Это был странный день, сумасшедший. Грейси повесила телефонную трубку и стала постукивать кончиком ручки по отрывному блокноту. Сегодня она получила пять заказов от людей, присутствовавших на вечеринке по случаю помолвки Сесилии и Шейна, включая Рона Соренсена. Пять. И это был только понедельник.

Грейси не совсем понимала, почему она удивляется. Ведь она верила в свои способности кондитера. Пусть у нее нет профессионального образования повара-кондитера, но она работала как проклятая, совершенствуя свое ремесло. Когда она готовила торт для вечеринки Сесилии и Шейна, она думала только о том, как она любит своих друзей и как ей хочется сделать для них нечто особенное. Ей не приходило в голову, что она может найти на вечеринке новых клиентов. Подумай она об этом тогда, она бы предположила, что все эти чикагцы пользуются услугами какой-нибудь модной пекарни.

Грейси положила ручку и глубоко вздохнула. Предстояла огромная работа. Каждый из ее потенциальных клиентов желал получить торт замысловатой конструкции. Заказчики спрашивали про ее сайт и портфолио, меню продуктов для дегустации и ассортимент вкусов капкейков. В Ривайвле ни о чем подобном ее никогда не спрашивали, поскольку здесь все знали Грейси со дня ее рождения. И местные жители редко заказывали что-нибудь художественное. Она, конечно, готовила свадебные торты, но большинство жителей Ривайвла были консервативными и предпочитали традиционные торты, белые многоярусные, какие она могла бы делать даже с закрытыми глазами. А торты, которые ей заказали теперь, предназначались для высшего общества Чикаго, для сильных мира сего, среди которых вращались Шейн и Сесилия. Они ожидали чего-то великолепного и абсолютно безупречного. В голове Грейси со скоростью света вертелись идеи, а в желудке порхали бабочки от волнения.

До празднования дня рождения дочери Рона Соренсена оставалось три недели. Поразительно, его жене так понравился торт Грейси, что она отменила заказ на торт от другого кондитера. Грейси шумно выдохнула. Да, пять заказов за сорок восемь часов после приема – это много, но все же это всего лишь пять тортов. С доставкой в Чикаго придется повозиться, но это вполне реально. Работа обещает быть интересной, и, до того как она вернется к своей повседневной работе, у нее будет возможность проявить себя. В городе, где Грейси прожила всю жизнь, у нее никогда не было случая расправить крылья, и бо́льшую часть времени это ее устраивало. Она была счастлива.

Грейси нравилась ее жизнь. В Ривайвле она знала всех и все знали ее. У нее был свой небольшой бизнес, не требовавший напряжения. Она была занята работой, но без сумасшедшей нагрузки. И зарабатывала вполне прилично, достаточно, чтобы покрывать все расходы и еще откладывать некоторую сумму. У нее были друзья и Сэм, и Грейси их всех очень любила. Однако иногда она жалела, что не пустилась в какое-нибудь грандиозное приключение, о котором мечтала в детстве. Но жизнь Грейси сложилась иначе, а она была не из тех, кто ноет, особенно когда ей так повезло. И вот теперь эти заказы дадут ей шанс сделать что-то новое и будут своеобразным экзаменом ее мастерства, которое она отточила, но редко имела возможность по-настоящему использовать.

Грейси провела кончиком пальца по нижней губе, вспоминая, как Джеймс накрыл ее рот своим, как от его поцелуя каждая клеточка в ее теле словно ожила. Он бросил ей вызов. И испугал ее. Грейси очень не хотелось это признавать, но он был прав. Она в самом деле не могла им управлять. Он не вписывался в шаблон, который она для него заготовила. Мужчины, с которыми она встречалась, были пропитаны тестостероном, но они были как ванильные кексы со сливочной глазурью и посыпкой, которые она могла бы делать даже во сне. Грейси схватилась за край разделочного стола и глубоко вздохнула.

Неужели она предпочитает жизнь без опасностей? Грейси думала о приключениях, которые когда-то планировала, но которые так и не случились. Реальная жизнь распорядилась иначе, и все, что она намеревалась сделать, отошло на задний план. После школы Грейси не хотела поступать в обычный колледж. Она мечтала поехать учиться по специальной программе в Париж. Едва закончив школу, она стала работать вместе с мамой, которая для дополнительного заработка пекла на заказ. Кроме того, Грейси хваталась за любую случайную работу, с которой могла справиться, работала в двух или трех местах одновременно. Четыре года она вкалывала как проклятая, экономила каждый заработанный цент, пока не накопила достаточно, чтобы подать заявление на учебу, оплатить обучение и год жить в самом прекрасном городе на свете. Когда она получила извещение, что ее зачислили, ее переполняла радость. Но через две недели ее матери поставили диагноз рака груди в четвертой стадии. И Грейси так и не поехала туда, куда ее приняли, не воспользовалась своим правом. Более того, она даже не послала ответ. Все письма, приходившие из института, она выбрасывала не распечатывая. Она повернулась спиной к своей мечте и посвятила все свои силы уходу за мамой. Грейси обещала себе, что, когда маме станет лучше, она заново подаст заявку на обучение. Но ей приходилось платить за процедуры, которые не покрывала медицинская страховка, и ее сбережения медленно таяли. Ее матери так и не стало лучше. Грейси истратила остатки своих сбережений на похороны и отказалась от мечты поехать в Париж. Сэм пытался ее уговорить поехать, но даже если бы у нее не кончились деньги, она бы не оставила его одного. На три года младше нее, Сэм в то время заканчивал школу, он связался с дурной компанией и у него были большие неприятности. Так что Грейси должна была остаться и выполнить обещание, которое дала своей умирающей маме, – позаботиться, чтобы Сэм исправился. Она сдержала обещание и ни на миг не пожалела о своем решении.

Грейси покачала головой и выпрямилась. Потом подошла к профессиональной духовке и поставила переключатель температуры на сто восемьдесят градусов. Может быть, пришло время пуститься в небольшое приключение. Выйти из зоны комфорта и сделать что-нибудь новое. Поскольку это приключение не будет включать в себя профессора Джеймса Донована, придется ограничиться тортами для чикагского высшего общества.

– Ну значит, это и была та самая печально знаменитая Грейси? – спросила Джейн Конвей.

Она сидела напротив Джеймса за большим столом в центре своей кухни открытой планировки. На то, чтобы задать этот вопрос, ей понадобилось пять минут – наверное, это можно было считать мировым рекордом самообладания.

Джеймс с притворным ужасом посмотрел на свою лучшую подругу. Он познакомился с Джейн еще на первом курсе колледжа, и с тех самых пор все его попытки что-то от нее скрыть были безуспешными. Вскоре после его знакомства с Грейси Джейн, несмотря на его лучшие намерения, выведала о ней всю информацию и с тех пор не давала ему покоя. Все еще разгоряченный и потный после долгой пробежки, Джеймс отпил «Гаторейд» из бутылки, стараясь не вспоминать вкус губ Грейси. Это был импульсивный поступок, спровоцированный заявлениями Грейси, что он окажется никудышным в постели и что их поцелуи ничего не значили.

Джеймс вовсе не был тем пуританином, которым она его считала, и его так и подмывало развеять ее заблуждение. И вот теперь он за это расплачивался. Эта женщина отвлекала его именно так, как он и опасался. Временами, когда ему нужно было на чем-то сосредоточиться, он ловил себя на мысли, что вместо этого придумывает, что бы он с ней сделал. Как бы он заставил ее умолять. Выкрикивать его имя.

– Верните профессора на землю, пожалуйста.

Джейн щелкнула пальцами перед его носом и вырвала его из его мыслей.

– Черт возьми, я знала, что ты на нее запал, но не знала, что все настолько серьезно.

– Не понимаю, о чем это ты. Меня посетила мысль о деле Джейн Доу, над которым мы с тобой работаем.

Он не запал на Грейси, она просто… просто занимала его мысли.

Джейн усмехнулась.

– Вот как? И что же это за мысль?

Джеймс заморгал. Вдруг оказалось, что у него в голове пусто, он не продумал эту мысль дальше. И он винил в этом все ту же белокурую сирену. Джеймс и Джейн, будучи коллегами по университету, часто вместе давали консультации по делам. Недавно полиция Чикаго приглашала их помочь идентифицировать останки женщины, найденной в реке. Несколько деталей поставили их в тупик, и они вместе работали над решением загадки, что же случилось с той женщиной. Пойманный на вранье, Джеймс прочистил горло и сказал:

– Я все еще формулирую мою теорию.

Джейн фыркнула.

– Ну конечно.

Джеймс попытался сменить тему и заговорил об их дневной пробежке. Они бегали по вторникам во второй половине дня – этот ритуал сохранился у них еще с тех пор, когда они учились в колледже и снимали на двоих одну квартиру. Джейн была такой же ярой поборницей фитнеса, как сам Джеймс, и они по-прежнему пару раз в неделю тренировались вместе.

– Ты сегодня сократила время на минуту. Если дело пойдет такими темпами, ты без труда побьешь рекорд в марафоне.

Джейн достала из холодильника большую красную миску с фруктами. Ее винтажный дизайн напоминал Джеймсу ресторан пятидесятых годов. Джейн поставила миску на стол.

– Ты уходишь от ответа.

– А ты слишком любопытная, – парировал он.

Его спасло появление Энн, партнерши Джейн. Миниатюрная блондинка впорхнула в кухню.

– Кто это любопытный? – спросила она.

Джеймс улыбнулся.

– Твоя жена.

– Эй, ты обещала подождать меня! – Энн села на барный табурет рядом с Джеймсом и усмехнулась. – Грейси реально сексапильная, я тебя нисколько не виню за то, что ты в нее втюрился.

Джеймс ущипнул ее за руку.

– Мне в январе будет тридцать четыре года. Я не втюриваюсь в женщин.

Со стороны Джейн раздалось громкое фырканье.

– Я тебя умоляю, это же мы.

Джеймс огляделся по сторонам.

– Где мои крестницы?

– У их бабушек, – ответила Энн, потирая руки в возбужденном ликовании. – Они тебя не спасут.

«Проклятье!» У Джеймса не было ни малейшего желания обсуждать Грейси Робертс. Вот почему ему понадобились крестницы. Когда этим двум женщинам хочется что-то узнать, они становятся просто безжалостными, даже ЦРУ могло бы у них поучиться методам допроса. Он вздохнул со страдальческим выражением, которое, однако, ни на минуту не одурачило Джейн и Энн.

– В последний раз повторяю: между мной и Грейси ничего нет и никогда не будет.

«Несколько поцелуев – не в счет». Конечно, будь он умнее, он бы вообще ее не целовал. Джеймс всегда знал, что стоит ему к ней прикоснуться, как в нем проснется жадность.

– Не говори глупостей, – произнесла Джейн прагматичным тоном.

Джеймс покачал головой.

– Ты с ней даже не знакома!

– Вот именно, – заметила Энн. Она порылась в миске с фруктами и вытянула гроздь красного винограда. – Не думай, что мы не заметили, что ты держал ее от нас подальше.

– Я тебя умоляю, что я, по-твоему, должен был сделать? Потащить ее через весь зал и ни с того ни с сего познакомить с моими самыми близкими друзьями? Она же не моя девушка.

Джеймс схватил апельсин и стал его чистить, одновременно продумывая стратегию отступления. Джейн хитро посмотрела на Энн.

– Ты видела, как они весь вечер то и дело посматривали друг на друга?

Энн улыбнулась и энергично закивала головой. Было ясно, что они уже успели это обсудить.

– И делали это синхронно. Сначала он наблюдал за ней с задумчивым видом мистера Дарси, как он это умеет.

Джеймс нахмурился.

– Я вам не мистер Дарси.

Энн словно не слышала. Она сложила руки прямоугольником, изображая киноэкран.

– Потом он с невозмутимым видом отворачивался, и сразу же, как по волшебству, она переводила на него свои большие голубые глаза. – Энн прижала руку к груди и театрально вздохнула. – Это томление… Но лучше всего было, когда они смотрели друг на друга через комнату и их взгляды встречались. Какое напряжение! Какой огонь!

– Господи Иисусе! – Джеймс в досаде всплеснул руками. Ну да, возможно, он весь вечер слишком остро чувствовал ее присутствие, но они явно все преувеличивают. – Уж не смотрели ли вы заново все серии «Гордости и предубеждения»?

– Смотрели, но к делу это не относится. – Энн одарила Джейн широкой глуповатой улыбкой. – Ты помнишь те дни?

Джейн ответила ей точно такой же улыбкой.

– Очень хорошо помню.

Энн крутанулась на табурете.

– Понимаешь, мы уже сто лет вместе, и нам нужно через тебя почувствовать волнение новой любви.

Джеймс покачал головой.

– Ты что, снова под кайфом? В последний раз повторяю: никакой «новой любви» тут нет.

– Ну, – заметила Джейн, – значит, ты и та блондинистая булочка очень успешно притворялись, что вы без ума друг от друга.

Эти слова неприятно резанули Джеймсу слух.

– Не называй ее так.

– О-о-о, смотри, он ее защищает! – Энн захихикала, потом надула губки. – Наверное, это значит, что мне придется вычеркнуть ее из списка.

Джейн похлопала ее по руке.

– Дорогая, я тебе говорила, ты не можешь вносить в свой список реальных людей. Там могут быть только вымышленные персонажи и кинозвезды.

Джеймс почувствовал, что у него начинает болеть голова. Он озадаченно посмотрел поочередно на обеих женщин.

– Что еще за список?

Энн рассмеялась, запрокинув голову.

– Это то, чем занимаются постоянные пары вроде нас, чтобы поддерживать иллюзию, что мы еще можем спать с другими. Наверняка ты слышал про списки людей.

– Да, но… – Джеймс поперхнулся словами. – Ты не можешь включить в свой список Грейси!

– Ну да, я только что сказала то же самое, – напомнила Джейн.

Джеймс не понимал, что с ним творится. Почему он испытал совершенно нелепый укол ревности? Грейси – не лесбиянка, и у него есть угрозы посерьезнее, чем Энн.

Угрозы? Он нахмурился. Почему он вообще думает о ней в таком ключе? Грейси – не его женщина. Джеймс стиснул зубы. Вот почему он всегда старался держаться от нее подальше! Он поцеловал ее два раза, и уже этого хватило, чтобы он начал вести себя как дурак. Джеймс встряхнул головой, словно это могло избавить его от нежелательных мыслей.

– Я не собираюсь участвовать в этом разговоре.

Джейн вздохнула.

– Тогда объясни мне, в чем конкретно твоя проблема с этой женщиной? То есть я понимаю, тебе есть на что жаловаться: большие голубые глаза, белокурые кудри, смазливое личико.

– И не забудь еще про ее выпечку. – Энн издала такой звук, как будто ее вырвало. – Брр! Как ты можешь это выносить?

Джейн кивнула с самым серьезным видом.

– Правда, правда. Ты видел тот торт? Это было ужасно. От торта не осталось ни единого кусочка. Клянусь, я собственными глазами видела, как один конгрессмен вылизывал тарелку. Так что, знаешь, тебе лучше держаться от этой особы подальше.

Джеймсу не верилось, что его заставляют разговаривать об этом. Он возразил, стараясь говорить как можно спокойнее:

– То есть ты хочешь сказать, что сочетание красивой внешности и умения вкусно готовить – идеал женщины? Кажется, это несколько противоречит твоему воинственному феминизму.

Энн одобрительно кивнула.

– Неплохо. Но только никаких сигар.

Джейн закатила глаза.

– Может, тебе удалось найти удобный предлог не знакомить нас с ней, но мы все равно за ней следили.

– Что было довольно легко, должна добавить, – сказала Энн.

– Да, мы знаем, что она тебе нравится, – с усмешкой сказала Джейн. – Но она принадлежит Джеймсу.

«Да. Нет. Да». Черт возьми, чтобы прояснить мозги, ему понадобится еще одна пробежка. Или, может быть, Джеймс пойдет подтягиваться, когда уйдет отсюда.

Джейн снова повернулась к нему.

– Вернемся к делу. Любому дураку ясно, что она теплая, притягательная личность. К плохим люди не тянутся.

– Ха! – Джеймс фыркнул. – Это ты никогда не видела ее рядом со мной. Она меня ненавидит.

– Вот видите! – Энн показала пальцем на Джеймса. – Вот почему я лесбиянка. Мужчины такие тупые.

Джеймс изогнул бровь.

– Из-за меня? Ты лесбиянка из-за меня?

Энн наморщила хорошенький маленький носик.

– Ну, и еще из-за того, что мне не очень-то нравится член.

Джейн, которая в это время пила воду, поперхнулась и расхохоталась. Джеймс не мог не засмеяться вместе с ней. Вот за что он их любил. Рядом с ними трудно было воспринимать жизнь слишком серьезно. А это ему иногда необходимо, как верно подметила Джейн, когда они только познакомились.

Когда смех умолк, Джейн вздохнула.

– Ох, Джеймс, тебе еще так много предстоит узнать о женщинах – еще учиться и учиться.

– Я знаю о женщинах достаточно много, – возразил он.

Только Грейси ставила его в тупик. А с остальными представительницами женского пола у него дела шли весьма неплохо.

Энн сложила ладони рупором вокруг рта и крикнула:

– Дурак, ты ей нравишься!

Вот чего они не понимали. Он ей не нравился. То есть, может, она чувствовала к нему влечение, но он ей не нравился.

– Ты ошибаешься.

Джейн начала было что-то говорить, но Джеймс поднял руку, заставляя ее молчать.

– Давайте чисто ради спора предположим, что вы правы. Какое это имеет значение? Мы абсолютно несовместимы.

Энн быстро покосилась на Джейн, потом пожала плечами.

– Про нас с Джейн говорили, что между нами нет ничего общего.

– У вас разное происхождение, это не то же самое, – возразил Джеймс.

Джейн родилась в состоятельной консервативной семье, которая категорически отказалась от нее, когда она влюбилась в Энн. А Энн в этом смысле была полной ее противоположностью – она была из семьи хиппи, и ее родные приняли Джейн в семью как родную.

Джейн медленно кивнула, на ее лице появилось хорошо знакомое Джеймсу выражение участия.

– А-а, я поняла, в чем дело.

Джеймс застыл. Они что, считают его глупцом? Считают, что он об этом не думал? Он рассмотрел собственное влечение с самых разных сторон – и не увидел смысла идти на поводу у химии, которая медленно бурлила под самой поверхностью с того момента, когда они с Грейси впервые увидели друг друга, а теперь дошла до точки кипения. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Здесь нечего обсуждать. У нас нет ничего общего. И я вас уверяю, в списке ее любимых людей я занимаю последнее место.

– И то, что она напоминает тебе девушек из команды болельщиц, которые в школе не обращали на тебя внимания, тут совершенно ни при чем, – мягко, без тени насмешки в голосе, сказала Джейн.

– Не говори ерунду!

Да, подростком Джеймс был очень неуверен в себе, но те времена остались далеко позади. Он победил свое прошлое и похоронил того мальчишку, каким когда-то был. И ему пришлось напомнить об этом Джейн.

– Я встречался со множеством красивых женщин.

– Да, но она от них отличается, не так ли? – не унималась Джейн. – Тебе нравятся женщины сдержанные и изысканные. Мягкие и уступчивые.

Джеймс стиснул зубы так сильно, что на щеке задергался мускул. Из уст Джейн это звучало как нечто очень скучное, возможно, так оно и было, но дискуссия по этому пункту не пошла бы на пользу его общей идее, и Джеймс не собирался втягиваться в нелогичный спор.

– Вот именно. А ей нравятся мужчины вроде Эвана. Отсюда и следует вывод о нашей несовместимости.

– Вот уж никогда бы не подумала. Эвана она вообще не замечала. – При желании Джейн могла быть совершенно беспощадной, и сегодня был тот самый случай. – А вот от тебя она не могла глаз отвести.

Энн положила руку на его предплечье и улыбнулась самой милой улыбкой.

– Если мы не хотим с тобой спать, это еще не значит, что большинство женщин тоже не хотят. Кажется, ты все еще не замечаешь, как женщины на тебя смотрят.

– Ради бога! – Джеймс в досаде взлохматил пятерней волосы. – Я что, шестнадцатилетний подросток? Я это знаю, я же не идиот. Я хорошо вижу влечение. Но влечение и совместимость – разные вещи.

Джейн прищурилась и смерила его взглядом с головы до ног.

– Тогда почему ты не ходишь на свидания? Та хорошенькая брюнетка, профессор психиатрии, уже несколько месяцев пытается добиться твоего внимания.

Джеймс резко выпрямился и нахмурился. Да, это хороший вопрос. Действительно, почему? Элисон Бенсон – как раз в его вкусе. Умная, красивая, дружелюбная и занимается триатлоном. Он знал причину – причина была в Ривайвле, штат Иллинойс, и мучила его издалека.