— Как? Как вы можете быть дочерью Миллара? — Бобби не могла поверить в услышанное.

Прайс нахмурилась.

— В этом нет никакого секрета. Я не афиширую этот факт, я хочу построить здесь свое собственное наследие, а не просто идти по следам своего отца. Тем не менее, он был великим человеком и превосходным учителем, и то, что ты только что сказала — клевета! — Ее губы искривились, гнев в глазах вспыхнул с новой силой.

Но Бобби сделала и увидела уже слишком много, чтобы отступить сейчас.

— Мне жаль, доктор Прайс, но это правда. Зачем мне это выдумывать? — Ее голос задрожал, но не сломался. — Вы видели, сколько исчезло девушек. Вам не кажется это странным? Это не может быть просто совпадением. Все происходит из-за того, что ваш отец сделал с Мэри. Знаю, звучит безумно, но она словно не может успокоиться, потому что ее тела так никогда и не нашли.

Взгляд доктора Прайс упал на пол, глаза подергивались, словно она пыталась решить уравнение высшей математики.

— Пожалуйста, отпустите меня, — тихо проговорила Бобби. — Вы делаете мне больно.

Прайс отпустила ее, уронив руки, словно они были сделаны из спагетти. Плечи сгорбились, она упала во вращающееся офисное кресло, в котором откатилась прочь от осколков стекла и зияющей позолоченной рамы.

— О, боже. Это то, что …? Все это время… — Казалось, она разговаривала сама с собой. Ее голова упала в ее руки.

Бобби попятилась на безопасное расстояние.

— Что?

— Я не верю.

— Доктор Прайс, пожалуйста. Она придет за мной…

Прайс сдулась, словно воздушный шарик.

— Как раз перед тем, как отец умер, он очень сильно болел. На смертном одре он нес полнейший бред, но снова и снова повторял одно и то же. — Она замолчала, покачивая головой.

— Что? — побуждала Бобби.

— Он все время просил об отпущении грехов. Продолжал спрашивать священника, говоря, что ему нужно исповедаться перед тем, как умрет. — Прайс подавила смешок. — Мы даже не были католиками! Я думала, он бредил… но… теперь…

— Мэри была беременна. Он был ответственным за ее смерть, — закончила Бобби.

Прайс посмотрела ей прямо в глаза.

— О, боже. Еще он говорил, что сожалеет. Снова и снова. Мы никогда не знали, о чем…. — Слеза упала с ее щеки и брызнула ей на юбку.

Бобби покачала головой. Вся эта ситуация была ужасной, но она не стала бы испытывать жалости к человеку, который играл с чувствами беззащитной школьницы.

— Он немного припозднился с сожалениями.

Прайс не ответила.

— Он что-нибудь говорил, что могло бы помочь найти ее тело? — спросила Бобби. — Она умерла здесь — он не стал бы… Не смог бы далеко уйти.

— Понятия не имею.

— Пожалуйста, доктор Прайс, должно быть что-то, что бы указывало… — Бобби замолчала, когда уловила равномерный капающий шум. Лампа на столе Прайс замерцала, прежде чем полностью погаснуть. — О, нет.

Прайс нахмурилась и попыталась включить лампу.

— Странно…

Позади Прайс, возле колесика ее стула, был один разбитый фрагмент стекла размером больше остальных — угрожающе выглядящий неровный треугольник, лежащий плашмя на полу и отражающий потолок.

Сквозь него вырвалась мокрая рука, а следом и верхняя часть головы. Бобби вскрикнула и, спотыкаясь, отошла от стола. Прайс соскочила со стула.

— Что? На что ты смотришь?

— Вы не видите ее?

— О чем ты вообще говоришь? Там ничего нет!

Через узкий осколок Мэри протиснула вторую руку, с влажным хрустом вывихнув плечо, чтобы пролезть в узкий зазор. Осколки зеркала зазвенели, когда Мэри втащила свое тело в комнату. Забрызгивая кровавыми пятнами весь ковер, она двигалась неестественно быстро — ее суставы и кости клацали и трещали, словно она не пользовалась ими очень долгое время. Она полностью вылезла из зеркала и выпрямилась.

Бобби попятилась, наталкиваясь на кресло.

— Она здесь! Она прямо за вами! Нам нужно убираться отсюда!

— Бобби, там ничего нет. — Голос доктора Прайс был холодным от нетерпения.

Мэри начала двигаться в их сторону, тяжелые капли крови брызгали во время ее ходьбы. Она текла из ее пальцев. Мертвая девушка двигалась медленно, на неустойчивых ногах, словно не привыкла к твердой почве под ногами. Бобби вспомнила бесконечную тьму за зеркалом и вздрогнула.

— Пожалуйста! — закричала Бобби. — Она идет за мной!

Прайс схватила ее за руку.

— Тебе нужно взять себя в руки. Мы должны поговорить о моем отце. Я не позволю тебе разгуливать, рассказывая людям, что он сделал. У тебя нет доказательств. — Учительница оттащила ее от выхода и потянула прямо на безмолвно приближающуюся Мэри.

— Нет! — крикнула Бобби. Вырвав свою руку, она сделала то, чего никогда не ожидала от себя. Она толкнула доктора Прайс прямо на мертвую девушку. Учительница ожидала этого даже еще меньше, ее рот в шоке открылся. В истинно призрачном стиле, Прайс упала сквозь Мэри, как будто та была создана из дыма, прямо в гору документов, которые Бобби разбросала по всему полу. Один шаг на рассыпанные листы и туфли-лодочки Прайс выскользнули из-под нее, с грохотом опрокинув ее в открытый шкаф. Падая с пронзительным криком, она ударилась лбом о вторую верхнюю полку, а затем о третью.

Прайс беспорядочной грудой лежала наполовину в шкафу, наполовину вывалившись из него. Она негромко застонала, паря где-то поблизости в бессознательном состоянии.

Бобби попятилась, не спуская глаз с Мэри. Была только одна проблема — теперь Мэри стояла между ней и единственным выходом.

— Мэри, остановись! — умоляла Бобби, пытаясь сохранять хладнокровие. — Куда он тебя спрятал? Ты хоть знаешь? — Бобби столкнулась задом с рабочим столом, опрокинув кофейную чашку на пол. Она наощупь прокладывала путь вокруг стола.

Бобби наступила на стекло, и ее ногу, одетую в носок, пронзила мучительная боль, прострелившая позвоночник сверху вниз, перед глазами замелькал красный цвет. Взвыв, она сделала еще шаг назад и почувствовала еще больше осколков. Боль была острой, сильной и пульсировала по всей ноге. Она прислонилась к отверстию, которое сделала в центре огромного зеркала, Мэри по-прежнему медленно приближалась к ней. Бобби подняла левую ногу и посмотрела на рану: из ступни торчал осколок размером с мизинец. Белый носок быстро превращался в красный. Стиснув зубы, она вытащила его — теперь на ковер капала ее собственная кровь.

Стена под ее плечом казалась странной на ощупь — слишком шаткой, чтобы быть стеной. Она была деревянной. Стены офиса не были сделаны из дерева. И вот тогда Бобби заметила очертания. Это была вовсе не стена, а дверь — небольшой люк, скрытый за зеркалом. Конечно! Еще один секретный проход или убежище священника — одна из легендарных «нор».

Что бы это ни было, это неважно. Со всей мочи Бобби надавила на скрытую панель, и она распахнулась вовнутрь. Пространство за дверью было темным как мгла, но Мэри была от него уже в нескольких сантиметрах. Окровавленная рука потянулась к лицу Бобби. Стараясь уклониться, она пригнулась и, набрав воздуха, протиснулась в отверстие.

Не обращая внимания на боль в ногах (которые теперь просто горели), Бобби протянула руку и захлопнула люк прямо перед лицом Мэри. Он защелкнулся, но Бобби понятия не имела, могли ли потайные двери остановить призраков. Облокотившись об нее, Бобби напрягла зрение в темноте. По краям панели просачивался слабый серый свет, и его было как раз достаточно, чтобы осознать, что она находилась на вершине лестницы, которая должна была куда-то привести. Это означало, что тайный проход был больше, чем просто убежищем, — он мог привести в любую часть школы.

В ней вспыхнула догадка. Должно быть, именно так, годы тому назад, Кентон Миллар перенес тело Мэри. Невозможно иметь потайной проход за зеркалом и не знать об этом. Она приняла решение. Ее единственным выходом было пойти вдоль прохода и молиться, чтобы он не был замурован за прошедшие десятилетия. Если она натолкнется на тупик, все будет кончено.

Бобби заковыляла вперед, каждый шаг приносил ногам жгучую боль. На своем пути она оставляла липкие, томатно-красные следы.

Лестница была крутой, скользкой и зябкой. С каждым болезненным шагом воздух становился все более затхлым, словно она спускалась в погреб. Бобби нащупывала дорогу, ведя рукой вдоль стены, в то время как тьма подбиралась все ближе. К тому времени, когда ее нога нашла ровную поверхность, она уже ничего не видела — это было почти так же, как снова находиться в ужасной бездне царства Мэри.

Раздающиеся эхом капли воды, падающие с потолка, — на сей раз настоящие — предполагали, что она была в замкнутом пространстве: туннеле или пещере — ничего похожего на функциональные проходы слуг. Огромное количество пройденных ступенек говорило о том, что она, скорее всего, находилась под школой.

Что-то проползло по ее ногам. Бобби закричала и откинула нечто, что издало злобный писк, прежде чем крошечные лапки убежали прочь. Проход кишел крысами — Бобби поёжилась и направилась в тень. Попытавшись бежать, но сумев только слабо прихрамывать, цепляясь за стены, Бобби надеялась, что в темноте не было ничего, что могло порезать ее ноги. Ох… погодите секунду…. Внезапно она расхохоталась. Было ли это на самом деле смешно или она впала в истерику? Так или иначе, злобный смех, который она испустила, был, по меньшей мере, жутким. Стоп. Ты должна сохранять хладнокровие. Продолжай идти.

Бобби замерла. Она прислонилась к стене, которая так глубоко внизу, была скользкой от сырости. Даже шум ее прерывистого тяжелого дыхания и стука зубов не помешал ей услышать нетвердые шаги, крадущиеся за ее спиной вниз по лестнице.

Это были не крысы…. На лестнице была Мэри.

Истеричный смех перешел в рыдания. Бобби оттолкнулась от стены и продолжила свой мучительный побег. По крайней мере, ледяной каменный тоннель некоторым образом вызвал онемение ее ног. Она пыталась идти на цыпочках, чтобы избежать давления на порезы ступней. Ковыляя так быстро, как только могла, Бобби даже не оглядывалась.

Мэри приближалась в темноте. Она не увидела бы ее, пока не почувствовала те пальцы.

Туннель казался бесконечным. Не было никаких поворотов, никаких углов — чернота простиралась вечность. Бобби подумала, не все ли уже кончено, и она попала в Ад — один бесконечный, черный туннель.

Пытаясь убежать, она начала хрипеть, дыхание стало частым и тяжелым. Остановившись на мгновение, она услышала шарканье ног позади себя. Слишком близко. Бобби побежала, вытянув вперед руки. Через несколько секунд ей показалось, что она увидела впереди кирпичную кладку. То, что она могла хоть что-то видеть, означало, что там был свет, попадающий в туннель. С новыми силами она ринулась вперед, но ее дух моментально поник: впереди был тупик. Нет, это был не тупик, это была стена. Стена с лестницей.

Бобби бросилась к ней и оглянулась через плечо. Если что-то и двигалось там по длинному коридору, оно было недостаточно близко, чтобы что-то разглядеть. Подняв голову вверх, она увидела, как через вентиляционное отверстие, расположенное в верхней части узкой шахты, просачивался свет. Выход. Словно в конце самой долгой ночи в ее жизни пробивался рассвет.

Лестница начиналась на уровне глаз. Она схватилась за мокрые скользкие деревянные ступеньки, казавшиеся покрытыми мхом и плесенью. Бобби боялась, что дерево сгнило, но оно оказалось достаточно крепким. Вцепившись в лестницу кончиками пальцев, она начала карабкаться наверх. Каждый раз, когда она пыталась переместить вес на ноги, тело пронзали уколы боли, так что Бобби старалась подтягивать себя вверх по лестнице, используя все силы, что были у нее в руках. Боль была адской, но ей ничего не оставалась, кроме как добраться до вентиляционного отверстия, чтобы, по меньшей мере, выбраться из туннеля и (она надеялась) на свежий воздух.

С нижней части лестницы послышались приближающиеся шаги, и в скудном свете Бобби уголком глаза увидела передвигающуюся тень. Она начала взбираться быстрее.

Ржавое вентиляционное отверстие над головой оказалось в пределах досягаемости, хотя только богу известно, что могло находиться на другой стороне. Бобби потянулась за последней ступенькой и с усилием поднялась.

Последовал противный треск, и ступенька проломилась в ее руке. Она отбросила ее, в поисках чего-нибудь, за что можно было ухватиться. На секунду перенеся вес на ноги, она взвыла от боли и непроизвольно отцепила руки.

Она упала. Упала быстро, как камень, падающий в колодец. Все, что она успела сделать — это приготовиться к приземлению. Конец был милосердно быстрым. С глухим стуком Бобби шлепнулась на пол, ее ноги (ее бедные ноги!) приняли основной удар. Сначала она была слишком потрясена, чтобы почувствовать боль. Она лежала навзничь, уставившись на шахту, моргая, как идиотка. Затем боль поразила ее по-настоящему. Если она думала, что изодранные ноги — плохо, то по сравнению с агонией, которая, словно лава, начала распространяться по лодыжкам, это был сущий пустяк.

Было так больно, что она не могла дышать. Не могла двигаться.

На щеку капнуло что-то теплое. Как слеза. А потом еще, и еще.

Кап, кап, кап.

На холодных каменных плитах Бобби могла достаточно двигаться, чтобы отклонить голову назад на дюйм.

Над ней стояла Мэри, кровь стекала с ее пальцев на лицо Бобби.

— Нет, — пробормотала Бобби. После всего, что ей удалось сделать. После такой усердной борьбы… все бесполезно.

Холодное бесстрастное лицо Мэри наклонилось к ее лицу. Бобби почувствовала поверхностное скрежещущее дыхание на своей коже, как будто легкие другой девушки были заполнены жидкостью.

— Пожалуйста… — умоляла она.

Влажная ледяная рука прикоснулась к ее щеке. Кровавая прядь волос слегка задела губы Бобби. Зловоние ее дыхания было невыносимым — будто все внутренности девушки сгнили. Бобби захныкала и попыталась вывернуться, но ее придавили; Мэри была прямо сверху нее, склоняясь к ней все ближе. Все, что Бобби могла сделать, — это закрыть глаза и ждать конца.