Джослин вытащила фляжку с водой из своего увесистого темно-синего рюкзака и сделала большой глоток. Она еще раз проверила компас, мельком поглядывая на небо, чтобы определить положение солнца. Времени оказалось достаточно. Дневного света должно было хватить, чтобы добраться к пещере до заката. Положив фляжку обратно в рюкзак, она повесила его себе на плечи и углубилась в лес, продолжая анализировать информацию.

Джослин понимала, что не получила разрешения следовать по наводке, которую дал ей информатор. Ее не должно быть здесь. И если что-то пойдет не так, она останется сама по себе.

Но кроме этого она знала, что дело не могло ждать. Торговля людьми. Ритуальные убийства. Все это было таким странным.

Как агент отдела внутренней безопасности, Джослин Леви уже несколько месяцев расследовала одно довольно шокирующее дело об организации, торгующей людьми.

В отличие от остальных организаций, которые похищали молодых женщин, отдавая в сексуальное рабство, или продавали детей на принудительные работы, жертвы этой служили для более темных целей, их использовали в ритуальных убийствах.

Но кто?

Джослин покачала головой, небрежно заправляя прядь густых каштановых волос за ухо. За последние два месяца ее подразделение обнаружило три новых тела, каждое из которых было истерзано с одной и той же неописуемой жестокостью. Вид изуродованных тел приводил в ужас, но подразделение было уже близко к поимке главы организации или, по крайней мере, человека, который продавал женщин. Однако они все еще понятия не имели, кто именно совершал убийства: какой культ мог стоять за такими жуткими актами насилия. Им еще ни разу не удавалось найти само место преступления.

Джослин вздохнула, надеясь, что сегодня в деле наступит большой прорыв. Если информация о пещере окажется верной, то ее ждет огромное открытие.

Осведомитель заверил, что она не попадет прямиком в опасную зону, и место, о котором он рассказал, больше не использовалось организацией. Как правило, они часто перемещались с места на место, чтобы избежать ареста. К сожалению, это означало, что там не удастся найти никаких новых вещественных доказательств, но информация, которую надеялась обнаружить Джослин, была несколько иного рода.

Джослин замедлилась, когда вдалеке появились высокие красноватые скалы, странно мерцающие перед глазами, словно мираж в пустыне в жаркий день. Жуткий холод пронзил ее тело, волоски на руках встали дыбом, и неприятное чувство чего-то неизбежного поселилось в животе. Она задрожала и уставилась перед собой. Было что-то в этих своеобразных каньонах, что пробрало ее до самых костей.

Большинство людей повернули бы назад, для начала они, скорее всего, вообще бы здесь не оказались.

Но Джослин не большинство.

Раскрытие сложных преступлений — это дело ее жизни. Поимка очень плохих парней — вот, в чем она действительно хороша. У нее всегда срабатывало шестое чувство, сверхъестественная способность оказываться на шаг впереди преступника. Не то чтобы она была ясновидящей или кем-то вроде. Просто чувствовала. Приходила на место преступления и знала. Как будто само место шептало ей секреты людей, которые побывали там.

И сейчас, после многих месяцев хождения по кругу, у нее, наконец, появилась надежная зацепка; и она не собиралась позволить этой информации пропасть впустую.

Джослин глубоко вдохнула свежий горный воздух, ее легкие работали на пределе, приспосабливаясь к высоте Восточных Скалистых гор. Красивый и будто бесконечный простор, раскинувшийся по всему Передовому хребту Северной Америки, полный скрытых каньонов, густых лесов и возвышающихся величественных горных пиков; при других обстоятельствах он мог бы стать идеальным местом для отдыха. Чувство страха становилось все сильнее с каждым сделанным ею шагом, настолько, что казалось, словно невидимая рука удерживает ее, предупреждая об опасности.

Покачав головой, она попыталась изгнать эти мысли и продолжила идти вперед, проталкиваясь сквозь невидимый барьер.

Она зашла слишком далеко, чтобы сейчас повернуть назад.

Лица жертв, их изломанные и измученные тела продолжали всплывать в сознании, будто ужасное личное слайд-шоу, напоминая, что поставлено на карту.

Ускорившись, Джослин еще больше углубилась в ущелье.

******

Подземная пещера причудливой формы в конце тесных каменных туннелей была именно там, где и говорил ее осведомитель: под узким дугообразным входом, сразу за водопадом.

Джослин спрашивала себя, как нечто столь прекрасное может использоваться во имя такого зла?

Она достигла пещеры далеко после захода солнца.

Медленно продолжая свой путь через длинный лабиринт проходов, она с каждым шагом все глубже спускалась под землю, пока не очутилась в гигантском зале с огромными сводчатыми потолками и выступающими колоннами. Полуразрушенные колонны из белого камня были расставлены хаотично, словно божественная рука возвела их. В задней части зала находился маленький пруд со стоячей водой, как раз под рядом низких выступов. Сама пещера была устрашающе темной, влажной и холодной. Воздух — затхлым и сырым.

Джослин резко выключила свой фонарик, когда тихий звук привлек ее внимание. Она услышала эхо, доносящееся из соседнего туннеля. Оно походило на тихий женский стон.

Она инстинктивно присела, ее ощущения обострились.

Потянувшись за пистолетом, Джослин вытащила его из кобуры и побежала в заднюю часть пещеры. Затем стремительно пробралась мимо пахнущей серой воды и, опустившись на живот, быстро поползла, словно змея, под низко нависшими скалами. Спрятавшись как можно глубже в ограниченном пространстве, она расположилась так, чтобы видеть пещеру.

«Боже, я надеюсь, тут нет пауков или летучих мышей», — молилась она, пока звук становился все громче.

Кто-то явно приближался к ней.

И тогда она увидела, как вспыхнули огни, словно сами по себе, освещая весь зал, будто темное небо на Четвертое июля.

Сырые древние факелы, прикрепленные к каменным стенам на одинаковом расстоянии друг от друга, образовывали идеально ровный круг, и Джослин почти задохнулась, впервые увидев пещеру во всех деталях. Красно-оранжевое пламя осветило каждый укромный уголок зала и тщательно вырезанные колонны, расположенные по всей комнате. Удивительная круглая крепость, несомненно, созданная землей за века распада.

Но при этом церемониальный зал из нее сотворил человек.

Джослин задержала дыхание, надеясь, что достаточно глубоко спряталась в углубление и не отражается в стоячей воде. Сначала она заметила три выступа, расположенные диаметрально обособленно, словно углы треугольника, вдоль стен пещеры, и каждый вел к крутому обрыву. Верная смерть для любого, кто попытается сбежать.

От этой мысли кровь стыла в жилах.

В центре комнаты располагалась большая каменная плита с гладкой поверхностью, во многом похожая на кровать, сделанную из гранита, с причудливой резьбой по обеим сторонам — древние символы, которые Джослин не узнала. Но цвет камня ни с чем нельзя было спутать. Резкий и тревожный. Джослин съежилась, представляя, для чего он использовался.

В центре камень был темно-красным, очевидно, потому что здесь много лет проливали кровь, которая засохла в трещинах. Это не походило на работу серийного убийцы или группы религиозных фанатиков. Зал был древним. И убийства совершались здесь из поколения в поколение. Комната свидетельствовала об определенном образе жизни, который принадлежал народу или культуре в течение сотен лет.

Адреналин побежал по телу Джослин, когда она осознала, насколько ужасен этот зал.

Она задержала дыхание и напряглась, ожидая, что будет дальше.

С обеих сторон запачканной кровью плиты стояли искусственно созданные сооружения, врезанные в гранит: поднятый алтарь слева с углублением, и широкая скамья справа со спинкой и подлокотниками для удобства. Все это находилось в трех футах от начала плиты.

Джослин содрогнулась.

Она могла почувствовать темноту и невысказанную боль, запечатленную в стенах зала, и снова ее живот взбунтовался. Волоски на руках встали дыбом.

А затем они вошли.

Высокий, темный, мускулистый мужчина, изящный и напряженный, удивительный, но опасный. Он определенно был злом.

Не человек.

И он нес на руках беременную женщину, очевидно, ее стон и был слышен.

Святой Боже…

Джослин не могла объяснить, как она поняла, что это существо не являлось человеком. Она просто знала. Он выглядел как любой другой мужчина, только настолько ошеломляюще красивым, что казался нереальным. Длинные волосы ниспадали чуть ниже плеч совершенными уложенными волнами, и лицо было безупречным, словно у статуи, а не человека. Но что действительно выдало его, так это глаза. Безучастные и пустые… Темные, как ночь, и такие же безжизненные.

Они могли бы таить в себе необычную красоту, если бы не были такими… мертвыми.

И цвет его идеальных волос тоже смотрелся неестественно. Глубокий черный, с переплетением кроваво-красных прядей. Такого цвета нельзя добиться с помощью краски. Джослин казалось, что они переливались, будто поверхность озера под лунным светом; почти красиво в некотором демоническом смысле.

Она пригнулась ниже и затаила дыхание, продолжая наблюдать как загипнотизированная.

Глаза беременной женщины были открыты, но она ничего не осознавала, находясь в трансе. Молодая, может быть, девятнадцать или двадцать лет, с красивыми черными волосами и прекрасными зелеными глазами. Ее бледное застывшее лицо… словно замерло в ужасе от кошмарного сна. Слава Богу, она была такой отстраненной.

По взмаху его руки зал начал наполняться запахом ладана, и плотный серый туман воспарил над землей. Он окружил окровавленную плиту в центре зала, мгновенно делая все почти призрачным. Джослин не могла еще глубже пробраться в расщелину, поэтому старалась стать меньше, желая просто испариться.

Она ничего не сможет сделать, если он увидит ее.

Каким-то образом пришло понимание, что даже с полностью заряженным и готовым стрелять пистолетом в руке, ее судьба зависит от того, останется ли она незамеченной. Ее не должны обнаружить. К счастью, существо было слишком сосредоточено на беременной женщине и так уверено в своей подавляющей власти, что не собиралось проверять, нет ли в зале посторонних. А пахнущая серой вода, мимо которой ей пришлось пробираться, должна была хорошо скрыть ее запах. Или она скорее надеялась на это.

Вокруг мужчины начало витать странное возбуждение. Чувство больших надежд. От него исходила сила, будто просачиваясь сквозь кожу.

Он плавно подошел к запачканной кровью плите и медленно уложил на нее женщину. На мгновение Джослин показалось, что в его действиях был намек на нежность, пока она не услышала слабый смех, поднимающийся из его груди. Смесь рычания леопарда и хрипа гиены, от которой у нее побежали мурашки по коже.

— Далия, проснись, — приказал он.

Его голос походил на бархатную песню, которая исходила от виолончели на концерте, столь же чистый, как ночь, и глубокий, как океан. Он склонился над беременной женщиной и поцеловал ее. Она проснулась как по команде.

— Валентайн, помоги мне!

Она проглотила слова отчаянной просьбы о милосердии. Глаза широко раскрылись от испуга, а затем, когда она рассмотрела зал, вопль всепоглощающего ужаса вырвался из ее уст.

Джослин не была готова к звуку, который заполнил пещеру.

Крик был настолько наполнен мучением, что на мгновение в горле встал ком от нехватки воздуха, словно зал наэлектризовался. Это не походило ни на что, что Джослин когда-либо слышала прежде — страдания женщины остались вне ее понимания.

К горлу Джослин подкатила тошнота, ей стоило многих усилий оставаться тихой, ведь живот протестовал, угрожая выдать ее присутствие. К счастью, отчаянные крики заглушили звуки рвотных позывов.

У женщины начались родовые схватки, но в этом было что-то ужасно неправильное.

Она корчилась и кричала. Отчаянно пытаясь уползти прочь.

Но мужчина просто склонился над ней, смотря с безразличием, пока клал свою сильную руку на ее грудь, надавливая и удерживая на плите.

Джослин встряхнула головой и несколько раз моргнула, как будто пытаясь проснуться от кошмара, надеясь, что это всего лишь дурной сон.

Боль продолжалась.

Пытка не прекращалась.

Крики, казалось, звучали целую вечность, пот ручьем скатывался со лба женщины, ее руки сжимались от невыносимой муки, в то время как темный мужчина спокойно сидел, наблюдая за этой сценой с выражением удовольствия, сверкающим в его глазах.

Он словно специально задерживал дыхание, эротично двигаясь взад и вперед на жесткой скамье. Создавалось впечатление, что он получал сексуальное удовлетворение от страданий женщины, и ему приходилось себя одергивать, чтобы не прикасаться к ней, пока она рожала.

Но, не сумев сдержать своего возбуждения, он наклонился и прижался жестким поцелуем к ее губам, пока она стонала от боли. Это было в высшей степени не нормально.

И то, что произошло дальше, настолько шокировало, что Джослин застыла как загипнотизированная, не в состоянии в это поверить: совершенные губы существа превратились в настоящий оскал хищника, и его клыки медленно удлинились, становясь острыми как бритва. Он водил ими вверх и вниз по всей длине шеи женщины снова и снова, оставляя за собой глубокие, неровные раны. И, наконец, низко застонав от восторга, вонзил их глубоко в ее плоть. Его тело содрогнулось от удовольствия, когда она закричала от боли.

Вся сцена была невообразимо жестокой. Джослин казалось, будто время остановилось, пока она неподвижно лежала на полу пещеры, отчаянно пытаясь скрыть свое присутствие от этого монстра.

Не в силах спасти страдающую женщину.

И тогда женщина начала лихорадочно бороться.

Крики стали такими отчаянными, что Джослин порывалась достать оружие и выдать свое присутствие, только чтобы закончить ее страдания.

Но времени не было.

Мышцы начали растягиваться. Кости ломаться, а ребра трещать.

И страшный, жалобный вой, который можно было назвать только ужасающим, вырвался из ее горла. Ребенок двигался не через родовые пути, а поднимался вверх… вверх… в грудную клетку. Джослин пыталась сдержать собственный испуганный крик, и ее рот раскрылся от ужаса, когда ребра женщины просто прорвались наружу, открывая взгляду ее сердце и легкие.

Темное существо вздохнуло от удовольствия.

Он встал над изломанным телом, потянулся к зияющей груди и достал оттуда двух идеальных новорожденных, оба были мальчиками, с густыми угольно-черными волосами.

С демоническими кроваво-красными прядями.

Когда монстр подошел к приподнятому алтарю, то словно впервые засомневался, пытаясь сохранить контроль над собой. Он мягко положил первого из двух сыновей в углубление, остановившись, только чтобы взглянуть в глаза ребенка и нежно поцеловать его в лоб. Будто знал, что не сможет снова взять младенца. Эта нежность была странной.

Инстинктивно он ближе прижал оставшегося ребенка к груди и отошел от алтаря. Он смотрел, как завозился оставленный ребенок, и его глаза стали холодными, словно лед.

И тогда темный туман пришел в движение.

Он закружился, становясь все более плотным и твердым.

Принимая форму двух длинных рук с костяными пальцами, он тянулся, чтобы схватить, стонал и завывал в пронзительном победном крике.

Завывания становились все громче, когда туман подбирался все ближе к алтарю, где лежал ребенок.

А потом Валентайн напрягся. Его лоб покрылся морщинами. Взгляд превратился в два огненно-красных уголька ненависти, пока туман подкрадывался к ребенку.

Тем не менее, он не шелохнулся, когда серовато-черный дым окружил плачущего младенца. Когда его призрачные пальцы потянулись к шее новорожденного, чтобы сжаться вокруг нее…

И вдруг ребенок исчез.

Валентайн издал низкий сердитый рык, его мощное тело задрожало от гнева, а затем он просто отвернулся, приподнял оставшегося ребенка высоко над головой и улыбнулся. Кривая ухмылка обнажила его идеально белые зубы.

— Тебя будут звать Дэрриан, — объявил он глубоким, звучным голосом. — И теперь Проклятие Крови никогда не коснется меня. Я навсегда бессмертен, — злая ухмылка появилась на его лице. — В то время как Шелби Силивази, любимый отпрыск Джейдона, мертв навечно.

Он саркастически выплюнул слова, а его смех эхом отозвался в высоких сводчатых потолках зала.

— А эта женщина… — он указал на камень, где лежала мертвая Далия, с все еще широко распахнутыми от ужаса глазами, — была лишь бесполезным красивым телом, ты так не считаешь?

Он засмеялся снова, прижимая новорожденного ребенка к своей бездушной груди.

Взмахнув свободной рукой над Далией, он поджег измученное пытками тело, которое сгорало, пока он неторопливым шагом покидал зал.

Тихо напевая колыбельную своему сыну.