: все ее пять чувств были остры как никогда. Она могла слышать ветер среди деревьев снаружи, отдельный шелест листьев, малиновку, поющую на расстоянии больше чем в милю.

Могла чувствовать запахи: след пум в лесу, сильный аромат сосны и сладкий запах влажной земли ниже русел рек. У природы была своя симфония — гармоничная, великолепная, красивая.

Теперь, когда ее ужас иссяк, Джослин все еще ощущала его у себя во рту, фактически отделяя ароматы борьбы и страха. И она остро чувствовала тело Натаниэля: совершенство и контур каждой мышцы, прикасавшейся к ней. Слышала сердцебиение в его груди так ясно, как собственное. И могла… читать… его мысли.

«Я мертва?» — попробовала она спросить телепатически.

И услышала вздох огромного облегчения, хотя самого звука не было.

«Нет, любовь моя».

Она ощутила его радость!

«Как ты себя чувствуешь?»

Мысленная телепатия, черт побери! Она могла прочитать его мысли, а он — ее. Они говорили, не используя речь и слух. Разговаривать… и слышать… с невероятной ясностью. Их голоса были намного четче, чем когда она просто слушала, словно звук куда лучшего качества.

«Я…»

«Бессмертна? Да, ты бессмертна».

Джослин знала, что яд все еще находился в ее теле, восстанавливая последние клетки и ткани, но он больше не воспринимался как яд.

Скорее, как источник молодости.

Везде после себя он оставлял здоровье, энергию и силу.

Джослин закрыла глаза, упиваясь теплотой и удовольствием, когда боль уступила место экстазу… не похожему ни на что, что она когда-либо чувствовала прежде.

Откинув голову назад, она застонала и потерлась о Натаниэля как кошка. Испытывая огромное удовольствие от физического контакта и его клыков, все еще находящихся в ее шее. Она притянула его ближе… желая его… нуждаясь в нем… в ощущениях, которые он вызывал, таких приятных. Очень и очень приятных.

Она хотела большего.

С ее губ сорвалось низкое шипение, когда удовольствие стало нестерпимым, и она почувствовала ответную реакцию Натаниэля — возбуждение той же силы.

«Тебе явно намного лучше, мой ангел».

Потянувшись рукой назад, чтобы погладить его шикарные волосы, она знала, что он улыбнулся.

«Я никогда в жизни не чувствовала себя лучше».

Натаниэль укусил жестче, глубже вонзив клыки. Только на этот раз Джослин не сопротивлялась. Не закричала от боли, не попыталась остановить. Скорее, задрожала от удовольствия и издала глубокий, хриплый стон.

«Тебе это нравится?» — Натаниэль мурлыкал, выражая крайнее удивление.

Она выгнула спину и потерлась об него в ответ.

«О, да, — прошептал он, его экстрасенсорный голос стал хриплым. — Тебе правда это нравится».

Джослин вдруг почувствовала, как ее грудь стала тяжелой. Соски напряглись, и желание наполнило тело жаром. Она так пылала… нуждалась в нем, как никогда прежде.

И не хотела прелюдий: ни в этот раз.

Никаких поглаживаний и ласк. Только насытиться. Почувствовать себя живой во власти сильного мужчины, который бы взял ее мощно, чтобы угодить ей, проник в нее, заставляя кричать. Чтобы полностью удовлетворить, без всякой нежности, в которой она нуждалась, когда была человеком.

Конечно, ей нравилась нежность, медленные эротичные ласки, но не этой ночью. Сегодня ей нужно было испытать свое новое тело после превращения, узнать его пределы, взлететь к новым высотам удовольствия.

Она хотела своего мужчину.

Прямо сейчас.

Натаниэль читал ее, словно книгу, их умы переплелись, будто они знали друг друга всю жизнь. Он обнажил когти и разорвал ее шелковую рубашку на куски.

Трусики были следующими.

Зарычав, он резко развернул ее и, подняв за талию одним рывком, заставил опереться на руки и встать на колени. Джослин застонала громче, опустив плечи, ощущая себя словно в огне, и приподняла бедра. Удерживая ее одной рукой, Натаниэль потянулся, чтобы освободить свой член из штанов, и одним плавным движением вошел в нее.

Его вторжение было почти грубым… сильным… подавляющим. Он двигался, проникая глубже и глубже, поднимая ее все выше и выше с каждым толчком. Он безжалостно сжимал мягкие округлые бедра. Его голос был похож на хриплый рык хищника.

Джослин отдалась на волю новому дикому возбуждению. Отдалась власти Натаниэля, который сводил ее с ума. Она настойчиво подавалась назад в ответ на каждый его толчок, отчаянно желая больше.

Глубже. Сильнее. Быстрее.

И он отвечал на каждое ее желание.

Натаниэль продолжал, возводя ее страсть к самой вершине и удерживая на грани. Когда его движения стали совершенно дикими, и клыки грозили выскользнуть из шеи, он зарычал, предупреждая, и усилил контроль, посылая внезапный всплеск боли и удовольствия через ее тело.

Натаниэль двигался быстрее и сильнее, его волосы ниспадали великолепными шелковистыми волнами на лицо, а бедра в бешеном примитивном ритме бились о ее ягодицы.

Джослин вздохнула и застонала. Выгнулась, принимая его полностью, нуждаясь все больше. Она никогда в своей жизни так не хотела мужчину.

Этого мужчину.

Ее мужчину.

Его хриплый стон прозвучал у нее в голове: «Я люблю тебя, Джослин», — а затем она почувствовала его мощный взрыв.

Ее оргазм потряс их обоих, она сжималась вокруг него снова и снова, пока не стало казаться, что это никогда не кончится.

Натаниэль прижал ее к себе, поглаживая спину и медленно возвращая обоих на землю.

Когда он остановился, их тела были покрыты потом, сердца бешено колотились, дыхание вырывалось короткими выдохами. Медленно он втянул клыки, позволяя капелькам яда запечатать ранки.

— Ты чуть не убила меня, женщина, — задыхаясь, он перевернулся и лег на спину.

Джослин развернулась и посмотрела на него удивлённо и раздраженно.

— Прости? — выдохнула она. — Кто кого еще чуть не убил?

— О да… — пробормотал Натаниэль, едва улыбаясь. — Ты почти заставила меня забыть.

Свет, который появился в глазах вампира, был… захватывающим… его спокойствие настолько полным, что Джослин почти поверила, что его никак не затронуло это испытание.

Почти.

Если не считать одной детали.

Насколько бы греховной ни была его улыбка, она не смогла скрыть следы слез.